Самоубийство исключается. Смерть в аренду (сборник) Хейр Сирил
— Примите предложение компании, — громче повторил мистер Дедмэн, — и считайте, что вам еще повезло! Во всяком случае, это больше, чем вы заслуживаете.
Пока посетители мистера Дедмэна сидели, оглушенные неприкрытой жестокостью его приговора, он сам отодвинул стул назад, сложил руки на груди и скрестил ноги. Если бы здесь находился кто-либо из служащих конторы, он сразу интерпретировал бы эти движения как признак того, что он готов дать волю своим чувствам. И не ошибся бы.
— Вы взяли на себя труд, — заговорил он, — доказать, что ваш отец был убит. Думаю, так оно и было. Каждый год убивают гораздо больше людей, чем может предположить обыкновенный человек. Во всяком случае, насколько я его знал, он не принадлежал к тем людям, которые кончают самоубийством, тем более в первый год действия полиса. Он разбирался в вопросах страхования, в этом я не сомневаюсь. Приняв эту точку зрения, вы стали расследовать это таким путем, который я могу честно назвать неразумным и опрометчивым. Вашей целью было, или должно было быть, собрать доказательства, именно доказательства, которые могли бы убедить суд, что вероятность того, что он был убит, существенно выше вероятности того, что он погиб от собственной руки. Тем, что вы достигли, и тем, чего вам достичь не удалось, вы сделали практически невозможным добиться своей цели.
Он остановился, чтобы перевести дыхание. Мартин открыл было рот, но мистер Дедмэн опередил его.
— Из того, что вы мне рассказали, — напористо продолжал он, — я понял: вы пришли к заключению, что Парсонс, по всей вероятности, отравил мистера Диккинсона по ошибке, пытаясь избавиться от шантажиста, которого мы условились называть Вэннингом. Думаю, вы правы. Строго между нами, как обычный человек, я считаю вполне возможным, что он убил вашего отца тем способом, который предполагаете вы. Но как поступили вы? Вы не посоветовались, вы не сделали запроса, вы просто вышли на этого несчастного Парсонса и убили его. И тем самым вы убили свой единственный шанс весомо обосновать свою точку зрения. Вы думаете, теперь будет возможно доказать, что Вэннинг получал от него хоть пенни? А здесь именно это должно было бы стать первым вашим шагом. Конечно, в результате смерти Парсонса все его растраты и злоупотребления выйдут наружу — и это сочтут вполне веским мотивом для самоубийства и без того, чтобы упоминать, что он еще подвергался и шантажу, в связи с чем и свел счеты с жизнью. Вы можете себе представить, какой вам остался теперь случай? Я-то могу. Я занимался всеми судебными тяжбами в этом офисе в течение пятнадцати лет, и я знаю, о чем мы говорим. Вам придется просто обвинять в убийстве умершего человека. Это довольно сложно — начнутся причитания и возмущенные крики об «очернении памяти усопшего» и так далее. Но вам придется сделать больше — вам придется обвинить другого человека в шантаже, человека, вполне живого и способного защищаться, тогда как у вас нет ни единой ниточки, никаких доказательств. Вас просто осмеют перед судом, если вы туда заявитесь, — чего вы не сделаете, пока я являюсь поверенным данного состояния. Если бы Парсонс был жив и его бы обвинили в присваивании денег, вы бы еще могли чего-то добиться. Я бы провел с компанией очень осторожные переговоры, которые привели бы к успешному соглашению. А так... Словом, дело проиграно! — Он шлепнул по столу рукой, как бы подчеркнув значение своих слов. — Затем Карстейрсы. Согласно вашей версии, этот священник и его жена или жена без священника случайно встретились с мистером Диккинсоном в гостинице, оценили возможность убить его ради блага этой благотворительной организации и особенно ее секретаря. Что ж, здесь я могу сделать вам подарок — эта организация не относится к тем, о которых добросовестные поверенные посоветовали своим клиентам вспомнить в своем завещании. Я не знаю, каковы были мотивы вашего дяди Артура, его завещание составлялось не у нас в конторе. Некоторое время назад мне представился случай кинуть взгляд на счета этой компании, и они мне не понравились. Полагаю, что только около тридцати процентов пожертвованных средств попадают к вдовам профессиональных рабочих. Остальные деньги перетекают прямо в карманы организаторов, которые получают там зарплату, — таких, как миссис Карстейрс. Но если эта женщина паразитирует на щедрости людей, разве это доказывает, что она — убийца? Конечно, это общество переживало тяжелые времена, что часто происходит с подобными организациями. И разумеется, им повезло, что именно тогда, когда они находились в затруднительном финансовом положении, согласно завещанию вашего дяди Артура после смерти вашего отца они смогли получить такую сумму. Но до сих пор все, что вы имеете, — это лишь сказанное мистером Карстейрсом, что может поддержать вашу необычайную версию. А вам не приходило в голову, что, если это так называемое благотворительное общество действительно находилось в трудных обстоятельствах, они могли продать свое право на наследство — не за полную сумму, конечно, но за очень кругленькую сумму? Гораздо более безопасный способ раздуть паруса, чем убийство, могу вас уверить. Словом, вся идея слишком нелепа, чтобы выразить это словами и тем более — подтвердить фактами. Но чего я просто не могу вам простить, — продолжал мистер Дедмэн с неослабляемой энергией, — это то, как вы повели дело с Марчами. Здесь у вас был идеальный подозреваемый. Уволившаяся кухарка с перспективой получения наследства. Как вы не подумали, что она была единственным человеком в гостинице, которая имела полную возможность оказаться в комнате вашего отца с его ведома и согласия?
