Предательство по любви Перри Энн

Он не зря выбрал именно это время. Фентон Поул отсутствовал, и Уильям надеялся, что Сабелла примет его с радостью. Вскоре его провели в гостиную, и с зеленого дивана навстречу ему встала миссис Поул – с надеждой в глазах. Она была в широком кринолине, и ее юбки мягко зашуршали, когда она стремительно подошла к сыщику.

Мозг его внезапно пронзило воспоминание, восстановив на миг совсем другую, освещенную газовыми рожками комнату с зеркалами и канделябрами – тогда точно так же с надеждой в глазах навстречу ему поднялась другая женщина, которой ему было нечего сказать. Но этот образ исчез так же быстро, как и возник, оставив детектива в растерянности и смущении.

– Мистер Монк, – торопливо заговорила Сабелла. – Я рада видеть вас снова! После того как мой муж столь бесцеремонно с вами обошелся, я боялась, что вы больше не придете. Как там мама? Вы ее видели? Сможете ли вы помочь ей? Никто не хочет сказать мне ничего определенного, и я схожу с ума от страха за нее!

Солнечный свет казался Уильяму нереальным, как если бы он видел его лишь в зеркальном отражении. Глаза сыщика все еще невольно искали газовые рожки.

Красивое лицо Сабеллы было тревожным. Он должен сосредоточиться. О чем она сейчас его спросила? Сосредоточься же!

– Я намерен просить разрешения снова встретиться с ней – и чем скорее, тем лучше, миссис Поул, – ответил Монк. – Я не уверен еще, смогу ли помочь ей. Пока что я слишком мало знаю.

Сабелла закрыла глаза, словно от физической боли, и отступила на шаг.

– Мне нужно знать о ней как можно больше, – продолжал Уильям. – Пожалуйста, миссис Поул, если вы в силах помочь мне – помогите. Она ничего нам не скажет, кроме того, что убила своего мужа. То, как она объясняет причины своего поступка, правдой быть не может. Я искал другие мотивы, но так и не нашел. Разгадка кроется либо в ее характере, либо в характере вашего покойного отца. Пожалуйста, расскажите мне о ваших родителях.

Молодая женщина медленно открыла глаза и посмотрела на гостя. Ее бледные щеки чуть порозовели.

– Что вы хотите знать, мистер Монк? Я расскажу вам все, что смогу. Спрашивайте. – Сабелла села и жестом пригласила сесть и собеседника.

– Это может быть неприятно, – предупредил он. – Если какой-то вопрос причинит вам боль – скажите. Я не стану настаивать на ответе.

Редко с кем он вел беседу столь мягко. Может быть, именно потому, что, волнуясь за мать, сидящая перед ним женщина совершенно не боялась за себя? Страх других людей всегда пробуждал в детективе охотничьи инстинкты. Почуяв чужой страх, он злился, поскольку считал это чувство непозволительной слабостью.

– Мистер Монк, жизнь моей матери в опасности, – откликнулась миссис Поул, глядя на него в упор. – Полагаю, моими неприятными ощущениями можно и пренебречь.

Сыщик впервые улыбнулся ей – сам того не желая.

– Спасибо. Приходилось ли вам за последние два-три года слышать ссоры ваших родителей? – спросил он.

Сабелла слабо улыбнулась в ответ.

– Я сама об этом думала, – серьезно сказала она. – Боюсь, что нет. Папа никогда ни с кем не ссорился. Он был генералом, как вы знаете. А они не затевают ссор. – Лицо ее чуть скривилось. – По-моему, с генералом осмелится ссориться лишь другой генерал. Но они редко сходятся один на один. Как правило, между ними выстраиваются целые армии.

Она внимательно поглядела на посетителя и продолжила:

– В Крыму, правда, они, говорят, все-таки перессорились, и результаты этого были катастрофичны. По крайней мере, так утверждает Максим Фэрнивел. Остальные это отрицают, говоря, что солдаты там были отважны, а генералы – мудры. Однако я верю Максиму…

– Я тоже, – кивнул Уильям. – Были там, конечно, и отвага, и мудрость, но слишком уж много было наделано непростительных ошибок.

– Вы тоже так полагаете? – Миссис Поул вновь улыбнулась. – Не всякий бы осмелился сказать, что генералы могут натворить глупостей. Но мой отец был генералом, так что мне это известно доподлинно. Они совершенно не разбираются в людях. А половина людей в мире – женщины, как вам известно. – Сабелла произнесла это, словно удивляясь собственной мысли.

Она определенно нравилась детективу.

– И ваш отец был именно таким генералом? – спросил он, и не только для того, чтобы поддержать разговор. Ему в самом деле было интересно.

– Во многом. – Молодая женщина подняла голову и поправила локон – характерный жест, откуда-то знакомый ее собеседнику. В этом движении сквозила детская беспомощность, вызывающая желание защитить, уберечь от опасности. Но чувства, всколыхнувшиеся в Монке, относились не к ребенку, а к взрослой женщине, которую он все никак не мог вспомнить.

