Бей первой, леди! Казанцев Кирилл
— Катались, — сказал Макс, почти не приврав при этом. Господин заместитель, если пожелает, может пойти и лично проверить спидометр «Мазды», сверить с утренними показателями и убедиться в истинности слов Еланского. А что машина почти пять часов у мотеля простояла, так это не его ума дело.
— Где катались? — не отставал Рогожский, он снова подошел вплотную и только что не принюхивался, точно чувствовал, как что-то изменилось, но что именно — угадать не мог, хоть и старался. И от этого зверел все больше, побледнел, вытащил руки из карманов и заложил их за спину, смотрел на Макса в упор, точно мысли его силился прочитать, да зря старался, по телепатии у Рогожского была твердая «двойка».
— Ты у нее сам спроси, — предложил начальству Макс, — мне что сказали, я то и делал. Все строго по должностной инструкции. Не нравится — увольняй.
Тут Рогожский с собой малость не совладал, его аж перекосило от бешенства, он уже и рот открыл, но сдержался и даже отошел в сторонку, давая понять, что инцидент исчерпан. Макс, ни слова не говоря, развернулся и пошел по коридору к лестнице, на площадке чуть сбавил шаг, глянул влево. Дальняя дверь по коридору открыта настежь, у нее стоит Левицкая, повернув голову в сторону лестницы. Заметила Макса и шагнула внутрь, закрыв за собой дверь, даже не поинтересовалась Юлькиным самочувствием или чем там в таких случаях принято интересоваться. Впрочем, ей сейчас все доложат, Рогожский уже чешет к ней по коридору почти что строевым шагом.
Ждать, пока заместитель вдовы окажется поблизости, Макс не стал, сбежал по ступенькам вниз и вышел из дома, пошел к себе. Было уже темно и довольно поздно, сосны махали ветками и сердито шумели под ветром, небо заволокло еще гуще, тучи, казалось, касаются макушек деревьев. В комнате Макс включать свет не стал, улегся на кровать и едва не заснул под шум ветра. Но опомнился, достал новый мобильник и набрал единственный номер, что был забит в память. Юлька ответила сразу, причем говорила очень тихо, и фоном к ее голосу, как показалось Максу, была вода, что бежала из кранов.
— Все нормально, — сказала девушка, — он ко мне даже не подходил и ни о чем не спрашивал. Левицкой на меня тоже наплевать. — При этом Юлька улыбнулась, и Макс точно увидел ее перед собой. И сам почувствовал, как тревога и неизвестность чуть отпустили, тоже улыбнулся и сказал строгим голосом:
— Отлично. Сиди в комнате, никуда не выходи, жди звонка. Часа через три или даже позже я скажу, что тебе делать. Сегодня все закончится.
Не врал при этом, не сочинял сказки, не рисовался перед девушкой, он просто знал, что так и будет. Сегодня, потому что завтра уже поздно, что Рогожский и вдова на грани, что они тоже ситуацию видят и ходы считают, им обоим понятно, куда подевался ключ. Правда, оба пока считают, что Юлька стащила его из вредности, и не догадываются, что он давно в чужих руках.
Макс достал ключ из кармана джинсов, покрутил в пальцах, подкинул на ладони. Довольно тяжелый и весь какой-то колючий, что ли, сразу видно, что не штамповка, а ручная работа. И сейчас это для них с Юлькой золотой ключик, что откроет им дверь к свободе: ей — за границу, а ему — в квартиру с соседкой-алкоголичкой.
Макс глянул на часы, потом включил на телефоне будильник: он должен сработать через три часа. Ночь — лучшее время, чтобы провернуть что затеял, а перед этим можно и поспать, ибо выдохся за сегодняшний день он изрядно. Макс положил мобильник и ключ на тумбочку у кровати и моментально заснул под далекий глухой гром — к поселку снова шла ночная гроза.
И к полуночи она только разыгралась, только вошла во вкус, гремело так, что закладывало уши. Макс и проснулся-то от вспышки молнии за пару минут до звонка будильника, сел на кровати и глянул в окно. Темно, тихо, только всполохи сверкают да гром грохочет, дождя, вроде, пока нет. И время самое подходящее, час ночи, пора на выход. Он проверил карманы и содержимое небольшого рюкзака, что собрал, как только вернулся, и вышел на крыльцо.
Особо осторожничать не пришлось: погода, что называется, благоприятствовала. В мешанине теней, что падали на дорожки и крыльцо у дома, Макса разглядеть было мудрено. Он и бежал, стараясь не попасть в пятно света, пусть даже небольшое, жался к стенам и стволам сосен и скоро оказался напротив входа в дом. Отсюда отлично просматривался пустой холл и уходившая вверх беломраморная лестница, виднелась дверь в дальней стене, которую почти закрывали раскидистые кусты и деревца в кадках, расставленных вдоль стен. Макс ждал, смотрел то на часы, то на Юлькино окно — оно было темным, но Макс знал, что девушка не спит. Ждет, а ждать — это всегда невыносимо, нет ничего на свете хуже ожидания, особенно когда от тебя ничего не зависит. Ну, им обоим мучиться недолго осталось.
Макс вытащил из кармана заранее припасенный увесистый камешек, примерился и швырнул его в ближайший к крыльцу фонарь. Промазал, достал второй, взял левее, и снова случился перелет. Тогда Макс дислокацию сменил, перебежал к сосне, что росла поближе, достал еще один снаряд, метнул и попал. Плафон разлетелся вдребезги, а вместе с ним и лампа, в углу под домом сразу стало темно, Макс ринулся туда, добежал до стены и вжался в нее спиной, перевел дух. Прислушался — все в порядке, охранники заметили неладное и уже топают сюда, вернее, топает. Один, с недовольной рожей, что хорошо заметно даже в полумраке, вышел на крыльцо, осмотрелся и двинул к фонарю. Пока он там соображал, что бы это значило, пока трогал пальцем осколки, Макс прошмыгнул у него за спиной, оказался в холле и вдоль по стеночке, путаясь в ветках кустов, пошел к той самой двери, за которой и помещался пульт наблюдения за домом.
Шел-шел, да не дошел, остановился в двух шагах от двери, прослушал приглушенные голоса из-за нее, дождался, когда выйдет посланный на разведку охранник. Тот постоял, покрутил головой в темноте, осмотрел осколки, поднял и отбросил кстати оказавшуюся поблизости сосновую ветку и убрался обратно в помещение. Макс проскочил мимо двери и оказался в самом углу. Здесь на стене помещался электрощиток, куда Макс и стремился. Он открыл дверцу, мельком осмотрел ряд автоматов, насчитал девять штук и вырубил их в два взмаха. Глухие щелчки, тонкое гудение, тишина и темнота, да такая, что ни черта не видно. Разом вырубился и свет в доме, и фонарики во дворе, и холодильники, и камеры наблюдения, дом ослеп и оглох.
Макс закрыл дверцу и мигом убрался куда подальше, ринулся в густые заросли и затаился там, и на этот раз ждать долго не пришлось. Охранники ломанулись из двери толпой, и ни один не догадался захватить фонарик, зато мобильники были у каждого. Неверное сине-белое свечение, мельтешение черных фигур, мат, топот — Макс заставку к главному действию пропустил, пулей метнулся в комнату, на ходу нашаривая в кармане маленький фонарик. Нашел, включил и мигом нашел что искал — розетку над плинтусом. Вогнал с размаха в нее гвоздь и тут же вылетел из каморки, успев в последний момент разминуться с кем-то из охранников. Разошлись как самолеты, что шли по одному курсу: Макс шарахнулся в кусты, охранник пролетел мимо. Кажется, он человека и не заметил или принял его за одного из своих, тоже одетого в темное, и значения встрече не придал. Макс присел за здоровенным вазоном, в котором росло самое большое и кривое дерево, и ждал.
Охранники, надо отдать им должное, суетились недолго, быстро сообразили, что делать и куда бежать, и скоро самый догадливый уже открывал щиток. Макс слышал, как щелкают, включаясь, автоматы. Один, два, три, пять, семь — свет появился сначала наверху, потом в саду, потом ничего не изменилось, потом включился фонарь над воротами, а потом из комнаты раздался треск, шипение, завоняло горелой пластмассой, потом сухо и громко щелкнуло, и снова стало темно, только за дверью в комнату что-то продолжало светиться синим.
Охранники скопом бросились туда, кто-то влетел первым, увидел сноп искр, еще бивший из розетки, шарахнулся назад, был послан, но скоро все закончилось. Проводка качественно и надежно сгорела во всем доме, камеры выключились, путь свободен. Макс выбрался из укрытия и, почти не скрываясь, побежал наверх, чуть притормозив на площадке. Глаза уже малость привыкли к темноте, Макс покрутил головой по сторонам, глянул на дверь в Юлькину комнату в дальнем конце коридора и повернул налево. Добежал до последней, взялся за ручку, и дверь легко открылась ему навстречу. Правильно, от кого тут запирать, когда все свои, он другого и не ждал. Снизу донесся рык Рогожского, Макс оглянулся — ему почему-то показалось, что тот идет сюда, но никого не заметил. Нет, тут заместителю вдовы делать нечего, у него сейчас других забот полон рот, но все равно надо поторапливаться. Рогожский быстро сообразит, что тут нечисто, учинит дознание, и к этому моменту лучше оказаться подальше отсюда. Макс вошел в кабинет Левицкой и закрыл за собой дверь.
