Терская крепость. Реквием Двести сорок пятому полку Киселев Валерий

Александр Московой, командир взвода управления минометной батареи 1-го мотострелкового батальона, гвардии лейтенант:

– Среди прибывших контрактников были и такие, что «пальцы веером…». Двоих из них я в яму на два дня посадил, а вышли – отправил их домой. Остальные стали как шелковые. Некоторые из них прямо говорили, что приехали за деньгами. Военкоматы им наобещали денег…

Из хороших контрактников назначал и заместителями командиров взводов. Срочников в батарее контрактники не обижали. Срочники у нас были такие, что сами кого хочешь из контрактников на место поставят. Нас, молодых офицеров, они слушались всегда.

«Сидел бы дома, гладил свою Машку…»

Андрей Актаев:

– Жили мы дружно. Сначала срочники с опаской смотрели на контрактников, но это продолжалось не более недели. Дальше было проще. Бывало и такое, что срочник посылал контрактника по извилистому маршруту, когда видел, что тот не прав или перегибает палку. А что – если прав, так и надо. Бывало и наоборот, когда срочник зарывался и забивал болт, считая, что ему не положено по сроку службы.

Был у нас один контрактник… Не знаю, как его психиатр пропустил… Он постоянно ко всем приставал с вопросами: «А если тебя убьют? А если тебя ранят или контузит?» Одолел всех. Какого рожна он сюда поперся? Сидел бы дома, гладил свою Машку… Это его нытье всех достало. Морально он такой сумбур в головы вносил, что ни о каком боевом духе и речи быть не могло. Мучились мы с ним месяца три. Потом он с товарищем просто ушел из расположения взвода и не вернулся. Куда они делись, мне, если честно, наплевать. Все просто вздохнули с облегчением…

«Попросились в разведку…»

Игорь Дружинин, разведывательная рота полка, контрактник:

– В 245-й я попал просто. Летом 1999 года с другом Вовой Карнетовым начали собирать документы на контракт в Сербию (как раз Америка ее бомбила), но тут Басаев с Хаттабом поперли на Дагестан. В общем, в военкомате нам предложили ехать туда. Пока оформляли документы, наступила осень, и 1 или 2 октября мы поехали в Нижний Новгород. Жене и матери я сказал, что уезжаю на очередной контракт, вечером, перед отъездом, собирал-то документы втихаря. Они, конечно, были в шоке. Несколько дней пробыли в Нижнем Новгороде. Выдали нам смертники, у меня этот уже третий был, по одному с каждой поездки в Чечню. К вечеру, примерно 6–8 октября, человек 250 контрактников привезли на аэродром, но была нелетная погода, и пришлось ночевать в лесополосе у взлетки, у костров. Пьянка была грандиозная! Прилетели днем в Моздок, там какой-то генерал или полковник нас построил и пристыдил за гулянки. Сказал, что в Чечне в 245-м полку большие потери, погибли разведчики, пожгли технику, а мы тут бухаем.

Друг мой Вова Карнетов попал в 276-й полк сапером. Ну, а мы с утра выехали колонной на Чечню. Оружия нам пока не выдали, так что вся надежда на случай засады была на водителей «Уралов» да на сопровождающих с оружием. Вечером прибыли в полк – это было начало Терского хребта. Слышна была близкая канонада.

Я и еще несколько человек попросились в разведку, нас привели к начальнику штаба, и он начал каждого пытать, кто да что? Я сказал, что не первый раз в Чечне, боксер, всю жизнь занимаюсь спортом – ну, меня и взяли. Взяли также Андрюху Васильева, бывшего омоновца, Серегу Сайко, бывшего собровца, Вову Ткаченко (он в первую в 245-м воевал), Димана Робина, Славу Заверткина (я с ним в 1996 году в 166-й бригаде в одном батальоне воевал). Не взяли «Бакса», Валеру Большова (хотя он в 166-й бригаде в разведроте воевал). Ну, мы потом подключили кого только можно и затянули его в разведку через неделю. Он просто был худоват, небольшого роста, но мужик был классный, и сам командир полка его потом очень уважал!

Утро началось с того, что начали шить себе разгрузки, кто из чего. Я старый камуфляж привез с собой, стал на него пришивать карманы под гранаты, мне-то под рожки не надо было. Я себе выпросил пулемет ПКМ (от кого-то из убитых разведчиков остался), поскольку раньше и был пулеметчиком.

Запомнилось, что под нами где-то в километре было два села, между ними метров 800, и вот несется от одного села к другому машина легковая, а сверху на нее два «крокодила» Ми-24 заходят, выпускают ПТУР, и машина полыхнула; минут через пять другая несется, они ее тоже красиво взорвали. Мы думали, что все, «концерт закончен», а тут еще одна несется на большой скорости, она даже успела в село заехать, там ее «крокодилы» и достали. Кто там был – мирные или боевики, не знаю.

В этот или на следующий день выехала группа забирать убитых, кого не смогли вытащить 8 октября. Привезли пару кулечков фольги для трупов, там ничего и не осталось совсем от механиков-водителей. Срочники наши рассказывали, что один пацан погиб действительно как герой. Он был пулеметчик, ранен, и когда пацаны отходили, его никакой возможности вытащить не было, так он им кричал, чтобы они уходили без него, сам прикрывал их. Его нашли убитым. Оказалось, что «чехи» в голову из подствольника выстрелили, добили.

Моя БРМ (боевая разведывательная машина. – Авт.) подорвалась на мине, и разгрузка, которую я шил, сгорела. Феде, механику «бэхи», повезло: он ехал по-походному; с незакрытым люком, и его взрывом выбросило из машины, получил только легкую контузию. Мы с пацанами его дня два донимали, что ему придется платить до пенсии за подорванную «бэху», и он, бедолага, верил!

Разведрота наша была небольшая, человек 45, из них человек 15 контрактников, ротным был старший лейтенант Катунькин. Взводник у нас был, по-моему, «пиджак» молодой. С формой и снаряжением сначала были проблемы: ни разгрузок, ни ботинок. Оружие было более-менее. У пацанов было штук 10 АКМС калибра 7.62, с глушителями, у каждого были НРС (нож разведчика стреляющий. – Авт.), неплохая штука, но патронов к ним не достать. Гранаты относительно новые (в первую кампанию их почти не было), с пластмассовым запалом, но их не особо любили: ходили слухи, что могут взорваться в руке, гораздо надежнее «эфки» и «эргэдэшки».

Александр Шмелев, контрактник, рядовой:

– Первые дни ночевали, где придется, даже под «бэхами», грузовиками. Было еще тепло. Полк постоянно передвигался, у нас еще и палаток не было. Матрасов нет, палаток нет, одеял нет – еще в Ставрополе выбросили. Надеялись, что как-нибудь само собой все образуется. Мы были прикомандированы к полковой разведроте. Там еще срочники служили, потом их отправили в Мулино. Автоматы нам достались старые…

Юрий Чердаков:

– И мне достался старый автомат, калибра 5.45. Подствольник клинил постоянно. Ладно хоть, по сравнению с первой кампанией, с запасными магазинами проблем не было, с боеприпасами тоже.

Александр Шмелев:

– Боеприпасов у нас было – во! Привозили каждую неделю! А вот воду – не каждую. Рота была раскидана по фронту километра на три, и каждому привезти воды – нереально. Но выкручивались. Добывали воду в сероводородном источнике, и соленую воду пили. Варили суп из сероводородной воды, флягу с ней на 40 литров приперли – лучше, чем на соленой воде. Есть там, в Чечне, соленые озера. Чай заваришь – заварку соль съедала, вода через две минуты белая становится. С питанием было хорошо, мы никогда не голодали. Тушенка только надоела. А в 2000 году питание было хуже, любая каша – с килькой в томатном соусе. Самое плохое, что курить давали только «Беломорканал». Потом «Прима» появилась, мы ее за «Мальборо» считали…

Юрий Чердаков:

– У нас было котловое питание. Привозили консервы. Давали один сухпаек – и его хватало. С котелками в роту не бегали. Продукты выдавали на взвод, а потом делили по отделениям. Каждое отделение само себе еду готовит. Кто умел, тот и варил. Был эпизод, что собак ели, нужда заставляла…

Сергей Гирин, заместитель командира 2-й мотострелковой роты по воспитательной работе, лейтенант:

– Организация питания в этот период была на достаточном уровне – привозили готовую пищу с кухни полка – в основном, суп, кашу, чай. Кроме того, во взводах тоже готовили по возможности. Например, как-то мешок муки раздобыли и пекли блины. Для мирного времени, конечно, скудный рацион, но для ведения боевых действий было очень даже ничего…

Алексей Хмель, механик-водитель БРДМ противотанковой батареи, рядовой:

– Из нашей батареи забрали всех молодых, кто не отслужил еще семи месяцев. Некоторые ныли комбату: «Когда нас домой отправят?», а другие, наоборот, хотели остаться.

