Короче, Склифосовский! Судмедэксперты рассказывают Величко Владимир
Вот так он и стал третьим — не застрелился, не повесился, а медленно и без особых безобразий тихо ушел, будучи последние 6 лет — ну, после того убийства — почти постоянно под алкогольным наркозом. Я думаю, что жить пьяным ему было не так страшно.
Где-то он теперь, Михаил, мой товарищ?
Взятка
Глава 1
Некоторое время все молчали, переваривая услышанное…
— М-да, — первым нарушил тишину Сашка Царюк, — рассказ вроде и ни о чем. Подумаешь, история еще одного алкаша, столько наворотившего в своей жизни, что… — и Сашка махнул рукой. Помолчав, добавил: — Но мне его стало жалко! И стало очень грустно!
— Вот здорово, что рассказали такую историю. Спасибо, Сергей! Вот пока слушал, тоже вспомнил историю, которую вам, коллеги, надобно бы услышать. Рассказываю? Не возражаете? — улыбнувшись, спросил Зенин.
— Валяй, Евгений! Давай! Начинай… — раздались голоса.
Женька прошелся по комнате, задумчиво потирая щеку:
— Вся история началась в последнее воскресенье июля. В тот день я рано-рано утром увез жену в аэропорт: она к родственникам улетала. И когда ехал назад, мне в машину подложили деньги. Взятку.
— Что значит «подложили»? За что, как? — спросил Биттер.
— А вот попрошу не перебивать, Михаил Гурьевич, а то я собьюсь, — пробурчал Зенин и продолжил:
— Когда я, значит, ехал из города, меня остановили гаишники — два человека. Они были на гражданской машине, но в правильной форме, в гаишной, и, что самое главное, я их не знал. Я тогда мельком удивился про себя: мол, кто такие, почему не знаю? Территория-то уже нашего района. Держались они строго официально. Правильно держались! И я тогда ничего особенного не заподозрил. Один взялся писать протокол — за превышение скорости. Писал он, писал, и вдруг тот, что был за рулем, говорит:
— Да чего ты к доктору прицепился, пусть едет, — и тот, что заполнял протокол, без возражений его рвет и говорит:
— Ладно, езжайте, гражданин, и впредь не нарушайте.
Ну, я сел и поехал. И всю оставшуюся дорогу меня не оставляло легкое чувство некоей неправильности произошедшего. Потом отвлекся и забыл эту неловкость, ибо приехал домой. Там неспешно загнал машину во двор, закрыл ворота и только тогда обнаружил на заднем сиденье незнакомый сверточек — нечто в черном полиэтиленовом мешочке, закрученное черной же изолентой. Прочно и плотно. Я этот сверточек со всех сторон, что называется, обнюхал, взял нож и вспорол упаковку. Там были деньги. Ровно сто тысяч, тысячными купюрами. Увидев их, я обалдел! По-другому здесь и не скажешь! С полчаса сидел в полной прострации. Сумма-то приличная. Кстати, моя машина, купленная за полгода до этого, стоила 148 тысяч. Потом взял себя в руки, успокоился и стал анализировать. Результатом моих умственных усилий были вот такие мысли: 1. Деньги подложили «гаишники». Липовые. Пока я сидел у них в машине, Некто третий потихоньку положил сверточек на заднее сиденье — машину-то я не закрывал. Водила увидел через зеркала заднего вида, что дело сделано, сказал об этом «писарчуку», и тот сразу меня отпустил. 2. А раз так, то это — взятка! Значит, у меня что-то потребуют. И именно по профилю моей работы. Я сразу же прокачал все случаи, что были у меня за последний месяц, и понял, что ничего серьезного, стоящего таких денег, не было. Значит, ожидается Нечто Другое, и скорее всего, в ближайшие дни. Значит, кто-то придет (или позвонит) и скажет, что вы деньги взяли, значит, помогите нам, сделайте… и скажут, что сделать. Был еще вариант вмешательства в судебный процесс: например, попросят на суде заявить, что ошибся в выводах, ну и так далее. Вы, коллеги, знаете, что тогда может быть. 3. Те, кто сунул эти деньги, не понимают, что эксперт не может делать все, что захочет, ибо связан правилами, приказами, адвокатами и проверяющими. А самое главное, они не знают, что нарвались на того, кто не берет. Недаром меня прозвали «Честный Дурак», — чуть смущаясь, сказал Зенин, — а поэтому последнее, что решил — надо идти в ментовку-прокуратуру. Точка.
Я созвонился со следователем прокуратуры, своим хорошим знакомым, и понеслось: заявления, протоколы, бесконечный пересчет, переписка номеров купюр, снятие пальчиков с денюжек. Но тех, что имелись бы в картотеках — не нашли. Потом протокольная, так сказать, часть закончилась, и я им высказал свои соображения. Начальник уголовного розыска и следователь согласились и еще кое-что добавили. По ходу разговора я вспомнил номер машины «гаишников». Проверили. Он оказался «левым», снятым с машины, что последние сто лет стояла на приколе. Было ясно, что планируется какое-то преступление, и поэтому завертелась карусель оперативно-следственных мероприятий: установка в машине и на мне микрофонов, прослушки на домашний и рабочий телефоны, ну и прочее. Обговорили варианты, линию моего поведения в тех или иных ситуациях. Ну а еще решили, что если что-то и произойдет, то в ближайшие дни.
