Все арестованы! Белянин Андрей
Я открыл ей, поздоровался и объяснил ситуацию. Она действительно оказалась не в курсе последних произошедших здесь событий. Но ничему особо не удивилась, украли так украли…
— Всё понятно, — сказала она. — Давайте я пока помою на втором этаже, потому что позже мне неудобно.
— Возможно, сегодня музей вообще не будет работать. Так что давайте вы всё помоете завтра, а сегодня устройте себе выходной. С сохранением зарплаты, разумеется…
Она посмотрела на меня с неприязненной задумчивостью и, поразмыслив немного, повернулась, задрав нос, и молча ушла. Ну если она и в жизни так же немногословна, то по крайней мере не стоит бояться сплетен о краже из музея.
Я снова запер дверь. Где же наши? Телефоны всех троих по-прежнему молчали. Я со злостью убрал свой в карман и решил больше никому не звонить.
И вот тут в дверь уже забарабанили. Я опять кинулся к выходу и увидел двоих чертей и одного солидного гнома (видимо, он у них главный) в строгих, хотя и помятых костюмах. Музейщики из столицы. Вот уж кого мне не хотелось видеть раньше, чем будет найден шлем. А я ведь надеялся, что успеем…
— Что здесь произошло?
— Как это случилось?
— Вы были при этом?
— Так это правда?!
— Он украден! — кричали они, перебивая друг друга и пытаясь протолкнуться в двери.
— Туда пока нельзя, — краснея, я попытался загородить вход. — Доступ посторонних к месту преступления не разрешён в интересах следствия.
Все трое уставились на меня взглядами, убивающими на месте.
— Как вы это допустили? — гневно возопил гном, топая маленькими ножками.
Мне хотелось провалиться сквозь пол.
— Комиссар звонил нам и предложил приехать к нему в участок, но мы должны были собственными глазами убедиться в произошедшем. Какой позор для всей полиции! Какая ужасающая некомпетентность! Мы добьёмся того, чтобы вас уволили, — снова наперебой загалдели они.
Наверное, у меня был слишком виноватый вид, хотя он вполне соответствовал душевному состоянию. Поэтому обвинения и угрозы продолжали сыпаться всё сильнее, найдя во мне безответный громоотвод.
— Если шлем и корона не будут найдены сегодня же, вас посадят лет на двадцать! Нет, сначала уволят без права восстановления на службе, а потом всё равно посадят! Если мы сами сию минуту не линчуем вас на месте, и уж поверьте, нас-то оправдают! — размахивая кулаками, орали музейщики.
— Не торопитесь, господа, вот ваш шлем.
В дверях стоял комиссар Базиликус с широкой улыбкой на лице. Ну я убью его, всё равно убью когда-нибудь, заставить столько мучиться…
Сделав театральный жест рукой, он посторонился, открывая всеобщему взору довольного Флевретти с короной на голове! Из-за его спины с виноватой улыбкой мне помахивал Чунгачмунк.
Присевший от радости гном с ликующим возгласом схватил корону с головы нагнувшегося для этого капрала и восторженно прижал её к сердцу. Остальные бросились к нему с теми же эмоциями на лицах. Быстро её осмотрев, они пришли к ещё одному радостному выводу, что экспонат цел и не имеет повреждений.
— Итак, вы хотите знать, кто преступник?
— Конечно, комиссар!
— Для этого я и приглашал вас в участок. Но когда вы сказали, что едете в музей, и бросили трубку, я понял, что мне тоже лучше будет привезти корону сюда, чтобы избавить вас от лишних волнений.
Я злобно посмотрел на него. Надо же, какая забота о незнакомых чертях и гноме. А над своими, значит, можно издеваться сколько и как захочешь?!
— Преступники уже в участке, под замком.
— Какая блестящая работа, комиссар, мы даже не ожидали. Хотя корона и шлем всё-таки были украдены из-под носа вашего сотрудника.
— Но он же и раскрыл это дело.
Теперь уже все трое музейщиков изумлённо уставились на меня. Я скромно опустил глаза и покраснел. Не от смущения — от стыда, что плохо думал о Жераре. Хотя поволноваться он меня заставил намеренно. Он просто получает от этого удовольствие, старый тиран…
— Я звонил вам, шеф.
— Да? Правда? Не слышал. Наверное, что-то со связью, — невинно удивился он.
Ладно, не при свидетелях же устраивать разборки? Потом лично поговорим.
— Значит, вы задержали волка?
— Да, взяли прямо в постели. Говорят, что они чуют врага за милю. Ерунда! Индейцы легко их опережают.
Он с гордостью посмотрел на Чунгачмунка. Тот даже слегка зарделся, похвала Большого Отца для него много значила.
