Сказки Круговерти. Право уйти Устименко Татьяна

– Господин, – не выдержал один из всадников, – необходимо остановиться: лошади больше не могут идти дальше. Еще немного, и мы загоним их окончательно.

Йожеф исподлобья взглянул него, собираясь поставить наглеца на место, но тут вмешался доселе молчавший Гадес. Он по-прежнему, несмотря на жару, кутался в плащ чуть ли не до носа, а тень от сильно надвинутого капюшона почти полностью скрывала лицо, из-за чего казалось, будто с отрядом путешествует Моровник – призрак смерти.

– Festina lente[9], мой друг, festina lente. Спешкой вы ничего не добьетесь, лишь уморите коней, о чем вам имел честь сообщить ваш соратник. Да и люди долго не выдержат в таком темпе. Вы же не хотите к концу дня получить из бравых воинов десяток мокрых куриц, жалующихся на недомогание и головную боль от перегрева и усталости?

– Мы и так отстаем. Я не знаю, насколько эти негодники успели нас опередить! – яростно огрызнулся барон.

– Этот повод не стоит беспокойства. Мы застанем их в Ништяве, что бы ни случилось. А сейчас я все же рекомендовал бы вам устроить привал для людей и животных. Чуть выше по дороге есть неплохое местечко Асов курган. Там не жарко и можно передохнуть, – махнул рукой Гадес.

– С ума сошли?! – Тарница побелел от ярости. – Вы предлагаете мне остановиться на погосте, о котором уже не первый век идет дурная слава?!

– Это всего лишь сказки, друг мой Йожеф. Поверьте, там нет ничего, кроме истертых временем камней. Та сила, которая некогда хранила это место от излишне любопытных смертных, уже давно ушла на покой.

После секундного раздумья Тарница все же дал знак своим людям следовать за Гадесом.

От дороги в сторону Асова кургана уводила едва заметная, поросшая травой тропа. Верхушку холма помимо разбросанных в беспорядке серых обветренных глыб венчала тройка деревьев. Толстая старая липа смешивала свою листву с наклонившейся плакучей ивой, и чуть особняком росла ель, простиравшая свои колючие лапы над лиственными товарками. Насколько помнилось барону, подобное соседство всегда считалось более чем странным. Кто и когда посадил вместе эти три совершенно разных дерева, неизвестно. Но все они выглядели очень старыми, а покрытая наростами ива и вовсе напоминала сгорбленную старую каргу.

Отряд расположился в тени кургана. Люди немедля расседлали лошадей, избавляя животных от лишней тяжести. Гадес, убрав траву вокруг плоского круглого камня, с натугой отвалил его в сторону. Блеснула вода.

– Здесь колодец, – обернулся он к барону. – Ваши люди могут напоить лошадей. И пусть позаботятся о моем жеребце.

– А вы куда же?..

– А я намерен совершить небольшую прогулку наверх, – усмехнулся он, – уважить старые кости почивших в мире…

Обходя курган посолонь, Гадес наконец-то обнаружил то, что искал, – неширокие ступени из серого камня, уводившие наверх. За многие десятилетия камни поросли мхом и лишайником, на стыках пробилась трава, и лестница почти слилась со склоном.

Площадка наверху находилась не в лучшем состоянии. Сколько же лет он сюда не приезжал? Очень-очень долго… Последние цветы уже успели рассыпаться прахом, не оставив и следа. Кем были в иной жизни те липа и ель, сгинувшие столетия назад? Этого Гадес не ведал. А вот ива… Иву он помнил. Гадес любовно провел ладонью по шершавому, покрытому наростами стволу.

Становление Границы… Падение Границы… Войны, войны и кровь… А ведь он говорил, он кричал, он обвинял… Знал… И вот это грядет вновь. Прошлое ничему не учит. Но только не его. Он заставит этот мир встряхнуться от оцепенения, пусть через ложь, пусть через кровь. Третьей битвы не состоится! Он не хотел платить вновь ту страшную цену, что когда-то.