— Позвольте, — возразил Мартин, — она ведь даже не знала, что это был мистер Диккинсон, пока он не умер!
— Так она сказала своей хозяйке. А точнее, по словам хозяйки, она так ей сказала. И вы поверили подобному доказательству из третьих рук! Что ж, может быть и так. Я не нахожу это абсолютно недопустимым. Я ищу возможность использовать факты, чтобы убедить страховую компанию выплатить вам деньги по полису. Если вы явитесь к ним и скажете: «Вы предполагаете основываться на самоубийстве как защите этого действия. Мы можем доказать присутствие в гостинице женщины, которая могла убить покойного, и доказать, что у нее были сверхдостаточные мотивы, чтобы совершить это убийство. Как насчет этого?» Если бы вы могли так сказать, думаю, они были бы готовы обсуждать с вами этот действительно спорный вопрос.
— Но мы можем именно это и заявить страховой компании, — вставил Стефан.
Анна вмешалась:
— Мистер Дедмэн, я верю тому, что сказала нам миссис Говард-Бленкинсоп. Вы же не хотите, чтобы мы обвинили невиновного человека?
Проигнорировав соображение Анны, поверенный ответил Стефану:
— Разумеется, можете. Но не думаете ли вы, что они станут вас слушать после понедельника? И не забудьте, после того как истечет срок принятия их предложения, вам больше не к чему будет прибегнуть. Тогда это будет все или ничего, да еще с невероятно тяжелой судебной тяжбой.
— Я могу встретиться с представителями страховой компании хоть завтра, — возразил Стефан. — А если уж на то пошло, и сегодня.
— Попробуйте, конечно, и посмотрите, что они вам ответят. Они скажут: «В самом деле? И кто такая миссис Марч? У нас есть список постояльцев гостиницы за тот период, и ее имя там не значится». Что вы на это скажете? «Ну, это должна быть миссис Марч, потому что так мне сказала миссис Говард-Бленкинсоп». — «Совершенно верно, — ответят они. — И как вы сможете доставить сюда миссис Марч?» И вам придется признать: «Видите ли, миссис Марч здесь нет. Не знаю, где она находится, но полагаю, что за границей». Тогда представители страховой компании дружно и презрительно посмотрят на вас и заявят, что они не верят ни одному вашему слову и что их предложение остается открытым до понедельника, а пока — до свидания. Да, вы можете пойти на этот риск, но если вы это сделаете, то поступите вопреки моему совету, имейте это в виду.
— Между прочим, — добавил он, поразмыслив, — вы не взяли на себя труд как-нибудь проверить, действительно ли умер старший сын миссис Марч? Нет? Я так и подумал. Насколько нам известно, эта весьма своеобразная кухарка вполне могла придумать его смерть, чтобы получить у хозяйки два дня отпуска. Может, он еще жив. Он мог быть одним из официантов в «Пендлбери-Олд-Холле». Он мог быть... А, ну ладно, — закончил он раздраженно. — Боюсь, в целом я не могу поздравить вас с результатом расследований. И мой совет остается прежним.
Мистер Дедмэн закончил свою тираду, вернул отчет Элдерсона Стефану, в то же время каким-то неопределимым, но безошибочным способом дав им понять, что полностью потерял интерес к предмету обсуждения. Причем настолько, что, когда через секунду они поднялись, чтобы покинуть кабинет, казалось, он совершенно искренне удивился, заметив их у себя. Анна возглавила отступление. Стефан, казалось, собирался вечно сидеть в своем кресле с хмурой физиономией, а Мартин, как всегда, не понял намека.
— Очень благодарны вам, мистер Дедмэн, за ваши хлопоты по этому делу, — сказала Анна, по-видимому, с искренней признательностью. — Вы изложили все с предельной ясностью. В должное время мы дадим вам знать о нашем решении.
Она вышла из кабинета, мужчины покорно последовали за ней. Мистер Дедмэн неловко поклонился девушке, когда она выходила. Она еще не вышла за дверь, как он уже начал что-то быстро наговаривать в диктофон. Это письмо было совершенно по другому поводу. Просто ему пришла в голову свежая мысль, когда Стефан рассказал ему о Парсонсе. Способность одновременно думать о разных вещах давала Дедмэну возможность делать за обычный рабочий день работу, которая требовала двадцати четырех часов. Он никогда не задумывался над тем, отчего его не любят в конторе. Даже если он мог думать одновременно о трех вещах.
Глава 18
ИНСПЕКТОР ПОЛИЦИИ С НЕСВАРЕНИЕМ ЖЕЛУДКА
Четверг, 31 августа
Было бы неправильно сказать, что инспектор Маллет забыл о своем разговоре со Стефаном Диккинсоном. Никогда не стойло рассчитывать на то, что инспектор способен что-либо забыть. И все-таки факт оставался фактом: со времени их разговора он практически не думал об этой истории. Только случай снова привлек его внимание к делу — случай, которому суждено было иметь серьезные последствия. Признаться, это была очень редкая и поэтому неожиданная случайность, и в качестве таковой достойна быть записанной в анналах. В тот момент для Маллета это происшествие было чрезвычайным.
