Терская крепость. Реквием Двести сорок пятому полку Киселев Валерий

В горах мерить расстояние по карте бесполезно. Изношенный БРДМ то камнем падает вниз, то, скрипя и рыча, ползет вверх по горному серпантину, объезжая многочисленные воронки. На борту БРДМ нарисован российский флаг, на котором неумело выцарапаны две звезды – машина участвует во второй чеченской войне.

Впереди всех наших войск стоит 6-я мотострелковая рота.

– Грозного сейчас не видно, туман, – говорит ее командир Сергей Новичков. – А вчера как на ладони лежал: дома, сады. Через оптику прицелов видно даже было, как машины по улицам ездят.

Ротный – 1974 года рождения. Он старший лейтенант, а ротой командует уже год. В июне 1998-го Сергей окончил Рязанское десантное училище, но в сокращенном нашем воздушном десанте вакансии ему не нашлось, и он пошел в пехоту. Всего 4 месяца командовал взводом, потом дали роту. Старлея дома ждет беременная жена. Писем от нее он не получал уже месяц, волнуется.

С 1 октября мотострелковый полк, в котором служит Новичков, не выходит из боев. Командующий Западной российской группировкой генерал-майор Владимир Шаманов повел полки там, где чеченцы не ждали. Они готовили оборонительные рубежи по Тереку и по склонам идущих параллельно ему Терского и Сунженского хребтов. Шаманов решительно и дерзко «продрал» оборону бандитов неожиданным маневром. Западная группировка пошла прямо по вершине Терского хребта. Боевиков забили артиллерия и авиация, оставшихся в живых «подчистили» мотострелки. Окопы и доты у Терека чеченцы побросали – они уже бесполезны, если находятся под прямым огневым воздействием русской армии. Закон горной войны: кто выше, тот и прав. Сейчас войска смотрят на боевиков сверху вниз.

На Терском хребте было несколько сильных боев. Последний из них на высоте 530,0, где сейчас стоит рота старшего лейтенанта Сергея Новичкова. Прежде, еще в советские времена, здесь был небольшой нефтеперегонный завод. Сейчас огромные ржавые баки нефтяных резервуаров искорежены в клочья авиационными НУРСами и танковыми снарядами. У полузаваленного чеченского окопа в пыли лежат человеческие кишки. Рядом спальный мешок, насквозь пропитанный кровью. Чеченцы обычно забирают трупы своих соплеменников – есть такой горский обычай чести. Здесь, сойдясь на расстояние броска гранаты с нашей пехотой, они своих мертвых забрать не смогли. А может, и забирать семерых мертвецов было некому: внизу под горой лежит вверх тормашками раздолбанный джип «Паджеро».

Бойцы завтракают. Напекли лепешки. С хлебом здесь проблема – от Моздока и почти до окраины Грозного по горным дорогам колонны идут трудно и долго. Тесто повар раскатывает на чурбачке снарядом от пушки БМП. Сухого пайка вроде достаточно. Плохо с водой.

– Во время наступления, бывало, за день глотка не пили, – говорят солдаты.

Поели, покурили, и – за лопаты. Приказ по группировке Шаманова: зарыться в землю. Грунт тяжелый. На штык лопаты – земля, а дальше – бутовый камень: крепко спрессованный песок, без лома его не взять. Бойцы работают и не ропщут. Они уже понюхали пороху и знают, что от того, как сегодня они врастут в землю, завтра будет зависеть их жизнь.

Лейтенант показывает трофей: огромный нож с наборной инкрустированной рукояткой.

– Такими они нам глотки резать собирались. А мы их самих в клочья порвали.

Внизу, в селении Зибер-Юрт, на крыше двухэтажного дома полощется российский флаг. Вчера туда поехал и повесил его командир батальона капитан Сергей Булавинцев. Село еще не зачистили Внутренние войска, но оставшиеся боевики флаг не трогают, боятся.

По всей видимости, основная масса российских войск скоро форсирует Терек и подойдет с севера сюда, к Терскому хребту и окраинам Грозного.

На ржавом боку прострелянного нефтяного бака «автограф» чеченца: «Умаров Айнди – боевик с пеленок».

Чумазый пехотинец, высунув от напряжения язык, камнем дописывает: «Обкаканный».

У бойцов – шальные глаза победителей. Они верят в себя, верят в своих командиров и верят в генерала Шаманова. «Где Шаман, там победа!» – говорят они. Наверное, после Жукова в нашей армии не было имени, которое войска поднимали бы на свои знамена. До Жукова были Суворов, Кутузов, Скобелев. Теперь есть Шаманов.

Шаманов ходит по ставке в синем спортивном костюме. Генерал до сих пор не выспался после 20-дневных непрерывных наступательных боев. Шаманов зол: под Бамутом боевики обстреляли наш вертолет. 20 пробоин, один из солдат на борту ранен.

– Все еще впереди, – говорит генерал.

Александр ХОХЛОВ. «Трибуна», 19 октября 1999 г.

