Гибель королей Корнуэлл Бернард
– Ни одного, – ответил священник.
– Тогда ему не нужен этот чертов док, ведь так? Так что мой корабль постоит здесь, пока я его не продам, и, если ты, церковник, прикоснешься к нему, если ты только подумаешь о том, чтобы увести его отсюда, я вывезу тебя в море и научу, как быть похожим на Христа.
– Похожим на Христа? – удивился он.
– Он же ходил по воде, верно?
Эта мелкая перепалка очень расстроила меня, потому что напомнила о том, как крепко церковь вцепилась в Уэссекс Альфреда. Кажется, король пожаловал Плегмунду и Верферту, епископу Вигракестера, чуть ли не половину лунденских причальных сборов. Альфред хотел, чтобы церковь была богата, а епископы – могущественны, потому что он опирался на них в распространении и укреплении своих законов. Если я помогу расширить хватку Уэссекса на север, эти епископы, священники, монахи и монашки быстро рассредоточатся по новым территориям и примутся насаждать свои безрадостные правила. Однако деваться мне некуда, я был связан по рукам и ногам из-за Этельфлэд, которая в настоящий момент находилась в Винтанкестере. Об этом мне поведал Веостан.
– Король попросил собрать все семейство, – мрачно сообщил он, – и готовиться к его смерти.
Веостан – лысый флегматичный западный сакс, лишившийся почти половины зубов, – командовал гарнизоном Лундена. По идее, Лунден подчинялся Мерсии, но Альфред позаботился о том, чтобы каждый, кто обладал хоть какой-то властью в городе, становился лояльным Уэссексу. Веостан был хорошим человеком, усердным, но лишенным воображения.
– Мне нужны деньги для ремонта стен, – пожаловался он мне, – а они ничего не дают. Шлют деньги в Рим, чтобы у папы хватало на эль, а за работы на стенах платить не хотят.
– А ты укради, – предложил я.
– Не получится, я же не могу сослаться на данов – за много месяцев мы не видели ни одного, – сказал он.
– Кроме Сигунн, – напомнил я.
– Красивая бабенка. – Он одарил меня беззубой улыбкой.
Веостан приютил ее. Она не получала никаких вестей из Буккингахамма, но я подозревал, что и дом, и амбары, и кладовые превратятся в дымящиеся руины, как только Зигурд вернется из Сестера.
Финан прибыл через два дня, радостный и полный новостей.
– Мы вдоволь подурачили Зигурда, – сообщил он, – и завели его в лапы к валлийцам.
– А Хэстен?
– Бог его знает.
Финан рассказал, как они с Меревалем отступили на юг, в леса, и как Зигурд погнался за ними.
– Господи Иисусе, он просто горел жаждой мести. Он послал за нами с десяток всадников в разных направлениях, а мы держались одной группой. – Он отдал мне мешочек с серебром – имущество погибших.
Взбешенный Зигурд, потеряв всякую осторожность, пытался окружить неуловимую добычу и разослал людей на запад и на юг, но добился лишь того, что раздразнил валлийцев, которые всегда отличались вспыльчивостью. С холмов скатилась банда вооруженных до зубов валлийских дикарей и накинулась на данов. Зигурд сдержал их атаку стеной из щитов, а потом неожиданно отступил на север.
– Вероятно, до него дошла весть о кораблях, – предположил я.
– Вот бедняга, – радостно заявил Финан.
– А я нищ.
Буккингахамм уже, наверное, превратился в пепел, ренту никто не платит. Семьи всех моих людей в Лундене, а «Дочь Тюра» продана за жалкие гроши. Этельфлэд не в состоянии как-то помочь, она в Винтанкестере, рядом с больным отцом. Там же находится и ее муж. Она прислала мне письмо, вполне любезное, но абсолютно неласковое, – наверняка вся ее переписка читается, и Этельфлэд об этом знает. Я рассказывал ей о своем бедственном положении, и в ответном письме она предложила мне наведаться в одно из ее поместий в долине Темеза. Управляющий поместья сражался со мной при Бемфлеоте и обрадовался встрече. В той битве его сильно покалечили, однако он мог ходить на костылях и ездить верхом. Он одолжил мне денег.
Лудда все это время оставался со мной. Я пообещал оплатить его услуги, когда снова разбогатею, однако не держу, и он волен идти куда угодно, но тот захотел остаться. Он учился владеть мечом и щитом, а мне было интересно в его компании. Двое из моих фризов ушли, решив, что у другого господина заработают больше. Я их не удерживал, ибо находился в таком же положении, что и Хэстен, мои люди уже задавались вопросом: а не совершили ли они ошибку, присягнув мне?
А потом, в конце лета, вернулся Ситрик.
Глава пятая
Это было лето охоты и патрулирования. Незанятый работой человек несчастен, поэтому на все имевшееся у меня серебро я купил лошадей и мы отправлялись на север исследовать границы с землями Зигурда. Если Зигурд и знал, что я здесь, то не показывал этого – возможно, опасался, что я выкину еще какой-нибудь трюк вроде того, который привел его воинов к бессмысленной стычке с дикими валлийцами. Однако мы не искали битвы. У меня не было достаточного количества людей, чтобы встретиться лицом к лицу с Зигурдом. Я развертывал свои знамена, только это было всего лишь блефом.
Хэстен все еще сидел в Сестере, хотя сейчас численность гарнизона увеличилась в пять раз по сравнению с тем, какой она была весной. Вновь прибывшие не были дружинниками Хэстена, они присягали Зигурду и его союзнику Кнуту и прибыли лишь для того, чтобы охранять стены крепости по всей протяженности. Они вывесили свои щиты на палисад, а знамена водрузили над южными воротами. Рядом с летящим вороном Зигурда реяло знамя Кнута с изображением топора и расколотого креста. Знамени Хэстена не было, и это говорило мне о том, что он подчинился одному из более высоких вождей.
По прикидкам Мереваля, сейчас в крепости насчитывалось порядка тысячи человек.
– Они все время провоцируют нас, – рассказывал он. – Хотят вызвать нас на битву.
– Но ведь ты не вступишь в бой?
Он покачал головой. У него было всего сто пятьдесят дружинников, и Мереваль отступал каждый раз, когда гарнизон Сестера устраивал вылазку.
– Я не знаю, сколько еще мы продержимся здесь, – честно признался он.
– Ты просил помощи у господина Этельреда?
– Просил, – мрачно ответил он.
– И?..
– Приказал наблюдать за ними, – с отвращением произнес Мереваль.
У Этельреда было достаточно людей, чтобы затеять войну, он мог бы захватить Сестер в любой момент, а вместо этого бездействовал.
Я обозначил свое присутствие тем, что, как и в предыдущий раз, проехал под стенами, высоко подняв свое знамя с головой волка. Хэстен не смог удержаться от искушения. На этот раз он прихватил с собой целую дюжину человек, однако ко мне подъехал один, причем с распростертыми объятиями. Дан все еще улыбался.
– Ловко получилось, дружище, – поприветствовал он меня.
– Ловко?
– Ярл Зигурд был недоволен. Он пришел спасать меня, а ты сжег его флот! Он расстроен.
– А я и не стремился радовать его.
– И он поклялся прикончить тебя.
– Думаю, ты тоже когда-то дал такую же клятву.
– Я исполняю свои клятвы, – сообщил он.
– Ты их нарушаешь с той же легкостью, с какой неуклюжий ребенок бьет яйца, – буркнул я. – Так перед кем ты преклонил колена? Перед Зигурдом?
– Перед Зигурдом, – признал Хэстен, – а в ответ он отправил ко мне своего сына и еще семьсот человек. – Он указал на всадников, сопровождавших его, и я увидел искривленное злобной гримасой лицо Зигурда Зигурдсона.
– А кто командует здесь? – поинтересовался я. – Ты или мальчишка?
– Я, – ответил Хэстен. – Моя задача – научить его уму-разуму.