И сразу же бросился к столу с монитором, пригнулся, подлез под столешницу и открыл дверь, как раньше казалось, тумбочки из светлого дерева. А за ней обнаружилась дверца из темного металла — сейф находился там, где и сказала Юлька. И ключик к нему имелся, и повернулся он легко, и толстая тяжелая дверка распахнулась точно сама собой. Макс ухватил фонарик зубами и принялся перебирать содержимое.
Первым делом в глаза бросилось множество разноцветных бархатных коробочек, они стояли вдоль стен одна на другой и образовывали что-то вроде поленницы. Коробочек было штук двадцать, Макс открыл одну, обнаружил внутри огромный цветок с лепестками из разноцветных камней, самый большой был в центре, а вся конструкция крепилась на толстой золотой цепи. Камни сверкнули так, что аж глаза заслезились. Макс закрыл футляр, положил на место и потянулся к кобуре из темной кожи. Не пустой, как Юлька и предупреждала, внутри обнаружился небольшой тяжелый пистолет с коротким стволом, от него пахло порохом и смазкой, в кармане кобуры торчал запасной магазин, полный, из девяти патронов. «Серьезная игрушка». Макс отложил кобуру и добрался наконец до бумаг. Они лежали на дне, и довольно толстая пачка, в обычной прозрачной пластиковой папке с кнопкой. Макс вытащил ее, открыл и принялся перебирать наскоро, читая только заголовки документов. Договор, еще один, расписка в получении денег, подписанная Левицкой и ее адвокатом, незабвенным Борисычем, его же отчет о проделанной работе, еще договор, Юлькин паспорт, даже два: внутренний и заграничный. Макс просмотрел оба, задержался на одном — в нем красовалась пятилетняя швейцарская виза, и срок ее истекал через два года. Ну, хоть с этим все нормально, у Юльки проблем с выездом из страны не будет и с въездом тоже. Он убрал паспорта в карман рюкзака и принялся рыть дальше.
Доверенность лежала самой последней, как и полагается по закону подлости, да еще и свернутая пополам. Макс расправил лист, быстро прочел, убедился, что нашел то, что искал, отложил бумагу в сторону и принялся наводить порядок в сейфе. Сложил все как было, сверху придавил бумаги кобурой, расставил коробочки с драгоценностями и только взялся за доверенность, чтобы убрать ее, как в коридоре послышались шаги. Макс замер на месте, выключил фонарик и полез под стол — шаги затихли, кто-то остановился напротив двери. Постоял, потом взялся за ручку, потянул на себя, дверь открылась, и в кабинет вошла Левицкая. Макс едва успел прикрыть дверцу сейфа и тумбочки, сунул доверенность под футболку и пролез под столом почти до самого конца, замер там, стараясь дышать через раз. А вдова прошла мимо него, налетела в темноте на кресло, чертыхнулась и плюхнулась на сиденье. При этом раздался странный стук, довольно громкий и гулкий, как стучит о дерево толстое стекло. Макс прислушался и понял: точно, вдова притащила с собой бутылку и только что приложилась из горлышка, сделала, судя по звукам, хороший глоток, выдохнула, прокашлялась и с силой пнула сейф острым носком туфли.
— Сука. Сучье отродье, дрянь, гадина, — вдова пинала открытый сейф, — тварь, мерзавка. Надо было давно ей башку свернуть, а я пожалела! Дура, жалостливая дура.
Она отхлебнула еще немного, врезала по сейфу и успокоилась, Макс слышал тонкий, еле уловимый писк — вдова жала кнопки на мобильнике.
— Привет, ворюга, — произнесла она абсолютно трезвым голосом, — привет, сволочь. Как ты там, не сдох еще? Искренне сожалею, Миша, а я уж венок тебе купила… Что? Деньгами предпочитаешь? Да мне похеру, что там предпочитаешь, моего банка тебе не видать. Понял, сволочь? Повтори, кому сказано…
Она визжала что-то еще, колотила бутылкой по столу, Макс сидел на полу, зажав рот, и боялся вздохнуть лишний раз. Левицкая поорала еще немного и успокоилась, бросила на стол мобильник так, что он пролетел над головой Макса через всю столешницу, и принялась возить бутылкой по столу.
— Чертова маленькая сучка, когда ж ты подохнешь, когда я смогу жить как человек, — бормотала вдова, опустошая емкость. По звукам, что доносились сверху, Макс догадывался, что бутылка уже почти пустая и что ждать ему осталось недолго — скоро вдова напьется и устанет. Лишь бы прямо здесь не заснула, хотя какая разница, можно и здесь, главное, чтобы свет не зажегся — вот что волнует больше всего. Рогожский внизу, поди, рвет и мечет, гвоздь давно обнаружен, и кто-то наверняка уже в город за новыми автоматами погнал, но это время…
Вдова снова пнула дверцу сейфа, выругалась так, что Макс решил эту фразу запомнить, чтобы блеснуть при случае, поднялась на ноги и немедленно оступилась. Одна туфля на небольшом каблуке оказалась на полу, вдова оттолкнула ее, сняла вторую и поковыляла к двери босиком. Та открылась ей навстречу, на пол упало желтое пятно света, и Макс услышал Рогожского:
— Вот ты где, я тебя искал…. Лена, ну сколько можно, зачем ты столько выпила, завтра трудный день…
— Плевать мне, — спокойно заявила вдова, — Волошин ничего не получит, и он сам прекрасно это знает, вот и бесится. Пока доверенность у меня, волноваться не о чем. Ты о другом думай, неделя осталась…
Неделя. Все верно, до Юлькиного дня рождения осталась неделя, Левицкая уже ждет не дождется. «Зачем я ей?» — в сотый раз подумал Макс, дождался, когда закроется дверь и стихнут шаги по коридору, и вылез из-под стола. Первым делом закрыл сейф, положил ключ под коврик для мыши, потом взял брошенный вдовой мобильник. Подумал, что еще одну проблему можно решить немедленно, а не как планировал, — уехать с Юлькой в Москву и найти Волошина там, а тут такой случай, что упускать грех. Макс нашел в телефонной книге последний набранный номер и нажал вызов.
Не отвечали долго, Макс решил уже отбиться и вернуться к первоначальному плану, когда гудки оборвались, и трубка заговорила голосом уставшего и злого мужика:
— Ну что тебе еще, вдовушка моя? Не наиграешься никак, али климакс обострился? Уймись, дурочка, я ж тебя все равно достану…
— Не стоит беспокоиться, — оборвал его Макс, — я думаю, что все решится в вашу пользу, и решится скоро.
В трубке стало так тихо, что было слышно, как пищит залетевший в дом комар.
— Простите, — пришел в себя Волошин, — с кем я говорю? Мне звонили с номера госпожи…
— Левицкой. Все верно, я ее… представитель. Она просила передать, что готова завтра встретиться с вами, чтобы передать вам весьма ценную для вас вещь. Но у нее будет ряд условий…
Волошин помолчал, приходя в себя, но собрался и ответил уже спокойным и деловым голосом:
— Я вас понял. А что, она сама не могла мне это сказать? Она звонила недавно…
— Она собиралась, но ей было… затруднительно. Она попросила меня.
— Понятно, — в голосе Волошина появилось ехидство, — Леночка, когда пьет, не может сама остановиться, ей внешний тормоз нужен. Ничего, к утру она будет как огурчик, вот увидите. Я приеду, но мои условия вам должны быть известны.
— Разумеется, — сказал Макс, даже не представляя, о чем может идти речь, — но у нас встречные. Вас они устроят, не сомневайтесь.
— Посмотрим, — протянул Волошин, — завтра в «Дворике», жду вас в полдень. Жду полчаса, не приедете — ваши проблемы. Больше встречаться я с вами не буду.
— Приедем, — сказал Макс, — это в наших интересах.
И нажал «отбой», припоминая, что это за «Дворик» такой. И вспомнил, что это название довольно дорогого по местным меркам, но реально приличного заведения в хорошем районе города, в центре, напротив старой церкви. Завтра в полдень… значит, так тому и быть, он приедет.
Макс положил телефон на край стола, вышел из кабинета и побежал по коридору. Добрался до площадки, глянул по сторонам и двинулся влево, к двери в Юлькину комнату. Та точно сквозь стену видела, сразу открыла, едва он оказался рядом, втащила к себе, щелкнула замком.
— Все нормально. — Макс достал из-под футболки доверенность, аккуратно ее сложил и убрал в рюкзак, отдал Юльке ее паспорта. И едва удержался на ногах: девушка повисла у него на шее, только что не визжала от радости, и целовала так, что он почувствовал, что еще немного — и далеко им не уйти. Кое-как оторвал Юльку от себя, прикрикнул шепотом, и та притихла, перекинула ремень набитой сумки через плечо и следом за Максом вышла в коридор.
— Все взяла? — спросил он на ходу, и Юлька шепотом сказала:
— Да, все. Даже карточку к отцовскому счету. Он сделал мне вторую, чтобы я могла пользоваться, Левицкая о ней не знает. Правда, там стоит лимит, но если ты решишь поехать со мной, на два билета хватит.
— Я не поеду, — оборвал ее Макс, — мне там делать нечего. Отвезу тебя, как договаривались, в аэропорт. Сама доберешься, не маленькая.
