Гибель королей Корнуэлл Бернард

– Он не дождется моей помощи, – пообещал я Хильд.

– Просто верни ее сюда, – попросила она, и мы отправились выполнять ее просьбу.

Наша маленькая армия выдвинулась на запад. Ее костяком были королевские гвардейцы во главе со Стеапой, и к ним присоединились все воины Винтанкестера, имевшие в собственности лошадь. День был ясным, небо очистилось от туч. Мы ехали по землям Южного Уэссекса, где в лесах и на пустошах обитали олени и дикие пони и где на влажной почве хорошо отпечатались следы банды Этельвольда. Эдуард ехал чуть позади авангарда, его сопровождал солдат, несущий королевский штандарт с белым драконом, отец Коэнвульф, заткнувший длинные полы своей рясы под седло, и еще два олдермена, Этельнот и Этельхельм. Этельреду тоже пришлось поехать: он не мог не участвовать в экспедиции, которая отправилась спасать его жену, но он и его сторонники держались поближе к арьергарду, подальше от меня и Эдуарда. Меня не покидала мысль, что нас слишком много и хватило бы полудюжины человек разобраться с таким идиотом, как Этельвольд.

По пути к нам продолжали присоединяться люди. Они покидали домашние очаги, чтобы встать под королевский штандарт, и вскоре мы уже насчитывали три сотни всадников. Стеапа высылал вперед разведчиков, но от них не было никаких вестей, и это означало, что Этельвольд поджидает нас за стенами своего поместья. В какой-то момент я пришпорил коня, съехал с дороги и поднялся на холм, чтобы оглядеть окрестности. Эдуард поспешил за мной, оставив свою охрану позади.

– Мой отец, – сказал он, – говорил мне, что я могу доверять тебе.

– Ты сомневаешься в его словах? – спросил я.

– А вот моя мать говорит, что тебе нельзя доверять.

Я расхохотался. Эльсвит, жена Альфреда, всегда ненавидела меня, и это чувство было взаимным.

– Твоя мать никогда не любила меня.

– А Беокка говорил, что ты хочешь убить моих детей, – с упреком произнес он.

– Это не мое решение, господин, – возразил я, и он удивленно уставился на меня. – Твоему отцу, – продолжал я, – следовало бы перерезать Этельвольду горло еще двадцать лет назад, но он этого не сделал. Твои главные враги, господин, не даны, а близкие тебе люди, жаждущие твоей короны. Твои незаконнорожденные дети станут проблемой для твоих законнорожденных сыновей, но это не моя проблема. Она твоя.

Эдуард покачал головой. Мы с ним впервые после смерти Альфреда оказались вдвоем. Я знал, что он хорошо ко мне относится, но еще знал, что вызываю у него тревогу. Он всегда видел во мне только воина и, в отличие от своей сестры, так и не сблизился со мной в детстве. Некоторое время Эдуард молчал и наблюдал, как внизу наша маленькая армия движется на запад под развевающимися яркими знаменами. В лучах солнца поблескивала вода, не впитавшаяся в землю после дождей.

– Они не незаконнорожденные, – наконец тихо произнес он. – Я женился на Экгвин. Я обвенчался с ней в церкви, перед Господом.

– Твой отец не принял этот брак, – напомнил я.

Эдуард пожал плечами:

– Он разгневался. И мать тоже.

– А как же олдермен Этельхельм, господин? – поинтересовался я. – Вряд ли он обрадуется, когда выяснится, что дети его дочери не будут старшими.

У него на скулах заиграли желваки.

– Его уверили, что я не заключал брак, – признался он.

Значит, Эдуард сдался под натиском родительского гнева и согласился солгать о том, что его дети от Экгвин – бастарды. И то, что он дал слабину и пошел на уступку, очень расстраивало его, это было очевидно.

– Господин, – произнес я, – теперь ты король. Ты можешь воспитывать своих близнецов как законных детей. Ты – король.

