Короче, Склифосовский! Судмедэксперты рассказывают Величко Владимир
— В общем, картина ясная, — весьма уверенно закончил рассказ Михалыч. — Перепились, уснули, не уследили, задохнулись, сгорели.
— А раз так, меня-то зачем тащите туда? Я уж думал, что криминал какой, а тут? Да еще и поспать не дали! — снова вспомнил эксперт. Одно дело ехать — и пустышку заведомую тянуть, зачастую мешаясь всем, а другое дело — по свежим следам… невзирая на трудности… опираясь на свои знания и опыт, давать нужные сведения операм, способствовать в кратчайший срок раскрытию преступления… и т. д. В общем, настроение снова к нулю скакануло!
— Ну, так положено. Сам ведь, Николаич, знаешь, — перебил эти мысли эксперта Михалыч.
— Знаю, — уныло ответил эксперт. Тут машина свернула с центральной улицы и, осторожно пробираясь через какие-то ухабы, палки и плоские железяки (куски кровли?), выехала на небольшую площадь. Там столпилось человек двадцать сельского люда, и все они тихо стояли, о чем-то переговариваясь, смотрели на действия людей в погонах, и вообще — на действия. К машине подскочили двое — участковый и опер в штатском — и что-то стали докладывать начальнику. Эксперт, решив, что он не гордый, сам пошел в помещение столярки, вернее, в то, что от нее осталось. В дверном проеме он столкнулся со следователем:
— Ой, Николаич, как вовремя. Ты в курсе дела?
— Да, Горькавый информировал меня всю дорогу, аж устал.
— Отлично… А мы как раз закончили осмотр помещения, и надо бы трупы осмотреть… осторожно, осторожно, не наступи… вот здесь лучше, — проговаривал следователь, проводя эксперта к тому месту, где находились «объекты исследования».
— Да-а-а! — протянул эксперт, оглядывая то, что осталось от двух людей. — Действительно, обгорели не по-детски!
Трупы лежали на спине, на бетонном полу, у обоих кисти и стопы отсутствовали, из черно-коричневых мышц предплечий и голеней выступали кончики обгоревших, черных, крошащихся костей. У одного трупа прогорела передняя брюшная и грудная стенки, и были хорошо видны красновато-черные петли кишечника, обильно покрытые черной сажей, и поверхность легкого. Голова трупа была относительно цела. Полностью сгорели мягкие ткани лица, а кости свода вроде были целы. У второго — наоборот: стенки полостей тел не прогорели, зато свод черепа и головной мозг отсутствовали напрочь. Сохранилось только основание черепа.
— Давай, Николаич, быстренько продиктуй положение тел, повреждения, и все — трупы в морг.
— А вы, господа следователи, уверены, что здесь нет криминала?
— Да мы же всех опросили, все четко: пили-уснули-загорелось-задохнулись-сгорели. Аллес капут!
— Может, конечно, и капут, вот только не аллес, никак не аллес!
— Че ты, Николаич, хочешь этим сказать?
— Вот смотрите: видите — возле голов красное спекшееся вещество. Это кровь! — Эксперт присел у головы трупа и пальцем в перчатке провел бороздку в этом веществе. — Местами она, как глина, буро-красная, местами — как слипшиеся зернышки. И обе головы лежат в этом веществе. Оно со всех сторон. Его здесь порядка 700–800 мл на каждую голову. А если сделать очень скромную поправку на испарение жидкости, то количество крови было не менее 1,5 литра. На каждую голову!
— Ну и что? — ответил один из оперов. — Горящая балка упала, разбила голову, и вылившаяся кровь запеклась.
— Не пойдет. Эта кровь натекла до пожара. Именно из живого тела текла кровь. Если рушилась кровля, то этот человек подавно был бы мертв и столько бы крови не натекло. Далее. От чего умирает человек на пожаре? — обратился эксперт к следователю.
— Ну… от отравления… этим… карбоглобином!
— Правильно, от отравления окисью углерода, одного из продуктов горения, который, проникая в кровь, образует очень устойчивое соединение с гемоглобином — карбоксигемоглобин. И его количество — важнейший показатель прижизненности пребывания организма в очаге возгорания. Кроме того, имеется ряд довольно достоверных визуальных признаков, позволяющих заподозрить — иногда с высокой долей вероятности — отравление окисью углерода. А на этих трупах я не вижу таких внешних признаков. Далее, на сохранившихся костях черепа есть линии переломов, — и эксперт продемонстрировал их. — Причиной их образования может быть и термическое воздействие, но с учетом крови возле голов картина вырисовывается преинтересная! И еще! Гляньте, под спинами у них несгоревшие опилки. Они что, везде по полу были разбросаны?
После короткого опроса местных жителей выяснилось, что все опилки всегда аккуратно хранились в специальных деревянных длинных ящиках, стоящих далековато от сгоревших тел.
— Вот вам, коллеги, и наиболее возможный вариант событий. Пили — да! Напились, и видимо, прилично — да! Затем некто третий пришел (или все-таки был с ними?) и каким-то твердым тупым предметом постучал им по головам. Крепко постучал. Просто ли они повздорили, и все произошло спонтанно, или это было целенаправленно — не знаю. Потом он обсыпал тело опилками, пролил их бензином, все вокруг им же оросил…
— …а точно, товарищ полковник, — воскликнул в этот момент молоденький опер, обращаясь к Горькавому, — в бензобаке вон того «Москвича» — дыра, и края ее завернуты вовнутрь бензобака, как будто эту дыру ломом с силой пробили! А если бы бензин в баке взорвался, то края…
— Молодец, лейтенант, правильно мыслишь, но не перебивай старших, — ответил начальник милиции, — продолжай, Николаич.
— …а потом этот нехороший человек, — продолжил эксперт, — поджег все, что смог поджечь. И ушел! Я думаю, — закончил он свое короткое выступление, — все было примерно так. И вам, уважаемые, придется поработать. А меня, будьте уж так добреньки, до дому, до коечки доставьте, а?