Суть происшествия заключалась в том, что в то конкретное утро он, никогда этого не знавший, страдал от острого приступа расстройства желудка. Симптомы были для него настолько неведомыми и чуждыми, что он не сразу сообразил, что с ним происходит. Еще больше времени он потратил понапрасну, размышляя, что могло быть причиной его мучений. Он мысленно перебрал огромное количество блюд, поглощенных им накануне, но решения загадки не нашел. Ни в одном из них не было ничего необычного, ибо Маллет, бесспорно самый мощный едок полиции, любил, чтобы еда была обильной и плотной. Правда, неотложные дела службы вынудили его относительно скудно поесть в ленч и перенести обильный ужин на два часа ночи. Но в этом тоже не было ничего исключительного, и наутро он завтракал в обычное время, то есть в половине восьмого, не испытывая неприятных симптомов. Но вот он — отвратительный и необъяснимый факт: сейчас он пребывал в жалком состоянии, как любой смертный, страдающий диспепсией и способствующий обогащению производителя лекарств.
К половине одиннадцатого он уже не мог дольше терпеть эти страдания. Нужно было что-то делать, чтобы прекратить мучительные схватки, которые делали существование невыносимым, а работу невозможной. Естественно, он был совершенным невеждой в отношении способов лечения болезни, которая столь внезапно обрушилась на него, и его первым побуждением было обратиться к кому-либо за помощью. В этот критический момент его мысль обратилась к сержанту Уиксу, чье несварение желудка было таким же легендарным явлением в Скотленд-Ярде, как и отменный аппетит Маллета. Уикс никогда не выходил из дому, не захватив коробочку с чудодейственными лекарствами, чей состав изменялся в соответствии со сменой времен года или причудами его жалоб, но неизменно характеризуемыми их владельцем доверительным тоном вроде: «Единственная вещь, которая меня поддерживает, старина!» Инспектор только посмеивался над бедным Уиксом с бессознательной жестокостью невежды. Но сейчас он спрятал в карман свою гордость и, согнувшись пополам от боли, побрел в соседнюю комнату за советом и помощью.
Таким образом получилось, что инспектор оказался рядом с Уиксом именно в тот момент, когда из отделения полиции в Мидчестере сержанту передавали сообщение. Если бы Маллет более или менее стоически переносил приступы обрушившейся на него напасти, он не оказался бы там и не услышал бы этого разговора. Более того, если бы эта информация поступила к сержанту всего минутой-двумя раньше, поглощенность инспектора своими собственными проблемами помешала бы ему уделить ей внимание. Но в этот судьбоносный миг так случилось, что одна из принятых им знаменитых таблеток если и не избавила его мгновенно от заболевания, как обещалось на упаковке, то принесла ему достаточно длительный перерыв в страданиях, что позволило ему вновь осознавать происходящее вокруг.
Сначала телефонный разговор, во всяком случае на лондонском конце линии, был не очень интересным. В основном он состоял из слова «да», повторяемого несколько раз, монотонность которого иногда нарушалась фразой «о’кей» — поскольку сержант гордился своей современностью. Тем временем он набрасывал в блокноте заметки неразборчивой стенографией собственного изобретения. К концу разговора Уикс прекратил чертить свои иероглифы и сказал:
— Минутку, старина. Повтори-ка имена. Я хочу их точнее записать.
Очевидно, его собеседник на другом конце провода согласился, и сержант повторял, записывая на этот раз фамилии крупным четким почерком:
— Стефан Диккинсон и Мартин Джонсон. Есть, спасибо, дружище. Описание внешности записал. Ага... Дадим тебе знать, что сможем сделать. Да... Да... О’кей... Пока.
Положив трубку, он с усмешкой обернулся к инспектору.
— Вам уже лучше? — спросил он. — Здорово помогают эти таблетки, верно? Говорят, в них содержится активированный уголь, в нем-то все и дело. А теперь, если в течение хотя бы получаса вас не будет ничего беспокоить, даю слово, все уже в норме. Конечно, такому здоровяку, как вы, понадобится чуть больше времени. Может, возьмете с собой еще одну пилюлю, просто так, на всякий случай? После ленча может пригодиться. — Он неодобрительно посмотрел на инспектора. — То есть если вы решитесь съесть ленч.
— Спасибо, — сказал инспектор. — Мне уже гораздо лучше. А что касается ленча, посмотрим. Но скажите-ка, что за вопрос вы обсуждали по телефону?
— Для дознания по поводу смерти некоего Парсонса из Мидчестера требуются свидетели, — сказал Уикс. — Кажется, коронер поднял сильный шум из-за этого.
— И один из свидетелей зовется Диккинсоном, насколько я понял.
— Точно. Стефан Диккинсон из Лондона. Ничего не скажешь, найти будет легко, верно?
— Может быть. Мне хотелось бы послушать описание их внешности, которое вам сообщили.
Удивляясь неожиданному интересу Маллета к дознанию, сержант прочитал по своим невнятным записям точное описание словесных портретов молодых людей.
— Второго зовут Мартин Джонсон, — продолжал он.
— Его я не знаю, — сказал Маллет. — А вот Стефан Диккинсон мне знаком. Это может быть интересно. Что ему было делать с покойным мистером Парсонсом из Мидчестера?
— Именно это ребята из Мидчестера и хотят узнать. Похоже, эти двое два дня назад останавливались на ночь в Мидчестере. На следующий день они по телефону договорились о встрече с Парсонсом. Они не назвали свои имена, но позже их установили через гостиницу. Телефонный звонок был сделан из гостиницы, понимаете?
