Скандальная графиня Беверли Джо
– Должна признаться: менее подходящей кандидатуры на роль супруги епископа, чем ты, дорогая, я и вообразить не могу, – хихикнула Лиззи.
– Ну вот видишь? А теперь мне нужно вернуться и подарить Селлерби причитающийся ему танец.
– Я думала, ты станешь теперь его избегать.
– Но ведь это я допустила бестактность! Отказала ему под предлогом нездоровья… а на самом деле ужасно распереживалась, что Дрессер опаздывает. А когда вернулась в зал с Дрессером, то танцевала с ним как ни в чем не бывало.
– О, это плохо!
– Стало быть, как ни крути, я должна теперь танец Селлерби. Как все, однако, запутывается! Скажи мне начистоту, Лиззи: как меня оценили гости?
– Они смотрят на тебя с величайшим интересом. Понимаю, это нелегко для тебя, но они как будто знакомятся с тобой заново.
– И что ж с того? – Джорджия подозревала, что подруга чего-то недоговаривает.
Лиззи поморщилась:
– Некоторые считают, что ты до сих пор должна глубоко скорбеть.
– Год спустя? Сколько же, по их мнению, должен продлиться мой траур?
– Понимаю, это звучит не очень-то убедительно, но подумай: никто из них не видел тебя в трауре. Леди Мей просто исчезла, а спустя год появилась вновь, такая же блистательная, как и прежде.
– Боже, это мне и в голову не приходило! Я просто делала все, что сочли нужным мои родители.
– И наверное, это было правильно. Просто людям нужно время, чтобы привыкнуть. А когда они увидят тебя, полную достоинства, спокойную…
– Иными словами, скучную! Мне это кажется в высшей степени несправедливым. Дикон не хотел бы видеть меня такой.
– Справедливость на хлеб не намажешь.
– И ты считаешь это правильным?
– В любом случае, дорогая, будь начеку.
Лиззи говорила совершенно серьезно, и это было еще хуже. Джорджия уже мысленно оплакивала право оставаться собой. Похоже, и это право она утратила – и лишь потому, что не родила сына!
Она понимала, что сейчас не лучшее время для подобного разговора, однако ей нужно было выговориться. Джорджия знала, что на рассвете Лиззи уедет домой. Присев у зеркала, якобы для того чтобы поправить прическу, она сказала:
– Я хочу вновь выйти замуж, Лиззи, но беспокоюсь… насчет детей. Что, если дело во мне? Любой мужчина желает иметь наследника, а второго разочарования я не перенесу.
– Причиной твоей бездетности вполне мог быть и Дикон. Вспомни леди Эймершем. Десять лет она была миссис Фарадей и ни разу не понесла, но вот вышла за Эймершема – и через год родила.
– Через семь месяцев, – уточнила Джорджия и вдруг воскликнула:
– О боже мой! Как думаешь, они заранее это спланировали?
– Что спланировали? Ты хочешь сказать, они ждали, пока она не… Джорджи!!!
– Не кричи на меня! А знаешь, это имеет смысл. Эймершем хотел наследника и, как бы безумно ни любил, не отважился бы взять в супруги бесплодную женщину.
– Нет, – твердо сказала Лиззи.
– Именно так, и вот они…
– Я имею в виду, что ты не должна так поступать. Тебе даже думать нельзя о том, чтобы лечь в постель с мужчиной до свадьбы!
Джорджия прежде о подобном и подумать не могла, однако теперь…
– Если я не забеременею, то ничего не потеряю.
– Как – ничего? А честь? А добродетель? Ты не должна…
– Перестань указывать, что я должна или не должна делать! В любом случае это скорее мой будущий муж будет испытывать меня, а вовсе не я его. Только подумай, Лиззи! Это куда лучше, чем, выйдя замуж, каждый месяц с нетерпением ждать… и каждый месяц испытывать горькое разочарование. И так месяц за месяцем…
Лиззи порывисто обняла подругу:
– Я знала, что тебя это беспокоит, милая, но и вообразить не могла насколько! Но ты не можешь, не можешь! Ну подумай сама! Если ты не зачнешь с одним мужчиной, то со сколькими тебе нужно будет согрешить и сколько времени должно пройти, пока ты сама себе не признаешься, что бесплодна?