Кто же она все-таки? Что произошло между ними? Осталась ли она в живых? Или ему так же не удалось защитить ее, как не удалось помочь старому Уолбруку? Может, они просто разошлись? Значит ли это, что Уильям был слишком поспешен в проявлении своих чувств? Или она полюбила другого?

Если бы сыщик знал о себе побольше, то смог бы ответить на эти вопросы. Пока все указывало на то, что в прошлой жизни (до несчастного случая) он не отличался кротким нравом, не умел щадить чужие чувства и его слова и методы подчас были просто жестокими. Монк вспоминал с нарастающей неловкостью, как по возвращении из госпиталя его приветствовали ставшие внезапно незнакомыми сослуживцы. Они восхищались им, уважали его профессиональную хватку, его честность, отвагу. Но его боялись – и не только разгильдяи и мошенники, но даже добросовестные трудяги. Следовательно, он часто бывал несправедлив, оттачивал свой сарказм на слабых, равно как и на сильных… Малоприятное открытие!

– Расскажите мне о нем. – Детектив взглянул на Сабеллу. – О его характере, увлечениях… Что вам нравилось в нем, что не нравилось…

– Что нравилось? – Миссис Поул сосредоточилась. – Думаю, мне нравилось в нем…

Уильям не слушал. Женщина, которую он любил… Да, именно любил!.. Почему он не женился на ней? Она ему отказала? Пусть так, но почему он не может вспомнить ее лица, ее имени?

Или все-таки она была виновна в убийстве? Не поэтому ли его рассудок, защищаясь от безумия, вытравил всю память о ней? Не потому ли он не может припомнить и обстоятельства, связанные с ее делом? Неужели он так ошибся в ней? Не может быть! Ведь суть его профессии – как раз отличать правду от вымысла!

– …еще мне нравилось, что он никогда не повышал голоса, – рассказывала тем временем Сабелла. – Не могу припомнить, чтобы он накричал на кого-то или грубо выразился – во всяком случае, при нас. – Она подняла глаза к потолку, и лицо ее смягчилось. – Он часто читал нам Библию, как правило, что-нибудь из Книги пророка Исайи. Содержания я не помню, но у него был такой обволакивающий, приятный голос…

– А что не нравилось? – спросил Уильям, понадеявшись, что она еще не говорила об этом.

– Подчас он замыкался до такой степени, что, казалось, вообще не замечал моего существования, – не колеблясь, ответила его собеседница, и в глазах у нее возникли боль и грусть. – И он никогда не шутил со мною… словно чувствовал себя неловко в моем присутствии. – Сдвинув светлые брови, она смотрела на Монка. – Вы понимаете, о чем я? – Однако тут же отвела взгляд и вздохнула. – Извините, это был глупый вопрос. Боюсь, я так и не смогу ничем вам помочь.

В голосе женщины прозвучало такое отчаяние, что сыщику захотелось успокаивающе коснуться ее руки. Но это было бы просто неприлично с его стороны. Все, что ему оставалось, это задать очередной вопрос:

– Думаю, мистер и миссис Фэрнивел были его старыми друзьями?

Сабелла вскинула глаза.

– Да… они дружили в течение шестнадцати или семнадцати лет. Но в последние семь-восемь лет сошлись гораздо ближе, чем раньше. Отец навещал их каждую неделю. – Она слегка нахмурилась. – Хотя он дружил с ними обоими. Легко поверить, что он был увлечен Луизой, но, по-моему, это неправда. Максим очень хорошо относился к маме, вы ведь знаете? Иногда мне даже приходило в голову… Но это уже другой вопрос и никакого отношения к делу не имеет… Мистер Фэрнивел занимается поставками для армии, и папа во многом помогал ему при заключении контрактов. Кавалерийским соединениям требуется огромное количество зерна, овса, сена и прочего. Полагаю, Максим поставлял также седла и сбрую. Я не вдавалась в детали, но он, кажется, изрядно нажился на этом и пользуется уважением среди других поставщиков. Думаю, что дела у него идут превосходно.

– В самом деле? – Монк мысленно сделал пометку. Весьма интересная информация, хотя каким образом она могла быть связана с преступлением Александры Карлайон, сказать трудно. Даже если предположить, что генерал по дружбе предпочитал одного поставщика другим, это никак не могло потрясти и ужаснуть его супругу, и уж тем более толкнуть ее на убийство.

Но это была еще одна ниточка, ведущая к семейству Фэрнивелов.

– Вы помните тот случай, когда ваш отец нечаянно нанес себе удар декоративным ножом? Это произошло в доме Фэрнивелов. Рана оказалась серьезной.

– Это был не удар, – поправила Сабелла с улыбкой. – Нож просто выскользнул у него из рук. Отец хотел его почистить или что-то в этом роде. Не представляю зачем. Им никто не пользовался.

– Но вы помните этот случай?