– Неужели Зигурд рассчитывает, что у тебя получится? – с издевкой спросил я, и у Хэстена хватило благоразумия рассмеяться. Он то и дело посматривал мне за спину, на линию леса, прикидывая, сколько человек я привел к Меревалю в качестве подкрепления.
– Достаточно, чтобы погубить тебя, – ответил я на его невысказанный вопрос.
– Сомневаюсь, – покачал он головой, – иначе ты бы тут не болтал со мной, а давно бы вступил в бой.
Это было правдой.
– Так что Зигурд пообещал тебе в обмен на твою присягу? – уточнил я.
– Мерсию, – последовал ответ.
Настала моя очередь рассмеяться.
– Ты получишь Мерсию? А кто будет править Уэссексом?
– Тот, кого выберут Зигурд и Кнут, – беспечно бросил он и улыбнулся. – Может, ты? Думаю, если ты, господин Утред, немножко полебезишь перед ярлом Зигурдом, он простит тебя. Он предпочел бы, чтобы ты сражался за него, а не против.
– Передай ему, что я бы предпочел убить его, – проворчал я и подобрал повод своего жеребца. – Как твоя жена?
– С Браной все в порядке, – ответил он, удивленный моим вопросом.
– Она все еще христианка? – поинтересовался я.
Брана крестилась, но я подозревал, что вся церемония была циничным фарсом, нацеленным на то, чтобы унять подозрения Альфреда.
– Она верит в христианского бога, – признался Хэстен не без отвращения. – И постоянно оплакивает его.
– Молюсь, чтобы ее вдовство было приятным, – бросил я.
Я повернулся к нему спиной, но тут кто-то завопил, и я, резко повернувшись, увидел, как ко мне галопом скачет Зигурд Зигурдсон.
– Утред! – заорал он.
Я сдержал свою лошадь и спокойно ждал его приближения.
– Сразись со мной, – потребовал мальчишка, спрыгивая с седла и выхватывая меч.
– Зигурд! – предостерегающе окликнул Хэстен.
– Я Зигурд Зигурдсон! – взвыл юноша. Он поедал меня глазами и размахивал мечом.
– Пока нет, – отчетливо произнес Хэстен.
– Послушай, ты, щенок, – обратился я к пареньку, и он, оскорбленный моими словами, бросился на меня. Я парировал его правой ногой, и клинок со звоном ударился о металл стремени.
– Нет! – закричал Хэстен.
Зигурд плюнул в мою сторону:
– Ты старый трус! – Он снова плюнул и заговорил громче: – Пусть люди знают, что Зигурд Зигурдсон обратил Утреда в бегство!
Он горел жаждой мести, был молод и глуп. Зигурд-младший был достаточно взрослым парнем и имел отличный клинок, но его амбиции опережали его возможности. Он хотел прославиться, я помнил, что в его возрасте мечтал о том же, но боги любили меня. А вот любят ли они Зигурда Зигурдсона? Я молча вытащил ногу из стремени и спрыгнул на землю. С улыбкой глядя на мальчишку, неторопливо вытянул Вздох Змея и увидел тень сомнения на его лице.
– Прошу, не надо! – взмолился Хэстен.
Его люди приблизились к нему, мои – ко мне.
Я широко развел в стороны руки, приглашая Зигурда к атаке. Он колебался, но все же ответил на вызов. Мысль, что если он сейчас уклонится от поединка, то навечно прослывет трусом, была для него невыносима. Его меч был быстрым, как жало змеи, и я парировал удар, удивленный такой стремительностью, а потом просто толкнул мальчишку свободной рукой, и тот попятился. Однако снова ринулся в атаку, и я снова парировал его. Я не мешал ему нападать, не наступая в ответ, только защищался, и эта пассивность привела его в дикую ярость. Его учили военному мастерству, но бешенство затуманило сознание, и он позабыл преподанную ему науку. Он остервенело замахивался мечом и наносил удары, которые ничего не стоило отразить. Я слышал, как люди Хэстена наперебой давали ему советы.
– Острием! Коли его!