Расположение дома оба знали отлично, поэтому одновременно пробежали мимо лестницы, свернули и оказались у второго выхода, обычного, служебного, которым пользовалась прислуга. Сбежали вниз, выскочили на улицу и в полной темноте под шум сосен и грохот с неба, прижимаясь к стенке, побежали к воротам. Обесточенный замок не работал, калитка легко открылась, кто-то выглянул из темной будки, но беглецы были уже далеко. Макс держал Юльку за руку, тащил за собой, и только они пробежали мимо пруда, как с неба хлынул дождь. Прямой, отвесный, сильный, он не оставил ни единого шанса, оба вмиг вымокли до нитки. Юлька уронила с носа очки, наступила на них, те хрустнули у нее под подошвой, но Макс уже тащил ее дальше. Пока дом обесточен, искать их никто не будет, сообразят только утром, когда они будут далеко. Вернее, в полдень, как только Волошин получит вожделенную доверенность и обрушит на вдову неопровержимое доказательство ее мошенничества. После этого о Юльке и Максе Еланском никто и не вспомнит.
Добежали до будки охраны на входе, пролезли между прутьями ворот, никого не побеспокоив, и рванули дальше, по ровной и блестящей от дождя дороге.
— Не могу больше! — Юлька остановилась, переводя дух. Макс тоже сбавил ход, помотал мокрой головой, разбрасывая брызги. Юлька выглядела потрясающе — в мокрой футболке, в штанах в облипку, хвост на затылке намок и висел у нее на плечах тяжким грузом. Полыхнула зарница, осветила девушку с ног до головы, выхватила ее всю из темноты, как фотовспышка. И тут же тяжко громыхнуло, над деревьями прокатился низкий гул, Юлька кинулась к Максу, вцепилась в него обеими руками, точно это помогало ей не бояться грозы.
— Трусиха, — Макс поцеловал ее на ходу, — как же ты одна в Швейцарию полетишь?
Юлька не ответила, она подняла лицо к небу и принялась выжимать воду из волос.
Гроза уходила, гремела уже поодаль, когда они выбрались к шоссе. Попутку удалось поймать быстро, над ними сжалился водитель грузовой «Газели», пустил их, мокрых и замерзших, в салон и высадил у той самой «Арии», даже денег не взял, да еще и фарами помигал на прощание.
Тетенька на «ресепшен» еще не успела смениться и сделала вид, что не узнала их, и дала ключ от той же самой комнаты. Юлька ворвалась в нее первая, принялась стягивать с себя мокрую одежду и первой же закрылась в ванной, откуда вышла минут через пятнадцать, завернутая в полотенце.
— Твоя очередь. — Она боком проскользнула в комнату, пропуская Макса вперед, и он долго стоял под струями горячей воды, успокаивался, переводил дух и в который раз повторял мысленно алгоритм завтрашнего дня. Днем встреча с Волошиным, а Юлька подождет его здесь, безопаснее места сейчас не найти, потом они на попутках едут в Москву, там он везет ее в Шереметьево, и они расстаются. Навсегда. Расстаются, чтобы больше не встретиться. Ничего, это нормально, у каждого из них своя жизнь, своя дорожка, своя судьба. Через неделю Юльке исполнится двадцать пять, а еще через месяц она забудет Макса Еланского, и правильно сделает. Он на ее месте поступил бы так же.
Когда Макс вышел из душа, девушка уже спала, отвернувшись к стене и закутавшись в одеяло. Окно в номере, оказывается, плохо закрывалось, и из него ощутимо сквозило, а вчера они этого и не заметили. Макс улегся, закрыл глаза и только начал засыпать, как послышался шорох, кровать под ним прогнулась, и Юлька улеглась рядом, обняла, боднула в висок.
— Ты спишь? — невинным голоском спросила она. Макс сделал вид, что не слышит, Юлька приподнялась, всмотрелась в его лицо. Он рывком сел, обхватил девушку, повернул и оказался сверху.
— Сплю, — сказал он, убирая ей волосы с лица, — крепко сплю и вижу сон. И надеюсь, что проснусь не скоро.
Так оно и вышло, проснуться, вернее, заснуть ненадолго им удалось уже на рассвете, когда из мотеля начали разъезжаться первые постояльцы.
Глава 5
«Дворик» открывал свои резные, «под старину», двери, а заодно и окна ровно в одиннадцать утра, приглашая желающих на бизнес-ланч. Желающих не находилось, что объяснимо: место было пафосное до невозможности, цены тут ломили безбожные, и местные жители обходили «Дворик» стороной. Существовал он за счет туристов, в том числе и иностранных, залетевших полюбоваться старинной архитектурой, представленной единственной уцелевшей церковью и фрагментом крепостной стены. Наведывались в ресторан, удачно расположенный в центре города, и москвичи, что следовали через город проездом к своим дачам.
Макс пришел через сорок пять минут после открытия и был встречен до безобразия любезным официантом, рослым белобрысым юношей лет двадцати. Парень проводил Макса к столику, принес меню и отошел на почтительное расстояние, чтобы не мешать выбору.
Макс сделал вид, что сосредоточился на блюдах, а сам поминутно поглядывал на часы. Волошин должен появиться через десять минут, надо как-то занять их, и придется заказывать немыслимую по цене еду — в обычное время ему бы этих денег хватило на неделю.
Официант подлетел, едва Макс отодвинул от себя меню, записал заказ, повторил, махнул длинной светлой челкой, падавшей на глаза, и торопливо удалился, оставив Макса в полном одиночестве. Кроме него, желающих отобедать в «Дворике» не оказалось, и он малость неловко чувствовал себя в пустом зале. Впрочем, недолго — в ресторан ввалилась группа то ли китайских, то ли японских туристов, шумные, горластые, как стая сорок, они сбились в специально отведенный для них угол и загалдели, защелкали затворами фотоаппаратов, фотографируясь в обнимку с чучелом медведя. Пока Макс разглядывал радостную толпу узкоглазых путешественников, ему принесли обед — затейливо украшенный салат из редиски с помидорами, крохотную миску супа и наструганные ломтики куриного филе под каким-то соусом. Напитки предлагались за отдельную плату, Макс ничего заказывать не стал и сосредоточился на одном — как бы не слопать весь обед за пару минут. Снова глянул на часы — ровно полдень, Волошина нет, а ведь обещал, даже клялся, что приедет. Странно, это в первую очередь ему нужно, может, вдова, протрезвев, снова звонила ему или он ей, чтобы уточнить детали, и Левицкая послала его куда подальше. Ну, если так, то дело поправимо, Волошина он найдет в Москве, возможно, уже завтра. Какая разница: днем раньше, днем позже — Левицкой должно быть все равно, ей уже не уйти от ответа.
Макс, медленно и тщательно пережевывая пищу, разделался с салатом, отвратительной смесью сырых овощей и горстки зелени, и приступил к первому блюду, когда в зале появился новый человек. Довольно высокий, плотный, с упругим брюшком, что торчало под безупречным серым костюмом, с аккуратной бородкой, в золотых очках, он вошел совершенно по-хозяйски, мановением руки пресек попытку официанта предложить ему столик и первым делом оглядел зал. «Он? Не он? Черт их, банкиров, разберет». Макс сделал вид, что поглощен супом, смотрел строго в миску, где плавала вареная морковка и еще что-то донельзя диетическое и полезное, на вошедшего вообще не обращал внимания, точно не замечал его. Сам украдкой глянул на часы — первый час, опоздал господин Волошин, или, правильнее сказать, задержался. А тот тоже посмотрел на часы, заметно расстроился и позволил официанту увести себя к столику у окна, подальше и от интуристов, и от Макса.
А тот неторопливо ел суп, стараясь не замечать его вкус, чуть подвинул пузатый бокал, что стоял перед ним, и теперь смотрел на его выпуклый бок, где отражалось все, что происходило позади. Волошин вольготно расселся на диванчике, расстегнул пиджак и читал меню. Официант бдил неподалеку, Макс одним движением смел с тарелки куриные ломтики, проглотил и поднялся из-за стола, направился в коридор.
Там его настиг белобрысый официант, Макс понял того с полуслова: достал деньги, отдал, что причиталось по счету, и даже немного сверху, потом придержал рванувшегося бежать юношу за рукав белой рубашки и сказал:
— Есть дело. Отойдем. Где тут поговорить можно?
Парень попался сообразительный, отвел Макса к окну, украшенному резными наличниками опять же под столь любимую иностранцами русскую старину, и спросил:
— Что делать надо?
Макс, подивившись такой расторопности, достал из нагрудного кармана рубашки вдвое сложенный заклеенный конверт без надписей и показал его официанту:
— Вот это надо отдать человеку, что сидит у окна. Подойдешь, спросишь господина Волошина Михаила. Если это он, отдашь ему конверт и уходишь. На все вопросы отвечаешь одно: ничего не знаю, просили передать. Кто просил — сразу ушел, я его впервые видел. Сделаешь — денег заработаешь. Давай, я тебя тут жду.
Повторять не было нужды, юный халдей усваивал все на лету. Забрал у Макса конверт и двинул в зал, подошел, остановившись на почтительном расстоянии от важного дяди в сером костюме, переговорил и положил конверт на стол. Макс все это прекрасно видел из-за стеклянной двери, наполовину закрытой расписной «под хохлому» шторой, он чуть отодвинул ткань и наблюдал за Волошиным. Тот осторожно взял конверт, открыл его, вытащил доверенность и обалдел: по-другому назвать выражение его лица было бы затруднительно. Волошин едва очки в тарелку не уронил, стащил их, неаккуратно бросил на стол и вцепился в доверенность обеими руками. Прочитал наскоро, осмотрел зал, снова уставился в бумагу, потом снова оглянулся. Предсказуемо подозвал официанта, и Макс видел, как парень старательно мотает головой, отрабатывая легенду — не знаю, впервые видел, сразу ушел, чего еще изволите…
У Волошина враз пропал аппетит, он даже отодвинул тарелку и все крутил в руках конверт и саму доверенность, все оглядывался, даже на потолок зачем-то посмотрел, точно бумага оттуда свалилась. Официант потихоньку смылся, выскочил в коридор и подошел к Максу.