— Не томите, комиссар, рассказывайте, — вмешался счастливый гном. — Хотя, конечно, главное, что корона у нас, но нам будет спокойнее, если мы её поскорее поместим в сейф под замок.
В этот момент в музей влетел запыхавшийся директор. Но, увидев шлем короля Оттодонта Третьего Свирепого, он согнулся и облегчённо выдохнул, держась за колени. Моральная ноша с его души была снята.
Пока реликвия со всеми предосторожностями укладывалась в специальный переносной ящик-сейф и запиралась на пять замков, Жерар пригласил всех пройти в участок.
— Кофе у нас определённо лучше, — сказал он и подмигнул, глядя на меня.
— Почему нет? Хотелось бы увидеть этих негодяев перед отъездом, — сказал гном, защёлкивая одно кольцо наручников на ручке ящика-сейфа, а другое у себя на запястье.
Через полчаса в кабинете комиссара все расселись по местам и приготовились слушать. Чмунк предложил всем кофе, от двух пончиков, оставшихся со вчерашнего дня (кондитерские еще не открылись), не отказался только Флевретти и приезжий гном. Один не толстеет, другому всё равно…
Пятью минутами назад, когда мы только пришли, я увидел обоих преступников, крепко запертых за решёткой, в камере предварительного заключения. У волка-оборотня вид был смирившийся, а горгул ещё хорохорился:
— Шлем подложили! Нас подставили, чтобы оградить своего сержантика. Это он украл шлем. Эти полицейские все в сговоре!
— Пять лет дополнительно за клевету! — напомнил шеф.
Горгул мигом заткнулся. Я даже не стал с ним разговаривать, боялся сорваться, а ничем приятным для него это бы не закончилось.
Базиликус официально попросил директора музея, ввиду сложившихся обстоятельств, не открывать сегодня музей. Может быть, понадобится вызвать экспертов из окружного департамента, чтобы найти ещё дополнительные доказательства на случай сердобольных присяжных. Ну и на случай, если преступникам повезёт с хорошим адвокатом, который подтасует факты так, что они предстанут перед судом чище ангельских крылышек.
Директор, конечно, не возражал, он был только рад содействовать полиции хоть в этом. Но в итоге вызывать специалистов не понадобилось. Всё и так вышло очень гладко. Доказательства оказались слишком значительными, чтобы оставить злоумышленникам шанс увильнуть от справедливого наказания. И это несмотря на то что охранник-волк неожиданно решил отказаться от признания (у нас такое происходит довольно часто).
Шеф рассказал по порядку о том, как они арестовали Вовка Вульфа. Увидев спросонья на крыльце самого комиссара полиции с капралом, оборотень так растерялся, что с него стали падать штаны. А когда капрал зачитал ему статью об ответственности за кражу особо ценного имущества, являющегося национальным достоянием государства, и о том, какой срок его ждёт, если он сейчас же не вернёт корону, бедняга мигом признался, что спрятал её под кроватью.
То есть злодей оказался чистой воды дилетантом. С горгулом они договорились встретиться через два дня, когда, по выражению последнего, «вся шумиха немного поутихнет». Мозгом преступного дуэта был, разумеется, Эжен Сюсю. Пользуясь своими преступными связями, он заранее нашёл покупателя, да и сам, как оказалось, ранее уже привлекался за мелкий грабёж. Мы все посмотрели на директора музея. Тот недоумённо развёл руками.
— А что такого? У нас считается неблагонадёжным гражданин не меньше чем с тремя судимостями. А у этого была только одна, так что он был практически чист!
Вот с этим все вынужденно согласились. Закон есть закон.
— А как они сговорились? — спросил один из приезжих музейщиков.
— Эжен Сюсю убедил простодушного волка, посулив лёгкую наживу. Горгулу нужен был сообщник, как вдруг он узнаёт, что его давний напарник и приятель нуждается в деньгах на лечение одной одинокой бабушки, которую он «случайно» покусал. Она согласилась не заявлять в полицию в обмен на внушительную сумму отступных, и оборотень мучительно думал, где взять деньги. Кредиты в банках ему уже не давали, видимо, это была не первая бабушка, которой он «выплачивал».
Мне стало понятно: Базиликус уже успел подробно допросить Вульфа, а меня оставил мучиться, велев Чмунку и Флевретти не отвечать на мои звонки. Такое вот у него было чувство юмора…
— Вы и горгула допросили? — спросил я.
— Ещё не успел. Решил не испытывать дольше ваше терпение, сержант. Кроме того, думаю, что это исключительно ваше право.
— А как вы его задержали?