– Тем самым я оскорблю Этельхельма, – жалобным тоном проговорил он, – и тогда сколько еще я пробуду королем? – Этельхельм был богатейшим из всех вельмож Уэссекса, пользовался горячей любовью всего королевства, его голос был самым весомым в витане. – Мой отец всегда настаивал на том, что витан имеет право назначать и снимать королей, – продолжал Эдуард, – а моя мать требует, чтобы я выполнял ее волю.

– Ты старший сын, – опять напомнил я, – и ты король.

– Я перестану быть королем, если Этельхельм и Плегмунд откажутся поддерживать меня, – возразил Эдуард.

– Верно, – вынужден был согласиться я.

– Так что с близнецами придется обращаться как с незаконнорожденными, – печально проговорил он, – и считать их бастардами, пока у меня не хватит могущества заявить об обратном. А до этого времени их надо оберегать, вот поэтому они будут находиться на попечении моей сестры.

– На моем попечении, – ровным голосом уточнил я.

– Да, – согласился он и вгляделся в мое лицо. – Если ты обещаешь не убивать их.

Я засмеялся:

– Я не убиваю маленьких детей, господин. Я жду, когда они вырастут.

– Они должны стать взрослыми, – сказал он и нахмурился. – Ты же не осуждаешь меня за грех, правда?

– Я?! Я же язычник, господин! Какое мне дело до греха?

– Тогда заботься о моих детях, – попросил он.

– Хорошо, господин, – пообещал я.

– А теперь расскажи, что мне делать с Этельредом.

Я перевел взгляд на отряд своего кузена, который ехал плотной группой в арьергарде.

– Он хочет быть королем Мерсии, – произнес я, – но знает, что ему понадобится поддержка Уэссекса, поэтому не возьмет трон без твоего разрешения, а ты это разрешение не дашь.

– Не дам, – подтвердил Эдуард. – Но моя мать утверждает, что и мне понадобится его поддержка.

Вот подлая баба! Ей всегда нравился Этельред, а свою дочь она постоянно осуждала. Однако в ее словах была доля правды. Этельред мог выставить на поле битвы как минимум тысячу человек, и, если Уэссексу когда-либо придется на севере противостоять вождям данов, роль такого пополнения будет неоценима. Но, как я сотню раз повторял Альфреду, всегда нужно помнить о том, что Этельред найдет массу предлогов, чтобы оставить свою дружину дома.

– Так о чем тебя просит Этельред?

Вместо прямого ответа Эдуард поглядел вверх, в небо, потом перевел взгляд на запад.

– Он ненавидит тебя.

– И твою сестру, – добавил я.

Молодой человек кивнул.

– Он хочет, чтобы Этельфлэд вернули… – начал он и замолчал, потому что затрубил рог.

– Он хочет, чтобы Этельфлэд либо вернули ему, либо заперли в конвенте, – догадался я.

– Да, – подтвердил Эдуард, – именно этого он и хочет. – Рог протрубил во второй раз, и он обратил свое внимание на дорогу. – Я им зачем-то понадобился. – Эдуард увидел, что отец Коэнвульф машет нам.

Двое воинов Стеапы поскакали к авангарду. Эдуард вонзил шпоры в бока своего коня, и мы направили коней к голове колонны. Выяснилось, что двое разведчиков доставили какого-то священника. При виде короля тот буквально вывалился из седла и поспешил опуститься на колени.

– Господин, господин! – залепетал он, задыхаясь.

– Кто ты? – спросил Эдуард.

– Отец Эдмунд, господин.

Он приехал из Уимбурнана, где служил священником, и поведал, что Этельвольд поднял в городе свое знамя и объявил себя королем Уэссекса.

– Что? – не поверил своим ушам Эдуард.

– Он заставил меня прочитать воззвание, господин, прямо на ступенях Святого Катберта.

– И он называет себя королем?

– Он говорит, что теперь король Уэссекса, господин. Требует, чтобы люди присягали ему.

– Сколько человек было там, когда ты уехал? – уточнил я.

– Не знаю, господин, – ответил отец Эдмунд.

– Ты видел там мою сестру? – спросил Эдуард.

– Госпожу Этельфлэд? Да, господин, она была с ним.

– Сколько у него людей? – допытывался я. – Двадцать человек? Двести?

– Не знаю, господин. Много.

– Он отправил гонцов к другим правителям? – продолжал я расспросы.

– К танам, господин. Он отправил меня. Я должен привести к нему людей.

– А вместо этого ты нашел меня, – одобрительно произнес Эдуард.

– Он собирает армию, – сказал я.

– Фирд, – мрачно уточнил Стеапа.

Этельвольд делает то, что считает мудрым, однако мудрости в его действиях как раз и не хватает. Он унаследовал от отца обширные поместья, и Альфред, проявив величайшую глупость, оставил ему эти земли. Сейчас Этельвольд требует, чтобы его арендаторы взялись за оружие и вступили в армию, которая, как он рассчитывает, пойдет на Винтанкестер. Но это будет не армия, а фирд, обычное ополчение, состоящее из горожан, чернорабочих и плотников, кровельщиков и пахарей. У Эдуарда же – самая настоящая армия из великолепно обученных воинов. Фирд хорош для обороны бурга или для запугивания противника числом, но не для сражения. Для противостояния с вооруженными мечами данами или дикими племенами северян нужен воин. Этельвольду следовало бы остаться в Винтанкестере, прикончить детей Альфреда и только потом поднять свой штандарт. Он же, как истинный глупец, отправился к себе в поместье, и теперь наша армия движется к его дому.

Близился вечер, когда мы подошли к Уимбурнану, солнце спускалось к горизонту, и холмы отбрасывали длинные тени на луга, где паслись овцы и прочий скот Этельвольда. Мы двигались с востока, и никто не помешал нам подойти к маленькому городку, расположенному между двумя реками. Там, где русла рек сближались, стояла каменная церковь. В этой церкви покоился король Этельред, брат Альфреда и отец Этельвольда. За церковью стоял окруженный высоким палисадом дом Этельвольда, и над ним был водружен флаг с изображением бегущего белого оленя со свирепым взглядом и двумя крестами вместо рогов. Само полотнище было темно-красным, и на фоне заходящего солнца казалось, будто это кипящая кровь.

Мы обошли город с севера, переправившись через меньшую из рек, и поднялись по пологому склону, на вершине которого стоял один из древних фортов. Он был вырублен в меловой породе и, как мне рассказал отец Эдмунд, назывался Баддан-Бириг. Местные жители верили, что зимними ночами там танцует дьявол. Три стены форта, сложенные из осколков, поросли травой, в двух воротах паслись овцы. Форт стоял над дорогой, по которой поехал бы Этельвольд, если бы решил отправиться на север, к своим друзьям-данам. Первым порывом Эдуарда было заблокировать дорогу на Винтанкестер, однако я убедил его, что это ничего не даст, так как город защищают стены и гарнизон. Куда большую опасность представляет возможный побег Этельвольда из Уэссекса.

Наша армия, над которой реяли королевские знамена, вытянулась в длинную линию. Уимбурнан лежал в паре миль к югу и востоку от нас, и мы казались несокрушимой силой любому, кто видел нас из города. Наше оружие и кольчуги сверкали в лучах заходящего солнца на фоне белых стен форта. Правда, то же самое солнце слепило нас, и нам трудно было разобрать, что происходит в городке, однако мне все же удалось разглядеть воинов и лошадей у дома Этельвольда, а также горожан, собирающихся на улицах.

– Сколько у него людей? – спросил Эдуард.

Он задавал этот вопрос раз десять с тех пор, как мы повстречались с отцом Эдмундом, и раз десять получал ответ, что мы не знаем и никто не знает – их может быть и сорок, и четыреста.

– Не так уж много, господин, – наконец-то ответил я.

– И что?.. – начал он и вдруг замолчал. Он собирался спросить, что нам делать, но потом вспомнил, что король он и, следовательно, должен сам дать ответ на свой вопрос.

– Чего ты хочешь: чтобы он был жив или мертв? – спросил я.

Он пристально посмотрел на меня. Эдуард знал, что должен принять решение, но не знал, какое именно. Отец Коэнвульф, который когда-то был его учителем, собрался дать Эдуарду совет, но тот отмахнулся от него.

– Я хочу, чтобы он предстал перед судом, – сказал он.

– Помни, о чем я говорил тебе, – предупредил я. – Твой отец избавил бы нас от множества проблем, если бы просто убил Этельвольда. Так почему бы тебе не дать мне возможность прикончить этого ублюдка?

– Или мне, господин, – вызвался Стеапа.

– Он должен предстать перед судом витана, – заупрямился Эдуард. – Я не желаю начинать свое правление с убийства.

– Аминь, хвала Господу, – произнес отец Коэнвульф.

Я перевел взгляд в долину. Если Этельвольд и собрал армию, то ее нигде не видно. Я разглядел только кучку лошадей да толпу людей.

– Просто позволь мне убить его, господин, – попросил я, – и проблема будет решена к закату.

– Позволь мне поговорить с ним, – встрепенулся отец Коэнвульф.

– Вразуми его, – сказал Эдуард священнику.

– Можно ли вразумить загнанную крысу? – осведомился я.

Эдуард проигнорировал мой вопрос.

– Передай ему, что он должен сдаться на нашу милость, – добавил он.

– А если вместо этого он решит убить отца Коэнвульфа? – поинтересовался я.

– Я в руках Божьих, – пробубнил Коэнвульф.

– Уж лучше бы ты был в руках господина Утреда, – буркнул Стеапа.

Солнце – ослепительно красный шар, висевший на небе, – спустилось к горизонту. Эдуард явно был озадачен моим вопросом, но старался держаться уверенно.

– Пойдете втроем, – твердо объявил он, – а переговоры будет вести отец Коэнвульф.

Пока мы ехали вниз по холму, отец Коэнвульф, бледный как полотно, наставлял меня. Я не должен никому угрожать, не должен говорить, пока ко мне не обратятся, не должен прикасаться к своему мечу, а госпожу Этельфлэд, настаивал он, следует препроводить под защиту ее мужа. Отец Коэнвульф был суров – именно таких несгибаемых людей Альфред любил назначать на должности учителя или советника. Он, конечно, был умен – все привилегированные священники Альфреда обладали острым умом и проницательностью, – однако священник отличался излишней поспешностью в осуждении за грех или в определении греха как такового, что означало, что нас с Этельфлэд он не одобряет.

– Ты понял меня? – грозно спросил он, когда мы добрались до дороги, скорее похожей на тропку между нестрижеными живыми изгородями.

По полям бегали трясогузки, а дальше, за городом, в небо поднялась стая скворцов и темным облаком исчезла в вышине.

– Мне запрещается кому-либо угрожать, – весело повторил я, – с кем-либо заговаривать и прикасаться к своему мечу. А не будет проще, если я перестану дышать?

– И мы вернем госпожу Этельфлэд на ее законное место, – твердо напомнил Коэнвульф.

– А какое ее законное место? – поинтересовался я.

– Это решит ее муж.

– Но он хочет упрятать ее в монастырь, – заметил я.

– Если таково его решение, господин Утред, – ответил Коэнвульф, – значит такова ее судьба.

– Думаю, тебе придется усвоить, – мягко произнес я, – что у этой дамы есть свои мозги. Может случиться так, что она не согласится с тем, что хочет мужчина.

– Она подчинится своему мужу, – продолжал настаивать Коэнвульф, и я просто расхохотался, что вызвало у него недовольство. Бедняга Стеапа страшно смутился.

На окраине города мы насчитали с полдюжины вооруженных мужчин, однако они не попытались остановить нас. Здесь не было стен, не было оборонительных укреплений, поэтому мы просто прошли на улицу, где воняло дерьмом и дымом. Все местные казались встревоженными и молча провожали нас взглядами, некоторые даже крестились. Солнце уже село, сгустились сумерки. Когда мы проезжали мимо одной очень уютной на вид таверны, сидевший на террасе за столом мужчина отсалютовал нам полным рогом. Я обратил внимание на то, что оружие есть у очень немногих. Если Этельвольд не может собрать фирд в родном городе, тогда как он надеется поднять все графство против Эдуарда? При нашем приближении ворота храма Святого Катберта со скрипом открылись и в щель выглянула женщина. В следующее мгновение ворота захлопнулись. У дверей церкви тоже стояла охрана, но и там нас никто не остановил, а лишь проводили угрюмыми взглядами.

– Он уже проиграл, – пробормотал я.

– Это точно, – согласился Стеапа.

– Проиграл? – не понял отец Коэнвульф.

– Это его цитадель, – пояснил я, – и никто здесь не хочет сражаться.

Во всяком случае, никто не бросил нам вызов, пока мы не добрались до входа в дом Этельвольда. Ворота были украшены его знаменем, и их охраняло семь копейщиков. Путь преграждала жалкая баррикада из бочек, на которые было уложено два бревна. Один из копейщиков выступил вперед и направил на нас свое копье.

– Дальше нельзя, – объявил он.

– Убери бочки, – велел я, – и открой ворота.

– Назовитесь, – потребовал он.

Это был мужчина средних лет, крепкого телосложения, седобородый и очень ответственный.

– Это Матфей, – сказал я, указывая на отца Коэнвульфа, – я Марк, а он Лука, четвертый же напился, и мы его с собой не взяли. Ты же отлично знаешь, кто мы такие, черт побери, так что открывай ворота.

– Впусти нас, – строго произнес отец Коэнвульф, бросив на меня испепеляющий взгляд.

– С оружием нельзя, – упрямился стражник.

Я посмотрел на Стеапу. Слева у него был пристегнут длинный меч, справа – короткий, за спиной висел топор.

– Стеапа, – обратился я к нему, – скольких ты убил в сражении?

Его озадачил мой вопрос, однако он задумался над ответом. Наконец помотал головой.

– Сбился со счета, – сказал Стеапа.

– Я тоже, – кивнул я и повернулся к стражнику. – Можешь попробовать забрать у нас оружие, – сообщил я ему, – а можешь остаться в живых.

Он выбрал остаться в живых и приказал своим людям убрать бочки и бревна и открыть ворота. Мы въехали на двор. В свете недавно зажженных факелов оседланные лошади отбрасывали дрожащие тени. Я насчитал тридцать воинов, все были в кольчугах и при оружии, однако ни один не встал у нас на пути. Зато было видно, как сильно они нервничают.

– Готовится к бегству, – заключил я.

– Тебе запрещается разговаривать здесь, – раздраженно произнес отец Коэнвульф.

– Умолкни, святоша, – бросил я ему.

Подошли слуги, чтобы забрать наших лошадей, и управляющий, как я и ожидал, потребовал от нас со Стеапой сдать мечи, прежде чем мы войдем в дом.

– Нет, – отказался я.

– Мой меч останется со мной, – угрожающе проговорил Стеапа.

Управляющий заволновался, засуетился, но отец Коэнвульф, а за ним и мы уверенно прошли в просторный зал, освещенный огнем очага и свечами, расставленными на двух столах по обе стороны от трона – по-другому назвать это огромное кресло на подиуме было нельзя. На троне восседал Этельвольд, при нашем появлении он вскочил и в два шага приблизился к краю подиума. Рядом с троном стояло еще одно кресло, поменьше, и в нем сидела Этельфлэд. По обе стороны от нее замерли копейщики. Она мрачно улыбнулась мне и подняла руку, показывая, что ей ничего не угрожает.

В зале было около пятидесяти человек, большей частью вооруженные, несмотря на усилия управляющего. И опять же ни один из них не сделал попытки задержать нас. Наше появление, кажется, стало причиной для внезапного молчания. Эти люди, как и те, во дворе, нервничали. Я знал некоторых из них и догадывался, что мнения разделились. Более молодые, стоявшие у подиума, поддерживали Этельвольда, старшие – все они были его танами – выражали недовольство происходящим. Даже собаки притихли. Одна из них взвыла, когда мы вошли, и тут же убежала в дальний угол и там затихла.

Этельвольд замер на краю помоста. Он сложил на груди руки, желая выглядеть величественно, но мне он показался таким же испуганным, как собаки. А вот светловолосый парень рядом с ним был полон энтузиазма.

– Возьми их в плен, господин, – подбивал он Этельвольда.

Есть люди, которых можно заставить поверить и в самую безнадежную затею, и в самую безумную идею, и в самое нелепое утверждение. Светловолосый был именно из таких. Интересы Этельвольда он воспринимал как свои собственные. Красивый и ясноглазый, он обладал мужественной внешностью, которую подчеркивал квадратный подбородок и широкие плечи. Его длинные волосы были собраны в хвост кожаной лентой. Еще одну ленту он повязал вокруг шеи, словно узенький шарф, и выглядела она на нем неестественно, потому что была сшита из очень дорогого розового шелка, завезенного в Британию торговцами из дальних стран. Кончики розовой ленты свисали на великолепную кольчугу, вероятно сработанную дорогими кузнецами Франкии. Его ремень украшали квадратные золотые накладки, а рукоятку меча – хрустальное навершие. Он был богат, уверен в себе и смотрел на нас со злостью и раздражением.

– Ты кто? – пренебрежительно произнес отец Коэнвульф, обращаясь к парню.

– Меня зовут Сигебрихт, – гордо объявил тот. – А для тебя, церковник, господин Сигебрихт.

Ага, значит, это тот самый гонец, который возил послания Этельвольда данам, тот самый Сигебрихт Кентский, влюбленный в госпожу Экгвин и потерявший ее, поскольку она влюбилась в Эдуарда.

– Не разрешай им говорить, – наставлял он своего покровителя. – Убей их!

Этельвольд растерялся, не зная, что делать.

– Господин Утред, – приветствовал он меня просто потому, что ему больше нечего было сказать.

Ему следовало бы приказать своим людям порубить нас в капусту, а потом возглавить армию и пойти в наступление на Эдуарда, однако ему не хватило на это мужества. К тому же он, вероятно, знал, что за ним последует только горстка сторонников.

– Господин Этельвольд, – суровым тоном начал отец Коэнвульф, – мы прибыли сюда, чтобы вызвать тебя на суд короля Эдуарда.

– Нет такого короля, – вякнул Сигебрихт.

– Тебе будут оказаны все почести, полагающиеся по рангу, – продолжал отец Коэнвульф, игнорируя Сигебрихта и обращаясь только к Этельвольду. – Ты нарушил покой короля, и за это тебе придется ответить перед королем и витаном.

– Здесь король я, – возразил Этельвольд и еще сильнее отвел назад плечи, чтобы добиться царственной осанки. – Я король, – повторил он, – и я буду жить или умру в своем королевстве!

На мгновение мне стало жаль его. Дядя Альфред обманом лишил его трона и отодвинул в сторону, а потом вынудил наблюдать, как он превращает Уэссекс в самое мощное королевство Британии. Этельвольд нашел утешение в эле, медовухе и вине. Пьяным он всегда был приятным в общении, однако его никогда не покидало стремление исправить ту великую несправедливость, что была учинена по отношению к нему в детстве. И вот сейчас он изо всех сил пытается держаться по-королевски, но за ним не желали следовать даже его сторонники, за исключением молодых дураков вроде Сигебрихта.

– Ты не король, господин, – без обиняков заявил отец Коэнвульф.

– Он король! – Сигебрихт метнулся к отцу Коэнвульфу с таким видом, будто собрался сбить священника с ног, и Стеапа сделал шаг вперед.

В жизни я повидал немало людей устрашающего вида, но Стеапа был самым ужасным из них. Высоченный, на целую голову выше других мужчин, с широким, ничего не выражающим лицом, он выглядел свирепым и безжалостным, а на самом деле обладал нежной душой, отличался добротой и способностью глубоко сострадать другим людям. Когда-то его прозвали Стеапа Снотор, что означало «Стеапа-дурачок», только вот я уже давно не слышал, чтобы кто-то так о нем отзывался. Он родился рабом, но поднялся до командира королевских гвардейцев, и, хотя не отличался сообразительностью, его главными чертами были преданность, усердие и основательность. В Уэссексе не было воина, которого боялись бы так, как его, и сейчас, когда он положил руку на рукоять своего огромного меча, Сигебрихт замер как вкопанный, и я увидел страх на его надменной физиономии.

А еще я увидел улыбку Этельфлэд.

Этельвольд понял, что проиграл, но все еще пытался сохранить лицо.

– Отец Коэнвульф, не так ли? – спросил он.

– Да, господин.

– Уверен, твои советы полны мудрости. Возможно, ты дашь мне один?

– Именно для этого я и здесь, – ответил отец Коэнвульф.

– И прочитаешь молитву в моей часовне? – Этельвольд рукой указал на дверь позади него.

– Для меня это было бы честью, – отозвался отец Коэнвульф.

– Ты с нами, моя дорогая, – обратился Этельвольд к Этельфлэд.

Вид у него был смиренный. Он поманил к себе человек шесть, своих ближайших сподвижников, в том числе и Сигебрихта, и все прошли в маленькую дверцу за подиумом. Этельфлэд вопросительно посмотрела на меня, и я кивнул, потому что собирался идти в часовню вместе с ней. Она прошла вслед за Сигебрихтом, но едва мы шагнули вперед, Этельвольд поднял руку.

– Только отец Коэнвульф, – сказал он.

– Куда он, туда и мы, – возразил я.

– Ты хочешь помолиться? – язвительно осведомился у меня отец Коэнвульф.

– Я хочу обеспечить твою безопасность, – ответил я, – хотя одному Богу известно, зачем мне это нужно.

Коэнвульф перевел взгляд на Этельвольда.

– Ты даешь слово, господин, что в твоей часовне я буду в полной безопасности?

– Это ты, отец, гарант моей безопасности, – с удивительным смирением произнес Этельвольд, – и мне нужен твой совет, нужна твоя молитва. Поэтому да, я даю тебе слово, что ты будешь в полной безопасности.

– Тогда жди здесь, – высокомерно бросил мне Коэнвульф. – Ждите оба.

– Ты доверяешь этому ублюдку? – спросил я достаточно громко, чтобы услышал Этельвольд.

– Я доверяю всемогущему Господу, – величественно произнес Коэнвульф, проворно забрался на помост и последовал за Этельвольдом.

Стеапа дотронулся до моей руки.

– Пусть идет, – сказал он, и мы остались ждать.

К нам подошли двое из тех, кто был постарше, и заявили, что это была не их идея. Они пошли за Этельвольдом только потому, что он заверил их: витан Уэссекса поддержал его претензии на трон. Я сказал, что им нечего бояться, поскольку они не поднимали оружие против своего законного короля. Того самого короля, который, как мне было известно, все еще ждал нашего возвращения в старом форте к северу от города, все ждал и ждал, несмотря на то что на землю опустилась ночь и в небе зажглись звезды. Мы тоже ждали.

– Сколько времени занимает молитва? – спросил я.

– Я знаю, что она может длиться и два часа, – угрюмо ответил Стеапа, – а проповедь – и того дольше.

Я повернулся к управляющему, тому, который хотел забрать у нас мечи.

– Где часовня? – спросил я.

На лице человека отразился ужас.

– Нет никакой часовни, господин, – запинаясь, произнес он.

Я выругался и поспешил к двери в задней части зала. Распахнув ее, я увидел альков для сна. Здесь лежали шкуры и шерстяные одеяла, стояло деревянное ведро и высокая незажженная свеча в серебряном подсвечнике. В противоположной стене была еще одна дверь, и она вела на крохотный дворик. Дворик был пуст, а открытую калитку охранял одинокий копейщик.

– В какую сторону они поехали? – заорал я стражнику, который тут же указал на западную часть улицы.

Мы бегом вернулись на главный двор, где нас ждали лошади.

– Езжай к Эдуарду, – сказал я Стеапе, – передай ему, что ублюдок сбежал.

– А ты? – спросил он, взлетая в седло.

– А я на запад.

– Одному опасно, – предупредил Стеапа.

– Поезжай!

Стеапа, конечно, был прав. Ехать одному в ночную темень было действительно неразумно, но я не хотел возвращаться к меловым стенам Баддан-Бирига, зная, что еще как минимум два часа уйдут впустую на обсуждение дальнейших действий. Интересно, что случилось с отцом Коэнвульфом, спрашивал я себя, надеясь, что он жив. Я стремительно несся по слабо освещенной факелом улице и то и дело пришпоривал коня.

Этельвольд потерпел неудачу в своей жалкой попытке стать признанным королем Уэссекса, однако не сдался. Жители собственного графства отказались поддержать его, в распоряжении бунтовщика была лишь маленькая горстка сподвижников, поэтому он решил бежать туда, где можно найти воинов, вооруженных мечами, щитами и копьями. Он наверняка поехал на север, к данам, а пути туда только два: по суше, в обход небольшой армии, что Эдуард привел в Уимбурнан, либо по воде. Если по воде, то тогда он должен был направиться на юг, где его, вероятно, ждал корабль. Правда, я сразу же отбросил эту мысль. Даны не знали, когда умрет Альфред, и ни один корабль данов не рискнул бы болтаться в водах западных саксов, так что маловероятно, чтобы Этельвольда поджидало какое-нибудь судно. Он вынужден выпутываться самостоятельно, поэтому, скорее всего, выбрал сухопутный маршрут.

Я преследовал его, ощупью пробираясь сквозь мрак. В небе светила луна, но дорога оказалась в тени и была едва различима. Иногда мне казалось, что я вижу свежие отпечатки подков, но уверенности в этом у меня не было. Дорога тянулась между живыми изгородями и высокими деревьями и обычно использовалась для перегонки скота. После речной долины она круто поворачивала на север.

По пути мне попалась деревушка, и в хижине кузнеца я заметил свет. Как оказалось, подмастерье поддерживал огонь в горне. Такова была его работа – всю ночь не давать огню гаснуть. Он ужасно испугался, когда увидел меня в боевом облачении: в шлеме, в кольчуге и с освещенными пламенем ножнами.

Я осадил лошадь и заговорил с мальчишкой.

– Когда я был в твоем возрасте, – зазвучал мой голос из-под нащечных пластин, – я тоже следил за горном. Моя работа состояла в том, чтобы затыкать щели и дыры мхом или влажной землей в тех местах, где просачивался дым. Я занимался этим долгими ночами. Я знаю, как тебе одиноко.

Он только кивнул, слишком напуганный, чтобы говорить.

– Но у меня была девочка, которая приходила и наблюдала за горном вместе со мной, – продолжал я, вспомнив Бриду. – А у тебя есть девочка?

– Нет, господин, – ответил он, упал на колени и подобострастно склонил голову.

– Девочки – это лучшая компания в одинокую ночь, – сказал я, – даже несмотря на то, что они слишком много болтают. Взгляни на меня, парень, и ответь мне на один вопрос: здесь проезжали люди? И женщина с ними?

Мальчишка лишь молча таращился на меня. Моя лошадь забеспокоилась: то ли ей не нравился жар от горна, то ли раздражал едкий дым. Я похлопал ее по шее.

– Эти люди велели тебе не рассказывать никому. Они предупредили, что ты должен хранить тайну. Они угрожали тебе?

– Тот человек сказал, что он король, господин, – еле слышно прошептал мальчишка.