– Сражайся со мной! – заорал он и снова кинулся на меня.
– Щенок, – бросил я.
Он едва не рыдал от ярости. Парень нацелился мне в голову, клинок со свистом разрезал летний воздух. Я слегка отклонился назад, и перед глазами промелькнуло острие. Тогда я сделал шаг вперед и, наклонившись, свободной рукой схватил его за левую щиколотку и дернул. Мальчишка повалился, как бычок, которому подрезали сухожилия, и я приставил к его шее Вздох Змея.
– Повзрослей, прежде чем сражаться со мной, – посоветовал я. Он дернулся и замер, ощутив, как острие вспарывает кожу. – Сегодня не твой день, Зигурд Зигурдсон. А теперь отдай меч. – Он что-то промяукал. – Отдай меч! – рявкнул я, и он подчинился. – Это подарок отца? – Он не ответил. – Ты не умрешь, но я хочу, чтобы ты запомнил этот день. День, когда ты бросил вызов Утреду Беббанбургскому.
Несколько мгновений я пристально смотрел ему в глаза, затем сделал быстрое движение той рукой, которой держал Вздох Змея, и полоснул лезвием по его правой руке. Он сморщился, когда потекла кровь. Я отступил на шаг, нагнулся и подобрал его меч.
– Скажи его отцу, что я сохранил жизнь щенку, – обратился я к Хэстену.
Я вытер клинок подолом своего плаща, бросил меч мальчишки Осви, своему слуге, затем запрыгнул в седло. Зигурд Зигурдсон прижимал к животу раненую руку.
– Передай наилучшие пожелания отцу, – бросил я и пришпорил лошадь.
Я услышал, как Хэстен громко выдохнул, – настолько велико было его облегчение от того, что мальчишка остался жив.
Почему я сохранил щенку жизнь? Потому что он не стоил того, чтобы его убивать. Я хотел спровоцировать его отца, и смерть мальчишки как нельзя лучше послужила бы моей цели, но у меня не было достаточно людей, чтобы вести войну против Зигурда. Для этого мне требовалась армия западных саксов. Поэтому я вынужден был ждать, пока Уэссекс и Мерсия не объединят свои силы. Вот почему Зигурд Зигурдсон остался жив.
Мы покинули Сестер. У нас не было сил, чтобы захватить старую крепость, а чем дольше мы там оставались, тем больше была вероятность прибытия Зигурда с войском, превосходящим нас по численности. Так что мы уехали, предоставив Меревалю наблюдать за крепостью, и вернулись в поместье Этельфлэд в долине Темеза. Оттуда я отправил к Альфреду гонца с сообщением, что Хэстен принес присягу Зигурду и что сейчас в Сестере находится полный гарнизон. Я знал, что болезнь помешает Альфреду сосредоточить свое внимание на этой новости, но надеялся, что Эдуард или, возможно, витан[5] ею заинтересуется. Ответа я не получил. Осень плавно сменила лето, и молчание Винтанкестера начало беспокоить меня. От путешественников мы узнали, что король очень слаб, почти не встает с кровати и что его семейство постоянно находится при нем. От Этельфлэд не было никаких вестей.
– Мог бы хотя бы поблагодарить тебя за то, что ты помешал планам Эорика, – однажды вечером заявил мне Финан. Он имел в виду, естественно, Альфреда.
– Наверное, он был страшно разочарован, – предположил я.
– Тем, что ты остался жив?
Я улыбнулся:
– Тем, что договор так и не был заключен.
Финан в задумчивости уставился на противоположную стену. Огонь в очаге не горел, потому что вечер был теплым. Мои люди тихо сидели за столами, собаки растянулись на камышовых циновках.
– Нам нужно серебро, – наконец произнес он.
– Знаю.
Как получилось, что я так обнищал? Большую часть своих денег я потратил на этот поход на север, к Эльфаделль и в Снотенгахам. У меня еще оставалось немного серебра, но его было мало для моих планов по возвращению родного Беббанбурга, этой мощной крепости на берегу моря. Чтобы захватить ее, мне понадобятся люди, корабли, оружие, провиант и время. Практически целое состояние. Я же живу в долг и обитаю в убогом домишке на южной границе Мерсии. Я живу на подачки Этельфлэд, и этот скудный ручеек, судя по всему, скоро иссякнет, потому что от нее нет писем. Она наверняка подпала под пагубное влияние родственников и их неугомонных священников, которые так и рвутся научить нас, как правильно себя вести.
– Альфред не заслужил того, чтобы у него был ты, – проворчал Финан.
– У него голова занята совсем другими вещами, – усмехнулся я. – К примеру, смертью.
– Если бы не ты, он бы уже давно был мертв.
– Если бы не мы, – поправил его я.
– А что он сделал для нас? – продолжал Финан. – Господь всемогущий, мы истребляем врагов Альфреда, а он обращается с нами как с собачьим дерьмом.
Я промолчал. В углу зала перебирал струны арфист, музыка звучала тихо и вполне соответствовала моему настроению. Смеркалось, и две служанки поставили на столы свечи с фитилем, сделанным из сердцевины ситника. Я увидел, как Лудда засунул руку под юбку одной из девиц, и снова подивился тому, что он остался со мной. Когда я спросил его зачем, он ответил, что богатство приходит и уходит, а он чувствует, что удача снова повернется ко мне лицом. Я надеялся, что он прав.
– Что случилось с той твоей валлийкой? – спросил я у Лудды. – Как ее звали?
– Тег, господин. Она превратилась в летучую мышь и улетела, – с усмешкой ответил он.
При этих словах многие из моих людей украдкой перекрестились.
– Может, и нам стоит обратиться в летучих мышей, – невесело произнес я.
Финан продолжал хмуриться.
– Если Альфред не нуждается в тебе, – сердито сказал он, – тебе следовало бы примкнуть к его врагам.
– Я дал клятву Этельфлэд.
– А она поклялась в верности своему мужу, – вспылил Финан.
– Я не буду сражаться против нее, – твердо заявил я.
– Я не уйду от тебя, – буркнул Финан, причем я знал, что он совершенно искренен, – но не все из тех, кто сидит здесь, останутся с тобой до весны и выдержат голодную зиму.
– Знаю.
– Давай украдем корабль, – предложил он, – и станем пиратствовать.
– Время года неподходящее, – напомнил я.
– Одному Богу известно, как мы переживем зиму, – проворчал он. – Надо что-то делать. Убить какого-нибудь богатея.
И в этот момент караульные у дверей объявили о прибытии посетителя. Человек был в кольчуге, шлеме и с мечом, вложенным в ножны. Позади него в сумерках маячили силуэты женщины и двоих детей.
– Я требую, чтобы меня впустили! – упорствовал мужчина.
– Господи, – прошептал Финан, узнав голос Ситрика.
Один из караульных хотел забрать у него меч, но Ситрик сердито оттолкнул его.
– Оставьте меч этому ублюдку, – велел я, вставая, – и пусть войдет.
Жена и двое сыновей остались у двери, а Ситрик прошел в зал. Воцарилась гробовая тишина.
Финан вскочил, чтобы преградить ему путь, но я остановил ирландца.
– Это мое дело, – тихо бросил я ему, обошел стол и спрыгнул с подиума на застланный циновками пол.
Ситрик замер, увидев, что я иду к нему. У меня не было меча. Мы обычно не брали оружие в зал, потому что оружие и эль сочетаются плохо. Мои люди ахнули, когда Ситрик вытащил из ножен длинный клинок. Некоторые повскакали с мест, но я взмахом рукивелел им сесть и остановился в двух шагах от него.
– Ну? – резко произнес я.
Ситрик усмехнулся, а я расхохотался. Я обнял его, он ответил на мое объятие и протянул свой меч рукоятью вперед.
– Он твой, господин, – отчетливо произнес он, – как и всегда был.
– Эля! – закричал я слугам. – Эля и еды!
Финан с отвисшей челюстью наблюдал за тем, как я, обхватив Ситрика за плечи, подвел его к столу на подиуме. Люди приветствовали его радостными возгласами. Они любили Ситрика и были озадачены его странным поведением. На самом же деле все было нами подстроено. Даже оскорбления мы отрепетировали. Я рассчитывал, что его наймет Беортсиг, и Беортсиг вцепился в него, как щука в утенка. Я приказал Ситрику служить у Беортсига до тех пор, пока он не выяснит все, что мне требовалось. И вот сегодня он вернулся домой.
– Я не знал, где тебя искать, господин, – объяснил он, – поэтому сначала отправился в Лунден, и Веостан сообщил, что ты поехал сюда.
Беорнот умер, рассказал он. Старик скончался в начале лета, незадолго до того, как люди Зигурда проехали через его земли, чтобы сжечь Буккингахамм.
– Они даже переночевали в его доме, господин, – добавил он.
– Люди Зигурда?
– И сам Зигурд, господин. Беортсиг накормил их.
– Он служит Зигурду?
– Да, господин, – подтвердил Ситрик, и это известие не удивило меня. – Причем не только Беортсиг, господин. С Зигурдом был один сакс, и Зигурд обращался с ним с большим почтением. Такой длинноволосый, зовут Сигебрихт.
– Сигебрихт? – переспросил я. Имя отозвалось в моей памяти, но я никак не мог сообразить, кто это, хотя и помнил, как вдова в Буккестане описывала, что один длинноволосый сакс приходил к Эльфаделль.
– Сигебрихт из Кента, господин, – подсказал Ситрик.
– А! – воскликнул я, наливая Ситрику эля. – Отец Сигебрихта – олдермен Кента, так?
– Да, господин, олдермен Сигельф.
– Значит, Сигебрихт очень расстроен тем, что Эдуарда провозгласили королем Кента? – предположил я.
– Сигебрихт ненавидит Эдуарда, господин, – подтвердил Ситрик. Он от души улыбался, довольный собой. Я запустил его в качестве своего шпиона в окружение Беортсига, и он знал, что отлично выполнил порученное ему задание. – И дело не только в том, что Эдуард – король Кента, господин, тут замешана еще и девушка. Леди Экгвин.
– Он сам тебе все это сообщил? – изумился я.
– Он проболтался одной рабыне, господин. Он спал с ней, а когда он в охоте, у него язык без костей, вот и рассказал ей, а та доложила Алхсвит.
Алхсвит была женой Ситрика. Она с сыновьями уже перебралась в зал и ела. Когда-то она была шлюхой, и я категорически возражал против женитьбы Ситрика на ней. Как теперь выясняется, я ошибался. Она показала себя доброй женой.
– Так кто такая леди Экгвин? – спросил я.
– Дочь епископа Свитвульфа, господин, – ответил Ситрик. Насколько я знал, Свитвульф был епископом Хрофесеастра в Кенте, однако я ни разу не встречался ни с ним, ни с его дочерью. – И она предпочла Сигебрихту Эдуарда.
Значит, дочь епископа – это та самая девушка, на которой хочет жениться Эдуард? Выходит, это ее он должен был бросить, потому что их отношения не одобрял его отец?
– Я слышал, что Эдуарда вынудили расстаться с девушкой, – заметил я.
– Но она убежала с ним, – рассказал Ситрик, – так утверждает Сигебрихт.
– Убежала! – улыбнулся я. – И где же она сейчас?
– Никто не знает.
– А Эдуард обручился с Эльфлэд, – подытожил я.
Наверное, отец с сыном сильно повздорили, подумал я. Эдуарда всегда преподносили как идеального преемника Альфреда, как безгрешного сына, как принца, обученного и воспитанного для того, чтобы стать следующим королем Уэссекса, но улыбка епископской дочки, очевидно, в одно мгновение разрушила то здание, которое было выстроено на основе проповедей отцовских священников.
– Значит, Сигебрихт ненавидит Эдуарда, – пробормотал я.
– Именно так, господин.
– Потому что тот забрал у него епископскую дочку. Но разве этого достаточно, чтобы заставить его присягнуть Зигурду?
– Нет, господин. – Ситрик так и сиял: свою главную новость он приберег на закуску. – Он присягал не Зигурду, а Этельвольду.
Вот почему Ситрик поспешил вернуться: он выяснил, кто такой Сакс, тот самый, про которого Эльфаделль говорила, что он разрушит Уэссекс. Почему же я сам об этом не догадался, спросил я себя. Я все время считал, что Сакс – это Беортсиг, потому что он хотел стать королем Мерсии. Однако Беортсиг по своему политическому весу был человеком незначительным. Сигебрихт же, вероятно, мечтал однажды получить корону Кента, но я сомневался, что у него когда-нибудь хватит влияния, чтобы погубить Уэссекс. И все же ответ был очевиден. Он лежал на поверхности, но я его так и не разглядел, потому что Этельвольд был слабым глупцом. А ведь у таких людей есть свои амбиции, и они становятся хитрыми и решительными.
– Этельвольд! – воскликнул я.
– Сигебрихт присягнул ему, господин, и Сигебрихт является гонцом Этельвольда к Зигурду. Есть и еще кое-что, господин. Священник Беортсига одноглаз, тощ, как жердь, и лыс.
Я все размышлял об Этельвольде, поэтому не сразу вспомнил тот далекий день, когда идиоты пытались убить меня и мне на помощь пришел пастух со своей пращой и отарой.
– Это Беортсиг хотел убить меня, – пробормотал я.
– Или его отец, – предположил Ситрик.
– Потому что так приказал Зигурд, – догадался я, – или, возможно, Этельвольд.
Все в один момент стало совершенно ясно. И я понял, что нужно делать. Хотя я не жаждал этого. Когда-то я поклялся, что моей ноги больше не будет при дворе Альфреда, однако на следующий день я выехал в Винтанкестер.
Чтобы увидеться с королем.
Этельвольд. Как же я сразу не догадался! Я же знал Этельвольда всю свою жизнь и всегда презирал его. Он – племянник Альфреда и чувствует себя обойденным. Альфреду следовало бы давным-давно убить Этельвольда, но чувства – возможно, любовь к сыну своего брата или, что вероятнее, вина, которую так нравится испытывать христианам, – остановили его руку.
Король Этельред, отец Этельвольда, был братом Альфреда. Этельвольд как старший сын Этельреда рассчитывал на корону Уэссекса, однако он был малолетним ребенком, когда его отец умер, и витан возвел на трон его дядю, Альфреда. Последний успешно правил, но и до сих пор некоторые считали его узурпатором. Этельвольд возмущался тем, что его лишили трона, а Альфред, вместо того чтобы убить племянника, как я ему советовал, оправдывал его. Он отдал ему во владение некоторые отцовские поместья, прощал многочисленные предательства и, без сомнения, много молился за него. Молитвы за Этельвольда требовалось возносить денно и нощно: его преследовали неудачи, он был несчастен, много пил. Вероятно, именно поэтому Альфред и терпел его. Вряд ли он видел в этом пьяном глупце опасность для королевства.
И вот сейчас Этельвольд ведет переговоры с Зигурдом. Этельвольд хочет стать королем вместо Эдуарда, а чтобы заполучить трон, ищет союза с Зигурдом. Зигурд же будет только рад ручному саксу, который имеет на трон Уэссекса те же права, что и Эдуард, если не большие. И это означает, что вторжение Зигурда в Уэссекс украсится фальшивым блеском легитимности.
Мы вшестером ехали на юг через Уэссекс. Я взял с собой Осферта, Ситрика, Райпера, Эдрика и Лудду. Финана я оставил на командовании и успокоил обещанием:
– Если в Винтанкестере мы не увидим благодарности, то поедем на север.
– Нам надо что-то делать, – в очередной раз повторил Финан.
– Обещаю, – сказал я. – Мы будем пиратствовать. Мы разбогатеем. Но я должен дать Альфреду последний шанс.
Финана не особенно беспокоило, на чьей стороне мы станем сражаться, – главное, чтобы мы сражались с выгодой для себя, и я отлично понимал его чувства. Если моя цель состояла в том, чтобы в один прекрасный день вернуть себе Беббанбург, то его – возвратиться в Ирландию и отомстить человеку, который разорил его и погубил его семью. Для этого ему требовалось серебро, он нуждался в нем не меньше, чем я. Да, конечно, Финан был христианином, но никогда не допускал, чтобы религия мешала удовольствию, и он с радостью взялся бы за меч, чтобы атаковать Уэссекс, если бы после битвы мог рассчитывать на достаточное количество денег для снаряжения экспедиции в Ирландию. Он воспринимал мое путешествие в Винтанкестер как пустую трату времени. Альфред не любил меня, Этельфлэд, судя по всему, отдалилась от меня, и Финан считал, что мне придется вымаливать одолжения у людей, которые обязаны были с самого начала показать свою благодарность.
Во время этого путешествия порой я начинал думать, что Финан прав. Я много лет сражался за то, чтобы Уэссекс выжил, и приобрел себе немало врагов, многие из которых уже упокоились в земле, а в награду за это не получил ничего, кроме пустого кошеля. И все же я не мог пересилить себя и пойти против присяги. В жизни я нарушал клятвы, я переходил с одной стороны на другую, я срывал с себя оковы верности, и все же я был искренен, когда говорил Осферту, что хочу стать мечом саксов, а не щитом Мерсии. Вот поэтому я и решил в последний раз побывать в сердце сакской Британии и понять, ценят они мой меч или нет. А если нет? У меня есть друзья на севере. Например, Рагнар: он мне ближе, чем друг, я люблю его как брата, и он поможет мне. Если ценой, которую придется заплатить, станет вечная вражда с Уэссексом, что ж, так тому и быть. Финан ошибается: я еду к Альфреду не как проситель, а как мститель.
Когда мы подъезжали к Винтанкестеру, начался дождь. Вода впитывалась в мягкую почву плодородных полей, стекала с крыш домов в деревнях, чье преуспеяние нельзя было не заметить по новым церквям, по толстым тростниковым кровлям, по отсутствию скелетов, свисавших со сгоревших балок. По мере нашего продвижения дома увеличивались в размерах – а все потому, что человеку комфортно жить рядом с властью.
В Уэссексе было две власти, король и церковь, и храмы, как и дома, тоже увеличивались в размерах по мере приближения к столице. Неудивительно, что норманны жаждали владеть этой землей. Кто бы отказался? Тучные стада, полные амбары, красивые девушки.
– Тебе пора жениться, – бросил я Осферту, когда мы проезжали мимо открытых дверей амбара: там, на току, две светловолосые девушки веяли зерно.
– Я об этом уже думал, – мрачно ответил он.
– Только думал?
На его губах появилась слабая улыбка.
– Ты веришь в судьбу, господин, – напомнил он.
– А ты нет? – спросил я. Мы с Осфертом ехали чуть впереди остальных. – И какое отношение имеет судьба к девушке в твоей постели?
– Non ingredietur mamzer hoc est de scorto natus in ecclesiam Domini, – сказал он и устремил на меня серьезный взгляд, – usque ad decimam generationem.
– И отец Беокка, и отец Виллибальд пытались научить меня латыни, – усмехнулся я, – и оба потерпели неудачу.
– Это из Священного Писания, господин, – объяснил он, – из книги Второзакония, и означает, что сын блудницы не может войти в общество Господне и десятое поколение его не может войти в общество Господне.
Я с недоверием уставился на него:
– Тебя же готовили в священники, когда мы встретились!
– И я бросил учебу, – подтвердил он. – Пришлось. Как я могу быть священником, если Господь изгоняет меня из своей паствы.
– Ладно, ты не можешь быть священником, – не сдавался я, – зато ты можешь жениться!
– Usque ad decimam generationem, – произнес он. – Мои дети будут прокляты, и их дети тоже, и так целых десять поколений.
– Значит, судьба каждого бастарда предрешена?