– Конечно. Бедняга Валентайн был потрясен. Видимо, это произошло в его присутствии. Ему тогда было лет одиннадцать или двенадцать.

– Ваша мать тоже там находилась?

– У Фэрнивелов? Да, наверное. Я не помню. Но Луиза была точно. Она и послала за доктором Харгрейвом, поскольку рана сильно кровоточила. Он наложил столько бинтов, что нога едва пролезла в штанину и пришлось звать на помощь камердинера Максима Фэрнивела. Когда отца под руки вели по лестнице, было заметно, насколько толще стало его бедро. Он выглядел ужасно бледным и тут же уехал домой.

Уильям попытался представить, как все это выглядело. Нелепый случай. Относится ли он к делу? Первое и неудачное покушение на генерала? Определенно нет, слишком уж давно это было! Но почему опять в доме Фэрнивелов? Ведь там его в конце концов и убили. Тогда почему не было ни одной попытки между этими двумя?

Миссис Поул сказала, что бинты распирали штанину, но ни словом не обмолвилась ни о пятнах крови, ни о распоротой ножом материи. Не могло так случиться, что Александра, застав генерала в постели с миссис Фэрнивел, ударила его ножом, когда он был еще раздет? После чего оба постарались замять скандал. Спрашивать об этом Сабеллу не стоило. Она бы все отрицала, чтобы выгородить мать.

Около получаса Уильям еще поспрашивал молодую женщину о том, как жили ее родители, ни разу не дав понять, что многое ему уже известно от слуг Карлайонов. Отношения между супругами были прохладными, но вполне терпимыми. Генерал не оскорблял Александру, был щедр и не имел явных дурных наклонностей. Обычный, не слишком чувствительный человек, прежде всего заботящийся о собственных интересах. Большинство замужних женщин живут именно с такими мужьями, и вполне благополучно.

Наконец Монк поблагодарил Сабеллу, еще раз пообещал ей сделать все возможное и вышел, чувствуя себя виноватым в том, что не смог сообщить ей ничего утешительного.

Он шел по нагретой солнцем мостовой, вдыхая свежесть цветущей сирени, как вдруг остановился и едва не был сбит с ног спешащим куда-то посыльным. Сирень и тепло, исходящее от раскаленных камней, отозвались внезапно нахлынувшим на него чувством одиночества и невосполнимой потери.

Чья дружба и чья любовь были им безвозвратно утрачены? Когда это случилось? Почему? Его предали или предал он сам? Не дай бог, если он…

Уильям уже чувствовал, что это новый отголосок памяти о той женщине, которую он пытался когда-то спасти. Белокурая женщина с карими глазами тоже обвинялась в убийстве мужа.

Он должен все выяснить! Если он вел это дело, то в полиции наверняка сохранились записи: имена, даты, место, обстоятельства… Он узнает, кто была та женщина и что с ней случилось.

Монк снова двинулся по мостовой – твердым решительным шагом. В конце Олбани-стрит он свернул на Юстон-роуд и там кликнул кеб. Он должен найти Джона Ивэна и попросить сержанта поднять для него старые дела.

Но это оказалось не так-то легко сделать. Своего бывшего подчиненного Уильям встретил лишь под вечер, когда тот возвращался, утомленный и измотанный бесполезными поисками негодяя, который, как выяснилось, вовремя почуял опасность и заблаговременно бежал на континент. Теперь волей-неволей придется просить помощи у французской полиции.

Ивэн обрадовался и даже воспрянул духом, когда Монк окликнул его на выходе из полицейского участка. Они прошли вместе некоторое расстояние до дома Джона, а потом, догадываясь, что сыщик вряд ли подстерег его с целью совместной прогулки, сержант сам спросил его, не может ли чем-нибудь быть ему полезен.

– Да, мне нужна помощь, – признался Уильям, обходя вместе со своим спутником старуху, торгующую фруктами.

– По делу Карлайонов? – осведомился Ивэн, когда они снова ступили на тротуар.

– Нет, тут другое… Вы уже обедали?

– Нет. Стало быть, вы забросили дело Карлайонов? Я слышал, скоро суд.

– Давайте пообедаем вместе? Тут, за углом, есть хороший ресторанчик.

Лицо Джона озарилось улыбкой.

– С удовольствием. Но если речь не о деле Карлайонов, то что же вас тогда интересует?

– Я все еще занимаюсь этим делом. Но сейчас мне хотелось кое-что узнать об одном расследовании, которое я вел давно, еще до несчастного случая.

Ивэн вздрогнул, и зрачки его расширились:

– Вы что-то вспомнили?

– Нет… Только кое-что по мелочи. Так, фрагменты… Помню, что какую-то женщину обвиняли в убийстве мужа, а мне поручили расследование. Или, если уж быть совсем точным, я пытался доказать ее невиновность.

Они свернули на Гудж-стрит и вскоре дошли до ресторанчика. Внутри было тепло и людно. Клерки, дельцы и торговцы беседовали и закусывали, звякали ножи и вилки, приятно пахло горячими блюдами.

