Исповедь души Джонс Лиза
Эти люди сказали ей, что собираются допросить меня в связи с расследованием, к которому я имею какое-то отношение, и она не хочет оставлять меня. Остается только надеяться, что они не употребили слово «убийство». И все равно Шанталь следовало бы убежать. Я бы убежала. Но она, как Элла, слишком наивна, чтобы понять это. Как Элла, она слишком легко оказывается уязвимой и в беде.
Во мне опять пробуждается материнский инстинкт, и я кладу руку ей на плечо, обещая себе, что скоро смогу сделать то же самое и с Эллой.
– Все в порядке. Вы с Реем идите. Спасибо вам за все.
– Мы будем за дверью, – говорит Рей и буравит взглядом мужчину за столом. – Прямо за дверью, если понадобимся. – Он снова переключает внимание на меня и понижает голос, чтобы слышала только я: – Не могу рисковать, чтобы меня выпроводили из здания, если откажусь выйти, а то я отказался бы, но не разговаривайте с ними, пока не приедет Крис.
– Не буду, – обещаю я, и мой телефон звонит. – Это, наверное, Крис.
– Мадемуазель, – начинает было мужчина, но Рей тут же обрывает его какой-то резкой фразой на французском, и, намеренно или нет, этим дает мне возможность ответить на звонок.
Я бросаюсь на другой конец комнаты и присаживаюсь на пустой стул.
– Крис, – отвечаю я и смотрю, как Рея и Шанталь выводят из помещения.
– Стивен сказал, чтобы ты ни с кем не разговаривала.
– А он знает, что происходит?
– Пока еще не в курсе, но даже если бы знал, ответ его был бы таким же. Скажи им, что не можешь говорить без разрешения своего адвоката, или просто потяни время, и я сам им скажу.
– Мадемуазель Макмиллан, – резко окликает меня мужчина за столом.
Я поднимаю палец.
– Еще минутку.
Он скрипит зубами.
– Только одну.
– Я слышал, – говорит Крис. – Он просто пытается тебя запугать. Представь, что это Марк, добивающийся твоего полного подчинения. Выше голову и держись.
Марк не мог засадить меня за решетку. Я меняю тему, пока время не вышло.
– Пожалуйста, скажи Рею, чтобы отвез Шанталь домой.
– Не раньше, чем приеду сам.
– Пожалуйста. Я не хочу, чтобы они слышали обвинения против меня. Как я смогу строить здесь с тобой жизнь, если все твои знакомые будут думать, что я… – я не могу произнести «убийца», – преступница?
– Никто не узнает об этом.
– Они уже сказали Шанталь про расследование в Штатах. Пожалуйста, уговори их уехать.
– Я должен знать, если тебя куда-то поведут. И я уже почти приехал. Я отключаюсь, чтобы сосредоточиться на дороге и доехать побыстрее. Не говори им ничего. – Он вешает трубку, не дав мне возразить.
Я крепко зажмуриваюсь и делаю глубокий судорожный вдох, потом убираю телефон в сумку и поворачиваюсь к мужчинам на другом конце комнаты. Подхожу к ним и останавливаюсь перед столом.
– Месье?…
– Бернар, – подсказывает он.
– Месье Бернар, – повторяю я, – вы не подскажете, как пройти в туалет?
Он несколько секунд буравит меня взглядом.
– А это не может подождать?
Тон его граничит с грубостью, но я отвечаю с приторной наивностью:
– Меня тошнит. Наверное, что-то съела. Тартар. Не хотелось бы испачкать ваш стол.
Он уже не скрывает своей злости и говорит вначале что-то мужчине, стоящему сзади, потом снова мне:
– Месье Дюпон проводит вас.
Я такая опасная преступница, что меня уже надо сопровождать? Мужчина лет пятидесяти, лысый, с жестким круглым лицом, подходит ко мне.
В голове всплывают вчерашние слова Криса: «Это мы атакуем проблемы, а не они нас. И, детка, мы делаем это вместе». Я глубоко вдыхаю. Мы делаем это вместе. И меня осеняет, что это не значит вручить свою жизнь Крису. Это значит разделить ее с ним. В отличие от всех остальных в моей жизни до него Крис старается сделать меня сильнее. А прятаться в туалете до его приезда – это слабость.
Я расправляю плечи, поднимаю голову, и, хоть ощущение тревоги в животе и остается, я сильнее. Я подхожу к стулу и сажусь. Удивление вспыхивает на лице Бернара:
– Вы готовы отвечать на вопросы?