«…Мальчишка будет найден, а старший сын барона – исцелен… – Гадес криво усмехнулся. – Стихии вновь начнут созидать. Он заставит их это сделать, и Смерть ему не помеха…»

Длинные тонкие ветви чуть шевельнулись, узкие стрельчатые листья нежно коснулись его щеки…

«Ильмар… Ильмар…» – шептали они, шелестя на ветру. Хранитель времени вздрогнул, не в силах избавиться от наваждения. И ему казалось, что это не ветер, а любимый голос шепчет давно забытое имя. Его имя…

Ильмар, так звали его когда-то… Нет, не его, а молодого часового мастера, в чью лавку однажды постучалась рыжая растрепанная девчонка и попросила отремонтировать сложный и странный часовой механизм. А в благодарность наделила дивным даром – собирать застывшее время. Но она же и отобрала его, когда он оказался нужнее всего. И впервые Часовщику не хватило времени. И его душа раскололась на сотни мелких острых осколков, и он проклял тот день, когда в его лавку впервые вошла рыжая Смерть. Имя свое он похоронил вместе со своей любовью. Ильмара Айна больше не существовало… Вместо него появился Гадес, угрюмый Часовщик, стремящийся завладеть тем, что не подвластно даже Смерти. Завладеть вечностью!

«Ильмар… Ильмар… – продолжали заботливо шелестеть гибкие ветви, и неизбывная грусть слышалась в этом шелесте, – …опомнись… остановись…»

Гадес нехотя отстранился от дерева – пора спускаться вниз, здесь он терял счет подвластного ему времени, и оно таяло дымом на ветру, оставляя после себя лишь горьковатый привкус пепла.

К вечеру жара слегка отступила, в воздухе повеяло свежестью. Появилась надежда, что в ближайшие дни солнце перестанет столь неистово поливать землю своим теплом и уступит место наполненным влагой тучам. Все чаще стали попадаться признаки близкого жилья, а в один из них пешая компания почти уперлась носом. Ништява встретила вечерних путников одиноко стоявшими посреди дороги воротами, петухом и старым кобелем, дремавшим в пыли подле тесовых воротных столбов.

Заметив приближающихся людей, петух, восседавший на козырьке ворот, распушил перья и, свесив набок мясистый ярко-алый гребешок, пытливо поинтересовался:

– Ко?..

Песочно-серый кобель приоткрыл один глаз, зевнул во всю пасть и, вальяжно скребанув лапой за мохнатым рваным ухом, поднялся. Покрутившись вокруг себя, пес вновь улегся в теплую серую пыль, решив, что эти неурочные путники не стоят его царственного внимания.

Арьята толкнула массивные створки, убедилась, что заперто, пожала плечами и обошла ворота сбоку, жестом приглашая остальных сделать то же самое.

– Не понимаю, на кой им такие добротные ворота, если стен все равно нет? – подивилась Иленка, обходя архитектурное излишество по хорошо утоптанной тропе в зарослях лебеды.

– От нечисти, – лаконично откликнулась Смерть.

Эдан покрутил пальцем у виска, показывая, какого он мнения об умственных способностях жителей.

– Ну, не скажи, – покачала головой девочка. – Считается, что нечисть не может пройти в ворота без приглашения…

Тут уже к сомнениям в здравомыслии местного населения присоединилась и заклинательница, поинтересовавшись между прочим:

– И как, действует?

– Действует, – абсолютно серьезно ответил Шири и тут же ехидно добавил: – если в ворота ломиться. Но, насколько мне известно, нечисть полностью игнорирует такой сценарий, поступая так же, как и мы. Потому что, какая бы защита на воротах ни стояла, для ее действия необходима хотя бы самая хиленькая оградка.

Когда о каком-то месте эдак многозначительно говорят: «Вот так дыра!» – это можно понимать по-разному. Дырой принято называть и провинциальный зачуханный городишко, удаленный от столицы настолько, что там уже и забыли, как называется подвластное им поселение. Дырой обычно считается и глухая лесная деревенька, затерявшаяся среди непроходимого бурелома страшных муромских лесов, а случается – и целый столичный квартал, запутавшийся в трущобных улочках. И лишь попав в местечко, сосредоточившее в себе все самые гадкие и донные грани бытия, вы начинаете осознавать смысл слова «дыра» в полной мере…

Итак, Ништява была дырой. Даже нет, не так. Ништява была ДЫРОЙ, с очень большой буквы «Д». Четыре десятка обшарпанных домов, штукатурка на которых облупилась еще лет сто назад, наползали друг на друга, будто стояли не посреди поля, а в густо застроенном мегаполисе. Когда-то так оно и было, а если и не так, то очень близко. И теперь этот осколок прошлого продолжал существовать, как и несколько столетий назад, не стремясь что-либо менять и с каждым годом становясь все паршивее и паршивее.