Монк и Ивэн выбрали столик, сели и, не требуя меню, сделали заказ. Как в старые добрые времена. Конечно, отделаться от Ранкорна, пусть даже уволившись ради этого из полиции, было хорошим делом, но вот по Джону Уильям откровенно скучал.

– И все-таки? – спросил сержант, его румяное лицо выражало живейший интерес. – Это как-нибудь связано с делом миссис Карлайон?

– Нет. – Детектив был вполне откровенен с коллегой, но испытывал неловкость, вынужденно демонстрируя ему свою беспомощность. – Просто у меня случаются моменты, когда я ясно вспоминаю, что это давнее дело было для меня очень важным. Мне необходимо узнать, кто она такая и что с нею потом случилось. – Он взглянул на Ивэна, опасаясь заметить в его глазах сострадание.

– Она? – осторожно переспросил Джон.

– Та женщина. – Монк уставился на белую скатерть. – Ее образ постоянно преследует меня, отвлекая от текущих дел. Я должен разобраться в своем прошлом.

– Конечно. – Если сержант и испытывал жалость, то не подал виду, за что сыщик был ему весьма благодарен.

Принесли заказ, и они принялись за еду: Монк – равнодушно, Ивэн – с аппетитом.

– Ладно, – сказал Джон, утолив первый голод. – А что требуется от меня?

Его бывший начальник уже обдумал ответ. Ему не хотелось требовать от сержанта невозможного.

– Заглянуть в папки с моими старыми делами и выяснить, не напоминает ли какое-нибудь из них то, о котором я говорю, – сказал он. – Если да, то дайте мне знать, и я просто пройду по собственным следам. Сообщите только имена свидетелей, а я уж их разыщу.

Ивэн отправил в рот кусок мяса и принялся жевать с задумчивым видом. Он не упомянул, что такое, в общем-то, запрещалось, да и узнай об этом Ранкорн – сержанту не избежать неприятностей. Они оба об этом знали.

– Что вы о ней помните? – наконец спросил Джон, протягивая руку к стакану с сидром.

– Она была молода, – начал Уильям, игнорируя веселый огонек, вспыхнувший в глазах друга. – Белокурые волосы, карие глаза. Обвинялась в убийстве мужа, и я вел это дело. Это все. Еще, наверное, расследование было долгим, поскольку я успел ее хорошо узнать и даже… проникся к ней теплыми чувствами.

Лицо Ивэна тут же стало серьезным.

– Я разыщу все похожие дела, – пообещал он. – Служебные документы, конечно, принести не смогу, но выписки оттуда сделаю.

– Когда?

– В понедельник вечером. Раньше мне просто не удастся до них добраться… Хорошие отбивные! – Джон усмехнулся. – Уже второй раз вы кормите меня здесь обедом, а я сообщаю вам все, что узнал.

– Я ваш должник, – отозвался Монк не без сарказма, хотя имел в виду гораздо больше, чем позволил себе высказать вслух.

– Вот первое, – сказал Ивэн своему бывшему шефу в понедельник вечером, выкладывая на стол сложенный листок бумаги. Они расположились все в том же ресторанчике. – Марджери Уорт, обвинялась в отравлении мужа. Якобы намеревалась бежать потом с парнем помоложе. – Сержант скорчил гримасу. – Боюсь, приговора я не знаю. Наши записи свидетельствуют лишь о том, что косвенных доказательств набралось предостаточно. Извините.

– Вы сказали – первое. – Монк взял бумагу. – Значит, были и другие?

– Еще два. У меня хватило времени скопировать лишь одно из них, и то в общих чертах. Филлис Декстер, обвинялась в убийстве мужа кухонным ножом. – Джон выразительно пожал плечами. – Утверждала, что действовала в порядке самозащиты. По вашим записям не скажешь, так это было или нет. Вроде бы вы ей симпатизировали и полагали, что муж получил по заслугам. Но это еще не значит, что она говорила правду.

– Какие-нибудь пометки относительно приговора? – Уильям постарался не выдать волнения. Похоже, это был тот самый случай, если даже в его полицейских отчетах Ивэн смог обнаружить какие-то проблески чувств. – Что с ней случилось? Когда это было?

– Не имею понятия, что с ней потом стало, – с печальной улыбкой ответил Ивэн. – В записях я никаких упоминаний об этом не нашел, а спрашивать было опасно – могли догадаться, чем я занимаюсь.

– Конечно. Но хотя бы дата!

– Пятьдесят третий год.

– А та, первая, Марджери Уорт?

– Пятьдесят четвертый. – Сержант протянул сыщику другой лист. – Это все, что я пока успел выписать. Но места и свидетели указаны.

– Спасибо. – Монк поискал слова, которые бы не прозвучали неловко. – Я…

– Да, – с ухмылкой отозвался Ивэн. – Конечно. По-моему, я заработал еще одну кружечку сидра.