— Понятно. Продолжайте.
— Ну, этот Парсонс был служащим местной газовой компании и очень заметной фигурой в городе. Он встретился с этими ребятами, провел с ними не больше пяти минут, после чего они ушли. А через час его обнаружили в кабинете с простреленной головой и с письмом, в котором он объясняет, что черт знает сколько времени разбрасывал денежки своей компании направо и налево.
— Очень интересно. Право, крайне любопытно.
— Вы так считаете? Ну, так или иначе, а коронер хочет, чтобы этих парней взяли. Просто удача, что вы знаете одного из них. Иначе просто не знаю, как бы мы их вычислили.
— Стефан Диккинсон, — сказал Маллет, — живет по адресу 67, Плейн-стрит, Хэмпстед.
— Тогда все в порядке. Я сообщу в тамошнее отделение полиции, а они пришлют ему повестку приехать в качестве свидетеля.
Маллет уже направился к двери, но вернулся.
— Пожалуй, я пойду и сам навещу мистера Диккинсона по этому делу, — сказал он. — Всегда есть возможность, что вдруг я ошибся.
— Сами пойдете? — удивленно переспросил сержант.
— Да. Это дело Парсонса может оказаться очень серьезным. Кстати, на какой день назначено дознание?
— Его отложили на конец недели.
— Тогда времени хватит. Я сообщу вам, тот ли это человек и все, что смогу выяснить относительно мистера Джонсона. А вы тем временем ничего не предпринимайте насчет полиции в Мидчестере, пока не получите от меня информацию. Спасибо за лекарство.
И инспектор вернулся в свой кабинет, оставив сержанта Уикса в печальном недоумении.
Усевшись за свой стол, Маллет вытащил папку с надписью «Диккинсон», которая отдыхала в ящике со времени примечательной беседы со Стефаном, состоявшейся почти две недели назад. За это время в папке появился только один дополнительный документ, а именно ответ полиции Маркшира на письмо, которое он отправил в тот же день. Единственное, что представлялось интересным в этом ответе, был список постояльцев гостиницы в ночь смерти мистера Диккинсона с примечаниями о времени их прибытия и отъезда. Этот список Маллет и принялся опять изучать гораздо более внимательно, чем при его получении. Он провел своим толстым пальцем по списку лиц, пока не достиг имени Парсонса.
— Значит, он там был, — сказал он себе. — Что ж, выглядит довольно просто. Парень стал разыскивать всех людей, которые могли убить его отца, и в свое время добрался до Парсонса. У Парсонса совесть была нечиста, он подумал, что парень появился в связи с его растратами, от страха потерял голову и покончил с собой. Боюсь, молодой Диккинсон окажется в очень затруднительном положении, когда ему придется объяснять все на следствии. Не говоря уже о мистере Мартине Джонсоне. О нем я раньше не слышал. Вероятно, друг семьи.
При обычных обстоятельствах на этом он выкинул бы эту историю из головы, но или в результате последствий диспепсии, или по какой иной причине его мозг упрямо возвращался к этому предмету. Некоторое время он продолжал сидеть, размышляя над списком постояльцев, пытаясь соотнести их имена с лицами, которые смутно помнил по гостинице.
— Но убил ли себя Парсонс только из страха, что его воровство будет открыто? — бормотал он. — Признание говорит только об этом, это верно, что вполне естественно. А не нащупал ли парень еще чего-нибудь — например, какую-нибудь связь между ним и своим отцом? Что ж, он сам и расскажет мне об этом. Видимо, это не бросалось в глаза, иначе он сразу направился бы к нему, а не ждал почти две недели. Смерть Парсонса усложняет доказательство убийства отца парнишки, если только он не оставил в своих бумагах что-нибудь серьезное. Может, стоит тем временем спросить полицию в Мидчестере...
Почти не сознавая того, инспектор полностью изменил свое отношение к загадке смерти Леонарда Диккинсона. Его беседа со Стефаном Диккинсоном, вероятно, произвела на него гораздо более глубокое впечатление, чем ему казалось, потому что теперь, когда его внимание снова сосредоточилось на этой проблеме, он обнаружил, что принимает почти как само собой разумеющуюся версию, которую раньше отказывался даже рассматривать.
— Ну-ка, подумаем...
Маллет откинул стул на задние ножки и прикрыл глаза. Он снова увидел лицо старого мистера Диккинсона, услышал его тихий унылый голос. Он снова пересмотрел короткое и, видимо, окончательное доказательство на дознании. В том, что он вспоминал, не было ничего нового, но теперь он смотрел на это под другим углом зрения.
— Но... — бормотал он. — Но... Все равно остаются возражения против версии сына. Или если не возражения, то ограничения. Если старик был убит в этом конкретном месте данным конкретным способом, это наводит на кое-какие мысли. — И он перечислил их про себя. — Если бы я проводил там расследование, я в любом случае придерживался бы этих направлений. Это значительно сузило бы круг подозреваемых. Но следствие вел не я! — со вздохом заключил он.
Затем Маллет совершил подвиг, который для него был вполне привычным, но которым он тем не менее справедливо гордился. Взяв ручку, он принялся по памяти воспроизводить основные моменты своего разговора со Стефаном, который вел двенадцать дней назад. В тот раз он не набрасывал заметок, и во время этого перерыва голова у него была занята десятками других дел, большинство из которых были важными и неотложными. Тем не менее, когда он закончил работу, перед ним на бумаге лежали самые важные пункты разговора, изложенные с такой точностью и полнотой, как будто записывались во время беседы.