— Очень просто, он тоже нас не ждал. Попытался было оказать сопротивление, но при виде оружия быстро понял, что сопротивляться бесполезно. Только отрицал всё по дороге. Типа это полицейский произвол и всё такое, — попросив капрала принести ещё кофе, неспешно рассказывал шеф. — У него своеобразная манера общения, мы в этом уже убедились на его первом допросе в музее. Хотя тогда это был ещё только опрос. В общем, он то «кололся», начиная перекладывать вину на Вовка Вульфа, когда увидел его в машине, то снова всё отрицал и обвинял нас в чём только возможно, хотя мы его даже не спрашивали. Но этот парень уже сдал себя. Дело за малым — запротоколировать весь тот словесный бред, что он нёс. А там, среди жалоб и оскорблений, наверняка будет и признание.
Часом позже, когда все гости распрощались и, ещё несколько раз повторив благодарности нашей полиции за оперативную службу, уехали — музейщики из столицы на свой поезд, а директор нашего музея — к себе на работу, мы смогли наконец приступить к официальным допросам.
Охранник-горгул сопротивлялся чисто по привычке, даже снова начал сваливать всю вину на волка, но, когда я показал ему на своём сотовом фотографии места, где он лежал, и невинно спросил, почему же тогда витрина была разбита до его падения, он вдруг во всём признался:
— Не рассчитал чуток, не подумал, что подо мной стёклышек быть не должно. Твоя правда. Но ведь мне скостят срок за чистосердечное, да, сержантик?
Простая пуговица, найденная мной на крыше, оказалась от штанов оборотня.
— Понятно, почему он так и не смог застегнуть их при задержании, — вспомнил комиссар.
На форменных брюках месье Вульфа действительно не хватало одной пуговицы, остальные были идентичны этой. Видимо, из-за особо повышенной волосатости он не мог носить штаны на молнии. Это была ещё одна неоспоримая улика.
«Покупателя», а может, и «заказчика» горгул не выдал, но нам и не нужно было так глубоко копать. Это уже дело окружной полиции, а мы свою задачу выполнили. Там их снова будут допрашивать и, может быть, узнают что-то новое. Мы составили короткие отчёты, а через несколько часов за обоими преступниками приехали два сержанта из округа. На словах они передали нам благодарность нашего высшего начальства, но высказав мягкое недоумение по поводу того, как часто у нас в последнее время совершаются преступления, на что Жерар блестяще возразил:
— Главное не как много у нас совершается преступлений, а за какой срок мы их расследуем. Согласитесь, на этот раз мы побили даже собственный рекорд скорости!
Парням нечего было возразить, они погрузили преступников в свой полицейский фургон и уехали.
— Брадзинский, загляните ко мне, — попросил шеф, заходя в кабинет и оставляя дверь приоткрытой.
Когда я прикрыл её за собой, он уже восседал в своём кресле, важный, как король-лев среди прайда.
— За все ваши волнения, сержант, и за ваш дедуктивный метод вы награждаетесь тремя днями отдыха! Только возьмите их, когда будет поменьше работы. Думаю, если ничего не случится, в начале следующего месяца.
— Спасибо, комиссар. — Я сдержанно поклонился и, больше ничего не сказав (пусть тоже хоть немного помучается), вышел.
В принципе я был доволен. Для полного счастья сейчас не хватало только одного. И едва я успел об этом подумать, как зазвонил телефон. Эльвира! Ну вот и оно, дождался, сама позвонила…
Пожалуй, я воспользуюсь тремя днями отдыха уже сегодня!
Глава 7
Наследство с душком
…Приближался день Люцифера Непьющего. Грустный семейный праздник, когда нельзя выпить ни капли пива, нельзя вообще продавать любой алкоголь, а его изготовление в домашних условиях строго наказывается. Положено пить сок, кофе, кокаиновую пепси и петь тихие семейные песенки о давних временах. Уличные гулянья не проводятся, походы в гости не поощряются, хотя бы один день в году все обязаны провести под собственной крышей в сентиментальной грусти и печали. Такое тоже нужно, обычаи на пустом месте не возникают…
У нас в стране почти все религиозные праздники посвящены Люциферу. В начале мая празднуется Люцифер Придержитель, потом Люцифер в Горе Скорбящим Постоянство, а день Люцифера Приблатнённого в середине лета отмечается так же, как День основания паризуанской полиции. Говорят, именно в те тёплые летние деньки тогдашнему мэру Парижска отдавило хвост проезжающей мимо графской каретой. Мэр безуспешно звал на помощь, но никто не откликнулся, а возница, обернувшись, еще и обхамил его, нахлёстывая лошадей. Тем же вечером в мэрии был торжественно подписан указ о задержании нарушителей порядка, регулировании правил дорожного движения и защите честных граждан от произвола властей любого уровня!