21 октября. Прибыли контрактники.

«Все мы были с боевым опытом…»

Дмитрий Робин, снайпер разведроты, рядовой:

– В 245-й полк попал осенью 1999 года. Нас тогда в 3-ю мотострелковую, или, как ее обычно называли, – Сормовскую дивизию, прибыли из Твери человек сорок. Парни были отовсюду.

Дня три жили обычной жизнью, дружно, очень весело, потом подписали контракты, но и кто-то уехал домой. Затем нас с Нижнего Новгорода самолетами в Моздок перекинули, там колоннами по полкам развезли.

245-й по Терскому хребту шел, в полку нас раскидали по подразделениям. Меня тогда во взвод АГС взяли, но я настойчиво просился в разведку, и меня взяли. Нас, тверских, тогда человек пять в разведроту взяли. Со мной были Игорь Дружинин, пулеметчик, из Бежецка, Валерик (Бакс) из Торопца, Вован Ткаченко, механик-водитель, из Твери, Славик Заверткин из Кашина. Володя Ткаченко был в 245-м в первую кампанию, лично подполковника Васильева знал. Он, когда Васильев погиб, ездил его хоронить. Все мы были с боевым опытом.

Привезли, помню, в полк, в разведроту, а там парни за несколько часов до нас потери понесли. Ротный тогда в разведке погиб, парней с машинами пожгли, раненые были. Меня тогда оператором-наводчиком поставили на БРМ, затем пулеметчиком некоторое время был, потом послали на курсы снайперов во Владикавказ, тогда говорили, что снайперская война будет. Прошел курсы, вернулся в разведроту. Ротой командовал старший лейтенант Алексей Катунькин.

«Что теперь сопли пускать…»

Сергей, позывной «Бомжонок», механик-водитель БРДМ противотанковой батареи, рядовой контрактной службы:

– До 1998 года я работал водителем пожарного автомобиля. Перед Новым,1999 годом нашу часть сократили, и я остался без работы. Как раз шел набор в Югославию. Решил: «Пойду, если возьмут. Деньги большие, и воевать не надо – курорт!» Срочную служил в Афганистане механиком-водителем, в 177-м Северодвинском мотострелковом полку, охраняли «дорогу жизни» через перевал Саланг. Но в Югославию не попал: забраковали медики, по состоянию здоровья негоден в миротворческие войска. А на войну – годен. Не нужен оказался, думаю, потому что принимал участие в боевых действиях. Поскольку документы для прохождения службы по контракту у меня были собраны, в военкомате предложили ехать в Чечню. Не понаслышке знал, что такое война, подумал – и решился. Формировали нас в Сормовской дивизии, вся казарма была забита контрактниками, все из соседних областей. Затем крытыми «Уралами» на военный аэродром в Правдинске, и – бортом Ил-76 на Моздок.

Уезжали мы, если не ошибаюсь, 18 октября. День провели на взлетке, ближе к вечеру погрузили на борт – и в Моздок. Там переночевали в палатке. Утром нас погрузили на открытые «Уралы», и мы выдвинулись к месту дислокации полка. По пути какая-то машина сломалась, и вся колонна встала в предгорье, в ложбине. Нам было известно, что полк уже вел боевые действия на территории Чечни, и эта остановка в таком неудачном месте заставила всех нас поволноваться. Если бы у чеченцев в этом месте были один пулеметчик и тройка автоматчиков, всех бы тут и положили. Оружие было только у водил и сопровождающих.

Наконец, поднялись на Терский хребет. Привезли нас в расположение полка. Командир полка выступил с речью. Сказал, что когда будем вести бои в Грозном, то каждый дом надо оборонять, как Дом Павлова в Сталинграде. Пришли «покупатели», стали называть фамилии, спрашивать, кто по какой специальности. Попал я с одним парнем в противотанковую батарею. Моя военная специальность – механик-водитель колесных бронетранспортеров, но не хотел туда идти: водителем в Афганистане служил, и БТР мне там надоел – постоянно чумазый, в масле, лучше бы просто гранатометчиком, в пехоту… Попытался отмазаться, что водительского удостоверения у меня нет: «Я лишен его за езду в нетрезвом виде…» – «А кто у тебя будет здесь его спрашивать?»

Назначили меня водителем на БРДМ командира батареи. Захожу в палатку к комбату Валерию Каблукову: «Товарищ капитан, хоть мы с дороги, можете нами полностью располагать». – «А ты как думал, у нас тут все ночью в карауле стоят». Вручил мне автомат, штык-нож, подсумок с магазинами. Выйдя на улицу, оценил, что из себя представляет моя «рогатка». В целом автоматом остался доволен. Как будто не десять лет на гражданке, все сразу вспомнилось – привычным движением закинул автомат на плечо. Адаптации к армии в Чечне у меня вообще не было. Пришел и пришел, другая местность, другие парни в подразделении, ну, а война… Что война… Это мое решение, что теперь сопли пускать.