Главная улица, которой жителям служил все тот же Белгродненский тракт, прорезала торговую площадь и терялась между грязно-бурых построек. Посреди площади разлилась громадная лужа, не просыхавшая даже в самую несусветную жару. Неестественный водоем делили между собой замызганные гуси и пара вислоухих пятнистых свиней. Босоногая девчонка лет семи тщетно пыталась выгнать гусиную стаю на сушу. Птицы шипели и ни в какую не желали выбираться из лужи. Девчонка с окриками махала длинным прутом. Первой не выдержала одна из лежавших в луже свиней. Нехотя поднявшись на ноги и всколыхнув стоячую воду, вислоухая, словно неотвратимый рок, стала надвигаться на девчонку. Та, огрев ее прутом по рылу, с визгом взобралась на ближайший забор. Свинья, осовело помотав головой, вновь улеглась в лужу.

Теплый тягучий воздух Ништявы оказался напоен совершенно непередаваемым ароматом пыли пополам с помоями. Примешивавшийся к нему сладковатый душок горелой соломы вызывал неодолимое желание зажать нос и сбежать в чисто поле немедля.

Иленка брезгливо морщилась, но терпела, стараясь поменьше вдыхать липкий тяжелый воздух. Эдан же резко побледнел, стоило ему сделать очередной вдох.

– Кошмар, ну и вонь! – с отвращением произнес он, зажимая нос.

– Ничего, потерпишь. Или твоя изнеженная нюхалка привыкла обонять только розы? – саркастически осведомился Поводырь, тут же заработав тычок под ребра от Арьяты и тяжелый взгляд от Эдана.

– Нет, вот чего я такого сказал? – возмутился Шири, потирая пострадавший бок.

– Да так… Ничего. Просто мы уже пришли, – свернула тему менестрелька, останавливаясь возле приземистого мрачного здания с аляповатой вывеской. Таланту художника, осчастливившего шинок своим творением, можно было только посочувствовать. Ну, или позавидовать, если вы являетесь почитателем какого-нибудь постмодернового кубизма. На рассохшихся досках он намалевал бочку с дужкой, призванную изображать деревянный кухоль[10], и сидящего с нею в обнимку оборванца, страдающего хроническим косоглазием вкупе с похмельем, вызванным не иначе как содержимым бочки-кружки. Называлось заведение соответственно: «Кружка путника».

– Мы ночуем здесь? – скептически заломила бровь Иленка.

– Да, – откликнулась Арьята, – а что?

– А то, что блошиный топот и клопиный писк я слышу невооруженным ухом даже отсюда.

– Клопы не пищат, – мрачно проворчал Шири.

– Это я фигурально, – отмахнулась заклинательница. – К тому же оттуда немилосердно смердит…

Тут уж Поводырю крыть было нечем: запашок из распахнутых дверей заведения шел действительно… специфический.

– А подают там, судя по нему, исключительно лежалую кошатину, – поддержал девушку Эдан, – фу, меня сейчас стошнит!

– Вот тут я с вами согласен, – откликнулся Поводырь, осторожно потянув носом воздух. – Daeni, может, дальше пойдем? Ну ее, эту Ништяву, к монахам! Зайдем по дороге на чей-то огород… Чай, не зима, с голоду не помрем.

– Шири, нам нужны деньги, – безапелляционно отрезала Арьята. – Не хотите идти внутрь, не надо. Подыщите себе чей-нибудь сеновал почище и дожидайтесь меня там.

– Чтобы ты еще кого-нибудь добавила к нашей компании, пока мы станем вкушать заслуженный сон? – саркастически уточнил Поводырь. – Ты меня недооцениваешь, daeni.

– Ладно, пусть Иленка с Эданом тогда нас тут подождут, – вздохнула менестрель. – Идем, Ши, нужно договориться с шинкарем.

Ни Иленка, ни Эдан не испытывали радости от того, что их оставили на крыльце сомнительного питейного заведения, но войти внутрь оказалось выше их сил. А посему пришлось смириться и надеяться, что никому из посетителей, решивших подышать воздухом, не придет в голову с ними познакомиться.

Внутри шинок смотрелся ничуть не лучше, чем снаружи. Мрачный зал с потемневшими от времени (но сильнее от грязи) столами и затертыми лавками. Под потолком коптила заправленная маслом трехламповая люстра.

– Каменный век… – пробормотала Смерть. Обычно, когда ей доводилось бывать в этих краях, Арьята обходила Ништяву стороной.

Запах, царивший внутри, оказался значительно насыщенней, чем его отголоски на улице. Более того, дивный букет ароматов, заполонивших помещение, имел значительно больше оттенков, нежели тот, который долетал до выхода. Пахло потом, кислой капустой, помоями, ладаном, горелым маслом и черт знает чем еще. Но все вместе это создавало такой кисель, что в воздухе спокойно можно было вешать не только топор, но и полновесную наковальню, а вошедшим хотелось немедленно выбежать вон да очутиться подальше от Ништявы вообще и от «Кружки путника» в частности.