Глава 2
Про коечку, конечно, было сказано для красного словца. Дома была куча дел, и валяться на этих коечках и диванчиках особого времени не было. В общем, за урезанную по времени субботу эксперт успел все-таки прилично поработать на благо родного дома и под вечер с приятелем еще и классно попариться в баньке. А в воскресенье утром (правда, не так рано, как в субботу) снова раздался звонок. Это был начальник Следственного Комитета района Антон Калманович.
— Николаич, надо посоветоваться… мы подъедем? Это по вчерашнему случаю…
— Ну, куда от вас денесси — благодушно ответил эксперт. — У меня хоть и выходной, но ведь вы же все равно достанете! Жду.
Комитетский «УАЗ-Патриот» подкатил буквально через пять минут. От приглашения зайти и попить чайку, приехавшие отказались. Пришлось эксперту лезть к ним в машину, где было тепло, но все так пропитано гарью, что эксперт поначалу расчихался.
— Это мы прямо оттуда. Сутки по пожарищу ползали, — глядя на меня, кивнул Калманович.
— Ну, уж вы и скажете, Антон Вячеславович — ползали! — пропела Катерина Колоскова, молодая женщина редкой красоты, следователь, работавшая в Комитете всего-то первый год. — Это мне пришлось весь уголек перебрать своими нежными пальчиками, а вас-то там и в помине не было. Теперь во век не отмоюсь от этого запаха, — кокетливо вздохнула она, типично женским жестом стряхивая с рукава несуществующую грязь.
— Вот когда вы, Екатерина Алексеевна, станете…
— Тихо, тихо, ребята! Давайте о деле. Рассказывайте с чем пришли?
— С чем, с чем? — язвительно пробурчал водила. — Ни с чем они не пришли! Всем отделом они сидят в глубокой… в глубоком кризисе.
— Цыц, Валерий Александрович! — рыкнул Калманович на водилу и, обращаясь к эксперту, продолжил:
— В общем, Николаич, после твоего отъезда мы решили, что твои устные экспертные умозаключения просто так отринуть невозможно, и принялись за дело. Первым и единственным кандидатом на роль злодея был третий член той самой пьянки… ну, того, что попозже, с улицы, утащила домой жена. Все остальные полторы тысячи населения деревни все в равной мере могли оказаться такими преступниками. Тем более что один из оперов вскоре узнал, что Третий был замечен в магазине — брал водку — уже после того, как его увела жена. Доказательно узнал.
— И еще! Ранее он был ментом, — дополнила Катерина. — Прослужил 9 лет и уволился по компрометирующим обстоятельствам.
— Каким, — поинтересовался эксперт.
— Будучи помощником дежурного по ОВД в камере занимался сексом с подследственной дамочкой и его прямо на… месте правонарушения застукал проверяющий майор, — улыбнувшись, пояснил Калманович.
— В общем, взяли мы его еще вчера и отвезли в отдел, где до позднего вечера «работали» с задержанным. Плотно работали.
— И что? Он так и не сознался в убийстве? Странно! И даже две прошлогодние темнухи не взял на себя? — с ехидством спросил эксперт.
— Ты, знаешь, Николаич, — не обращая внимания на подколку, сказал Антон, — не он это! Понимаешь, он вроде уже готов был сознаться. Прессовали-то мы его качественно, но он не знает, КАК убивал. Если бы мы показали и рассказали — он бы взял все на себя. Это однозначно. Мы за эти часы его морально сломали. Часа в три ночи мы его слегка опохмелили, и сейчас он спит в камере. Проспится — поработаем, конечно, еще, но, чувствую, что это пустышка. Через двое суток отвезем домой. Если ничего сверхнеожиданного, конечно, не случится. Вот так!
— И что вы предлагаете, — спросил эксперт после недолгого молчания.
— Николаич, трупы надо вскрыть сегодня. Надо все взять на дополнительные исследования, а в понедельник, к 8 утра они будут в городе, в лаборатории — это уж мы постараемся. Через руководство Комитета договорились об экстренном проведении исследований и экспертами-химиками, и биологами, и медико-криминалистами. Они все сделают за пару-тройку дней, и тогда у нас будет стопроцентная уверенность в причине смерти и в механизме причинения повреждений. У нас будет реальная информация, от которой ниточка может протянуться в неожиданную сторону.
Мужчина вышел из калитки, прикрыл ее и неторопливо подошел к невысокому, но обрывистому краю холма, что начинался в десятке метров от ворот его дома. Вечерело. Верхушки берез и тополей, что густо росли вокруг Церкви, облепило воронье, и в морозном декабрьском воздухе раздавалась громкая многоголосица вороньего грая..
«У, раскаркались проклятые! Наверное, грехи так замаливают, — подумал, усмехнувшись, мужчина. — Интересно, а как я свои грехи замаливать буду?»
Потом он оглядел расстилающееся внизу село. В окошках домов уже стали загораться первые огоньки. По центральной улице проехал милицейский «уазик» и, свернув в проулок, остановился у сгоревшего здания мастерской. Из машины, хлопая дверками, вылезли несколько человек и скрылись внутри, причем один из ментов поскользнулся и упал на сгоревшие бревна.
Мужчина презрительно усмехнулся:
— Разве такие что-то найдут? Да они только пониже пупка собственной бабы что-то могут найти… да и то, если она им разрешит! — Настроение у мужчины резко ухудшилось, и он, достав сигаретку, привычным щелчком кинул ее в рот, прикурил и, глубоко затянувшись, снова по-хозяйски оглядел село. Затем он перевел взгляд на небо, но ничего не увидел: серая, вечерняя, декабрьская хмарь наплывала на дома, деревья, пригорки и совсем застлала небо. Звезд уже не было. Постояв еще немного, он резко развернулся, открыл калитку и пошел в дом — спать. Придется завтра немного за ментов поработать.