В понедельник утром опера выяснили одну интересную деталь. Мои соседи рассказали, что в конце нашей улицы, откуда прекрасно виден дом эксперта, с утра воскресенья часа четыре стояла «не наша машина». Однако ее номеров никто не запомнил. И тут, надобно сказать, мне крупно повезло! Когда я в то утро созвонился со следователем, то пошел не через улицу, а тропинкой по огородам, на соседнюю улицу, где и жил тот следователь. Вот поэтому те, кто наблюдал за моим домом, удостоверились, что я его не покидал. Значит, вполне могли решить, что я «взял», а следовательно, «готов к употреблению». В общем, мне повезло, а им — нет. Вечером в воскресенье неожиданно для меня заявились двое оперов, старательно изображая выпивших.
— Чего вдруг? — спросил я их.
— А начальство решило… мало ли что… мы сейчас якобы напьемся и останемся ночевать у тебя. Ты ж временный холостяк у нас?
Утро понедельника прошло спокойно, без неожиданностей. А потом я пошел на обед и по пути встретился с Валеркой Эйты. Здесь я отвлекусь чуточку и расскажу об этой личности, так как именно он станет тем, без кого преступление могли бы и не раскрыть. Так вот, Валера в прошлом был отличным строителем. Таким, который умел делать все: и по дереву, и по металлу, и с кирпичом мог работать, и воду провести, и кафель выложить. Проще сказать, чего он не умел делать, чем… Впрочем, он точно не умел делать одну вещь — отказываться от выпивки. Познакомился я с ним лет за 12 до описываемых событий, когда строил свой дом. Вернее, тогда строилось с десяток домов — «коттеджей», как их тогда называли. Так вот, он был мастером в бригаде и звался по имени-отчеству: Валерий Васильевич, причем очень уважительно. Потом, с началом капитализма, он подался к частникам, а лет через пять его отовсюду стали гнать за пьянку. И тогда же он стал просто Валеркой, а чуть позже и вообще стали звать предельно кратко — Эй, ты! Эйты…
И вот, значит, в понедельник пошел я на обед. И возле магазина увидел Валерия. Он сидел на лавочке и прямо из горлышка бутылки отхлебывал, да не что-нибудь, а «Johnnie Walker». Бутылка была очень хороша, а мордуленция Валерия — предельно счастливая, несмотря на то, что под глазом у него красовался агромадный светофор кровоподтека!
— Никак разбогател? — говорю я ему, показывая то ли на бутылку, то ли на «фингал», то ли на оба эти предмета. Он хохотнул и рассказал, что не успел он выйти из подъезда, его избили совершенно незнакомые парни, подъехавшие на хорошей и дорогой машине. Настучали ему прилично, он даже на пару минут отрубился. Кое-как потом поднялся в свою квартиру, отлежался, умылся и снова пошел на промысел. И вот, не прошел он и сотню метров, как снова рядом тормоза скрипят. Опять та же машинка. Он, было, дернулся бежать, да куда там! Все те же парни тормознули его и со словами «извини-ошиблись» сунули ему в руки эту бутылку, предупредив, чтоб не вздумал трепаться, а то… закопают. Вид у Валерки во время этого рассказа был таким счастливым, что аж завидно стало: ни забот тебе, ни печали — это ж как мало человеку нужно для счастья. А тут! Я вспомнил ситуацию, в которую влип, и поспешил домой.
И вот, только я зашел в дом, раздался звонок:
— Евгений Владимирович?
— Да! А кто…
— Мы — те, кто помогает хорошим людям. Деньгами, например. Вот недавно одному доктору помогли. Он целых сто тысяч получил. Поговорим?
— А он вас об этой помощи, между прочим, не просил!
— Ну, так ведь он взял — значит, просил. В душе! Теперь помощи просим мы!
— И в чем она будет заключаться, эта помощь?
— Строго по вашей профессии, доктор. Вас сегодня повезут в лес для… а, вот: на труп. Ведь вы так говорите, когда едете осматривать тело мертвого человека?
— Ну, предположим! И что?
— Господи, Евгений Владимирович, что вы так напрягаетесь? Ничего особенного! Помимо того, в чем вы разбираетесь, мы не попросим…
— А конкретнее, — перебил я собеседника.
— Понимаете, вы поедете осматривать труп удавленника…
— То есть его задушили?
— Нет, нет! Как раз наоборот. Он висит в петельке на березе, бедняга, а вы должны всем внушить и доказать что он сам повесился, что это самоубийство. Понимаете?
— А на самом деле?
— Ну а вам-то какое дело?
— Здрасьте! А если он весь избит? Как я всем докажу, что он сам повесился? Что, уверять грамотного следователя в том, что прежде чем повеситься, он сошел с ума и бился головой о деревья в лесу? Так, да?
— Я понял. Нет, если честно, его задушили веревкой, а потом еще и повесили на березе, гоб-ли-ны… блин! Им же велено было закопать труп, — со злостью произнес собеседник, потом помолчал и ровным голосом продолжил: — Ну да ладно, что получилось, то получилось. Зато вы разбогатели на определенную сумму, так ведь?
— То есть на нем никаких повреждений нет? — игнорируя вопрос, спросил я.
— Ну, его еще шилом в сердце ткнули, — нехотя сказал голос, — но уже потом, когда задушили. А больше у него нет ни царапинки, это точно.
— Значит, так, — неожиданно для себя сказал я. — Вы мне доплачиваете еще столько же, и тогда я решу… вашу проблему.
— А не много ли? Наглеть-то не надо!
— Не, в самый раз. Когда еще такой случай подвернется?
Мой собеседник замолчал. Было слышно, что он с кем-то говорит, прикрыв трубочку.
— Перезвоню через 5 минут, — сказал он, и тут же — короткие гудки. И только я кинул свою трубу на аппарат, как снова раздался звонок. Я поднял трубку.
— Ну, ты и хапуга, Женя, — услышал я довольный голос следователя. — Как ты ему врубил про деньги! Молодец!