Вошел в палатку к солдатам: «Здорово, мужики! Меня зовут Серега». А в этот день в палатке чей-то день рожденья праздновали, у ребят водка была, где они ее достали – вопрос. Нас, новеньких, тоже пригласили принять участие. Не досыта, но выпили. Нам их угостить было нечем, своей водки у нас не было, всю выпили в Сормове, а оставшуюся – на взлетке.

Нас тогда во второй партии контрактников двое пришли, до нас в батарее их несколько человек служили, все механики-водители. А все операторы-наводчики ПТУР были срочники. Чуть позже построили батарею: «У нас два новых человека!» Со мной был Ромка из Твери, он тоже вышел перед строем, представился.

На следующий день стал машину принимать, у Александра Хмелика. Оказалось, что ее до этого частенько на тросе таскали. Спрашиваю: «Пулемет КПВТ стоит?» – «Стоит!» – «А кто-нибудь его пристреливал?» – «А его еще пристреливать надо?» – «А как вы его впихнули туда?» – «Нам помогли…» В КПВТ даже лента с патронами не была заправлена. Посмотрел, электропривод был подсоединен. «А ПКТ почему не поставили?» – спрашиваю. «Не знаем, как его ставить». – «А где он?» – «Да вот, валяется…» Для установки этого пулемета нужна так называемая специальная постель, ее не было в машине и на складе РАВ, поэтому он так и лежал в машине. Но ленты для него были снаряженные. Так этот пулемет и провалялся в БРДМ до моего отъезда из полка.

Немного пришлось приложить руки, чтобы машина работала. Барабан стояночного тормоза оказался разорван, а как в горах без ручника – его заменил с командиром машины Дмитрием Старостиным. Чуть позже пришлось заменить и двигатель: он постоянно перегревался. Помогал мне пацан-срочник Валерка Быков из Чувашии. Толковый пацан, на гражданке работал механизатором в колхозе. Двигатель мы с ним дня за четыре перекинули. Пока менял двигатель в ремроте, познакомился с Игорем Кишкиным. Несколько дней ночевал и питался у него в кунге. На «ЗИЛ-131» со стрелой он помогал вытащить двигатель из корпуса БРДМ. Хороший мужик, ему тогда лет сорок было, за плечами у него флот, первая кампания, да еще и вторая.

После ремонта машин начались постоянные выезды. Так получилось, что, когда находился на выезде по нескольку дней, своего постоянного места на нарах в палатке у меня не было, поэтому мне «погоняло» дали – «Бомжонок». На грязно-пыльном борту машины кто-то пальцем написал «Бомжонок». Стирать надпись не стал, так она прижилась у машины и у меня, в радиообмене позывной был «Бомжонок».

На выездах приходилось почти всегда ночевать в машине, нормально даже в 15-градусный мороз. У нас там все было оборудовано – одеяла, плащ-палатки. Пожрать – всегда, сухпай на несколько дней, на башне всегда фляга с водой стояла. В машине – два бака со 140 литрами бензина постоянно. В машине помимо штатного БК было семьдесят две гранаты, один ящик нераспечатанный, тридцать две штуки, остальные россыпью, пять выстрелов к гранатомету, магазинов к автомату – не считал. Как-то с неделю пришлось возить еще и двадцать выстрелов объемного взрыва к гранатомету. Если бы в меня попали из гранатомета, от машины бы ничего не осталось и сам бы разлетелся на атомы. Когда сдал этот груз на склад РАВ (ракетно-артиллерийского вооружения. – Авт.), испытал чувство облегчения.

22 октября. Личному составу выданы резиновые сапоги.

23 октября. Разведка полка работает в направлении близ Долинское. Личный состав занимается боевой подготовкой. Проводились инженерные работы, помывка личного состава в бане. С 10 до 14.00 танковый батальон вел огонь ПТУРСами одной машины в районе Долинский. В результате обстрела восьми противотанковыми ракетами противник, по радиоперехвату, понес потери, 2 человека убиты и 3 человека ранены.

«Выпью полстакана водки – и вперед…»

Михаил Кашеваров, начальник службы снабжения горючим тыла полка, майор:

– За горючим в Моздок ездили. Центроподвоз привез всего один раз, да и топливо было плохое. Самый первый рейс… Выехали, ничего особенного. После первого боя, когда потери пошли, мы всей кучей шли. Бой слышно, встали. База полка гудит, по ней можно было прямой наводкой стрелять. Колонна с грузами ходила до трех раз в неделю. Возил и продовольствие, и вещевое. Раза два-три ездил в ОБМО (отдельный батальон материального обеспечения. – Авт.), все остальное получали в Моздоке… Были разные случаи по дороге… Начальник разведки со мной в колонне раз поехал. В ущелье зашли: слева и справа на Терском – зеленка. Риск был, что могут обстрелять. Я свою колонну провел, а колонна рембата шла за мной и под обстрел попала. Был случай – остановили колонну человек шесть бородатых, но не стреляли.