«Какое безобразное слово: «бесплодна», – подумала Джорджия. Высвободившись из объятий подруги, она принялась тщательно расправлять юбки.
– Не знаю… но когда этот день настанет, я выйду за вдовца, уже имеющего наследника. Лорд Эвердон вполне подойдет. Он богат, и у нас во многом схожи вкусы, к тому же он еще вовсе не стар. Кажется, ему нет даже тридцати.
– Когда настанет этот день, он может не захотеть взять тебя в жены… и не только он, а вообще никто. Потому что все твои связи с мужчинами так или иначе станут достоянием гласности. Ты сделаешься чересчур скандальной особой, которую никто не возьмет замуж.
– Что ж, останусь на всю жизнь скандальной леди Мей, свободной, словно птичка божья! Хотя… – Джорджия придирчиво оглядела себя в зеркало. – А павлины вообще-то бывают свободными?
– Знаю лишь, что они глупы как пробки – в отличие от тебя, моя милая.
Лиззи была так неподдельно опечалена, что Джорджия ободряюще улыбнулась подруге:
– Нынче меня просто одолевают безумные идеи. Не терзайся, Лиззи. Я же не всерьез, не пугайся! Пойдем, нам пора спуститься к гостям. Если меня не будет чересчур долго, кое-кто может истолковать ситуацию неверно… не говоря уже о бедняжке Селлерби.
Они тихонько прокрались по лестнице и сделали вид, будто вышли из дамской комнаты. Джорджия оглядела зал, отыскивая взглядом Дрессера, но того не было видно. Она тотчас одернула себя: Бэбз вполне заслуживала доверия. В любом случае она должна танец бедному Селлерби.
А этот куда запропастился?
Стукс пригласил Лиззи на танец, и Джорджия неожиданно осталась в полном одиночестве – никто из джентльменов даже не пытался ее пригласить. Ни разу прежде такого с ней не случалось. Даже Селлерби не спешил к ней. Она увидела его – он стоял в противоположном конце зала и холодно взирал на нее. Впрочем, не один он…
С горящими щеками Джорджия устремилась к выходу, силясь выглядеть беззаботной. Но на нее явно смотрели по-новому, и взгляды эти были на удивление неприятны. Что происходит? Когда она попыталась раскланяться с леди Лангделл, дама, неуклюже заметавшись, быстро отвернулась.
– Неужели, Джорджия, мне выпало счастье застать вас свободной?
Джорджия с благодарностью взглянула на лорда Херринга:
– Да, вам повезло.
– Мир спятил, на мое счастье.
И, взяв Джорджию за руку, он увлек ее в круг танцующих. Она продолжала улыбаться непослушными губами, тщетно силясь понять, что могло случиться. Гости резко охладели к ней – по крайней мере большинство. Встретившись глазами с юным Ричмондом, Джорджия увидела, как тот занервничал.
Но почему? Неужели все оттого, что они с Лиззи надолго оставили гостей? Неужели гости решили, будто она уединилась с мужчиной?
Больше всего на свете она желала сейчас припереть кого-нибудь к стенке и вытрясти из него правду. А вместо этого пришлось улыбаться и танцевать как ни в чем не бывало. Но когда танец кончится, она потребует у кого-нибудь объяснений.
Но, возможно, ей все это лишь почудилось, потому что Селлерби направлялся прямо к ней. Джорджия с улыбкой протянула ему руку:
– Этот танец я должна была танцевать с вами, Селлерби, однако не смогла вас найти. Следующий будет ваш.
– Ваш долг сильно вырос, Джорджия. Я требую подарить мне танец перед ужином.
Выбор партнера для этого танца всегда почитался многозначительным, и Джорджия вспомнила предостережения Лиззи.
– Искренне сожалею, Селлерби, но этот танец уже обещан другому.
Улыбка исчезла с лица Селлерби:
– Вам следовало приберечь его для меня.
Он говорил намеренно громко – так, чтобы все слышали, черт бы его побрал!
Ей не пришлось даже изображать изумление.
– Но с чего вдруг?
– Вы знаете причину. Моя дорогая Джорджи, ведь мы…
– Мы – что, милорд?
– Разумеется, пока это лишь наше частное дело, однако…
– Ваши частные дела не имеют ко мне ровным счетом никакого отношения, сэр! – Ошибкой было говорить настолько резко, надобно подсластить пилюлю: – Пойдемте же, танец вот-вот начнется.
Селлерби холодно поклонился:
– Сожалею, но этот танец я обещал другой.
Он бросил ей в лицо ее же собственные слова!
Джорджия мило улыбнулась и присела в реверансе:
– Увы, сэр. Возможно, позже.
Ей удалось отойти от него, сохранив видимость спокойствия, но внутри у нее все кипело. Он устроил сцену на пустом месте – вероятно, именно его ложь и стала причиной косых взглядов. И в глазах света она теперь, возможно, не только гнусная прелюбодейка, но и бессердечная кокетка.
К Джорджии подошла Уинни и прошептала:
– Ну почему вокруг тебя вечные скандалы?
Джорджия с треском раскрыла веер:
– Тут всецело вина лорда Селлерби.
– Но если ты играешь с мужчиной, словно кошка с мышкой…
– Никаких мышек! Никаких кошек! И никаких игр с Селлерби!
– Всем известно, что он был во главе твоей так называемой свиты и что вы переписывались, когда ты жила в Эрне, соблюдая траур.
– Откуда ты об этом знаешь?
– Меллисент мне сказала.
О, ее восхитительная сводная сестрица, которая, словно зоркий сокол, следит за любой промашкой ближнего!
– Сознаюсь, тут я дала слабину – из благодарности за то, что он сопровождал меня к матери Дикона для решения юридических вопросов. – Этот разговор был ей настолько неприятен, что она ухватилась за Портерхауса, словно утопающий за соломинку: – О, благодарю вас!
Портерхаус непонимающе моргнул: ведь он просто проходил мимо, – однако был слишком хорошо воспитан, чтобы отвергнуть даму, и они пошли танцевать. Он был настолько мил и добродушен, что она могла бы даже выйти за него, имей он достойный титул и состояние. Однако сейчас ей казалось, что даже он не рискнул бы взять ее в жены.
Неужели холодность окружающих с самого начала ей не померещилась? Теперь она уже ничего не понимала. Правда, в доме ее сестры, в присутствии влиятельных родителей никто бы не решился продемонстрировать открытую враждебность.
Ведя Джорджию в танце, Портерхаус вполголоса произнес:
– Думаю, мне следует предостеречь вас, леди Мейберри.
– Предостеречь меня?
Портерхаус увел ее в тихий уголок зала:
– Люди говорят…
– Увы, к этому я уже привыкла, друг мой.
– На сей раз сюжет истории новый. Это касается письма Ванса. Того самого, которое якобы видела покойная вдовствующая графиня Мейберри.
Джорджия из последних сил улыбнулась, обмахиваясь веером, однако знала, что глаза ее не улыбаются.
– Это старая новость и старая чушь.
– Джорджи, кто-то из гостей утверждает, что своими глазами видел его… или знает кого-то, кто его видел. В общем, дело темное…
– Как и все гадкие слухи. Но здесь, сегодня? – Джорджия, не удержавшись, оглядела зал: – И кто же именно?
– Не знаю. Наверное, все это ложь.
– Это, несомненно, ложь. Такого письма не может быть!
– Однако многие верят. Сожалею, что пришлось вас расстроить, моя дорогая, но я решил, что вам лучше это знать.
Джорджия улыбнулась ему так тепло, как только смогла:
– Благодарю вас. Между мной и Чарнли Вансом никогда ничего не было.
– Я в этом совершенно уверен! – воскликнул Портерхаус, но Джорджии показалось, что и этот милый человек до конца в этом не уверен. – Увы, мне пора разыскать свою партнершу для последнего танца перед ужином. Проводить вас к вашей матери?
Единственное прибежище для дамы, оставшейся без кавалера и отверженной светом, – это мать.
– Благодарю, не стоит. У меня есть партнер.
Портерхаус, откланявшись, удалился, оставив Джорджию один на один с новой напастью. Если люди верили диким слухам, это означало лишь, что они готовы были в них поверить. Даже спустя год бомонд все еще почитал ее падшей, безнравственной. Ей необходимо возвратиться в Лондон, собрать по кусочкам свою жизнь, но впервые она вдруг усомнилась, что город примет ее.
И даже партнера для этого танца у нее нет.
Она решила было оказать честь Бофору, но увидела, что тот собрался танцевать с Люси Помрой. Ричмонд, казалось, был совершенно очарован хорошенькой мисс Хорстед. И лишь Селлерби смотрел на нее со странной ухмылкой – по-иному нельзя было назвать выражение его лица. Неужели он собирается предоставить ей «последний шанс»?
Да она лучше наестся толченого стекла!
Глава 14
– Кажется, это наш танец, леди Мейберри?
Джорджия обернулась с чувством неимоверного облегчения, однако в ее голосе явственно слышался упрек:
– Ах, вот и вы, лорд Дрессер! А я уж было подумала, что вы меня навеки покинули.
– Я никогда не покину вас, леди Мейберри, поверьте.
Джорджия свято помнила, что не должна разбивать его сердце, однако в тот момент у нее не осталось сил ни на что, и она просто оперлась на его надежную руку.
Дрессер повел ее к танцующим, но Джорджия не спешила: она увидела, что Селлерби пригласил на танец мисс Кранскорт. Леди средних лет залилась очаровательным румянцем от счастья, и Джорджия поджидала, пока новоявленная пара займет место в веренице танцующих. В квадратном зале танцоры выстроились в две линии – Селлерби с партнершей занял место в правой, а Джорджия и Дрессер – в левой.
– Так вы пренебрегли лордом Селлерби? – шепотом спросил Дрессер.
– Притом навечно.
– А я полагал, что он ваш фаворит. Я даже слышал, будто вы помолвлены.
– Он солгал! – прошипела Джорджия.
– Итак, на рассвете дуэль на шпагах? – улыбнулся Дрессер, но тотчас осекся: – Прошу простить меня. Это была очень неудачная шутка.
– Поверьте мне, Дрессер, я бы жестоко наказала Селлерби, если бы могла!
– Значит, на рассвете будет дуэль на павлиньих перьях. И я поставлю на вас все свое скудное состояние.
Дрессер продолжал шутить, и у Джорджии немного отлегло от сердца.
– Это так же глупо, как выпороть кого-нибудь при помощи ресниц.
– Что-о?
Но тут им пришлось разлучиться и встать напротив друг друга на расстоянии, исключающем беседу.
Неподалеку от Дрессера она увидела Бофора, а чуть подальше – Эвердона. Еще некоторое время назад их соседство воодушевило бы, но теперь она уже ясно видела, как старательно они отводят от нее взгляды.
Зазвучала музыка, и она всецело сосредоточилась на Дрессере. Он танцевал великолепно и одет был более чем достойно, в чем имелась и малая толика ее участия, и, что самое главное, с ним Джорджия чувствовала себя в полнейшей безопасности.
Направление собственных мыслей шокировало ее: «Нет, Джорджия. Ты никогда не могла бы быть с ним счастлива, а что еще важнее, никогда не сделала бы его счастливым. Очень скоро его начало бы бесить твое легкомыслие и жажда великосветских развлечений. А ты бы восстала против любой попытки ограничить твою свободу и к тому же никогда бы не смогла сделаться примерной деревенской женой!»
Он заслуживал большего. И она, видит Бог, заслуживала большего, нежели эти брезгливые взгляды и шепоток за спиной.
Когда танец закончился, она по-прежнему улыбалась, но внутри у нее все кипело. Разумеется, Дрессер это заметил.
– Губки улыбаются, а зубки скрежещут, а, Джорджия?
Гости устремились к накрытым для ужина столам, но Джорджия знала: она не смогла бы проглотить ни крошки. Неужели Дрессер уже наслышан о фальшивом письме? И от кого именно?
– Давайте не будем торопиться за стол, – сказала она. – Выйдем лучше ненадолго на террасу.
– Но ведь лучшие куски тотчас расхватают.
– Я это переживу. А вы?
– Что ж, пиршества бывают разные, – ответил Дрессер.
Тон его вновь заставил Джорджию вспомнить о ее благих намерениях. Она честно предупредила его, она была с ним даже более откровенна, чем с Селлерби, но сейчас все могло пойти насмарку.
– Я передумала, – сказала она. – Сейчас подадут жареного лобстера.
Дрессер взял ее за запястье:
– Расскажите мне о новых слухах.
Ладонь его была горячей – он держал ее за руку возле самого траурного браслета. Джорджии вдруг показалось, что Дрессер и Дикон заключили некий мистический союз в ее защиту.
– Возможно, добрый друг мог бы вам помочь.
Он намеренно употребил это слово, желая дать ей понять, что ни о чем не забыл. И не забылся.
Наверное, ту же цель он преследовал, рассказывая о знакомствах с женщинами разных стран. Такого рода похвальба была ему вовсе не свойственна. Наверное, он хотел, чтобы Джорджия поняла: она вовсе не единственная и неповторимая в его жизни, и его чувства не должны ее тяготить…
– Да вы ловко плаваете в мутной водичке! – улыбнулась Джорджия.
– Надеюсь, что так. – Он отпустил ее руку. – Расскажите, что вас так опечалило?
Они отошли подальше вдоль балюстрады, чтобы их разговор не достиг чужих ушей.
– Приходилось ли вам слышать о письме, предположительно полученном моей покойной свекровью, вдовствующей графиней Мейберри?
– Нет. И о вдовствующей графине я ровным счетом ничего не знаю.
– Наверное, в прошлом декабре вы еще были в плавании.
– Нет, уже на берегу, но тогда меня совершенно не волновала светская жизнь.
– Я говорю о покойной вдовствующей графине Мейберри, матери моего супруга. Она одобрила меня в качестве его невесты, но втайне рассчитывала на то, что мы с Диконом будем жить в замке Мейберри, под ее неусыпным надзором. Однако мы тотчас же с ней рассорились – ведь меня воспитали так, что именно я, будучи в браке, должна вести хозяйство и дом.
– И вы имели на это полное право, – сказал Дрессер и, помолчав, прибавил: – Примите мои извинения.
– За что?
– За то, что искренне считал вас всего-навсего павлином. Мне и в голову не приходило, что вы способны на нечто большее, нежели распускать хвост. Разумеется, вы вели хозяйство и наверняка управлялись с этим прекрасно.
– Надеюсь, мне это удавалось. Мы со свекровью заключили некое подобие хрупкого мира, но только лишь Дикон достиг совершеннолетия, он затеял переезд в Лондон. Я не слишком-то была в восторге от таких перспектив, однако в глазах его матери виновница переезда не кто иной, как я! Ведь она хотела и после совершеннолетия управлять своим сыном.
– Разумеется.
– Вы, верно, удивлены, отчего это я хожу вокруг да около, но иначе вы ничего не поймете. Покуда Дикон был жив, его мать недолюбливала меня и негодовала, но после его смерти я в ее глазах превратилась просто в исчадие ада! – Увидев, что Дрессер хочет что-то сказать, она жестом остановила его: – Да, я понимаю. Погибло единственное ее дитя, и ей просто необходимо было найти виноватого. А раз поползли гнусные слухи, то я стала самой подходящей мишенью.
Дрессер взял ее за руку, и у Джорджии не хватило сил воспротивиться.
– Когда в права наследства вступил новый лорд Мейберри, свекрови пришлось покинуть замок. Еще одна рана – несравнимая с потерей сына, – но все же рана. Она поселилась в Четемхеме и употребила все оставшиеся силы на то, чтобы уведомить весь мир о моем распутстве и вероломстве. Она даже писала мне гневные письма, но я не поддержала переписку. Нет, я не отсылала письма назад – это причинило бы ей лишнюю боль, – просто не отвечала, и все.
– Вы потрясающая женщина, Джорджия Мейберри.
– Скорее потрясающе невезучая. Не знаю, приложила ли свекровь к этому руку, однако истории обо мне расцвели бесстыдными подробностями – якобы я не только увлекла бедного ее сына на путь порока, но и сделала Ванса своим любовником, а потом подговорила его избавиться от моего мужа. – Ей пришлось умолкнуть, чтобы собраться с силами. – Я всерьез подозреваю, что под конец жизни она повредилась умом, – продолжила она, – потому что каждому приезжавшему с визитом она считала своим долгом поведать, что видела письмо Ванса. Якобы он писал, что я соблазнила его, подговорила убить мужа, пообещав, что, когда стану свободной, убегу с ним, прихватив фамильные драгоценности семьи Мейберри. Да, это было бы смешно, если бы столь многие в эту чушь свято не уверовали. Все это происходило в декабре. Я надеялась, что со смертью свекрови утихнут и слухи, но сегодня вечером они возродились с новой силой.
– Откуда вы это взяли?
– Мне сказали, что некто из присутствующих располагает этим письмом и угрожает публично его предъявить. Это вполне объясняет все возрастающую холодность гостей ко мне. Но кому могло понадобиться распространять столь вопиющую ложь? Кто и за что может так ненавидеть меня? – Когда Дрессер ободряюще сжал ее руку, Джорджия поняла, что неосознанно прильнула к нему, надеясь найти защиту. – Как это несправедливо, как подло, как ничтожно!
– К тому же это наглая клевета. Вы уверены, Джорджия, что вам все это не померещилось?
– Портерхаус, благослови его Бог, напрямик сказал мне об этом.
– Достойное поведение.
– Но все равно я не понимаю: за что? И зачем? Чего неведомый клеветник надеется таким образом достичь?
– Свергнуть леди Мей с пьедестала. Чистейшей воды зависть, как мне кажется. И вернее всего это женщина. И в наших силах ее обнаружить.
– Признаюсь, я думала о том же самом. Ведь здесь не более ста человек, и она среди них.
Дрессер улыбнулся:
– Я не ошибся. Вы поистине потрясающая женщина.
– Лишь потому, что жажду обнаружить врага?
– Нет. Потому что стремительно соображаете и верно угадываете вражеский маневр.
– Вы недооцениваете женщин. О боже, Уинни убьет меня, если вокруг меня вновь разыграется скандал!
– Я буду вас защищать. Как полагаете, мудрый полководец, с чего нам следует начать?
– У меня на примете трое наиболее вероятных подозреваемых.
– Кто же?
– Леди Уэйвени, леди Норт и мисс Кардус.
– Уэйвени… Да, он вовсю увивался вокруг вас во время обеда в Эрне, что наверняка взбесило его женушку. Мисс Кардус глубоко оскорбляет то, что в вашем присутствии мужчины напрочь забывают о ней. Уверен, что, когда вас нет рядом, она в центре мужского внимания.
– Мне говорили, что ее даже именуют Глостеришской Розой. Ну а леди Норт просто искренне осуждает мое поведение. А все те, кто с ней согласен, смотрят на меня как на больную черной оспой, готовую заразить весь бомонд!
Джорджия закусила губу, чтобы не расплакаться, а Дрессер поднес ее руку к губам и нежно поцеловал прохладные пальцы.
– Не доставляйте врагу радости, Джорджия, будьте сильной. Давайте лучше поговорим о предстоящей охоте.
– Как вы себе это представляете?
– Мы просто пойдем по следу нашей дичи. Есть ли у вас союзники, которые смогли бы нам помогать?
– Хотела бы сказать «множество», но теперь я в этом уже не уверена. По крайней мере Торримонды и Херринги всегда примут мою сторону.
– А что насчет Портерхауса?
– Возможно. Хотя не уверена, что он захочет охотиться вместе с нами. Рада была бы назвать Бофора и Ричмонда, но не могу позволить себе поставить их в двусмысленное положение.
– Хорошо, нас шестерых вполне достаточно.
– Но что именно мы станем делать? – спросила Джорджия. – Если положение ухудшится, я этого не перенесу.
– Если ничего не делать, положение ухудшится гарантированно. Но если мы отыщем виновного, ничего дурного нынче вечером не случится.
– Ничего дурного… О боже мой!
– Будьте мужественной. Сегодня, когда злодей будет изобличен, вы поймете, как я был прав.
Дрессер огляделся и, убедившись, что никто за ними не наблюдает, взял Джорджию за подбородок и запечатлел поцелуй на ее щеке. Просто поцелуй. Чисто дружеский поцелуй.
Тогда почему все внутри у нее затрепетало от наслаждения?
Джорджия мягко отстранила его, чувствуя, что он вновь стал ее надежным якорем.
– Спасибо вам. Ну что, на охоту?
Дрессер вел Джорджию к столу, внимательно наблюдая за гостями. Многие искоса поглядывали, кто-то холодно отворачивался, кто-то смотрел с презрением. Но ни на одном лице он не заметил признаков торжества. О, предстоит охота за умным дьяволом!