— А что, правда, труп висельника нашли? Ну, про которого этот тип говорил?
— Конечно. Иначе бы тебе мафиози не звонил. А кроме того, сейчас тебе позвонит дежурный по РОВД и официально сообщит, что в лесу у деревни Покровка обнаружено тело мужчины, висящим в петле, и со следственно-оперативной группой надо выехать на осмотр трупа, понял? — и тут же раздались короткие гудки. И опять звонок:
— Алло? Мы решили пойти вам навстречу, но не раньше, чем вы вскроете труп, а менты удостоверятся, что он самоубийца. Понятно?
— Значит, так: командовать будешь своими гоблинами, а мне деньги привезете завтра, до обеда. Расклад такой: в 10 утра я иду вскрывать ваш труп — это пару часов займет. То есть не позднее 12 часов еще 100 тысяч должны быть у меня.
— Ну, ты и наглый! — прозвучал злобный голос. — Моего трупа не дождешься, не надейся. Вскрывать он мой труп собрался, ишь… — злобно прошипел голос. — А насчет денег договорились, будут, не ссы, — и раздались короткие гудки.
Глава 2
Дальше все было как и говорил следователь. Не успел я заварить чай — позвонил дежурный. Не успел пару глотков сделать, как под окнами засигналила машина — это приехал на личном авто следователь, и с ним — начальник розыска.
— Все слышали? — спросил я, устраиваясь на заднем сиденье.
— А как же, даже записали… как ты взятку вымогал, — хихикнул следователь и продолжил: — А вот мне, коллеги, непонятна одна вещь: почему они его повесили? Почему сразу не закопали, почему ослушались Паханов? Там дисциплина железная. Ослушники долго не живут. Странно. И почему они уже в воскресенье решили подсунуть этому хапуге, — он показал на меня, — сто тысяч? Ну, настучали бы непослушным по организму, дали бы команду тем, кто стучал, и закопали бы… вместе с проштрафившимися… в братской могиле. Закопать-то всяко-разно дешевле, чем такие деньги тратить, — снова задумчиво повторил он.
— А что здесь думать? Видимо, что-то не сложилось у вешателей, — ответил я.
— На 15 суток убийцы загремели, — хохотнул следователь, — за нарушение Правил дорожного… — и тут он звонко хлопнул себя по лбу. — Слушайте, а вдруг и впрямь автодорожка?!! Именно после того, как повесили жертву и ехали назад, они погибли, ну или очень сильно покалечились? И поэтому никто не знает, где висит труп, и поэтому никто не приехал его закопать. Надо срочно узнать обо всех ДТП, где были жертвы, начиная с субботы! Нет, даже с пятницы! Сергеич! — крикнул он начальнику розыска. — Срочно на рацию и у дежурного…
— Да понял, понял, — ответил тот, — сейчас к нашему «УАЗу» подъедем, и по рации все выясню.
— В нашем районе точно не было… — задумчиво ответил я.
— А за остальную трассу навскидку не скажу, — ответил розыскник.
Мы замолчали и, не проехав и двухсот метров по узкой, лесной дороге, уткнулись в стоящий на краю небольшой полянки милицейский «уазик».
— Да, — торопливо сказал следователь мне, — особо о причине смерти и своих домыслах не распространяйся. Молча осмотри, молча подойди ко мне — я в машине с папочкой буду сидеть — и тогда коротко продиктуешь объективную картину. А когда я вылезу из машины, ты громко скажешь, что он повесился, чего, мол, тут неясного? Понял?
— Есть, господин юрист первого класса, — шутливо отрапортовал я и ехидно спросил:
— Значит, у вас стукачок имеется?
— Имеется, имеется, — раздраженно ответил стоящий рядом майор. — Откуда бы тогда тот злобный голос так быстро узнал, когда именно мы едем на труп? И что вообще мы его обнаружили? Только вы, Евгений Батькович, рот на замок, хорошо?
Труп я быстро осмотрел и подошел к сидящему в машине следователю:
— Он повесился не сам. У него на шее есть странгуляция, очень характерная именно для удавления петлей, а не от повешения в ней. И сам он повиснуть там, где висел, не мог.
— Аргументируй, — тихо ответил следователь.
— Посмотри, где он висел: огромная береза в виде дуги, а вершина почти касается земли. Он висел высоко…
— Ну и что? Залез, привязал веревочку, потом петлю на шею и с дерева — брык! И… готово! Мог же?
— Мог, но ты лучше посмотри вон на того сержанта, что забирался на дерево резать веревку. Глянь, как у него спереди мундир белым вымазан! Это он пузом по белой березе елозил. А на одежде трупа — есть белое? Хоть чуть-чуть? Нету, — ответил сам себе я. — Даже особо не осматривая шею, я скажу, что он на дерево не забирался, а иначе не повесишься. Значит, ему помогли.
Тут хлопнула дверка «уазика», и подбежал майор:
— В пятницу вечером на въезде в город произошло ДТП. Машина из Охранного Агентства… лобовое с «КамАЗом», погибли двое, а один в реанимации областной больницы, без сознания, — майор помолчал и добавил: — Чувствую — это наши клиенты.
Потом труп загрузили в машину, и мы уехали.
На следующий день с утра все были мрачными, потому что подвижки в розыске не было. Все улики были косвенные. Ну, машина из Охранного Агентства, ну, звонили эксперту с мобильного телефона, чей номер числится за тем же Агентством. И все. Тот, что в реанимации, так и оставался без сознания, его не допросишь.
— И что теперь? — спросил я. — Ловить того, кто деньги принесет?
