Фазы гравитации Симмонс Дэн

Тот повинуется и усаживается в низкое кресло у туалетного столика, глядя на Диану. Волосы аккуратно причесаны, щеки порозовели от недавнего умывания, но взгляд тусклый, уставший. Огромный живот так и бросается в глаза.

– Ричард, сделай мне одолжение.

– Все что угодно, – искренне отвечает Бедекер.

– Полковник Филдс, Боб и прочие обещали держать меня в курсе расследования… – Ее голос срывается.

Бедекер терпеливо ждет.

– Ричард, займись этим сам. В смысле, отдельно от официальной стороны. Как выяснишь что-нибудь, сразу сообщи мне.

Озадаченный, Бедекер молчит, потом берет Диану за руку.

– Хорошо, Ди, как скажешь. Только вряд ли я окажусь компетентнее следствия.

Диана кивает, при этом умоляюще стискивая его пальцы.

– Попробуй, а?

– Конечно.

Диана задумчиво проводит рукой по щеке и отсутствующе смотрит в пол.

– Столько всего странного, – бормочет она.

– Ты о чем?

– Просто кое-чего я не понимаю. Например, ты знал, что Дейв зачем-то летал на вертолете в Лоунрок?

– Нет.

– Потом погода испортилась, и обратно он ехал на машине. Спрашивается, зачем вообще было туда лететь?

– Может, хотел поработать над книгой, – предположил Бедекер.

– После конференции в Портленде он должен был вернуться в Салем, но вместо этого полетел в Лоунрок, хотя дом в полном запустении. Мы собирались перебраться туда лишь после появления малыша.

Бедекер успокаивающе гладит ее по плечу.

– Ричард, ты в курсе, что у Дейва начался рецидив? Он особо не распространялся, но вдруг…

– Ди, я же был без телефона, забыла? Сама нашла меня только телеграммой.

– Верно… – Ее голос дрожит от усталости. – Просто подумала… Дейв и мне ничего не сказал, но его врач – друг семьи… Он позвонил на следующий день после трагедии. Опухоль распространилась на печень и костный мозг. Хотели делать полный курс химиотерапии весной, плюс проколоть МОПП. Дейв отказался, чтобы в итоге не остаться бесплодным. Его уже облучали и делали лапаратомию. Об этом я знала, а вот об остальном…

– В октябре он говорил, что лечение помогло, – замечает Бедекер.

– Да, а к Рождеству все снова началось. Дейв скрыл от меня. На следующей неделе ему назначили медкомиссию. Ее бы он точно не прошел.

– Ричард! – зовет снизу Кэти. – Телефон!

– Иду! – Он снова берет Диану за руку. – Ди, что у тебя на уме?

Она смотрит ему прямо в глаза. Красивая и решительная вопреки усталости и беременности.

– Я хочу знать, зачем он вдруг ни с того, ни с сего отправился в Лоунрок. Почему в одиночку полетел на «Тэлоне», хотя мог дождаться коммерческого рейса. Почему не катапультировался, если видел, что самолет падает? – Диана переводит дух, поправляет пижаму и крепко, до боли сжимает запястье Бедекера. – Ричард, я хочу знать, почему он лежит в могиле вместо того, чтобы сидеть рядом со мной и нашим будущим ребенком!

Бедекер поднимается с кресла.

– Сделаю все, что в моих силах. Обещаю, Ди. – Он целует ее в лоб и помогает встать. – Ложись и постарайся поспать, тебе еще завтра заниматься гостями. Я уеду рано, как буду возвращаться, позвоню.

Уже в дверях он слышит:

– Спокойной ночи, Ричард.

– Спокойной ночи, Ди.

Кэти ждет внизу.

– Межгород, – кивает она на телефон. – Я просила перезвонить, но там сказали, подождут.

Бедекер идет на кухню взять трубку.

– Спасибо, Кэти. Не в курсе, кто?

– Какая-то Мэгги Браун. Говорит, дело срочное.

Дейв посадил «Хьюи» на ранчо в полумиле за Лоунроком. На башенке покосившегося амбара развевались лохмотья ветроуказателя, между амбаром и домом притулился древний двухместный «Стирман».

– Добро пожаловать в международный аэропорт Лоунрока! – Дейв заглушил мотор. – Просьба всем оставаться на местах до полной остановки транспортного средства.

Лопасти медленно прокрутились и замерли.

– И что, в каждом городе-призраке есть аэропорт? – Бедекер снял гарнитуру, бейсболку, пригладил редеющие волосы и тряхнул головой, пытаясь избавиться от рева турбин в ушах.

– Только если там живут призраки пилотов, – усмехнулся Дейв.

По короткой траве им навстречу брел мужчина. На вид куда моложе Бедекера и Малдорфа, но с темным, сморщенным от работы на солнце лицом. Ковбойские сапоги, линялые джинсы и черную шляпу дополнял ремень с бирюзовой пряжкой. Пустой левый рукав «ковбойки» был заколот булавкой.

– Здорово, Дейв! Решил-таки заглянуть?

– Привет, Кинк. Познакомься, Ричард Бедекер – мой старый боевой товарищ.

– Очень приятно. – Бедекер протянул руку. Ему понравилось и крепкое рукопожатие нового знакомого, и глубокие «лучики» вокруг голубых глаз.

– Кинк Уэлтнер служил командиром экипажа вертолетчиков во Вьетнаме, – сообщил Дейв. – Добрая душа и счастливый обладатель цистерны авиационного керосина.

Фермер любовно погладил капот «Хьюи».

– Жив, курилка. Кстати, Чико заменил датчик?

– Ага, – кивнул Дейв, – но ты на всякий случай сам проверь.

– Не боись, сейчас заправлю и в каждую щелку загляну.

– Тогда до встречи. – Дейв направился к амбару.

Было прохладно. В одной руке Бедекер нес пуховик, в другой – летную сумку. Холмы на востоке алели в последних лучах заката. Жухлые тополя резко выделялись на фоне прозрачной осенней синевы. Дейв забросил вещи в припаркованный у амбара джип и запрыгнул на водительское сиденье. Бедекер следом.

– Как хорошо иметь под рукой личного командира экипажа, – заметил он, вцепившись в защитную дугу, когда внедорожник рванул вперед по гравию. – Во Вьетнаме познакомились?

– Нет, в семьдесят шестом, когда купили здесь дом.

– Руку он потерял на войне?

Дейв покачал головой.

– Нет, там ни царапинки, а здесь через три месяца напился в дым и перевернулся на пикапе.

В Лоунроке они проехали под той самой зазубренной скалой, мимо запертой церкви. На горизонте, под сенью утеса, белой линией тянулась дорога, ведущая из Кондона, над которой еще недавно летел вертолет. Сидя в джипе, Бедекер различал заросшие бурьяном дома, ветхое здание школы в гуще ветвей. Дейв затормозил перед беленьким домиком с жестяной крышей и низким частоколом. Лужайка была аккуратно подстрижена, терраса вымощена каменными плитами. На кусте сирени у крыльца висела кормушка для колибри.

– Вилла Малдорфов! – торжественно объявил Дейв.

Комната для гостей помещалась на втором этаже под самой кровлей. Бедекер отчетливо представил стук дождевых капель по жестяному навесу. Малдорфы изрядно потрудились над интерьером: сломали перегородки, перестелили полы, в гостиную поставили камин, провели электричество, водопровод, заново отделали кухню и переделали мансарду в жилой этаж.

– Все остальное сохранилось в первозданном виде, – любил повторять Дейв.

Во времена, когда еще не успели поблекнуть воспоминания о знаменитой Орегонской тропе, дом служил пристанищем почте, конторе шерифа и даже моргу, пока не пришел в запустение вместе со всем городом. Теперь в гостевой спальне красовались свежеоштукатуренные стены, белые крахмальные занавески, высокая латунная кровать и старинный комод с белым умывальным тазиком и кувшином. В окне сквозь полуголые ветви виднелись крошечный палисадник и немощеная улочка, подходящая разве что для телег. В траве за забором догнивали остатки деревянного тротуара.

– Идем, – позвал Дейв. – Покажу город, пока совсем не стемнело.

Пешая экскурсия оказалась короткой. В сотне шагов от «виллы» улочка резко поворачивала на север, становясь главной улицей длиною в квартал. Дальше, за низким мостиком, начиналась проселочная дорога, которая шла вдоль полей, заросших пшеницей и люцерной, и упиралась в утес. Ручей, замеченный Бедекером еще с воздуха, огибал угодья Малдорфов, скрываясь за ветхим сараем, именуемым гаражом.

Тишина стояла такая, что скрип шагов по гравию главной улицы неприятно резал слух. Правда, попалась пара-тройка обитаемых домов, и даже семейный трейлер позади наглухо заколоченного здания, но основная масса построек заросла густым бурьяном. На западной стороне выстроились три неработающих магазина. Рядом на заброшенной бензоколонке «предлагали» высокооктановый бензин: тридцать один цент за галлон. В окошечке кассы криво висела засиженная мухами рекламная табличка «КОЛА ОСВЕЖАЕТ» с огромным «ЗАКРЫТО» посередине.

– Это официально город-призрак? – спросил Бедекер.

– Официальнее некуда, – откликнулся Дейв. – Четыреста восемьдесят девять мертвых душ, ну и летом набегает максимум восемнадцать живых.

– А постоянно здесь живет кто?

Дейв неопределенно пожал плечами.

– В основном, фермеры на покое. Солли из трейлера пару лет назад выиграл в лотерее штата Вашингтон и осел тут со своими двумя миллионами.

Бедекер недоверчиво покосился на друга.

– Шутишь?

– Вот те крест! Идем, хочу тебя кое с кем познакомить.

Они прошли полтора квартала на восток и стали взбираться на холм, где стояла школа – внушительное кирпичное строение в два этажа с громоздкой застекленной звонницей. Уже на подходе Бедекер заметил, что за зданием тщательно ухаживают. Часть школьного двора занимал аккуратный садик, стены чистые после пескоструйной обработки, вход украшала резная дверь, на высоких окнах – белые шторы.

На подъеме Бедекер запыхался.

– Бегать надо чаще, Дикки, – ухмыльнулся Дейв и постучал в дверь бронзовым молотком.

– Кто там? – раздалось прямо над ухом.

Бедекер вздрогнул.

– Дейв Малдорф, миссис Каллахан, – прокричал Дейв в металлическую трубку, из которой доносился голос. – И со мной приятель.

В трубке Бедекер узнал допотопный переговорный рупор, который видел в старых фильмах и доме-музее Марка Твена в Хартфорде.

Послышалось невнятное «Заходите!», потом щелчок, и дверь распахнулась. Бедекер сразу вспомнил многоквартирный дом на Килдер-стрит в Чикаго, где жил с родителями еще до войны. Он шагнул внутрь, предчувствуя запах затхлых ковров, паркетной мастики и вареной капусты – в точности как в детстве, но не угадал: в школе пахло полиролью и вечерней прохладой с улицы.

Убранство комнат завораживало. Большая аудитория на первом этаже превратилась в просторную гостиную. Сохранившуюся часть школьной доски обрамляли встроенные книжные шкафы с сотнями томов. Паркет, антикварная мебель, отдельно – уютный уголок с персидским ковром, кушеткой и креслами.

Второй этаж находился на уровне обычного третьего. За раздвижными дверями виднелся кабинет с множеством книг и необъятная спальня с единственной огромной кроватью под балдахином в центре. Заслышав шаги, две кошки торопливо юркнули в тень. Вслед за Дейвом Бедекер поднялся по кованой винтовой лестнице, привнесенной в интерьер при реставрации бывшей школы. Они миновали чердачный люк и внезапно очутились на свету в помещении, больше напоминавшем застекленную рубку на теплоходе.

Зрелище поразило Бедекера настолько, что поначалу он даже не заметил пожилой дамы, приветливо улыбающейся из плетеного кресла.

Старая школьная звонница раздалась вширь, превратившись в стеклянный купол пятнадцать на пятнадцать футов. Свет шел даже сверху, через панели из поляризованного стекла, усиливавшие сочные краски заката и осенней листвы. С улицы стекло было непрозрачным. Снаружи, вдоль двух островерхих коньков тянулся узкий балкончик с узорчатыми коваными перилами. Внутри стояла плетеная мебель, стол, сервированный к чаю, раскрытые карты звездного неба и старинный медный телескоп на высокой треноге.

Но окончательно покорил Бедекера потрясающий вид поверх домов и верхушек деревьев на стены каньона, подножия холмов и горный кряж, где рельефные останки древних пород пробивались сквозь землю, словно шипы через тонкую ткань. Темное бездонное небо напоминало о тех редких полетах на высоте семьдесят пять тысяч футов, когда даже днем можно было увидеть звезды, а кобальтовая синева небесного свода становилась угольно-черной… И вдруг на небе стали в самом деле загораться звезды, парами и группками, точно заядлые театралы, спешащие занять лучшие места.

Сквозь оконную сетку проникал легкий ветерок, шурша страницами книги на подлокотнике кресла. Бедекер наконец обратил внимание на пожилую даму с ее приветливой улыбкой.

– Миссис Каллахан, познакомьтесь, мой друг Ричард Бедекер. Ричард, это миссис Элизабет Стерлинг Каллахан, – представил их Дейв.

– Приятно познакомиться, мистер Бедекер. – Элизабет Каллахан протянула руку ладонью вниз.

Бедекер ответил рукопожатием, исподтишка разглядывая собеседницу. На первый взгляд ей было лет семьдесят, но при близком рассмотрении – все восемьдесят, если не больше. При этом удивительно красивая, несмотря на годы. Короткие седые волосы упругими кудельками обрамляли резко очерченное лицо. Скулы ярко вырисовывались под увядшей кожей, но в карих глазах светились жизнь и незаурядный ум, а улыбка не утратила шарма.

– Мне тоже очень приятно, миссис Каллахан.

– Друзья Дейва – мои друзья, – произнесла дама с приятной хрипотцой. – Прошу, присаживайтесь. Сейбл, поздоровайся с гостями.

Только сейчас Бедекер заметил черного лабрадора, свернувшегося калачиком за креслом. Присев, Дейв поманил собаку, и та радостно завиляла хвостом.

– Скоро уже? – спросил Дейв, поглаживая Сейбл.

– Терпение, милый, терпение, – засмеялась миссис Каллахан. – Все хорошее требует времени. – Она взглянула на Бедекера. – Впервые в нашем городе?

– Да, мэм, – выпалил Бедекер, робея, как мальчишка, и ни грамма не смущаясь по этому поводу.

– Жизнь тут не бьет ключом, – продолжала она, – но вам, надеюсь, понравится.

– Уже, – откликнулся Бедекер. – Особенно мне нравится ваш дом. Сразу видно, сколько труда вложено.

– Благодарю, мистер Бедекер. – Лицо хозяйки осветилось улыбкой. – Мы с покойным мужем привели его в порядок сразу по приезде сюда, в конце пятидесятых. Школа тогда стояла заброшенной без малого тридцать лет. Можете представить, во что она превратилась. Крыша местами обвалилась, на втором этаже поселились голуби… Даже вспомнить страшно! Дэвид, не нальешь нам лимонаду? Графин на столе. Спасибо, дружок.

Бедекер прихлебывал из хрустального бокала, глядя на сгущающиеся за окном сумерки. Кое-где в домах зажглись огни, вспыхнули два фонаря – один совсем рядом с «виллой» Малдорфов, но их свет не мог пробиться сквозь гущу ветвей и не мешал любоваться небом, где появлялись все новые звезды.

– Вон Марс восходит, – показал Дейв.

– Нет, дружок, это Бетельгейзе, – поправила миссис Каллахан. – Прямо напротив Ригеля, над поясом Ориона.

– Интересуетесь астрономией? – спросил Бедекер, хитро поглядывая на смущенного Дейва, которого лично натаскивал по астронавигации.

– Мой покойный супруг был астрономом, – пояснила старушка. – Профессор Университета Депоу в Гринкасле, Индиана. А я преподавала историю, так мы и познакомились. Бывали в Депоу, мистер Бедекер?

– Нет, мэм.

– Довольно милое заведение, хотя не экстра-класс, и находится у черта на куличках, посреди кукурузных полей. Еще лимонаду, мистер Бедекер?

– Нет, спасибо.

– Мистер Каллахан был ярым фанатом «Чикаго кабс», – продолжала она. – Каждый август мы ездили поездом в Чикаго, смотреть игру на стадионе «Ригли-Филд». Такой вот отпуск. Помню, в сорок пятом, когда «Кабс» провели отличный сезон, муж вознамерился задержаться еще на неделю. Впрочем, играми пришлось поступиться, когда мы вышли на пенсию и осенью пятьдесят девятого перебрались сюда.

– Почему именно Лоунрок? – удивился Бедекер. – У вас тут родственники?

– Нет, конечно, – фыркнула миссис Каллахан. – Ни один из нас прежде не бывал на Западе. Просто супруг мой высчитал по картам, что здесь сосредоточены основные магнитные силовые линии, поэтому мы погрузились в наш «Крайслер Де Сото» и пустились в путь.

– Магнитные силовые линии?

– Мистер Бедекер, вам нравится наблюдать за звездами?

Дейв не дал ему ответить.

– Миссис Каллахан, Ричард был со мной на Луне шестнадцать лет назад.

– Дэвид, прошу, не начинай! – Она с притворным негодованием шлепнула Малдорфа по запястью.

Тот повернулся к Бедекеру.

– Миссис Каллахан не верит, что американцы ступали по Луне.

– Серьезно? – удивился Бедекер. – По-моему, вся страна иного мнения.

– Тоже решили пошутить над старухой? – насмешливо протянула миссис Каллахан. – Мало мне одного Дэвида.

– Но ведь это транслировали по телевизору, – выпалил Бедекер и тут же осекся – настолько нелепо прозвучал аргумент.

– Угу, – легко согласилась миссис Каллахан. – И это, и оправдательный монолог Никсона. Неужели вы верите всему, что вам показывают и говорят, мистер Бедекер? Телевизор я не смотрю с тех пор, как в нашей «Сильвании» сгорел кинескоп. В воскресенье, аккурат посередине очередного эпизода «Омнибуса». Правда, звук еще какое-то время работал, а экран потух. Услада для глаз, скажу я вам.

– Но о высадках на Луну писали все газеты, – не сдавался Бедекер. – Помните лето шестьдесят девятого? Нил Армстронг? Его знаменитое «маленький шаг для человека, огромный скачок для человечества»?

– Конечно, конечно, – со смешком откликнулась миссис Каллахан. – По-вашему, мистер Бедекер, такую фразу можно выдать спонтанно? Под влиянием момента? Разумеется, нет. Дешевая постановка, вот как это называется.

Бедекер хотел было возразить, но, покосившись на Дейва, передумал.

– Дэвид, расскажи, как дела у Дианы? – попросила старушка.

– Чудесно. На днях делали УЗИ.

– Пункцию тоже?

– Нет, только УЗИ.

– Мудрое решение, – кивнула миссис Каллахан. – Диана молода, лишний раз рисковать ни к чему. Когда ждете?

– Врач обещает седьмого января. Ди думает, что позже, а у меня предчувствие, что раньше.

– Первый ребенок обычно запаздывает.

Бедекер откашлялся.

– Простите, вы что-то говорили о магнитных силовых линиях?

Она потрепала пса по загривку, встала и, осторожно ступая, направилась к столу. Взглянула на небо, потом на разложенные карты, удовлетворенно кивнула и засеменила обратно к креслу.

– На самом деле они называются «электромагнитные линии». Никогда толком этого не понимала, но мистер Каллахан после первого контакта все методично записал. При желании можете посмотреть. Словом, мистер Каллахан окончательно уверился в своей теории, что лучшего места, чем Лоунрок, не сыскать во всех Штатах… даже во всей Северной Америке… вот мы и переехали. Мой супруг скончался в шестьдесят четвертом, со мной они напрямую, как с ним, не контактировали, так что приходится полагаться на его первоначальные вычисления. По-моему, вполне разумно.

– Наверное, – согласился Бедекер.

– Мистер Каллахан не ошибся насчет места, но со временем все оказалось сложнее. Тут они не могут ничего гарантировать. Сколько раз видела их над головой, но ведь до грешной земли еще лететь и лететь. Только лучше бы они поторопились. Моложе я не становлюсь, иной раз едва хватает сил поднять свои старые кости наверх. Сегодня ночью наблюдать будет неудобно, как раз взойдет полная луна… хотя… вон, глядите! – Она вскинула старческую руку, указывая на яркую точку высоко в небе, медленно движущуюся с запада на восток – то ли спутник, то ли сверхвысотный самолет. Трое в обсерватории молча наблюдали, как точка растворяется среди звезд.

– Кому еще лимонада? – нарушил молчание Дейв.

Осенью пятьдесят шестого мать Бедекера умерла от инсульта, и отец перебрался из Чикаго в свою «хибару» в Арканзасе. Землю родители выиграли в викторине «Геральд трибьюн» и пять лет потратили на ее благоустройство, по возможности проводя в Арканзасе все лето и даже рождественские праздники. В пятьдесят втором, когда Бедекер только начал летать на «F-86» в Корее, отец уволился из морской пехоты и устроился на полставки в магазин спортивных товаров «Уилсон», где проработал до самой смерти. Планировалось, что родители переедут на природу в июне пятьдесят седьмого, но вышло так, что отец отправился в одиночку на полгода раньше, в ноябре.

Бедекеру хорошо запомнились две поездки туда: первая – в октябре пятьдесят седьмого, за два месяца до смерти отца от рака легких, и вторая – вместе со Скоттом, жарким летом семьдесят четвертого, когда разразился Уотергейтский скандал.

Скотту едва минуло десять, но он уже начал активно вытягиваться, чтобы в конечном счете на пять сантиметров перерасти отца с его метром восьмьюдесятью. Вдобавок сын отпустил рыжие волосы до плеч. Бедекер прическу не одобрил: во-первых, мальчик выглядел женоподобным, а во-вторых, приобрел нервный тик от того, что постоянно смаргивал длинную челку с глаз. Но давить на ребенка не стал.

Всю дорогу из Хьюстона отец и сын умирали от жары и скуки. Тем летом Джоан впервые начала проявлять признаки неудовольствия, и Бедекер с радостью предвкушал три недели вдали от дома. Джоан решила остаться из-за мероприятий в женских клубах. За месяц до того Бедекер уволился из НАСА, а на новой работе в Сент-Луисе его ждали только в сентябре. Это был его первый отпуск за десять лет.

Скотту на лоне природы не понравилось. Первые дни, когда они вырубали кустарник, чинили рамы, перекрывали крышу и ремонтировали хибару по мелочам, Скотт откровенно скучал и был не в духе. По пути Бедекер купил транзистор и теперь слушал бесконечные комментарии про угрозу импичмента и спешную отставку Никсона. Джоан уже год пристально следила за развитием Уотергейтского скандала. Сначала дико злилась, что информационные блоки прерывают ее любимые сериалы, потом втянулась, даже начала смотреть вечерние повторы по Пи-би-эс, и вскоре больше ни о чем другом не могла говорить. Бедекер тогда готовился распрощаться с летной карьерой, которой посвятил всю жизнь. Отчаянные попытки Никсона удержаться он воспринимал как нечто недостойное, один из признаков разложения общества, давно его удручавших.

Хибара на деле была бревенчатым двухэтажным домом, старомодным в сравнении с кирпичными ранчо и каркасными, обшитыми сайдингом постройками, обступившими берега нового водохранилища. Дом стоял на холме в окружении трех акров леса и лугов. У подножия холма был маленький причал, построенный отцом Бедекера в то лето, когда Эйзенхауэр избирался на второй срок. В свое время родители собирались привести в порядок второй этаж и пристроить веранду, но после смерти матери отец махнул на это рукой.

Бедекер и Скотт выкорчевали полусгнившие останки веранды в тот день, когда Никсон сообщил по радио о своей отставке. Это было вечером в четверг, они сидели перед домом, ели гамбургеры, которые сами приготовили, и слушали последние слова речи, полной вызова и жалости к себе. В заключение Никсон произнес: «Будучи президентом, чувствуешь родственную связь со всеми и каждым гражданином в отдельности, и, прощаясь, я хочу сказать: храни вас Бог отныне и навсегда!»

– Давай уже, сворачивай, брехло паршивое. Скучать не станем, – мгновенно отреагировал Скотт.

– Скотт! – прикрикнул Бедекер. – Вплоть до завтрашнего дня этот человек остается президентом Соединенных Штатов. Не смей так о нем говорить!

Сын открыл было рот, но спасовал перед повелительным тоном, выработанным за двадцать лет военной службы, поэтому отшвырнул тарелку и, красный как рак, выбежал на улицу. Бедекер остался сидеть один, наблюдая в предзакатных сумерках, как белая рубашка сына мелькает на пути к пристани. Он понимал, что инцидент только усугубит и без того мрачное настроение Скотта. Понимал, что тот, пусть и своими словами, выразил их общее мнение о Никсоне. Бедекер огляделся по сторонам и вдруг вспомнил, как впервые очутился здесь, как ехал в Арканзас из Юмы в Аризоне на новеньком «Тандерберде» мимо Чоктау, Лесли, Йельвилля и Сейлсвилля, так напоминающих Новую Англию, что почти ожидал увидеть океан, а не водохранилище, на котором располагался выигранный родителями участок.

Вид отца тогда потряс его до глубины души: в свои шестьдесят четыре Бедекер-старший ухитрялся выглядеть на добрый десяток лет моложе, но за восемь месяцев с их последней встречи в Иллинойсе превратился в старика. Не изменились лишь черные как смоль волосы, но впалые щеки заросли щетиной, а шея стала дряблой и морщинистой. Впервые за двадцать четыре года Бедекер видел отца небритым.

Приехал он вечером пятого октября пятьдесят седьмого, через день после запуска советского спутника. Вечером они с отцом отправились на причал половить рыбу и «посмотреть на спутник», хотя Бедекер и уверял, что невооруженным глазом его не различить – слишком маленький. Ночь была прохладной и безлунной, лес на другой стороне озера темной линией вырисовывался на фоне звездного неба. В сумерках ярко тлела отцовская сигарета, тихонько поскрипывала леска. Где-то плескалась невидимая рыба.

– А вдруг эта штуковина везет атомные бомбы? – выдал вдруг отец.

– Если только совсем крохотные, – парировал Бедекер. – Сам спутник размером с мяч.

– Сумели запустить маленький, запустят и большой, уже с бомбами, – проворчал отец.

– Логично, – согласился Бедекер. – Но если они смогут запустить такую махину на орбиту, нет смысла грузить ее бомбами. Ракетоносители сами будут с боеголовками.

Отец промолчал, и Бедекер пожалел о сказанном. Потом отец закашлялся, вытащил поплавок и со свистом закинул обратно.

– Я читал в «Трибьюн», сейчас проектируют новую ракету. Она должна облететь вокруг Земли и приземлиться как обычный самолет. Кто будет за штурвалом? Ты?

– Мечтай, – вздохнул Бедекер. – Найдутся кандидаты и получше меня – хотя бы Джо Уокер и Айвен Кинчелоу. И потом, ее собирают в Эдвардсе, а моя епархия – Юма и Патаксент. Да, я надеялся быть в первых рядах, но пока даже универ не окончил.

– Мы с твоей матерью надеялись обустроить тут все к зиме. – Огонек сигареты двигался в такт словам отца. – Но иногда наши планы и надежды ничего не стоят. Абсолютно ничего.

Слушая, Бедекер провел рукой по гладким доскам причала.

– Нельзя ждать и надеяться, что вот-вот тебе воздастся за труды, – продолжал отец с горечью. – Ты работаешь, ждешь, снова работаешь, убеждая всех вокруг и себя, что лучшее впереди, а потом в один момент все рушится, и впереди только смерть.

Порыв ветра заставил Бедекера поежиться.

– Вон он! – Отец ткнул пальцем куда-то вверх.

Бедекер глянул на небо. Посреди холодных звезд, ярких точно кончик зажженной сигареты, с запада на восток двигалась крохотная точка – быстрее и выше, чем любой самолет: спутник, неразличимый невооруженным глазом.

Вернувшись от миссис Каллахан, Дейв приготовил чили кон карне. Ужинали в просторной кухне, под аккомпанемент Баха, доносящегося из магнитофона. Заглянул Кинк Уэлтнер, от ужина отказался и сидел, прихлебывая пиво. Потом они с Дейвом заговорили о футболе. Бедекер на время отключился – футбол нагонял на него смертную тоску. Когда вышли провожать Кинка, в небе светила полная луна, озаряя изломанную линию скал и сосновый бор на востоке.

– Идем, хочу тебе кое-что показать, – позвал Дейв.

Маленькая комнатушка на первом этаже была завалена книгами. На импровизированном столе, состоящем из дверной створки и козел, стояла печатная машинка. Сотни исписанных листов лежали под пресс-папье, сделанном из аварийного рубильника корабля «Джемини».

– Давно работаешь? – Бедекер пролистал стопку страниц.

– Года два. Самое смешное, писать могу только здесь, в Лоунроке. Подготовительные материалы вожу туда-сюда.

– В эти выходные тоже будешь писать?

– Нет, хочу, чтобы ты взглянул. Потом выскажешься. Писатель как-никак.

– Брось, – отмахнулся Бедекер. – Какой из меня писатель! Два года убил на дурацкую книгу, но дальше четвертой главы не продвинулся. Писать надо, если тебе и впрямь есть что сказать. Не мой случай.

– Ты писатель, – упрямо повторил Дейв, вручая ему остаток рукописи. – Я хочу услышать твое мнение.

Позже Бедекер улегся в постель и два часа читал без остановки. Книга была не закончена, отдельные главы в набросках, но написанное впечатляло. В заглавии стояло «Забытые фронтиры». Первые главы рассказывали о раннем освоении Антарктики и Луны. Проводились параллели, очевидные и не очень. Например, как желание водрузить флаг и тяга стать первым преобладали над серьезными, научными целями. Ледяные красоты Южного полюса тонко сопоставлялись с описанием лунного пейзажа глазами очевидца. Источниками информации служили дневники, путевые заметки и отчеты. Эти скупые свидетельства, значительно более красочные в случае Антарктики, рождали картину таинственного призрачного запустения, манящего своей неизведанной красотой, за которой скрывались безразличие и враждебность к человеческим слабостям и стремлениям.

Помимо истории исследований, Дейв включил в книгу краткие биографии и психологические портреты десяти полярников и астронавтов. Первых представляли Руаль Амундсен, Ричард Берд, Джон Росс, Эрнест Шеклтон и Эпсли Черри-Гаррард. Из современных первопроходцев автор выбрал четверых малоизвестных астронавтов программы «Аполлон», трое из которых ступали по Луне, четвертый же, как и Том Гэвин, находился на орбите. В их компанию Дейв добавил одного русского, Павла Беляева. Бедекер встретил Беляева на Парижском авиасалоне в шестьдесят восьмом, вместе с Дейвом Малдорфом и Майклом Коллинсом слышал его «Скоро я первым увижу обратную сторону Луны». Теперь Бедекер с удивлением прочел, что Беляев и впрямь должен был первым облететь вокруг Луны на усовершенствованном «Зонде». Однако «Аполлон-8» успел раньше, под Рождество, и Советы быстренько прикрыли свою программу, сделав вид, что никто и не собирался никуда лететь. Спустя год Беляев скончался на операционном столе от перитонита, первым из героев космоса удостоившись сомнительной чести быть похороненным не в Кремлевской стене. Бедекеру вспомнилось отцовское: «…в один момент все рушится, и впереди только смерть».

Биографические главы о четырех американских астронавтах тянули разве что на наброски, но авторский замысел четко прослеживался от начала до конца. Как и в случае полярников, портрет складывался из размышлений героя в последующие годы: о новых перспективах и утраченных старых, о невозможности вновь возвратиться к далекому фронтиру. Весьма заинтересованный, Бедекер мысленно одобрил выбор персонажей, понимая, что именно эти главы станут основой книги, хотя писать их, собирая нужный материал, будет очень непросто…

Поглощенный этими мыслями, он стоял у окна, глядя, как лунный свет дрожит на листьях сирени. Раздался стук, и на пороге появился Дейв.

– Что, так и не ложился? – хмыкнул он. – Не спится?

– Не очень, – признался Бедекер.

– Мне тоже. – Дейв бросил ему бейсболку. – Может, прокатимся?

Двигаясь по шоссе номер пять в направлении Такомы, Бедекер вспоминал звонок Мэгги прошлой ночью.

– Мэгги? – недоверчиво спросил он в трубку, гадая, как она разыскала его у Малдорфов. – Что-то случилось? Ты где?

– В Бостоне. Номер мне дала Джоан. Прими мои соболезнования по поводу друга.

– Джоан? – Бедекер не в силах был представить Мэгги Браун беседующей с его бывшей женой.

– Я звоню насчет Скотта, – продолжала Мэгги. – Давно с ним не общался?

– Давно. Пару месяцев точно. Посылал и письма, и телеграммы на старый адрес в Пуне, но ответа не получил. В ноябре даже звонил сюда, в Орегон, но в этом их центре сказали, что Скотт в списке учеников не значится. Ты случайно не знаешь, где он?

– Думаю, все-таки там, в орегонском ашраме. Наш общий приятель Брюс недавно вернулся из Индии в университет. Говорит, Скотт приехал с ним первого декабря. В Индии он совсем разболелся, недели три пролежал в госпитале – точнее, в лазарете на ферме Учителя.

– Что с ним? Астма? – заволновался Бедекер.

– Да, плюс запущенная дизентерия.

– А Джоан в курсе?

– Нет, они не общались с ноября. Она и дала мне этот номер. Ричард, я не стала бы беспокоить в такой момент, просто по-другому не получилось. Вдобавок, Брюс говорит, что Скотту совсем плохо. В Лос-Анджелесе даже с самолета не мог сойти. Брюс уверен, что он в ашраме.

– Спасибо, Мэгги, – с чувством поблагодарил Бедекер. – Сейчас туда позвоню.

– Ричард, ты сам как? – Голос Мэгги внезапно потеплел.

– Ничего.

– Соболезную насчет Дейва. Мне так нравились истории, которые ты рассказывал про него в Колорадо. Жаль, мы так и не познакомились.

– Жаль, – искренне согласился Бедекер. Мэгги наверняка оценила бы чувство юмора Малдорфа, а он – ее жизнерадостность. – Прости, что я пропал.

– Я получила твою открытку из Айдахо. Куда ты поехал потом, когда нагостился у сестры?

– В Арканзас. Приводил в порядок отцовскую хибару. А как твои дела?