Клятва истинной валькирии Мид Райчел
В комнате царил беспорядок, однако среди стеклянно-металлического хаоса Лео чувствовал себя уверенно и без труда выудил откуда-то коробку с новыми шприцами.
– Пару часов придется подождать результатов, – заявил он после окончания процедуры.
А потом смутился и расстроился:
– Мне нужно время от времени проверять данные. А если ты не торопишься… в общем, можешь… пообедать.
– Ты не беспокойся, – улыбнулась она, избавляя беднягу от роли радушного хозяина, вынужденного занимать гостью. – Я тоже занята и не буду маячить у тебя перед глазами, кроме того, я с удовольствием по округе прогуляюсь. Я попозже к тебе загляну, хорошо?
В принципе у Мэй никакой работы не было. Она решила сделать один важный звонок, но, во-первых, время еще не настало, а во-вторых, она хотела позвонить из дома. А насчет прогулки по окрестностям Мэй сказала чистую правду: ей очень понравились ровные ряды виноградных кустиков, которые уже начали карабкаться по деревянным колышкам. В виноделии она не разбиралась, но Доминик явно вложил сюда много труда. Обихаживать лозу – чем не причина, чтобы пореже выбираться из родных пенатов?
Джастин твердит, что он социофоб и параноик, думала она. Дескать, именно поэтому Лео попросил не упоминать Доминика в официальном отчете.
А может, так и есть? В конце концов, у Джастина – фантастические способности к дедукции. А Мэй, хоть и находила себя умной женщиной, не могла с ним тягаться – люди не были для нее открытой книгой. Но она доверяла своей интуиции. Инстинкты ее никогда не подводили. Благодаря им она все еще оставалась в живых – а сейчас интуиция ей подсказывала, что Джастин в отношении Доминика сильно ошибается.
Кстати, о Джастине. С некоторых пор они не общались: только писали друг другу, однако Джастин постоянно занимал ее мысли. И она совершенно запуталась. Мужчина, который свирепо бросился на Эмиля и смотрел на нее с такой нежностью – нет, разве он похож на черствого плейбоя, который презрительно отказал ей в близости? Мэй помнила Джастина таким, каким он был в Панаме, – его взгляд, его голос пленили ее. Воспоминания оказались сладкими и мучительными одновременно. Она не забыла ни одного его слова, но простить… нет, она еще не простила.
Вдобавок ее засыпал сообщениями Лусиан. И звонил тоже часто. Это усложняло ситуацию. Недавно он попросил, чтобы они с Джастином стали почетными гостями на мероприятии по сбору средств для партии. «Мы всего лишь станцуем пару раз – и никто ничего не заметит!» – написал Лусиан. На сообщение она не ответила.
Но насущные проблемы могли подождать. Когда небо заливал закатный пурпур, она вернулась в дом. Лео вышел ей навстречу с перекошенным лицом – и от сердца у Мэй сразу отлегло. Может, он понял, что она догадалась, кто такой Доминик?
– Что случилось? – спросила она.
Лео ошеломленно покачал головой.
– Ты не поверишь…
– Ты и представить себе не можешь, во что мне пришлось поверить…
Тогда Лео провел ее к двум висящим рядышком экранам. На каждом крутились знакомые ей спирали ДНК. Вокруг располагались ровные ряды цифры.
– Это ты прислала мне пару недель назад. Здесь полный генетический анализ из армейского файла, – сказал он, указывая на один экран. – А тут – результат, который я получил только что. И они отличаются.
Мэй промолчала.
– Разве ты не удивлена? – спросил Лео.
– Я… – начала она. – Сложная у меня ситуация… Естественно, я подозревала что-то неладное, иначе бы не попросила тебя сделать тест. Но я не знала, чего ожидать. А может, тебе выслали файл из чужого досье?
– Я бы так и подумал, если бы результаты разительно отличались. Но они похожи. Если посмотреть внимательно, то становится ясно: тот, что в армейском файле, – он подправленный. Чуть-чуть подправленный – его сделали более похожим на настоящий.
– А каким же ему быть? – изумилась Мэй.
– Вот таким, – и он постучал по правому экрану. – Та же структура ДНК, что у погибших патрициев. Совершенная. Потрясающая работа генетика. Кто-то сумел искусно внести изменения в армейский файл – в структуре появились недостатки, и теперь профиль выглядит более естественно. И я, конечно, даже не догадался, что это фальшивка. Пока настоящий анализ не увидел…
Лео, похоже, немного расстроился из-за того промаха – впрочем, наверное, для технического гения подобная ошибка равнозначна крупному провалу. Мэй не могла оторвать глаз от экрана. Сердце бешено колотилось, и с этим она тоже ничего не могла поделать.
– Последний кусочек этого безумного пазла, – чужим, незнакомым голосом произнесла она. – Значит, все это правда.
– После всего, что там произошло, «безумный» – это как бы синоним «нормальный». В смысле, ты – продукт революционных генетических технологий или сверхъестественного вмешательства. А я навидался на своем веку… – Тут Лео перестал юлить. – Одним словом, не знаю, что и думать. Да, я верю в науку, но честно скажу: меня поразило, что вы с Джастином восприняли весь этот бедлам как нечто нормальное. Вы даже глазом не моргнули. А должны были! В общем, ничего я не понимаю. А должен!
– К вопросу о науке. Как ты думаешь, зачем армейским специалистам менять информацию обо мне? – спросила она.
Тут Лео прекратил философские размышления и опять стал хитрым и недоверчивым:
– Армия – она такая. Они на все способны. И у них одни секреты на уме…
Он поколебался и добавил:
– И особенно, если дело касается преторианцев.
Она спокойно выдержала его взгляд:
– Я смотрю, ты много знаешь о преторианцах.
– Давно этой темой не занимался, – сказал Лео с кривой ухмылкой. – Я сейчас простой гражданин, который работает в компании, занимающейся контролем рождаемости.
Они поговорили еще немного, Лео предложил переночевать у него, но Мэй отказалась. Это было бы в тягость им обоим. В Ванкувер поздно вечером уходил поезд, к тому же Мэй все равно не могла спать. Ночь тянулась медленно, и Мэй ждала, пока мир пробудится ото сна. Она пыталась читать, смотреть кино – но так и не смогла сосредоточиться. Она вернулась домой из-за телефонного звонка, который предстояло сделать. Когда в другом полушарии наступило утро, она решила, что уже не рано и вполне можно позвонить в Новый Стокгольм матери.
Астрид Коскинен появилась на экране – как всегда, безупречно одетая и причесанная. Мэй не разбудила ее – к счастью. Спросонья матушка пребывала в особенно дурном настроении.
– Май, какой сюрприз. Мы в последний месяц видимся с тобой чаще, чем обычно. Удивительно, как ты сумела выкроить время и оторваться от своего героического служения Родине, чтобы поинтересоваться такими прозаическими вещами, как дела твоей семьи. Кстати, все говорят о крохотном инциденте с твоим участием.
Вполне в духе матушки – назвать перестрелку «крохотным инцидентом». Мэй совершенно не удивилась тому, что местные на этот раз узнали, кто была та преторианка.
– Ты солгала мне, – проговорила Мэй. – Ты сказала, что заплатила генетику – но что это было никак не связано с религией. Это неправда. Я помню! Я была в ее храме! Ты сама меня туда отвела! И так же поступили с остальными детьми. Нам всем выдали эти подвески с вороной. Как ты могла так поступить? Как ты могла согласиться на такую плату за совершенного ребенка?
Матушка не изменилась в лице. Но Мэй сразу поняла, что права в своих догадках.
– Май, ты беспрерывно употребляешь слово – «совершенный». Я смотрю, ты очень высокого о себе мнения.
– Чтобы получить меня, вы убили другого человека. Ты отдала меня во власть богине смерти. Ты растратила огромные деньги! Из-за тебя мы лишились семейного состояния!
– Нет, – злобно сказала мать. – Это из-за тебя мы его лишились! Когда ты посчитала, что лучше надеть военную форму, чем исполнить долг перед семьей! Ты хоть знаешь, что мы практически единственные, в ком течет финская кровь?! Хоть представляешь, какая это редкость?
– Долг перед семьей? Ты взяла взаймы деньги – и не сумела расплатиться. Ты поставила на меня – как на ценный приз, как на предмет, за который можно выручить кругленькую сумму! Но твой план провалился. У тебя не вышло.
– У меня много чего не вышло! Я не должна была разрешать твоему отцу воспитывать тебя таким образом. Когда он стал добиваться правды об обстоятельствах твоего зачатия, я запаниковала. Но я бы никогда не позволила ему оказывать на тебя влияние, если бы знала, насколько пагубным оно будет!
– Именно его влияние меня спасло!
Мать неуважительно отозвалась об отце, и это больно задело Мэй – почти так же, как когда матушка пренебрежительно отозвалась об армии. Ее слова вызвали в памяти картины детства – а самое главное, Мэй вдруг поняла, насколько ее тогдашняя жизнь отличалась от жизни Сайруса и Клаудии. Матушка контролировала каждый их шаг, вмешивалась буквально во все. А Мэй она оставляла в покое. Она сердилась, ворчала, кидала яростные взгляды – но подчинялась отцовской воле, когда тот одобрил уроки фехтования. Или когда он разрешал ей прогуливать скучные чаепития и уроки хорошего тона, которые брали все девушки из высшего класса нордлингов. Но отец умер – и мать принялась мстить, наверстывая упущенное.
– Так значит, вы с ним заключили уговор? – спросила Мэй. – Он никому не рассказывал о том, что ты сделала, а в обмен на это воспитывал меня так, как считал нужным? Ведь именно поэтому я не присоединилась к безумным фанатикам?
Матушка прикрыла глаза – и лицо ее вдруг исказилось болью. Она глубоко вздохнула – и открыла глаза.
– Ты не присоединилась к ним, потому что всякий раз, когда я приводила тебя в храм, ты устраивала истерику. Поэтому они попросили меня прекратить визиты и принялись обучать тебя на дому. Время от времени к нам наведывались их жрецы. Однако тебе эти уроки не пошли на пользу. Ты кричала по ночам так, что весь дом просыпался.
Мэй стало физически плохо. Значит, все эти жуткие кошмары – следствие мерзкой сделки? Ее подсознание пыталось справиться с навязанной матерью гадостью…
– Отец прекратил это, правда? Все эти приходы жрецов и обучение… Он не вынес моих мучений.
Матушка презрительно скривилась:
– Нет, Май. Я не вынесла. Я не бессердечная – что бы ты по этому поводу ни думала. Поздно что-либо менять. Ты стала спать лучше, но кошмары никуда не делись.
– Потому что она никуда не делась, – пробормотала Мэй.
И сама не поверила, что упомянула о Морриган мимоходом и без страха.
– Ты обещала меня ей, и она не собиралась отпускать меня.
– В последнее время ходит много слухов, – беспечным голосом проговорила мать, – про события, которые не показывают в новостях. Говорят, что храм Морриган разрушен, и что к этому причастны преторианцы и СК. Похоже, она не так сильна, как раньше.
Матушка прищурилась:
– Ну и как ты теперь спишь?
– Я не сплю. Поэтому мне не снятся сны.
Мэй примолкла на несколько мгновений.
– А как ты спишь? Зная, что ты подвергла мою жизнь смертельной опасности? Спокойно? Совесть не мучает? Они ведь наверняка рассказали тебе, что меня ждет в случае, если я откажусь служить ей.
– Я подумала, что мы решим эту проблему в порядке поступления.
Ну да, матушка в своем репертуаре.
– К тому же ты жива и здорова, разве нет?
Но нет. Внутри у нее все онемело.
– Мама, как ты могла? Как ты могла заключить сделку со служителями богини смерти? О чем ты думала? Ты считала, что и у них есть доступ к особым технологиям? Или что они прибегли к помощи нечистой силы?
Мать пожала плечами:
– Какая разница? Я слышала, что результаты превосходные. У тебя получились крайне неудачные брат и сестра, я обязана была что-то предпринять. Отчаянные времена требуют отчаянных мер, но последняя надежда обернулась неудачным вложением денег.
Мэй терпеть не могла, когда к ней относились как к товару, но быть «капиталовложением» ей понравилось еще меньше.
– Я – твоя дочь. А не вложение.
– Дочь ты тоже неудачная.
Матушка взглянула на эго и подняла на нее раздраженный взгляд.
– Я должна встретиться с Дороти Ольсен по поводу мимоз. Если ты закончила жаловаться, я, пожалуй, пойду. А ты можешь возвращаться к своим забавам. Продолжай играть в солдатики.
– Я служу самой великой силе в нашей стране, матушка.
– Неужели? – спросила матушка, непостижимым образом улыбаясь и тоскливо, и снисходительно. – В следующий раз, когда увидишь в зеркале свое «совершенное» лицо или совершишь трюк за пределами человеческих возможностей, спроси себя, у кого сейчас подлинные сила и слава.
Глава 36
Закономерность
Джастин написал два отчета о произошедшем в храме Морриган. Он знал, что Мэй и Лео засвидетельствуют правдивость и той, и другой версии событий. Решение оставалось за ним, и он долго откладывал его. Это было несложно, потому что из СК его не беспокоили около недели. Потом пришло умеренно-злобное сообщение от Корнелии, в котором его уведомляли о желании встретиться, а также о том, что было бы «неплохо» прислать отчет, чтобы Корнелия представляла себе, что во время встречи обсуждать.
На самом деле она, конечно, преувеличивала свою неинформированность. Полиция более или менее представляла, что произошло той ночью в храме. Джастин знал, что Внутренняя безопасность имеет на руках все возможные улики, свидетельствующие о том, что культ имеет непосредственное отношение к убийствам. Тем не менее то, как он опишет события, поставит финальную точку в деле. А возможно, и в его жизни.
Так он все думал и сомневался и не мог ни на что решиться. И клялся, что если принимать решение, то в трезвом виде. Это было проще сказать, чем сделать, потому что пока СК собирало бумаги и закрывало дело, дни казались бесконечными. У двух версий отчета было одно общее место. Обе повествовали о том, как Мэй героически сопротивлялась и сумела уничтожить невероятное количество нападающих, а потом была вынуждена убить Эмиля в целях самозащиты. Джастин хотел оказать услугу и ей и Лео. Кроме того, подобный отчет хорошо бы отразился на карьере Мэй – ведь она давно жаждала вернуться к своим обычным обязанностям преторианки. Конечно, ей еще предстояло справиться с тем, что ее привычная картина мира разлетелась вдребезги, впустив в себя сверхъестественные сущности, имевшие непосредственное отношение к ее рождению. Однако Мэй – сильная, она выдержит и продолжит жить дальше. И постепенно его забудет.
«А я почему-то думал, что жестокие наши страдания прекратятся после возвращения из Панамы, – ядовито заметил Магнус в один из особенно тоскливых вечеров, когда Джастин сидел и мучился, не зная, как жить дальше. – Но ты, я смотрю, взял новую высоту. Так держать».
«Я не страдаю! Я просто констатирую факт. Она мне не перезванивает, и так, наверное, будет лучше для нас обоих… У нее своя жизнь – у меня своя. Так что нечего сидеть и ждать, что что-то изменится».
«Вообще-то ты всю прошлую неделю только этим и занимался, – резко возразил Гораций. – Если, конечно, не считать, что выпивка с однокашниками – это невероятно полезное времяпрепровождение».
«Полезное-полезное», – уверил его Джастин.
«Ты столько пережил и столько видел, и смотри, на что ты тратишь свое время: выпивка, азартные игры, женщины, – сурово отчитал его Магнус. – По крайней мере, мог бы изучением рун заняться – раз уж себя некуда девать».
«Ну уж нет. С меня и одной достаточно».
Джастин не был готов к урокам практической магии. И к дальнейшему знакомству со сверхъестественными силами тоже. В изгнании он привык к тому, что в голове у него болтают вороны, а некое божество с непонятными функциями присматривает за ним. Однако встреча со сверхъестественными силами такой мощи изрядно его испугала и заставила задуматься о будущем. И ни одна из пришедших на ум мыслей, кстати, не радовала. Он всего-то наложил на Мэй простенькое заклинание, и это выбило его из колеи. Плюс он на собственном опыте убедился, что Мэй – из избранных богами. Он увидел, что может сделать божество с тем, кто ему принадлежит. Это еще больше укрепило его в желании избежать служения любой ценой. Мэй оставалась при этом недосягаемой. Но ничего. Джастин ее не видел неделю – и чем дольше не видел, тем легче было смириться со своим положением.
«Нет уж, – отрезал он. – Не нужны мне ни Мэй, ни магия. Я собираюсь позвонить насчет отчета и отправить его. Потом пойду по барам, встречу кого-нибудь креативного, веселого и расположенного поехать ко мне домой. Или я встречу двух таких раскрепощенных дам. Возможно даже, они будут близнецами. Вот так».
«Ни в какой бар ты не пойдешь, – фыркнул Гораций. – Потому что сегодня у Тессы – просмотр».
Точно! Из головы вылетело! Тессе снова разрешили посещать занятия, и сегодня всех родственников и друзей тех, кто посещал уроки кино, приглашали на просмотр документальных фильмов, снятых учениками. Джастин при одной мысли о том, что придется сидеть и в течение двух часов смотреть беспомощные поделки школьников, застонал. На что Синтия непоколебимо ответила, что, если Джастин не пойдет на просмотр, она ему сделает что-то очень плохое…
Несколько часов спустя он направился в школу в компании Синтии и Квентина. Там они расположились в удобных креслах в актовом зале. Большая часть фильмов действительно оказалась трогательными ученическими поделками безо всяких проблесков таланта, но, к счастью, они длились не более десяти минут. Он воспользовался этим временем, чтобы подумать над отчетом. Какую же версию отправлять?.. И когда он уже почти принял решение, настала очередь фильма Тессы.
Она вышла на сцену – в одном из тех платьев, что они купили на прошлой неделе. Волосы Тесса так и не остригла, но зато сменила уложенные косы на более современную прическу. Джастин с гордостью подумал, что Тесса – писаная красавица, и кто смеет отрицать это – круглый дурак. Она кратко и без лишних слов объяснила, про что фильм и что она решила его снять с точки зрения иммигранта. Говорила она громко и четко, но вокруг все равно ворчали, что акцент чувствуется. Неудивительно, что девочка возвращалась из школы злая на весь свет…
Тесса сняла блестящий фильм – по-настоящему хороший, и дело было не в том, что она его воспитанница. Она подметила самые странные джемманские особенности. Хотя большинство сидевших в актовом зале не назвали бы их странными. Но все равно – это как зеркало к носу поднести. Работа вышла острой и даже где-то пикантной, а самое главное, честной. Джемманы любили делать вид, что живут открыто. Смотрите, сколько у нас снимается документальных фильмов и телешоу про частную жизнь. Однако все эти образы были тщательно отобраны, и действительность в этих документальных фильмах не была подлинной. Имидж вместо образа, вот что это было. Журналисты и режиссеры определяли для зрителя, что есть правда, – прямо как он на работе, по меткому замечанию Тессы. А она ничего такого делать не стала. Она не выказывала предвзятого отношения, не гонялась за сенсациями, не делала многозначительный вид и обходилась без намеков. Она просто показывала мир, как он есть. Это был ее талант – нет, дар. И она даже не догадывалась, что обладает им.
– Ну как, неплохо? – спросила Синтия после показа, и когда они шли по центру города.
Все решили, что надо поехать куда-нибудь поужинать, и Поппи – с ними. Джастин был уверен, что эта девочка точно отправится когда-нибудь в исправительный лагерь для испорченных девочек. Квентин в компании двух девиц шел впереди и успешно – для восьмилетнего джентльмена – флиртовал с ними. Джастин посчитал это обнадеживающим знаком.
– Нет.
Синтия посмотрела выжидающе:
– Обычно после этого ты уточняешь: не просто плохо, а ужасно плохо.
Он улыбнулся и покачал головой:
– Да нет. Все было очень даже ничего.
– Что с тобой сегодня такое? – спросила она. А он продолжил:
– Син, как ты думаешь, что с мамой было не так… Какая ее самая большая ошибка?
Синтия едва не споткнулась – он вовремя подхватил ее за руку:
– Ты это серьезно?
– Я не про очевидные вещи… в смысле, и про них тоже… но… в общем, не знаю. Что-то в ней такое есть, что-то в складе личности. Именно поэтому она нас воспитала так, как воспитала.
– Здесь нет никакой тайны, Джастин. И мистики – тоже нет. Она наркоманка. Наркоманы зависят от дозы, у них вырабатывается определенная манера поведения. Доза им важнее, чем все окружающие люди. И даже чем их собственные дети.
– Ты к психологу, что ли, ходила?
– Да. Каждый день, – отрезала она.
Он смотрел прямо перед собой, не обращая внимания ни на толпы людей вокруг, ни на вспыхивающие рекламные экраны.
– Знаешь, когда они предложили мне учиться в Школе Харта, они дали маме возможность отправить туда и тебя.
– Я знаю, – тихо сказала Синтия. – Я потом обнаружила.
Обычно они об этом не разговаривали – но это все равно стояло между ними. В Джастине опознала самородка женщина, которая преподавала в частной школе на другом конце Анкориджа, далеко от Летнего рынка, где подвизались Джастин с сестрой. В очень богатом квартале. Женщину невероятно впечатлило, как они с Синтией угадывали факты из жизни зевак, – и она принялась их расспрашивать, что да как. Джастин быстро сообразил, что дама явно желает им добра, и все подробно рассказал: как он на людей смотрит и все такое. И задействовал всю свою харизму одиннадцатилетнего подростка. А Синтия не доверяла незнакомке, да и была помладше – и потому решила, что это все не к добру. И замкнулась в себе.
Женщине понравились и брат, и сестра, но она могла выбить лишь одну благотворительную стипендию. И она выбрала Джастина. В тот день изменилась вся его жизнь. Он стал учиться среди детей из хороших и богатых семей, школа стала его социальным лифтом. Перед Джастином открылись такие двери в такие места, что прошлая жизнь стала казаться кошмарным сном. Его покровительница нашла способ получить стипендию и для Синтии, однако это потребовало от матери усилий и желания прорваться через некоторые бюрократические препоны. Мать такого желания не проявила. Синтия не получила стипендию и в школу не попала.
– Но почему она этого не сделала? – спросил Джастин. – Она же любила нас. По-своему, конечно. Ей всего-то надо было бумаги заполнить и устроиться на любую работу! Даже на неполное рабочее время! И они бы тебе тоже дали стипендию. Тебе бы даже проезд до школы оплатили!
– Слишком рискованно, – отозвалась Синтия. – Она бы потеряла пособие и талоны на еду.
– Она же всегда любила азартные игры! И потом, работа – выгоднее, чем пособие, она бы больше денег зарабатывала! Ей должно было понравиться, так почему же…
– Я же говорю – слишком рискованно. Жизнь ее была не так уж хороша, но она знала, чего ждать, ее все устраивало. Если бы она начала устраивать меня в школу, что-то бы пошло не так – ну, к примеру, школа бы мне не понравилась, или работу бы она потеряла – ей бы пришлось снова выбивать из федералов всю эту социалку.
– Да, но она могла дать тебе шанс в жизни – разве оно того не стоило?
– Так. Заметь, я не стану развивать щекотливую тему – добилась ли я чего-нибудь в жизни. Дело вот в чем. Она азартный игрок. Однако мама прекрасно понимала, когда ей нужно рисковать, а когда нет. Когда на кону стояла привычная комфортная жизнь, мама и пальцем о палец не ударила. Она предпочла синицу в руке, как говорится.
И Синтия внимательно оглядела его:
– Что-то мне подсказывает, что на самом деле ты совсем не о маме думаешь?
– На самом деле я говорю о Тессе, – вдруг заявил он – у него случился редкий приступ честности. – Я пытаюсь принять решение, от которого будет зависеть вся ее дальнейшая жизнь.
Синтия долго молчала – обдумывала сказанное. А потом спросила с выражением крайнего недоверия на лице:
– А почему ты сказал – «пытаюсь»? Что тут решать? Просто действуй в ее интересах, вот и все.
– Придется пойти на некоторый риск, – ответил Джастин.
– Тогда реши, так ли уж тебе важно дать ей шанс и все такое.
Джастин думал над ее словами в течение всего ужина – и потому почти не разговаривал с остальными. А когда они вернулись домой, прошел в кабинет и отослал выбранный отчет Корнелии. Потом обнаружил, что у него есть непрочитанное сообщение от Лусиана.
«Джастин!
Вокруг все только и говорят, что о блестящем служителе и храброй преторианке, которые на пару раскрыли тайну загадочных убийств патрициев! Не волнуйся, я не буду разубеждать их в том, что ты – гений. Это потому что я хороший друг, между прочим! А взамен хороший друг вроде тебя должен прийти на благотворительную вечеринку – и привести с собой храбрую преторианку. Дресс-код – официальный, и я обещаю посадить тебя рядом с самыми важными жертвователями. Все воспримут как должное то, что на мероприятии присутствуют двое героев! И что одна из них – патрицианка. Подумай и убеди ее. Я уже писал ей, но она не ответила. Но это удачное соглашение – что-то вроде свидания, которое не рискует попасть в выпуск новостей».
Джастин обрадовался – как же, Мэй ничего не ответила Лусиану! Тут он дочитал до «удачного соглашения», и радость мгновенно угасла. Колесо заскрипело и остановилось, а Джастин вцепился в ручки кресла. «Удачное соглашение». Да, именно так и выразился Гераки в допросной комнате. Когда заявил, что бог, которому он служит, хочет передать Джастину кое-что. «Уступи звезды и цветы – и придешь к удачному соглашению».
Так значит, именно этого бог и хотел? Хотел, чтобы Джастин отправил Мэй как бы на свидание с Лусианом? Но это же смешно…
«Ты пообещал Гераки, что сделаешь это, – мрачно предупредил Гораций. – Когда он помог тебе отыскать Морриган. И ты сказал, что сделаешь то, о чем просит наш господин».
«Но это было до того, как я понял, о чем речь! Нет уж, я вам не сводня! Не буду устраивать встречу Мэй и Лусиана, даже такую! Она ему желанна, потому что руки коротки. Но что он о ней знает? Его интересует лишь то, что соблазнительно обтягивали брюки, когда он последний раз ее видел».
«А я-то думал, она тебя совсем не интересует», – протянул Гораций.
«А она меня и вправду не интересует. Я просто констатирую факт. Магнус, а ты почему не участвуешь в этой горячей дискуссии?»
Второй ворон пробормотал отсутствующим голосом:
«Потому что не знаю, что тут можно сделать. Мы должны повиноваться нашему богу. Но я не хочу отдавать ее – ему. Я ему не доверяю».
Они долго спорили. В конце концов доспорились до того, что Джастин все-таки должен сделать нечто, претящее его душе, – позвонить Гераки. Поговорить без камер слежения и без ужимок – начистоту. Джастину придется раскрыть карты – максимально для его положения. Он позвонил Гераки, и тот ответил отвратительно веселым голосом. Они договорились встретиться на следующий день – прямо перед встречей с Корнелией.
Когда Джастин пришел в ресторан, Гераки уже сидел за угловым столиком в самом темном углу. Отличный выбор, как раз для такой встречи.
– Я даже выразить не могу, как рад твоему последнему звонку!
Гераки прямо расплылся в улыбке, когда Джастин уселся напротив.
– Скажи, пожалуйста, а я ничего не нарушаю, встречаясь с тобой, даже если ты первый изъявил желание встретиться?
– Зависит от того, что ты собираешься делать.
Джастин вызвал на экране меню и заказал бурбон. А потом подумал и заказал двойную порцию.
– А я вот скучаю по этому делу, – признался Гераки. – Люблю Пино Нуар.
– У меня есть знакомый винодел, но Пино у него не слишком хорошее. И все же я могу попросить для тебя скидку.
Гераки грустно кивнул на стакан воды перед собой:
– Мне нужно содержать тело мое в чистоте. Чтобы слышать голос господина.
– Так ты мне расскажешь что-нибудь про своего бога? Кстати, мне никто не сказал, как его зовут.
– Мы будем говорить обо всем, что захочешь. Ты же мне позвонил, не я тебе.
Джастин сделал глубокий вдох. Сейчас или никогда.
– Я понял, что ты имел в виду. Когда говорил про то, чтобы отдать звезды и цветы. Я понимаю, что это значит.
– А я нет.
И Гераки отпил из стакана так благоговейно, словно дегустировал дорогое вино.
– Ни тогда не понимал, о чем речь, ни сейчас не понимаю. Я просто передал тебе слова. Принимаешь условия? Ты обещал – помнишь? Я помог тебе, а ты дал ему слово.
– Твоему господину.
– Нашему господину, – поправил его Гераки.
– Отлично. Ну что, мы опять братья? Между прочим, моя госпожа – дама с ужасной прической, которая меня терпеть не может.
– Зачем ты задаешь мне вопросы, если не веришь в мои ответы? – спросил Гераки. – Что ты хочешь, чтобы я тебе сказал, а ты поверил?
– Не знаю, – честно признался Джастин.
Он чувствовал себя усталым и разбитым.
– Тогда почему ты здесь?
– Потому что я видел нечто удивительное и ужасное, не укладывающееся в обычный человеческий опыт. И я давно принял, что в мире действуют другие силы. Помимо человека. Я понимаю, что происходит нечто большее, чем видят обычные люди. И я это чувствую. И я думаю, что боги не просто так все делают. Здесь есть какая-то закономерность. Но я ее не вижу и не могу понять, какое место я во всем этом занимаю.
Гераки тихо рассмеялся:
– А тебя это выводит из себя, правда? Господин действует, не советуясь с тобой…
Джастин хотел ответить, но тут официантка как раз принесла двойной бурбон. Под белым топом не просматривалось белье, каштановые волосы коротко стрижены, в языке серебряное колечко. Напоминает девушку, с которой он встречался в колледже. Официантка одарила его совершенно откровенным взглядом, улыбнулась и пошла прочь, покачивая бедрами.
Гераки усмехнулся:
– Ты, я смотрю, времени не теряешь?
– Использую каждый шанс.
– Ты скоро потеряешь женщину, которая стоит десяти таких, как эта.
– Кого, Мэй? – покачал головой Джастин. – Нет. Между нами ничего нет.
– Тогда ты просто дурак.
Вороны радостно захлопали крыльями в его голове – фраза им явно понравилась.
– Она – избранная, боги так и льнут к ней.
– Да, мы заметили. Она только что избавилась от богини смерти, которая гонялась за ней с рождения.
– За ней и другие будут гоняться.
В глазах у Гераки вдруг вспыхнул нездешний огонек – да такой, что Джастин едва не уверовал, что Гераки и есть самый настоящий пророк и носитель божественной силы. Тут он вспомнил, как Мэй вдруг озарилась огнем любви и счастья в храме Клода и как вороны сказали, что другой бог хотел завладеть ею.
– Интересно будет посмотреть, кто ее, в конце концов, заполучит. Она необычная женщина. Великолепная, потрясающая, я бы сказал.
– Ну, если она тебя интересует, вперед.
Гераки поглядел на него с видом оскорбленной невинности и попранной праведности. И Джастин тут же понял, что ему сейчас будут читать мораль.
– Я, – сообщил Гераки, – больше делами плоти не интересуюсь. Я же сказал тебе: тело пророка нуждается в чистоте, дабы голос бога дошел до него. У вас другая роль… – Тут он пожал плечами. – У вас нет ограничений на связь с женщинами.
– Я же сказал – мне она не нужна.
– Тогда ты точно дурак и дебил, – повторил Гераки. – И даже странно, что наш бог избрал тебя. Ладно, оставим в стороне вопрос о жене, с которой сила и слава и которая тебе, как ты говоришь, не нужна. Очевидно, ты увидел что-то еще более важное, чем она.
– Да я многое увидел, знаешь ли. Я видел, как прислужники богини смерти превращаются в дым и обретают сверхъестественные силу и скорость. Я видел генетически совершенных людей, созданных такими благодаря человеческим жертвоприношениям. Я сражался с женщиной, которая превратилась в ягуара. Я видел, как твои «пророчества» обретали плоть. Я видел, как из ниоткуда явились двое воронов и спасли мне жизнь – и теперь они мне досаждают, не оставляя в покое ни на минуту.
Джастин понятия не имел, почему он это все рассказывает. В любом случае Гераки все равно бы никто не поверил, вздумай он кому-нибудь передать эту информацию.
Гераки же улыбнулся и кивнул:
– Ах да. Мысль и память. Ты к ним уже привык? Я сначала очень страдал из-за волков, но потом тоже привык и теперь даже рад их присутствию. Опять же, я очень много медитирую, а медитировать приятнее в компании – даже если это компания волков.
Джастин некогда хотел найти людей, у которых в голове тоже звучали чужие голоса. Но такого он не хотел, нет.
– Ты, похоже, считаешь, что знаешь, что к чему, да? Так ты собираешься мне рассказать про то, что происходит? Или так и будешь дальше дразниться?
И тут с лица Гераки изгладился всякий след самодовольства, и циничная улыбка исчезла тоже. Он перегнулся через стол и процедил:
– Я смотрю, ты желаешь узнать истину? Так вот, слушай. Истина такова, что когда вы изгоняете из мира богов, те возвращаются – и начинают мстить. Люди не могут жить без богов, а боги – без людей. Таков естественный порядок вещей. После Упадка наша страна выбрала неверный путь в отношениях с божественным началом. Наш народ слишком долго отталкивал от себя богов, и теперь те рвутся обратно. Вот почему вокруг нас чувствуется возмущение сил. Образовался вакуум, и сущности, которых давно не видели среди людей, врываются в незанятое пространство и обзаводятся сторонниками. Вера есть сила богов, и они избирают себе среди людей тех, кто ведет их земные дела.
Джастин похолодел. Он бы хотел не верить, но глубоко внутри он знал – это правда.
– Как боги находят своих избранных?
– По-разному бывает. Иногда это голос крови. Наследственность. Иногда они обращают внимание на силу и пользу, которую можно извлечь из человека. Или если он считается очень умным. Главное, чтобы богу подошло. И согласовывалось с его целями. Мы все – фигуры на шахматной доске, доктор Марч. Кто-то сильнее, кто-то слабее. Вы. Я. Она. Мы – те, в ком боги нуждаются. Они сражаются за нас. Но, конечно, я уже принес присягу, и она нерушима.
– Так ты, похоже, считаешь себя на этой доске королем, не меньше?
– Вы, наверное, давно не играли в шахматы. Король – самая слабая фигура.
Гераки смерил Джастина спокойным взглядом.
– А самая сильная – королева.