— А это тоже тупик. Рупь за сто, что их принесет какой-нибудь посторонний паренек. Типа, дядя попросил и дал за это 100 рублей, — грустно ответил следователь.
— И что делать?
— Каждому — свое дело. Тебе — вскрывать труп, а нам — ловить убийц. — Правда, оптимизма в голосе начальника розыска не было.
Труп я вскрыл, как и было договорено. Сомнений в том, что здесь имело место удавление петлей, не осталось. Колотая рана в области сердца была с сомнительными признаками прижизненности — типа контрольного выстрела. Кстати, в морге с утра сидели два опера, и когда пацан (угадал, начальник!) отдал деньги, пошли за ним. И вскоре убедились, что он непричастен к делам. Расспросили, конечно, о том, кто передал деньги, составили по его описанию фотопортрет…
Ну а дальше вновь на сцене появляется Его Величество Случай в лице алкаша Валерия Эйты. Но — все по порядку.
Часа в два дня мне позвонили из хирургии и сказали, что в отделение с переломами ребер доставили Валерия — твоего, мол, старого знакомого, и он просит тебя, Евгений Владимирович, подойти к нему. Через часок я освободился и пошел проведать страдальца. И вот прохожу по приемному покою и вижу, что в маленькой палате (типа распредпункта) лежит мужик с забинтованной головой. Увидев меня, он поспешно отвернулся. И если бы не это движение, я б на него и внимания не обратил. Когда я поднялся на третий этаж, то вспомнил, что это и есть тот самый липовый гаишник, ну, что за рулем тогда сидел. Я, конечно, сразу на телефон. Опера приехали через 5 минут, и взяли того под белы рученьки, и увезли (с разрешения хирурга) в отдел. А я зашел к Валерке, и он рассказал мне, что произошло. Бутылку виски он выпил еще вчера, и она была пуста уже сутки, а способов наполнить ее спиртом-технарем не просматривалось. Валерка сказал, что он был сильно не в духе, глаз заплыл и сильно болел, и что, вообще, он в тот день был очень злой. В обед он снова пошел в магазин и там — как на грех, на входе он нос к носу сталкивается с тем типом, что стукнул его в глаз. Ну и Валерка, на чистом инстинкте, со всей силы этой бутылкой треснул лысого по голове! «Бутылкой виски по виску», — ухмыльнувшись, сказал «юморист» Валера. Бутылка — вдребезги, лысый — на пол, а из раны — кровища. Из стоящей рядом машины выскочили двое все тех же парней и снова взялись Валерку пинать. Вот тут их патруль-то и задержал. Лысому и Валерке вызвали «Скорую помощь», а тех двоих — в ИВС, до выяснения. А когда узнали, что все они работники Охранного Агентства, взялись за них всерьез.
Потом еще оказалось, что пальчики травмированного лысого совпали с пальчиками на второй партии купюр, а пацан, что принес их в морг, его уверенно опознал. А попозже все задержанные «поплыли». Лысый оказался очень информированным человеком и кое-что рассказал интересное.
А для Валерки это был хеппи-энд. Через недельку, когда все успокоились, к нему в палату пришел начальник милиции — пожать руку: ведь только благодаря его импульсивным действиям удалось задержать лиц, причастных к преступлениям. И там же, в палате, начальник милиции предложил ему работу кочегара в котельной при милиции. Место было хорошее — туда многие рвались. И Валерка согласился. Тогда же опера скинулись и купили ему в подарок такую же бутылку «Johnnie Walker». (Все ж он им здорово помог, хоть и случайно.) И это была последняя бутылка, что он выпил. С тех пор прошло уже несколько лет, и жизнь Валерия потихоньку наладилась. Эти события встряхнули его и вырвали из болота прежней жизни. Он смог посмотреть на себя со стороны, оценить и понять…
— Вот, пожалуй, и все, — сказал Зенин и припал к кружечке.
— Как все? А кто убитый, за что его убили, почему сразу не закопали, а повесили? — посыпались вопросы.
— А, в общем-то, коллеги, рассказывать больше не о чем. Убийцами были именно те, кто и попал в аварию. Третий, что поначалу выжил, все равно через неделю умер от тяжелой черепно-мозговой травмы. Не смогли его «вытащить» доктора. Так что возмездие их быстро настигло. Того, кто с Евгеньичем говорил по телефону, тоже вычислили, возбудили дело о даче взятки, но не более того. Другого доказать поначалу не смогли. Ну и стукача из милиции тоже вычислили: он был родственником одного из работников того частного Охранного Агентства и за небольшие деньги сливал им информацию.
— А убитый? Кто он, за что его?
— А вот здесь все сложнее. Убитого установили достаточно быстро. Им оказался простой охранник из того же Агентства, и он ничем среди других своих коллег не выделялся.
— Интересно тогда, — сказал Биттер, — а за что такие деньжищи дали эксперту? За сокрытие этой насильственной, криминальной смерти «простоохранника»??? Непонятно! Ведь убийцы, судя по всему, погибли. Так что всяко-разно концы в воду. Непонятно, — повторил он.
— Да там не все так просто было, как потом оказалось. Примерно через полмесяца дело передали в областную прокуратуру, где им занялись «важняки». А еще месяца через три, в начале ноября, ко мне заскочил следователь, и за бутылочкой он кое-что поведал. Этот «простоохранник», оказывается, был ключевой фигурой в торговле наркотиками всего нашего региона. В результате размотали крупное дело и передали в областной суд.
И тут Зенин громко рассмеялся:
— А хотите еще одну хохму про Валеру Эйты — на этот раз последнюю. Когда ребра «зажили» и он выписался из больницы, то в сентябре приступил к работе. И тут неожиданный поворот: Валерку волокут в суд, обвиняя в причинении легкого вреда здоровью гражданину Х. — он именно ему тогда бутылкой башку разбил, ну а его адвокат подсуетился. Начальник милиции побежал к судье, а она развела руками: закон есть закон. По соответствующей статье она дала Валерке минимум — 1000 рублей штрафа, — Женька громко рассмеялся. — А знаете, что начальник милиции в ответ сделал? — и Евгений хитро оглядел нас…
— Знаю, — неожиданно сказал Биттер, — он выписал кочегару премию — 1000 рубчиков — из своего спецфонда, так?
— У-у-у… даже неинтересно с тобой. Все-то ты знаешь…
— Это просто — догадаться о таком пустяке, а вот что непросто, так это… — и Мишка замолчал.
— А что, что непросто? — спросил кто-то. — Поясни.
— Да я вот думаю: а если бы эксперту дали взятку не 200 тысяч, а раз в десять больше, например два миллиона? Или три… Возможности-то у них немалые. Пошел бы тогда эксперт к следователю или нет? Вот в чем вопрос.
И в комнате повисла тишина…
Эксперт и экстрасенс
— …«Пошел бы тогда эксперт к следователю или нет?» — задумчиво повторил Евгений. — Это ты про меня?
— Конечно, нет. Это я о всеобщем принципе… А вообще, на эту тему говорить бесполезно, так как каждый конкретный случай — это случай! Я только хочу сказать, — продолжил Михаил, — есть люди, которые всю жизнь будут «брать» и ничего! Никто их за руку не схватит, а есть такие, которые сразу попадутся. Я не только экспертов имею в виду, а вообще…
— Карма у них такая, — хмыкнул Влад и пояснил: — И у тех и у других! А вот мне кажется…
— Стоп, стоп, стоп, господа Икх-Перты! Вы еще начните спорить о том, как решить проблемы коррупции в стране, — скептически прикрикнул Самуилыч. — Миша Биттер задал правильный вопрос, но на него должен ответить каждый в одиночку, наедине со своей… ну, если хотите, совестью, или что б не так пафосно — наедине со своим мировоззрением. И на этом все! Хватит! Это скользкая тема и правды мы ни от кого и никогда не услышим. Мы решили слушать и рассказывать об экспертной жизни и о том, что рядом с ней. В-о-о-н, Борис Татаренко, как мне ка-э-тся, рвется что-то поведать почтенному обществу?
Борис — здоровенный лоб под два метра ростом, с рыжеватой бороденкой, которая делала его похожим то ли на «тилихента 60-х», то ли на геолога-поисковика, накануне вернувшегося из экспедиции, слегка смутился, но откашлявшись, гулким голосом брякнул:
— Я уже давно хочу, да не знаю, куда свое вставить, вы все говорите да говорите…
Тут же, прервав Борин голос, раздался громогласный и дружный смех, вернее, натуральное ржанье, с чисто мужскими комментариями о том, что и куда вставляется. Отсмеявшись, Миша командует:
— Давай, Борис, вставляй… свое слово. — Миша снова хохотнул и договорил: — Мы внимаем. — И Боря чуть смущенно, начал:
— Я работаю в районном отделении. Наш городок и район это порядка 100 тысяч населения, ну или чуть больше. Работаем вчетвером, четыре эксперта, я имею в виду: одна экспертесса «сидит на живых», то есть занимается экспертизами и освидетельствованиями живых лиц. Таковых у нее порядка 1500 в год.
— Немало, — то ли одобрительно, то ли с сочувствием сказал Сашка Царюк.
— …Одна экспертесса врач-лаборант. На ней гистологические и судебно-химические исследования, ну и двое нас, экспертов-танатологов. Работы до фига — вскрываем по 500–600 трупов в год. Это на каждого, — пояснил Борис.
— Сочувствуем, согласны, что много! Считай, что отчет о работе принят, рассказывай о твоем интересном случае, — грубовато перебил рассказчика Зенин.
— В общем, мы в морге работаем вдвоем…
— Да, слышали уже, не тяни резину… давай уже, вставляй…
— …и вот как-то прихожу я на работу, как обычно, к 8 часам, а мне ночной дежурный санитар и говорит, что только что звонил заведующий и сказал, что он будет не раньше 10, а может, и 11 утра, так как его вызвали в суд. И просил до его прихода «вскрыть» в первую очередь вот этого, — и санитар протягивает мне документы и бумагу.
Я мельком глянул. Это было постановление о производстве экспертизы, причем уголовное дело еще не было возбуждено.
— А вопросов-то, а вопросов! — я глянул на вторую сторону и ахнул. — Аж целых 23. С ума сойти. Это что ж за случай?
Заинтригованный, я быстренько прошел в свой уголок-комнатенку, поставил чайник и принялся читать обстоятельства дела. А там все было просто: на караульной вышке, что входила в систему охраны исправительной колонии, ночью обнаружен мертвым караульный с огнестрельным ранением паховой области. Автомат АК74 — оружие этого самого бедолаги — лежал рядом. На одежде — отложения копоти. Вот такие дела.
— Ну, что делают в таких случаях? — задал в пространство Борис — и сам же ответил: — Правильно: пьют чай и идут на вскрытие. Что я и сделал. Однако когда пошел надевать рабочий халат, санитарка сказала:
— Борис Федорыч, а вы все прочитали в бумаге?
— Что — все? — и снова пробежался глазами по постановлению.
— Опа! И точно — вскрытие трупа не проводить без присутствия прокурора по надзору за деятельностью ИК — так было написано в самом конце. Как говорится в таких случаях — слушаюсь, — после чего я неторопливо разделся, улыбаясь мыслям! Как же, как же! Значит, прибудет сам Василий Ибрагимович Мерикулов! Колоритнейшая личность! Отец азербайджанец, мама русская, а сам Мерекулов — равная смесь то южной импульсивности с восточной осторожностью и одновременно хитростью, то чисто русского разгильдяйства и почти необъятной широты души. И поступков. И никто не знал, кто в каждом новом случае явится на вскрытие — то ли простодырый русак, то ли хитрован азербайджанец! Мы зачастую пари заключали на эту тему, кем окажется в очередную встречу прокурор Мерикулов — Васей или Ибрагимычем? А поскольку он, как прокурор по надзору за деятельностью столь специфисских организаций, как места заключений, особо в кресле не засиживался, ибо 4 исправительных колонии и одно СЗО (тюряга, крытка) — кому как больше нравится, или, вернее, кому что привычнее — этого не позволяли делать, а потому он частенько посещал и наше заведение.
И если он являлся в облике Василия Мерикулова, то все бывает легко и просто. Все вопросы решаются в два счета, а доверие к экспертам проявляется неограниченное. А вот если к нам явится Василий Ибрагим-оглы, то… То тогда каждое слово эксперта подвергается сомнению, каждое заключение или экспертные выводы проверяются многажды, вплоть до запятых в тексте. Короче, для эксперта проще три очень гнилых трупа вскрыть, чем один, даже интересный, но с Ибрагимычем… Это вам не с Василием!
Вот и в этот раз мы, неторопливо попивая чаек, принялись гадать — кто же из Мерикуловых сегодня явится. Если…
— Салам алейкум, — раздалось от порога. И мы, вздохнув, переглянулись и отправились одеваться, не забыв пригласить Ибрагимыча — пока суть да дело! — испить чайку.
Ну а дальше началось исследование «объекта». Осмотрели одежду, отметив сквозное повреждение всех ее слоев в области, соответствующей паховой, затем аккуратно, чтоб не уничтожить следы копоти, порошинок, сняли ее с трупа и, свернув соответствующим образом, упаковали. Затем приступили к главному. Но уже при одном взгляде на рану у меня закрались нехорошие «чуйства». Рана — без всякого сомнения — огнестрельная, пулевая и диаметром около 5 мм, то есть причинена, скорее всего, пулей калибра 5,45 мм. А вот выходного пулевого отверстия-то и не было! Значит, пуля осталась в трупе, значит, искать!
— Василий Ибрагимович, а что, автоматы у охраны мелкокалиберные, — спросил я на всякий случай, и прокурор это подтвердил.
Ну а, зная, что такая пуля может натворить во внутренних органах и как может «прятаться», то непременная и обязательная задача извлечь ее и передать на экспертизу баллистикам и трассологам может оказаться сложноватой. Ха, если бы я знал в тот момент — насколько!
— В общем, коллеги, — сказал, прервав рассказ Борис, — вы и сами знаете, что такое искать подобную пулю в трупе и как непросто это бывает сделать, а также почему это с ней происходит. Вот и мы с санитаром трудились больше часа, а результат равнялся нулю. Мы никак не могли понять, куда она делась. Потом к нам присоединился вернувшийся из суда заведующий отделением, и мы втроем еще почти час пытались найти пулю-невидимку. Но все было тщетно. По идее, нужен был рентген, но где его взять в морге? Не нести же труп на носилках в поликлинику?
Потом мы плюнули на это дело и пошли отдохнуть. Ох, и навел же на нас критику Василий Ибрагимыч за наше… неумение, и как мы ему ни объясняли ситуацию, он все равно взялся звонить кому-то и что-то говорить про пулю. Пока мы пили кофе, пришел за историей болезни хирург Лева Буланкин. Увидев наши кислые морды и услышав о наших грустных делах он сказал:
— Ну а чего вы ребята время теряете. П-а-адумаешь — найти они не могут. Ну и пусть себе лежит. Это ж не живой человек! Че ему — трупу, я имею в виду — сделается? Вот если я чего прозеваю и оставлю после операции в полости пациента какую-нибудь салфетку — вот тут страшно, — и при этом хитро покосился на Ибрагимыча: мол, а как он прореагирует на такое? Однако тот сидел с довольно безучастным видом и на Левины слова никак не прореагировал.
— Лева, не придуривайся — ты сам все понимаешь.
— Понимаю, поэтому хочу вам помочь…
— Чем? Хочешь сам поискать? — щас, кликнем санитара, он поможет!
— А мне это надо? Я сегодня с 4 утра за операционным столом — троих после автодорожки оперировал. Сейчас отдыхаю и советы бесплатные раздаю.
Зная Леву тысячу лет, я понял, что у него есть идея. А он, увидев мой вопросительный взгляд, сказал:
— Зовите Вована Великанова, психиатра нашего…
Ибрагимыч, услышав это, встрепенулся и желчно спросил:
— А почему посторонние присутствуют при обсуждении экспертного исследования?
— Да мне сказали, что вы в морге, Василь Ибрагимыч, вот я и зашел вас попроведать, узнать, как здоровье? (Пару месяцев назад Лева оперировал Ибрагимыча по поводу острого аппендицита.)
— Спасибо, хорошо, — буркнул прокурор и чуточку посветлел лицом. — Вам спасибо. Лев Николаевич! Так что вы говорили про психиатра? При чем здесь психиатр?
И мы, поддерживая вопрос Ибрагимыча, тоже вопросительно уставились на Леву.
— Господи эксперты, ну а вы-то, что смотрите так беспомощно? Вы ж были тогда… ну, когда Вован на поляне нашел потерянное? Неужель забыли?
А-а-а! Ну да! Я действительно забыл. А дело было вот в чем. На 9 мая мы с больницей ездили на речку, отдохнуть. Была отличная, летняя погода и мы славно повеселились. А там, во время нашего веселья с «возлияниями» случился инцидент — одна из врачей потеряла свою серьгу из «желтого металла». Трагедия! А попробуй найти ее в траве. Пусть и прошлогодней, но все равно задача-то не из легких. Мы, конечно, помогли искать, но все впустую. А потом наш психиатр ее нашел. И, главное, как нашел! Он сначала долго-долго расспрашивал заплаканную растеряху, потом из машины принес две изогнутые проволочки и, держа их в слегка согнутых руках, принялся методично ходить по поляне, не обращая внимания на наши язвительные комментарии. И что бы вы думали? Примерно через полчаса он нашел и принес эту пропажу. Очень тогда все удивились…
— И ты предлагаешь…
— А что, у вас есть выход? Сколько вы еще будете ковыряться. А Вован хоть вреда не принесет, ничего не попортит. Вы-то небось все уже искромсали?
После этих Левиных слов мы и впрямь подумали: а почему бы и нет, и позвонили нашему психиатру. Он, молча, выслушал и коротко сказал:
— Буду через десять минут!
Владимир Николаевич — он же Вован — высокий, худощавый человек, был всегда спокоен и невозмутим. Зайдя в морг он сразу же сказал:
— Время у меня, коллеги, ограниченно, поэтому…
— Что тебе для работы надо?
— Желательно бы посмотреть, а еще лучше в руках подержать то, что предстоит искать.
— Во, а где ж мы возьмем такую пулю? — Однако Ибрагимыч, услышав эти слова, встрепенулся и запустил руку в свой стромодный портфель.
— Вот! — и протянул Владимиру искомое — целенькую и чистую пулю калибра 5,45. Тот взял ее и, особо не рассматривая, просто подержал ее в руке, покатал с минуту между пальцами и при этом вид у него был такой, будто он к чему-то прислушивается.
— Все, — стряхнув с себя задумчивость, сказал он. — Пошли, — и двинулся в секционную, вытаскивая из-под халата две изогнутые под прямым углом… штуковины. Правда, это были уже не самодельные проволочки, как тогда на речке, а другие, видимо, купленные в магазине.
В общем, процедура поиска не была длинной. Владимир этими проволочками — рамками, как он их называл, стал медленно вести вдоль одной стороны тела, вдоль другой, и вдруг мы увидели, что над областью правого коленного сустава проволочки в руках повернулись и своими кончиками коснулись друг друга!
— Здесь, — ткнул он в колено, — то, что вы ищете!
Мы с заведующим переглянулись и засмеялись:
— Ты что, Вован? Откуда здесь пуле взяться. Туда даже кровоизлияния не идут, а где нет кровоизлияний, нет повреждений. Она что, по воздуху туда перескочила? Не может пуля там оказаться, — решительно сказал заведующий.
— Дело ваше! Хотите — ищите, хотите — нет. Но она — там. Рамка показала. — И, повернувшись, вышел из секционного зала.
— М-да, — крякнул заведующий. — Слушай, Лева? У тебя в отделении же есть переносной рентген аппарат…
— Не дам, — даже не дослушав, сказал он. — Вот еще… мой аппарат в морг потащат. Ни-за-что!
Короче, обозвали мы его жадиной и — делать-то нечего, пулю все равно искать надо! — пошли смотреть область коленного сустава. И вот при осторожном препарировании мягких тканей от правого паха до колена, под самой кожей стали обнаруживаться очень мелкие, буквально единичные кровоизлияния. Они были такие мелкие, что при обычном исследовании на них и внимания бы особого не обратили. Дойдя до колена, обнаружили маленькое щелевидное отверстие в наружной широкой связке правого коленного сустава. Ну а под ней, в проекции наружного же мениска нащупали нечто твердое. Это была искомая пуля, почти не деформированная. Вот так!
Нашему изумления не было предела. И «психическими» опытами и тем, что пуля смогла уйти туда, где мы ее и обнаружили, не оставив при этом следов в тканях бедра. Долго мы бы ее искали, если бы не Владимир Николаевич!
С этой пулей я пошел к прокурору, все еще дожидавшемуся конца исследования трупа.
— Василий Ибрагимович, вы пулю так заберете? Мы ведь в акте исследования отметим, что пулю забрал прокурор — то есть вы и все будет тип-топ! Или будете протокол изъятия оформлять…
— Я буду на вас рапорт вашему начальству писать!
— Вот тебе раз? За что это, интересно?
— А позвольте узнать, — ледяным голосом спросил Ибрагимыч, — где такая методика исследования трупа прописана — ну с этими проволочками? И пачиму при исследовании трупа присутствовали посторонние люди, а?
В общем, как это ни грустно, но прокурор да самого конца вскрытия остался Ибрагимовичем, а Василий так и не появился.
Рапорт на нас он, правда, не написал, но о том, что при исследовании трупа присутствовали посторонние люди, он все-таки устно начальству накапал. И мы получили нагоняй. Тоже устный.
Да, а нашего психиатра мы отблагодарили за помощь. Попозже, когда пришел прокурор Вася. С ним вместе и благодарили.
Вот такая практическая история случилась в небольшом городке, там, где эксперты «не боятся внедрять новые методы исследования».
Отчаяние
— …подсудимый, встаньте! — сказал судья, когда закончилось оглашение обвинительного заключения. Но сидевший на зарешеченной скамье мужчина, не ответил и продолжал молча сидеть, опустив голову. И только получив толчок в бок от конвоира, поднял голову и, с недоумением оглядевшись, встал.
— Вы все слышали, обвиняемый? Вам понятно, в чем вы обвиняетесь?
— Да, Ваша Честь! — невыразительным и тусклым голосом ответил мужчина.
— Вы признаете свою вину?..
— …так начал свой рассказ Саша Брюханов.
— Ну, наконец-то! Сподобился-таки ротик открыть, чадушко, — обращаясь к нему, сказал Михаил, — а то ведь открывал-то его только чаек отхлебывать да рыбку кушать.
— Я не кушал, я — слушал! И свой рассказ обдумывал, — насупившись, ответил тот.
— Давай, давай, не робей, — поощрительно прогудел со своего места Самуилыч.
Саша еще пару минут хмурил брови и молчал, видимо, собираясь с мыслями, а потом продолжил:
— Я, надобно вам коллеги знать, до 45 лет работал в областном бюро. А потом из-за неполадок со здоровьем у жены — астма! — мы уехали в район, как ей аллергологи и посоветовали. На лоно природы, так сказать! Уехали не так далеко от города — всего-то 150 км, а при наличии авто, это вообще было не расстояние. Вот о том, кто работал там до меня, я и хотел рассказать историю.
…Подсудимый, услышав вопрос судьи, молча огляделся по сторонам. Народу в зале было совсем мало, но ее не было! Она так и не пришла. И тогда ему все стало безразлично. Он снова было опустился на скамью, но едва коснувшись ее, резко выпрямился и, глядя судье прямо в глаза, сказал…
Ответив, он сел и снова погрузился в воспоминания, ибо и сам суд, и его итоги были ему уже неинтересны…
Поздним декабрьским вечером он шел с работы. Легкий морозец пощипывал щеки, и — вот банальщина! — белый, только что выпавший снежок упруго хрустел при каждом его шаге.
— Бр-р-р, — зябко повел он плечами и в который раз подумал: «Ну не люблю я декабрь, не люблю этого убогого старца года». И ему вдруг пришла мысль, что он непременно умрет в декабре, но там, на закате жизни, когда станет совсем стареньким.
Он улыбнулся такой мысли. В 40 лет и старость, и смерть от таковой кажутся смешным и мало понимаемым процессом, так как в этом возрасте жизнь все еще прекрасна и бесконечна! А еще он улыбался тому, что дома его ждет молодая и очень красивая жена. При мысли о ней он непроизвольно ускорил шаги и почти побежал — так сильно было желание поскорее ее увидеть и обнять.
Они познакомились три года назад, когда его первая жена, бросив все — будь проклята эта дыра, устала, не могу! — и забрав сына, укатила к маме в город. Тогда он почти два месяца пил, довольно успешно совмещая это «увлекательное» занятие с работой. Утром он приходил на службу, равнодушно выполнял текущие и неотложные дела — вскрывал, осматривал потерпевших и тихо уходил домой, затарившись по дороге необходимым количеством спиртного. А вот пить он бросил как-то неожиданно. Еще утром он решал, чего и сколько брать, а в обед вдруг пить не стал. Не захотел. С этого дня он «завязал». А еще через месяц в соседнюю квартиру вселилась семья беженцев из Средней Азии. Взрослые были примерно его возраста, а с ними была их дочь — красивая, подвижная 16-летняя девочка. Но что она ему, взрослому мужчине? Она и была для него не более чем дочь соседей. Одно слово — ребенок! С ее родителями у него сложились нормальные, соседские отношения. Люди они были легкие, веселые и очень контактные. А еще через пару месяцев, когда он в одиночестве отмечал свой 41-й день рождения — нет, нет, не пил! — просто сидел за якобы праздничным, холостяцким столом и смотрел телевизор, вдруг раздался звонок в дверь. Спустя пару секунд в комнату вбежала эта соседская девочка — дверь-то по сельской традиции днем не запиралась! — и прямо с порога очень звонко сказала, почти крикнула:
— Дядя Витя, дядя Витя! Идемте к нам в гости! Мы вас приглашаем… я вас приглашаю, — после короткой паузы, слегка покраснев, сказала она.
— А что у вас за праздник такой?
— А у меня сегодня день рождения, — прошептала она.
Вот так они стали друзьями. Он — взрослый мужчина, Она — 17-летняя девчонка. И в этом была заслуга дня рождения — одного на двоих! Они и общались как друзья, чуть ли не ежедневно: она, бывало, вечера просиживала у него, задавая массу вопросов о медицине, о жизни. А иногда она просто молча сидела в его любимом кресле часами, зачитываясь книгами из его далеко не маленькой библиотеки. Ему же общение с девочкой дало ощущение молодости, ощущение общности интересов. И впервые за все последнее время он как-то отмяк душой. Да и с работы стало хотеться идти домой, а не куда-нибудь еще. Стены и одиночество перестали так давить. А еще ровно через год они снова отпраздновали двойной день рождения… А когда он вернулся к себе — это было уже совсем поздно, — девочка пришла вновь и вновь, также покраснев, чуть слышно сказала:
— Дядя Витя… я уже взрослая… мне 18 лет… я сегодня останусь у вас!
— Ну, оставайся, — совсем не поняв того, что она имела в виду, тупо ответил он. — Простыня, подушка и одеяло вон там, — и он пальцем показал где. — Располагайся на диване, ложись… — И тут же замолк, потому что девушка так отчаянно замотала головой, что ее волосы светлым, солнечным кругом охватили всю ее головку. Потом, Она одними легким движением стянула с себя тонкий свитерок. Одновременно юбка, невесомо скользнув по ногам, легла на пол…
— Седина в бороду, бес в ребро, — язвительно и с усмешкой сказал Самуилыч, — так это называется! Хоть женились потом или так и жили во грехе?