Следующим утром, испытывая смешанное чувство возбуждения и страха, Уильям сел в саффолкский поезд, чтобы добраться до селения Йоксфорд. Светило солнце, в небе торчали белые башни облаков, по полям разбегались зеленые волны, а живые изгороди были обсыпаны цветами боярышника. Монк с гораздо более сильным удовольствием прошелся бы сейчас пешком, вдыхая напоенный сладким ароматом воздух. В такой день обидно трястись в вагоне, влекомом лязгающим и ревущим железным чудовищем.

Однако он сорвался в путь по необходимости, и где-то впереди его ждало угнездившееся среди холмов и утонувшее в зелени селение, в котором, может быть, проживала когда-то женщина, чей смутный образ теперь преследовал его.

Детектив прочел выписки Ивэна, как только вернулся к себе домой. Дело Марджери Уорт он выбрал по той причине, что селение Йоксфорд располагалось ближе к Лондону. Второе дело было связано с Шрусбери, и на путешествие туда пришлось бы потратить целый день. Кроме того, Шрусбери – довольно большой город, и свидетели дела трехлетней давности легко могли в нем затеряться.

Судя по выпискам, история Марджери Уорт была проста. Хорошенькая молодая женщина вышла замуж за человека чуть ли не вдвое старше ее. На восьмом году замужества октябрьским утром она сообщила местному доктору о смерти супруга. Сама Марджери, по ее словам, не спохватилась вовремя, так как была простужена и спала в другой комнате, чтобы не беспокоить мужа.

Доктор констатировал смерть Джека Уорта, но засомневался в ее причине. Тело было повторно обследовано специалистом из Саксмундхема, и выяснилось, что Уорт был отравлен. Какой именно яд послужил причиной смерти, врач установить не смог.

Вызванная на место происшествия сельская полиция со следствием не справилась. Марджери была второй женой Джека Уорта. Кроме того, у него имелось два взрослых сына от первого брака, которым по завещанию отходила большая и доходная ферма. Его вторая супруга получала лишь дом – в пожизненное пользование и при условии, что она не выйдет замуж повторно. Жалкой денежной ренты едва хватало ей на пропитание.

Вмешался Скотленд-Ярд. Монк прибыл в Йоксфорд первого ноября 1854 года. Он немедленно переговорил с местной полицией, затем допросил саму Марджери, докторов, обоих сыновей умершего, а также соседей. У Ивэна не было возможности снять копии с протоколов допросов, он лишь переписал имена свидетелей, но Уильяму и этого было достаточно, чтобы пройти по собственным следам. Сельские жители обычно цепко держат в памяти такие происшествия, даже спустя несколько лет.

Через два часа сыщик вышел на маленькой станции в трех четвертях мили от селения. Главная улица, протянувшаяся с востока на запад, имела лишь одно ответвление. Для ланча было рановато, но в трактир можно зайти и ради стакана сидра.

В заведении его встретили с молчаливым любопытством, и прошло, наверное, минут десять, прежде чем хозяин начал разговор:

– Доброе утро, мистер Монк. Чего опять в наши края? Убийств больше вроде не было…

– Отрадно слышать, – поддержал детектив беседу. – Уверен, что и одного более чем достаточно.

– Более чем, – согласился хозяин.

Несколько минут протекли в молчании. В трактир вошли еще двое разгоряченных и жаждущих выпить мужчин. У них были обветренные загорелые руки и лица. Покидать трактир никто не торопился.

– А чего тогда приехали? – снова заговорил наконец хозяин.

– Уточнить кое-какие подробности, – многозначительно ответил Уильям.

Трактирщик поглядел с подозрением:

– Чего уточнять-то? Бедняжку Марджери вздернули. Что ж еще?

Итак, он сразу получил ответ на вопрос, который намеревался задать последним. Монк ощутил неприятный холодок внутри. Однако имя женщины ничего ему не говорило. Он смутно припоминал эту улицу, но что из того? Была ли Марджери Уорт той самой женщиной, воспоминания о которой не давали ему покоя? Как можно это выяснить? Только взглянув на нее, но это уже невозможно.

– Мне необходимо задать еще пару вопросов. – Детектив старался говорить спокойно, и все же горло его словно что-то сдавило. Может, его память отказывалась воссоздать этот фрагмент именно потому, что дело Марджери явилось страшной ошибкой, стоившей жизни невинному человеку? – Мне хотелось бы восстановить события и проверить, не упустил ли я что-нибудь из виду, – сказал Уильям, и голос его прозвучал хрипловато.

– А кому это надо-то? – встревожился хозяин трактира.

Монк уклонился от прямого ответа:

– Их превосходительствам в Лондоне. Большего я сказать не могу. А теперь прошу меня извинить, но мне нужно повидать доктора, если он еще живет здесь.

– Живет, – кивнул трактирщик. – А вот старый док Силлитоу из Саксмундхема уже помер. Упал с лошади и разбил башку.

– Печально слышать.

Уильям покинул трактир и снова вышел на улицу, надеясь, что память подскажет ему, куда идти. Впрочем, в крайнем случае любой житель мог указать ему дом врача.

Он провел в Йоксфорде два дня. Поговорил с доктором, с сыновьями Джека Уорта, теперь владеющими фермой, с констеблем, который приветствовал его со страхом и смущением, даже теперь всячески стараясь ему услужить. Сыщик изучил свои первые протоколы, но его память ни разу не отозвалась острым чувством потери, равно как и при взгляде на эту улицу или вековое дерево у обочины. Места были красивыми: тихое небо с башнями облаков, зелень полей, изгороди, оплетенные цветущим шиповником, каштаны, возносящие к солнцу мириады свечей…

Однако все это не имело к Уильяму ни малейшего отношения. Образ той, почти полностью забытой женщины так ни разу и не возник перед его внутренним взором.

Судя по реакции старых знакомых, дело Марджери Уорт он вел с излишней жесткостью, но теперь об этом уже поздно было сожалеть. Люди вокруг нервничали, лебезили, чувствуя себя при нем не в своей тарелке. Да, дело он провел тогда быстро и точно, изрядно запугав при этом жителей селения, где отродясь не водилось иных преступлений, кроме редких пьяных ссор да мелких случайных краж.

Местный эскулап выказал Монку глубочайшее уважение, с удовольствием вспоминая, с каким блеском столичный детектив распутал это темное дело. Доктор высоко ценил безошибочное чутье и проницательность, позволившие Уильяму угадать яд и заподозрить тайного любовника, вынудившего Марджери отделаться от мужа.

– Блестяще, – повторял медик, качая головой. – Просто блестяще. Вы показали нашим увальням, как должен работать настоящий детектив. – Он смотрел на сыщика с интересом, но без особой симпатии. – А та картина, что вы купили у сквайра Лидбеттера, как сейчас помню, обошлась вам в кругленькую сумму. У нас до сих пор об этом толкуют.

– Картина?.. – Монк насупился, пытаясь восстановить в памяти это событие. Нет, никакой особо выдающейся картины среди его вещей не было. Не подарил ли он ее той женщине?

– Господи, да неужели же вы не помните? – Врач в изумлении поднял белесые брови. – Вы за нее выложили не меньше, чем я зарабатываю в месяц. Должно быть, очень уж она вам понравилась. Но дело вы, конечно, расследовали блестяще. Так что бедняжка Марджери, скорее всего, получила по заслугам, прости ее, Господи…

Зря Уильям сюда ехал. Если он, удовлетворенный расследованием, вознаградил себя за труды экстравагантной покупкой, значит, его нисколько не трогала печальная судьба Марджери Уорт. Еще одно блестящее дело инспектора Монка, и ни единой ниточки, ведущей к загадочной женщине, являющейся ему снова и снова в течение стольких дней…

Было уже поздно. Детектив поблагодарил доктора, переночевал в Йоксфорде, а одиннадцатого июня, в четверг, отправился утренним поездом в Лондон, испытывая что-то вроде раскаяния. Он потратил два дня, преследуя призрак, в то время как менее чем через две недели должен был начаться суд над Александрой Карлайон. А он все еще не знал причины, побудившей ее убить своего мужа, и по-прежнему ничем не мог помочь Оливеру Рэтбоуну.

После полудня, получив, благодаря Рэтбоуну, пропуск, Монк снова явился в тюрьму к миссис Карлайон. Проходя сквозь огромные ворота во двор, где его обступили серые высокие стены, он все еще не знал, о чем сейчас будет говорить. Одиннадцатое июня! А двадцать второго начнется суд.

История повторялась: опять он тщетно пытался спасти женщину от нее же самой.

Сыщик застал Александру в прежнем состоянии. Она неподвижно сидела на кровати, уставив незрячие глаза в противоположную стену. Хотел бы он знать, о чем она сейчас думает…

– Миссис Карлайон, – тихо позвал ее детектив.

Дверь с лязгом захлопнулась, и они остались наедине.

Заключенная подняла глаза, узнала посетителя и слегка удивилась. Скорее всего, ждала, что придет Рэтбоун. Александра похудела еще сильнее. На ней было все то же тюремное одеяние. Лицо ее поражало бледностью. Она молчала.

– Миссис Карлайон, у нас осталось очень мало времени, – с порога заявил ей сыщик. – Приходится говорить прямо, без светских любезностей. Мне нужна правда.

– Она вам известна, мистер Монк, – устало промолвила узница. – Я убила своего мужа. Это единственная правда, которая заинтересует присяжных. Пожалуйста, не обманывайте ни себя, ни меня. Это нелепо и бесполезно.

Уильям стоял посреди камеры, глядя на Александру сверху вниз.