Он с удовлетворением созерцал результаты своего труда. Затем отметил карандашом некоторые пункты, представляющиеся ему особо важными, после чего перевел взгляд на машинописный текст, присланный полицией Маркшира, и снова взглянул на свои заметки, задумчиво подергивая кончики усов. Наконец он встряхнулся.
— Это только теоретизирование без каких-либо фактов, если хотите! — сказал он себе. — И самая дикая версия. И все равно, предположим, молодой Диккинсон прав — просто предположим... Стоит заглянуть в... Должно быть, не мешает проверить...
Он положил список в карман и вернул папку на место с новой страницей своих записей как его единственного содержимого.
Несмотря на свое легкомысленное заявление сержанту Уиксу, что он сам займется делом мистера Стефана Диккинсона, инспектору понадобилось время, чтобы убедить помощника комиссара, который руководил его делами, разрешить ему отложить свою постоянную работу для того, чтобы он мог специально заняться делом Диккинсона. Но Маллет был человеком, пользовавшимся уважением и доверием своего начальства, и, когда прежде ему случалось испрашивать такое отпущение, обычно это затем оправдывалось. Так и получилось, что и на этот раз он освободился и смог хотя бы день посвятить самостоятельному расследованию, и с этого момента, поскольку, казалось, это может принести плоды, довести его дё конца.
Ничто его так не воодушевляло, как перспектива поработать самостоятельно. После посещения помощника комиссара он вернулся к себе с широкой улыбкой на лице. Встретившийся ему сержант Уикс увидел в этом радостном состоянии своего шефа лишь еще одно подтверждение торжества своих таблеток.
— Они сотворили чудо, я смотрю, — заметил он.
— А? — рассеянно спросил Маллет.
— Я говорю, это ваше расстройство... оно уже прошло?
— Расстройство? Ах да, я совсем забыл! У меня, кажется, был какой-то приступ, да? Да, спасибо, теперь все хорошо, я слишком занят, чтобы думать об этом. Ну, мне пора, спешу, хочу успеть на ленч.
Вот так, мрачно подумал сержант, все-таки правильно говорят — нет на свете благодарности!
Глава 19
СТЕФАН ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ
Четверг, 31 августа
— Имей в виду, — говорил Мартин, — этот парень, поверенный, высказался абсолютно ясно. И должен заметить, на меня он произвел впечатление опытного человека, похоже, он знает, о чем говорит.
Стефан застонал.
— Пожалуй, со вчерашнего дня я слышу это уже в сотый раз! — сказал он.
— Мы все только и знаем, что переливаем из пустею в порожнее, — высказалась Анна. — И со вчерашнего дня нисколько не приблизились к решению проблемы. Во всяком случае, я уже для себя все решила. Что толку и дальше ходить вокруг да около?
— У нас есть еще понедельник, — возразил Мартин. — Это дает нам целых три дня. Считая, конечно, воскресенье.
— Из тебя получился бы замечательный счетовод, — ухмыльнулся Стефан.
— Да перестаньте вы! — вспылила Анна. — Мама, тебя это касается так же, как и нас. Ты с нами согласна? Ты слышала о том, каким бесполезным оказалось все, что мы проделали. Ты не думаешь, что будет просто глупо не взять того, что нам предлагают... пока мы еще можем это получить, принимая во внимание то, что говорит мистер Дедмэн?
Миссис Диккинсон была молчаливой слушательницей ожесточенного спора, который почти без перерыва бушевал с самого утра. Призванная высказать свое мнение, она заговорила с видимой неохотой.
— Дорогая моя, — наконец сказала она своим мягким мелодичным голосом, — я уже давно сообщила вам свое мнение. Я жила в бедности до замужества и не боюсь, если снова придется обходиться скромными средствами. Не думаю, чтобы это понравилось кому-либо из вас — особенно Стефану. Вот почему с самого начала я отдала решение этого вопроса в ваши руки. Насколько я понимаю, сейчас вы стоите перед выбором: или немедленно получить небольшую, но верную сумму, или рискнуть в надежде на огромные деньги в будущем. Я отлично знаю, как бы я поступила, если бы такой выбор стоял передо мной, но ведь я никогда и не любила играть. А вы должны каждый принять самостоятельное решение, вот и все.
— Минутку, — вмешался Мартин. — Фактически миссис Диккинсон, вы и Стив являетесь двумя душеприказчиками по завещанию, не так ли?
— Да, это верно.
— Ну, может, я ошибаюсь, но мне кажется, что именно душеприказчики должны будут предъявлять требования страховой компании. В таком случае это вам нужно решать, как поступить, а вовсе не нам.
— А что происходит, если душеприказчики не могут прийти к соглашению? — спросил Стефан.
— Бог его знает! Наверное, надо обратиться к Дедмэну.
— Не думаю, что возникнет такая коллизия, — сказала миссис Диккинсон. — Как я уже твердо заявила, я не принимаю решения по данному вопросу. Я соглашусь с тем, что предложит мой партнер-душеприказчик.
— Тогда это все решает! — решительно сказал Стефан.
— Нет, не решает! — закричала Анна. — Слушай, Стефан, мне все равно, что скажут юристы, но это касается нас всех. Ты просто обязан выслушать меня!
— Кажется, последнее время я только этим и занимаюсь! — отрезал Стефан.
— Ты еще не все слышал, далеко не все. — С этими словами Анна взглянула на мать.
Миссис Диккинсон восприняла этот выразительный взгляд как намек и поднялась на ноги.
— Не думаю, что я могу вам помочь, — сказала она. — Кроме того, у меня есть дела перед ленчем. Дайте мне знать, что вы решили, и я обещаю, что не стану возражать.
Она вышла. Едва за ней закрылась дверь, а Мартин собрался набить табаком трубку, которая автоматически появилась у него в руках после ее ухода, как Анна накинулась на брата. Она стояла посредине комнаты, одной рукой опершись на стол. Пальцы у нее заметно подрагивали, и она сильно побледнела.
— Послушай, — начала она тихо. — Это дело нужно прекратить! Ты понимаешь меня, Стефан? Пора остановиться!
— Что это ты вдруг такая серьезная! — холодно заметил Стефан.
— Серьезная? Господи, ну как ты не понимаешь? Неужели ты не видишь, с каким жутким делом мы связались? И теперь, когда у нас есть возможность относительно достойно вылезти из него, ты все еще хочешь продолжать, и все только ради...
— Ради двадцати пяти тысяч фунтов. Должен признать, мне это представляется значительной суммой.
— К черту деньги! — с горечью воскликнула Анна, топнув ножкой. — Ты только о них и думаешь!
— Очень хорошо, пожалуйста, посылай эти деньги к черту, если тебе действительно этого хочется. Но как понимать тебя? Кто всегда уверял, что папа не покончил с собой? Как насчет твоего восхитительного замечания, что мы должны установить истину ради очищения памяти о нем? Мне кажется, уж кто-кто, а ты-то должна последней...
— Как хочешь. Я понимаю, что несу ответственность за эту историю, как и все мы. Но тогда я не знала, к чему это приведет, вот и все. А сейчас знаю. И поэтому требую, чтобы мы все бросили. Господи, какими мы были дураками, когда вздумали представлять из себя детективов. Мы с апломбом рассуждаем о подозреваемых и уликах, разнюхиваем все вокруг, такие довольные собой, и каковы же результаты?
— Что ж, признаю, результаты ничтожные.
— Ничтожные? Ты уже довел одного человека до самоубийства, и называешь это ничтожным результатом? Стефан, говорю тебе, если мы не похороним это дело как можно быстрее, произойдет еще что-то ужасное! Я абсолютно в этом уверена! — Она вдруг обернулась к Мартину: — Ты ведь понимаешь, о чем я говорю, верно, Мартин? Неужели до тебя не доходит, как все это страшно важно для всех нас? Пожалуйста, прошу тебя, помоги мне убедить Стефана проявить благоразумие.
— Подожди минутку, Мартин, прежде чем отвечать. — В голосе Стефана, когда он прервал мольбу сестры, прозвучали резкие нотки, говорящие о страшном нервном напряжении. — Я не претендую на то, чтобы знать все-все о твоих делах, скажи только как на духу: ты готов жениться на Анне при том, что у тебя есть плюс ее ничтожная доля от предложения страховой компании?
Мартин глубоко затянулся трубкой, прежде чем ответить.
— Нет, — сказал он. — Не готов.
— Хорошо, тогда...
— Мне все равно, — закричала Анна. — По мне, лучше вообще не выходить замуж, чем продолжать все это!
Последовала долгая пауза, и Мартин снова заговорил:
— Я думаю, Анна права.
— Ты хочешь сказать... — Стефан осекся.
— Я хочу сказать, что мы уже достаточно наломали дров. И кроме того, если мои дела поправятся, мы спокойно можем пожениться через некоторое время... то есть если Анна захочет выйти за меня.
Анна промолчала. Она впилась взглядом в брата. Стефан на них не смотрел, глядя прямо перед собой, затем медленно сказал:
— Что ж, понятно, в этой ситуации мне стоит согласиться.
— Ты это серьезно? — спросила Анна, и на ее лице проскользнуло облегчение.
— Разумеется, — раздраженно ответил Стефан. — Я слов на ветер не бросаю.
— И ты скажешь мистеру Дедмэну, чтобы он принял предложение страховой компании?
— Конечно. Если хочешь, сразу же это сделаю.
В кабинете, где происходил разговор, стоял телефон. Стефан направился к аппарату, и как раз тогда, когда он протянул к нему руку, раздался телефонный звонок.
— Черт! — ругнулся он и схватил трубку. — Да, — сказал он. — Да. Говорите. Кто? А, понимаю. Да. Я у телефона. Да, да. Я говорю, у телефона мистер Диккинсон. Что? Нет, сегодня утром не видел. Говорю, утром не смотрел. Да? Что?! Но послушай, это невозможно! О нет, я тебе верю, но... Так или иначе, это только временная реакция. Ах, ты так думаешь? Да, конечно, понимаю, это очень серьезно. Знаю, знаю... Но видишь ли, в настоящий момент я... Ну, мне нужно кое-что уладить, только и всего. Но ты же не думаешь, что сможешь...
Разговор продолжался довольно долго, и снова и снова повторялись выражения «надбавка к цене», «перенести в другую графу», «счет», «прибыль» и «опцион». Наконец беседа подошла к концу. Стефан положил трубку и обернулся, поразив Анну и ее жениха смертельно побледневшим лицом.
— Так-то вот, — сказал он.
— Что случилось? — тревожно спросила Анна.