Машин тридцать обычно в колонне, ехали без охраны броней, это напряжно, она сбивает темп движения. Один раз БРДМ охраны на прицепе «КрАЗом» тащил. Две ЗУ в колонне – впереди и сзади, чтобы стрелять налево и направо, а БМП для охраны не брали. Быстро шли. Сам садился с водителем, выпью полстакана водки – и вперед. У меня все машины и бойцы были в сохранности до конца кампании. Мы примерялись всегда, лишней информации не давали. Когда поедем точно – знал только я. Все было хорошо организовано. Связь при движении была. Плечо движения – 80, 100 километров. Привозил трусы, пиво, чистые носки. Выходит, помню, из палатки черный, как негр, в резиновых сапогах, стоит на снегу – Олег Викторович Аникин. Он сам никогда ничего не просил, потому что ему всегда некогда было…

Александр Шмелев:

– На Терском хребте во время движения механик-водитель нашей БМП заснул, машина съехала с дороги и покатилась с горы. А мы сидели на броне, у нас БМП была – как караван-сарай: матрасы, кровати, боеприпасы. Кто-то из ребят дал ему по голове, он и проснулся. Выехали, а могли и перевернуться…

Помню, у нас в полку был БТР-60, а на нем надпись: «Антикварная лавка». Пятьдесят один год машине был…

«Машины ломались везде и всегда…»

Михаил Зайцев, заместитель командира 1-го мотострелкового батальона по вооружению, гвардии капитан:

– Получил звание капитана, и мне предложили в 245-й полк на повышение, с условием увлекательной поездки в Дагестан. До Чечни в рембате служил четыре года, вот и весь опыт.

В боях я не был. Разве что под обстрел попадал, и то не помню уже, где и когда: записей не вел.

Мои обязанности были – стараться, чтобы машины ездили. Вот и возился с ними с двумя солдатами. Машины ломались везде и всегда. Типичных поломок много. Как правило, все одно и то же было.

Чумазый постоянно ходил. Занятия по уходу за техникой проводил. Оформлял машины в ремонт. Аккумуляторы возил на зарядку.

Жалею, конечно, что записей не вел. Многое из памяти ушло. На всю жизнь разве что запомнил майора Бориса Богдасаровича Асатряна. Постоянно в мыслях третью за него поднимаю, очень хороший человек был.

«Мы – мишень отличная…»

Виктор Петров, командир взвода батареи ЗУ 1-го мотострелкового батальона, гвардии старший сержант:

– Очень часто колонны ходили в Моздок, Беслан, Владикавказ. Обходилось без обстрелов. Хотя раздолбать колонну было как два пальца об асфальт. Связь у нас была – друг друга по Р-123 в колонне не доорешься, если что. Рация, бандура здоровая, в машине у меня лежала. Я по ней даже с первой машиной в колонне не мог связаться. Случись чего – не вызвать никого на помощь. Меня на блокпосту в Северной Осетии тормознули менты осетинские: «Давай патроны!» Они с нас брали дань боеприпасами. Я по связи старшему колонны не докричался, так и пришлось три магазина с патронами отдать.

Своим пацанам на «зэушке» сказал: «Если что – огонь сразу открывайте или, нахрен, выпрыгивайте из машины». Потому что мы мишень отличная, «Урал» очередью из автомата можно остановить.

Мы всегда шли в замыкании колонны. Случалось, ходили и без сопровождения БМП, и всегда без вертушек. Однажды с отцом в Моздоке по телефону разговаривал: «Как хоть там о нас СМИ пишут?» – «Да все нормально, идут бои местного значения, два-три убитых всего…» Понял, что настоящую картину войны в Чечне наши СМИ замалчивают.

Так помаленьку и командовал взводом. Был отмечен и комбатом, и командиром полка. Залетов у меня во взводе не было, дедовщину сразу закрыл. Гигиена началась, заставил всех подшиваться, умываться. Ночевали в машинах, иногда в палатках. У меня кроме двух машин с зенитками был «Урал» с боеприпасами, там можно было на ящиках поспать.

Когда стал командиром взвода, ходил на совещания в штаб батальона, со всеми офицерами познакомился. Проблем с офицерами у меня никогда не было. Командир батальона майор Илюхин командовал уверенно, подразделения расставлял правильно. Как комбат он был на месте, и по жизни – нормальный офицер. Мог и потребовать, мог и конфетку дать.

«Смотрим с брони и удивляемся…»

Андрей Актаев, пулеметчик 3-го взвода 1-й мотострелковой роты, контрактник:

– На высотах стояли недели полторы. Затем приказ: выдвигаться дальше. Ну, для солдата это – куда прикажут, туда и пойдет.

Перебазировались мы под Керла-Юрт. Наш взвод в село не входил, а вот ребята из других взводов крайние дома осмотрели. Конечно, помародерничали. Утром приказ: вперед, через село дальше. Мы, как путные, на броню и по-походному выдвигаемся по дороге через село. Смотрим с брони и удивляемся: что за хрень – к селу со всех сторон подъезжают БТР-80. Бегают какие-то солдаты, но явно не наши. Нам-то все равно, кто это, – по нам не стреляют, и ладно. Так и проехали весь Керла-Юрт насквозь. Только на выходе из села тормозит впереди идущую БМП какой-то майор. В кювете лежат с десяток его бойцов. И что характерно: семеро что-то шевелятся, а трое спят. Я был этим немного озадачен. Этот майор показывает нашему офицеру на какое-то бетонное строение типа свинарника и с апломбом заявляет, что там сидят духовские снайперы. Наш ротный просто рассмеялся ему в лицо и заявил: «У меня бойцы уже два дня по этому селу гуляют, а ты тут каких-то снайперов обнаружил», и скомандовал механу: «Вперед!»

Спустя неделю узнаем, что по телевизору на одном из телеканалов показывали репортаж из Чечни, как доблестные внутренние войска штурмом взяли Керла-Юрт. Те, кто видел этот репортаж, уверяют, что были кадры с нашей колонной.

А мы в тот день прибыли под Долинское и Рубежное.

«Чуть двоих офицеров не угробил…»

Алексей Хмель, механик-водитель БРДМ противотанковой батареи, рядовой:

– Конец октября стояли на сопке в районе нефтезавода. Поставили палатки и печки, саперы выкопали вокруг сопки окопы, под машины выкопали капониры. Наши палатки располагались рядом с палатками штаба полка и разведки. Моих друзей – Пучкова и Майорова – из разведроты уже отправили домой.

Когда стояли на этой сопке, запомнилось две поездки. В одну возил подполковника Васильева – Царство ему Небесное – на какой-то блокпост. Хороший мужик был, добрый, веселый, что редкость для офицера по отношению к солдату. Нас человека четыре ездили. Он сидел на броне, ноги поставив на мое кресло. Так удобнее было, все так ездили. Помню, рассказывал что-то веселое, все смеялись. Это я уж потом, на гражданке, узнал, что Васильев погиб. От всей души его жаль.

В другую поездку чуть не погиб. Повез двоих офицеров (один был из медроты, другой – юрист полка) на проверку личного состава. Медик проверял наличие промедола в кармане, юрист – мародерку.

К одной роте можно было проехать, только свернув с серпантина и поднявшись на самую верхушку сопки. Кроме следов от гусеничной техники, дорог других туда не было. Офицеры сказали: «Давай, не боись!» Двадцать метров пройтись не могли. Поднялся немного – машину начало стаскивать на бок. Я остановил машину, стрелка датчика наклона лежала. Они поняли, слезли: «Мы так поднимемся, а ты машину на серпантин спускай». Я потихоньку начал выравнивать носом к серпантину, и тут у машины вылетела скорость. БРДМ со страшной скоростью рванул вниз. Машина заглохла, тормоз не помог, гидроусилитель уже не работал. Думал все, конец, ведь вниз хрен знает сколько метров. Каким-то чудом я вырулил, но оказался висящим на двух боковых колесах. Стрелка на датчике наклона упала совсем. Я сидел, не дыша, ждал, когда машина пойдет вниз.

Слышу, офицеры прибежали, орут: «Вылазь быстрее!» Думаю, сейчас полезу, и машину перевернет. Потихоньку перелез на пассажирское сиденье и вылез из другого люка. Меня всего трясло от пережитого. Сел, закурил. Офицеры начали меня распекать, мол, такой-сякой, на гражданку придешь, будешь всем хвалиться, как из пулемета по чеченцам стрелял, а сам ездить не научился. «Залезай в машину и выезжай потихоньку!» – «Надо, чтобы кто-то подстраховал». Они сбегали наверх, приехала БМП. У моей машины сбоку снизу была труба для крепления дополнительных катков. Механик спросил: «Выдержит?» – «Конечно, меня всю жизнь за эту трубу вытаскивали». Зацепили, механик натянул, я с молитвой залез в машину. В общем, выехал, спасибо тому механику. Офицеры сказали: «Ладно, не бойся, поехали дальше». Ну, а дальше нормально объехали, наверное, весь полк.

Офицеры натягивали всех. Кого за промедол, кого за мародерку или за патрон в патроннике. В одной роте встретил знакомого, Сашку из Костромы. Дал нам с Виталием Шиленковым банку варенья. «Пойдем, – говорит, – чайку попьем с пирожками». Увидев меня пьющим чай, офицеры возмутились: «Только что чуть двух офицеров не угробил, а уже спокойно чай пьет!» Нарушения были почти во всех ротах, но везде с офицерами сумели договориться. У кого видеомагнитофон возьмут, у кого игровую приставку или чайник блестящий. Вернулся я в батарею, а комбату уже доложили, что я чуть двух офицеров не угробил. Комбат ничего не сказал, но больше на задания меня не посылал, ездил уже другой.