– Не передумала еще, daeni? – тихо спросил Поводырь, стараясь дышать как можно реже.

– У нас… выбора нет… – сглотнув, пробормотала Арьята, пытаясь подавить подступивший к горлу комок. – Хотя не представляю, как и что я буду тут петь…

– Ничего, может, еще притерпимся… – попробовал подбодрить ее Шири, – а похабных песен у тебя в арсенале за время скитания по дорогам скопилось достаточно.

Протиснувшись между полупустых столов и споткнувшись о чьи-то вытянутые в проход нетрезвые ноги, они добрались до темной отполированной сотнями локтей стойки. Шинкарь, а точнее, шинкарка вполне соответствовала заведению. Над стойкой возвышалась гренадерского роста бабища, с грудью, превышающей самые смелые мужские мечты: затертый, замусоленный лиф уже кое-где начинал расходиться по швам. Красное обрюзгшее лицо в полутьме зала казалось вишневым. Маленькие, близко посаженные глазки подозрительно уставились на Арьяту и куда более благосклонно на Поводыря, возвышавшегося у нее за спиной.

– Чего надо, красавчик? – хрипло пробасила шинкарка.

– Петь сегодня вечером здесь, – вместо Шири ответила девчонка.

– А я не тебя, пигалица, спрашиваю! – бабища навалилась грудью на стойку; та, даром что дубовая, жалобно скрипнула.

– Вы ошиблись, милейшая, – лучезарно улыбнулась Смерть. И от этой улыбки тетке почему-то сразу стало неуютно. Ей даже на какое-то мгновение показалось, будто не рыженькая менестрелька ей улыбается, а скалится на нее безглазый череп.

– Так вот, я желаю петь здесь сегодня вечером. Все, что заработаю, – мое. Еда и кров не нужны, – добавила Арьята, продолжая улыбаться.

Хозяйка лишь судорожно кивала в ответ, силясь избавиться от ощущения могильного холода, исходившего от нахальной рыжухи.

Донесшийся снаружи истошный вопль разом всколыхнул царившее в шинке болото.

– Daeni, оставайся тут! – крикнул Шири, на ходу вытягивая клинок и опрометью кидаясь наружу.

Он едва успел выдернуть Иленку из-под удара наседавшего на нее громилы и оттолкнуть того подальше. Эдан тщетно пытался вырваться из рук двоих здоровяков в цветах барона Тарницы.

– Марш в шинок! – рыкнул Поводырь, толкая заклинательницу в сторону дверей.

Противник, рассмотрев, что вместо девчонки-неумехи перед ним предстал злой до чертиков мечник, мгновенно сменил тактику. Шири ушел в глухую оборону, мигом сообразив – этот нападающий тоже не лыком шит. Иленка кинулась на помощь к Эдану. Юноше удалось извернуться и чувствительно пнуть одного из державших в колено, а заклинательница треснула согнувшегося пополам вояку мечом по затылку, закрепляя успех. Не давая врагам опомниться, швырнула силовым импульсом в другого. Освободившийся Эдан, растерянно вертя головой, кинулся по улице к одиноким воротам…

– Стой, идиот! – вскрикнула Иленка.

Очухавшийся после магического удара здоровяк резким ударом сбил зазевавшуюся девушку с ног. Шири, поднырнув под меч противника, метнулся к заклинательнице и за шкирку выдернул ее из-под очередного удара, пропустил выпад, и чужой клинок полоснул по его открывшемуся боку… Поводырь взвыл, поминая нехорошими словами тех, кто заговаривает клинки. Безрукавка мгновенно намокла от крови. Перепуганная Иленка запустила в нападавших первым попавшимся под руку амулетом. Ослепительно полыхнуло, клубами взметнулась покрывавшая улицу пыль, и противников отбросило на добрых три метра, зашвырнув в не просыхающую лужу. Упрямые гуси с гоготом кинулись прочь из воды.

Эдан, не успевший пробежать и двух десятков метров, резко остановился – по улице на него надвигались всадники во главе с бароном Тарницей. Юноша опрометью метнулся назад, но не тут-то было: свистнувший в воздухе аркан на корню пресек всякие поползновения незадачливого беглеца.

Шири медленно сползал на землю, привалившись к столбу коновязи.

– Мастер!.. – девушка кинулась к нему.