На замену молодым прислали контрактников. Одни были опытные, по второму разу на войне, некоторые – первый раз. У одного спрашиваю: «Ты зачем приехал, тебе уже почти полтинник». – «Мы с бабушкой газ решили домой провести, вот подзаработать приехал». Вот, чудаки, блин…

Один раз была баня. В большой палатке сделали помывочную, прикрепили лейки и подключили к цистерне с водой. Наша батарея мылась последней, и воды на всех не хватило. Помню, я еще успел смыть мыло, а кто-то остался намыленным.

Помню, один офицер из артдивизиона дал комбату термос со свежей говядиной, и только мы хотели ее приготовить, как снова поступила команда на движение вперед по Терскому хребту. Есть хотелось – невозможно, и на одной остановке мой друг Шиленков рассказал с голодухи, что на гражданке ел сырое мясо. Достали мы из термоса с ним по кусочку и с каким-то сухарем съели. И ничего вроде, нормально.

«При каждом залпе компьютер подпрыгивал…»

Алексей Задубровский:

– С питанием у нас было хорошо. Сигарет тоже было много. Правда, пару раз были задержки с доставкой. С водой один раз неувязочка вышла. Где брали эту воду, не знаю, но она была сильно соленой. А так как еду готовили из этой же воды, то все оказалось соленым. Даже компот.

С дровами у нас, артиллеристов, проблем, как у пехоты, не было: всегда много пустых ящиков от снарядов.

Письма приходили сразу пачками. Моя девушка писала каждый день и в каждом письме – открытка. Много накопилось, я их на стенку в палатке у головы цеплял. Правда, после каждого залпа приходилось с пола собирать и заново вешать. Когда вернулся домой, через четыре месяца поженились. Маме долго не писал, что мы в Чечне. Адрес дал «Москва-400», а что это – она не понимала. Сказал только, когда она в гости собралась приехать, в часть.

У нас был прикомандированный офицер из части РВСН – старший лейтенант. Ему жена прислала письмо, что в его части есть приказ о присвоении ему очередного звания – капитан. И все потом шутили: «капитан-лейтенант».

Быт у нас был налажен хорошо. Бардака не было. Нары делали из ящиков, дрова всегда были. Да и командир дивизиона не допускал беспорядка – серьезный был мужик.

Под штаб дивизиона оборудовали строительный вагончик – он был разделен на три помещения. Перед входом – что-то типа прихожей, и там печка-буржуйка стояла. С одной стороны было что-то вроде дежурной части, там был пульт и рации. Дежурил круглосуточно связист, было и по двое, когда много работы. А в третьем помещении спали старшие офицеры дивизиона.

Пехота обычно впереди стояла метров за 300–500 от нас. А так обычно сами себя и технику охраняли, под Урус-Мартаном даже две вышки себе построили.

Не помню, где достали компьютер. Начальник штаба дивизиона майор Крупский откуда-то привез. Вместе с ним создали программку в Excel для расчета целей на весь дивизион. Потом появилась видеодвойка и микроволновка. Телевизоры у многих были. При каждом залпе компьютер подпрыгивал на столе и начинал перезагружаться, это сильно раздражало.

Для некоторых война закончилась, едва начавшись…

«Вижу, как что-то летит в нашу сторону…»

Михаил Хрыков, пулеметчик РПК, 4-й роты 2-го батальона, гвардии рядовой:

– Десятого октября был мой последний бой… Духи нашу разведку в горах накрыли, были погибшие. Мы выстроились в колонну в 9–10 часов вечера, так и стояли до 11–12 ночи. Наконец отбой дали, спать до утра. Поехали утром, задача – нашу технику разбитую забрать. Пока ехали, смотрели, как работает артиллерия. Наконец, приехали на место боя. Стоят разбитые «бэхи», башни сорваны. Грузили убитых разведчиков – страшно было на них смотреть. Думаешь про себя: секунда какая-то – и ты можешь оказаться на их месте. Сидим на броне – нас всего на БМП было шесть человек – трое на броне, и к нам подсел офицер, незнакомый майор из штаба полка. Вдруг вижу, как что-то летит в нашу сторону, но чуть правее. Это был выстрел из РПГ. Майора как ветром сдуло, и мы за ним с брони слетели. Это был не столько взрыв, сколько удар, а внутри – сильная вспышка. Хотя пробоина в броне большая была. Внутри сидели старший стрелок Паша, наводчик Гордеев и механик-водитель Ворон. Из башни вытащили Пашу-стрелка, у него волосы обгорели и лицо обожгло, ничего не видит, наводчику Гордееву осколок попал в ногу. Взяли раненых – и ползком-ползком от машины, я Паше только говорю: «Сейчас влево, сейчас вправо» – у него от вспышки зрение отказало… А через несколько десятков метров я оглянулся и вижу, что кого-то с нами не хватает. Механика-водителя! Вернулся к «бэхе», стучу ему прикладом по люку. Он выглянул: «Что случилось?» Оказалось, что он и не почувствовал, что в нас попали, и сидит себе. «Что-что! Горим!» Он рыбкой выпрыгнул из люка. Машину свою бросили – и ползком, травой уходили, а нас было видно – обстреливали.

Долго-долго возвращались в лагерь уже на другой броне…

Приехали в лагерь, костер горит. Машины теперь у нас нет, и сначала нам сказали: «Пристраивайтесь к обозу!», а потом: «Парни, ваш призыв выводят!» Все было в один день: машину нашу подбили, и нас, молодых, выводят. Значит, думаю, хватит, навоевались. Спал я в ту ночь у костра, на бронежилете. Это была первая ночь в Чечне, когда я выспался…

«Солдаты не хотели уезжать…»

Сергей Юдин, командир полка, гвардии полковник:

– Часть солдат вскоре после прибытия в Чечню приказом нас заставили вернуть на постоянное место дислокации – это тех, кто отслужил менее полугода. Для полка это было большой потерей. Солдаты не хотели уезжать. Им было очень обидно, что их товарищи будут воевать, а они должны вернуться.

Юрий Чердаков, контрактник, старший сержант:

– Как они плакали, когда их отправляли в Мулино… В Чечне они почувствовали настоящую армейскую атмосферу, братьев, солдат, а ну-ка – туда, где вас снова будут бить, заставлять чистить туалеты. Их отправили не потому, что они ничего не умели. Там, в Чечне, сначала не умел никто и ничего… Их просто пожалели…

Александр Шмелев, контрактник, рядовой:

– Срочники спали так крепко, что их пинаешь – они все равно спят. Мы с Юрой охрану расположения взвода взяли на себя. Сами в сутки спали по четыре часа, но охрану мы в самое тяжелое время не доверяли никому. Доверять срочникам было нельзя, и учить их было поздно.

«Скоро отношения наладились…»

Алексей Росс, 1-я мотострелковая рота, стрелок, контрактник:

– Со срочниками во взводе познакомились уже после схватки на той высоте… Я помню себя на срочке и тех, кто был со мной тогда рядом. Отличие налицо. Да оно и понятно: отряд спецназа – далеко не пехота. Хотя были и хорошо подготовленные ребята. У нас в отделении был срочник-гранатометчик, который при нападении духов свой гранатомет на броне забывал. Сначала говорил, что в растерянности, потом – в суете боевой. А вскоре оказалось, что он его умышленно забывает. Услышал где-то, что гранатометчиков с пулеметчиками духи первыми стараются уничтожить, вот и решил не рисковать. В общем, срочники решили, что мы, контрактники, теперь все трудности службы на себя возьмем. Это относится и к ночным постам, и впереди всех должны идти контрактники. Мы, конечно, довели до них, что они тоже боевые единицы подразделения. Скоро отношения между срочниками и контрактниками наладились…

В каждом взводе была своя печь для готовки еды. Получалось так, что в каком отделении жил взводный, в том и снабжение. Остальные охотились на бесхозные стада да на подвальные припасы. Когда у нас машину подбили, то лежавшая на ней палатка обгорела. Новую палатку не выдали, спали под тентом от БМП, на матрацах из домов…

Андрей Актаев, пулеметчик 3-го взвода первой мотострелковой роты, контрактник:

– Может быть, у кого-то в ротах срочники и были все поголовными дебилами, неумывашками, берущими автомат за дульный тормоз. В моей роте – не то чтобы все орлы с куриными ж…, а просто нормальные пацаны. От контрактников они отличались иногда только прожитыми годами, а некоторые и превосходили их в том же знании оружия и тактики. Все-таки большой отрезок службы они прошли.

А если брать контрактника, иногда не поймешь: служил ли он? На элементарные вопросы отвечать не может. Но это и понятно: кто-то подзабыл, кто-то служил во флоте, в авиации, в железнодорожных войсках, автомат за службу видевший только на плакатах. Так что срочники у нас были нормальные ребята. Помню, как над одним подшучивал. Я ему говорю, что уже второй контракт тяну и срочка давно в прошлом, а ты всего-то девять месяцев отслужил. Хотя мы с ним ровесники, мне тогда 22 года было.

«Били меня вшестером, сапогами…»

Михаил Хрыков, пулеметчик РПК, 4-й роты 2-го батальона, рядовой:

– Все мы, кто вернулись из Чечни, старались держаться вместе. Потом нас свели в одно подразделение. Служба была полегче, сначала у нас и дневального не было. Отоспались, подшились. Потом стали и с песнями в столовую ходить.

Из Чечни домой я ничего не писал. Матери письмо я послал еще перед полевыми сборами, что уедем на месяц, а там почты нет, не беспокойтесь. Но соседка увидела репортаж, что вернули солдат из Чечни, и прибежала к матери: «Мишку вашего видела по телевизору!» Родители приехали в полк в Мулино: «Где наш сын?» – «На картошке!». Нам на полк привезли картошки, надо было выгружать. Родители ждали до отбоя – нас нет! На КПП вызвали дежурного по части: «Почему у вас нет такого-то после отбоя?» Офицер развел руками: «Не знаю, уехали на картошку». Мы вернулись только в три часа ночи. Утром – только подъем объявили, ко мне с КПП бежит дневальный: «К тебе родители приехали!»

После месяца реабилитации нас раскидали по разным подразделениям.

Меня перевели в зенитный дивизион. Через год службы ко мне подошел один дагестанец из нашего дивизиона и говорит: «Роди мне сигареты!» Я ему «родил» по уху, он за своими побежал. Били меня вшестером, сапогами, где попало. Русский Ваня стоит и наблюдает, чем все это дело закончится… Я выключился. Потом узнал, что дембеля этих дагестанцев разогнали, меня отволокли в умывальник, там я и очухался. Мне сказали: «На вечернюю поверку не пойдешь, за тебя там крикнут». Дали мне граненый стакан водки, и я лег спать. Голова утром гудела от ударов… Но больше ни один дагестанец ко мне не подходил и ничего не спрашивал, поняли, что я могу за себя постоять. Обидно было, что мы в Чечне родину этих дагестанцев от бандитов защищали, а они меня же и били…

Я год отходил от Чечни. Старался не пить, чтобы крышу не срывало. Сейчас проблем нет никаких. А сначала – давай чуть что драться. Война снилась всего раза три…

Уехали в пункт постоянной дислокации полка молодые солдаты, а в Чечне война шла своим ходом… И у каждого она была своя.

11 октября. К 11 часам КП полка, 2-й мсб, САДН расположились в районе Надтеречного канала. В 13.00 группа, назначенная командиром полка, выдвинулась на место боя 8 октября с задачей изъять с подбитых машин тела сгоревших механиков-водителей и уцелевшее оружие. Группа с задачей справилась, однако при возвращении с места боя подорвалась на фугасе БРМ 1-к. В результате подрыва получил перелом ребра рядовой Михайлов, водитель Деев был легко контужен. В 14.30 останки сгоревших механиков-водителей и рядовой Михайлов были эвакуированы с вертолетом.

В 15.001-й мсб начал наступление в указанном направлении с задачей к исходу дня овладеть высотами 468,0 и 453,8. Наступление прошло без потерь, сопротивления противника не было. Батальон выполнил поставленную задачу и закрепился ротными опорными пунктами на указанных высотах.

12 октября. В 12.301-й мсб начал наступление в направлении отметки 510 для окончательного выполнения задачи. Наступление батальона прошло без потерь. Противник сопротивления не оказал. Подразделения батальона заняли указанные высоты Терского хребта. К 19.001-й мсб выполнил поставленную задачу и занял указанный район обороны у отметки 504,6 и другие отметки. К 18.002-й батальон поднялся на хребет и сосредоточился вдоль дороги 500 метров западнее отметки 490.

С 9.00 до 11.00 на НП полка работал командующий группировки «Запад» генерал-майор Шаманов. В период наступления 1-го мсб по плану работали артиллерия полка и авиация группировки.

«…Но котелки не бросили…»

Дмитрий Усиков, старший помощник начальника артиллерии полка:

– Потом все пошло как по маслу. Числа 12–13 октября заползли на Терский хребет. Помню, что очень хотели есть. Я заехал на БМП на какую-то кошару, вокруг нее было несколько воронок от разрывов снарядов. На столе в кошаре лежала медаль «Мать-героиня», тут же валялась убитая кавказская овчарка, скулили несколько щенков. Забрал двух щенков, одного отдал в батарею ПТУР, второго себе оставили. На этой кошаре настреляли гусей, уток, а то дня два не ели. Но поесть тогда так и не удалось.

Забрались на Терский хребет, а там уже командно-наблюдательный пункт полка, прилетели генералы Шаманов и Казанцев с фотокорами. Солнце светило, но было холодно. Генералу Шаманову поставили стол раскладной, большой бинокль. Как раз начали гонять духов по Терскому хребту реактивными снарядами. И артиллерией, и реактивными снарядами стреляли даже по одному человеку. Видно было, как он бежит, разрыв – и уже не бежит. Шаманов наблюдал всю эту процедуру. Генерал Казанцев в это время ходил по окопам пехоты. Фотокор, здоровый такой мужичок, бородатый, в кожаной тужурке с короткими рукавами, поснимал панораму и работу артиллерии, потом засадил бутылку водки и лег спать возле вертолета.

Мы стояли на бугорке, а внизу валялся подбитый вертолетчиками джип. Решили сходить, посмотреть. Трупов у джипа уже не было. Поковырялись в машине, нашли документы комбата полка имени Дудаева.

Встали под Старыми промыслами у газоперерабатывающего завода. Я в эти дни был как Фигаро – то здесь, то там: то на корректировке у спецназовцев, то артиллерии дивизиона. Пошли пешком со спецназовцами, спустились с хребта в кошару, там были мирные чеченцы. Наши вперед ушли, а мы двое решили погреться у горящего факела и поспать. Едет машина: зам. по тылу полка, кличка Елки-палки, армянин, он нас забрал, довез до расположения полка.

Несколько дней постояли у газоперерабатывающего завода, постреляли по нему, потом спокойно в него въехали. Пехота встала боевыми порядками. Помню, как перед заводом стояли и в кастрюле варили конину, а по нам стал стрелять снайпер. Но котелки не бросили.

Каждый день куда-то ездили, на корректировку ведения огня. Начальник артиллерии полка в эти дни ушел в отпуск, я остался за него.

Однажды поздно вечером у газоперерабатывающего завода решили понаблюдать за Грозным. По дороге – мы ехали на броне – еще напоролись на две мины ОЗМ, взорвались на уровне метра. Ночью я пристрелял три точки. Полковник Юдин дал мне на ночь снарядов. Мне стало интересно, горит ли большая цистерна, есть там нефть или нет. Начинаем стрелять. Попал в одну – там сноп искр, и больше ничего. Во вторую попал – огня и пламени не было. Мы успокоились, сидим у костра, кемарим. Ночью меня будит связист: «Я тут скомандовал, мы куда-то попали, и там все горит». Побаловаться решил. Попали в нефтезавод, и он начал гореть.

«Наводчик ошибся в установке прицела…»

Александр Швидков, старший офицер самоходной артиллерийской батареи (СОБ), старший лейтенант:

– Где-то через месяц после Рубежного вся техника вернулась в строй, и батарея шестью стволами бомбила Терский хребет. Знания, полученные в училище, не прошли даром. Когда в полной темноте необходимо определить свои координаты и сориентировать орудия в основном направлении, имея буссоль с ночной насадкой для ориентирования по звездам и гирокомпас, которым могли пользоваться только два человека в дивизионе: я и мой друг СОБ соседней батареи.

Стрельба артиллерии – довольно точная наука. Элементарные ошибки и просчеты чреваты потерей жизни своих солдат, которые идут впереди. Когда стояли в районе газоперерабатывающего завода, как обычно, пошла команда на открытие огня. Дали цель, она была обработана и просчитана. Первый залп. Затем команда «Стой!». По одному снаряду, начиная с первого орудия интервалом в минуту «Огонь!». После выстрела четвертого орудия снова команда: «Стой! Все расчеты к машине СОБа!» Приехали офицеры из штаба полка – вонь поднялась на весь дивизион. Выяснилось, что командир четвертого орудия, он же наводчик, ошибся в установке прицела на 100 тысячных делений. Типичная и самая распространенная в артиллерии ошибка. Но в результате снаряд отклонился от цели на полтора километра и упал в 25 метрах от переднего края своих. Слава богу, тогда никто не пострадал и все были в укрытиях. Но эта ошибка могла потом дорого стоить.

«От сырости спрятаться было некуда…»

Андрей Фомин, наводчик ПК 3-й мотострелковой роты, гвардии сержант:

– Во второй половине октября на Терском хребте начались дожди. Шли они несколько дней подряд. На сопках либо туман, либо дождь. От сырости спрятаться было некуда. Спали прямо в окопах. Накидаешь в окоп, если есть такая возможность, соломы, накроешь плащ-палаткой и ложишься. На себя сверху еще плащ-палатку. Просыпаешься от того, что от сырости замерз.

Костры жгли редко. Для костра выкапывали яму, чтобы от него не было видно света.

«Занять круговую оборону…»

Алексей Росс, 1-я мотострелковая рота, стрелок, контрактник:

– Мы шли п Терскому хребту, по пути жгли кошары с кустарным бензиновым производством.

Потом был бой в Керла-Юрте. Село нам отдали почти даром. В Керла-Юрте мы были три дня. Потом полк двинулся к Долинскому и на газоперерабатывающий завод. Когда наше отделение на БМП из села выезжало, у нас на машине топливный насос сломался, и мы встали. Наши пытались нас на тросе тянуть, дотянули до мечети – и трос лопнул. По рации получили приказ: «Занять круговую оборону и стоять насмерть». Там к нам подъехал офицер, представился как бывший комполка Морозов, в честь которого W стало символом полка. С ним мы ходили в мечеть. Там были следы проживания боевиков.

Ночью, чтобы избежать налета со стороны села и осветить окрестности, мы подожгли стог сена, потом еще один. Мы знали, что почти все мужское население этого села воевало в подразделении «Волки», поэтому ожидали их нападения. Потом к нам подъехала машина из разведроты 752-го полка. Психологически стало полегче. Ну, а потом уже ребята за нами приехали с танковыми тросами и оттащили нашу БМП к занятым ротой позициям.

«Ульян, иди копай!»

Андрей Актаев, пулеметчик 3-го взвода первой мотострелковой роты, контрактник:

– На следующий день, как мы прибыли в полк, БМП моего отделения подорвалась на фугасе, поэтому мое отделение и ездило на «бэхе» второго отделения.

Как мне рассказывали ребята из этой БМП, на штурм высоты рота пошла пешком под прикрытием брони. Хотя начальник разведки предупреждал ротного не соваться туда. Прикольно получилось, как по науке: цепь по отделениям, перебежками, как на полигоне. Тогда двое погибли: один из нашей роты, другой из гранатометного взвода.

По рассказам, рота шла за БМП, в которых десантные люки были открыты, создавая дополнительную защиту. БМП № 119 вроде бы шла по единственной дороге. Сработал фугас. Механ-дембель кричит своему наводчику: «Все, отходим!» И БМП разута, и приказ об отходе был. Я не знаю, что случилось: то ли не слышал, то ли в ступор впал, но наводчик-оператор Ульянов не вылез, а продолжал стрелять из ПКТ. (Пушку еще в начале боя заклинило.) Рота отошла, а он так в ней и остался. Расстояние – метров пятьдесят до гребня высоты. Ульянов сидел в БМП всю ночь. Только под утро, с его слов, выбрался: есть захотелось. Чуть выше стоял брошенный прицеп с каким-то скарбом. Пока Ульян, как мы его называли, копался там, в шмотках, в поисках пищи, к БМП наведались духи. Самое смешное, что два ящика гранат они не взяли, а унесли цинк от пищевого бачка.

Где потом разведчики нашли Ульяна, история умалчивает. Но когда он вернулся в отделение, то стал похож на робота. «Ульян, иди копай!» – идет, копает и не останавливается. «Ульян, иди есть!» – идет есть. Весь набор его слов в то время был – «да» и «нет».

Через две недели забрали его от нас. Под Грозным он опять к нам присоединился, сказал, что лежал в госпитале. Там его подлатали, разговаривать начал, общаться. Он был откуда-то из-под Москвы. Очень увлекался авиацией, на всех этих авиационных парадах в Жуковском был. В Грозном он, кажется, уволился. На мой взгляд, таким, как Ульянов, и надо ордена давать, а не по особистам таскать.

Зеленые пики полковника Юдина

…Перейдя Терек, полк пошел Терским хребтом. Высоту 513,0 над Зебир-Юртом, которую держали два десятка боевиков, пришлось брать пешей атакой. Иначе никак – выдолбленные в скальном грунте окопы с норами защищали «душков» от ударов с воздуха и артиллерии. Избежать практически неизбежных при этом потерь удалось благодаря грамотной организации боя. Под прикрытием огня танков и вертолетов, сблизившись с противником на бросок гранаты, сбили боевиков с горки.

В окопах – семь трупов. Причем своему командиру, судя по дырке в кепке, боевики сами выстрелили в затылок – не иначе, не давал отступать. Остальные сбежали. Судя по документам, завалили «цвет»: убитый своими чеченский майор – комбат Магомед Хамзатов: герой Чечни, офицер бамутского полка имени Джохара Дудаева, представитель масхадовской гвардии. Все документы подписаны вице-президентом Ичкерии Вахой Арсановым.

После боя – делегация из Зебир-Юрта во главе со стариком, полным кавалером орденов Славы: не наши, говорят, это – Вахи Арсанова люди. У нас, клянется старик, боевиков нет и не будет.

– Хорошо, тогда водрузишь над селом, – Юдин протянул деду российский флаг, – чтоб, пойдя дальше, я был уверен – боевиков у нас в тылу нет. Если же флаг пропал – возвращаемся и зачищаем село.

Так с родовым селом Масхадова – Зебир-Юртом – разошлись с миром. Боевики потом, правда, несколько раз пытались в него зайти, но местные их не пустили. Были даже доходящие до стрельбы стычки. А вот Вахе Арсанову – один боец из приданной танковой роты при взятии 513,0 все же погиб, когда в танк попал ПТУР, – Юдин потом отомстил. По их же кавказским обычаям. Один из пятерых оставшихся в Керла-Юрте дедов показал дом Арсанова, который явно впопыхах был покинут хозяином. В столе – куча визиток московских чиновников (Юдин передал их потом фээсбэшникам), в подвале – все те же цепи и кандалы. Собрал всех оставшихся стариков, показал найденную фотографию: на пороге этого дома Ваха Арсанов с Масхадовым и Басаевым. Видите? И на их глазах подорвал дом. За танкиста. Чечня любит, когда все конкретно.

Константин Ращепкин («Красная звезда», 4.12.2004 г.)

«Въехали на Терский хребет…»

Виталий Заврайский, командир 4-й мотострелковой роты, гвардии старший лейтенант:

– На поле мы простояли еще один день, и на следующий день нас в составе полка перебросили через Северную Осетию к Терскому хребту. Марш был очень долгим – в течение двух суток мы пылились по дорогам с передышкой ночью. И ближе к обеду третьих суток мы перешли к обороне вдоль хребта.

На следующий день где-то вечером я получил команду выдвинуться в указанный район, где наша полковая разведка нарвалась на засаду боевиков. Там же сгорело две боевых машины и погибли наши сослуживцы, прямо не вылезая из машины, было много раненых разведчиков. В последний момент меня остановили, и на следующий день заместитель командира батальона убыл в указанный район. В этом районе у меня была подбита первая «коробочка» и ранены мои подчиненные. Я уже думал, что машина сгорела, составил списки на списание имущества. Но каково было мое удивление, когда на следующее утро прибыла моя боевая машина, вся изрешеченная, в правом борту пробоина от выстрела гранатомета. Все мы были очень удивлены!

На следующий день – опять перемещение, и к вечеру мы въехали на Терский хребет, колесную технику пришлось затаскивать боевыми машинами.

Ночь на хребте прошла спокойно. С утра стоял густой туман, было прохладно. Проснулся я оттого, что меня вызывал на КНП батальона комбат. Я приехал туда, где мне была поставлена задача: выдвинуться и занять господствующие высоты повзводно. Я сам должен быть во главе первого мотострелкового взвода. На КНП батальона каждому командиру роты дали переносные маленькие радиостанции «Кенвуд» – это было правильное решение сверху, так как наши «159-е» очень большие и в бою служили демаскирующим признаком для всех командиров. В душе было какое-то непонятное напряжение, как перед выпускным экзаменом в училище. Так получилось, что даже не было времени позавтракать, да и машина (хозяюшка ротная) не зашла еще на хребет. Пришлось нам выполнять поставленную задачу с пустым желудком, правда, из-за этого мы были злее.

Началось наступление 13 октября. Один мой взвод наступал на одну высоту, другой на вторую, я же с первым взводом выдвинулся по бездорожью – то подъем, то спуск – и занял указанную высоту без боя. Закрепились. Наблюдаем, как колонна из нашей техники выдвигается по дороге, впереди два танка с катковыми минными тралами. В этот момент, справа от нас, выехала из низины автомашина «Нива», остановилась, и прозвучал выстрел из ПТУРСа по головному танку. Снаряд попал танку прямо под башню. За ним выезжает следующий танк, опять выстрел – и этот танк подбит. В эфире по связи комбат «общается» с командиром полка, я же в свою очередь даю команду гранатометчикам на уничтожение «Нивы». В этот момент по мне открывает огонь наша разведрота, которая наступала позади нас в одном километре.

Интересный момент мне запомнился… Перемещается мой заместитель командира взвода, и пуля на излете попадает ему в кокарду на кепке и отлетает. На что он, ошалелый, говорит: «Ничего себе, уволиться собрался!» У него через два дня заканчивался срок службы.

В эфире слышу: «Вон они, вон – на склоне высоты! Я вижу духов!» В этот момент я вклиниваюсь в переговоры командира разведроты и спрашиваю: «Кого ты видишь? Это я – «904»! Нахожусь на склоне!» Потом незнакомый мне голос требует, чтобы я обозначил себя. Я запустил дымовую гранату. Мне ответили, что меня видят и чтобы мы залегли на землю, потому что через нас начнет работать артиллерия полка.

Когда артиллерия закончила свою работу, мы переместились на склон высоты – в сторону противника. Мы все понимали, что останавливаться нельзя: время уходит! В этот момент я выхожу по связи на комбата и прошу разрешения на атаку соседней высоты (513.0). Мне комбат отвечает, что я свою задачу выполнил. И в этот момент вклинивается голос командира полка: «А может быть, мы его пошлем?» Комбат отдает мне указание: «Действуй!» Я произвел распределение сил и средств. Основную силу взвода направил по левому склону высоты, двух бывалых контрактников – по правому. Сам же наступаю с бойцом по дороге, которая шла прямо на эту высоту с нефтяными бочками. Метров за двести меня останавливает шквал огня противника. Мне и бойцу пришлось залечь в высокую траву слева от дороги. И сразу же начал доклад по рации: «Остановлен огнем противника! Прошу поддержать огнем артиллерии!» Мне посыпались вопросы: «Куда класть огурцы? Не зацепит ли вас?» Я дал добро на огонь и, воспользовавшись огнем артиллерии, перебрался к основным силам взвода.

Когда по мне открыли огонь, то почему-то перед глазами возникли мои родители…

В составе взвода начали продвигаться вперед, ведя огонь по боевикам. Когда огонь противника стих, то мы совершенно беспрепятственно вышли на высоту и заняли окопы боевиков. Стали осматривать местность. В одном окопе обнаружили семь трупов боевиков, их оружие, спальные мешки. После того как я доложил по связи о выполненной задаче, по нам открыли огонь из зеленки, с низины. Мы ответили огнем из всего оружия. В этот момент над высотой показалась пара вертолетов, «полосатые-пернатые», я им показал рукой направления работы, так как вертолетчик, сидящий за штурвалом ближнего вертолета, видел мои указания очень отчетливо. «Полосатые-пернатые» сделали один заход на дальний склон высоты, отстрелялись, затем другой заход, и ушли. Через несколько минут в небе над нами появились наши штурмовики «Грачи». Я попросил по рации: «Этим, как их там – «Грачам» не надо работать!» Они сделали один заход по тому же месту, что и «полосатые-пернатые», и ушли.

Через полчаса подошла разведка полка и сразу же закрепилась на дальнем склоне, куда наносили удары наши «пернатые друзья». За ними с интервалом в десять минут подошел один взвод соседней роты нашего батальона и закрепился на противоположном склоне относительно нас.

Каково было наше удивление, когда впереди выдвигающейся техники наши саперы обнаружили один фугас, потом другой – и таких было пять штук. Всех их уничтожали сразу. Потом командир соседней роты нашел пульт управления от дистанционно заминированных фугасов в бушлате убитого боевика, наверное, командира.

Когда подошла техника, как нас всех обнимали и поздравляли наши боевые товарищи – нам было очень приятно и радостно!

Вспоминаю еще один случай этого дня… Приходит мой командир взвода и спрашивает: «Хочешь посмотреть на пятьдесят тысяч баксов, разорванных пополам?» Оказывается, на месте, где работали наши «пернатые» товарищи, стоял джип, разорванный пополам.

Из наградного листа

Заврайский Виталий Викторович, командир мотострелковой роты 245-го гвардейского Гнезненского Краснознаменного ордена Суворова мотострелкового полка 3-й мотострелковой дивизии Московского военного округа, капитан.

…13 октября 1999 года старший лейтенант Виталий Заврайский получил приказ о захвате высоты 460,8 на Терском хребте. Через два часа высота была взята без потерь в личном составе и технике. Таким образом, было обеспечено продвижение вперед соседних подразделений. Закрепившись на занятой высоте, командир роты организовал тщательную разведку прилегающей местности. При этом было выявлено, что на недалеко расположенной высоте 500,8 у населенного пункта Зебир-Юрт оборудован опорный пункт боевиков. Доложив о результатах и получив разрешение на захват опорного пункта, Заврайский повел часть роты вперед. Однако под огнем врага мотострелки вынуждены были залечь.

В критической ситуации офицер не потерял самообладания, проявил хладнокровие и волю. Он учел, что главные силы его роты залегли довольно далеко от высоты, а сам с 4 бойцами передовой группы уже практически обошел с фланга позиции боевиков. Правильно оценив обстановку, Заврайский вызвал огонь артиллерии на опорный пункт, а под прикрытием огня по расположенному вблизи высоты оврагу незаметно вывел группу к позиции противника с фланга и внезапно, с расстояния броска ручных гранат, атаковал его. Дерзкий замысел командира роты осуществился. Боевики были ошеломлены внезапным натиском горстки мотострелков. Большая часть их была уничтожена на месте, не успев оказать серьезного сопротивления, уцелевшие панически отступили. Высота была занята. По показаниям пленных, на ней оборонялись 15 боевиков, которые были выбиты пятью российскими солдатами – командиром роты, заместителем командира взвода, двумя контрактниками и гранатометчиком срочной службы.

В октябре 1999 года рота старшего лейтенанта Заврайского уничтожила около 50 боевиков, в роте погибших не было, ранение получил только один солдат (осколочное ранение пальца руки). В зимних боях 2000 года старший лейтенант Заврайский отличился при взятии Грозного. Там же, в Чеченской Республике, ему было присвоено воинское звание «капитан».

За мужество и героизм, проявленные в ходе контртеррористической операции в Северо-Кавказском регионе, Указом Президента Российской Федерации от 6 апреля 2000 года капитану Заврайскому Виталию Викторовичу присвоено звание Героя Российской Федерации.

А в документах полка этот день был отражен так…

13 октября. В 10.40 на НП полка прибыл командующий оперативной группой «Запад» генерал-майор Шаманов. В 10.45 выдвинулась разведка полка. До начала выполнения боевой задачи 2-м мотострелковым батальоном командир полка в 8.00 уточнил решение с комбатами и командирами рот на местности, где также были отработаны вопросы взаимодействия. В 11.12 начала работать авиация. 4-я и 5-я мотострелковые роты начали наступление по взятию указанных высот. В 11.32 на отметке 446,8 был обнаружен противник. РеАДН открыл огонь по выявленным опорным пунктам. В 11.45 по обнаруженному противнику наносила удар авиация группировки. В 11.47 противник вел огонь из гранатометов по вертолетам. В 12.072-й взвод 4-й мотострелковой роты занял указанную высоту с отметкой 466,2. В 12.30 были выведены танки для стрельбы прямой наводкой. В 12.47 начала наносить удары фронтовая авиация парой Су-25. В 12.52 противник подбил 2 танка во 2-м мотострелковом батальоне, выведенные на прямую наводку. Один механик-водитель погиб, наводчик-оператор получил контузию. В 13.07 был открыт огонь из установок ПТУР по ВОП (взводный опорный пункт. – Авт.). В 13.23 начала огневое поражение артиллерия полка. В 13.45 танки, выведенные на прямую наводку, окрыли огонь по отметке 500,8, в 13.55 наносила удар авиация группировки. Вели огонь РеАДН и САДН. В 14.306-я мотострелковая рота вышла к отметке 450. В 14.406-я рота начала выдвижение в направлении отметки 500,8, в 14.474-я рота вышла на отметку 500 без потерь. Авиация наносила уда, танки вели огонь прямой наводкой. В 15.10 работали СУ-25.

4-я мотострелковая рота попала в засаду. Завязался бой. Командир 4-й роты старший лейтенант Заврайский, умело управляя подразделением и огнем, упорно продвигался вперед. Противник, неся потери, начал отходить. В 15.204-я рота вышла к телецентру на отметке 500,8, и, ведя огонь из всех видов оружия, личный состав роты продолжал наступление. Противник потерял 6 человек убитыми. 4-я рота начала закидывать противника гранатами, в результате чего был уничтожен снайпер. В 15.47 вертолеты группировки начали наносить удары, уничтожили джип, стоящий за ВОП. В 15.57 разведка полка соединилась с 4-й ротой. В 15.53 фронтовая авиация начала наносить удар по ОП отметка 500,8. 4-я рота закрепилась на высоте и заняла круговую оборону. Противник начал обстрел роты подствольными гранатометами. В 16.32 обстрел 4-й роты из подствольных гранатометов. В 16.406-я рота начала подъем на технике на отметку 500,8. В 17.20 начала вести огонь полупрямой наводкой артиллерийская батарея полка. В 17.46 саперы полка на подходе к отметке 500,8 обнаружили 3 радиоуправляемых фугаса. К 17.25 фугасы были подорваны. К 18.406-я рота сосредоточилась на отметке 500,8. К 19.002-й мотострелковый батальон занял указанные высоты и выполняет поставленную задачу. В 20.00 расположение полка покинул командующий группой «Запад» генерал-майор Шаманов.

Потери по личному составу – убит рядовой Мальцев, 423-й мотострелковый полк, ранен рядовой Абрамов, 4-я рота.

«Поужинал, заодно позавтракал и пообедал…»

Виталий Заврайский:

– Так как взятая нами высота была не нашей задачей, мы передали ее соседней роте и вернулись к своим высотам. Возвращались уже в темноте. Когда я пришел на КНП роты, первым делом напился воды, так как очень хотелось пить, а затем поужинал, заодно позавтракал и пообедал. Когда начинались такие действия, никто никогда не думал про питание, у всех была одна задача: взять больше боеприпасов.

Было приятно видеть, придя на свой КНП, что взводы сами, под руководством своих командиров, уже окопались, подготовились к ночлегу. Без всяких моих указаний и распоряжений. Мне оставалось только проверить охранение и уточнить, кто из офицеров дежурит ночью и проверяет охранение.

Проснувшись утром, я обнаружил, что внизу под хребтом находится какое-то селение. Посмотрев по карте, я сделал вывод, что это населенный пункт Зибер-Юрт. Затем приехали журналисты, взяли у меня интервью. Воспользовавшись этим моментом, я позвонил домой родным по сотовому телефону. Но дома почему-то не было никого. Ближе к обеду приехали телекомпании: ОРТ, РТР, НТВ. Меня вызвали на мою высоту, но я специально задержался – не любил фотографироваться и сниматься. Правда, выслушал нарекание от командира полка.

На этом месте мы пробыли дней двадцать.

Было в эти дни все, в том числе и сбежавшие бойцы, которые ушли за дровами, а оказались в деревне. Пришлось организовывать поиск их в деревне, а это было очень опасно. Изловив их, мы отправили их с позором дослуживать в пункт постоянной дислокации. Это все осталось на их совести. Да и первая небоевая потеря боевой машины, у которой ночью замкнула проводка. Это, как говорится, жизнь! И никуда от этого не деться…

Теперь война шла ежедневно и по-настоящему…

«Патронов можно было не жалеть…»

Игорь Дружинин, разведывательная рота полка, контрактник:

– Вскоре начали брать Терский хребет. Я и Диман Робин всегда шли в головном разведдозоре. Шли пешком, больше такой ошибки, как 8 октября, не допускали. Обычно шел головной разведдозор, человека четыре-пять, за нами группа разведки метрах в 150, человек 15, и уже пехота шла за нами метрах в восьмистах по скатам хребта. Несколько раз было, что пехота издалека принимала нас за «чехов» и открывала по нам огонь, тогда лежа, матерясь, доставали зеленые ракеты и запускали, только это и помогало. Сами мы простреливали опасную зеленку периодически, но «чехов» пока не было.

С продуктами были проблемы, поскольку мы постоянно отрывались от брони. Иногда она догоняла нас ночью, и мы перекусывали. Если в броне были спальники, то спать было нормально, а так спали просто на земле.

В один день, точно не помню какой, мы подходили к высоте с ретранслятором. Справа от него были нефтяные бочки, за нами ехали танки. Как только первый танк поравнялся с нами, произошел сильный взрыв в его лобовой части. Мы решили, что лупанули из гранатомета, и все попадали. Как только очухались, то я и Толик из Тулы подбежали к танку, я забрался к люку механика – у него был люк открыт, он по-походному ехал, – сунул руки его вытаскивать, а там вытаскивать нечего: просто куча мяса лежала. Толик помог командиру танка вылезти, тот контужен был сильно. И сразу «чехи» лупанули в другой танк. Подбежали еще разведчики, и мы стали кидать «эфки» вниз по склону, поскольку показалось, что опять лупанули из граника. Чуть позже увидали проволоку от ПТУРСа и поняли, что бьют от ретранслятора. Впереди, метрах в двухстах между двумя холмиками, показалась цепочка людей, поскольку я, да и мы все были уверены, что впереди наших нет, то их обстреляли, а точнее, я один выпустил весь короб своего ПКМ по ним. Они сразу бросились врассыпную. Чуть позже узнали, что это пехота вышла сбоку впереди нас. Хорошо, что прицел у меня на пулемете стоял на постоянном, если бы я потратил пару секунд и поставил его на двоечку – привалил бы своих точно.

После этого начала работать по высоте артиллерия, подлетели вертушки, чуть позже отбомбились «Грачи» СУ-25. Вся наша группа пошла на высоту по левому склону. Нас сразу же обстреляли из пулемета, стреляли навесом из граников, гранаты рвались над нами. Как только мы перебежками добрались до высоты, то попрыгали в «чеховские» окопы. В первом окопе вповалку лежало человек 7–8 «чехов» убитых, их явно накрыла авиация. Пацаны из пехоты сказали, что несколько «чехов» успели свалить, мы закидали гранатами зеленку возле нас и продвинулись вперед до крайнего окопа, который смотрел на соседнюю высоту. Между делом сняли с убитых «чехов» разгрузки, забрали ножи и пистолеты – у нас-то с этим проблемы были. «Чехи», видимо, отошли и начали нас довольно сильно обстреливать из пулемета – головы было не поднять. Я начал тоже бить из своего ПКМ, мне пацаны принесли целый рюкзак трофейных лент, и патронов можно было не жалеть. Где-то полчаса мы с «чеховским» пулеметчиком перестреливались. Наш артнаводчик корректировал артиллерию, «саушки» били по высоте. Через несколько дней пацаны из пехоты сказали, что я тогда завалил пулеметчика, его нашли с пулевым ранением.

С той высоты мы смотрели в бинокль и видели справа пятиэтажки. Подумали, что это уже Грозный. Нам-то говорили, что мы на Грозный не пойдем, а по радио вообще говорили, что выдавят боевиков за Терек, и все. В общем, нас опять обманули… Вечером на высоту приехали корреспонденты, а нам приказали грузить трупы «чехов» на БТР. Прикололся тогда «Бакс»: ему тяжело было тащить «чеха», и он его разрезал пополам, а туловище закинул на броню. Ночью в палатке оказалось, что он, не помыв ножа, резал хлеб пацанам. Их чуть не стошнило…

«Ночью постоянно стреляли «Грады»…

Алексей Хмель, механик-водитель БРДМ противотанковой батареи, рядовой:

– На Терском хребте полк нарвался на засаду. На сопке окопались чеченцы и открыли по пехоте огонь. Пехота отступила, и артиллерия открыла по сопке огонь. Пехота снова пошла вперед, и опять по ней стали стрелять. Вызвали подкрепление с воздуха. Прилетели Ми-24, сделали пару заходов. Снова пехота стала атаковать. Нет, боевики живые, ведут стрельбу. Крепко, видно, укрепились. Потом прилетели две «сушки», стрельнули пару ракет, и все. Двинулись дальше, и оказалось, что на том поле боя было всего девять боевиков.

В один из дней привезли на комендантском «ГАЗ-66» трупы чеченцев в фольге и бросили у наших палаток. Их откопали с той сопки, откуда выбить не могли. Ребята говорили, что вонь от них стояла, ведь время уже прошло, а я не чувствовал: нос был заложен. Менять х собрались на наших убитых солдат.

Дальше полк двигался каждый день, останавливался только на ночь. Спали в машинах, так как на земле на матрасах было уже холодно. Ночью постоянно стреляли «Грады» и артиллерия – то где-то рядом, то откуда-то издалека. Под их «музыку» и засыпалось спокойнее. Часто летали самолеты и вертолеты – бомбить, наверное.

Сергей Печугин, зам. командира 1-го мотострелкового батальона по тылу, гвардии майор:

– Еще одно интересное наблюдение. Из того боя на высоте танк Т-72, приданный нашему батальону, не оборудованный системой динамической защиты, вышел весь в дырках от РПГ. Экипаж жив, танк исправен. Я такое в теории никогда не читал. Но практика показала – и такое может быть.

Потом наш батальон недели две стоял в одном селении, меж холмами спрятанном. Баньку там замечательную соорудил в сарае кошарном. Там и печка во всю стену, и котлы водогрейные кстати пришлись, и колодец свой в деревне был. Еду в роты, чуть ли не силком гружу бойцов в машину мыться. Зато из бани выходят румяные, в чистом белье: «Спасибо, товарищ майор!» Приятно осознавать, что не зря трудишься!

14 октября. Приезжали корреспонденты РТР. Им показали трупы восьми боевиков. В 20.00 командир полка прибыл с НП 423-го полка на КП, где подвел итоги выполнения задач и прошедших боевых действий, отметил лучших, указал на общие недостатки, снижающие боевую готовность подразделений, а также дал указания на их устранение и установил сроки.

В 14.30 БМП сорвалась вниз по скату высоты, упала вниз и загорелась. Это произошло из-за того, что механик-водитель не справился с управлением машины при движении по узкой грунтовой дороге по высокой вершине. Экипаж успел эвакуироваться.

Привет, мама, папа и Макс, пишет вам Леша. Вы уже, наверное, знаете, что наш 245-й полк ввели в Чечню. Мы даже и не думали, что нас пошлют сюда. А я даже офигел, ну, думаю, все, кранты нам. Я вспомнил фильм «Чистилище» и подумал: если там такая же фигня, то живым оттуда вернуться шансов совсем мало, почти нет. Нам вообще сказали, что мы едем в Дагестан, а привезли нас в Моздок. Это вроде бы Северная Осетия, я точно не знаю. Оттуда мы совершили марш, километров 80 ехали сверху на броне, десанта не было, места все были забиты вещами, да они и сейчас забиты все вещами, да и какой дурак пойдет в десанте, из гранатомета выстрелят – выпрыгнуть не успеешь, там и останешься.

Кочуем, как цыгане, пока больше трех дней нигде не стояли, сейчас встали на каком-то холме. Говорят, будем месяц стоять, но мне кажется, что такого не будет, через пару дней свалим отсюда.

Нас уже один раз обстреляли. Мы подошли к какой-то деревне и обстреливали ее сутки, так просто, по домам, а на следующий день пришла замена, и когда мы начали уходить, нас и обстреляли. Мне вначале было по хрен все, за БМП спрятался, а вот когда они начали из подствольников стрелять и мне осколком порвало камуфляж на рукаве, тогда мне стало страшно. Ну, я недолго дрался, прыгнул в канаву ко всем и пошел вместе со всеми подальше от этого места. Потом были еще остановки, две-три, и мы подошли к холмам. Высота нормальная, метров 500 и больше. Сверху вид красивый, внизу кошары стоят, это у них так дома называются, мирные жители почти все слиняли, а добра оставили полные дома и живности кучу. Вот наши и ездят на БМП за вещами да за живностью. Ее мы и хаваем. Мед прямо из сот свежий едим, привозят ведрами дыни. Арбузы растут прямо на поле, пошел, сорвал, съел. Кукурузы целые поля. Помидоры; перец красный, я такого ни разу не ел, сочный; виноград на деревьях, подходи, рви и ешь; грецкие орехи тоже ешь, сколько хочешь. Ну, это все фрукты, а так едим одно мясо – куру, индюков, уток, баранов, вот сейчас мужики завалили молодого бычка, сегодня на ужин будут готовить. В общем, жируем здесь круто.

Это, наверное, последняя наша остановка на холмах, следующая, наверное, будет в Грозном, мы от него, как нам командир роты сказал, в двадцати километрах стоим. Два дня назад был бой, у нас в роте убили одного командира отделения и семь человек ранило. Подбили одну БМП, но экипаж остался живой. Бились, бились, часа три бились, но холм так и не взяли. На следующий день обстреляли этот холм сначала вертушки, потом из танков, ну а потом опять пошли мы, пехота, но они все слиняли. Окопались они там нехило, оставили много вещей, пищи, бинокль, и днем, и ночью видно.

Броники пятый класс защиты, самая высокая степень защиты шестая – СВД с десяти метров не пробивает… Передавайте всем привет. 14. 10. 99

(Письмо Алексея Данилова из Чечни).

…Перемещались туда-сюда, сейчас как будто встали надолго. Опять закапываемся капитально. Живем в брошенном хуторе, всего 6 дворов. Питаемся хорошо, каждый день баранина, курятина, говядина, сыр, брынза, сметана, соленья. Часто перебои с хлебом. Радио слушаем регулярно. Газеты стали возить тоже вроде регулярно. Баня еженедельно, иногда 2 раза в неделю, когда воды привезут побольше. Несколько раз стирался, правда, часто приходится в полк ездить на БМП, пока туда-сюда, весь пыльный. Сегодня был в полку, видел нашего Королькевича, его тоже забрали.

17.10.99

(Из писем семье майора Бориса Асатряна)

«У меня рука не поднялась…»

Алексей Хмель, механик-водитель БРДМ противотанковой батареи, рядовой:

– В середине октября в один из дней есть было вообще нечего, дали только ложку каши в крышке из-под котелка. Рядом паслись шесть коров, мычали, недоеные. Солдаты, голодные, стали бегать за коровами и стрелять по ним. У меня рука не поднялась, хоть и есть очень хотелось. Потом наш старшина-контрактник Саня крикнул им: «Вы что творите? Ну-ка, отойди!» У него был разряд по стрельбе. С колена пятью выстрелами в голову убил пять коров из автомата. Еще двумя – последнюю. Вечером разделывали часть одной коровы. Помню, пуль много выковырял. Приготовили ужин, а остальное бросили.

Приходил в гости на мясо дагестанец, его еще из Мулино отправили на родину, когда у них война началась. Рассказывал, что дом сгорел, родных не нашел, надеялся, что в беженцах они. Так и вернулся назад в полк. Как уж он нас нашел?

Через несколько дней кто-то притащил конскую ногу, варили ее больше 12 часов, так и выбросили, все равно была как резиновая.

«Если пошел на мародерку…»

Андрей Актаев, пулеметчик 3-го взвода 1-й мотострелковой роты, контрактник:

– После эпопеи с гусями рота двинулась дальше. Встали на каких-то высотах. Вот тут-то и начались проблемы… Палатка одна на весь взвод. Спальников нет, да ни хрена не было! Надо было как-то выходить из положения. Километрах в пяти сзади нас стоял какой-то аул. Контрактники посовещались и решили: «Надо съездить!» Сказано – сделано. Механу велели: «Заводи!», и десять тел поехали. Командира взвода у нас тогда не было. Рулил замок-срочник – кстати, очень подготовленный сержант. Но он даже не знал об этом.

Часа через два приезжают. Прибарахлились не хило: матрасы, подушки, одеяла, печка-буржуйка. В общем, съездили удачно.

На следующий день к нам прислали командиром взвода лейтенанта Паутова. По-моему, с ним же прибыл и командир второго взвода лейтенант Соломатин. Пока взводный принимал взвод, контрактники решаются на вторую ходку в аул. Честно говоря, идиоты. Что им еще понадобилось? Скорей всего, сладкое слово «халява». Поехали, вернулись, что-то еще приволокли. На этом хорошее закончилось. Если пошел на мародерку, то два раза в одно место не суйся. Спалились они по полной. Как рассказывали, было как в первый раз: приехали, зашли в дом, где людей нет, и давай шерстить. Сценарий один и тот же. Контрактники начинают по шкафам лазить, ищут деньги и золото, до кучи всякую понравившуюся лабуду, срочники лазают по кухне и подвалам – что бы сожрать. Полазили, посмотрели. Двое контрактников нашли бутылку вина, сели на веранде и начали ее «усугублять».

Тут, откуда ни возьмись, как в сказке, нарисовываются два дяденьки в форме с погонами. Вроде майор и капитан, точно не знаю, врать не буду. Зашли, поздоровались, начали расспрашивать: «Кто? Откуда? Что здесь забыли?» А в конце разговора предъявили удостоверения ФСБ. Все просто: БМП с логотипом W на броне только слепой не увидел бы.

Вот и получилось, что получилось… На следующий день во взвод пожаловала целая делегация: командир роты, комбат, особисты и еще куча народа, и давай нас строить. Те, кто был в этом «турпоходе за зипунами», отправились с особистами.

Канитель с этой проблемой затянулась на неделю. Решилось все просто. Срочников командир роты кое-как отмазал, а вот контрактники поехали в Моздок, в прокуратуру. Не знаю, какие там были разборы полетов, но через два месяца их вернули в полк…

Сергей Гирин, заместитель командира 2-й мотострелковой роты по воспитательной работе, лейтенант:

– На войне бывало всякое. При этом, конечно, у местных никто, как немцы в войну, последние пожитки не забирал. Брали некоторые вещи в брошенных «кошарах» – это поселение типа хутора. Причем в основном это были ковры, чтобы в землянке постелить… Командование части, естественно, боролось с такими вещами, устраивало проверочные рейды по ротам, но тоже понимало, что это неизбежные издержки ведения боевых действий.

Александр Цыбаев, зам. командира 3-й мотострелковой роты по воспитательной работе, гвардии лейтенант:

– В Чечне, когда шли по равнине, везде бегали индюки, гуси, и бойцы их хватали. Зам. командира полка по воспитательной работе подполковник Волобуев боролся с этим явлением. Как мне рассказывали солдаты, однажды Волобуев увидел, как солдат идет и несет двух гусей. «Сынок, дай-ка мне одного гусика…» – «Пожалуйста, товарищ подполковник!». Взял он этого гуся за шею – и давай хлестать им солдата по морде. Это увидели солдаты из стоявшей колонны, и из всех БМП полетели куры, гуси…

Но гуси были не всегда и далеко не у всех…

«С тех пор он разведке не отказывал ни в чем!»

Игорь Дружинин, разведывательная рота полка, контрактник:

– На газоперерабатывающем заводе, когда вся пехота стояла на месте, мы постоянно работали, и поскольку питались из общего котла, то есть хотелось постоянно, а повара стали урезать пайку хлеба и еды. И это разведчикам-то! Как-то вечером Вован Ткаченко, я и еще кто-то, поставив в курс ротного, пошли на кухню. Двое остались в темноте, а я подошел к старшему повару и сказал, что его срочно вызывают в штаб. Он и пошел со мной. Как только зашли в темноту, двое наших сбили его с ног, связали руки, надели на голову мешок и повели в расположение разведки (стояли мы в здании пожарной охраны). Мы не разговаривали, и повар не понял, кто его выкрал, единственное, что сказали ему пару слов по-чеченски, чтобы испугать. В роте его попинали маленько, и ротный громко сказал: «Расстрелять его!» Мы втроем повели его за цех, по дороге щелкая затворами автоматов, прикладывая нож к пальцам и предлагая отрезать их. Поставили его на колени у стены, и тут он заплакал, стал молить не убивать его. От страха он обмочился. Мы заставили его считать до ста вслух очень громко, и ушли. С тех пор он разведке не отказывал ни в чем!

«Что ты как сонная муха…»

Эдуард Дроздов, врач медицинского взвода медроты полка, старший лейтенант медицинской службы:

– После того как наша пехота успешно продвинулась вперед, настала пора выдвинуться и тыловым подразделениям полка. Медрота переместилась на новое место, а на прежнем остались личный состав и техника РМО, готовясь выдвинуться чуть позднее. На новом месте поставили палатку, развернули «апэшку», что-то так меня разморило, прилег я на решетку кровати и задремал. Вдруг меня будят и говорят, что вызывает командир полка. Я бреду в указанном мне направлении, но тут слышу: «Старлей! Что ты как сонная муха? Бегом ко мне!» Я спросонья точно был как муха, понять ничего не могу. И тут я увидел, что стоят генерал Шаманов и полковник Юдин, что это к ним надо бежать. Оказалось, что появились данные о «трехсотом» на нашем старом месте, где еще оставалась РМО, и мне срочно нужно было убыть туда.

Я, окончательно проснувшись, помчался к «вертушке» на площадке, винты которой уже крутились, ожидая меня (надо было показать дорогу). Я расположился в кабине, мы поднялись очень высоко, что я вначале растерялся, не понимая, где и что находится. Потом быстро сориентировался, увидев дорогу, по которой мы перемещались, и другие запомнившиеся ориентиры. Когда мы прилетели на место, оказалось, что раненого уже эвакуировали транспортом медицинского батальона. Вертолет отпустили, а я поехал обратно в колонне перемещающейся РМО в машине «космонавтов». Они обеспечивали связь ЗАС – отличные ребята, сколько с ними общался, через них и домой звонить удавалось.

Подошло время пополняться медикаментами и медимуществом, от полка поехала колонна в Моздок, в том числе и наша машина. Там я на переговорном пункте так и не дозвонился до родителей, их не было дома, но позвонил своему другу – бывшему однокласснику, попросил дозвониться и передать, что все у меня хорошо.

15 октября. Обстановка не изменилась. Подразделения полка продолжали инженерное оборудование опорных пунктов. Группа офицеров по указанию командира вылетела в подразделения по оказанию помощи и контроля. Велась разведка мест добычи воды. С 11.00 до 14.00 во 2-м мотострелковом батальоне работали командующий оперативной группой «Запад» генерал-майор Шаманов и начальник штаба СКВО генерал-лейтенант Баранов. Командованием полка разрабатывались и принимались меры по пресечению мародерства личного состава в близлежащих населенных пунктах.

19 октября. ЧП. В 3.00 во 2-й мсб в БМП произошло замыкание электропроводки, возник пожар в десантном отделении, произошел взрыв боекомплекта, и БМП № 147 сгорела полностью.

У бойцов – глаза нахальные

6 утра. Большая Медведица висит в небе огромным вопросительным знаком. Висит над городом Грозным, до которого отсюда, от ставки генерала Шаманова, по прямой километров двадцать. А передовые части Российской армии стоят от чеченской столицы всего в 12 километрах.