— Он, — сказал парень, — Волошин Михаил. Обалдел до невозможности, точно миллион долларов выиграл. Все спрашивал — кто передал, но я молчок, как договаривались, — докладывал официант. Он явно напрашивался на вознаграждение и честно заработал его. Макс выдал парню пятьсот рублей и еще раз поглядел в зал: Волошин сидел, прижав к уху мобильник, что-то диктовал, как показалось издалека, и одновременно сам писал что-то на обороте конверта. Макс вернул штору на место и вышел из «Дворика».
Все, дело сделано, Левицкой не сегодня завтра придет конец, у Волошина теперь в руках аргумент убойной силы, вдова полностью в его власти, и банк он оттяпает, это к гадалке не ходи. О Юльке Левицкая теперь забудет надолго, и та будет уже далеко, когда вдова опомнится. Еще одну часть плана можно считать успешно реализованной, теперь пришло время позаботиться и о себе.
Как быстро банки меняют хозяев и переходят из рук в руки, Макс не знал, но решил, что меньше месяца, а то и двух этот процесс вряд ли займет. Посему в городе ему пока лучше не показываться и вообще держаться от вдовы и Рогожского подальше. Потом, когда все уляжется, может, в начале зимы, вернуться по-тихому, продать квартиру и купить новое жилье. А может, и не придется, может, вдова сама уедет из города, и это было бы совсем хорошо. В любом случае придется ждать, и жить на что-то, и снова придется вернуться в Москву: где еще можно затеряться, как не в этом муравейнике? Только на другом ее конце, подальше от бывшего родного дома. Снять недорогую квартиру, переждать бурю, а для этого нужны деньги. Дома оставалась последняя заначка, лежала на самый черный день, Макс берег ее, как старики берегут «гробовые» деньги, не разрешал себе прикасаться к ней, и вот пришло ее время.
Он глянул на часы — половина первого, времени впереди полно, они с Юлькой уезжают вечером, и водитель небольшого фургона, что вез товар из Вологды в Москву, согласился подбросить попутчиков до Московской кольцевой. А там до Шереметьева рукой подать. Макс достал телефон и набрал Юлькин номер. Та ответила сонным голосом — отсыпается, понятное дело, ночью-то оба не сны смотрели.
— Все в порядке, — сказала она, — ты скоро?
— Да, уже еду, — ответил Макс, — сиди в номере и никуда не выходи. Я сейчас буду.
Еще раз глянул на часы и решил, что успеет, от «Дворика» до дома минут пятнадцать быстрым шагом, и в квартире он не задержится: заберет деньги и сразу назад, в эту «Арию». Может, перед дорогой еще и поспать удастся…
У дома все было по-прежнему, и «Тойота» тоже никуда не делась, стояла себе, покрытая пылью, вся в следах от кошачьих лап. Макс обошел машину, подумал, что поездить на ней доведется не скоро: ремонт ей только снится, так и не сподобился машинку в сервис отогнать. Но теперь времени будет полно, зато денег… «Выкручусь как-нибудь…» Макс направился к подъезду, на первом этаже сбавил шаг, прислушался — все спокойно, только слышатся обычные звуки из-за дверей: музыка, голоса из телевизора, звон посуды, телефонный звонок.
Макс поднялся к себе, по пути нашел ключ от квартиры, поднес его к скважине и остановился. Что-то тут было не то, и что именно, он понял не сразу. Дверь немного отошла от косяка, хотя была плотно закрыта — Макс убедился в этом, подергав за ручку. И все же он хорошо помнил, когда закрывал ее в последний раз, что все было в порядке, никаких щелей и зазоров не наблюдалось.
Макс вытащил ключ из замочной скважины и осмотрел дверь. Да, так и есть, в просвет между створкой и косяком можно палец просунуть. Дверь точно фомкой открывали, но аккуратно, других внешних следов взлома не наблюдалось. Но тогда двери полагается быть открытой, а не запертой на замок, иначе что это за грабители, которые, унося добычу, не забывают и дверь за собой закрыть? Хотя чего там уносить, брать внутри нечего. Значит, это не воры…
— Добрый день! — Макс обернулся на голос. Маринка, будь она неладна, выползла из своей квартиры и смотрит страдальчески, точно ждет чего-то. Похудела, побледнела, за собой следить перестала: голова у нее неделю как немыта, и запашок из квартиры такой тянется, что понятно: мусорное ведро давно не выносили. Или канализацию у нее там прорвало, черт знает, но выглядит Маринка едва ли краше вокзальных бомжих, только что рожа не синяя, хотя к этому все идет. Тухлятину перебивает запах водочки, даже, скорее, перегарчика. Пьет Маришка с горя, и крепко пьет, и как быстро она скатилась, ведь и двух месяцев не прошло, как Вовчика на лечение сдали!
— Привет, — буркнул Макс, все еще раздумывая, что бы значил фокус с дверью. Ничего путного в голову не лезло, да и соображала она неважно после почти бессонной ночи. Может, ее не взломали, а только пытались и воров кто-то спугнул? Та же Маринка, например, ходила за водкой, вернулась, а те и сбежали. — Вы не видели, ко мне никто не приходил? — спросил тетку Макс, та заулыбалась рефлекторно, нацепила завлекательную, как ей казалось, улыбочку, сложила синеватые губки бантиком и сказала:
— Приходили, сегодня утром. У двери вашей стояли, Максим Сергеевич. Я спросила, что им надо, они сказали, что друзья ваши, что день рождения у вас сегодня и поздравить вас хотят. И я вас поздравляю.
— Спасибо. — Макс соображал в темпе, что все это могло значить. Утро, люди у двери, следы взлома, день рождения какой-то выдумали… И тут кольнула дикая, до печенок пробравшая мысль, даже не мысль — догадка, интуиция не просто подсказывала, она орала: беги, беги быстрее и подальше отсюда, пока цел. Обыграли тебя, опередили, обставили, сматывайся, или конец тебе!
И он побежал, сунул ключи в карман и кинулся вниз, но на пути топталась Маринка, изливала ему свои пожелания всего наилучшего в этот светлый и радостный день, а сверху грохотали шаги, там бежал кто-то, и еще один летел снизу, прыгая через ступеньку. Макс успел сдвинуть оплывшую Маринку с дороги и оказался лицом к лицу со здоровенным бритым парнем, и тут же узнал его — двухметровый любимчик Рогожского собственной персоной, и позади еще один. Верзила шагнул вверх сразу на три ступеньки, чуть сдвинул вбок полу пиджака, и Макс увидел у него в руке пистолет. Тот самый, скорее всего, что лежал в сейфе Левицкой.
— Здорово, друг! — спокойно и даже радостно выдал детина. — С днем рождения! Сюрприз, сюрприз! — Он наступал на Макса, теснил его к двери, а позади стоял еще один, Макс обернулся и увидел его непробиваемую рожу. Тоже «коллега», из той самой «Стражи», крепкий, тренированный, резкий — Рогожский выбирал лучшее из того, что предлагал местный ЧОП, вторым сортом не интересовался.
— Пойдем выпьем! — Детина пер на Макса, тот отступил, услышал, как с легким скрипом открылась дверь его квартиры. Попробовал уйти в сторону, но там ждали, незаметным со стороны коротким ударом в поясницу вернули на прежний курс, детина легко взлетел по ступенькам и втолкнул Макса в коридор. Второй ввалился следом, грохнула дверь, стало темно и жарко — Макс не заметил, кто его ударил, пропустил еще удар в живот, потом под дых, потом по шее, потом свалился на пол и успел закрыть голову руками. Это помогло, но слабо, его били сразу несколько человек — в квартире был кто-то еще, и этот кто-то пока оставался в тени. Двое уже устали, отошли в сторонку, а этот все не мог успокоиться, бил так, что перехватывало дыхание, что свет мерк перед глазами, и Макс ничего не видел. Следующий удар пришелся в висок, боль захлестнула, поднялась, точно вода в половодье, выше ординара, и стало совсем темно.
А потом боль вернулась, вместе с ней свет и голоса, что звучали где-то высоко. Макс смотрел туда, но видел только очертания, смутные фигуры, они шевелились и размахивали руками, как ему показалось. Потом все изменилось, тени исчезли, вернее, обрели плоть и объем — в лицо плеснули водой, и Макс увидел, что сидит у стенки в коридоре, что на полу кровь и перед ним стоит человек. Потом рывком за волосы его заставили поднять голову, и Макс увидел Рогожского.
Спокойный, бледный, весь в черном, как эсэсовец, он посмотрел на Макса, выдернул из кобуры на поясе пистолет и приставил дульный срез ко лбу Макса.
— Где она? — услышал он, отвел взгляд и провел рукой по щеке — на пальцах осталась кровь. Она текла из носа и разбитой брови, губам тоже досталось, Макс вытер их ладонью и запрокинул голову.
— В Москве, — сказал в ответ, — утром уехала.
Рогожский склонил голову набок, чуть скривился и сказал:
— Врешь. Где Юлька и где доверенность? Считаю до трех. Раз…
— Три. Стреляй, — перебил его Макс и снова задохнулся от боли: Рогожский врезал ему ногой по ребрам. И, не давая прийти в себя, ударил еще раз, но тут Макс успел увернуться, и ботинок заместителя вдовы врезался в стенку.