— Ничего особенного. Просто я разорен, вот и все. Полностью и окончательно разорен. Если... — Он стиснул зубы. — Если я не смогу найти большую сумму денег за очень короткий отрезок времени.
— Ну ты и влип, — пробормотал Мартин.
— Да уж. И это будет невезением и для кого-то еще, могу тебе сказать!
— Что ты имеешь в виду? — резко спросила Анна.
— Я имею в виду, что я продолжаю это дело.
— Но, Стефан, ты же не можешь идти на попятную! Ты же только что сказал! Ты обещал...
— Черт, обещал! Да ты хоть понимаешь-то по-английски? Я должен достать больше денег, чем я стою, к следующему понедельнику, иначе я банкрот. Короче говоря, в этом и вся штука. И я не позволю ни тебе, ни кому-либо еще лишить меня моего шанса. Это окончательно.
— Стефан... ты не можешь... ты не должен!
Неожиданно Анна совсем утратила самообладание, разразилась слезами и бросилась вон из комнаты. Мартин попытался удержать ее, но она оттолкнула его и исчезла за дверью.
После ее бегства молодые люди некоторое время молча смотрели друг на друга. Затем Мартин сказал:
— В общем, я думаю, мне лучше не оставаться на ленч.
— Наверное.
— Я зайду около пяти. Надеюсь, прогулка в машине поможет ей развеяться.
— Ага, заходи.
В результате Стефан сел за стол вдвоем с матерью. Анна затаилась наверху в своей комнате. Она оставалась у себя, когда днем зашел инспектор Маллет. Вероятно, это было даже к лучшему.
Во время разговора инспектор был само добродушие. Сидя в кабинете в глубоком кресле, он напоминал огромного кота, довольно щурившегося на солнышко. Однако в противовес коту он, казалось, искренне извинялся за свое вторжение.
— Мне очень жаль вас беспокоить, мистер Диккинсон, — начал он. — Но кто-то должен был это сделать, и я подумал, что в данных обстоятельствах лучше, чтобы это был я. Все произошло из-за этого события в Мидчестере. Вы ведь были в Мидчестере в понедельник вечером, не так ли?
— Да, был.
— Я так и думал, что это были вы. Вы и мистер Джонсон?
— Да, это жених моей сестры.
— Жених вашей сестры? — Казалось, инспектора сильно поразил этот факт. — Значит, жених вашей сестры? — повторил он. — Вот как. Это, конечно, все объясняет.
— Что объясняет? — несколько вызывающе спросил Стефан.
— Я хотел сказать, объясняет его участие в этом деле. Полагаю, я прав, когда считаю ваш визит в Мидчестер связанным с расследованием, которое вы собирались произвести, когда мы встречались с вами в последний раз?
— Конечно. А в свою очередь, полагаю, я прав, когда считаю ваш настоящий визит связанным с тем же делом?
— Не совсем так. То есть не таким образом, как вы могли подумать. Видите ли, мистер Диккинсон, как вы, вероятно, знаете, произошло довольно неприятное событие сразу после того, как вы с мистером Джонсоном покинули Мидчестер во вторник утром, и ваши имена связаны с этим событием.
Стефан выпрямился на стуле.
— Господи боже! — сказал он. — Неужели кто-то мог предположить, что мы с Мартином убили этого зануду?
— Нет, нет! — оглушительно расхохотавшись, успокоил его Маллет. — Все не так плохо. Просто было установлено, что вы вдвоем имели встречу с покойным незадолго до его смерти, и коронер полагает, что вы могли бы пролить свет на причину его смерти.
— Понятно.
— Я узнал, что в Лондоне собираются искать человека с вашей фамилией, и подумал, что это упростит дело, если я выясню, тот ли вы человек, который имеет отношение к розыску. Теперь мне только остается уведомить полицию в Мидчестере, и они пришлют вам вызов как свидетелю. Дознание, как мне стало известно, отложено на неделю.
— Понятно, — снова сказал Стефан. Затем добавил: — Видимо, я обязан явиться?
— Боюсь, да. В самом деле, было бы нежелательно, чтобы вы отказались дать свидетельские показания. Понимаю, что положение может оказаться для вас затруднительным, и могу информировать вас, что вы имеете право потребовать, чтобы вас представлял адвокат.
— Спасибо вам. — Стефан помолчал, собираясь с мыслями, затем спросил: — Кстати, инспектор, вы не сказали мне, как вы догадались, что я ездил в Мидчестер?
— Ну, это было не так уж трудно. Понимаете, после той нашей беседы я попросил своего приятеля в полиции Маркшира прислать мне список людей, которые останавливались в «Пендлбери» в то же самое время, что и ваш отец, и заметил в этом списке имя Парсонса.
— Значит, в конце концов, вы заинтересовались этим делом?
— Только до этой степени. И я бы не заходил так далеко, чтобы называть это делом.
Некоторое время Стефан задумчиво почесывал подбородок, затем сказал:
— Знаете, инспектор, я немного свалял дурака в этом деле с Парсонсом. Я не догадывался об этом, пока вчера мне не указали на мою оплошность. Чем больше я думаю, тем больше убеждаюсь, что я был на верном пути, подозревая Парсонса. Как вы полагаете, сможет мне сейчас полиция помочь доказать то, что я теперь считаю непреложным фактом, а именно, что Парсонс действительно убил моего отца?
— Ну, — медленно проговорил Маллет, — когда полиции официально неизвестно о преступлении и когда предполагаемый подозреваемый мертв, мы мало что можем сделать. В то же время, при всех особых обстоятельствах, совершенно неофициально... Может, вы расскажете мне, в чем заключается ваша версия касательно Парсонса?
Стефан снова начал повествовать о событиях, которые произошли в Мидчестере, и о теории, которую они с Мартином построили после сделанных там открытий. Инспектор выслушал его с серьезным вниманием. В конце рассказа он медленно кивнул:
— Что ж, мистер Диккинсон, ваша версия решительно любопытна. Я не стал бы оценивать ее выше, но она интересна и, я бы сказал, оригинальна. Не вижу причин, почему бы не произвести скрытные расследования и в Мидчестере, и в Лондоне, и если там что-либо вскроется, я, конечно, дам вам знать.
— Если бы только у меня не было так мало времени! — с горечью вздохнул Стефан. — Я должен, просто обязан что-то иметь, чтобы продолжать дело, самое позднее к понедельнику!
— Я бы не стал отчаиваться по поводу получения информации к понедельнику, — заверил его инспектор. — Если только найдется, что получать. Мы, в полиции, действуем очень быстро, вы знаете.
Сидя в солидном кресле, он выглядел тяжеловесным и неподвижным, как сфинкс.
— Раз у вас так мало времени, — продолжал он, — очень жаль, что вы не расследовали пункт с Парсонсом немного раньше. Полагаю, это произошло потому, что он был последним в вашем списке?
— Мы оставили его и Вэннинга напоследок, потому что они казались нам наименее вероятными подозреваемыми.
— Вот как. И прежде чем вы дошли до них, думаю, вы просеяли остальных людей из моего списка?
— Да.
— И безрезультатно?
Стефан колебался с ответом. Со свежими воспоминаниями о едком сарказме мистера Дедмэна по этому поводу было неудивительно, что он не жаждал выдать профессионалу недостатки свои и Мартина в искусстве сыска.
— Без каких-либо весомых результатов, — наконец признал он. — Если бы мы их получили, разумеется, я не стал бы возиться с Парсонсом.
— Но все-таки какие-то результаты были?
— В двух случаях мы нащупали кое-что, с чем, как нам казалось, можно было бы продолжать, но там не оказалось ничего серьезного, когда потом мы это обсудили.
Маллет пожал плечами.
— Конечно, дело ваше, мистер Диккинсон, — сказал он. — Но я скорее подумал бы, что вы были бы рады хоть какой-то помощи, официальной или любой другой, которую я могу вам оказать. Больше того, если у вас есть основания кого-либо подозревать, я не уверен, что это не ваш долг сообщить нам.
Окрыленный таким поворотом разговора, Стефан почел за лучшее рассказать о подозрениях против мистера и миссис Карстейрс и миссис Марч. Если он и боялся поначалу повторения презрительной оценки, которую получил от мистера Дедмэна накануне, то быстро успокоился. Инспектор оказался вежливым и внимательным слушателем, хотя по его лицу невозможно было угадать, какое впечатление произвела на него эта история.
— Боюсь, вы решите, что мы только еще больше запутали все дело, — закончил Стефан.
— Вовсе нет, — уверил его Маллет. — Вовсе нет. Если можно так выразиться, думаю, вы были очень старательны в своих разысканиях, принимая во внимание все обстоятельства. Я запомню все, что вы мне рассказали, и, насколько возможно, продолжу это расследование. Есть только один аспект в этом деле, который, к моему удивлению, вы не приняли во внимание, — добавил он.
— Что именно?
— Я припоминаю, что во время нашей первой встречи вы были несколько удивлены одним фактом, который я вам сообщил. Я имею в виду тот странный случай с человеком, который показался знакомым вашему отцу, когда я разговаривал с ним в гостинице. Вы рассматривали этот вопрос?
— Нет, признаюсь, совершенно его упустил.
— А размышляя о нем сейчас, вы не допускаете, что это был один из тех людей, о которых мы сейчас говорим?
— Вряд ли.
— Конечно, может, сам по себе эпизод и незначительный, хотя я припоминаю, что, когда сказал вам о нем, вы придали этому факту серьезное значение.
— Боюсь, я об этом совершенно забыл.
— Все мы склонны что-то забывать, — произнес инспектор с видом человека, совершенно уверенного в том, что лично он этим недостатком не страдает. — Но по-моему, это оставляет в расследовании довольно приличную дыру, вы не находите? Если вы не против моего совета, вам лучше потратить некоторое время на то, чтобы заполнить ее — если это возможно.
Стефан в раздумье кивнул:
— Да, пожалуй.
Маллет взглянул на свои часы и поднялся.
— Разговор получился очень интересным, — сказал он. — Не могу не признаться, мистер Диккинсон, что некоторые аспекты этого дела ставят меня в полный тупик — совершенно между нами, надеюсь, но я озадачен. Естественно, я не могу сказать, насколько я вам помогу. Многое зависит от того, что мы сможем выяснить о Парсонсе и о джентльмене, который назвался Вэннингом. Кстати, а вы не думали о том, чтобы нанять частного детектива? В целом я о них не очень высокого мнения, но знаю одного, очень надежного, правда, когда он трезвый.
— Вы имеете в виду Элдерсона?
— Да, его. Только не говорите ему, что это я направил вас к нему.
— Я уже связывался с ним. Фактически это на его расследовании в гостинице мы основывали свои изыскания.
— В самом деле? Вы направили его в «Пендлбери», и полагаю, он составил вам отчет?