– Ш-ш-ш, все нормально. – Поводырь с трудом выровнялся, зажимая рану ладонью. Кровь сочилась сквозь пальцы, заливая одежду. – Убираемся, пока пыль не разошлась! – он сделал неуверенный шаг вперед. Иленка поспешила поддержать шатающегося Поводыря. – Вон туда, в переулок и огородами, – заплетающимся языком промямлил он.

– Арьята?

– Сама найдет…

Говоря про огороды, Шири намеревался отойти от места драки как можно дальше. Однако сразу за шинком пришлось остановиться и поспешно забраться в росшие под стеной кусты бузины пополам с лопухами и лебедой. Поводырь устало привалился к грязной кирпичной кладке. Их искали.

– …Да нет их здесь, ушли дворами…

– Куда ушли?! Из того мужика кровища хлестала дай боже: Ряк ему пузо располосовал…

– Видать, так располосовал, раз ушли… – философски закончил первый голос.

Потоптавшись еще немного у зарослей бузины, шаги начали удаляться и вскоре вообще затихли.

Поводырь уперся затылком в стену и мученически зажмурился.

– М-мастер… – Иленка осторожно тронула его за плечо.

– Э? – Шири удивленно воззрился на нее. Девушка перепуганно глядела на бледное лицо Поводыря.

– Ничего… жить буду, – хрипло буркнул он, отводя глаза.

Кусты нервно закачались, и в заросли ввалилась Арьята.

– Как вы… Та-ак… – девчонка неодобрительно уставилась на Шири. – Где Эдан?

– Его забрали, – хмуро сообщила Иленка.

– А вы, надо полагать, стояли и глазами хлопали?! – взвилась менестрелька.

– Никто не виноват в том, что он раззява и олух царя небесного! – раздраженно откликнулась девушка. – Нечего бегать сломя голову…

– Кое-чьи умственные способности тоже вызывают у меня вопросы, – ехидно заметил Поводырь. – Кому было сказано не влезать?!

– Да чего уж прибедняться – оба хороши! – оборвала их Арьята. – Тебя не сильно задели? – это уже к Шири.

– Нет, но у того паршивца имеется заговоренный клинок. Если бы простым мечом пырнули, я бы так не корчился. Болит, как шайтан знает что! Рана сама не закроется. Понавыдумывали всякой магической бурды, а мне теперь майся…

– Тогда идем. Я здесь недалеко кузницу видела. Там должны помочь, – менестрелька подала ему руку, помогая подняться.

– В кузнице? – заклинательница недоуменно уставилась на Смерть. – Не лучше ли обратиться к цирюльнику?

– Лучше, но туда уже наверняка обратились те, кого вы так любезно приласкали на площади, – иронично фыркнула девчонка. – Хватит ерепениться, идем…

На высоких шпилях Белгродно догорали последние лучи заката. Светило уже почти полностью скрылось за горизонтом, позволяя теплым июльским сумеркам окутать город легкой поволокой. В воздухе пахло пылью и свежей выпечкой. Стены зданий, прогретые за день, источали тепло, отчего в воздухе разливалась духота. Дома на Карминной улице, выстроенные сплошь из красного кирпича, в лучах заходящего солнца обретали ни с чем не сравнимый карминно-алый оттенок. Крытые рыжей черепицей крыши тусклым золотом догорали в закате.

Хельги Криэ неспешно брел вверх по улице. Темные брюки, черная ветровка, над плечом покачивается оголовье меча. Все как обычно. Немногочисленные прохожие сдержанно раскланивались с демонологом, дабы у него за спиной тут же перейти на подозрительный шепоток, недружелюбным шлейфом тянувшийся за магом.

Перед выходом из дому Хельги попробовал дозваться Шайритту, но клинок по-прежнему хранила гордое обиженное молчание.

– Ну и ладно, – проворчал он себе под нос, цепляя меч на спину, – на обиженных воду возят.

Криэ свернул к приземистому зданию казармы городской стражи и, пройдя во внутренний двор, направился к флигелю. Вознамерившись постучать в плотно закрытые двери, демонолог так и застыл с поднятой рукой. К дверям шли с той стороны. Створка резко распахнулась, и на пороге возник невысокий кряжистый мужик лет пятидесяти, что называется, поперек себя шире. Черная футболка со странной надписью, возвещавшей, что хозяин оной «слегка того», чуть не лопалась по швам, плотно обтягивая габаритный торс. Застиранные камуфляжные штаны лихо заправлены в берцы. Мужик оказался лыс, бородат и на голову ниже Криэ, изрядно компенсируя недостаток роста шириной.

– Откуда, куда, зачем? – деловито прогудел кряжистый дядька, заставив демонолога невольно вздрогнуть: голос звучал будто из рассохшейся бочки. От неожиданности маг даже не успел прочесть его мысли.

– Мне нужен ваш капитан, – чуть резче, чем собирался, потребовал Хельги.

– Хм… – неопределенно хмыкнул чистильщик, обернулся во флигель и заорал: – Анджей, Анджей, песий сын, где там его высокоблагородие шляется? Пусть сюда идет! Пришли к нему!

– Барышня? – задорно осведомились из флигеля.

– Да не, мужик какой-то.

– Тогда не стану звать, – полетело в ответ, – вот если бы барышня…

– А за барышню ему потом госпожа Ника голову оторвет и скаже, що так и було! – хохотнул тот, который общался с Хельги.

– Скорее я сам тебя прибью, – спокойно произнес Даниэль, бесшумно вырастая за спиной не в меру юморного дядьки. – Добрый вечер, мэтр. Збышко, ты за старшего, – добавил он, выходя на улицу.

– А ежели чего?.. – неодобрительно прогудел бочкообразный Збышко.

– А ты не чегокай.

– Ваше высокоблагородие, наши обереги тут же ж не тянут ни шиша! Не дай господь, но всякое может стрястись, что мне тогда, в рельсу стучать прикажете?!

– Не беспокойся, я вернусь через пару часов, – успокоил его Даниэль. – Идемте, мэтр.

Чуть погодя, когда они изрядно отошли от казармы, Криэ полюбопытствовал:

– Даниэль, скажите, будьте любезны, при вашем отряде есть маг?

– Был, была, точнее, – неопределенно вздохнув, откликнулся оборотень.

– Эхм, простите, – потупился Хельги.

– Да не за что, – фыркнул капитан, – в отпуске она, в декретном… Поэтому на ближайшие года полтора магической поддержки мы лишены.

Сумерки потихоньку уплотнялись, вытесняя последние крохи света и окутывая город лиловой дымкой. Подернутый багровой хмарью пустырь смотрелся зловеще. Над ним раскоряченной каракатицей тускло мерцала раскинувшаяся в воздухе охранная печать. Расставленные по всему периметру пустырища стражники нервно дергались от каждого шороха, не важно, с пустыря он доносился или от ближайшего дома. Среднего роста сутулый усач с капитанскими нашивками на рукаве, выслушав отчет очередного подчиненного, поприветствовал демонолога:

– Господин Хельги, как же это вы так оплошали? – укоризненно произнес он.

– Я? – демонолог брезгливо поморщился. – Помилуйте, любезнейший друг мой! Я никоим образом к этому, – он ткнул пальцем в сторону пустырища, – не причастен. Все претензии к господину градоправителю.

Стражник хотел возразить, но заметил при Хельги высокого черноволосого незнакомца и вовремя прикусил язык: незачем чужакам знать, что не все спокойно в датском королевстве.

– Да, позвольте представить, – продолжил Криэ, – Даниэль Кипелов, капитан отряда чистильщиков, прибывших в город сегодня днем.

Капитан стражи поспешно подал руку оборотню.

– …но это отнюдь не означает того, что вы в спешке свернете патрулирование и сгинете в неизвестном направлении, – холодно закончил демонолог, проследив за взглядом стражника.

– Помилуйте, мэтр, и в мыслях не водилось! – упреждающе замахал руками тот.

Хельги скептически хмыкнул, ибо, как раз заглянув в мысли капитана, он и разглядел подобное развитие событий.

– Да, – продолжил демонолог, – нам с господином Кипеловым необходимо пройти за печати, поэтому в последующие полчаса будьте особенно внимательны, капитан.

– Мэтр, а нас не расплющит на плоскости? – озадаченно спросил Даниэль, подтягивая перевязь с клинками.

– Нет, – умиротворяюще качнул головой Хельги. – Реальность уже успокоилась. А то, что мы имеем в наличии сейчас, не более чем последствия ранее творившегося здесь безобразия. Пугалка от любопытных. Хотя сие меня тоже не особо радует, поэтому не расслабляйтесь. Кто знает, чего и откуда туда занесло…

Демонолог опустился на корточки и чуть коснулся пальцами теплой брусчатки у самой границы багрового марева. Перед ним проявилась малая копия распластавшейся над пустырем печати. Даниэль, с интересом наблюдавший за манипуляциями Криэ, удивленно присвистнул.

– Впервые вижу, что бы этой штукой запечатывали пространство, а не сущность, – пробормотал он.

– А я и не запечатывал пространство, – отмахнулся демонолог. – Туда может пройти кто угодно, а вот выйти оттуда – только живые существа. Будьте осторожны, не отставайте от меня, – бросил он через плечо, проходя сквозь охранную печать в красное марево.

– Сомневаетесь в моих силах? – с легким сарказмом осведомился оборотень, проверяя, легко ли выходят мечи из ножен.

– Нет, в своих, – лаконично ответил Хельги.

Капитан чистильщиков лишь покачал головой и шагнул вслед за демонологом. Проходя сквозь печать, Даниэль на секунду ощутил легкое жжение и в следующий момент очутился в багрово-прозрачном тумане. Криэ терпеливо ждал, пока спутник осмотрится и привыкнет к новым ощущениям. Оборотень озадаченно повертел головой, шевельнул ноздрями, втягивая воздух и пытаясь определить, насколько окружившее его – реально.

– Похоже на Грань, – в конце концов констатировал он.

– А вы там бывали? – в свою очередь заинтересовался Хельги.

– Доводилось… – неопределенно пожал плечами Даниэль.

– И остались живы, браво!

– А мне выбора не оставили, – иронично ухмыльнулся чистильщик.

Криэ понимающе кивнул и двинулся вперед, внимательно оглядываясь вокруг. Все так же, как и до вчерашнего светопреставления: остатки древних развалин, утоптанная в камень земля, кое-где выпустившая на поверхность чахлую травку, но ни одной кирки, ни одной лопаты (да, цверги, они такие – умрут, но инструмент не бросят)! Вот только вчера здесь не наблюдалось этой противной багровой пелены, заставлявшей вздрагивать от каждого шороха. Воздух стал вязким, словно разведенный крахмал.

«…А вот здесь он стоял вчера… – Демонолог присел на корточки у вплавившихся в землю линий защитной пентаграммы. – Вон валяются, чуть в стороне, обгоревшие части амулета… – Криэ провел рукой вдоль запекшейся черной линии. – Ничего…» Просто остаточный фон, да и то слишком слабый, чтобы кто-то кроме создателя мог его почувствовать.

Застывший рядом Даниэль зябко повел плечами и насторожено заозирался. Ему вдруг стало не по себе.

– Не нравится мне все это, мэтр, – заявил в пустоту оборотень. – Лучше бы нам убраться отсюда, да побыстрее.

– Пресловутое волчье чутье? – с легкой насмешкой спросил Хельги, продолжая манипуляции над черными линиями.

– Нет, человеческое чувство самосохранения.

Демонолог, сосредоточенно водивший ладонью над пентаграммой, вдруг резко отдернул руку, шипя, словно рассерженный кот.

– Что-то нашли?

– Да. – Криэ озадаченно потирал забинтованную кисть: еще не совсем заживший порез налился тягучей пульсирующей болью. – И мне это не нравится. Вот, смотрите, – маг вновь склонился над пентаграммой и осторожно выдохнул короткую формулу. На пересечении двух ближних линий проступил кривой четырехпалый след солидных размеров.

– Это чье же такое? – озадаченно протянул оборотень. За время службы в отряде чистильщиков Даниэлю пришлось навидаться всякого, и самых невероятных следов в том числе, но такой «шедевр лаптевого искусства», как говаривал Збышко, он видел впервые.

– Насколько я в этом разбираюсь, след принадлежит алкхолу. – Хельги медленно поднялся на ноги.

– И что это?

– Считается, что злой дух. Но это не так. Алкхолы – демоны средней руки, обретающие физическую форму при попадании в наш мир[11]. В некоторых верованиях существует мнение, будто именно они научили людей гнать брагу…

– Но это не так? – заинтригованно спросил капитан чистильщиков.

– Не знаю, я предпочитаю убивать эту пакость, а не выпытывать у них секреты самогоноварения, – отмахнулся Криэ, задумчиво изучая след. – Но то, что здесь похозяйничал алкхол, мне уже не нравится. Насколько я знаю, эти твари не имеют обыкновения возникать из абсолюта и скакать на одной ножке, используя пентаграммы как классики… Видно, где-то пошел разрыв и открылся колодец в Нижний мир.

Вскинув руку, он что-то тихо забормотал себе под нос – на земле стали проявляться следы, цепочкой уводившие от первого отпечатка куда-то вглубь пустыря. Демонолог жестом показал оборотню следовать за собой. Попетляв между обломками колонн, остатками стен и плит, след вывел их к груде камней.

Даниэль, последние полминуты чувствовавший себя все неуютнее и неуютнее, откровенно занервничал: земля под ногами отдавалась гулким эхом. Сумерки уже достаточно сгустились, чтобы с минуты на минуту превратиться в темноту, и чистильщику совершенно не хотелось думать о том, что произойдет, если твердь вдруг разверзнется и он со спутником загремит в неизмеренные глубины да хоть бы и просто старых катакомб.

– Мэтр, вы знаете, что под нами пустота? – настороженно осведомился он.

Криэ лишь отрицательно покачал головой, а вслух произнес:

– Я выяснил все нужное и…

Закончить фразу демонолог не успел – в ножнах нервно задергалась доселе обиженно молчавшая Шайритта. Хельги показалось, что он почти слышит упреждающий окрик меча. Секунда, и клинок был у него в руках. Оборотень немедля обнажил свое оружие. Криэ скороговоркой выругался сквозь зубы, отступая на шаг.

– Мать моя волчица… – поддержал его Даниэль, ошеломленно рассматривая возникшее из-за стены существо. Тварь значительно превышала их в росте. Короткие кривые ноги коленями назад, мощный бочкообразный торс, увенчанная шипами тяжелая башка и несколько десятков щупалец вместо рук, оканчивавшихся изогнутыми когтями.

Кошмарное порождение Нижнего мира, доселе меланхолично бредшее по пустырю, резко атаковало, выбросив вперед свои руки-щупальца. Криэ с оборотнем кинулись в разные стороны.

– Убираемся отсюда! – крикнул Хельги. – Нельзя, чтобы это вырвалось за пределы печати!

Даниэль бросился к демонологу, поднырнув под одно из щупалец и располосовав клинками другое. Тварь с подвыванием шарахнулась назад.

– Бежим! – Хельги неуклюже отбил еще один удар.

– Это и есть ваш алкхол?

– Да!

Оборотень действовал своим оружием куда сноровистее мага: Криэ все еще давали знать о себе незажившие раны. И вскоре чудовище лишилось еще половины щупальца, попытавшись неосмотрительно достать чистильщика. Мастер-демонолог лишь уворачивался, изредка парируя. Некстати разболелись не совсем зажившие раны.

Настигнув их возле самой печати, разъяренная тварь предприняла еще одну ожесточенную атаку. Даниэль отлетел в сторону, сметенный мощным толчком. Еще раз ударить монстр не успел, лишившись еще одного щупальца, отсеченного клинком демонолога. Алкхол мигом перекинулся на Криэ, ударив под совершено немыслимым углом. Чародею лишь осталось возблагодарить свой клинок за расторопность. Шайритта перехватила контроль над руками, мгновенно ставя защиту. Тяжелые загнутые когти со скрежетом прошлись по металлу, выщербив клинок и разворотив гарду. От силы удара Хельги полетел на землю. Меч в руках трясся мелкой дрожью. Оборотень, подхвативший демонолога под мышки, вместе с ним вывалился за печать. Маг скороговоркой выкрикнул несколько слов, усиливая плетение. Контур мигнул и погас, лишь слышно было, как пытается вырваться с пустыря разъяренный алкхол. Клинок в руке Криэ продолжал меленько дрожать.

– Шай, а ну марш сюда немедленно! – приказал он, мигом оценив ситуацию.

Оборотень непонимающе уставился на него. Секунда, и на руках демонолога повисла высокая темноволосая женщина. Кровь, лившаяся из глубокой раны в боку, темными потеками растекалась по серой юбке.

– Э? – только и смог выдавить чистильщик, ожидавший чего угодно, но никак не истекающей кровью дамы.

– Ну чего вы застыли столбом? Помогите мне! – выдернул его из ступора Хельги.

– А… э, кто это? – смог, в конце концов, выдавить Даниэль, спешно выуживая из кармана перевязочный пакет.

– Моя компаньонка, – буркнул маг, – как-нибудь потом объясню… – добавил он, останавливая кровь.

Минуту спустя Криэ осторожно поднял Шайритту на руки. Клинок застонала.

– И не вздумай мне превратиться обратно! – угрожающе прошипел демонолог, активируя телепортационный амулет.

– Ээ… вас проводить? – запоздало осведомился Даниэль.

– Не нужно, я скоро вернусь, – бросил через плечо Хельги. – Позовите ваших людей. Ночь предстоит неспокойная. Да, и отправьте кого-нибудь за лекарем, пусть наведается ко мне домой…