— Ублюдок, — тихо сказал Рогожский, — тебе не жить. Где она? — На этот раз Макс едва не оглох от крика. Таких воплей от Рогожского он за все время их знакомства не слышал и не подозревал, что тот умеет так визжать. Не просто визжать, а с пеной у рта, с покрасневшими белками глаз, с содроганиями вроде конвульсий. Пистолет дергался, холодил кожу, Макс извернулся и врезал Рогожскому ногой по голени.
Того швырнуло назад, аккурат в дверь ванной, та распахнулась под натиском, заместитель вдовы улетел внутрь и чем-то загрохотал там. Два охранника кинулись на помощь начальству, но с тазиком и шваброй Рогожский справился сам, вылез из ванной бледный аж до синевы, опустил предохранитель и передернул затвор:
— Убью, мразь, наркоман паскудный. — Он даже говорил с трудом, от бешенства сводило губы и язык плохо слушался. Макс ухмыльнулся во весь рот, сплюнул на пол кровью и сказал:
— Валяй, стреляй. Только не промажь, а то неловко выйдет, подчиненные не поймут.
Рогожского аж затрясло, он двумя руками, как на стрельбище, вскинул пистолет, прицелился, Макс смотрел в черный глазок дула без страха, скорее с любопытством — первый раз довелось по эту сторону оказаться, до того все больше с другой стороны смотрел. «Надо было тогда пистолет с собой прихватить. Дурак я, не догадался», — мелькнула чертовски своевременная мысль, к горлу подкатила тошнота, и Макс прикрыл глаза. А когда открыл, напротив стояли уже двое, Рогожский и тот самый детина в черном, он накрыл ладонью ствол и опустил его к земле.
— Может, не здесь? — разобрал Макс, и Рогожский опомнился, убрал оружие и кивнул. Макса подхватили под руки, вздернули на ноги, стены качнулись, выгнулись волной, но сразу вернулись в исходное. Голова немного кружилась, болели ребра и затылок, детина открыл дверь и первым вышел на площадку, побежал вниз. Макса вытащили следом, хоть он и мог идти сам, но заломленные за спину руки не давали разогнуться.
— Ой, — сказали над головой, — что случилось? Максим Сергеевич, что с вами? — это суетилась рядом Маринка, Макс видел ее толстые ноги в рваных тапках и подол халата расцветки «огурцы».
— Лишнего выпил, — сказал Рогожский, — не рассчитал на радостях. День рождения у него сегодня, вот и расслабился.
— День рождения! — снова развеселилась Маринка, она выскочила вперед, преградив им дорогу, и предложила: — А давайте вместе выпьем! У меня есть, я вчера купила… Ну, мальчики, ну давайте по чуть-чуть…
Макса замутило, желудок скрутил спазм, горло раздирало от кашля. Из разбитых губ на пол закапала кровь, его рванули, потащили вниз, но он успел обернуться. Маринка приплясывала на пороге своей квартиры, полы халата разошлись, обнажив жирные ляжки. Рогожский боком прошел мимо, спустился немного вниз и сказал:
— Попозже, сейчас некогда. Мы его к врачу отвезем и вернемся. Мы быстро, а ты без нас пока начинай.
И пошел неторопливо вниз.
У подъезда поджидал черный «Ровер», за рулем сидел тот самый верзила. Макса втолкнули на заднее сиденье, второй охранник оказался рядом, Рогожский сел впереди, и машина тронулась. Макс откинул голову на подголовник и прикрыл глаза. В окно можно не смотреть, и так все понятно — минут через пятнадцать, если дорога будет свободной, он вернется в поместье вдовы.
Получилось даже быстрее, псам Рогожского точно черт ворожил. И светофоры зеленым горели, и пробок не было, да что там пробок — машины куда-то подевались, точно не рисковали соваться на одну полосу с «Ровером», что пер едва ли не по разделительной. Как всегда, впрочем, по-другому ни вдова, ни ее заместитель себе перемещение по городу не представляли, и спецсигнал был им без надобности. Мост проскочили моментально, свернули на прилегающую дорогу, да так лихо, что машину занесло. Но она быстро выровнялась и полетела дальше, притормозила перед воротами и проскочила в просвет между створкой и столбом, едва не чиркнув по нему боковым зеркалом.
В поместье их уже ждали, ворота были открыты настежь, «Ровер» ворвался в них, промчался по дорожке, снова заложив нехилый вираж, и Макс сообразил, куда его везут, и оказался прав. «Ровер» остановился у гаража, охранник на ходу открыл дверцу, Рогожский выскочил первым, и Макс успел заметить, что заместитель вдовы отбежал в сторонку, прижимая к уху мобильник. Доклад даме сердца, понятное дело, она ждет, поди, весточки, не дождется, и вот наконец принеслась благая весть.
Макс сам выбрался из машины, и его перехватили у дверцы, заломили руки за спину и потащили к гаражу. Так и есть, не ошибся, разговаривать там будем, да какая, в сущности, разница, где? И никого поблизости, ни одной живой души, чувство такое, что поместье разом опустело и, кроме них троих, тут никого нет.
Голова еще гудела, дышать было тяжело, перед глазами то и дело всплывала искристая серая муть, от нее тошнило, и Макс пару раз сплюнул на дорожку, а потом на бетонный пол. Стало темно и холодно, его протащили в самый конец, мимо «Мазды», мимо белого «БМВ» вдовы, проволокли за стеллажи и швырнули к стене. Макс удержался на ногах, сел на трубу, что шла вдоль всего помещения, осмотрелся. Справа стеллажи с коробками, ящиками и канистрами, слева стол, заваленный всяким хламом, полки над ним, воняет маслом и бензином. Знакомое местечко, темное и грязное, отличный выбор.
Из-за стеллажей показался Рогожский, охранники расступились перед ним, он встал напротив Макса, осмотрел того с головы до ног и сказал:
— В последний раз спрашиваю — где она? И не ври, что не знаешь, вас видели, как вы уходили через калитку.
Да ладно, где ты мог это видеть, не бери на понт, как говорится! Видел он… Что он там видел, когда весь дом был обесточен! Как Левицкая коньяка, или чего она там тогда, налакалась, это он видел, а остальное…
Рогожский точно мысли Макса прочитал, скривил губы в нехорошей гримасе и сказал:
— Думаешь, ты самый умный, а остальные дураки. Это хорошо, с такими всегда проще. Над воротами была беспроводная камера с автономным источником питания, ее повесили после того, как Юлька в первый раз сбежала.
Толково, что уж там, молодец херр Рогожский, после той плюхи выводы сделал и на совесть предохранился. Против съемки не попрешь, отпираться бесполезно. А как все хорошо было задумано…
— Хороший вы тогда концерт устроили, — проговорил Макс и облизнул разбитую губу, — я даже поверил, так вы волновались. За деньги, в смысле, не за Юльку, она ж внезапно для вас исчезла, не по плану, и могла навсегда со своими деньгами пропасть…
Рогожский коротко размахнулся и врезал Максу кулаком в живот. От удара перехватило дыхание, стало жарко и темно, звуки и краски чуть померкли, но не исчезли. Заместитель бил вполсилы, особо не старался, да он и так недавно по полной выложился и берег «объект» для дальнейших следственных действий. От следующего удара в переносицу Макса отбросило назад, он врезался затылком в стену и едва не свалился с трубы. Удержался, хоть мотнуло основательно, поехал было вбок, но не упал. Муть перед глазами понемногу рассеялась, Макс видел и охранников, что громоздились у стен, и Рогожского в паре шагов от себя, и Левицкую, что стояла напротив.
Худая, аж скулы кожей обтянуло, с бледной физиономией, глаза подведены черным, как у шахидки, сжимает кулаки и смотрит в упор, без злости или ненависти, с недоумением смотрит, точно он ей в суп плюнул. Неприятное было это молчание, тошно от него становилось, и хоть ничего хорошего Макс для себя не ждал, но так вот сидеть и ждать, когда его прикончат, желания не было.
— Привет, черная вдова, — сказал он, и Левицкая посмотрела ему в глаза, — мужа своего до могилы довела, сучка, а вот до Юльки не дотянулась. И не получишь ты ее, она уже далеко. Плакали твои денежки, абзац твоему банку, на пособие по безработице жить теперь будешь — тыща в месяц тебе в самый раз.
Рогожский дернулся, шевельнулись охранники, но Левицкая остановила их, вытянула в сторону ладонь, и все остались на своих местах. Она посмотрела на Макса, поправила на среднем пальце огромное кольцо, покрутила его, полюбовалась со стороны и сказала:
— Ага, все так и было. Я положила пистолет на видное место, я слышала выстрел и ждала до утра, потом вошла в его кабинет и увидела все сама. Я даже траур носила, как и положено, ровно год. Мой муженек имел небольшую слабость — он очень боялся умереть от болезни. Не важно какой, — поморщилась она, — он боялся немощи, страданий. Физических, — уточнила Левицкая, сложила руки на груди, и по потолку и стенам запрыгали разноцветные отблески.
— Ты купила ему диагноз? — Макс повторил Юлькины слова, и вдова кивнула, ухмыльнувшись при этом.