Потом комбат уехал дня на четыре на спецзадание с другим водителем. Начали сами ездить на мародерку. При комбате не ездили, не разрешал. Брали соленья, ведра с топленым маслом, кур живых полный БРДМ. Есть-то хотелось… Всего один раз дали гуманитарную помощь – по одному печенью и пачку «Столичных» на двоих с Шиленковым.

«С офицерами отношения были товарищескими…»

Сергей «Бомжонок», механик-водитель БРДМ противотанковой батареи, рядовой контрактной службы:

– Срочники в Чечне нормально себя показали, все были молодцы. Той дедовщины, что мне пришлось пройти в Афгане, в нашем подразделении не было. Мне исполнилось 32 года, когда мы стояли на ГГПЗ (Грозненский газоперерабатывающий завод. – Авт.), на молодых смотрел как-то по-отечески, в них видел себя, когда сам был сопливым юнцом. Старался их поддерживать, не обижать без повода. Командиром машины был срочник Дима Старостин из Мордовии, нормальный деревенский парень, отношения с ним сложились хорошие, хотя была разница в возрасте.

С офицерами отношения у нас были не строго официальными, а товарищескими. В хороших отношениях я был с капитаном из артразведки. Он тоже был в прошлом афганец. Фамилии его не помню, а звали – Валерий, он из Твери. Был слух, что у него чеченцы семью выкрали. Как у него все это закончилось – не знаю, он уехал. Запомнился своим спокойствием майор Усиков. Садится в машину, закрывает глаза – и спать, видно, от усталости или постоянного недосыпания. Ему все было похрен – война не война – молодец.

Как-то комбат уехал в отпуск, вместо него остался лейтенант, только из училища, погоны получил, нормальный парень, мы его звали – с почтенным уважением – Николай Николаич.

Почему-то запомнилось, как идет девушка-медичка, и автомат волочится почти по земле – такой ремень был длинный…

Юрий Чердаков, и. о. командира мотострелкового взвода, старший сержант:

– Командира нашего батальона Булавинцева я увидел первый раз, когда нас в первый раз в баню повезли, еще осенью. Только помылись, к нам подъехал капитан на «бэхе»: «Эй, боец! Ко мне!» Подбегаю на полусогнутых, докладываю: «Старший сержант Чердаков по вашему приказанию прибыл!» Он улыбнулся: «У тебя шапка не по уставу». – «Зато в ней удобно и тепло». – «Иди. И бороду сбрей!» – сказал комбат. Ему понравилось, что я к нему по уставу подошел. Он на меня после этого случая сразу глаз положил.

А командиром взвода до начала декабря у нас был лейтенант Терехов. Молодой, только что из военного училища. У нас командиры взводов все были с одного курса, из Санкт-Петербурга. Взводный был нормальный парень, не грубиян, воспитанный, в очках ходил. Он нам в принципе нравился. А вот с ротным Богдановым они что-то не поделили. Взводный уехал в отпуск, долго не возвращался, а потом, когда вернулся, стал в батальоне командиром гранатометного взвода. К нам в роту он не вернулся. Ротный был из Смоленска, высокий, симпатичный. Когда мы второй раз приехали в полк по контракту, Богданов уже был начштаба батальона. Потом прислали мне командира взвода – летчика, старшего лейтенанта из запаса. Его выгнали из армии, но в военкомате предложили: «Хотите послужить? Пожалуйста!» Он ходил по расположению и все время орал: «Я летчик!» Его на второй день ранило.

«Светясь от радости и чувства выполненного долга…»

Александр Федорченко, начальник штаба 2-го мотострелкового батальона, гвардии майор:

– Когда встречаешься с товарищами, вспоминаются в основном моменты, которые впору включать в комедии. Но разве можно забыть механика-водителя взвода связи гвардейца Тупикова… Отличный, добросовестный солдат, но часто попадал в ситуации, которые нарочно не придумаешь.

В районе Терского хребта протягивали проводную связь. До одной из рот было далеко, около 4–5 километров, поэтому объяснима радость, с которой я получил доклад, что связь есть. Поговорив по телефону со связистами, с командиром роты, я поставил задачу на возвращение «домой». Но почти сразу же произошел обрыв. По радиостанции экипаж не отвечал, что меня сильно разозлило, но из роты сообщили, что машина успешно движется в нашем направлении, и мне приходилось только ждать. Вскоре на горизонте появился силуэт БМП, на котором, светясь от радости и чувства выполненного долга, сидели связисты. Когда она подошла достаточно близко, я с ужасом увидел, что одна из гусениц идет ровно по проводке, и мне стало понятна причина отсутствия связи, но еще ужасней было представить, сколько «полевки» уничтожено. Все это, видно, отразилось в моем взгляде, который я обратил на механика. Бойцы, делая вид, что вообще не знакомы с ним, или, по крайней мере, здесь совсем ни при чем, стали отодвигаться подальше от Тупикова. У того по глазам читалось, что он вспоминает все свои прегрешения с момента рождения, и с тем, что будут ругать, он уже смирился. Точно я уже не помню, что ему говорил, да заодно и остальным, но связь быстро восстановилась. Вот только «полевку» не вернуть…

«Смотрят на нас волками…»

Юрий Чердаков:

– Стояли на высотке над Зибир-Юртом. Старик-чеченец пас баранов прямо перед нашими позициями, на склонах высотки. Когда он их выгонял на пастбище, к нам на ослике заворачивал, у него к седлу были приторочены шест с белым флагом и несколько полторашек – с водой и с молоком. Так продолжалось недели две. Старик был ветераном Великой Отечественной. Мы его сажали возле костерка, угощали чаем. Хороший был, миролюбивый человек.

А в один прекрасный день он приехал, сбросил нам воду и сказал, что больше возить не может: «Ко мне пришли ребята, сами понимаете кто, и сказали, что если еще раз к русским поднимешься…» Мы его поняли без обиды. Когда старик перестал нам воду возить, нам пришлось самим ходить в село. Два человека с 40-литровой флягой и я – иду с автоматом. Заходим в село, оно было не разбито, сидят в круг человек пятнадцать, бородачи, и смотрят на нас волками. У них оружия не было. Я понимал, на что идем, но вода-то нужна была. Я и уходил, повернувшись к ним лицом.

Сергей «Бомжонок»:

– У меня была всего одна встреча с чеченцами, когда мы перекинулись несколькими словами. В каком-то селе в предгорье, там еще памятник нефтяной вышке стоял. Едем. Встали, смотрю – старик дрова колет. Меня удивило, какое у него топорище на топоре. Спросил: «Отец, это что у тебя за топорище такое, оно должно было не выдержать, сломаться». – «О, сынок, оно же из орешника!» Поговорили о том о сем. Старик от войны был не в восторге, настроен к нам нормально, или делал вид – не знаю. Но говорил вроде искренне. Рассказал, что жили они при Союзе – всего хватало, ему, как и многим, война не нужна.

«Пастухи переговаривались по рации…»

Игорь Дружинин, разведывательная рота полка, контрактник:

– Еще пара случаев была, они показали, как хорошо разведка работает у духов. Мы несколько дней подряд пытались незаметно подойти к Радужному, чтобы понаблюдать за селом, но это было очень трудно: чистые поля, спрятаться было особо негде. В четыре часа утра выдвинулись группой человек в семь в посадку в центре поля, недалеко от села, залегли там в канаве. Часов в шесть гонят пастухи стадо коров, мы заметили, что некоторые переговариваются по рации. Неожиданно часть стада отделилась и пошла через нашу посадку, а она шириной метров десять. Коровы чуть не по нам идут, и тут пастух (будем называть его так) спалил нас. Ну, мы встали, посмеялись, его трогать не стали. У него с собой явно ничего не было, и мы пошли назад до передовых постов пехоты, уже не скрываясь.

Боевой приказ 245 мсп № 012 на выдвижение и занятие рубежа обороны. 16.0025 октября 1999 г.

Военно-политическая обстановка в зоне ответственности группировки остается напряженной. Подразделения силовых ведомств ЧРИ и НВФ продолжают подготовку к оборонительным действиям против федеральных войск. Подтверждается информация о закупке боевиками новых средств связи, установка ретрансляторов. Всеми видами разведки установлено: штаб НВФ, склад с оружием и боеприпасами, место содержания военнопленных и заложников в н. п. Ассиновская, улица Бакина, дома № 86, 20, 16.

Оборудованы позиции боевиков в районе Долинское, Радужное, Побединское. Около 600 боевиков держат под контролем Гудермесский район, не подчиняясь Масхадову и не пропуская в район ваххабитов. Обороной н. п. Червленое руководит Хаттаб. Через Азербайджан в республику Грузию прибыло большое количество афганских боевиков движения «Талибан», которые в первых числах ноября планируют нападение на блокпосты в приграничных с Чечней районах России. В Ингушетии боевики планируют нападение на н. п. Вани и прорваться в этом направлении со стороны Горагорское. Полевой командир Дудашгаров планирует переправить 4 ноября 1999 года вновь завербованных 100 человек под н. п. Бамут для ведения боевых действий против федеральных войск.

При выдвижении подразделений полка полковой артиллерийской группой наносится огонь по целям вероятных действий противника. Справа к исходу 26.10.99 г. выдвигается 752-й мсп и переходит к обороне рубежа отметки… Разграничительная линия с ним – н. п. Нагорная. 245-й мсп, имея задачу выдвинуться и к исходу 26.10 овладеть высотами по рубежу с отметками… с перекрестком дорог… с задачей не допустить прорыва НВФ в направлении Бартхой – Долинское. В дальнейшем совершить выдвижение и к исходу 31 октября овладеть высотами по рубежу братская могила – электроподстанция с задачей не допустить прорыва НВФ в направлении Бартхой – Радужное, а при встрече с ними нанести им огневое поражение и продолжить выполнение поставленной боевой задачи.