Именно эти функции и приняла на себя новорождённая паризуанская полиция. В фойе нашей академии до сих пор висит знаменитая картина, изображающая уважаемого чёрта в платье мэра, дующего на собственный хвост, и отъезжающую вдаль карету, которой прохожие бессильно грозили кулаками. Три волоска с того самого хвоста до сих пор хранятся как святые реликвии в кафедральном соборе Люцифера Приблатнённого. Лично я, как полицейский, скептически отношусь к их идентификации, но туристам такие вещи нравятся…
В участке на тот период было мало работы, поэтому Флевретти отпросился на долгий полдник. Он даже не пытался скрывать, что собирается использовать это время для встречи с очередной интернет-знакомой. Что ж, почему бы и нет? Всё равно особо делать нечего. Надеюсь только, что она не окажется, как в прошлый раз, толстым пожилым чёртом, пишущим из тюрьмы в Самсибаре, а потому, естественно, не явившимся на встречу. У капрала тогда был двухдневный стресс. Впрочем, он редко так надолго огорчается…
Жерар вообще ушел ещё до обеда. В участке оставались только мы с Чунгачмунком. Индеец явно начинал томиться от бездействия, поэтому я попросил его перебрать заявления, оставшиеся еще от Хмеллоуина. Это была огромная кипа бумаг, сваленная в мусорную корзину. Я сам давно хотел заняться ею, но всё время как-то руки не доходили. Индеец приступил к делу с терпеливой надеждой, что выкопает что-то стоящее. Но я в этом сомневался, попросив его разве что откладывать самые забавные жалобы для коллекции шефа.
Поэтому, когда раздался скрип двери, означавший приход посетителя, я понял, что заняться им придётся мне. Через две минуты шарканья по коридору в комнату вошла маленькая сухонькая старушка. Я приподнялся, приветствуя её:
— Сержант Брадзинский, чем могу помочь, мадам?
— Кому мадам, а кому не дам, — озорно подмигнула старушка, кокетливо покачала седым хвостом и продолжила: — Сынок, ты бы сразу позвал Жерарчика, дело у меня к нему.
— Комиссара Базиликуса сейчас нет на месте, но вы можете всё рассказать мне. Что у вас случилось? — спросил я, пододвигая ей стул.
— Да? А не слишком ли ты молод? — Она подумала, прежде чем сесть, но, видимо, решила, что выбора у неё особого нет, дело серьёзное, и опустилась на стул.
— У меня умерла кошка, сынок, и я подозреваю, что её смерть была насильственной.
— Понятно. Вы хотите, чтобы мы это расследовали.
— Да. Вы должны найти её убийц.
— Убийц? По-вашему, их было несколько? — Я достал бумагу, ручку и начал записывать.
— Они могли быть в сговоре.
— Расскажите, как её убили? Ножевые или огнестрельные раны, удушение, утопление, сожжение, погребение заживо?
К концу перечисления старушка схватилась за сердце.
— Нет, её просто отравили!
— А-а-а… — Я откинулся в кресле. — Может, она всего лишь съела что-то не то?
— Так я и знала, что вы не поверите. Но вы обязаны расследовать её смерть! Она была честной гражданкой, молодой, здоровой, привлекательной. Пройдите по вашей базе данных, хоть у кого спросите — мою Саманту ни разу не привлекали!
— Саманту? Странное имя для кошки.
— Тебя не спросили, — рассердилась старуха. — Я назвала её в честь моей любимой героини из сериала «Кекс в большом городе».
— О, тогда другое дело. — Изображая полное понимание, я постучал ручкой по бумаге. — Вы хотите, чтобы мы выехали на место преступления?
— Конечно. Я огородила его веточками.
— А где находится тело? Возможно, потребуется вскрытие.
— НИ-ЗА-ЧТО! Я не позволю вам надругаться над телом моей красавицы после её смерти.
Мысль о том, как я, выкопав труп, надругиваюсь над телом кошки, вызвала рвотный позыв. Неужели у меня сегодня такое выражение лица, что бедная женщина сочла меня способным на подобное извращение? Хорошо хоть Эльвира так не считает. Или у неё плохое зрение.
— Ты о чём-то задумался, сынок? — Голос старушки вернул меня к действительности.
— Да. То есть нет. Пожалуй, мне стоит посоветоваться с комиссаром, — неуверенно протянул я.
Вообще-то, по нашему законодательству, кошки такие же члены общества, как и все остальные. Просто они не платят налогов. Однако из этого не следует, что полиция не обязана расследовать их смерть, если она была криминальной. Но в реальности никто этим не занимается, кошки слишком независимы и сами решают свои вопросы, они живут диаспорами или поодиночке, и мы в их дела не вмешиваемся, пока они не нарушают законов. А кошки нарушают их постоянно…
— О чём посоветоваться? Я так и знала, что тебе это не по зубам, сынок. Мне нужен Жерарчик, и я отсюда никуда не уйду, пока он не придёт.