– Нет, совсем не готова. Я жду звонка от своего адвоката. – Я наклоняюсь вперед, опираюсь ладонью о стол, и голос мой теперь такой же твердый, как и у него: – И месье Бернар, если вы будете чернить мое имя перед кем-либо, особенно перед моими друзьями за дверью, то узнаете меня гораздо лучше, чем вам хотелось бы.
Удивление, которое он выказал минутой раньше, перерастает в потрясение. Оно сродни тому, что чувствую я. Откуда это взялось, хотелось бы знать. Он недовольно хмурит лоб.
– Вы довольно дерзки для женщины, обвиняемой в убийстве.
Я поднимаю брови.
– Обвиняемой женщиной, которая покушалась на меня два дня назад, так что, думаю, моя дерзость вполне оправдана. Я невиновна. Я жертва. И я возмущена, что меня допрашивают.
– Тогда почему вы бежали из страны?
– Я не бежала из страны, – спокойно парирую я.
– Она приехала со мной.
Я резко оборачиваюсь и вижу стоящего в дверях Криса с растрепанными мокрыми волосами, в мокрой от дождя черной мотоциклетной куртке, которая идет ему точно так же, как и его властность. Все присутствующие, кажется, разом затаили дыхание в ожидании того, что произойдет дальше. Что еще он скажет или сделает.
Взгляд его сосредоточивается на мне, как будто в комнате больше никого нет. Он видит только меня и не обращает никакого внимания на них.
– Я же сказал тебе, что нахожусь уже близко, детка, – говорит он как ни в чем не бывало, нарочито растягивая слова. Он вальяжной походкой входит в комнату, и, несмотря на внешнее спокойствие и сексуальную развязность, под всем этим угадывается нечто смертельно опасное и первобытное. Я могла бы попробовать сама справиться с ситуацией, но как же здорово наблюдать, как это делает Крис.
Он останавливается возле моего стула и протягивает руку. Глаза его нежные и, тем не менее, в них поблескивает холодный металл и непререкаемая властность. Не отрывая от него глаз, я вешаю сумку на плечо и вкладываю ладонь ему в руку. Теплое покалывание растекается кверху, и я вижу, как зрачки Криса расширяются, как в его недрогнувший взгляд просачивается некое осознание. Он тоже чувствует это безумное, невероятное влечение между нами, не сдерживаемое ничем, даже тем, что за нами наблюдают. И мне нравится это в нас. Очень нравится.
Он обхватывает мою ладонь и поднимает на ноги.
– Мы уезжаем. У нас экскурсия по музеям.
Бернар говорит что-то быстро и озлобленно.
Крис бросает на него взгляд откровенной скуки и что-то произносит в ответ. Предложения два, наверное. Меня просто распирает от любопытства понять, что же именно он сказал.
Я смотрю на Бернара, чье раздраженное лицо говорит само за себя, как и оборонительно скрещенные на груди руки. Губы Криса, явно позабавленного реакцией Бернара, чуть заметно дергаются, и он жестом показывает мне на дверь. Мы уже на полпути к двери, когда Бернар окликает нас. Крис останавливается, но не оборачивается, как будто этот человек не стоит его внимания. Он отвечает ему с какой-то насмешливостью, как если бы та власть, которой, по мнению Бернара, он обладает, была всего лишь шуткой, и мы идем дальше, не останавливаясь.
Мы быстро минуем зал ожидания, где толпятся люди. На полпути к выходу волосы у меня на затылке становятся дыбом точно как вчера, когда я ходила по магазинам. Меня так и тянет обернуться и посмотреть, но я удерживаю себя и пытаюсь избавиться от неприятного ощущения, потерев ладонью шею. Должно быть, это Бернар смотрит нам вслед, и я бросаю на Криса обеспокоенный взгляд.
– А мы можем вот так просто уйти?
– Мы только что сделали это.
Да, верно. Мы только что сделали это. Покалывание усиливается, и я тру голову сильнее; не могу дождаться, когда мы, наконец, уберемся отсюда.
– А где Рей и Шанталь? – спрашиваю я, когда мы выходим в главный холл.
– Я велел Рею отвезти Шанталь домой.
– Они не знают о?…
– Нет. Можешь расслабиться. Я расспросил Рея по телефону перед приездом сюда.
Меня обдает волной облегчения.
– А со Стивеном ты разговаривал?
– Разговаривал, и он сказал мне сделать то, что я и сам собирался сделать и увезти тебя отсюда.
То, что мою свободу благословил адвокат, – слабое утешение, принимая во внимание, что у меня по-прежнему нет паспорта и меня подозревают в убийстве, которого я не совершала.
– Знаешь, – говорю я сквозь зубы, – эти обвинения начинают здорово злить меня.
Крис смотрит на меня, и в его глазах светится одобрение.
– Давно пора тебе разозлиться.
Да, думаю я, когда мы подходим к выходу. Давно пора. Полагаю, мне надо поблагодарить именно Бернара за то, что я наконец очнулась. Пора напомнить всем, что я жертва. Эва пыталась убить меня. Они должны помогать мне, а не запугивать, обвиняя в том, чего я не совершала.
Мы подходим к полудюжине людей у входной двери, глядящих на льющий на улице дождь. Я бросаю на Криса вопросительный взгляд.
– У тебя, случайно, не припрятан зонт где-нибудь под курткой?
– Боюсь, что нет, – отвечает он, снимает свою тяжелую куртку и укутывает меня в нее.
– Я сейчас подгоню машину как можно ближе к двери. Жди меня у тротуара, но все равно бежать придется довольно далеко.
Я мысленно представляю, как, поскользнувшись, падаю плашмя на асфальт. Не слишком приятная перспектива, поэтому я снимаю куртку, жалея, что отдала свою Рею.
– Нет, она слишком тяжелая, я не смогу в ней бегать. Правда. Я не Грейс Келли, Крис. Я упаду. Я лучше пойду вместе с тобой. – Я передергиваюсь и обнимаю себя. – Хочу поскорее убраться отсюда.
– Я припарковался слишком далеко. Вернусь к двери с чем-нибудь, чтобы прикрыть тебя.
– Что ж, прекрасно. Если ты хочешь поиграть в мистера Любезность, я подожду. Но, пожалуйста, поторопись. Не хочу, чтобы Бернар опять припер меня к стенке.
Крис снова сует руки в рукава куртки, и покалывающее ощущение в шее возвращается. Я с тревогой оглядываю холл, и сразу же мое внимание привлекает профиль мужчины, прислонившегося к стене неподалеку. Он поднимает глаза, и я охаю от потрясения, узнав его. Он тут же выпрямляется, готовый сорваться с места, и я хватаю Криса за рубашку.
– Карманник из аэропорта. Он здесь.
– Где?
Я указываю.
Мой карманник во все лопатки несется к выходу. Крис поворачивается ко мне и решительно кладет руки на плечи.
– Жди здесь, Сара. Жди здесь, – с нажимом повторяет он и бежит к двери.
Глава 16
Я устремляюсь вслед за Крисом еще до того, как он выскакивает на улицу. Ни за что не стану ждать здесь, когда он преследует преступника, который вполне может быть вооружен.
Толкнув дверь, на ходу пытаясь перебросить ремень сумки через голову, чтобы не выронить ее, я выскакиваю наружу. И холодный дождь обрушивается с такой силой, словно я попала под струю воды из пожарного шланга. Откинув моментально намокшие волосы с лица, я лихорадочно ищу глазами Криса и вижу его, быстро бегущего куда-то влево. Я тут же припускаю следом, жалея, что на мне не надето что-нибудь потеплее шелковой блузки и обувь поудобнее. Еще больше жалею, что не могу вытащить телефон и держать его наготове на случай, если понадобится звать на помощь, потому что под таким ливнем он испортится.
Когда я в полквартале от посольства, Крис еще на полквартала впереди меня, а дождь продолжает лить как из ведра. Я вытираю воду с лица, как будто это поможет. Пока я смаргиваю с ресниц капли, Крис куда-то исчезает, и я ударяюсь в панику. Только что он бежал впереди меня, а теперь его нигде не видно. От приступа паники сердце молотом бухает в груди. Над головой оглушительно гремит гром, и я вздрагиваю от неожиданности, но продолжаю бежать.
В конце улицы я дико озираюсь по сторонам и сворачиваю влево. Это направление кажется логичным, здесь не надо пересекать улицу, и я молюсь, чтобы оно оказалось правильным. Пробежав еще один квартал, уже начинаю сомневаться, что выбрала правильное направление, но тут мое внимание привлекает раскачивающаяся калитка, и инстинкт заставляет резко остановиться.
Обогнув угол, я вижу маленький безлюдный дворик и тихо вскрикиваю, обнаружив, что Крис и карманник дерутся. Пальцы мои стискивают металл калитки, и я едва удерживаюсь, чтобы не закричать, когда негодяй швыряет Криса о стену и бьет в лицо. Но секунду спустя уже карманник оказывается прижатым к той самой стене, и я смотрю, как Крис наносит удар, потом еще один. И делает это рукой, которой рисует.
Не раздумывая, я бегу к ним. Я должна спасти его руку.
– Нет!
– Назад, Сара! – кричит мне Крис, и я съеживаюсь, когда Крис, отвлекшись на меня, получает коленом в живот. Но в долгу не остается.
– Твоя рука! – пронзительно кричу я, подбегаю к нему и хватаю за локоть. – Ты повредишь руку!
Крис чертыхается и отбивает удар ногой.
– Проклятие, Сара, отойди! – Он наносит еще один удар кулаком, и на этот раз парень, обмякнув, сползает по стене.
Крис наклоняется ниже и говорит мужчине что-то, чего я не могу ни разобрать, ни тем более понять. Ответ звучит глухо, почти рычанием. Крис бьет его коленом в живот, и мужчина начинает говорить. Когда он смолкает, Крис отпускает его, хватает меня и тащит за собой.
Незнакомец тем временем улепетывает через калитку, и Крис резко разворачивается ко мне, пальцы впиваются мне в плечи. Мокрые волосы облепляют лицо.
– Ждать – это значит ждать, черт побери!
Кровь стучит у меня в ушах.
– Твоя рука. Дай мне взглянуть на руку.
На лице его чистая, ничем не сдерживаемая ярость, и вместо того, чтобы показать мне свою руку, он хватает мою и бегом устремляется обратно, таща меня за собой. Промчавшись два квартала, мы вбегаем в какой-то бар. Вода ручьями стекает с нашей одежды и образует лужицы на паркетном полу. Крис не смотрит на меня. Ему и не надо. Воздух вокруг него буквально потрескивает от гнева, и я догадываюсь, что он с трудом сдерживается.
Он спрашивает охранника у двери.
– Туалет?
Мы удостаиваемся указующего жеста и односложного ответа, и Крис устремляется дальше, твердо держа мою руку в своей. Адреналин, готовящий меня к нашей предстоящей стычке, – единственное, что поддерживает мои гудящие ноги и окоченевшее тело в движении, пока мы спускаемся на один лестничный пролет в маленький коридорчик с единственной дверью в конце.
Крис распахивает дверь ванной комнаты и затаскивает меня внутрь. Мы с ним оказываемся в помещении, где и одному-то не развернуться, и Крис запирает дверь. Еще секунда, и я прижата к стене. Наверное, это впервые, когда его большое тело прижимается ко мне, но на этот раз я мокрая не от возбуждения.
– Ты понимаешь слово «жди»? – рычит он.
– Кто-то же должен был позвать на помощь, если бы с тобой что-нибудь случилось.
– Я сказал «жди», Сара, и ты должна была ждать, черт побери. Должна была послушаться.
– Крис, я…
– Не выводи меня из себя, детка, – предупреждает он. Вода стекает по его рассерженному лицу. – Тебе не понравятся последствия. И если ты думаешь, что уже слышала это раньше, подумай еще. Это совсем другая территория.
Я начинаю дрожать внутри и снаружи, и не оттого, что замерзла и промокла.
– Не угрожай мне.
– Тогда, черт побери, не доводи меня до такого состояния. Нет ничего важнее твоей безопасности.
– Ты! Ты для меня важнее моей безопасности!
Он сжимает губы в тонкую линию.
– Я не дам тебе возможности повторить сегодняшнее. Довольно. Мы возвращаемся в Штаты.
– Что? – Это единственное слово, которое мне удается выдавить из-за разрывающегося от боли сердца.
– Стивен сказал, неделя в Штатах, и мы сможем покончить с делом Эвы.
Мы. Он говорит «мы», и я на мгновение цепляюсь за его значение, но только на мгновение. Если я сейчас уеду, он отгородится от меня. Он знает это, и я знаю.
– Стивен сказал, что я должна вернуться?
– Он сказал, что было бы неплохо. С паспортом он утрясет.
Он отгораживается от меня, пока я не причинила ему боли.
– Он сказал, что я должна вернуться? Обязана? – еще раз спрашиваю я, не в силах скрыть дрожь в голосе.
Он опирается ладонью о стену, чуть-чуть отодвигаясь от меня. Его молчание пугает, и душа моя летит вниз, в немыслимые ледяные воды. Я тону и должна спасти себя, пока не утонула окончательно. Я хочу поднырнуть под руку Криса.
Он выставляет ногу, удерживая меня.
– Я пытаюсь защитить тебя.
– Даже не начинай, Крис. Мне надоела эта отговорка. Если хочешь избавиться от меня, так и скажи. Дай мне пройти.
Он как крепкая, непоколебимая стена, и по его непроницаемому лицу ничего невозможно прочесть.
– Того типа наняли следить за тобой в надежде найти Эллу.
Я раскрываю рот от удивления.
– Что? Зачем? Кто?
– Элла привлекла к себе весьма нежелательное внимание.
– Чье внимание?
– Гарнера Невилла, очень богатого, очень влиятельного человека, от которого не жди ничего хорошего.
– Зачем бы ему разыскивать Эллу?
– Вот именно. Похоже, она вляпалась во что-то посерьезнее, чем брак с каким-то там врачом американцем. Я хочу, чтобы ты уехала из Парижа.
Ледяные пальцы тревоги сжимают мое сердце как тиски. Сейчас я чувствую то же самое, что и в ту ночь, когда сидела на Эллиной кровати, мысленно умоляя ее вернуться. Умоляя вернуться Криса. Они снова недосягаемы для меня, и я не представляю, как найти их.
– Но ты отправляешь меня в Штаты не из-за Эллы, так ведь? А из страха, что я разлюблю тебя и ты будешь страдать. – Он отшатывается от меня, и это словно захлопнувшаяся дверь. Я едва не вздрагиваю от силы удара.
Но я не останавливаюсь, я упрямо продолжаю. Я тревожусь об Элле. Я зла на Криса. Я обижена.
– А знаешь, чего боюсь я? Какой страх терзает меня? Что ты однажды опять бросишь меня, и я останусь одна. Если ты собирался оставить меня, то надо было сделать это раньше, когда я еще знала, как дышать без тебя.
Мы меряемся взглядами, и он все молчит и молчит, черт бы его побрал. Я сказала то, о чем мы не говорим, а он даже не реагирует.
Меня начинает бить дрожь. Я не могу ее остановить.
Крис снимает куртку и шагает ближе, наши взгляды сталкиваются, и сожаление, которое я вижу в его глазах, вырезает кусочек моего сердца. Я опять потеряю его, и на сей раз это убьет меня. И, думаю, его тоже.
– Пойду подгоню машину, – тихо говорит он. – Подъеду к двери.
Я резко вскидываю глаза, когда он протягивает руку к дверной ручке, и у меня возникает ужасное чувство, что если я дам ему сейчас вот так уйти, все будет кончено. Между нами все будет кончено.
– Я не уеду, Крис, – говорю я твердо. – Не уеду без Эллы, не уеду без тебя.
Он стоит как каменное изваяние, такой далекий и отчужденный, потом открывает дверь и исчезает в коридоре.
По дороге домой мы не разговариваем, и только тихий гул машины заполняет тишину. Как только мы въезжаем в гараж и выходим из машины, Крис без слов забирает у меня свою куртку и вешает ее сушиться на один из своих байков. Я уже почти высохла благодаря тонкой блузке и юбке и обогреву в салоне.
У двери мы останавливаемся, чтобы снять обувь, а Крис снимает и носки. Я не могу заставить себя снять чулки, и это впервые за долгое время, когда я чувствую себя с ним неловко. Думаю, он испытывает то же самое. Неловкость буквально витает в воздухе. Это плохо. Очень плохо.
Потом мы ждем, когда откроются двери лифта. Неловкость уже просто давит на нас, она начинает закручивать меня в узлы. Наконец, лифт прибывает, и Крис ждет, когда я войду. Мы прислоняемся к противоположным стенкам кабины лицом друг к другу. Крис откидывает голову назад и опускает ресницы, волнистые пряди подсохших волос дразнят лоб и щеки. Мокрая ткань майки облепляет крепкое тело, а засохшая кровь очерчивает ссадину на щеке дюйма два длиной. Кажется, она, к счастью, неглубокая и зашивать не потребуется. Надеюсь, руку он тоже не слишком сильно ушиб.
Кабина приходит в движение, но Крис по-прежнему не смотрит на меня. У меня такое чувство, что он считает, что если посмотрит, то стены, которые он убедил себя возвести между нами, рухнут. Я жажду разбить их сама, схватить его, крепко обнять и пообещать, что со мной ничего не случится. Он хочет услышать, что я не умру. Он хочет невозможного.
Мне невыносимо не прикасаться к нему, не разговаривать с ним. Лифт останавливается, и я делаю шаг к Крису. В тот же миг голова его поднимается, глаза резко наталкиваются на мой взгляд. Лицо его – сплошь жесткие твердые линии и тени, и не видно никакой радуги. Мы все еще переживаем бурю. Что ж, ничего удивительного.
Я удерживаюсь от того, чтобы обнять его, беру руку и смотрю на чуть припухшие костяшки, потом опять на него.
– Давай я обработаю ссадину и наложу повязку. – Я задним ходом выхожу из лифта и мягко тяну его за собой, ободренная тем, что он не сопротивляется. Веду его в ванную, и он сразу же стаскивает с себя майку, вешает ее на край ванны и присаживается сам. Вид его дракона, перекатывающегося вместе с твердыми мускулами плеча и руки, творит что-то странное с моим желудком. Это часть его прошлого, которую я никогда не узнаю, если он не пойдет навстречу.
Я поднимаю глаза и вижу, что он наблюдает за мной. Эмоции сжимают горло.
– Где у тебя аптечка? – Я даже не знаю, где что в своем доме, хотя, возможно, это больше не мой дом. Почему же сейчас это кажется больнее, чем когда-либо раньше?
– Под раковиной. – Он заговорил впервые после туалета в баре, и звук его голоса – шелк – понемногу успокаивает мои растрепанные нервы.
Я отворачиваюсь от него, достаю аптечку и пытаюсь привести в порядок свои чувства. Откуда-то приходит ощущение, что я готова пожалеть, что так привязалась к Крису, но я прогоняю его прочь. Сожаления Криса хватит на нас обоих. Одному из нас надо постараться сохранить наши отношения. Сохранить то, что у нас есть.
Когда я вновь поворачиваюсь к Крису, он пересаживается на сиденье унитаза, чтобы дать мне сесть на край ванны. Чувствуя, что все еще слишком нервничаю, теперь я избегаю встречаться с ним глазами. Я сажусь и хлопаю себя по ноге, указывая, чтобы положил на нее свою руку. Он не колеблется. Пальцы его распластываются у меня на бедре, ладонь ложится посредине, и я сразу же, мгновенно и до боли, ощущаю прикосновение всем своим телом.
Я разглядываю ссадину на его костяшках, окруженную быстро образующимися синяками. Невозможно сказать, насколько серьезно повреждение, пока не будет сделан рентген, от которого, я уверена, он откажется.
– Я не знаю, как любить тебя и не защищать, – говорит он, и я поднимаю глаза на это его тихое признание. – И не знаю, как защищать тебя и не подавлять. Я буду постоянно нервничать и бояться. Я буду постоянно думать… слишком много.
– Никто не знает, что будет завтра, Крис. Мы вместе должны жить сегодняшним днем.
Он разбитой рукой ерошит свои подсыхающие волосы, оставляя их в чудесном беспорядке.
– В том-то и дело, Сара. У меня не получается. И никогда не получится. Я не могу это сделать.
Он поднимается и уходит, оставляя меня одну.
Глава 17
Я чувствую удивительное спокойствие, когда мало-помалу проходит потрясение от слов Криса. Не представляю, сколько я просидела на краю ванны, но тело мое одеревенело и замерзло.
Когда я наконец встаю, то сбрасываю с себя одежду и включаю воду погорячее, прежде чем встать под душ. Мне надо подумать, и как только мой мозг снова начинает работать, мое видение того, что сказал Крис, меняется.
Крис любит меня. Я верю в это. Он говорил, что именно я помогла ему пережить потерю Дилана, хотя меня и не было рядом. И если первой моей мыслью было, что он имеет в виду нас, меня и его, теперь я уже так не считаю.
Я думаю, он имеет в виду боль, беспокойство, страх. Мне кажется, что именно такие моменты, когда Крис чувствует, что «не может этого сделать», приводят к тому, что он, связанный, кричит, чтобы кто-нибудь хлестал его плетью до тех пор, пока он уже ничего не будет чувствовать.
Мой бедный надломленный мужчина. Такой потрясающий, чудесный, ненаглядный и любимый. Такой умный, но не понимает, что хочет увезти меня из Парижа не только для того, чтобы защитить от внешней опасности. Он все еще боится, что я не смогу справиться с тем, кто он. Это гораздо больнее, чем его сегодняшняя реакция. Я никуда не уеду. Мы никуда не уедем.
Горячая вода остывает, и я выхожу и одеваюсь в свои любимые домашние штаны и розовую майку. Высушив волосы, сдерживаю порыв пойти отыскать Криса. Он ушел, чувствуя смятение и душевный разлад, и мне надо дать ему время успокоиться и прийти в себя.
Взяв свой лэптоп, я направляюсь к кожаному креслу у окна в спальне. Открываю жалюзи, чтобы впустить побольше света. Дождь стучит в стекло, и я устраиваюсь в кресле, поджав под себя босые ноги. Мне нужна связь по крайней мере с одним из двух человек, которых я хотела бы видеть сейчас здесь, со мной, поэтому начинаю поиски Эллы, введя в «Гугл» имя Гарнера Невилла.
Два часа спустя я все еще сижу, слушая тихий, успокаивающий шум непрекращающегося дождя, погруженная в свои мысли. Что нужно одному из богатейших людей Парижа от Эллы, у которой нет ни семьи, ни денег? Я просматривала страницу за страницей о тридцатидвухлетнем миллиардере, который унаследовал состояние и превратил его в еще более крупное, но ответа так и не нашла. Не представляю, почему Крис считает, что этот человек опасен, но не сомневаюсь: он знает о чем говорит.
Не вижу смысла, зачем бы Невиллу искать Эллу, так что это, должно быть, как-то связано с ее женихом. Мне никогда не нравился Дэвид, я никогда не доверяла ему.
Я ставлю компьютер на пол и устремляю взгляд на дверь спальни, мысленно умоляя Криса появиться. Не могу я больше просто сидеть и ждать. Я сама должна атаковать проблемы, а не позволить им атаковать меня. Этому научил меня Крис.
Я поднимаюсь. Я собираюсь найти Эллу, и поговорить с этим Невиллом – хорошее начало. Но я не буду делать это без Криса. У него было достаточно времени, чтобы побыть одному, и у меня тоже.
Пришло наше время.
Поднявшись по лестнице на самый верх, я вижу, что дверь в его студию открыта, и надеюсь, что это приглашение. Тяжелая мрачная песня, вибрирующая в воздухе и отражающаяся от стен, не внушает, однако, оптимизма. «Дно» Стейнда. Слова врезаются в мозг, неотвратимые, напряженные, эмоциональные.
«Ты задыхаешься, ты ждешь, скорей бы это все кончилось». Эта песня – голос чувств Криса. Окошко в то, насколько глубока его боль. И мне тоже больно за него. Если я не могу избавить его от этой боли, то по крайней мере буду с ним рядом.
Я вхожу и вижу Криса на табурете прямо перед арочным окном, склонившегося к холсту на мольберте. Его рука, перевязанная, но, очевидно, действующая, легко работает кистью, и я замечаю, что он переодел мокрые джинсы. Сейчас он облачен в темно-синие, но без майки и босой, а волосы его, мягкие и растрепанные, явно только что вымыты. Он принял душ в другой спальне, избегая меня, когда я так хотела, чтобы он пришел.
Слова песни напоминают мне, что все когда-либо написанные им шедевры были созданы под музыку, соответствующую его настроению, и эта песня – ясное тому подтверждение. Он задыхается. Он хочет, чтобы это кончилось. Он не имеет в виду нас, напоминаю я себе. Я нужна ему, как и он нужен мне.
Я вдруг понимаю, что мне необходимо знать, как эта песня соотносится с тем, что он создал за эти два часа на холсте. Я отталкиваюсь от двери и иду. Крис не оборачивается, и, думаю, он не знает, что я здесь. Он с головой погружен в работу, в то, что пишет. Я останавливаюсь, как только подхожу настолько, что мне виден холст, но не настолько близко, чтобы нарушить его сосредоточенность.
И сердце мое пропускает удар. Он рисует меня. В наброшенной на плечи его кожаной куртке, с мокрыми от дождя волосами, облепившими лицо. Я бледная, а в глазах отражается такая мука, что мне становится трудно дышать. Он запечатлел момент, когда я призналась, что больше всего на свете боюсь, что он отгородится от меня, и сделал это с таким блеском, что я переживаю те мгновения вновь, и сердце мое истекает кровью от боли.
Он ничего не сказал на мое признание, не выказал никакой реакции, но почувствовал ее. И чувствует сейчас.
Пусть физически Крис и не был со мной эти последние два часа, но он не отгородился от меня. Чувства переполняют меня, и мне так отчаянно хочется подойти и дотронуться до него, но я понимаю, что сейчас не стоит этого делать. Что это неправильно.
Я прохожу мимо него к окну, надеясь, что разгадаю мысли Криса и пойму, что ему сейчас нужно.
Я мгновенно ощущаю тот миг, когда он возвращается в этот мир и ко мне. Кожу начинает покалывать, и она пылает от тяжести следящего за мной взгляда. Я встаю прямо перед окном, в нескольких шагах от того места, где он работает. Обернувшись, с удивлением обнаруживаю, что он теперь стоит по эту сторону холста. Руки его опущены, челюсть напряжена, а глаза такие же безумные, как и у меня на холсте.
Я стою и жду. Сама не знаю чего, но жду. Ни я, ни он не произносим ни слова. Сегодня нам хорошо дается молчание. Слишком хорошо. Я больше не могу его выносить. У меня больше нет сил ждать.
– Нарисуй меня, – говорю я. Раньше я отказывалась, когда он просил меня об этом, боялась того, что он увидит. Когда у меня были тайны, которые мне не хотелось, чтобы он узнал. – Реальную меня, а не ту, что у тебя в памяти. – Я стаскиваю с себя майку, оставаясь обнаженной до талии, и отбрасываю ее. Важно, чтобы он знал, что я готова обнажить перед ним и тело и душу, и я быстро снимаю с себя остальную одежду и ногой отпихиваю в сторону. Выступ ведет на широкий подоконник, и я забираюсь на него так, чтобы оказаться прямо посредине окна.
Крис направляется ко мне медленной чувственной поступью, властной, но не хищной. Желание, заострившее четкие черты его лица, ободряет меня. Он идет ко мне, и я его. До сих пор я сдерживалась, но теперь довольно. Мои личные демоны пусть проваливают ко всем чертям и остаются там. Они не утащат меня с собой.
Я приехала в Париж ради него, ради этого. Сегодня есть только его тайны, его прошлое. Его сердечная боль и страхи. Никто из нас не думал, что будет легко посмотреть им в лицо. А мне и не надо легко. Мне нужен Крис.
Наконец он останавливается передо мной, и ноздри мои раздуваются от его мускусного чудесного запаха. Я хочу просыпаться каждый день до конца своей жизни и ощущать этот запах.
Он смотрит на меня, а песня звучит снова, отражая то, что я вижу в черной глубине его пристального взгляда. Я улавливаю часть песни, что-то о волнах, смывающих шрамы. Я хочу быть этими волнами, которые смоют шрамы Криса. Я очень этого хочу.
Медленно взгляд его опускается, задерживается на губах, а потом лениво скользит по груди, по животу и ниже, и я ощущаю его, словно ласку. К тому времени, когда он пускается в обратный путь, я вся – жидкий огонь и ожидание, мокрая между ног и вся, испытывающая покалывание. Я умираю от желания почувствовать его прикосновение, но знаю, что когда он рассержен, лучше не дотрагиваться до него, пока он не будет к этому готов.
Он протягивает руку куда-то надо мной, и, проследив за ним взглядом, я вижу, что он нажимает какую-то кнопку на оконной панели, и электронные жалюзи начинают опускаться. Я готова рассмеяться от безумия момента. Я стою голая перед окном, наблюдаю, как опускаются жалюзи, и мне все равно. Я хочу, чтобы Крис прикоснулся ко мне. Он еще раз нажимает кнопку и закрепляет жалюзи в целом футе у меня над головой. Я все так же стою обнаженная перед открытым окном и гадаю, зачем было опускать жалюзи. Ответ я получаю, когда он берется за шнур, соединенный с серединой.
– Руки над головой, – приказывает он, и услышать наконец его голос – сладкий мед. Он течет по мне и в меня, и сердце мое замедляет свой ритм.
Я с готовностью поднимаю руки, сознавая, что моя грудь тоже приподнимается, и теперь она на уровне глаз Криса. Он встает на подоконник ко мне, передо мной, своим большим совершенным телом подталкивая меня назад, ближе к стеклу, но не дает прислониться. Его прикосновение еще сильнее возбуждает меня, и я уже в огне. Соски уютно устраиваются в жесткой поросли у него на груди, и я, не удержавшись, выгибаюсь ему навстречу. И тихий стон срывается с моих губ. Я настолько поглощена своим желанием, что едва сознаю, что он обвязывает шнурком мои запястья.
Читать бесплатно другие книги:
