Терская крепость. Реквием Двести сорок пятому полку Киселев Валерий
В 16.35 ПТУРами противника были подбиты на высоте с отметкой 378 танк Т-62 и БМП и получили серьезные боевые повреждения. Огнем из ЗУ был выведен из строя и получил боевые повреждения «ЗИЛ-131». 6-я рота продолжала выход из боя после потерь. При отходе рядовой Очков С.М. прикрывал отход младшего сержанта Кононова О.А. и был ранен. Младший сержант Кононов увидел это и бросился тащить его, ведя огонь. Однако укрытие занять не смог, сам получил множественные пулевые ранения, в результате чего оба военнослужащих скончались на месте боя. Вытащить их из-под огня противника не было возможности.
В 17.00 тела подполковника Васильева, подполковника Леонтьева, рядовых Румянцева Д.А., Линдемана В.Р., лейтенанта Ткаченко А.А, лейтенанта Соломатина А.В., лейтенанта Коростелева П.Н. были вынесены из-под огня противника и эвакуированы в медроту полка.
6-я рота вышла из боя и закрепилась на высоте с отметкой 378,0 в полном составе. Артиллерия полка продолжала вести огонь по выявленным целям.
В 18.001-я рота вышла из боя в полном составе и закрепилась в опорном пункте в районе 100 метров западнее отметки 236.
Ранеными в этот день потеряли 10 человек, убитыми: Васильев, Соломатин, Кононов, Очков и Евдокимов.
У каждого участника этого боя остались свои воспоминания…
«Чехи» долбили разрывными…»
Игорь Дружинин, разведывательная рота полка, контрактник:
– Напротив было село Первомайское, а внизу метров триста под нами начинался пригород Грозного, частный сектор. Меня и еще несколько пацанов послали на высотку наблюдать. Через какое-то время из частного сектора вылезло несколько «чехов» в маскхалатах, лупанули по командиру полка Юдину из «граника» и обстреляли из автоматов. Мы побежали туда, но они уже свалили, наши разведчики постреляли им вслед, и все. После этого по приказу «кэпа» артиллерия полка час била по домам.
Справа от нас, где-то с километр, мы увидели, что вертолеты раотают по нефтяным бочкам, а по ним «чехи» долбят из «граников», как из автомата. В воздухе до фига разрывов. Как оказалось, пехота проявила самостоятельность: пошла одна без нас вперед и попала в засаду.
Подполковник Васильев собрал всех разведчиков, кто был рядом, и мы поехали на трех «бэхах». По дороге остановились у дома, где остался наш ротный, я и еще кто-то забежали в дом и сказали ротному и взводнику, что идет бой и Васильев собирает всю разведку. Ротный и взводник делали вид, что спали, и не понимали, про что я говорю, – в общем, обоссались!
Мы рванули на высоту. По дороге моя «бэха» разулась, я перелез на другую, и мы доехали до высоты. Возле бочек шел серьезный бой, точнее – расстрел шестой роты. Мы остановились у глубокого оврага, рядом танк стрелял по «чеховским» окопам. Все рассыпались по высоте. Пока я разговаривал с танкистом, подполковник Васильев начал стрелять из моего пулемета, еле его забрал у него. Шла сильная перестрелка, мы лежали в траве, танк, стоящий чуть сзади, ворочая башней, стрелял над нами, от этого получалась легкая контузия. Андрюху Васильева, разведчика, контузило сильно.
Потом получилось, что одна группа пошла влево за танком, поближе к окруженной пехоте, возле нас осталась вроде одна «бэха». Мы с Вованом Ткаченко, Серегой Сайко, Славой Заверткиным и Диманом решили пробежать вниз в овраг прямо под «чехов». Договорились кинуть все, что есть, дымы и бежать. Кинули четыре дыма, побежали вниз по склону, но я и Серега Сайко бежали чуть сзади, и, видимо, в этот момент дунул ветер, и мы оказались как на ладони. По нам двоим лупанули стволов двадцать, в том числе и пулеметы, и вперед было уже не сбежать. Кое-как добрались до нашей «бэхи» и начали перестрелку с «чехами» из двух пулеметов. «Чехи» долбили разрывными, в том числе какими-то крупнокалиберными разрывными патронами, взрывы возле нас были не слабыми. С нашей «бэхи» работал по окопам из пушки и пулеметов Андрюха Кулаков (кстати, отсижено у него лет восемь). Он открыл люк и попросил у нас найти патронов для ПКТ, я побежал в тыл, метров на сто назад, где стояла «таблетка», мотолыга медицинская с башенкой для пулемета, и тут я увидел картину… Сидит под «гусянкой» наш разведчик по кличке Спец со спущенными штанами. Я его спрашиваю: «Ты чего?» – «У меня понос!», а под ним и дерьма-то нет. Просто страшно срочнику стало. А рядом стоит медик-майор и делает… зарядку! Машет руками! Как ему руки-то не прострелило, хоть они и в низине, а пули-то низко идут.
Патронов у них не было, и пришлось давать Андрюхе патроны свои. Через десантный люк их не закинуть было, я решил запрыгнуть сзади на «бэху» и кинуть патроны в люк, но сзади были привязаны ящики, и меня стало на них очень хорошо видно. Вдруг все ящики подо мной взорвались, меня засыпало щепой. Это по мне начали сильно бить разрывными. И как не завалили меня… Поскольку меня хорошо было видно от «чехов», то я притворился убитым, внизу с земли пацаны дергают меня за ноги, а я не отвечаю, и тут слышу крик: «Гарика убило!» Рванули меня за ноги книзу, у них глаза по пятаку: «Живой!» Я закурил беломорину, а у самого руки трясутся.
«Вижу, как на меня летит ПТУРС…»
Александр Московой, командир взвода управления минометной батареи 1-го мотострелкового батальона, гвардии лейтенант:
– Наша минометная батарея на Первомайское в тот день шла колонной и заблудились. Что делать? Никаких ориентиров не можем найти. Видим – слева колонна идет. Была опасность, что по нам откроют огонь. Выпустили сигнальные ракеты, ответ – «свои». Стоим, ждем. Подъезжает зам. командира полка подполковник Васильев: «Вы что тут делаете? Тут наших нет!» Оказывается, мы проскочили и нашу разведку. «Там духов море! Поехали с нами!» – приказал Васильев.
Начался бой. Чеченцы были так близко, что слышали их крики: «Русские, сдавайтесь! Мы ваши семьи найдем и вырежем!» И матом орали…
Я стрелял из «Василька», рядом, чуть выше, стояла наша БМП. Вижу, как два духа выскочили из окопа, один встал на колено, второй положил ему на плечо ПТУРС и целится в мой «Василек». Еще подумал: как такое возможно? Все это было как в замедленном кино… Вижу, как на меня летит ПТУРС. Я заорал, понял, что не успею убежать, лег, голову закрыл. Когда до меня оставалось метров пятьдесят, ПТУРС резко свернул на БМП – у него же наводка по джойстику. Выстрел попал в ребристый люк БМП, срикошетил и улетел. Из БМП вылез механ, стоит, головой трясет. Потом залез в свою «бэху», завел двигатель и съехал с горочки.
Бой идет дальше, вижу, что около меня в полный рост ходит боец, как пьяный. Спрашиваю: «Ты что, нажрался что ли?» Смотрю, у него на лацкане бушлата приколоты три заколки от промедола! Их подкалывали раненым, чтобы знать, сколько доз промедола ввели, чтобы не было передозировки. Больше одной нельзя, а у этого уже три заколки! Посмотрел – в животе у него пуля, в руке, еще где-то. Солдаты ему вкололи обезболивающее, он и пошел кругами. Я его повалил: «Лежи!», позвал бойца: «Смотри за ним!» Я этого раненого солдата после Чечни встретил: – «Как ты?» – «Живой!»
Когда стало совсем тяжело, нам на помощь прилетели две вертушки. Зависли прямо над нами и давай стрелять из автоматических пушек. Стоял такой мощный гул, треск от выстрелов, на нас гильзы с неба сыплются… Бронежилетами закрываемся, каски на голову надели, но лежим, довольные, что подмога вовремя пришла…
«Заваруха пошла…»
Дмитрий Усиков, старший помощник начальника артиллерии полка, гвардии майор:
– В ночь на первое декабря в штабе полка было совещание. Ночью подполковник Васильев и майор Костюченко ушли проверять маршрут движения полка. Пошли они с разведротой. Зашли в село, в нем – никого, в школе – никого, но пару гранат туда все же бросили. Утром мы на БТР поехали в село, походили там – тишина. В ближних к Грозному домах в этом селе люди были, но мы туда не совались.
Встали на одной из высот Сунженского хребта. Подъехали Васильев с командиром разведчиков. Командир полка сидел на БТР справа, с ним были связисты, мой и командира, впереди меня сидел авиакорректировщик. Выехали из села на плато, впереди вышки, нефть добывали, начинаем спускаться. Пехота ушла дальше по холму, мы за ней едем. У меня в это время рука болела – осколочек попал в палец, и так была забинтована, что в рукавицу не входила. Автомат мой ехал в БРДМ, пистолета у меня не было, да я и все равно стрелять не могу. Спускаемся с одного бугра на плато, а навстречу три духа с РПГ. Они нас явно не ждали. Услышал только свист летящей гранаты. Поворачиваю голову, вдалеке – вспышка, промазали. Снова покрутил головой, оказывается – сижу на БТР уже один, всех сдуло. Сзади брони стоят двое наших связистов. «Где рации?» – кричу им. «На броне!» Нашел обе рации, отдал им. Недалеко БТР разведчиков стоит брошенный, все они ушли стрелять из автоматов. А Грозный – вот он, всего метров четыреста впереди! Гляжу – полковник Юдин лежит на краю лужи, кричит мне: «Ложись!» А мне что-то брезгливо было в лужу ложиться. «Давай вызывай огонь быстро!» – приказал командир полка. Быстро вызвал огонь. Стреляли три орудия, хорошо, снаряды шелестят метров в 400–600 от нас. Вдруг один снаряд дает отрыв и рвется в ста метрах от нас. «Кто стреляет?» – крикнул полковник Юдин. Я не хотел говорить, что наши. Тогда начали стрелять поорудийно, поправили наводку, и все снаряды легли как надо. Постреляли по Пригородному, и все успокоилось.
Там, куда ушла пехота, завязался бой, она по вершине пошла, выше нас и Пригородного. Видели, как духи из ПТУРа с 2200 метров подбили наш танк. Бой идет, пошли потери, время – 1–2 часа дня, светло. Полковник Юдин сел на ящик и наблюдал за боем в 20-кратный бинокль. «Вызывай дивизион!» – дает мне команду. Я стал управлять огнем дивизиона. Заваруха пошла…
Полковник Юдин вышел по рации на командира 423-го полка, он стоял на той стороне Грозного. Мы даже видели, как они стреляют. Стреляли мы тогда друг в друга, но обошлось, своих не задели. Два дивизиона тогда одновременно стреляли, все смешалось в кучу. А здесь, под рукой у полковника Юдина, были по одной БМП и ТР, две установки ПТУР. Духи от нас были в 2700 метрах, у них не хватило разума подойти к нам ближе, а на такую дальность их огонь до нас не долетал. А то были бы мы для них хорошие мишени.
Все двигалось своим чередом, но есть захотели. Ели суп из консервных банок, овощной, сухари погрызли. Не помню, как Васильев от нас уехал. Вдруг Юдин поворачивается ко мне, я сзади стоял, лицо растерянное. «Сосна» – «двухсотый», – говорит. Ему по рации сообщили. Я сначала не понял, какая сосна. Не сразу дошло, что «Сосна» – это позывной подполковника Васильева и что он убит.
«Пошел впереди танка…»
Дмитрий Робин, снайпер разведроты, рядовой:
– Спустя время мы услышали ожесточенную стрельбу. Подполковник Васильев крикнул, что там расстреливают пацанов. Стрельба шла в той стороне, куда уходили следы духов.
Васильев крикнул, чтобы мы прыгали на броню танка, вместе с ним выдвинулись на помощь парням из пехоты. Я помню, как Васильев кричал по рации, чтобы за нами выдвигались оставшиеся разведчики.
Когда мы ввязались в бой, то увидели перед собой хороший укрепрайон, а в низине перед ним парней-пехотинцев. Механик-водитель танка, наверное, молодой и неопытный, испугался выходить на прямую наводку. Тогда подполковник Васильев взял в танке гермошлем, надел его и приказал танкистам ехать за ним, а сам пошел впереди танка. Геройский поступок… Мы шли за ним, чтобы вытащить убитых и раненых. По нам начал бить пулемет. Вдруг очередью сразило подполковника, мы начали оттаскивать его в более безопасное место, но пулемет не переставал бить. Васильеву вкололи промедол, наложили ИПП. Подогнали танк, погрузили подполковника, вывезли в тыл.
Вскоре по рации нам передали, что подполковник Васильев умер. Мы продолжали вытаскивать раненых пехотинцев. Помню, майор начал перебегать через дорогу, ему в ногу попала пуля, оттащил его, перевязал. Через некоторое время я увидел подполковника Леонтьева. Он крикнул: «Бежим, там наши спрятались без патронов за бетонным кольцом!» Я отстрелял последние патроны, набрал брошенных автоматов и с подполковником побежали к ним.
Шел бой, как вдруг мы увидели раненого Леонтьева, тогда Бакс со Славиком взяли подполковника. Мы, прикрывая их, начали отходить низиной, по очереди меняясь, мы выносили подполковника.
В тот день духи так нам и не дали забрать парней. Спустя некоторое время мы услышали звук работающего мотора, это летела наша «мотолыга» с санчасти. Мы ее остановили, нам майор крикнул, что сзади духи. Быстро погрузив подполковника, мы поехали в нашу сторону. Увидев наше приближение, парни начали нас прикрывать. Не было предела счастью, когда мы все увиделись живые и здоровые…
«Умер у меня на руках…»
Алексей Макаров, водитель заместителя командира полка, гвардии рядовой:
– Когда шестая рота попала под сильный обстрел на высоте, подполковник Васильев просто по своему характеру не мог оставаться в стороне. Помчались на высоту, с нами была полковая разведрота. Зашли на сопку… Если бы не наш танк, нас бы всех здесь положили сразу. Шли, прикрываясь броней.
Какое-то время мы из-под танка огонь вели, но связь с ним прекратилась. Васильев мне приказал: «Залезь на башню, скажи…» Я полез, на башне стоял пулемет, короб с патронами вдребезги был разбит – так снайпера работали… Снайпер боевиков даже всю оптику с танка посбивал.
Я упал на броню, скатился на землю. Потом мы из-за танка вперед стали выходить, я пошел за Васильевым, только он меня рукой отвел от себя, и в этот момент в него и попали пули… Он как-то крутанулся на месте, стал падать, я подхватил его. Помню, что глаза у него сразу побелели. Сказал мне: «Вперед…», захрипел, и секунд через 20–30 перестал дышать. Даже если бы с нами в этот момент был медик, не помог бы ничем… Мы закрыли ему глаза, и втроем – я, Володька, его племянник, и один контрактник – потащили за танк по глине, метров 30–50. Положили на броню… Я сразу командиру полка Юдину по рации сообщил: «Сосна» – «двухсотый».
Владимир Пономарев, старшина 4-й мотострелковой роты, старший прапорщик:
– Слышу разговор по рации – командиру полка докладывают, что погиб подполковник Васильев. «Как? Не может быть?» Как-то почувствовалось, что полковник Юдин был потрясен этим сообщением…
«Понял, что мне кердык…»
Игорь Дружинин, разведывательная рота полка, контрактник:
– Когда пацаны за танком стали вытаскивать пехоту, мы прикрывали их. Чуть позже «чехи» долбанули из ПТУРа по БМП и по танку, которые стояли сзади нас где-то с километр. Наши сами виноваты: стоят на горке, рядом куча народа, и любуются на бой.
Мы с Серегой Сайко пытались уломать механа нашей «бэхи», чтобы он поехал вниз, в овраг, а мы за ним, поскольку мы думали, что Вован Ткачено, Слава и Диман не смогли выбраться из оврага. Когда мы его уломали, все наши отошли с пехотой, мы увидели и пацанов. Еще бы минут пять, и мы бы уехали вниз, и чехи нас с «бэхой» не выпустили бы оттуда, это точно.
Возле «чеховских» окопов загорелась скважина, пошел сильный дым. Как раз уже темнело. Под прикрытием этого дыма «чехи» пошли в атаку. Я лежал и стрелял из ПК и не заметил, что «бэха» наша уехала, а она была последняя. Стрелял, пока ПК не заклинило, лента с земли набирала грязь. Я увидел «чехов» близко, они цепью перебегали, были и на лошадях, по мне вроде стреляли от живота. Тогда я стал перекатываться с пулеметом от них, хотя понял, что мне кердык.
В это время Вован Ткаченко, ехавший за механа на «бэхе», спросил у пацанов, где Гарик. Ему сказали, что меня нет, тогда он остановил «бэху», выпрыгнул из-за штурвала и побежал метров сто под огнем ко мне. Он схватил меня в охапку, у меня уже сил не было, и потащил к броне, там закинул меня к пацанам, и мы рванули на горку, где сожгли БМП и танк. Меня уже переклинило, я брал у пацанов автоматы и стрелял в сторону «чехов», пока не приехали. Мы не продержались бы у бочек и полчаса: у всех кончились патроны.
На высоте горел костер. Мы все сели вокруг, у меня текли слезы: не верилось, что живой…
«Пошли выводить роту…»
Алексей Макаров, водитель заместителя командира полка:
– Подполковник Леонтьев побежал к лежащему на поле солдату и был ранен. Ребята кинулись его вытаскивать – как их снайперы не сняли: огонь был очень серьезный. Подполковник Леонтьев был ранен под лопатку и в ногу. Я ему еще промедол вкалывал.
Огонь стал стихать, и мы пошли выводить роту. Там был какой-то старлей зашуганный, мы втроем пинками стали поднимать его лежавших на поле под обстрелом солдат, чтобы уходили быстрей, они были в шоке, очень напуганы – ужас! По нам еще раз или два «чехи» долбанули из гранатомета, и снайперы огонь вели серьезный. Километра два-три бежали. Наконец, вышли к КП командира полка…
Ползли по глине – мы были все глиняного цвета. Воды не было, умываться пришлось чаем.
«Не ожидал, что вот так сразу все и будет…»
Евгений Ильин, санитар-стрелок медвзвода 2-го мотострелкового батальона, затем снайпер 5-й мотострелковой роты:
– В полк я попал по контракту в конце ноября 99-го. Привезли нас на «шишигах» к газораспределительному заводу. Ночевали в каком-то овощехранилище на соломе. Потом меня привезли во второй батальон, в обоз. Командиром взвода был сержант, звали его Олег, механиком-водителем нашей «мотолыги» – Гена, и еще один санитар – Андрей. Всего во взводе нас было пятеро. Меня туда механом по штату определили, но механ уже был, вот я и стал санитаром.
А на следующий день и «движуха» началась – наступление. На третий день своего пребывания в полку попал я в этот бой, когда погиб подполковник Васильев. На «мотолыге», помню, подъезжаем к той сопке, встали, вылезли. Я смотрю на все – дико так: не ожидал, что вот так сразу все и будет… Чуть ниже ребята из минометов лупят, небо – свинцовое, гарь кругом. Поднялись чуть выше – там «бэха» стояла и танк. Я только к ним подошел, как долбанет что-то. Я-то думал, что это танк трельнул, не знал еще ни хрена. А оказалось, что это ПТУР в танк влетел. Потом слева ПТУР и в «бэху» влетел. Ребристый лист улетел метров на 10 вверх.
Все вниз ломанулись: боялись, что боекомплект рванет. А когда подходили к краю сопки, то видели внизу, как наш танк к нам летит. Олег мне кричит: «Залазь на машину, вниз за пацанами поедем!» Я залез и думаю: «П… ц нам там внизу будет…» У меня даже автомата не было, только сумка санитарская с гранатами.
Танк подъехал, броня – в крови. Мы подбежали, сняли парня, у него ранение в живот было. Олег ему сразу промедол вколол. Потом подполковника Васильева сняли и к нам в машину на броню сверху положили. Стали уезжать, с нами сел капитан, я не знаю кто – у него ранение в ногу было. Везем мы «двухсотых» и «трехсотых», темно уже стало. Два раза ПТУРом пытались нас сбить. Потом остановились. Смотрю – вертушка в стороне стоит. Мы Васильева еле сняли с брони – очень тяжелый был, и понесли к вертушке. Затащили на борт, а темно, я спотыкаюсь. Пригляделся, а в вертолете на полу ребята – «двухсотые»…
Когда приехали в свой обоз, то прямо в десантном отсеке спирт стали пить…
«Стрелял, с перекуром, до утра…»
Дмитрий Усиков, старший помощник начальника артиллерии полка:
– Когда стемнело, уехали в школу, там был КП полка. В этот день из отпуска приехал Зинченко, пришел Костюченко, принес две бутылки водки, выпили. Костюченко управлял огнем своего дивизиона по Первомайскому – «Чтобы к утру его не было!» – приказал Юдин. Я тогда стрелял, с перекуром, до утра. Много снарядов ушло.
Вышел перекусить, возле забора грелись у костерка. Воды не было, отдолбили лужу, вскипятили эту воду на костре, типа чая что-то получилось. Потом сходил, простился с Васильевым. Его вытащили, он лежал у здания на плащпалатке. Завернули его в фольгу. Про Леонтьева, что он ранен, я узнал потом. Как закончилась ночь, не помню, спал на ящиках.
Эдуард Дроздов, командир медроты полка, старший лейтенант медицинской службы:
– Шокирующей была новость о гибели зам. командира полка подполковника Васильева. Меня она застала врасплох, я даже не осознавал, что это правда, не верилось. Даже когда я видел его тело в «крыле» «апэшки», думал: «А может, не он, может, ошибка?» Но ошибки не было…
«Почему нас не пускаете?»
Александр Цыбаев, зам. командира 3-й мотострелковой роты по воспитательной работе, гвардии лейтенант:
– Мы тот бой под Первомайским видели с сопки километров с полутора. Как там наши бьются… Над головами – шквал пуль, как же тогда там, где ребята… Командир роты Грошев рвался в бой, по рации то и дело спрашивал комбата: «Почему нас не пускаете?» – «Стойте, где стоите!» Грошев и рацию бросил, психанул. Потом опять слушает бой на общей волне по рации, вдруг руку опустил, мы спрашиваем: «Что такое?» – «Васильева убили…» Все мы были в шоке…
Перед этим боем, когда стояли побатальонно, обратил внимание, что у одного лейтенанта на зимней шапке – золотая кокарда. «Его же снайпер заметит!» Он как раз задачу своим солдатам ставил, еще улыбался, сидя на броне БМП. Офицеры мне сказали, что это лейтенант Соломатин.
Ночью после этого боя все мы не спали, сидели в оцепенении…
«Ни подняться, ни назад оттянуться…»
Александр Фролов, и. о. начальника штаба полка, гвардии подполковник:
– Когда полк выехал в Чечню, я остался в пункте постоянной дислокации за командира полка. Приехал в Чечню 23 ноября. Неделю стояли, принимали решения – как, куда наступать. Тогда, 1 декабря, задача дня была выполнена, но светлое время позволяло, и 4-я и 6-я роты пошли дальше поставленной задачи. Вечером 6-я рота и попала в огневой мешок, причем очень продуманный. Командиру полка не было видно, что там происходит. Командир 6-й роты, только назначенный, немножко растерялся, рота попала под шквальный огонь, снайпера стали планомерно выбивать бойцов. Наши засекли тогда их позывные: «Глаз-один», «Глаз-два» и «Глаз-три», сидели они за цистернами ГСМ, стоявшими на краю обрыва. Местность, где шел этот бой, была такой, что не накрывалась нашей артиллерией: гряда, под ней откос, в нем вырыты лазы с выходом наверх, прикрытыми камнями. Попасть сюда артиллерией – в линию ребра, где были вырыты подземные ходы сообщения, было невозможно. Минометами можно было, но для этого надо видеть, куда стреляешь, а куда – не видно.
Одну нашу «бэху» там сразу подбили из гранатомета, пехоту духи положили, не дают ни подняться, ни назад оттянуться. К ней 4-я рота пошла, но она стала пятиться. В это время подполковнику Васильеву и поставили задачу: с помощью двух танков вывести роты из боя. Я в этот момент сидел на связи и весь ход боя слышал. Когда танк стал отползать назад, была опасность, что наедет на БМП и лежащую пехоту, Васильев его остановил, встал спиной к противнику, поднял руку, в этот момент снайпер в него и попал… В конце концов ребята там разозлились, начали отстреливаться, броней прикрылись и отошли. Два наших пулеметчика, прикрывавших отход, тогда были убиты снайперами. В ту же ночь чеченцы отсюда смылись.
«Дал мне напутствие…»
Виталий Заврайский, командир 4-й мотострелковой роты:
– Правее от позиции нашей роты по хребту шел жестокий бой. Командир полка вытянул на себя начальника артиллерии и с этой высоты стал управлять боем. Уже темнело, когда я узнал, что с соседней ротой погиб заместитель командира полка подполковник Васильев. Перед этим наступлением у нас была рекогносцировка. После ее окончания Васильев дал мне напутствие, чтобы я не лез на рожон, остановился, осмотрелся и закрепился на выгодном рубеже. Каково было мое состояние, когда я узнал, что он героически погиб, вытягивая соседнюю роту из-под огня боевиков… Правее, в первой мотострелковой роте, погиб командир мотострелкового взвода. В соседней роте нашего батальона был тяжело ранен мой хороший товарищ. Были и еще потери среди личного состава, солдаты мужественно, когда уже были ранены, лежали и отстреливались. Как жалко, такие были хорошие люди…
А боевики на этих высотах были – профессионалы. Чувствовалось, что когда-то учились в наших военных училищах. Они так искусно пускали ПТУРа, что пришлось всю технику, после того как она отработает, прятать по складкам местности. Я был свидетелем, как чуть не подбили боевую машину в левофланговом взводе моей роты. По проверенным данным, как потом выяснилось, боевики ждали мои два взвода в саду на равнине. И было бы нам не очень сладко: в саду у боевиков была зенитная установка на автомобиле и много переносных пусковых установок ПТУР. Хорошо, что мои взводы вовремя остановились и закрепились.
«Настроение было подавленное…»
Сергей Гирин, зам. командира 2-й мотострелковой роты по воспитательной работе, лейтенант:
– Первое декабря стало «черным днем» для всего полка: погиб заместитель командира части подполковник Владимир Васильев. Тогда же погибли взводник из первой роты Саша Соломатин и еще несколько бойцов. Наша рота в это время занимала позиции вдалеке от того места, где шел бой. Помню, в бинокль видел клубы дыма на горящей БМП и слышал треск очередей. Потом по рации сообщили о потерях… Настроение, конечно, в тот день у всех было подавленное…
«Надо представить парня на Героя…»
Игорь Дружинин, разведывательная рота полка, контрактник:
– Позже подошли Диман Робин и вроде бы Слава Заверткин – они, сами контуженные, вытащили раненого подполковника Леонтьева из боя. За ними «чехи» гнались, но им повезло! Позже, уже дома, я читал у Димана Благодарственное письмо за спасение подполковника. Хотя, мое мнение, он достоин звания Героя России за спасение жизни офицера.
На следующий день, не успели мы почистить оружие, приказ: «Опять идем на высоту». Вот тут я почему-то испугался, как никогда в жизни. Но операцию отменили.
Когда улетала вертушка с «двухсотыми», мы все стали запускать ракетницы, как салют.
Через три дня пошли вытаскивать убитых пехотинцев. Пошли где-то человек восемь, с ротным. «Чехи» свалили, их окопы были пустые. Нашли двоих наших убитых пулеметчиков. Понятно было, что один вытаскивал другого раненого, и оба погибли. Подтянулись какие-то офицеры, говорили, что надо представлять парня на Героя, но, насколько я знаю, его не представили.
Евгений Никонов, гвардии рядовой:
– Лейтенант Соломатин моим взводным был. Мы прикрывали выход первого и третьего взводов первой роты из зоны обстрела. Когда они спустились, то и мы начали спуск. Тут-то его и зацепило… Когда его разорвало, на нас только магазины посыпались, а руку метрах в десяти от него нашли…
Анатолий Торопов, командир танкового взвода, лейтенант:
– Я шел на эту высоту с шестой ротой из разведвзвода. Подполковника Васильева я вывозил на танке. Правда, меня ротный Новичков не очень хорошими словами дрюкал. Соломатина не помню, а вот лейтенанта, которого вместе с зам. командира полка вывезли, – помню: все кишки наизнанку. Но потом говорили, что он выжил.
Владимир Виноградов, механик-водитель БМП, гвардии рядовой:
– Я тоже помню этот бой… Да, у духов там все подготовлено было. Наша пехота выдвинулась вперед, а нас – все машины роты – оставили как бы на прикрытие. Когда ротный дал команду вперед, бой уже шел. Когда мы к ним подъехали, Соломатин уже лежал накрытый, и так у нас с наводчиком внутри закипело: хороший ведь парень был! Запрыгнули в машину – и в объезд высотки, с нами еще командирская «бэха» рванула. Выезжаем на рубеж, вроде бы вот они, твари, наводчик шлет туда залп, а он через минуту из другой норы выскакивает, и как пошел по нам граник работать… Гусянка чудом уцелела, и по башне вскользь прошло. Пока ездили перезаряжаться, приказ: «Отходим».
А шестой роте жутко досталось, я по рации слышал. А когда узнал, что Васильева убили, – вообще слеза накатилась. Таких офицеров – раз-два и обчелся.
Бортовой номер моей «бэхи» – 114. Может быть, кто-то и встречал…
Дмитрий Робин, снайпер разведроты, рядовой:
– Мы тогда со Славиком и Баксом попали в госпиталь, нас там встретил Леонтьев. После госпиталя мы у него дома в гостях были, предлагал оставаться служить, дескать, как сыр в масле будем, но мы отказались.
Нас тогда представили к наградам, но только письма домой благодарственные прислали, и все. Ну, не это главное…
Какими они были:
Соломатин Александр Викторович, лейтенант, Герой России.
Еще в школе он знал, что будет офицером. Знал, что продолжит офицерскую династию.
Он добровольно подал рапорт на командировку в Чечню.
Одна из улиц города Видное-4 Московской области носит имя Александра Соломатина, а на доме № 1 открылась мемориальная доска со словами «Улица названа в честь Героя Российской Федерации лейтенанта Соломатина Александра Викторовича, погибшего в Чеченской Республике при выполнении специального задания». На доске – портрет героя.
Разведгруппа, которой командовал Саша Соломатин, попала в окружение. А на войне, как на войне…
В чеченской войне 1994–1996 годов погибли сыновья генералов Шпака, Аношина, Суслова, Налетова, Пуликовского. Вторая война лишила генерала Виктора Александровича Соломатина и его жену Елену Николаевну сына. Война не бывает без горя, там жизнь всегда на волоске.
– У Саши с детства была мечта быть офицером, – рассказывает Виктор Александрович, – и по отцовской линии Соломатиных, и по материнской Митусовых-Бураковых – все были военными или имели отношение к армии. В нашем семейном альбоме есть старая, можно сказать, теперь старинная фотография 1914 года, сделанная под Перемышлем. Царь Николай II в окружении офицеров, а среди них прадед Александра – Федор Тимофеевич Соломатин. Сохранились несколько фотографий по материнской линии – прапрадед Кирилл Илларионович Бураков, служивший на флоте. Последние листы альбома хранят фотографии из Чечни…
Александр добровольно подал рапорт на командировку в Чечню, хотя причин остаться в Москве было достаточно: годовалый ребенок, больная мама. Но, наверное, взяли верх офицерская честь и достоинство династии. Он и в школе учился отлично, и в Санкт-Петербургском общевойсковом командном училище достиг высоких результатов по всем дисциплинам. В 1998 году Александр Соломатин окончил военное училище с отличием, 1 декабря 1999 года погиб. Он до конца был верен Присяге, воинскому и офицерскому долгу. Говорили, что лучшего командира в разведроте не было, даже рекомендовали его в заместители командира батальона.
Семья Соломатиных часто просматривает видеопленку, которую отснял Саша в последние дни учебы в Санкт-Петербурге. И текст, сопровождающий фильм, передает состояние души: «Это мое училище. Оно дало нам дорогу в будущее… Через двадцать дней я – лейтенант. А это Петергоф. Уникальный каскад фонтанов… Я запомню эту красоту, это величие на всю жизнь. Я восторгаюсь этим великолепием, горжусь своим народом, русским народом, талантливым, работящим. Я восхищаюсь русской культурой, великой Россией, которая создала все это. Мы должны это оберегать. Россия не должна делиться на бедную и богатую. Россия просто есть. И от нас зависит, чтобы она стала великой и могучей».
Этот текст – характеристика человека, а слушая интонацию, понимаешь, насколько богата и сильна его душа. Была. Жизнь не бесконечна, а память о героях должна оставаться. Уже школа № 1103 в Москве носит имя Александра Соломатина, теперь будет и улица.
Александр Когалов.
Васильев Владимир Анатольевич, гвардии подполковник, Герой России.
Родился 14 апреля 1962 года в Москве. После окончания средней школы поступает в Московское высшее военное общевойсковое командное училище, которое успешно закончил в 1984 году. Служил командиром мотострелкового взвода, роты, позже – начальником штаба отдельного медицинского батальона 47-й танковой дивизии.
В январе 1995 года майор В. Васильев назначен на должность командира 1-го мотострелкового батальона в 245-м гвардейском мотострелковом полку и вместе с подчиненными убывает в командировку в Чеченскую Республику. Здесь ему присвоено очередное звание – подполковник. За умелое руководство подчиненными при выполнении боевых задач, личное мужество и героизм подполковник В. Васильев награжден орденом Мужества и медалью «За отличие в воинской службе».
После первой чеченской кампании подполковник Васильев поступил в Военную академию им. Фрунзе, которую успешно окончил в 1998 году и был назначен на должность заместителя командира 245-го мотострелкового полка. В сентябре 1999 года он вновь на Северном Кавказе. Подполковник В. Васильев, как грамотный офицер и командир, обладающий боевым опытом, успешно выполнял множество самых ответственных задач. Он умел в сложных, подчас критических ситуациях организовать своих подчиненных на смелые и решительные действия в бою с противником.
1 декабря 1999 года одно из подразделений полка попало в засаду боевиков. Завязался тяжелый и неравный бой. Мотострелкам крайне необходимо было выстоять и продержаться до подхода главных сил. А им на помощь уже спешила маневренная бронегруппа, которую возглавлял подполковник В. Васильев. Быстро оценив ситуацию и грамотно организовав действия подчиненных, командир сумел деблокировать окруженную роту и подавить боевиков.
Позже участники того боя расскажут, каким шквальным и плотным был обстрел. Казалось, идет сплошной свинцовый бой. …К счастью, помощь пришла вовремя, благодаря чему потери в наших рядах были минимальными. Но, к сожалению, подполковнику В. Васильеву так и не суждено было услышать слова благодарности от подчиненных. Снайперская пуля оборвала жизнь отважного офицера, который никогда не прятался за чужие спины.
Указом Президента Российской Федерации № 599 от 28 марта 2000 года подполковник Васильев Владимир Анатольевич за мужество и героизм, проявленные при ликвидации незаконных вооруженных формирований в Северо-Кавказском регионе, удостоен звания Героя России (посмертно). Похоронен на Митинском кладбище города Москвы.
«Он был очень добрый человек…»
Алексей Макаров, водитель заместителя командира полка, рядовой:
– Подполковник Васильев – достойнейший офицер. Он стал мне вторым отцом, у нас даже день рождения в один день – 14 апреля. В обиду меня никогда не давал. Как-то, еще до войны, ездили с ним за грибами: «Товарищ подполковник, два года грибных…» – «К войне…» – «Да ладно…» – говорю. Он был очень добрый человек. Каждый день покупал мне пачку сигарет с фильтром. Перед отъездом в Чечню он мне сказал: «Леха, можешь остаться – все-таки это война…» – «Товарищ подполковник, куда я без вас…» Не мог я его одного оставить. Три месяца – сентябрь, октябрь, ноябрь – мотались с ним по дорогам Чечни. Я был у него не только водителем, но и охранником, и связистом. Васильев рассказывал мне, что в первой кампании у него водитель-мальчишка погиб. А во второй – он погиб, а я вот остался жив… Он меня, наверное, берег… Предчувствия, что убьют, у него не было. В его глазах я тревоги не видел…
Если бы не подполковник Васильев – вся рота осталась бы под огнем…
Сергей Печугин, зам. командира 1-го мотострелкового батальона по тылу, гвардии майор:
– В тот злополучный день, 1 декабря, оставшись за зам. по тылу полка, я проводил рекогносцировку маршрута выдвижения тыла к новому месту размещения на Сунженском хребте недалеко от Первомайского. Пока начальники служб собирали имущество, вытягивали колонну, смотался в район, указанный на моей карте самим командиром полка. По дороге встретил своих минометчиков. Они опять заблудились. Достал карту, сориентировал молодых офицеров на местности, указал направление движения. Потом оказалось, что они в самый подходящий момент вышли в нужное место и своим огнем поддержали попавшие в переделку у школы подразделения. В этот раз связь у меня была, и ход боя я слышал по радио. Весть о гибели подполковника Васильева также услышал в эфире. Царствие Небесное рабу Божию Владимиру и всем с ним в тот день за Отечество и други своя души свои положившим…
«Тяжкая это была миссия…»
Дмитрий Усиков, старший помощник начальника артиллерии полка:
– Утром второго декабря меня вызвал полковник Юдин: «Повезешь Васильева и лейтенанта Соломатина, у него отец генерал-лейтенант. Дам тебе сопровождение».
Тяжкая это была миссия… Была горечь, обида, что своих теряешь, это потом мы становились черствее. Переоделся, начфин мне выдал деньги. В сопровождение мне дали контрактника с разведроты, племянника Васильева, тоже звали Володя, его водителя, Лешку, еще одного паренька с разведроты, и двух женщин-медиков – Татьяну Леонгард и Иру. Погибших несли на носилках. В час дня у штаба полка приземлилась вертушка. «Как хочешь, но чтобы доставил», – сказал мне Юдин.
Прилетели в Моздок, там бортов военных на Москву не намечалось. Из Моздока полетели на вертолете во Владикавказ, всей командой. Думали, что, может быть, из Беслана летают самолеты на «большую землю». Прилетели во Владикавказ, на «ГАЗ-66» доехали до Беслана. Там услышали: «Раньше чем через неделю вас не отправим».
Поехали назад во Владикавказ, оттуда опять на Моздок. Там ходил к диспетчерам-летчикам, посоветовали обратиться к командиру экипажа авиации внутренних войск. Это было уже в 9–10 часов вечера. Погибших уже упаковали в черные мешки, пока я бегал. Отправил племянника Васильева договариваться с летчиком. Вернулся – «Нужно три бутылки водки!». Купили водки, посадили нас на борт. Зашел в самолет генерал, командующий воздушной армией, я представился. «Кого везешь?» – «Заместителя командира полка и лейтенанта, сына генерала». Спросил его, как можно сообщить в Нижний Новгород, чтобы нас встретили.
В 12 ночи были в аэропорту Стригино, под Нижним Новгородом, высадили нас на взлетке. Через час за нами из полка пришла бортовая машина. Приехали в полк, оттуда – в Москву, там хоронили погибших. Купили цветов. Выпили, водка не брала, такое было нервное состояние. Нас с водителем Васильева после похорон пригласила его мать, посидели. Ночным автобусом уехали ко мне домой, в Мулино. Я всех из своей команды отпустил домой, 12 декабря все встретились и 14 декабря были в Москве. В тот же день приехали в полк, я доложил Юдину, как прошла наша тяжкая миссия.
А утром я встретился с племянником Васильева, он был в разведроте. Только поговорили, я пошел к разведчикам, он – к своей палатке, вдруг несколько разрывов из подствольника, – и ему оторвало руку. Его комиссовали…
Алексей Макаров, водитель заместителя командира полка, рядовой:
– Проблемой было – в чем нам ехать на похороны: обмундирование изношенное. Наконец нашли нам комбинезоны, начфин полка дал по две тысячи рублей, посадили нас в вертолет… Погибшие были завернуты в фольгу, медсестра еще заметила, что на руке у Васильева – часы, сказала, что остановились они в момент гибели. Лейтенанту Соломатину руку оторвало – граната на разгрузке разорвалась от попадания в нее пули. Рука его была отдельно от тела…
Приехали в Москву, на похороны… Панихида проходила в каком-то дворце. Народу было много. Корреспондент «Красной звезды» взял у меня интервью, я рассказал, каким был подполковник Васильев.
Отличился в том бою и комбат гвардии майор Сергей Булавинцев…
Из наградных листов
…1 декабря 1999 года при взятии мотострелковой ротой одной из высот Терского хребта Нефтеучастка № 129 близ городка Маяковского командир мотострелкового батальона майор Булавинцев С.Н. проявил мужество и отвагу. Ближе к вечеру бой разгорелся с большой силой, мотострелковый взвод был отсечен огнем боевиков. Противник не давал возможности взводу выйти из боя к основным силам роты. Обстановка резко обострилась.
Оценив обстановку, майор Булавинцев С.Н. принял решение самому лично произвести обеспечение выхода из боя взвода. Вместе с гранатометным взводом выдвинулся к месту ведения боя и, обнаружив огневые позиции противника, ударил по ним с левого фланга. Противник не ожидал атаки с левого фланга, вынужден был перекинуть часть сил с фронта. Гранатометный взвод под командованием майора Булавинцева стал вести прицельный огонь по перемещающемуся противнику. В это время мотострелковый взвод успешно вышел из-под огня. Продолжая вести по боевикам огонь, майор Булавинцев заставил его отступить. В ходе боя лично уничтожил трех боевиков.
Вывод: за личное мужество и отвагу, проявленные при исполнении воинского долга в условиях, сопряженных с риском для жизни, майор Булавинцев С.Н. достоин награждения медалью «За отвагу».
Глава 5
Кольцо сжимается
Как ни тяжелым было настроение в полку после трагических событий 1 декабря, надо было продолжать воевать…
Александр Фролов, зам. командира полка, гвардии подполковник:
– После гибели подполковника Васильева меня назначили на его должность. Главная моя обязанность была – контролировать выполнение решений командира полка. Это значит – быть на переднем крае, в батальонах, как своеобразная пожарная команда. Были со мной несколько разведчиков, слышал, как говорили: «Где Фролов – там интересней…»
Оба комбата были замечательные ребята. Булавинцев был погорячее, азартный, Илюхин – более спокойный, степенный. Боевой опыт оба набирали быстро, умели выполнять приказы, прилагали все силы и старания, чтобы выполнить боевую задачу, люди их уважали.
«Да что нам рассказывать…»
Александр Лихачев, начальник штаба полка, подполковник:
– В начале второй кампании я служил в Курске в 6-м Берлинском полку начальником штаба, и в 245-й был прикомандирован неожиданно. Как когда-то непослушных офицеров отправляли на Кавказ, так и меня – за то, что в июне 1999 года отказался от должности командира 423-го гвардейского полка. В Моздок мы прилетели третьего декабря вместе с возвращавшимися из отпуска комбатом-1 Геннадием Илюхиным и санинструктором Ольгой Савкиной. Затем вертолет сел у Алхан-Юрта, там шел бой, в котором был ранен Сергей Лукашов, командир 15-го олка. Захожу в вагончик, где находился офицер управления кадров МВО (подполковник – фамилию не помню), с предписанием в 245-й гвардейский мотострелковый на должность начальника штаба полка. Он мне говорит, что будешь не НШ, так как Юдин уже вызвал из ППД исполнять обязанности НШ другого офицера, а зам. командира полка, так как позавчера погиб гвардии подполковник Васильев. Первая мысль: «Сбылась мечта идиота!» Два года исполняя обязанности НШ, хотел хоть иногда побыть просто замом.
О гибели Васильева я уже знал, так как в самолете из Чкаловского до Моздока познакомился с офицером из 27-й отдельной мотострелковой бригады старшим лейтенантом Карагалыцким, летевшим за телом старшего лейтенанта Соломатина, который погиб в одном бою с подполковником Васильевым.
На вертушке летим в Закан-Юрт, там темнота, хорошо, что встретил подполковника Костю Фуфаева (с ним учился в одной роте в училище) из 22-й армии, он был там комендантом Западной группировки. Переночевали у Фуфаева в вагончике. На следующее утро мы на «мотолыге» начальника отдела боевой подготовки 22-й армии полковника Рогозина поехали дальше. Первое впечатление от Чечни: горит все! На весь горизонт дымили нефтяные скважины. Нам надо было спуститься с Сунженского хребта. С высоты со все увеличивающейся скоростью понеслись на «мотолыге» вниз. Двигатель не слышно, только лязг гусениц. Наконец, спустились в село Красностепновское. Там бойцы стреляют беспризорных коров. Мы остановились, Рогозин их выругал: «Что ж бьете здоровых? Вы же их не затащите, нужно поменьше!» Заехали в первый батальон полка, Ольга Савкина осталась там. Я поехал дальше, на КП полка вместе с майором Илюхиным. КП полка в это время находился в школе.
Зашел внутрь, сидят два полковника. Представляюсь одному из них, как потом оказалось – зам. по тылу армии: «Товарищ полковник, подполковник Лихачев», – «Не ко мне – вот командир полка Юдин сидит». Поговорили. «Вы кто?» – спрашивает меня Юдин. «Танкист. Окончил академию бронетанковых войск». – «Отлично» «Вот кунг, где ночевал Васильев, кровать его поменяем». – «Он же не здесь умер. Ничего не надо менять, только его автомат и пистолет не беру, все остальное пусть остается». И я прожил больше полгода в вагончике на кровати Васильева. Второй Герой России, тоже посмертно, генерал Малофеев, ночевал со мной в этом же вагончике. Он руководил группировкой по обороне Грозного, чтобы бандформирования не вышли из города.
Три дня я выполнял обязанности зам. командира полка. Все позиции полка объехал, с левого края до правого. Я ездил на БРМ подполковника Васильева вместе с разведчиками, солдаты на броне, пацаны зеленые, закрывают меня со всех сторон. «Вы что, ребята?» – спрашиваю – «Товарищ подполковник, мы одного зам. командира полка уже потеряли. И смените вашу шапку, новую, на старую». Спускаемся с горы, и градусов спуска было немного, но скорость увеличивается, я механику по голове: «Тормози!» – «Не могу остановить!» Свернули в посадку, поехали по кустам и остановились. Нашли неисправность. Из-за ерунды могли перевернуться: от тряски выскочил шплинт педали тормоза. Завели, выехали сами.
Генерал Шаманов, командующий группировки, ехал мимо и заехал к нам в полк. «Ты кем здесь?» – спрашивает. Шаманов знал меня раньше по службе. «Зам. командира полка…» – «Юдин, ты говорил, что тебе нужен нормальный начштаба, что ж ты его зам. командира полка поставил?» Так я стал начальником штаба полка, а подполковник Фролов – замом командира полка. Посылали Фролова во все дыры – он часто ночевал где придется, хотя кунг с ним был у нас на двоих.
Перед первым совещанием с командирами батальонов и артдивизиона полковник Юдин им сказал: «Сейчас вам начальник штаба доведет задачи». И ушел. По глазам вижу, что думают: «Вот приехал какой-то подполковник из Курска нас учить воевать…» Начинаю им доводить задачи по заранее подготовленным и утвержденным командиром полка схемам: «Капитан Булавинцев, вот боевое распоряжение батальону, готовьтесь…» – «Да что нам рассказывать, мы тут уже третий месяц воюем…» – «Товарищ капитан, вам что-то не нравится? Я не держу, тогда идите, получите задачу у командира полка, если не хотите получить ее у начальника штаба». Он притих. Илюхин промолчал. Выступил майор Костюченко, командир артдивизиона. «Товарищ майор, если я задам один вопрос по действиям артиллерии и вы не ответите, то пообещайте, что, пока я буду здесь начальником штаба полка, больше свой рот не откроете. Хорошо?» – «Да нет таких вопросов, на которые я бы не ответил». – «Какими тремя параметрами определяется продолжительность первого огневого налета в артиллерийской подготовке атаки?» Он ответил не полностью. На тот момент мне надо было поставить себя перед комбатами как начальник штаба полка. До этого я два года служил начальником штаба полка, меня учил гвардии генерал-майор Александр Павлович Третьяков, командир 10-й гвардейской танковой дивизии. После того как он меня на первых учениях зимой, в мороз минус двадцать, воспитывал, я боевой приказ выучил наизусть, а боевые распоряжения писал с закрытыми глазами.
А война продолжалась, со всеми ее ужасами, кровью и грязью…
2 декабря. В 8.00 на КП полка были собраны комбаты для уточнения задачи. Командир полка совместно с начальником артиллерии определили цели для поражения их артиллерией соседей, 276-го мсп, 324-го мсп и группировки. В 14.00 в полку была подготовлена вертолетная площадка. Подразделения полка закрепились на занятых высотах. Тыл полка осуществлял подвоз боеприпасов и воды. В 19.00 был получен радиоперехват, что в результате ударов авиации и артиллерии потери у противника составили убитыми 24 человека, ранеными 12 человек.
4 декабря. Полк продолжал выполнять поставленную боевую задачу. В 6.30 разведрота выдвинулась на отметку 378 для проведения разведки боем в направлении высоты, а также вынести оставшиеся лежать на месте боя тела младшего сержанта Кононова и рядового Очкова, чтобы их эвакуировать.
В 7.00 разведрота под прикрытием мотострелкового и гранатометного взводов выдвинулась в направлении высот нефтеучастка № 129. В 9.30 разведрота достигла указанного рубежа. Личный состав роты приступил к розыску погибших военнослужащих. В 10.30 тела погибших в бою были найдены, также найдены 2 пулемета, РПК и ПКМ. К 11.20 тела погибших и оружие были доставлены на НП полка. В 14.30 на НП полка прибыл НШ СКВО генерал Баранов для ознакомления с обстановкой.
Поздно вечером в районе опорного пункта 4-й роты был обнаружен майор Федоров. По его рассказу было установлено, что они попали в засаду. БРМ подбили из РПГ-7, они сами отстреливались. Выстрелами из РПГ-7 подполковнику Синицыну оторвало правую руку, но он продолжал отстреливаться с левой руки. В ходе боя майор Федоров потерял подполковника Синицына из виду и его местонахождение не знает. Местному населению командование полка поставило ультиматум по выдаче подполковника Синицына.
8 декабря. В обмен на тела убитых боевиков 15-му мсп в районе Октябрьское противник вернул тело подполковника Синицына. Санитарным вертолетом тело было доставлено в сопровождении майора Федорова и отправлено из расположения полка.
Комментарий:
Александр Лихачев, начальник штаба полка, подполковник:
– Еще одно жуткое ЧП тех дней… Начальник автомобильной службы, подполковник, и помощник начальника бронетанковой службы 3-й дивизии, майор, ехали на тягаче и проскочили наши боевые порядки. А там уже духи, выстрел из гранатомета. Начальнику автослужбы руку оторвало.
На третьи сутки майор вышел к нам, рассказал, что прятался от духов, плакался, Юдин сгоряча чуть его не застрелил. У нас были прикопаны десять трупов боевиков, убитых первого декабря, и полковник Юдин договорился через местных жителей обменять их на погибшего подполковника. Он отстреливался с оторванной рукой, полтора магазина расстрелял одной рукой, от болевого шока потерял сознание и умер. Местные жители после боя его чем-то накрыли, поэтому и духи не нашли. Погибшего я видел… Жуткая картина… Его обглодали собаки, выгрызли лицо, живот. Пустые глазницы, носа, ушей нет…
А следом еще одно ЧП…
9 декабря. Семеро военнослужащих отравились какой-то коричневой жидкостью, но остались живы. Возбуждено уголовное дело. Всех их отправили в госпиталь.
Комментарии:
Владимир Пономарев, старшина 4-й мотострелковой роты, старший прапорщик:
– Скорей всего, это была тормозная жидкость. Нашли канистру, понюхали ее и забрали с собой. Вечером в палатке выпили по полкружки, один, сержант, отказался. Еще по полкружки выпили, и – все… Сержант побежал к командиру роты старшему лейтенанту Заврайскому: «Солдатам плохо!» Их быстро в машину – и в полк, вызвали вертолет, и в Моздок. Подействовало это ЧП на всех, все были в шоке…
«Как это пить-то можно было вообще!..»
Эдуард Дроздов, командир медроты полка, старший лейтенант медицинской службы:
– Девятого декабря привезли в медроту семь человек, со слов солдат – выпивших какой-то жидкости. Насколько помню, двое из них уже «загружались» и были без сознания, еще двое были близки к этому. Всеми силами и всеми средствами медроты начали оказание медицинской помощи – промывали желудки, внутривенно лили растворы. По предварительным данным, это был антифриз или тормозная жидкость, в любом случае в составе – этиленгликоль, страшный, смертельный яд, в лучшем случае можно остаться инвалидом.
Позже я видел эту пластиковую канистру с непонятной коричневой жидкостью, понюхал ее, и меня чуть не вывернуло: как это пить-то можно было вообще! И за что они приняли эту отраву? Поздно ночью прилетела «вертушка», всех погрузили и отправили. В госпиталь все были доставлены живыми, но потом стали поступать сведения о смерти одного, другого. Там один или двое из всей компании выжили, не помню точно.
Александр Лихачев, начальник штаба полка, подполковник:
– Тогда из отделения в десять человек пили семеро. Командир отделения запретил им пить эту гадость – не послушали. Трое не пили, один из семерых чуть-чуть пригубил. Инициатором был контрактник из Курска: «Я уже устал без выпивки!» Он в госпитале и умер первым. Когда я прибыл в медроту, вижу: один лежит почти труп, второй орет, не двигается, третий ползает на карачках и кричит: «Я ничего не вижу!» Антифриз же сразу бьет по глазам. Четвертый и пятый еще дышали ровно, присев в углу, а шестой, хотя и выпил, был как огурец. Седьмой только пригубил – он и остался жив: без половины желудка – это был срочник, татарин. Так умерли в госпитале три контрактника и три срочника.
Когда о ЧП узнали в штабе группировки, меня тут же по телефону сняли с должности. Командир полка в этот день был в Моздоке на совещании. Полковник Юдин вернулся и говорит: «Стоило мне уехать, и ты не справляешься».
Александр Шмелев:
– Нам говорили, что они все погибли, потому что выпили антифриз. Один контрактник был закодированный, не пил, и остался живой. Были среди нас и такие, что заходим в дом, первым делом аптечку ищут. Промедол давали только во время боевых действий, перед боем. По две штуки. Срочники где-то набрали антидот, у него наркотическое действие.
Однажды ходили за водкой – мужик-чеченец дал нам пять бутылок на двенадцать человек – и все разных сортов. На валенки водку меняли!
– А это что – история? – спрашиваю.
Юрий Чердаков:
– Перед Грозным нам выдали валенки, на резиновой подошве, но по размеру они никому не подходили, все одного – 39-й. Снегу не было, но минус 15–20 градусов стояло. Валенки были такие маленькие, что только их пропить, вот мы их и пропили. 39-й размер – ну кому они нужны? Зато командование доложило наверх: «Валенками солдат снабдили!» Мы их тоже списали…
Как цыганский табор жили… Кто-то из командиров в шутку: «Чтобы со следующей мародерки одеяла и подушки были одного цвета!» А как подберешь? У нас вообще ничего не было. Война есть война, никто на это не обижался. Щетки зубные и то были трофейные, бэушные. Никакой торговли не было, чтобы хоть что-то можно было купить.
«Парни, поздравляю, у нас вши…»
Александр Шмелев:
– Лейтенант Терехов, командир взвода, вечером сжигает свои трусы у землянки и говорит: «Парни, поздравляю, у нас вши». И все как-то сразу начали чесаться. После Грозного, в феврале, генерал Баранов хотел вручить всему нашему батальону медали «За отвагу». В подарок нам привезли вместе с медалями «КамАЗ» нового нательного белья. «Чтобы все были чистые, побритые, – офицеры говорили, – вот вам чистое белье». Раздали, а оно все вшивое оказалось. Хотя новое, со склада, не стиранное ни разу. Вши завелись в условиях хранения, на складе, от влажности. Мы все это вшивое белье сдали. Скандал был, и Баранов после этого отказался вручать нам награды…
Юрий Чердаков:
– Спустя время некоторые из нас стали беспокоиться, что появятся постельные вши. Но какие там постельные вши, если у нас постелей не было! Спали в одежде, не раздевались неделями. У многих контрактников было свое белье. Я приехал в полк со своим запасом трусов и носков, в армии никогда не брал белья никакого. Если вшей нет, мог белье постирать, а есть – просто выбрасывал.
Алексей Горшков, командир взвода ЗУ-23 зенитного дивизиона, старший лейтенант:
– Бытовых условий на передовой нет. Блиндажи – это громко сказано – норы. Где переночевать – заботились сами. На войне теплые вещи и еда мародеркой не считается, поэтому собирали в разбитых домах подушки, одеяла.
Питание у нас было не котловое, старшина привозил хлеб, муку, сгущенку, тушенку. У нас были кастрюли, штатный повар, иногда и сами готовили, чай кипятили.
Из дневника Алексея Горшкова:
11.12.99 г. Прибыли в Моздок. Чувствуется приближение войны. Повсюду комендачи, люди в летных куртках, камуфляжах без знаков различия. По улицам патрули ОМОНа и военной комендатуры. Слышен гул реактивных движков – где-то рядом находится аэродром. По улицам и дорогам туда-сюда снуют БТРы и БМП «ВВ» и федералов.
12.12.99 г. «Вертушкой» прибыл на КП группировки «Запад». Оттуда на броне час езды, и мы приехали в полк. Повсюду горы и сопки, все небо затянуто черным дымом – горят нефтяные скважины.
13.12. 99 г. Принял должность и дела КВ. Осмотрел «Уралы» и ЗУ, проверил закрепленное оружие и МС. Получил свой АКС и карту.
14.12.99 г. Встретил своего однополчанина по училищу – ст. л-та Серегу Шарпова. Он тоже здесь на войне, командует взводом зенитчиков. Мы с ним в одной батарее. Вечер провели у него во взводе, пили чай с вареньем и вспоминали училищные годы.
15.12.99 г. Сегодня ночью принял бой с «чехами». Духи на двух машинах пытались прорваться из окружения в р-не н. п. Нефтемайское. Машины сожгли прямой наводкой ЗУ, «чехов» огнем из АКСов вынудили отступить назад, в окруженный Грозный. С нашей стороны в процессе перестрелки потерь нет, если не брать во внимание поцарапанную осколками камней кожу рук и лица.