– Их заинтересует, почему вы это сделали, – жестко сказал он, – при условии, что вы перестанете лгать. Я хочу знать истинную причину. Либо у вас на лестнице произошла ссора и вы толкнули мужа через перила, а затем, сбежав следом, прикончили его алебардой… – Детектив увидел, как при этих его словах у женщины расширились зрачки, но глаз она не отвела. – Либо вы задумали убийство давно и заманили его на лестницу умышленно. Может, вы надеялись, что он свернет себе шею, и сошли вниз, чтобы удостовериться в этом. А когда убедились, что он еще жив, взяли алебарду – и добили.

– Вы ошибаетесь, – невыразительно ответила миссис Карлайон. – Мне это не приходило в голову, пока мы не оказались там, на лестнице… Хотя мне и раньше подчас хотелось убить его. И когда мой муж встал спиной к перилам и я поняла, что он… – Она замолчала и отвела вспыхнувшие на миг голубые глаза.

Монк ждал.

– Я его толкнула, – помолчав, продолжала Александра. – И как только он упал на доспехи, решила, что он мертв. Спускалась я очень медленно. Думала, что это все, конец… Ждала, что все сейчас сбегутся, так как доспехи рассыпались с грохотом. Я собиралась сказать, что он потерял равновесие и перевалился через перила сам. – Лицо ее на секунду выразило недоумение. – Но никто не пришел. Даже слуги. Видимо, они просто не услышали. Наклонившись над ним, я поняла, что он жив. Он дышал ровно. – Женщина тихо охнула, и скулы ее свело судорогой. – Тогда я подняла алебарду и покончила с этим. Я знала: больше шанса мне не представится. Но вы ошибаетесь, полагая, что я задумала все это заранее.

Сыщик верил ей. Вне всякого сомнения, она говорила правду.

– Но почему? – снова спросил он. – Ведь не Луиза же была причиной и не какая-нибудь другая женщина!

Александра встала и отвернулась, глядя в крохотное зарешеченное окошко.

– Это не имеет значения, – ответила она.

– Предпочитаете быть повешенной, миссис Карлайон? – Это звучало жестоко, но Уильям не видел другого выхода. Нужно хотя бы запугать ее. – Скверная процедура. Висельник не всегда умирает мгновенно. Вас выведут из подвала во двор, где уже будет готова петля…

Он с трудом сглотнул. Смертная казнь вызывала у него особое отвращение, потому что этот способ убийства был санкционирован законом. Люди собираются поглазеть на тщательно разработанную процедуру, а затем поздравляют друг друга с удачным исполнением приговора. Конечно, ведь они в очередной раз защитили основы цивилизованного общества!

Александра стояла неподвижно, и ее худое стройное тело болезненно напряглось.

– И веревку на вас накинут лишь после того, как на голову наденут мешок. Они говорят: чтобы вы не видели, как накидывают веревку. Но мне кажется, что они сами боятся глядеть. Боятся увидеть ваше лицо, ваши глаза…

– Прекратите! – процедила женщина сквозь зубы. – Я знаю, что буду повешена. Но почему я должна переживать это по вашей милости несколько раз?

Детективу захотелось встряхнуть ее и развернуть к себе лицом, но после этого исчезла бы последняя надежда на то, что она заговорит.

– Вы пытались убить его раньше? – внезапно бросил Монк.

Заключенная вздрогнула:

– Нет! Почему вы об этом спросили?

– Он был ранен ножом в бедро.

– Ах, это… Нет, Таддеуш тогда поранился сам, показывая нож Валентайну Фэрнивелу.

– Понимаю…

Александра молчала.

– Это шантаж? – снова быстро спросил Уильям. – Кто-то угрожает вам?

– Нет.

– Скажите мне! Может, мы сумеем остановить их. По крайней мере, попытаемся.

– Меня никто не шантажирует. Мне угрожает закон. Что же еще мне может грозить?

– Не вам. А близкому вам человеку. Кому? Сабелле?

– Нет. – В голосе узницы послышался истерический смех.

Но сыщик отказывался ей верить. Что-то здесь было не так. Конечно, что-то грозило Сабелле, но что?

Детектив смотрел на выпрямленную худую спину Александры и понимал, что она ничего ему больше не скажет. Значит, придется выяснять все самому. А до суда всего двенадцать дней…

– Я не сдамся, – тихо произнес он. – И постараюсь спасти вас от петли, хочется вам того или нет. До свидания, миссис Карлайон.

– Прощайте, мистер Монк.

За ужином Уильям поведал Ивэну о своем неудачном путешествии в Саффолк, а тот вручил ему выписки из последнего дела. Но вечером сыщик мог думать только об Александре Карлайон.

Наутро он явился в контору Оливера Рэтбоуна, рассказал о недавнем визите в тюрьму и поделился своими новыми соображениями. Адвокат был весьма удивлен, но после минутного колебания вдруг воспрял духом. По крайней мере, история начинала приобретать какой-то смысл.

Только следующим вечером Монк ознакомился со второй порцией выписок сержанта Ивэна. Это было дело Филлис Декстер из Шрусбери, которая убила мужа кухонным ножом. Фактов местная полиция собрала достаточно. Адам Декстер был крупный мужчина, беспросветный пьяница, известный умением влезать в случайные потасовки, но никто никогда не слышал, чтобы он избивал жену. Возможно, он был даже нежен с нею на свой манер.

Однако местная полиция зашла в тупик, будучи не в силах разобраться, правду ли говорит Филлис. Потратив на допросы почти неделю, они обратились за помощью в Скотленд-Ярд, и Ранкорн прислал в Шрусбери Уильяма.

Записи скупо сообщали, что Монк подробно беседовал с Филлис, с соседями, которые могли слышать ссору, с доктором, осматривавшим тело, и, конечно, с местной полицией.

Получалось, что, занимаясь этим делом, Уильям провел в Шрусбери не менее трех недель. Ранкорн уже требовал его возвращения, но его подчиненный отказывался и продолжал следствие.

Ему удалось восстановить следующую картину: у Филлис Декстер было три выкидыша, и дважды она рожала мертвых младенцев. Наконец женщина отказалась от исполнения супружеских обязанностей, не в силах больше переносить боль. В пьяном угаре супруг попытался овладеть ею силой. Разыгралось настоящее сражение. В руках у мужа оказалось горлышко разбитой бутылки, а у жены – кухонный нож. И спустя некоторое время бездыханное тело Адама уже валялось на полу с ножом в груди и в окружении множества бутылочных осколков.

Об исходе дела записи не сообщали. Оставалось лишь гадать, приняла ли полиция Шрусбери доводы столичного инспектора и каково было потом решение суда.

Не имея выбора, детектив приобрел билет на поезд и отправился в Шрусбери. Там могли еще помнить об этом деле.

Солнечным днем тринадцатого июня он прибыл в город и двинулся к полицейскому участку по узким улочкам, стиснутым зданиями времен королевы Елизаветы.

В полицейском участке дежурный сержант вежливо спросил его о целях визита и был неприятно поражен, узнав посетителя. Тот заметил это, внутренне напрягся, но оправдываться не стал, ибо понятия не имел, чем успел насолить этому полицейскому. Не объяснять же, что четыре года назад здесь побывал незнакомец с лицом Уильяма.

– Ну, мистер Монк, вы, право, не по адресу, – ответил сержант, выслушав его вопрос. – С этим расследованием давно покончено. Мы думали, что она виновна, а вы доказали, что нет. Конечно, не мое это дело, но что ж тут хорошего, если женщина убивает мужа только потому, что тот требует от нее выполнения супружеских обязанностей! Этак все женщины бог знает что вобьют себе в голову…

– Вы правы, – сухо сказал сыщик.

Дежурный удивленно и обрадованно вскинул брови.

– Вы правы, что это не ваше дело, – пояснил детектив.

Лицо сержанта вытянулось.

– Ну тогда я не представляю, что вы еще от нас хотите. Если вы мне растолкуете, я, может, и помогу.

– Не знаете, Филлис Декстер проживает здесь по-прежнему? – спросил Монк.

В глазах полицейского вспыхнуло самодовольство.

– Знаю. Она покинула эти места сразу после суда. Как только ее оправдали – тут же собрала вещи и переехала.

– Куда? – Уильям с трудом сдерживал раздражение. Его бесила улыбка этого человека.

Самодовольства в сержанте поубавилось. Он встретился с сыщиком глазами и перестал скалиться:

– Я слышал, что куда-то во Францию, сэр. А куда именно – в городе всякое говорят. По крайней мере, отсюда-то она точно убралась. А где ее искать, я думаю, вам виднее, вы же у нас детектив!

Вряд ли здесь можно было выяснить что-нибудь подробнее, поэтому Монк сухо попрощался и вышел.

Ночь он провел в гостинице под названием «Бык», а утром отправился искать доктора. Детектив нервничал. В этом городке он явно оставил о себе недобрую память, и вчерашнее поведение дежурного сержанта откровенно об этом свидетельствовало. Виной всему, конечно, были его язвительный язык и бесцеремонное обращение с людьми, менее талантливыми, чем он сам. Нашел чем гордиться!

Он добрался до докторского особнячка и с удовлетворением отметил, что помнит это место. Строение было ему знакомо: Уильям, не глядя на табличку, сознавал, что бывал здесь раньше.

У него даже слегка сдавило горло, когда он постучал в дверь. Казалось, прошла вечность, прежде чем послышались знакомые шаркающие шаги. Седые пряди старика, открывшего дверь, лежали на лысеющей голове, как приклеенные. Во рту у него недоставало нескольких зубов, однако при виде гостя его морщинистое лицо озарилось улыбкой.

– А, мистер Монк вернулся! – сказал он надтреснутым фальцетом. – Что же опять занесло вас в наши края? Убийств больше не было. Я, например, ничего не слышал. А вы?

– Я тоже, мистер Реггс. – Уильяму было очень приятно, что он помнит даже имя слуги местного врача. – Я здесь по личному делу. Мне нужендоктор.