— Но он сегодня не вернётся. У него срочные дела вне участка. Может быть, вам заглянуть к нему домой? Мы можем дать вам адрес.
— Блестящая Бляха, а я могу помочь уважаемой скво? — подал голос доселе вежливо молчавший вождь. — В наших лесах я лучше всех читаю следы и разбираюсь в повадках животных.
К моему изумлению, старушка подумала, пожевала нижнюю губу и неожиданно согласилась. После истории с Чистенькой Вдовушкой Чмунк действительно стал очень популярен среди женской части населения Мокрых Псов.
— Хорошо, осмотри место преступления и по возможности тело кошки. Буду ждать твоего возвращения и доклада. А я пока заведу новое дело. Ваше полное имя, фамилия и адрес, мадам?
Та просияла. Безвременно умершая кошка, кроме всего прочего, оказалась её официальной компаньонкой, и старушка наследовала её имущество — два коврика, корзинку, где она спала, и почти новый домик-этажерку со столбиком-когтеточкой. Конечно, для полиции наследник первый подозреваемый, даже если он приходит с заявлением об убийстве наследодателя, но я подумал, что, пожалуй, не в этом случае. Особенно меня смутила когтеточка. Столбик, обёрнутый войлоком. Уж если по крайней мере и свершилось убийство, то уж точно не ради обладания этим предметом мебели…
Чунгачмунк вернулся через час. Я даже не успел толком придумать название для новой папки.
— Ну, есть что-нибудь? Или старушка всё выдумала? Всё-таки такой стресс, потеряла любимую кошку…
— Нет, старший брат, хотя я не уверен, но думаю, что старая скво говорила правду — её кошку отравили.
— Рассказывай, — попросил я, всё равно заняться было нечем.
— Следов почти нет, Мадемуазель Саманта, как называет её старая скво, что-то съела. Она нашла её утром на своей лужайке, уже окоченевшую. Я посмотрел это место и всё вокруг — ничего. А от кошки слышен только запах. Она пахнет необычно для трупа зверя, умершего своей смертью. Так пахнут те, кто был чем-то отравлен.
— Но чем?
— Не знаю. Я говорил с соседями. Они всё отрицают. И они не лгут.
Больше он ничего не мог объяснить, и, возможно, смерть этой кошки так и вошла бы в список нераскрытых дел полицейского участка Мокрых Псов, если бы не то, что случилось на следующий день. А событие поистине было неординарным, как ни одно выбивающимся из нашей повседневной рутины.
Всё началось, когда я ранним утром с пластиковым стаканчиком капучино подходил к участку и на какой-то момент просто замер в недоумении — а туда ли я иду? Вокруг нашего маленького здания суетилась толпа народа, репортёры, фотографы, телевидение, видеокамеры, смешные пушистые микрофоны на длинных ручках и слаженный шум голосов, громко скандирующих:
— Жерар, Жерар, Жерар!
Дьявольская сила, что же тут происходит? Что, собственно, такого натворил мой непосредственный начальник, чтобы ещё до начала рабочего дня вызвать столь дикий ажиотаж? Неужели кого-то убил? Впрочем, нет, преступление, совершённое шефом полиции, довольно заурядное событие, а здесь нечто большее…
— Сержант Брадзинский? — Ко мне вдруг бросились два помятых чёрта с местного радио. — Как вы можете прокомментировать это событие?
— Прошу прощения…
— Сержант! Сержант Брадзинский! — Пока я протискивался к дверям, на меня навалились уже со всех сторон. — Что вы можете сказать по этому поводу? Останется ли комиссар Базиликус на своём посту? Кто заменит его в случае ухода с должности? Правда ли, что он любит пончики? Почему вы не хотите удовлетворить конституционное право наших граждан на свободу получения информации?
Я сжал зубы и тупо двигался вперёд. Теперь уже отпали последние сомнения в том, что в участке произошло нечто странное и наш шеф в беде. Дверь в отделение была заперта. Я постучал. Изнутри кто-то прильнул к дверному глазку.
— Флевретти, открывай, свои!
— А, сержант, — облегчённо раздалось из участка. — Открываю, но будь осторожен, смотри, чтобы эти акулы не вломились следом…
Я боком, кое-как, рискуя оторвать все пуговицы, протиснулся в узкую щель между дверью и косяком, втянув живот. Двух рвущихся за мной корреспондентов с фотокамерами наголо пришлось бесцеремонно выпихнуть коленом. Да, вот такое у нас отношение к прессе. До сих пор не могу себе поверить, что моя любимая девушка журналистка. И кстати, почему её нет среди пёстрой толпы газетчиков? Уж Эльвира-то в сборе горячих фактов всегда на шаг впереди любого другого труженика пера.
— О, Ирджи! Опаздываешь… — с лёгким упрёком приветствовала она меня, помахивая рукой из кабинета шефа.
Всё, теперь я окончательно ничего не понимаю.
Капрал вновь накрепко запер дверь, для верности прижав её стулом, и вместе со мной прошествовал к скромно накрытому столу — ого, икра, шампанское, активированный уголь, пончики! У нас ещё и праздник?!
— Опоздавший говорит тост! — сразу же подсуетился Флевретти, собственноручно наливая мне бокал пенистого алкоголя.
— Держи хвост пистолетом! — ни к кому особенно не обращаясь, громко прокричал я и выпил до дна. Все разразились шумными аплодисментами.
Поскольку вводить в курс дела меня явно никто не собирался, я просто подсел поближе к Эльвире и, делая вид, что набираю эсэмэску, навострил уши. Буквально через пять минут шумной болтовни всей честной компании ситуация полностью прояснилась. Тут, оказывается, такое дело-о-о…
Наш комиссар получил огромное наследство от внезапно умершей дальней тётушки и в связи со свалившимся на его голову богатством намерен не дожидаться пенсии, а уйти на покой, купив себе остров где-нибудь в экзотических странах. Событие, что и говорить, незаурядное… Что ж удивляться толпе журналистов за дверями и ящику шампанского в кабинете шефа?.. Случись такое со мной, я бы тоже ушёл в загул на рабочем месте, прямо с утра и дня на два-три…
— Тётя Каролина всегда была белой вороной в родне, — от души болтал размякший Жерар, а непьянеющая Эльвира не выпускала из рук диктофон. — Никогда не выходила замуж, но меняла мужчин как перчатки. Нигде не работала, но всегда жила на широкую ногу. Никто не знает точных размеров её богатства, но она была ВИП-клиентом десятка крупнейших банков страны. Родила троих детей и от всех троих отказалась ещё в роддоме, но жутко любила племянников и племянниц. Завещание составила очень давно, и официально оно до сих пор не обнародовано.
— Но вы уже празднуете? — осторожно заметил я. — Не сочтите за скептицизм, шеф, однако вдруг там указано не ваше имя?
— Там вообще нет имени, — с улыбкой подтвердил Жерар. — Тётя оставила всё старейшему наследнику рода. Её поверенный позвонил мне аж в два часа ночи сообщить горькую весть о её кончине и о том, что он одним глазком уже заглянул в текст.
— А причина смерти?
— Ирджи, как тебе не стыдно? — укорила меня Эльвира. — У комиссара такое горе…
— И такая радость, — добавил Флевретти.
— …а ты пристаёшь с бестактными вопросами! — строго закончила журналистка, сурово посмотрев на меня, а капрала щёлкнув по носу, чтоб не лез, когда не просят.
— Ничего страшного, — благодушно успокоил всех комиссар Базиликус. — Смерть констатировал мой дальний кузен, молодой студент-медик. Тётя Каролина всегда страдала симпатией к смазливым мальчикам и, говорят, даже позволяла ему делать себе уколы в мягкое место. Так вот, он как раз должен был принести ей очередное лекарство вечером. Звонил в дверь, никто не ответил. Парнишка встревожился, поднял на ноги соседей и вызвал «скорую». Та, как всегда, приехала с опозданием на полтора-два часа, и медики практически сразу подтвердили неутешительный диагноз — смерть. И теперь я прямой наследник моей экстравагантной тётушки. Как с этим всем жить, ума не приложу…
Сначала я думал, что это мне одному кажется, что наш шеф зарывается. Но, обернувшись к Эльвире, понял, её тоже воротит от этой хвастливой болтовни. Но старина Жерар не унимался:
— Это ведь, наверное, значит «прощай жирные пончики, прощай дешёвый кофе, прощай работа и даже прощай пенсия». Зачем она мне теперь? Придётся учиться жить богатым. Брадзинский, вы не в курсе, какие у них причуды? Не хотелось бы выбиваться из нового круга общения. Хотя, разумеется, я никогда не забуду вас, мои добрые верные подчинённые. И вы не забывайте вашего старого доброго Жерара. Простого комиссара полиции, которого никоим образом не изменили бешеные деньги, рухнувшие на его бедную голову. Капрал, вы не знаете, где прикупить хорошую виллу на море? Лучше, наверное, сразу с островом…
Не знаю, кто как, а мне на миг захотелось утопить самодовольного старикана в его же шампанском. Судя по нервно сжавшимся пальцам капрала, он подумал об удушении, а Эльвира, сдвинув брови, явно прикидывала вес диктофона в руке — убьёт с одного раза или нет…
— Я буду присылать вам открытки на Хмеллоуин и Грязный Понедельник, — ничего не замечая, продолжал разглагольствовать шеф. — А вы будете приезжать ко мне погостить в отпуск? Конечно, на нашу полицейскую зарплату нелегко оплатить самолёт в оба конца… Зато вам не надо будет платить за жильё, уж какие-нибудь хибары на острове непременно останутся. Днём можно прокормиться рыбалкой и сбором ягод, а вечером — милости прошу ко мне на виллу побаловаться рюмочкой элитного алкоголя…
Мы трое переглянулись, уже больше не ужасаясь собственным мыслям. Если сейчас этот толстый хвастун не заткнётся…
— Главное, не приезжайте все сразу, это будет утомительно. И предупреждайте меня (тьфу, то есть моего секретаря!) примерно за полгода. Лучше в письменной форме, стандартный бланк заявления на визу, чтобы я успел прочесть, ознакомиться, принять решение и поставить резолюцию. И не надо меня благодарить, мы же друзья, старые добрые друзья по службе. Просто одному из нас повезло чуть больше, чем остальным…
Шефа спас телефонный звонок. Когда мы вскочили с места и, не сговариваясь, начали (засучивать рукава, собираясь задушить его коллективно и чёрт с ней, судимостью за групповое убийство), Базиликус предупреждающе поднял вверх указательный палец, показывая, что звонок важный.
— Да, это я. Да… Конечно, могу. Она умерла не… но… Да, как прямой наследник, я… Что?! Не может быть! Мне же сказали, что это обычное… не обычное? И что теперь? Да. Разумеется, я дам делу официальный ход. Но вы точно уверены… да. Понимаю. Но как же…
— Шеф, если это звонил месье Шабли из морга, то ему можно верить, он настоящий специалист, — радостно начал Флевретти, но осёкся, когда Жерар отложил телефон и бессильно откинулся в кресле. Его лицо было бледней, чем у вампира. Но, судя по тем обрывкам разговора, что все мы тут могли слышать, причина такого перепада настроения могла быть лишь одна.
— Ваша тётя умерла не от сердечного приступа? Значит, в морге специалисты констатировали смерть от отравления? Получается, что раз вы единственный наследник, то автоматически вы же и первый…
— Подозреваемый, — восхищённо завершила мою речь едва не прыгающая на одной ножке Эльвира. — Дьявол задери мне юбку, какой материал! Это же бомба на три статьи во всех газетах!!! Я вас обожаю, комиссар!
Один миг — и её словно ветром сдуло.
— Так это что, наш отдых на экзотическом острове накрылся? — на всякий случай уточнил капрал, не дождался ответа и ушёл к себе, прихватив недопитую бутылку шампанского и нераспечатанную коробку томатного сока. Мы с шефом остались наедине.
— Выпейте. — Я быстро достал из шкафчика с вещдоками початую бутылку коньяка. — Выпейте, вам надо, иначе сердечный приступ будет уже у вас.
— Брадзинский…
— Да, комиссар.
— Будет расследование?
— Не знаю, вы ведь говорили с патологоанатомом.
— Он уже отослал документы в мэрию и окружной отдел. Говорит, что это его профессиональный долг… — Жерар махом выпил полчашки коньяка, закашлялся, но его одутловатые щёки сразу порозовели. — Проклятые бюрократы! Это он специально, чтоб досадить мне, чужое богатство всегда вызывает зависть. Вы должны мне помочь!
— Надеюсь, ничего противозаконного?
Базиликус стукнул кулаком по столу и вперил в меня грозно полыхающий взгляд:
— Вы забываетесь, сержант! Я не настолько потерял голову, чтобы забыть о своём служебном долге и непорочном имени! На кону моя честь!
— Понимаю, шеф…
— Вот именно! Пока ещё я ваш шеф и непосредственный начальник, приказываю немедленно выяснить всё об этой странной смерти и провести открытое расследование так, чтобы все знали — я не вмешиваюсь в ваши действия! Но если моя драгоценная тётя Каролина умерла не своей смертью, вы обязаны найти и представить суду преступника, кем бы он ни являлся!
— Совсем «кем бы ни являлся»?
— Да! Даже если это была моя ненаглядная супруга! Мы все под подозрением — и я, и она, и её психованная мамаша… На последнюю, кстати, вам стоило бы обратить особое внимание, она ведьма.
— Профессия? — Я уже достал блокнот.
— Характер, — чуть остыв, признал комиссар. — Но всё равно отработайте любые версии, задействуйте все силы, но дайте отчёт по этому делу сегодня же, до конца рабочего дня! Что вы сидите, сержант? Выпивки больше не будет, за работу!
Я кивнул, захлопывая блокнот. Кое-какие мысли уже были…
— С чего начнёте, Брадзинский?
— С морга и заключения врача, — решил я, вставая с кресла.
Базиликус вытер набежавшую слезу и помахал мне вслед. Выйдя из кабинета шефа, я в первую очередь заглянул в комнату капрала. И очень вовремя, кстати! Флевретти быстро строчил на своей странице в «Однокамерниках» очередной пост о великой потере наследства комиссаром полиции из Мокрых Псов.
— Это недостойный поступок, капрал! — Я вовремя нажал на клавишу «Backspace», стирая всё, что он успел набрать. — Стыдно, друг мой, к тому же по этому факту назначено официальное расследование. Так что шеф вполне может оказаться и невиновен.
— Так я об этом и писал, Ирджи! — обиженно вскинулся мой сослуживец. — Я хочу привлечь общественное внимание до того, как твоя Эльвира растрезвонит всему миру про то, что тётушка умерла не своей смертью!
— Во-первых, не смей говорить о ней в таком тоне. Во-вторых, не строй из себя блогера-правдолюба, а лучше займись своими прямыми обязанностями.
— Какими, например?
— Например, возьми метлу и очисти территорию участка от посторонних граждан!
— А можно?! — Флевретти не сразу поверил, что я разрешаю ему разогнать всю прессу.
— Под мою личную ответственность, — кивнул я. Счастливый капрал оправил мундир, взял наше штатное помело наперевес, как крестьянин вилы, и выбежал из участка с боевым кличем новоогородских мятежников: «За-ши-бу-у!!!»
На всякий случай я ещё раз проверил его папку «Отправленные записки на волю», но ничего более криминального, чем рассылка по тысяча четыреста восьмидесяти двум адресам своих интимных фото, не обнаружил. Видимо, капрал бил наугад по большим площадям в надежде, что хоть кто-то да откликнется…
Я сам вышел через чёрный ход. Там тоже сидели в засаде тёртые журналисты, но всего двое, с ними я справился без труда. Пусть потом подают в суд, если будет желание, но, как правило, представители прессы сами знали, где у них рыльце в пушку, и о претензиях в плане членовредительства заявлений не подавали. Надеюсь, и сейчас не подадут, тем более что машину «скорой помощи» я пообещал им вызвать.
До морга придётся добираться пешком, не хватало мне ещё, чтобы все таксисты обсуждали, куда и зачем я поехал? В последнее время развелось столько любопытствующих, что скоро их придётся просто отстреливать. И ведь в принципе, если подать в правительство правильно составленный запрос на право отстрела журналистов, — нам вряд ли откажут. Уж кто-кто, а наши судьи постоянно подвергаются нападкам прессы, так что сами охотно возьмутся за ружьё…
С этими неконституционными мыслями я и спешил в морг, но понял, что переоценил свои силы. А ещё вернее, новые ботинки, купленные вчера по случаю на распродаже. Я точно набью кучу мозолей, поэтому, чтобы не терять времени, тормознул частную машину.
— Куда, офицер?
— В морг.
— Решили покончить самоубийством? — дежурно пошутил молодой кучерявый бес, судя по баклажанно обрисованному носу, явно арабских кровей. Я так же дежурно улыбнулся ему, откинув полу плаща и демонстрируя служебные наручники. Парень оценил и оставшуюся часть пути вёз меня молча.
Серые двери морга встретили, как всегда, гостеприимно. Тощий сатир в чёрном халате отдыхал на скамейке в коридоре, полируя носовым платком расширяющуюся лысину и не выпуская из зубов вечно дымящийся окурок.
— Злобный день, месье Шабли!
— Злобный, злобный, сержант Брадзинский. Вы не поверите, как я рад вас видеть.
— Не поверю, — подтвердил я, поскольку точно знал, что этот циник полицию вообще в грош не ставит, а приятельствует лишь с Жераром, да и то на почве одноимённой любви к креплёной алкогольной продукции.
— И правильно, сержант.
Главный патологоанатом, ехидно щурясь, пригласил меня в свой кабинет. От пробирки чистого спирта я, разумеется, отказался, от крепкого чая, заваренного в пустом черепе горгульи, — тоже. А вот от чашечки кофе с веточкой полыни и щепоткой пепла из крематория уже не смог. Так, как его готовят в морге, вы не попробуете уже нигде!
— Что привело вас на этот раз?
— Месье Шабли, я…
— Можно просто «док», — снисходительно позволил он.
Читать бесплатно другие книги:
