Скандальная графиня Беверли Джо

– Да… да, конечно.

Грусть не оставляла ее – и Джорджия поняла причину. Не отдавая себе в этом отчета, она шла вовсе не в сторону дома Мэри Гиффорд. Сейчас они стояли на углу Биллинг-роуд, как раз напротив дома, в котором она жила когда-то…

– Мы пошли не в ту сторону, – сказала она, обернувшись к Дрессеру.

Он взял ее под руку:

– Воспоминания?

– Не имеет значения.

– Имеет. Что это за улица?

Джорджия помешкала и нехотя ответила:

– Тут мой бывший особняк… то есть наш бывший дом.

– Покажите мне его.

– Нет.

– Прошу вас.

– К чему? – нахмурилась она.

– Вам необходимо изгнать призраков прошлого из вашей жизни. Иначе они навсегда останутся с вами и будут вечно терзать ваше сердце.

– Терзать?..

– Возможно, я чересчур сильно выразился, однако без них вам будет куда лучше.

Шум улицы словно стих. Ей почудилось, что вокруг и вправду появились призраки.

– Не можете же вы вечно избегать этих улиц? – спросил Дрессер.

– Вы правы, возможно.

Неоспоримую правоту его слов приходилось признать. Джорджия отважно выпрямилась и пошла вперед.

Улица Биллинг-роуд была типична для района Мейфэр – по обе ее стороны стояли почти одинаковые высокие дома с полированными черными перилами у парадного входа и ровными рядами застекленных окон. Странно, всех мелких деталей она раньше отчего-то не замечала.

Они приближались к Тому Самому Дому, и сердце ее билось все быстрее.

– Не знаю, как поступил с домом дядя Дикона, новый граф Мейберри, – оставил себе или продал… – Горло ее сдавило, во рту пересохло, но она мужественно договорила: – Люди в основном предпочитают арендовать дома, ведь в Лондоне они проводят всего несколько месяцев в году. Но мы почти безотлучно жили в городе, так что этот дом был арендованный, разумеется, но очень надолго…

Следуя подле, Дрессер предоставил ей выговориться, изредка вставляя словечко и гадая, что больше печалит графиню: потеря дома или супруга. Первое представлялось сомнительным – мелочность, похоже, несвойственна Джорджии Мейберри. Да, она молода. Да, легкомысленна и избалована. Но при этом удивительно сильна и обнаруживала редкостное здравомыслие.

Может быть, потеря дома и мужа для нее неразделимы?

Она умолкла, остановившись напротив дома, ничем не отличающегося от соседних.

– Это он? – спросил Дрессер.

– Да. Как странно, что я не могу войти! – Они пошли вниз по улице. – Не хочу стоять здесь на виду у всех как потерянная.

– Это всего лишь дом – таких на этой улице полным-полно.

– Думаю, в море полным-полно совершенно одинаковых кораблей, – парировала она, – но разве вы не тоскуете по тому, который вынуждены были покинуть?

Дрессер честно подумал и ответил не менее честно:

– Ни в коей мере. По некоторым людям – да, порой скучаю, однако благодарю небо, что избавился от других, которых терпеть не мог.

– Тогда вы не знаете, что это такое – терять дом. И не один…

– Увы, – признался он. – А какие еще дома вы потеряли?

– Замок Мейберри… хотя я не особенно его любила. И «Сан-Суси».

– Это означает «без забот»?

– Это был мой дом… наш дом. В Челси, на самом берегу реки. Сейчас мы с Диконом жили бы там… Мы перебирались туда, когда в Лондоне становилось слишком жарко. А какие там сады… Я знаю, новый лорд Мейберри оставил «Сан-Суси» себе. Сейчас он, наверное, прохлаждается там.

Дрессеру нечем было ее утешить – возможно, тенистый парк подарит ей иллюзию потерянных садов «Сан-Суси»?

– Мы могли бы прогуляться по парку… Ведь это, кажется, нам по дороге?

Джорджия вздрогнула, отвлекаясь от тягостных раздумий.

– Да, вполне…

Дрессера глубоко опечалила история молодой вдовы. В одну ночь Джорджия лишилась не только мужа, но и крыши над головой. Ее просто-напросто выселили, позволив взять с собой лишь самое необходимое. А новый лорд Мейберри завладел всем, что она считала своим: не только домами, но и мебелью, фарфором, картинами, коврами, драгоценностями. Всем, кроме ее платьев и того немногого, что она получила в подарок за время недолгого брака. Неудивительно, что она одержима желанием обрести все это вновь.

– Да, это жестоко, – сказал Дрессер, – но сами посудите: как могло быть иначе?

Джорджия не стала делать вид, будто не поняла.

– Иначе и быть не могло. Я знаю.

Она шла все так же стремительно, но теперь, казалось, от чего-то убегала, спасалась, и Дрессеру захотелось ее обнять и утешить. Джорджия остановилась в конце дорожки, в тени высокого дерева.

– Тут все по-прежнему, – сказала она.

– Вы имеете в виду парк?

– Я имею в виду все: дом, парк, улицу Пэлл-Мэлл… – Джорджия повернулась к Дрессеру: – Вот если бы вы вернулись на флот, там тоже, наверное, увидели бы, что ничего не переменилось…

– Я, несомненно, попал бы на другое судно – если бы мне вообще удалось получить назначение. В мирное время это дьявольски непросто.

Джорджия вскинула голову:

– А как назывался ваш последний корабль?

– «Передряга», – ответил он, и она откликнулась так, как он того и хотел, – улыбнулась.

– Вы шутите?

– Нет, клянусь честью! Величественные имена носят величественные суда. А у нас были еще «Хорек» и «Селедка».

– И вы вовсе не скучаете по своей «Передряге»?

– Ни в малейшей степени.

– А по дому, где прошло ваше детство? По нему вы разве не скучали, когда отправлялись в плавание?

– Не припоминаю такого. Родителей не стало, когда мне было десять, и я уехал жить к дядюшке и тетушке в Дрессер-Мэнор. Прежде я бывал там, и он мне нравился – особенно я любил конюшни. Но я никогда не чувствовал себя там дома. Собственно, Дрессер и не был моим домом.

– Тогда понятно: вам нечего было терять.

– Пожалуй, я скучал только по моему пони.

– А как его звали? – спросила она.

– Конкистадор. Так звал его я, хотя по-настоящему он именовался Гомером, – но для десятилетнего парнишки это было чересчур.

– Я люблю лошадей, но никогда особенно не жаловала верховую езду.

– Возможно, вам понравилось бы ездить по-мужски, – предположил Дрессер.

– Кто знает, – улыбнулась Джорджия.

– Теперь Дрессер – моя собственность, – ему отчего-то очень важно было сейчас это подчеркнуть, – теперь это мой дом, и заниматься им – мой святой долг.

– Вот это я как раз прекрасно понимаю. Надеюсь, это доставляет вам радость.

«Только когда я представляю себе, что ты живешь там», – едва не вырвалось у него.

– Надеюсь, сам по себе Грин-парк не навевает горестных воспоминаний? – вместо этого спросил он.

– Знаете, это даже занятно. – Джорджия воспрянула духом. – Разумеется, он вовсе для меня не потерян. Я могу гулять здесь, как прежде, и наслаждаться, как встарь! Спасибо вам: вы убедили меня, что остается еще множество радостей: парки, театры, магазины, приемы при дворе… Как глупо скорбеть о потерях, когда вскоре весь Лондон вновь будет у моих ног! Нужна сущая безделица – вступить в новый брак.

Как он и предполагал, она стремилась вернуть себе то, что имела. Он уверен был, что, если бы это было в ее силах, она вернула бы себе и дом на Биллинг-роуд, и «Сан-Суси»… Однако это было так же немыслимо, как ему – вернуть безвозвратно потерянную красоту лица.

Когда же она наконец это осознает? Впрочем, еще слишком рано, одернул он себя.

– Я присматриваю себе в мужья герцога, – тем временем щебетала Джорджия. – Как мне хочется сделаться герцогиней! Наверное, мне не следовало бы так откровенничать с вами, но мы ведь друзья, не так ли?

Это ее «друзья» сейчас подразумевало «всего лишь друзья», и именно это хотела она подчеркнуть. Джорджия Мейберри умница, вовремя поняла, что их доверительная беседа разрушила невидимый барьер, и теперь спешно выстраивала его заново.

– Почту за честь быть вашим другом, леди Мейберри. – Дрессер поклонился и прибавил: – Всегда.

И это было правдиво. Дружба в браке – его идеал.

– Как это прекрасно! К тому же вы так похожи на моего брата Перри… ну, на достопочтенного Перегрина Перримана. – Похоже, и это сказано было не без умысла, из друга он тотчас стал почти братом. – С ним я могу говорить о чем угодно, и мало кто на свете так понимает меня. Он всецело разделяет мою любовь к городу, придворным увеселениям, моде и театру…

Стена стремительно укреплялась, кирпичик за кирпичиком… Похоже, этот чертов Перегрин Перриман такой же шалопай, как и его покойный кузен Сейди. И этот, верно, просаживает кучу денежек на модные платья.

Впрочем, к тому же привыкла и Джорджия Мейберри. Ждет не дождется, когда сможет вернуться к прежним привычкам.

И каждое ее слово ложилось, словно увесистый кирпич, в разделяющую их стену.

Джорджия так увлеклась плетением словес, призванных начисто лишить лорда Дрессера ложных надежд, что заблудилась.

– Ах, резиденция ее величества… Впрочем, полагаю, вам это известно.

– Однако внутри мне не приходилось бывать, – сухо сказал Дрессер.

– Но ведь при дворе вы бывали? В Сент-Джеймсском дворце?

– Да.

– Ну разумеется, бывали, прошу простить меня. Понять не могу, отчего я суечусь вокруг вас, словно утка вокруг единственного утенка.

Дрессер искренне рассмеялся:

– Мне нелегко представить себя маленьким и пушистым, однако можете сколько угодно суетиться вокруг меня!

– Опасное предложение, Дрессер. Ведь я могу начать скармливать вам червячков.

– Из вашего клювика, леди Мейберри, я и червячков ел бы с превеликим наслаждением!

Джорджия засмеялась в ответ – однако их отношения, похоже, вновь развиваются в неправильном направлении.

– Я слишком добрый друг вам, – произнесла она со значением, – чтобы подвергнуть подобной пытке.

– А я настолько добрый друг вам, что беззастенчиво позволяю себе вас поддразнивать.

– А как друзья величают вас, милорд?

– Дрессер.

– Но каким именем нарекли вас при крещении? Вы же не Дрессер Дрессер, в самом деле!

– Разумеется, нет.

– Тогда как же вас зовут?

– Ну, для того чтобы мне вам открыться, мы должны стать куда более близкими друзьями.

– Вы ужасный человек! Теперь меня замучает любопытство… Позвольте, я догадаюсь сама. Том? Дик? Или Гарри?

– О, как банально…

– Тогда Мафусаил.

– Полагаете, родители прочили мне легендарное долгожительство?

– Может быть, Лазарь?

– Чтобы я, в случае чего, мог восстать из мертвых?

– Ну… Гог!

Дрессер захохотал:

– Тогда у меня непременно должен быть брат по имени Магог!

– Скажите сейчас же! – потеряла терпение Джорджия.

– И не подумаю.

– Если откроетесь, я разрешу вам звать меня Джорджией!

– Этого слишком мало, чтобы подкупить меня.

– Вы упустили шанс. – Джорджия задрала подбородок и ускорила шаг, помимо воли улыбаясь. В качестве друга он был просто великолепен.

– Так у вас нет братьев? – спросила она.

– И даже сестер.

– Как это, должно быть, странно. И ваши родители спокойно отпустили единственное дитя в море?

– К тому времени они давным-давно отошли в мир иной, однако я всегда мечтал пойти по стопам отца.

– Вы говорили, что оказались на флоте, когда вам было всего двенадцать? Как, должно быть, это ужасно…

– Нисколько. Я всегда находился под присмотром. А начинал я юнгой на корабле, где капитаном был старинный приятель отца. И я сам хотел очутиться на корабле, никто меня не неволил. Достаточно ли это честный ответ, чтобы мне воспользоваться вашим любезным позволением звать вас по имени?

– Ничуть не бывало!

– Отчего же?

«Потому что в этом будет нечто интимное, а вовсе не дружеское!» – подумала она и ответила:

– Потому что мне это не подобает. А мне надлежит во всем быть безупречной.

– Бедняжка Джорджия… – Она изумленно воззрилась на Дрессера, которого это, впрочем, ничуть не обескуражило. – Вы же говорили, что я вам как брат.

– Ну, если вы это имеете в виду, тогда что ж, пускай. – И прибавила: – Но только когда мы будем одни.

– Стало быть, вы намерены оставаться со мною вдвоем. Что ж, жду не дождусь.

Вот ведь незадача… Джорджия уже подыскивала уничижительный ответ, однако раздался бой курантов.

– Боже праведный! Как, уже два? У меня остался всего-навсего час!

– Тогда нам следует поспешить.

С этими словами Дрессер схватил ее за руку и потащил вперед. Джорджия взвизгнула, но тотчас подхватила пышные юбки и понеслась бегом, хохоча, как ребенок, – она и впрямь словно вернулась в детство. Но вовремя опомнившись, закричала:

– Стойте! Остановитесь сейчас же!

Дрессер покорился.

– Что-то не так?

– В парке не принято бегать. – Джорджия нахмурилась, оправляя юбки.

– Даже если времени в обрез? О-о-о, я, кажется, понимаю: на нас смотрят неодобрительно, – но ведь лицо ваше скрыто под вуалью.

– Какое счастье! – Джорджия узнала в одной из прогуливающихся леди Беллу Трашем и показала ей язык, надеясь, что вуаль скроет эту шалость. – Пойдемте. Нам нельзя терять ни минуты. Мне непременно надо поглядеть на кукол.

– На кукол? – не понял Дрессер. – Вы, безусловно, очень молоды, однако…

– На кукол в модных нарядах! – на ходу пояснила Джорджия. – Неужели вы о таких не слышали?

– Представьте себе, ни сном ни духом. – Дрессер бросил мелкую монетку пареньку, подметавшему дорожку. – Не просветите ли меня?

– Модистка не может демонстрировать свои творения покупательницам в полный размер – это было бы безумно дорого, – поэтому одевает кукол и выставляет на обозрение. Конечно, существуют картинки, однако на куклах куда лучше виден стиль будущего наряда. Их даже посылают по почте, чтобы леди, живущие далеко от города, могли быть в курсе последних модных веяний.

– И вы играли в таких кукол в Эрне?

– Прекратите насмешничать, сэр! Мне они вовсе ни к чему. Такие игрушки неминуемо ввергли бы меня в пучину отчаяния в пору траура. Но теперь мне нужно наверстывать упущенное. Ну вот мы и пришли…

Они остановились напротив двухэтажного дома с двумя большими витринами – в одной было вывешено платье и лежало несколько рулонов ткани.

– Я у модистки, – вздохнул Дрессер. – Мои флотские друзья в жизни бы не поверили…

– Новые впечатления расширяют наши горизонты. Если пообещаете примерно вести себя, я попрошу Мэри послать за элем – ведь вам придется меня дожидаться.

Дрессер взял ее за руку и поднес к губам затянутые в перчатку пальцы.

– Спасибо, Джорджия. Тогда обещаю быть очень, очень примерным.

Этот невинный жест, казалось, не должен был вызвать трепета в ее груди. Но как бы не так!..