— Да, мне пришлось потратиться на врачей. Дело было не в деньгах, мне едва удалось убедить их поставить моему мужу «правильный» диагноз. Им, видите ли, этика не позволяла. Но деньги решили эту проблему, и с этикой было покончено… Я потратила на это почти год, даже немного больше, и теперь намерена наверстать упущенное. Это Юлька тебе рассказала, да? — Вдова улыбнулась, как деревенская сплетница, и подошла к Максу очень близко, снова нагнулась, демонстрируя безупречное декольте в вырезе черного пиджака. — Ты молодец, времени не терял. Ну и как она тебе? Каково это — быть первым? Я ж ее на коротком поводке держала, она мужиков только со стороны видела и набросилась на тебя с голодухи…
От Левицкой душно и тошно пахло духами, тяжелыми и сладкими, как ладан, от которого кружилась голова и к горлу подступали спазмы. Макс отвернулся, посмотрел на канистры с антифризом, на ящики с инструментом, и это помогло, тошнота отпустила.
— Не твое дело, сука старая. На коротком поводке… Звонки, похищение, петарда, змеи — это и есть твой поводок? Чтобы дома сидела и от тени собственной шарахалась? А ты, красавец, гадюк не испугался.
Макс глянул на Рогожского, и тот снисходительно ответил:
— Это были ужи, если ты не заметил.
Мудрено было заметить, когда одна лежала с раскроенной башкой, а вторая пряталась под шторой. Ужи, значит, мелко как и банально, откуда Юльке знать, что уж отличается от гадюки лишь желтым пятном на голове? Да если бы знала, вряд ли бы она стала их рассматривать, сбежала — и правильно сделала.
— Да, — кивнула вдова, — это был мой поводок. Я держала Юльку при себе, а чтобы у нее и мысли не было покинуть меня, устраивала ей иногда… развлечения. Если ты не заметил, то она ни разу не пострадала — разгромили только машину, с лошадью ты героически справился, змеи были неядовитые. Мне нужен был ее страх, страх перед людьми, городом, миром, и я его получила.
— Делала вид, что охраняешь ее, чтобы потом было сподручнее угробить, — сказал Макс, Рогожский при этом передернулся, а Левицкая улыбнулась, потрепала Макса по щеке.
— Умница, — сказала она, — сообразил наконец. Конечно собиралась, о чем тут можно говорить. Или ты решил, что я дам ей возможность получить свои деньги и уйти от меня? Да ты даже не представляешь, о какой сумме идет речь, этого состояния хватит на несколько поколений.
Ну, вот, собственно, что и требовалось доказать. Все дорожки привели в одну точку, картинка сложилась и обрела контуры, цвет и объем. Все, что подозревал, что от других узнал, о чем сам догадался, подтвердилось, да только ему теперь от этого ни жарко, ни холодно. Ему вообще никак, честно говоря.
— Как ты ее смерть докажешь? — спросил Макс. — Швейцарцы не дураки. Они же землю рыть будут, чтобы деньги в стране остались. Ты их в любом случае не получишь…
— Кто бы сомневался, — оборвала его Левицкая, — тебе уже говорили, что не надо считать меня дурой? Нет? Так вот, послушай. Докажу, легко и непринужденно. Тебя им подсуну, случайного человека, которому я хотела помочь. Он разбил мою машину, платить ему было нечем, и я взяла его на работу, допустим, дворником, чтобы тот отработал свой долг. А он убил мою дочь, убил из-за денег или… вот из-за этого кольца, — она показала на руку Макса, — платина, бриллианты, красное и белое золото. Куплено на аукционе в Швейцарии, обручальное кольцо моего мужа. Все подтвердят, что его носила Юлька и что оно очень дорогое, стоит больше денег, чем ты мне должен. Чем не мотив? Эти доказательства получит полиция и представители банка. Доволен, дурачок? Думаешь, почему я так тебя берегла? Ты — мой ключик к деньгам, и я их получу, не сомневайся.
Снова стало жарко, но уже не от боли — от стыда и чувства собственного бессилия. Мог ведь и сам сообразить, в чем тут дело, но не до того было. Хотя куда ему до Левицкой, до ее извращенной фантазии, до ее изворотливого ума. Это ж надо было — обернуть банальную аварию себе на пользу, и дернул же его черт тогда через мост поехать… Да, он случайный человек, нищий, должник, он позарился на дорогую вещь — этот мотив годится для полиции любой страны, тем более и доказательства налицо. Подарок… Кто поверит, да и говорить об этом смысла нет, он в ловушке. Сука, черная паскудная сука!
— Сегодня мы найдем Юльку, и она умрет сразу после дня рождения, осталось меньше недели. Я подожду, я умею ждать, можешь мне поверить. Ее сначала изнасилуют, потом задушат, потом снова изнасилуют. И это будешь ты, я найду десяток свидетелей, которые видели, как ты ломился к ней и как душил, и следы твои организую, сдам тебя полиции, и ты снова сядешь, да по такой статье, что не проживешь и месяца. А я тебе помогу — зачем мне свидетель, сам посуди?
Вдова улыбалась, и Макс уже примеривался, как бы врезать ей, врезать от души, собрав все силы, врезать так, чтоб она заткнулась, желательно навсегда. Он даже злости не чувствовал, только желание уничтожить эту тварь, наплевав на брезгливость, что возникла вдруг. Макс выпрямился на трубе, собрался, уже зная, что будет делать дальше, наплевав при этом на последствия для себя лично, но Рогожский следил за ним, моментально оказался рядом, почуяв неладное, и стал между Максом и вдовой.
— Доверенность у Волошина, — через паузу сказал Макс, стараясь говорить спокойно и скрыть, как колотится сердце. Получилось вроде, только жилка на виске запульсировала, и было это и неприятно, и раздражало одновременно, она мешала ему сосредоточиться. — Он получит твой банк, ты там больше не хозяйка. Ты мошенница, а за это полагается срок. Готовься, дорогуша. — Максу даже удалось улыбнуться, когда он увидел, как гримаса перекосила лицо вдовы.
— Еще посмотрим, — сквозь зубы сказала та, побледнела еще больше и повернулась к Рогожскому: — Заканчивай, мне надо идти. Потом зайди ко мне. А ты, — она снова осмотрела Макса с головы до ног, — ты веди себя хорошо. Сейчас тебе сделают укольчик, и ты станешь шелковый и послушный, будешь много спать и все забудешь, а потом я отдам тебя полиции.
Она развернулась на каблуках, ушла, пропала за стеллажами, но запах духов остался. Тяжелый, плотный, он еще висел в воздухе, смешивался с «ароматами» машинного масла, бензина и металла, от него становилось нехорошо и тянуло в сон. Охранники обступили Макса, подняли на ноги, Рогожский остался в стороне, и в руках у него Макс заметил свой мобильник. Рогожский глянул на Макса, на экран, открыл список звонков и нашел, конечно, ряд цифр: Юлькин номер, последний набранный с этого телефона, последний и единственный.
— Я, конечно, могу ошибаться, — начал с издевкой Рогожский, — но по-моему, это номер нашей с тобой знакомой, и ее мы ищем. Надо позвонить ей. Давай, и я уговорю Левицкую изменить тебе статью, по которой ты сядешь. Это будет просто убийство, обещаю, без половых извращений. Звони.
Он протянул Максу мобильник, ждал ровно минуту и опустил руку. Макс молчал, он боролся с болью и с самим собой, чтобы не заорать — здоровенный детина выкручивал ему запястье и дожал уже почти, Макс был на грани потери сознания, когда боль ослабла.
— Как хочешь, — Рогожский точно ничего и не заметил, — дело твое. Давай.
Детина отпустил Макса, и тот едва удержался на ногах, плюхнулся на трубу и перевел дыхание, смотрел на невесть откуда взявшийся в руках Рогожского шприц.
— Ты судим, и как раз за наркотики. Какое совпадение! А вот и они: кетамин, хорошая вещь. Сейчас сам попробуешь.
Он ловко сломал ампулу, втянул бесцветную жидкость в шприц и подошел к Максу.
— Кетамин? — переспросил тот. — Как же, слышал. Доводилось. Это ты его Юльке колол, когда ее похитили?
Рожа заместителя вдовы пошла пятнами, он до хруста сжал зубы, аккуратно переложил шприц в левую руку и дважды с оттяжкой ударил Макса наотмашь по лицу. Из носа снова пошла кровь, дернулись и поплыли в стороны и вверх стены, стало холодно, и Макс понял, что лежит на полу, что его держат двое, а Рогожский уже всадил ему иголку в вену на локтевом сгибе и сейчас жмет на поршень. Шприц опустел, Макса отпустили, он смотрел в потолок и на Рогожского, что оказался рядом.
— Сейчас начнется, — уверенно сказал тот, и в руках у него Макс снова увидел свой телефон. Мог бы и сам давно позвонить, к чему такие церемонии… но после того как сел и огляделся, все понял. У одного из охранников в руках был то ли планшетник, то ли что-то похожее, охранник и Рогожский смотрели на экран, переговаривались между собой. Все просто, они хотят определить координаты абонента, а на это надо время. Юлька, не услышав Макса, просто отобьется и больше не ответит, а то и выкинет телефон, так что рисковать они не могут. Время, время, им нужна минута или чуть больше, и тогда они найдут эту «Арию», найдут девушку — и им обоим конец. Юльку ждет могила, а Макса — зона, где с такими, как у него, статьями долго не живут.
Макса снова подняли на ноги, кинули к трубе, он сел, кое-как удерживая равновесие. Кетамин уже действовал, Максу казалось, что каждую мышцу, каждую жилку и сустав точно тянут в разные стороны, тянут, что называется, на разрыв и тут же скручивают, и кости послушно гнутся вопреки законам анатомии.
— Звони. — Перед лицом замаячила трубка, но Макс видел ее смутно. Выросла перед глазами стена из разноцветных кирпичей, шевелилась, то выгибалась дугой, то втягивалась обратно, и по ней текла краска, текла не вниз, а во все стороны, точно гигантский разноцветный спрут разбросал по стене свои щупальца, извивался на кирпичах, и те шевелились от его движений.
— Звони, кому говорю! — ухнуло над головой, телефон висел перед глазами и тоже колыхался, менялись его очертания и цвет, он становился по очереди то зеленым, то розовым, то малиновым, то круглым, то треугольным, сам по себе перемещался в пространстве. Голоса слились в монотонный гул, появилась музыка — тягучая, медленная, точно дрожала струна, что протянули через голову от уха до уха. Ощущения были мерзкие, Макс мотнул головой и повалился вперед, его подхватили, и он врезался коленками в пол. Бетон покрылся текучими разноцветными кляксами, они кружились в адском хороводе и пели на разные голоса, и вообще звуков было слишком много, они раздражали, лезли в голову, от них хотелось избавиться, и немедленно.
Снова рывок, снова стена за спиной, и снова впереди маячит Рогожский, держит в руке мобильник и орет Максу в лицо.
— Звони! Звони, паскуда, или я сам это сделаю! — визжал он совершенно по-бабьи.
— Давай, — проговорил Макс, сконцентрировавшись на роже заместителя вдовы, — звони. Ты ее не найдешь, расслабься…
И осекся — экран мобильника в руках Рогожского замигал, раздалась паршивенькая мерзкая музычка, и это уже не было галлюцинацией: Юлька звонила ему сама. Странно, что ее так надолго хватило, ведь после «Дворика» часа два прошло, если не больше, он же сам сказал ей: «Сейчас буду» и пропал.
Рогожский оказался рядом, схватил Макса за горло, сжал пальцы над кадыком и проговорил еле слышно:
— Отвечай. Отвечай, поговори с ней, или до суда не доживешь, все извращения на тебя повешу, с подробностями. Отвечай, скажи, что сейчас приедешь, пусть она ждет тебя. — Он сжал пальцы еще сильнее, и кирпичная стенка исчезла, ее съела тьма, холодная и липкая, она забивалась в рот и горло, как паутина, душила, не давала дышать. И разом все исчезло, Макс снова сидел на полу и держал дрожащий мобильник в руках: Юлькино упрямство было безграничным. Она будет звонить, пока он не ответит, и Рогожский прав, надо поговорить с ней и все объяснить, или они оба от него не отвяжутся. Макс нажал зеленую кнопку, поднес телефон к уху и услышал:
— Макс! Макс, наконец-то! Где ты? У тебя все в порядке? Надо ехать!
Она в своем репертуаре, задает кучу вопросов и не ждет ответа, она волнуется, ей страшно, она ждет, но все получилось не так, как им хотелось. «Прости меня. Я не хотел, они оказались сильнее». Макс облизнул сухие губы и проговорил, надеясь, что получилось хорошо:
— Я не могу приехать. Извини. Так получилось.
Юлька умолкла на полуслове, Макс успел нажать кнопку отбоя и рухнул на пол от удара по голове. Телефон отлетел к стене и развалился, отвалилась крышка, выпал аккумулятор, Макс зажмурился и закрыл голову руками. Второй удар, третий, четвертый — и наконец пришло забытье, накрыло, точно черной пленкой, но не плотной, ажурной, как решето. И сквозь него Макс слышал и голос Рогожского, и охранника, что выкрикнул: «Есть!» — и даже видел, как все склонились над планшетом.
— Это недалеко, километров пять от города. Там дачный поселок и два мотеля, — взахлеб докладывал охранник, Рогожский хмурился, смотрел то на часы, то на Макса.
Тот поднялся на ноги, вытер с виска кровь и сел на ящик у стены, привалился к ней спиной и улыбнулся. Руки и ноги слушались плоховато, зато голова соображала прекрасно, и музыка исчезла, ползающие кирпичи тоже. То ли доза была небольшой, то ли отрава быстро выветривалась, но он уже был почти сам собой, почти прежним, сидел и улыбался, глядя перед собой, чем до невозможности взбесил Рогожского. Тот глянул на Макса раз, другой, потом оторвался от планешта, подошел и наклонился.
— Чего лыбишься, урод? Чего ты лыбишься, спрашиваю? — слишком спокойно поинтересовался он, и Макс решил больше не интриговать.
— Ее там нет, — сказал он, глядя Рогожскому в глаза, — мы договорились на этот случай. Она ушла, уехала в другое место. Телефон ей больше не нужен, вы ее не найдете. Но я вам покажу, если ты сделаешь что обещал.
Рожа у Рогожского не дрогнула, он все выслушал, отошел и вернулся к подчиненным. Совещаются, ясное дело, тычут пальцами в карту на планшете. Пеленгатор дает круг радиусом с полкилометра, и телефон может находиться в любом месте. Ах, как хорошо, что есть эти дачные участки, где летом черт ногу сломит, обыскивать эти площади — им недели не хватит! Юлька может быть где угодно, в одном из этих домишек, хотя есть риск, что они первым делом кинутся в мотель. А может, и нет, у дачного поселка приоритет: он большой, и там есть где спрятаться, вероятность выше. Мотель проверят, конечно, но надо сделать так, чтобы туда наведались в последний момент.
Рогожский все это просчитал, обдумал и повернулся к Максу. Тот сидел, упираясь ладонями в колени, и улыбался, глядя на охранников. Бешеные все, злые, оно и понятно: ночь не спали, а тут еще скачки по пересеченке предстоят, а силенок почти и не осталось. Это, кстати, тоже аргумент и дает Юльке шанс, и Рогожский опять же все понимает, и противопоставить ему нечего.
— Покажешь, еще как покажешь, — сказал он, — куда ж ты денешься. Как миленький покажешь. — Он буркнул что-то неразборчивое, к Максу направились двое, но он сам поднялся им навстречу. Постоял так, прислушиваясь к себе: в голове еще гудит, болят ребра и ноет в правом подреберье, но крови уже не видно, и, главное, соображалка снова включилась. Рогожский двинул к стеллажам, Макс пошел за ним, иногда придерживаясь за стенку — в поворотах пока заносило. Так строем вышли из гаража под тихий дождик. Макс поднял голову, вдохнул глубоко, но насладиться дождем ему не дали, втолкнули в синий «Форд», что стоял напротив гаража. Макс поначалу таким переменам малость удивился, а потом, когда уже из ворот выехали, сообразил: страхуется Рогожский. Юлька же и машину, и трех его подручных издалека узнает и сбежит моментально. Молодец заместитель, зачет ему по конспирации. Машина, похоже, кого-то из охранников, что пожертвовал начальству личный «Форд» добровольно, а может, и по приказу. Макс откинулся на спинку и прикрыл глаза, сидел тихо и неподвижно, пока ехали по поселку до основной трассы.
— Стой, — сказал он у съезда на шоссе, — я за руль сяду.
— А ты не обалдел? — с усмешкой спросил Рогожский.
— Как хочешь, — ответил Макс, — но Юльке рожи твоих псов давно примелькались. Она, как их завидит, сразу смоется, и правильно сделает.
Рогожский с полминуты молчал, потом приказал охраннику остановиться. Поменялись местами, Макс сел за руль, и тут же ему в затылок уперся холодный дульный срез пистолета.
— Не дури, — проговорил Рогожский, и Макс тронул машину с места. Выехал на дорогу, перестроился в левый ряд и поехал со скоростью потока, затылком чувствуя холодный металл. Ехали не быстро, но и не медленно, катили под сорок, причем встречная полоса была пустая, машины шли в основном в город, а через него — в Москву. Макс взял немного влево, выехал на две сплошные, посмотрел вперед: мост уже близко, и машин навстречу нет. Отличный момент, отличный день, отличное место, Юлька была права. «Двум смертям не бывать», — крутанулось у него в голове, Макс надавил на газ, вывернул руль влево и вылетел на встречную полосу. Рогожский заорал что-то невнятное, попытался врезать Максу рукоятью пистолета по голове, но тот пригнулся, увернулся и резко вывернул руль. Охранник высунулся с заднего сиденья, попытался перехватить руль, но было поздно — «Форд» на скорости влетел бампером в ограду моста, пробил ее и свалился в реку.
Машина клюнула вниз, ее развернуло в полете, последнее, что Макс успел, — это включить блокировку дверей и набрать в грудь побольше воздуха. Рогожский дергал ручку, орал что-то, охранник лез к приборной панели, попутно заехал Максу локтем в висок, получил ответку в челюсть и повис брюхом на спинке переднего сиденья. Машина тяжело плюхнулась в воду и пошла ко дну, Макс вдавил кольцо в стекло, перечеркнул крест-накрест, потом крутанул несколько раз по спирали, и на стекле появились бороздки, оставленные выпуклыми бриллиантами на гранях кольца. До Рогожского дошло, он уже не орал, он хватал Макса за шею, за волосы, Макс врезал ему локтем в переносицу, развернулся и добавил в лоб, потом в кадык костяшками пальцев. Тот повалился набок, Макс выбил локтем стекло, и в салон хлынула мутная холодная вода. Она моментально заполнила машину, та упала на дно и встала на все четыре колеса. Макс вдохнул последний раз, вылез в окно машины и поплыл вверх, вынырнул, осмотрелся — на мосту уже собрались зеваки, они опасливо смотрели вниз, не решаясь подойти к дыре в ограде. Макс нырнул еще раз, открыл глаза под водой, но увидел только помятую морду «Форда» и застрявшего в окне охранника, он висел неподвижно, и его волосы красиво шевелило течением. Макс проплыл чуть дальше, увидел на заднем сиденье Рогожского, тот точно спал, откинувшись на спинку, второй охранник так и висел животом на переднем кресле. Макс развернулся и поплыл вверх, оказался на поверхности и, услышав издалека вой спецсигналов, поплыл к другому берегу реки, широкому и песчаному, красивому, как на старом пейзаже.
Выбрался и лежал на песке минут десять, не в силах заставить себя подняться, успокаивал и рвущееся из груди сердце, и тяжелое прерывистое дыхание. Отошел кое-как, сел и почувствовал, что замерз до чертиков, сделал шаг, другой и пошел от реки к лесу. На ходу обернулся, посмотрел на мост — там уже образовалась традиционная пробка, и во главе ее поперек полосы стояли полицейский «уазик» и «Скорая».
Макс дал большой крюк по лесу прежде, чем оказался на дороге, пошел краем, на обочину не совался, старался держаться в стороне. Шел без остановок, хоть и кружилась голова, подкашивались ноги, и пару раз он едва не упал. Держаться на ногах помогал холод, облепившая тело мокрая одежда и понимание того, что если он сейчас остановится, то уже не сможет сделать ни шага. Три километра до «Арии», два, один… он прошел их как в тумане и думал только об одном: ждет ли его Юлька. Хорошо, что она уедет, ничего не узнав, не надо ей этого, обойдется. Сейчас главное — дойти и хоть немного отлежаться перед Москвой, сегодня они будут далеко. Он глянул на часы: погружение они пережили благополучно, только циферблат чуть запотел изнутри, и по времени получалось, что с последнего разговора с девушкой до этой самой минуты прошло всего сорок с небольшим минут. Он успеет, она еще там, в мотеле, она ждет его, и скоро он снова ее увидит.
Тетенька на «ресепшен» «Арии» вытаращила на Макса глаза, но ничего не сказала. Оглядела с ног до головы, но сдержалась от лишних вопросов, и Макс был ей за это благодарен.
Девушки в номере не было, впрочем, в шкафу лежала ее сумка, а на тумбочке — расческа и заколка для волос, и Макс почувствовал что-то вроде облегчения: она здесь, она ждет его и сейчас вернется. Вечером они будут далеко отсюда, а сейчас, пока есть время, надо привести себя в порядок. Лицо, конечно, само за себя все скажет, но тут можно соврать что-нибудь типа «защищал старушку от грабителей». И хорошо, что сейчас рано темнеет и никто не будет разглядывать его в упор.
Макс стянул с себя мокрые тряпки и пошел под душ, отмылся и даже почувствовал что-то вроде прилива бодрости. Оглядел себя в зеркало, подумал, что с таким лицом надо долго и тихо сидеть дома, и вернулся в комнату, но Юлька все еще не вернулась. Болели ссадины, кружилась голова, ныли ребра, Макс лег на кровать, закрыл глаза и подумал, что девушка непременно разбудит его, когда вернется. И проснулся от стука в дверь.
Долбились настырно и громко, по голосу было понятно, что там двое. Макс посидел на кровати, соображая, что происходит, поднялся и открыл дверь. Это оказалась вчерашняя тетенька и ее сменщица, та самая, что он видел первый раз, когда приехал с Юлькой в этот мотель. Тетеньки притихли, и кудрявая пенсионерка заявила, что номер оплачен только по сегодняшний день, что расчетный час уже минут пятнадцать как наступил и Макс может выметаться на все четыре стороны.
— Хорошо, — сказал он и только сейчас сообразил, что проспал почти сутки, что Юльки нет, что ее сумка так и стоит в шкафу со вчерашнего дня и что девушка не вернулась. И уже не вернется, что она все поняла правильно и ушла, немного не дождавшись его, и где она сейчас — кто знает? И что бы там с ней дальше ни произошло — она свободна, она сама себе хозяйка и сама выбирает, как жить. Вернее, уже выбрала.
Макс немного посидел на кровати, приходя в себя и привыкая к новому чувству, знакомому и забытому одновременно: он снова свободен, снова один и никому не нужен на этом свете. На душе было пусто и паршиво, болели ребра и голова, хотелось пить. Макс оделся и спустился вниз, отдал женщине ключ и уже собрался выйти, как передумал. Попросил у пенсионерки телефон и по памяти набрал Юлькин номер, ни на что, по большому счету, не надеясь. «Аппарат абонента выключен», — донеслось из трубки. Макс положил ее и попрощался с женщиной. Та кивнула — ей было некогда, она смотрела маленький телевизор: показывали сериал.
Макс вышел из мотеля и остановился на дороге. Идти он мог куда угодно, снова без работы и без денег, свободный и ничей, снова мог возвращаться к жизни, лишенной смысла и предсказуемой, как дождливый день. Дождь, кстати, снова пошел, в пыль падали тяжелые холодные капли, поднимался ветер. Макс перебежал дорогу и пошел по обочине к городу. По пути проверил карманы, и в них, разумеется, ничего не оказалось. Все имущество, считай, было на нем: одежда, обувь, часы и кольцо, что, по словам Левицкой, стоило бешеных денег. Макс снял его и убрал в карман джинсов, чтобы не мешалось и не мелькало перед глазами — смотреть на него почему-то было неприятно и тоскливо одновременно.
Участковый не торопился, он основательно устроился за столом, положил на него свой портфель, бумаги и теперь перебирал их, перекладывал так и этак и даже сверял написанное. И в сотый раз оглядывал кухню, не оценивающе и вовсе без интереса, а просто тянул время. Макс подпирал стенку между мойкой и холодильником и молча ждал, когда и, главное, чем все это закончится. Цель визита была более чем благовидной — искали Маринку. Безутешные родители алкоголички, давно не получавшие от доченьки вестей, всполошились, накатали заявление, и полиция вяло отрабатывала версии исчезновения. А чего тут отрабатывать, когда все понятно, и Макс сам рассказал, что видел, правда, немного. Допилась-таки Маришка до чертей и сбежала из дому, бежала быстро, в том самом халате и резиновых сапогах, убежала и больше не вернулась. То ли рогатые ее достали, то ли люди «добрые» постарались, но уже почти два года не было от Маринки ни слуха ни духа.
Квартира соседей пустовала месяца полтора, потом в ней появился Вовочка: смиренный, исхудавший, без усов и волос, с умиротворенным выражением лица. Он первым делом затеял в квартире ремонт, выкинул кучу старья, а потом на место Маринки привел себе таджичку. Та, как мышка, тенью сновала по подъезду и всегда подглядывала в глазок, когда Макс уходил или возвращался домой. Но жили соседи теперь тихо, если и пили, то совершенно бесшумно и почти не напоминали о своем существовании.
— Так когда, вы говорите, видели гражданку Алтынову в последний раз? — рассеянно спросил участковый.
И Макс добросовестно повторил:
— Давно, еще в прошлом году. Она ушла из дома, и больше я с ней не встречался.
— Хорошо. — Участковый взял со стола исписанный от руки лист, перевернул его, сравнил с предыдущими показаниями и положил обратно. Макс ни словом, ни видом не выдал своего нетерпения, благо времени у него было полно. Сегодня суббота, народ массово отдыхает, работа начнется в понедельник с пяти утра, ведь самая востребованная электричка на Москву уходит в половине шестого, и многие, не доверяя безобразной организации движения общественного транспорта, предпочитают вызывать такси. Едут компаниями, заранее договорившись, машина обойдет несколько адресов, прежде чем поедет на вокзал. Два-три рейса можно успеть сделать, потом поток желающих резко схлынет — и можно отдыхать до вечера, аж до девяти часов, когда офисный люд двинет обратно по домам, чтобы назавтра повторить все сначала. И так пять дней в неделю почти два года — Макс прикинул в уме срок и удивился сам себе. Это ж надо, как быстро они пролетели, он и не заметил! Зато заработок постоянный, хоть и небольшой, и клиентами постоянными оброс, уже без звонка каждое утро их от подъезда забирает. А один мужик даже с работой, хоть и временной, помог, пристроил Макса на лето в бригаду шабашников, что дачные домики строили. Правда, лето уже закончилось, но на заработанное можно запросто протянуть до весны, до нового сезона, и электричку на Москву опять же никто не отменял.
А вот Маринку он, если по-честному, в последний раз видел немного раньше, чем ментам сказал. После того как домой вернулся, пришлось к себе в окно лезть, по газовой трубе и балконам, чем Маринку чуть ли не до смерти напугал. Она вечерком подышать на балкон вышла, выпить рюмочку-другую на свежем воздухе, а тут он, злой и грязный, с разбитой физиономией. Вот тогда у Маришки в голове что-то и замкнуло, когда она соседа увидела, но, судя по выражению лица, не признала. «Богатым буду», — подумалось тогда Максу, а тетка решила, что это за ней курьер из преисподней пожаловал. Поорала, сколько положено, рюмку с балкона уронила, в комнату спряталась, наглухо дверь за собой закрыв. Потом еще поорала, когда Макс стекло у себя разбил и в квартире оказался, потом затихла. А потом пропала, тело бренное утратив, зато душу бессмертную сохранив.
— Понятно, — сказал участковый, — и после этого ни разу не встречались?
— Ни разу, — ответил Макс, — вот зуб даю. Не видел.
Читать бесплатно другие книги:
