Золотая ложь Фритти Барбара

Алиса кивнула, ее ум не справлялся с услышанным.

– Значит, вы с моим отцом случайно встретились на вечеринке. Какое совпадение.

– Что ты имеешь в виду? – не поняла Жасмин.

– Когда я была у Бена, я видела фото, где сняты два моих деда. Уоллес Хатуэй пожимал руку деда на праздновании Нового года, очень, очень давно. Тебе не кажется странным, что они знакомы?

– Нисколько. Когда мой отец впервые приехал в Сан-Франциско, он устроился на работу в «Торговом Доме Хатуэй».

– Он работал у них? – удивилась Алиса. Интересно, когда она перестанет удивляться.

– Да, но совсем недолго. Это действительно было очень давно, до того, как они с твоей бабушкой открыли магазин трав. Когда я была маленькой, он ведь брал меня с собой на свою работу. На Рождество, когда мы приходили в магазин, там было так красиво, все сверкало огнями, кругом зеркала, нарядные люди. Моя мать никогда бы не пустила меня внутрь. Она говорила, что это не место для бедной девочки из Китайского квартала.

Алиса уловила тоску в голосе матери и подумала, не тогда ли родилась ее любовь. Не тогда ли возникло у нее влечение к Хатуэям, когда она была маленькой девочкой? Не поэтому ли у нее возник роман с женатым мужчиной двадцать с чем-то лет спустя?

– А бабушка и дедушка знают, что Дэвид Хатуэй мой отец? – спросила она.

– Нет, не знают, – сразу ответила Жасмин.

– Ты уверена?

– Да, абсолютно. Я никому не сказала.

– И отец никому не сказал?

– Нет, он держал в секрете. Он не мог допустить, чтобы его семья узнала.

– Ну, теперь они знают, – пожала плечами Алиса.

– Не хочу, чтобы в семье Дэвида из-за нас возникли неприятности, Алиса. Я обещала это Дэвиду.

– Я тоже его семья, – заявила она матери. – Я только что поняла знаешь что? – Она секунду помолчала. – Я – Хатуэй. И мне полагается владеть частью модного магазина, в котором ни один дюйм не принадлежал бедной девушке из Китайского квартала.

– Алиса, нет. Ты ни во что не должна вмешиваться.

Велико искушение, очень велико. Она могла доставить большие неприятности Дэвиду Хатуэю и его семье. Например, потребовать от него официальной отцовской поддержки, долю в бизнесе Хатуэев и в семейных капиталах. Без сомнения, она выиграла бы достаточно денег для поддержки матери и обеспечила себя на всю жизнь. Даже если она проиграла бы иск, то все равно есть способ не остаться внакладе – можно продать свою историю таблоидам за бешеные деньги. Сама Пейдж навела ее на такую мысль. Вот тогда Хатуэи получили бы по заслугам.

Ну, может, не все Хатуэи виноваты, не Пейдж, во всяком случае. Она кажется вполне доброжелательной. Между прочим, это Пейдж напомнила Алисе, что у матери могут возникнуть неприятности, если с ней свяжут пропажу дракона. Скорее всего, Пейдж заботилась о собственных интересах. Похоже, Алиса унаследовала ген Хатуэев, который заставлял то же самое делать и ее – отстаивать интересы матери и свои собственные и не обращать внимания на других.

– Я люблю его. Люблю тебя, – сказала Жасмин, прерывая ее мысли о плане вражды с семьей Хатуэй. – Алиса, послушай меня – я не хочу, чтобы ты боролась с Дэвидом и его семьей. Я этого не выдержу. Я согрешила. Если ты накажешь его, ты накажешь и меня…

– Ты уже достаточно наказана, – возразила Алиса.

– И ты тоже. Я хочу, чтобы ты жила, как ты хочешь, и там, где ты хочешь. Я против того, чтобы твоя жизнь строилась на боли и гневе. Ты много раз мне говорила, что знаешь, что тебе нужно, и ты знаешь, как это получить. Так получи. Но не причиняя боль Хатуэям. Я уже сделала это, причем гораздо сильнее, чем ты можешь себе представить.

Пейдж удивлялась, с какой быстротой Райли переключает передачи. При такой манере езды они вернулись в его квартиру на час раньше, и теперь он сидел перед экраном компьютера и стучал по клавишам в поисках дополнительной информации о драконе. Он, казалось, забыл о ней, об их поцелуе, о том, что они собирались продолжить этот поцелуй в уединении его квартиры. Они могли бы сделать это прямо сейчас. Очевидно, он передумал. Но почему?

Пейдж испытывала раздражение, беспокойство, ей немедленно нужны были ответы на вопросы, но недоставало смелости спросить прямо, поэтому она делала то, что и он. Они оба занимались расследованием тайны.

– Нашел что-нибудь? – спросила она.

Райли не ответил. Она даже не была уверена, что он слышал вопрос. Такое с ним уже бывало. Он отдавался на все сто каждой задаче, которую перед собой ставил, будь то штурм холма на горном велосипеде или исследования древнего артефакта. Ей нравилось в нем такое качество. Ей многое в нем нравилось. Что еще важнее, ей нравилось быть с ним.

Сидя на диване, Пейдж вытянула ноги, чувствуя приятную боль в уставших мышцах. Победа, которую она одержала, въехав на холм, придала ей уверенности в себе и прибавила самоуважения, чего Пейдж не испытывала давно. Она вспомнила похожее ощущение – во время учебы в колледже она два года провела в команде гребцов. Во время гребли ее тело, мышцы, разум испытывали нечто особенное. Она вспоминала прошлые несколько лет, когда приходилось решать одну важную задачу, потом другую. Но… Она потеряла свою цель. Просто ждала, считала уходящие минуты, надеясь на волшебный миг, когда она займет предполагаемое место в фирме.

Теперь Пейдж ясно поняла, что заметной фигурой компании нельзя стать, пассивно ожидая этого, ей придется потрудиться. Она не будет больше ныть, что у нее нет никаких серьезных обязанностей. Она сама должна найти себе дело и занять свое место в семейном бизнесе. Может быть, не должность генерального или финансового директора, поскольку эти места уже заняты, но делать что-то такое, что оставит след в компании. Она просто должна определиться, а потом двинуться к намеченной цели. Но сейчас она не могла сосредоточиться на мыслях о работе, потому что рядом сидел Райли и она думала о недавнем пылком поцелуе, который требовал продолжения.

Она очень хотела вытащить Райли из кресла и увлечь в постель, которую видела в полуоткрытую дверь спальни. Дрожь прошла по телу от этой мысли. Она не может сделать то, о чем думает, или может?

Ей пришлось взять себя в руки. Секс с Райли только все усложнит. Они никогда не станут парой. Или станут?

Даже если отбросить их прошлое, среду, в которой каждый из них вырос, что делать с нынешним положением обоих? Она может протестовать против стандартов жизни, принятых ее семьей, но не станет отрицать, что ей нравятся комфорт и материальное благополучие, дающее свободу, а также стремление приобщиться к высокой культуре – посещение театров, художественных музеев. И она хочет иметь настоящую семью – мужа, детей, счастливую семейную жизнь, о которой столько читала в книгах. А чего хочет Райли? Он любит своих бабушку и дедушку, но не позволяет себе сблизиться с кем-то еще. Она знала, какую глубокую, сильную боль доставила ему мать. Слишком глубокую, чтобы он мог доверять другой женщине?

– Пейдж! Ау, Пейдж!

Она повернулась к нему, когда объект ее помыслов обратил на нее внимание.

– Что?

– Я говорю с тобой уже три минуты.

– Это смешно. Я задала тебе вопрос несколько минут назад, а ты даже не ответил.

– Я нашел кое-что, – сказал Райли, не обращая внимания на ее слова.

– О драконе?

– О моем дедушке.

Она посмотрела на экран.

– Где?

– Сайт социального обеспечения. Мой дед работал у Хатуэя с 1946 по 1952 год, когда в магазине случился пожар и он сгорел дотла.

– Это понятно, потому что магазин закрыли, потом перестраивали. Думаю, многих сотрудников тогда уволили.

– Я тоже так думаю. – Райли закрыл сайт и перешел к следующему. Он открыл старую газету, в ней нашел статью. – Ты знаешь, что пожар произошел во время празднования китайского Нового года?

– Да, слышала об этом. Все решили, что пожар, возможно, возник из-за искры от фейерверков.

– Статья утверждает, что остались следы бензина в подвале и было подозрение на поджог, – покачал головой Райли.

– Действительно? Никогда не слышала что неудивительно, ведь это случилось задолго до моего рождения.

– Ты знаешь, кто первым появился тогда на пожарище?

– Твой дедушка? – постаралась угадать она.

– Попробуй еще раз.

– Мой дедушка?

– У тебя есть еще одна попытка.

Пейдж нахмурилась в недоумении.

– У меня больше нет подходящей кандидатуры.

– Ли Чен.

– Ли Чен? – повторила она, увидев возбуждение в глазах Райли.

– Дедушка Алисы, – объяснил он. – Мы связаны, Пейдж, все трое. В статье говорится, что Ли Чен, сотрудник магазина, первым оказался на месте пожара. Он попытался потушить огонь, но пламя было слишком сильным, и он получил ожоги рук, прежде чем покинул магазин.

– Какое странное совпадение, – проговорила она, все еще пытаясь осмыслить услышанное.

– Но совпадение ли это? Ты можешь биться об заклад, что Ли Чена больше не нанимали после пожара?

– Почему бы и нет, если он пытался спасти магазин?

– Он пытался спасти магазин? Или он поджег его? Первым на месте мог оказаться человек, устроивший пожар.

– Это довольно неожиданно. Ты рассердился на меня за то, что я заподозрила твоего деда. Мы должны быть осторожны в своих обвинениях.

– Согласен. Но, по крайней мере, круг подозреваемых сужается.

– Подозреваемых в чем, Райли? Мы пытаемся выяснить, кто поджег магазин пятьдесят лет назад? Или мы хотим узнать, что случилось с драконом, пропавшим на прошлой неделе?

– Это зависит от того, связан ли дракон с этими событиями.

– И заставляет меня вернуться к мысли, что дракон, возможно, принадлежал магазину. Тебе не понравился тот сценарий, помнишь?

Он кивнул.

– Не думаю, что мой дед украл дракона. Но готов, как говорится, держать разум открытым, поскольку все произошло в прошлом столетии.

– Сильный ход с твоей стороны, – насмешливо бросила Пейдж.

– Думаю, эти трое знали друг друга, что очень важно. Они все работали в одном месте, хотя и в разном качестве.

– Согласна, – кивнула Пейдж. – Возможно, Алиса или Жасмин расскажут нам о Ли.

Зазвонил сотовый телефон. У Пейдж возникло неприятное ощущение, что кто-то читает ее мысли. Подозрения подтвердились, когда она услышала голос Алисы.

– Алиса, – сказала она. – Мы с Райли только что говорили о тебе. Существует связь не только между тобой и мной, но с Райли тоже. Твоего дедушку зовут Ли Чен, да? – Ей вдруг пришло в голову, что Ли Чен – довольно распространенное имя.

– Да, – сказала Алиса. – А почему ты спрашиваешь?

– Оказывается, он работал у Хатуэев, правда, очень давно.

– Я тоже только что узнала об этом, – в обычно бесстрастном голосе Алисы слышалось удивление.

– Дед Райли работал там же. И, конечно же, мой дед. Они знают друг друга. Я пока не понимаю, к чему бы это. Может быть, просто мир тесен, или простое совпадение, или указание на что-то. По-моему, границы нашего поиска сужаются.

– Надеюсь, – ответила Алиса, – но, возможно, мы сумеем сузить их в дальнейшем. Я разговаривала с Бенджамином Фонгом, у его дяди есть для нас информация о драконе. Я встречаюсь с ним через полчаса. Поэтому я и звоню.

Пейдж обрадовалась, что Алиса сообщила ей о предстоящей встрече.

– Я бы с удовольствием пошла с тобой и Райли тоже.

Алиса заколебалась.

– Я думала об этом, но я не совсем доверяю тебе, Пейдж. Ты, может быть, попытаешься обвинить мою мать в причастности к этой краже.

Сердце Пейдж упало. Еще одна недоверчивая душа. Кажется, она окружена ими. Она посмотрела на Райли и поймала на себе его задумчивый взгляд. Он тоже не до конца доверял ей. Ей нужно доказывать обоим свою искренность.

– Я не хочу обижать твою мать ни в коем случае, – твердо заявила она в трубку. – Произошедшее между моим отцом и твоей матерью к этому не имеет никакого отношения. Я хочу знать, кто напал на отца, а ты хочешь защитить мать. Мы на одной стороне. Мы обе хотим убедиться, что никто больше не пострадает.

– Все в порядке. Встретимся возле дома 3712 на Стоктон-стрит, там студия боевых искусств Джимми Ли.

Пейдж закончила разговор и пересказала его Райли.

– Мы можем поехать туда, если хочешь, – предложила она.

– Конечно, собираемся и едем.

– Тебе хочется, да? – Она увидела блеск в его глазах, услышала воодушевление в голосе.

– Я всегда любил пазлы, и картина наконец приобретает ясные очертания. – Он вскинул руки над головой, с удовольствием потянулся, энергично встал. – Через тридцать минут, да?

– Да. – Она напряглась, когда Райли шагнул к ней, его манера двигаться напоминала грацию хищника. – Ты что?

– Я иду к тебе.

– Я вижу, но почему ты… – Она умолкла, когда его рот прижался к ее губам в страстном поцелуе. – Ты никогда меня не спрашиваешь. Почему? – пробормотала она, когда он позволил ей отдышаться.

– Жалуешься?

– Да, жалуюсь. Я сижу здесь целый час, и только сейчас ты догадался.

Райли рассмеялся.

– А почему ты молчала? – Он снова прижался к ней и снова поцеловал.

– У нас всего тридцать минут, – напомнила ему Пейдж.

– За это время можно многое успеть, принцесса. – В голосе Райли она услышала возбуждающую хрипотцу.

– Например? – спросила она, затаив дыхание.

– Включи воображение.

Дэвид почувствовал, что соскальзывает в сон. Он снова увидел, как идет по длинному темному переулку, услышал приближающиеся шаги. Чьи-то глаза следили за ним, а может, это глаза дракона. Они светились в ночи, две нефритовые точки из глубины тысячелетий. Дракон с полотен Жасмин. Он должен вернуться к ней. Она единственная, кто все понял. Почему он не может добраться до нее? Почему у переулка нет конца? Разве он всегда был такой длинный, такой узкий? Он услышал приглушенные голоса, потом они стали громче, один голос нестерпимо холодный и пронзительный. Виктория? Она встала перед ним, и что-то сверкнуло в ее руках. Нож? Пистолет?

– Я знаю, что ты сделал, Дэвид. Ты предал меня. Ты запятнал наше имя. Ты нанес удар своей дочери. Ты должен за это заплатить.

Дуло пистолета смотрело прямо в сердце. Выстрел. Он дернулся, чувствуя потрясение, боль. На этот раз он пропал по-настоящему…

– Мистер Хатуэй! Мистер Хатуэй!

Яркий свет ослепил его, он усиленно заморгал. Свет? Тот свет? Тот, который приведет его прямо в рай? Нет, после такой жизни, как его, дорога ему туда заказана.

– Мистер Хатуэй, проснитесь. – Чья-то рука настойчиво трясла его за плечо.

Он открыл глаза, увидел внимательное лицо медсестры. Виктория наняла ему круглосуточную сиделку.

– С вами все в порядке? – спросила она. – Вы кричали о кровавом убийстве.

– Я в порядке. – Он положил руку на грудь, чувствуя себя так, будто Виктория на самом деле застрелила его. Но никакой раны, ни крови, ни боли. Обыкновенный кошмар. Виктория не знает. Она не может ничего знать. Он ни разу не проговорился, а Жасмин, конечно, хранила их тайну.

Жасмин. Он вспомнил о ней сразу, едва открыл глаза. Должно быть, она уже слышала новость о нападении на него. Она, вероятно, беспокоится.

– Могу ли я что-то сделать для вас, мистер Хатуэй? – спросила медсестра.

– Да, – хрипло ответил он. – Вы не могли бы мне принести содовой из кафе внизу?

– Вот вода, подле вас.

– Мне надоела вода. Принесите кока-колы, пожалуйста.

Дэвиду не хотелось пить, но ему нужно остаться одному на несколько минут, чтобы позвонить Жасмин. Спросить, зачем он пошел в Китайский квартал. С его памятью плоховато, он не мог вспомнить ничего, начиная с Рождества, а оно, по утверждению Пейдж, было месяц назад. Почему мозг отсек события последних нескольких недель?

Что скрывает его память?

– Хорошо, – кивнула сиделка. – Я сейчас принесу. Оставить охранника возле двери?

– Нет, – сердито отказался он. – Со мной все нормально. Идите. И не спешите.

Она сделала, как он просил, и Дэвид остался в благословенном одиночестве. Наконец-то. Он не привык, чтобы рядом кто-то крутился все двадцать четыре часа в сутки, он устал от надоедливого участия медицинской сестры в его жизни. Он хотел домой, вернуться к себе в комнату, разобраться со всем произошедшим.

Он достал телефон, набрал номер Жасмин, надеясь, что она дома. Она всегда твердила ему – не звонить, не приходить, но ему нужно поговорить с ней.

После третьего гудка он услышал ее голос:

– Алло?

– Это я, – сказал он, радуясь, что застал ее.

– Дэвид? – спросила она удивленно. – Как ты?

– Мне сказали, что на меня напали в переулке недалеко от твоего дома. Несколько дней я был в коме.

– Ты ничего не помнишь?

– Если бы я мог. – Повисло молчание. – Зачем я приходил к тебе?

– Ты показал мне дракона, – ответила Жасмин.

– Я купил его на день рождения Элизабет?

– Нет, Дэвид. Это дракон из моего сна. Кто-то принес его в магазин для оценки. Ты показал его мне. Я держала фигурку в руках. – Ее голос дрогнул. – Думаю, он из набора, о котором мы читали. Помнишь, о драконе, насылающем проклятие первой дочери? Я прикоснулась к нему. Я открыла дорогу проклятию, оно может обрушиться на мою собственную дочь, на нашего ребенка.

Его затуманенный лекарствами мозг с трудом следил за ее рассуждениями. Конечно, он знал о том драконе. Столь важном для Жасмин.

– Ты уверена, что дракон тот самый?

– Точно тот. Ты видел его тоже, Дэвид. Мне страшно. Тебя чуть не убили. Теперь я беспокоюсь об Алисе, чем обернется для нее проклятие. Ты должен вспомнить, Дэвид. Ты должен вспомнить, куда ты пошел от меня. Ты не вернулся в магазин. Куда ты мог пойти?

– Не знаю, – медленно проговорил он в ответ на сбивчивую речь Жасмин. – Я сам хотел бы узнать. – Он напрягся, пытаясь вспомнить, но усилия отозвались лишь пульсирующей болью в затылке.

– И кое-что еще. Я сказала Алисе, что ты ее отец.

– Почему? Зачем ты это сделала? – потрясенный до глубины души, спросил он. Они хранили тайну многие годы. И теперь она открылась.

– Твоя дочь узнала об Алисе.

– Пейдж? Невозможно.

– Это правда. Не знаю откуда, но она узнала. Мне пришлось все рассказать Алисе.

Пейдж знает об Алисе и Жасмин? Его сердце оборвалось. Она должна теперь его возненавидеть. Пейдж пока ничего не сказала ему, видимо, щадит после потрясения.

Но когда все вернется к нормальной жизни, она вспомнит, что он предал их с матерью. И не сумеет понять. Он не перенесет, если Пейдж отвернется от него. Она его единственная дочь. Кроме Алисы, конечно, но он совсем не знает ее. И она его не знает. Такой выбор он сделал давно. И сейчас нет пути назад. Если…

– Алиса хочет увидеться со мной?

– Она не уверена. Но она не доставит тебе неприятностей, как и я.

Нет, но все неприятности явятся от Виктории. Никакого сомнения.

– Мне нужно заканчивать, – сказал Дэвид, услышав шаги медсестры за дверью. – Я позвоню тебе уже из дома. – Он повесил трубку, почти желая вернуться в бессознательное состояние, из которого только что вышел. Его дочь и, скорее всего, жена тоже знают о любовнице и его внебрачной дочери. Не лучше ли ему умереть? От этой мысли по спине пробежала дрожь.

Кто-то хотел его смерти.

Кто? Он его знает? Не поэтому ли он не может вспомнить? Или не хочет? Не хочет знать, кто напал на него?

Или еще хуже – человек, напавший на него, ему знаком. Он не единственный, у кого есть секреты.