Весь воскресный день эксперт работал. Изъял все необходимое для дополнительных исследований, упаковал как положено и к концу дня передал следователю. После этого взаимоотношения эксперта и следователя, как правило, замораживаются примерно на месяц. Каждый занимается текущей работой и ждут: эксперт результаты допов, чтобы затем составить мотивированное экспертное заключение, а следователь ждет это самое заключение, чтобы на основании выводов эксперта предъявить обвинение подозреваемому. На этот же раз все было не так. Лишь в понедельник наблюдалась легкая компенсация за работу в выходные дни в виде ничегонеделанья (относительного, конечно!), ибо никто умерший в морг не поступил, и судебно-медицинское отделение занималось не обременительной текучкой. К концу недели причина смерти сгоревших трупов была уже достоверно установлена, причем доказательно, с приложением подтверждающих первоначальные выводы анализов из лабораторий областного города. Заключение было напечатано и передано следователю.
В пятницу в отделение неожиданно заявился Калманович. Он был весел, улыбчив и суетлив.
— Что случилось, товарищ следователь? Заключение-то получили еще вчера. Что-то неясно? Хотя… — продолжил эксперт, приглядываясь к Антону, — уж больно довольный у тебя вид! Что, есть результат, дело сдвинулось? Появились кандидаты на новые допросы и могучий моральный прессинг в сатраповских застенках?
— Нет, Николаич, — принимая горячую чашку с кофе, ответил тот, — не появились. Нету подозреваемых, да и на фиг нам кого-то подозревать, — щурясь от горячего кофе, ответил начальник СК района, — когда убийца доподлинно известен. Завтра поедем его брать за жабры. Хочешь с нами, — вдруг предложил он.
— С чего это вдруг? Эксперт вам для таких дел не нужен. Разве что для освидетельствования невинного, как правило, человека, который во время задержания случайно пяток раз споткнется, упадет и всю морду разворотит, — размышлял эксперт. — И вообще, там ваша половина игрового поля. Я свой мяч вбросил, заключение у вас на руках. Кстати, а кто он, этот злодей?
— Пока промолчу, Николаич… Так как, едешь?
— А-а-а, я должен кое-какую роль сыграть? Так сказать, доверяете нанести решающий некий удар в ворота противника?
— Можно сказать и так! Едешь?
— Чего спрашивать-то? Конечно, поеду. Когда?
— А вот тут уж не обессудь! Мы ранние птички, и с полковником Горькавым за тобой заедем в 6 утра. Как?
— Что — как? Я же, дурак, 30 лет в экспертизе отработал, а в таком деле еще не участвовал. Любопытство погубило не только женщину, но и эксперта. Так что еду! Водку брать?
— Нет уж, Николаич. Если все получится — «поляна» за нами.
Глава 3
Ровно в 6.00 утра подкатила большая и далеко не новая «Мазда». Как и в прошлый раз, за рулем был Горькавый, только я его не с маху-то и узнал в штатском. Заметив мой взгляд, он пояснил:
— Это для маскировки! Вот и машину даже пришлось левую позаимствовать. Я в их легенду алкашей не укладываюсь, меня подозреваемый хорошо знает.
— Каких алкашей, — с недоумением спросил эксперт.
— По дороге расскажем, — ответил Антон. — Поехали, Андрей Михалыч!
Кроме них, в машине была и следователь — та самая очаровательная Катерина. Миновав улицы нашего городка, мы покатились по знакомой грунтовке.
— Ну, кто в курс дела введет доктора?
— Ну, так я, наверное, — ответил Калманович и немного помолчав, начал:
— Помнишь, Николаич, я тебе рассказывал, как допрашивали того, третьего? Ну, собутыльника? — И увидев мой кивок, продолжил: — Так вот к вечеру той субботы, когда мы поняли, что убийца не он, то открылась, так сказать, крайне неприятная истина — другого кандидата в душегубы просто нет. Всплывала «темнуха». Очень темная темнуха! А дело-то на контроле в городе, дело резонансное. И когда ты оправился вскрывать трупы, мы с операми снова отправились в Облужье. Вот там-то нам и помог случай.
Сначала мы собрались на опорном пункте участкового, после получасовых и пустых дебатов он предложил для стимуляции умственной деятельности по стопарю. Ну, выпили по рюмашке. Разговор, как это бывает в таких случаях, оживился. Курящие задымили, причем один из них — молоденький опер закурил ни много ни мало ROTHMANS. Да-да, самый настоящий! Тот, что по полторы тыщи за пачку. У меня при виде этой сигареты прямо глаза на лоб вылезли — по-другому-то и не скажешь. А участковый, увидев сигаретку, с удивлением пояснил, что такие курит только хозяин деревни, очень богатый человек — Эдуард Хилькевич. Курит он эти сигареты только сам, никому не предлагает — правило у него такое! Даже главе сельской администрации…
— Короче! — рявкнул участковый майор на опера-лейтенанта. — Где взял, гнида? — Опер этот, ничуть не смущаясь, пояснил, что в субботу, когда уже трупы увезли, он с торцовой стены сгоревшей мастерской нашел с пяток сигарет: они лежали в щели между стеной и слегка протаявшим от жары снегом — и даже возмутился, а че, мол, такого, не украл же?
— Не, Антон Вячеславович, где только таких придурков находят?
— Че сразу уж и придурков, — вполне искренне возмутился опер.
— Именно придурок! Ты на месте происшествия поднял необычную вещь и положил в карман, идиот. А в протокол внести? Не учили?
Короче, осмотрели мы эти сигареты и увидели, что на двух — бурые пятна. Вот тогда и возникла безумная мысль-надежда, что к пожару, а может, и убийству причастен самый богатый человек. Причем богатый не только в этой подтаежной деревне, но и вообще… богатый!
Зная, что Хиля в деревне сейчас нет, мы тогда же пришли к сгоревшей мастерской и, изучив местность, увидели, что к его дому, да что там к дому — замку! — можно подняться по узкой тропочке под самым обрывом, почти от самых сгоревших мастерских. И расстояние-то там метров 500, не больше. Ну, мы с участковым и прошлись по ней. И уже метров через 50–70 обнаружили на снегу красный комок, по сути, маленькую глыбку льда. Знаете, доктор, как будто что-то раньше налипло на подошву, а потом из ее рельефа, не удержавшись, выпало. Потом мы обследовали место под обрывом, что было напротив ворот Хиля, ибо, по словам участкового, тот любил покурить стоя именно на этом пригорке. И вновь удача нам улыбнулась! Мы нашли три смятые пачки ROTHMANSа и на одной — «вещество красно-бурого цвета, похожего на кровь». Уже в городе быстро установили, что кровь и на снегу, и на пачке принадлежит одному из убитых, а на всех пачках — только пальчики г-на Хилькевича! Так у нас появилась новая ниточка, но…
— Но этого было явно недостаточно, прокурор не даст санкции ни на обыск, ни на задержание: пачку, мол, похитили (вон их сколько пустых валяется), вымазали, подбросили, — закончила мысль Катерина. — Банальная месть! И любой адвокат на счет «раз» докажет, что мы — лопухи, ничего не понимающие в своем деле.
— А кроме того, не ясны мотивы содеянного, и у Хиля нет алиби, — угрюмо произнес Горькавый, — никакого алиби. Ни за, ни против! Он, по его словам, был в городе. Честно сознался, что выпил и, чтоб не рисковать, за городом загнал свой «Ланд Крузер» на примыкающую дорогу в 30 км от города и там примерно три часа спал в машине. И приехал в Облужье уже в субботу около 12 часов. И нет ни подтверждения этих слов, ни опровержения.
— Нет, как въезжал — видела куча народу. Ведь он сразу к пожарищу приехал и так там орал на всех, — перебил Калманович. — Мастерские-то ему принадлежали.
— …но в то же время по деревне, что в 10 км от Облужья, он не проезжал: это точно установлено. А деревню не объедешь. Даже на «крузаке», — парировал полковник. — Где же он был?
— И каков ваш план, — спросил эксперт. — А заодно попрошу и о моей роли в нем рассказать…
— Я с Хилем договорился, что его прямо дома — чтоб не утруждать Большого занятого человека — опросит следователь, что это все, мол, пустая формальность, ну и так далее. Допрашивать будет наша красавица Катерина, а вы, доктор, будете присутствовать…
— Так, а я-то, что должен делать? Играть роль заботливого папаши, боящегося отпускать свою деточку одну к злодею-богатею?
— Нет, ты и будешь доктором! Катенька должна уговорить его показать куртку, а вы должны осмотреть ее — у него три одинаковых кожаных куртки, — и сейчас он в той же… Если он пачку, замаранную кровью, складывал в карман, то все, он попался. А он ее складывал!
— А вы, господа, где будете, — спросил эксперт остальных.
— А мы вас с Катенькой высадим и оставим, а сами с видом крайней торопливости поедем к знакомым настоечки купить. Она у них здесь классная, славится на всю округу. Главное, ему с самого начала внушить, что все наши допросы — так, проформа. И не более. Сами мы отъедем, но будем поблизости. Кроме того, есть 3 бойца СОБРа. Они тоже рядом.
— …с 6 утра в нужных местах тихохонько сидят.
— Да ты, Николаич, не тушуйся. Все будет хоккей. Мы с моим замом к Хилю накануне наведались для создания имиджа, так сказать. Я — небритый и под градусом, а Женька Буланов — тот вообще сидел в «уазике» и горланил матерную песню, а потом вылез, помочился на колесо, обматерил меня, чтоб я, мол, не тянул резину, типа нам же еще ехать в соседнюю деревню к…
— Видел бы ты, Николаич, с какой брезгливостью он на нас тогда смотрел! В общем, мы в его глазах недалекие и склонные к пьянке ничтожества и ему нас опасаться не стоит совершенно. Так что вперед!
Глава 4
Не успел Антоныч это сказать, как «водитель в штатском» крутанул руль, и машина, свернув на асфальтированную дорогу, пошла вверх. Через полкилометра открылся вид на кирпичное чудо современной архитектуры — дом-замок с башенками, балкончиками, какими-то решеточками, все сложенное из кирпича разного цвета, что, на взгляд доктора, смотрелось довольно аляповато. Но дом был монументальный, надо отдать ему должное. Но тут «Мазда» притормозила у красивых, кованых ворот, и Антоныч показал пальцем вперед, торопливо сказал:
— Оттуда — идет тропка, оттуда, — показал он в сторону «водителя», — ну, из-под обрывчика, мы извлекли пачки ROTHMANSа и там же любит стоять Хиль. Все… двинулись! Ни пуха…
— К черту, к черту, — вразнобой ответили мы, захлопывая дверцы. Машина, развернувшись, укатила назад. Эксперт с Катериной подошли к калитке, и тут же из динамика раздался голос:
— Заходите, господа, заходите! Ворота и двери не заперты!
Они, молча, прошли через короткий дворик и зашли в дом. Там сразу же оказались в красиво и очень непривычно обставленном, круглом помещении с высоченным готическим (?) потолком. Обстановочка была ай да ну… чисто киношная, где про богатеев показывают. Один настенный телевизор (метра три по диагонали) чего стоил! Очень тихо играла музыка…
— А где же хозяин?
— Да здесь он, здесь, — раздался спокойный и слегка насмешливый голос, и из неприметной дверки вышел Эдуард Хилькевич.
Был он невысок, круглолиц и ничего такого суперменисто-миллионерского в нем не было. С его простодушным выражением лица к месту смотрелись обычные — абрамовичевские — джинсы и кожаная куртка (та самая!), мгновенно узнал эксперт.
— Ну, давайте знакомиться! Меня вы, несомненно, знаете, а вы…
— Я Катерина Алексеевна, следователь… а это Владимир Николаевич, врач!
— Постойте, вы же судмедэксперт! Вы-то тут каким боком?
— Ну, с вашего позволения, мы не будем вам докладывать свои процессуальные решения, — пропела Катерина. А впрочем, тайны здесь нет — нам еще раз надо осмотреть место происшествия, так что, с вашего позволения, доктор заодно поприсутствует и на вашем допросе. Не возражаете, — довольно ядовито спросила Катерина.
— Не возражаю! Пройдите в библиотеку — она вон там, — ткнул он рукой в сторону уже другой двери. — А я, с вашего же позволения — переодену рубашку и минуты через три приду. — Повернувшись, он на ходу снял(!) куртку(!) и, бросив ее на диван, скрылся за дверью, из которой ранее и вышел.
Мы с Катериной мгновенно переглянулись — вот повезло! — и, бросившись к дивану, стали лихорадочно осматривать изнанку, подклады и внутренние карманы куртки…
— Ну, как, — внезапно раздался за спиной насмешливый голос, — нашли?
— Что… нашли? — растерянно спросил эксперт и, оглянувшись, увидел стоящего у двери Хилькевича.
— Ну, то, что и искали — кровь убитого!
— Откуда вы знаете? — напряженно спросила Катерина, оглядываясь по сторонам.
— Спокойно, милая девушка, спокойно! Опасности для вас и вашего спутника нет. Зовите лучше своих начальников, вот с ними мы — в смысле я — подробно поговорю. — Катерина, поколебавшись, вытащила телефон, посмотрела на него и беспомощно огляделась по сторонам:
— У меня кажется что-то с…
— Тьфу, забыл предупредить — надо на улицу пройти, здесь такая техника не работает!
Катя вернулась очень быстро:
— А они уже подъезжают! Увидели, что сигнал исчез, и рванули назад! — Хиль поднялся и вышел из холла. Вскоре раздались голоса, и в холл влетел взмыленный Калманович:
— С вами все в порядке?
— Ну, Эдуард же Иваныч не дурак, все понимает, — с легкой усмешкой вместо нас ответил зашедший следом полковник Горькавый и тут же спросил:
— Итак, вы что-то нам хотите сообщить?
— Да! Что-то хочу и… сообщу! Я предлагаю вам, полковник, и вам, майор, пройти со мной наверх и там мы подробнейше побеседуем о делах наших скорбных… черт… кто-то же так говорил?.. Не помню! А милая дама и доктор пусть пока здесь поскучают, — и широким жестом указал на огромный диван, против которого и висел телевизор невиданных размеров. — Да, вон там бар, он в вашем полном распоряжении. — И ведомые Хилькевичем начальники скрылись за очередной дверью.
Торчали мы с Катериной Алексеевной в холле почти три часа. Кофе с коньячком, что нашлись в баре, уже из ушей лилось, когда Горькавый почти бегом спустился вниз и торопливо пробежал на улицу. Через пяток минут он вернулся, бросив на ходу:
— В отдел звонил. Приказал Автозак отправлять с конвоем…
Мы с Катенькой переглянулись, ибо ничего не поняли. Если Хиль признался, разве нельзя его просто с нами увезти? Зачем Автозак? В холл со двора зашли трое верзил в камуфляже и, не сказав ни слова, устроились на предметах мебели, держа короткие автоматы на коленях. Маски они так и не сняли, и нам с Катериной стало как-то неуютно. Вскоре действительно подошел Автозак, и сверху спустился Хиль, причем я не сразу заметил, что он был в наручниках. Бойцы ухватили под руки и увели.
— Так что, Антон Вячеславович, — спросила Катерина, — получается, эти убийства раскрыты? Неужели это… Хиль?
На улице загудел мотор «газика», а мы, захлопнув калитку, вчетвером вышли на улицу, по которой мела уже приличная поземка. Да и сам ветер стал заметно холоднее. Несмотря на этот ощутимый ветерок, Горькавый пересек дорогу и остановился у обрыва:
— А правда, красиво? Знал Эдик, где строить свой дом!
Да, несмотря на всю простоту природы, вид отсюда открывался изумительный: зимнее село, закуржавевшие деревья, величественные купола старинной церкви. И все это периодически накрывалось завихрениями белого, снежного ветра.
Полковник потянулся и, шумно выдохнув воздух, неверяще спросил:
— Неужели все? Неужели делу конец, а?
— Да нам-то, нам-то расскажите, — взвыли мы с Катей. — Мы ж ничего не понимаем!!!
— Идемте в машину. Все ж на улице не лето! Бр-р-р, — сказал Антон, обхватив себя руками за плечи.
Михалыч открыл дверцы «Мазды» и, заводя двигатель, сказал:
— Здесь тоже, однако, не жарко, остыла родимая. — После этого он из багажника достал здоровенный термос и открыл его. Оттуда поднялся столб белого пара.
— О, горячий еще! — И налил в приготовленные кружечки густейший чай. Несколько минут все шумно и с наслаждением тянули горячий напиток. Затем Антон, откашлявшись и пошмыгав носом, сказал:
— Значит, официальная версия такова: Эдуард Хилькевич, вернувшись неожиданно в село, решил проверить принадлежащие ему мастерские. И застал там банальную пьянку своих же работников. Кругом царил полнейший бардак: все было разбросано, воняло мочой, а в его любимой «Ниве» (дань молодости и мечтам юности) спит какой-то хмырь, весь в блевотине. Ну, естественно, Хиль озверел. Происходит драка, и он получает какой-то железякой по спине, кстати, довольно сильно.
— Доктор, там у него на самом деле синячина приличная и, похоже, что-то сломано, то ли ребро, то ли еще что-то, — поворачиваясь к эксперту, сказал Антон. — Срочно, по приезде это надо зафиксировать!
…а потом Хиль схватил попавшуюся под руки кувалдочку — небольшенькую такую! — и уложил одного наповал. Говорит, мозги так и брызнули на бетон, когда тот на спину повалился. Затем выволок из «Нивы» второго и с помощью той же кувалдочки… опохмелил и его. Ударил не менее двух раз, говорит. Ну а потом посидел, закрывшись изнутри, продумал ситуацию. Приняв решение, он тщательно засыпал тела опилками, пробил бензобак дряхлого, но ходового «Москвича», пролил бензином опилки и вообще все внутри здания. Потом он вылез в окно — предварительно отодрав нижние концы досок, — кинул зажженную паклю на опилки и ушел. Никто его не видел. Как он потерял сигареты — не знает, как выбросил пачку в крови — не помнит. В кармане куртки, что мы изъяли, тоже обнаружат кровь. Вот вкратце версия произошедшего. Следствие будет вести Катерина Алексеевна! Он будет защищаться виртуозно и в этом ему помогут очень дорогие адвокаты, возможно, московские. И еще! Где-то через недельку следствие по этому делу заберут в областной Следственный Комитет! Так что ты, Катерина, не пугайся этих самых «аблакатов». Пока приедут, пока ознакомятся с материалами, дело как раз и заберут «важняки». Ну, что, поехали?
Глава 5
Домой докатили быстро. Домой дорога всегда короче. Сначала высадили Катерину — она еще на работу решила забежать.
— Ну а мы в баньку. Не возражаешь, доктор, — спросил Горькавый. Доктор не возражал! Заехали по домам, собрали вещи, и вот оно чудо Русской Сибири — баня! Там, кстати, их уже ждал начальник криминальной милиции района, ну и все остальное, что нужно для бани, было тоже готово.
Зашли один раз в парную, погрелись как следует и вышли охладиться пивком.
— Ну, что, — сказал доктор, допив кружечку пива, — вы, как я понимаю, хотите мне кое-что рассказать? Кое-что о неофициальной версии? — многозначительно спросил эксперт.
— Ну, в общем-то, да! Ты заварил эту кашу, ты и должен… кое-что знать о… неофициальной версии, — ответил Антон, — ибо она тебя тоже касается.
— То есть убийца все ж не Хиль?
— Мимо кассы, доктор. Не перебивай, слушай…
В ту субботу Хиль вернулся как только стемнело. Вернулся потому, что у его шибко импортной машинки вырубилось все освещение. Напрочь вырубилось! И на иноземных машинах такое, оказывается, иногда случается. Он кое-как, по сути на ощупь, доехал до дома и поставил машину в гараж. И его никто не видел. Дальше — все было так, как Хиль и рассказал. Только кое о чем он умолчал. Впрочем, это не принципиально. Пошел он туда для того, чтоб забрать «беретту» — он ее там издавна в надежном тайничке хранил. А дальше все по его рассказу: и кувалда, и мозги, и пожар, который он запалил с чисто унитарной целью — скрыть убийство.
— А здесь — маленькое отступление, — продолжил Горькавый. — Хиль — очень богатый человек. Его состояние оценивается почти… в полмиллиарда долларов! Да, да — пятьсот миллионов! — многозначительно повторил полковник. — Древесина, золотые прииски, удачные вложения в нефть (очень удачные), акции крупных сталелитейных предприятий, ну и кое-что еще по мелочи. Но в последнее время он попал на кидалово: привыкла старая и большая озерная щука, что она — самая страшная, и нарвался на акул… То есть он ввязался в финансовые операции, в которых участвовали о-о-очень крупные фигуры. Те, против которых даже он — финансовый карлик. Вот они его и обошли «по кривой». В результате этих игр — впервые в своей карьере он должен стать полным банкротом, нищим. То есть если даже распродать все (что само по себе тяжело), если пересесть на любимую «Ниву» и поселиться в хибаре стоимостью 30 тыров, то и тогда долги он покрыть бы не смог. Выхода у Хиля не было. Бежать? Да, можно. Но, во-первых, рано или поздно найдут, а во-вторых, он и сам всю жизнь не сможет просидеть как мышка под веником — тихохонько. Не та натура!
Вот поэтому этот случайный инцидент с пожаром и двумя трупами его сначала никак не задел. Подумаешь — сжег? Так ведь свое! Подумаешь — убил двоих? Так ведь людишек-то бесполезных! Мразь, мусор! А на следующий день он узнал, что приехавший судмедэксперт сразу же распознал: с трупами не все так просто, что там, скорее всего, убийство. Сначала он запаниковал, испугался, даже мелькнула паническая мысль — этого лепилу, из этой «беретты»… Но это была мимолетная, очень глупая мысль. Потом, когда он на следующий вечер курил у обрыва и увидел на пачке ROTHMANSа кровь — его озарило. Лучше сесть в тюрьму, чем быть убитым самому. Он в ту ночь тщательно продумал весь план операции, где своя роль отводилась и оперку с сигаретами — дальнему родственнику жены Хиля и еще одной убойной улике… ну и еще кое-чему по мелочи. О них узнает в нужное время только следователь…
— Не понял этой глубокой мысли, — сказал эксперт, хватанув рюмочку коньяка, — про тюрьму!
— А все просто! Если должник по реально, совершенному случайному, но серьезному преступлению отправляется на нары, то он на время отсидки… ну не то что б освобождается от долга, нет! Но его перестают доить и преследовать по полной, типа он и так под присмотром, то есть он такой ценой получает передышку. А там, как говорится, либо Эмир помрет, либо ишак сдохнет!
— Это в зоне-то передышка?
— А что зона? Во-первых, она ему знакома не понаслышке. Имеет две ходки — шестерик отмотал в свое время. Денег для смазки начальства зоны ему хватит. Переговоры о том, что как только он откинется и все возвернет — проведутся. Заверения будут даны… Уж лучше париться на нарах десять лет, чем гнить в заброшенном канализационном люке эти же годы.
Вот только преступление должно было быть настоящим. И поэтому следователь Катюша не должна знать этих нюансов. Она, как слеза ребенка, должна быть чиста, правдива и беспристрастна, ибо те — все проверят, очень серьезные люди, а уж возможности у них…
Некоторое время все молчали, видимо, «переваривая» сказанное и услышанное.
— А вообще, господа в погонах, вы нехорошие люди! Редиски конкретные! Отправили молодую девчонку-следака и меня, штатского, практически постороннего человека к этому… к убийце. Он ведь и нас мог… того!
Полковник и майор переглянулись и дружно рассмеялись.
— Чего ржете-то? Вы бы еще напоследок, когда мы шли к нему, сказали, мол, не волнуйтесь, граждане, если станут убивать, мы вовремя подоспеем и его опередим. Арестуем с поличным.
Антон, пока я произносил эту речь, налил всем коньяк и, подняв рюмку усмехнувшись, сказал:
— Дело в том, что здесь был один ма-а-аленький нюанс. Мы еще на неделе осмотрели то место, где опер, по его словам, нашел рассыпанные сигареты, и пришли к выводу, что он брешет! Мы пробовали рассыпать сигареты туда, где он их нашел, и в лучшем случае в щель попадала всего одна сигарета из десятка. В общем, прижали мы оперка и выяснили и про родство, и про то, что именно Хиль попросил засветить его сигареты. То есть он давал нам, следствию, наколку. И иной трактовки таким поступкам Хиля нет. А это, согласитесь, наводило на определенные умозаключения. В частности, и о том, что идти к нему вам двоим безопасно.
Мы выпили, пожевали и опять нырнули в парную. Посидели и тут до меня дошло:
— Да… вы только что про проверку толковали? Ну, ту, что устроят те богатеи… Это надо понимать, что и меня проверят?
— Я думаю, здесь есть два варианта, — впервые подал голос начальник криминальной полиции. — Первый вариант. Вас, Владимир Николаевич, вызовет ваше начальство с заключением по этим двум трупам. А там вас будет долго, тщательно и нудно опрашивать человек вашей специальности — судмедэксперт, — приехавший откуда-то из центра, с целью выяснить правдивость и объективность вашего заключения — типа не выдумка ли это! Причем никакой это не мафиози, это будет честный профессор, классный специалист своего дела, не подозревающий, что формально выполняет заказ… заинтересованных лиц.
Второй вариант: в Бюро приедет комплексная проверка в составе нескольких человек, и они честно проверят работу вашей судебно-медицинской организации. В том числе и качество актов-заключений. По странному совпадению, одним из проверяемых окажетесь вы, Владимир Николаевич. Особо их заинтересует тема исследований трупов людей, погибших при пожаре. Понимаете?
«Вот уж точно, любопытство сгубило не только женщину, — мрачно подумал эксперт. — А если еще в Бюро узнают, что именно я стал причиной такой звездной проверки, то ох и огребусь я от начальства, ох и огребусь!»
Вот и вся история, которая еще не закончилась, ибо впереди эксперта ждал экзамен по специальности. Именно поэтому он в тот вечер слегка «перепарился» и до дому его довез экипаж ДПС — по приказу полковника милиции.
Где ты, друг мой?
— Да, начальник, тебе бы не картины, тебе бы книжки писать, — голосом Евстигнеева сказал Самуилыч. — Я так понимаю про то, как ты исследовал сгоревшие трупы и выявил криминал это — правда, а все остальное — твоя фантазия?
— Ну да, — ответил Влад. — Все как-то само собой неторопливо придумалось-сложилось.
— Конечно, есть вопросы, конечно, есть кое-какие несообразности в твоей истории, ну да ладно — слушать было интересно. Кто следующий?
— «…кричит заведующий», — брякнул Серега Бурков. — Давайте я расскажу о своем друге. Грустная история постепенного и незаметного ухода человека. — Серега помолчал немного и начал:
— Его уже нет на белом свете, поэтому я его буду звать ну, например… Михаил.
Серега снова помолчал и немного растерянно произнес:
— Вот решил рассказать и не знаю, с чего начать. С юности? Глупо. С его первых махинаций? Ни к чему. То, что было, давно быльем поросло.
— Ну, раз не знаешь с чего начать, начни с самого яркого события, — подумав, ответил Биттер.
— Ладно. С яркого, значит… Хорошо. Где-то в середине октября вызвал меня следователь присутствовать на допросе обвиняемого в убийстве, по которому я делал экспертизу. Прислали, конечно, машину. Весь допрос длился долго, нудно и противно. То адвокат, то подследственный «дурака» валяли. В общем, я проторчал в ИВСе часа два, если не больше. И вот вышел я «из тьмы подземелий» на крыльцо нашей ментовки с мыслью, как можно быстрее добраться домой и… остановился. Потому что увидел погоду: яркое и совсем не осеннее солнце, глубокое голубое небо, а теплый ветерок так ласково обдувал меня, слегка замерзшего, что я решил прогуляться, насладиться последними солнечными и теплыми деньками. Ну, я отказался от дежурной машины и неторопливо пошел в сторону дома. И вот не успел я пройти и сотню метров, как возле меня тормозит черная «Ауди».
— Садись! — радостно кричит водила — это и был мой старый друг Мишка! Как я не отпирался, пришлось ехать. От Мишки фиг отвяжешься. Я сел спереди и потянул носом: салон «благоухал» ядреным перегаром, а вглядевшись в Мишку, понял, что именно он и является источником этого до боли знакомого запашка.
— Болеешь?
— Еще как!
— Так поехали ко мне в морг, я как раз вчера спирт получил, чистый, медицинский. Поправим твое здоровье в один миг. А не поможет один миг — призовем второй, третий!
Михаил усмехнулся и открыл «бардачок». Он был полон купюр! Как в той песне поется: эх, полным-полна моя коробочка! Денег было очень много, смятых, скомканных, скрученных в трубочку, стянутых резинками.
— Че ж ты думаешь, я не могу себе позволить похмелиться за эти деньги?
— Так, а что тогда страдаешь?
Мишка, приткнувшись в удобном месте, остановил свою «Ауди» и сказал:
— Понимаешь, Серега, я впервые в жизни сегодня испугался. Испугался как никогда…
— Не иначе с похмелья увидел… ну, этого… который с рогами и хвостом, да?
— Не перебивай. Слушай: как пить начинали — это, конечно, помню. Как продолжали и что делали — тоже помню, а в какой-то момент — полный провал. Открываю глаза, а я дома, на своей кровати, без обуви, но в одежде. Как я дома оказался? Кто привез? Не знаю до сих пор.
— Ну и что ты запаниковал. И у меня такое бывало.
— Нет, постой. Я посидел и пошел в гараж на машину посмотреть. А машина — на места, не помятая, с закрытыми дверками. И даже эти деньги не тронуты. А потом… а потом я вспомнил про помповуху. (Мишка с собой постоянно возил в багажнике помповое ружье 12-го калибра, с разрешением, все законно.) Ну, открываю багажник — нет, ружжо тоже на месте, все лежит как обычно. А вот потом глянул в стволы, а там нагара с полпальца. И ни одного патрона в патронташе — а там их с полсотни было, если не больше. И ты понимаешь, Серега, я вообще не помню факта стрельбы! С кем, в кого, когда стрелял? Кто стрелял? А может, меня уже сейчас менты ищут за че то? Понимаешь, Серега, — и он схватил меня рукой за предплечье и с силой сжал, — так однажды проснешься не на своей кровати, а в камере… за убийство! Если бы ты знал, как я испугался! Не поверишь, но до икоты! А тут еще башка раскалывается!
Ну, посидели, поговорили на эту тему еще с полчасика. Он сказал, что «завяжет, точно завяжет…». На том мы и расстались.
С тех пор прошло два месяца, вернее почти два месяца. Мишку видел мельком и, по слухам, он не пил. Он, надо сказать, был бизнесменом, и не из бедных. Конечно, не таким богатым, как Хиль в твоем Влад рассказе, но с пару лимонов точно имел, если не больше. Долларов, понятное дело. Мишка был хорошим другом для… старых друзей. Многим из нас помогал. Мне помогал. Ненавязчиво так, не обидно. Особенно в 90-е годы, когда все бюджетники без денег сидели. И, что характерно, никогда не лез с просьбами по вопросам экспертизы. С незаконными просьбами, я имею в виду. Вы понимаете, о чем я?..
И вот в декабре месяце, часов в 12 ночи раздался телефонный звонок:
— Федорыч, — это дежурный по РОВД звонил, — к нам только что привезли Михаила (он, конечно, фамилию назвал, а не имя), привезли из ресторана, где он из ружья застрелил Васю Пупкина (фамилия, как сами понимаете, ребята, тоже вымышленная). Михаил сейчас пьяный до невменяемости у нас в камере, — продолжил дежурный. — Начальник просит вас подойти к 9 утра в морг, а мы его с конвоем привезем на освидетельствование. Хорошо?
Меня будто кипятком ошпарило, а сон мгновенно улетучился. Посидел я и взялся звонить знакомым, тем, кто мог знать, что да как все произошло. И вот что в конце концов выяснил: Михаил из города приехал примерно в 22 часа и сразу в наш ресторанчик. И там вскоре завязал ссору с нашим… ну мафиози, так скажем. Кстати, они были прекрасно знакомы и даже приятельствовали. Чего они там не поделили — не знаю. Да и никто толком не знает. Причем, по словам очевидцев, Михаил особо-то пьяным и не выглядел. Поругались они так, вполнакала, без хватания друг друга за грудки, без мата и прочих непристойностей. Михаил выпил с полстакана коньяку и ушел. Потом минут через 20 вернулся уже с помповухой. И не говоря ни слова, пальнул недруга прямо в живот. Прикиньте — с двух метров из 12-го калибра, картечью. Тот умер практически на месте. Печень и часть брюшного отдела аорты — в клочья.
Долго я просидел, вспоминая тот осенний разговор и его слова, даже интонации, с которыми он тогда сказал ту фразу: «Понимаешь, Серега, так однажды проснешься не на своей кровати, а в камере… за убийство! Если бы ты знал, как я испугался! Не поверишь, но до икоты!» Я поразился такому совпадению. Неужели он уже тогда предчувствовал все это? Предчувствовал и не смог изменить будущее, которое теперь стало страшным настоящим?
На следующее утро Михаила привезли ко мне в начале десятого. В наручниках, под конвоем. Если бы я не знал, что это его привезут — то сразу и не признал бы в нем своего старого друга. Помятого, опухшего. И лицо настолько было не его, что я поразился — похмелье и переживания изменили лицо так, как и хорошие кулаки дюжих мужиков не смогли бы. Стал я его расспрашивать, а он мне и говорит:
— Понимаешь, Серега, все случилось, так как тогда я тебе и говорил. Очнулся в камере и только тогда узнал, что убил. А я — ты понимаешь! — я ничего не помню, что и как все произошло. Ни-че-го! — И в словах Михаила, старого циника и грубого материалиста-бизнесмена-алкаша было столько страданий, столько муки… Знаете, так не сыграешь. Осмотрел я его, потом опохмелил — чуточку спирта налил, уж сильно он плох был. Охрана сделала вид, что не видела этой процедуры, хотя носами шевелили, как будто призовые гончие след брали!
В общем, резонанс этого убийства был немалым. Михаил отсидел почти месяц. А потом был отпущен под подписку. Следствие длилось, длилось и… перестало длиться. Прекратили. Как, по каким статьям я до сих пор так и не знаю. Как я думаю, наличные доллары здесь свою роль сыграли. Вернее их количество. А с Мишкой мы эту тему никогда не обсуждали. А он примерно год не пил. Пока следствие, пока свежие воспоминания, а потом снова начал попивать. Причем формула пития изменилась. Раньше он пил до соплей дня 2–3. А после этого случая стал пить неделями, но не до упора. Он стал меняться, обрюзг, появились серьезные болезни типа гипертонии. Стали отекать ноги — признак сердечной недостаточности. Когда я с ним говорил, ну, увещевал его, мол, бросай, Миша, одумайся, ты ж еще не старый, лечись, все наладится. А он только мотал головой, и у меня было ощущение, что он втихаря радуется своим болячкам, радуется, что недолго осталось.
Однажды приехал он ко мне на работу с коньячком. Выпил немного, но его развезло — видать на старые «дрожжи» попало. Проспал он у меня с часок, и я его попытался усовестить, а он мне в шутку и говорит:
— Это я к моргу привыкать начинаю… — и засмеялся. А потом посерьезнел и продолжил:
— Ты знаешь, Сергей, Вася Пупкин второй человек, которого я убил. Первого — на машине задавил. И хоть вина моя там спорная, но в то время была еще Советская власть, могли и посадить. Именно тогда я первый раз дал взятку, настоящую взятку. Ты, наверное, и не знаешь об этом случае, потому что тогда на полгода учиться уезжал, помнишь? А будет и третий… Им буду я, — сказал он с тоской. — Жить-то я не могу… Вот что-то не дает мне ходить по земле, и все. Не пускает.
Все это говорилось с такой внутренней убежденностью и так безнадежно, что мои слова ничего не значили. Ничего. И я ему тогда не ответил. Не смог.
Умер Михаил после месячного запоя. Вскрывать его пришлось мне. Причиной смерти стало отравление этиловым спиртом.