Решил: совершить выдвижение из ранее занимаемых районов подразделениями полка и к исходу 26.10.99 перейти к обороне рубежа с отметками…

«Месяц был очень тягучим и длинным…»

Виталий Заврайский, командир 4-й мотострелковой роты, гвардии старший лейтенант:

– В конце октября – начале ноября нас, всех командиров рот, вызвал командир полка на рекогносцировку предстоящей новой боевой задачи. Было решено, что с Терского хребта полк спускается и продолжает двигаться по равнине в направлении населенного пункта Долинский.

Моей роте была поставлена задача: выдвинуться по равнине и закрепиться на окраине населенного пункта Долинское. На пути нашего наступления была заброшенная МТФ (молочно-товарная ферма. – Авт.). В итоге в ходе наступления в этом предполагаемом месте сопротивления не оказалось. В ходе выдвижения моей роты командир батальона изменил мне направление, и мы сразу же отправились на окраину Длинского. Перед подходом к селу мы обнаружили танк, но это был танк не боевиков, как выяснилось позже, а наш, подбитый еще в первой кампании. Но все же он заставил нас поволноваться. Прибыли на окраину села, закрепились и простояли здесь еще один месяц.

За этот месяц было много событий. Я познакомился близко с командующим группировкой войск «Запад». Один раз буквально за одну ночь вся моя рота закопалась в землю. Я выходил из своей палатки и мог по окопам попасть в каждый свой взвод. Так меня готовили к встрече с начальником Генерального штаба. Но он ко мне так и не прилетел, а полетел в соседний полк на Сунженский хребет.

Месяц был очень тягучим и длинным. В конце месяца новая задача: выдвинуться и закрепиться на окраине села Первомайское – это Старопромысловский район Грозного. Перед этим селом есть сад. До этого сада я наступал вместе со своими взводами. Связь с взводами была устойчивая. Перед садом была просека. Дошел до этой просеки, и у меня пропала связь с правофланговым взводом. И взвод потерялся. Как оказалось потом, у взвода разрядились аккумуляторы на радиостанции, и он вырвался от общей боевой линии метров на пятьсот. Взвод оказался на одной из высот Сунженского хребта. Спустя час комбат принял решение начать поиски этого взвода. К тому времени подошла техника роты. Я сел на свою боевую машину и отправился с техникой взвода искать взвод. Взвод мы нашли после подъема на хребет. Он уже принял бой и защитил БТР командира полка, который лихо выскочил на высоту, и его чуть не подбили. Местность простреливалась снайперами из ближних домов.

Дембель неизбежен. Если повезет…

«Завтра едете домой!»

Алексей Хмель, механик-водитель БРДМ противотанковой батареи, рядовой:

– Приехал комбат, уставший и небритый. Махнул с устатку, вывел всех строиться. В батарею дали новых контрактников, на замену. Было уже поздно, строились все медленно и нехотя. Комбату не понравилось, приказал всем: «Упор лежа принять!» Мы с Шиленковым и контрактники отказались. Комбат посмотрел на нас и сказал: «Завтра едете домой!» Как же мы были рады, обнимались. Вот и закончилась моя баталия…

На следующий день присели на дорожку, попрощались, и в Моздок, в аэропорт.

Приехал домой, и оказалось, что родители уже все знают. Почтовый ящик с письмами из части перед отправкой взяли с собой и отправили их только из Моздока. По штемпелю отец определил, что я в Чечне, а не в Костроме.

26 октября. С 23 до 00 часов артиллерией старшего начальника в интересах полка был нанесен массированный удар. В результате нарушения требования безопасности получил травмы рядовой 6-й мср Ломако А.А.

27 октября. В 13.00 артдивизион участвовал в массовом огневом поражении противника в составе артиллерии группировки. Проводилась помывка личного состава в бане.

Вечером по позициям 2-го взвода 1-й мотострелковой роты противник открыл огонь из стрелкового оружия и СПГ-9. Личный состав быстро занял огневые позиции и открыл ответный огонь. Бой длился около часа. Потерь нет.

28 октября. В 8.30 командирам 1-го и 2-го мсб были вручены боевые распоряжения на выполнение задач на указанных направлениях. В 10.00 командир полка и штаб переместились на НП полка. В 11.301-й и 2-й мсб по команде командира полка начали выполнять поставленные задачи. Артдивизион приготовился к ведению огня по плановым целям и по вызову. В 12.001-й и 2-й мсб вышли на указанный рубеж, и в 15.00 подразделения батальонов полностью заняли указанные высоты и приступили к инженерному оборудованию огневых позиций. В 16.00 КП, НШ, НА (командир полка, начальник штаба, начальник артиллерии. – Авт.) выехали на рекогносцировку нового места развертывания КП и ТПУ (тыловой пункт управления. – Авт.) в новом районе обороны полка.

«Политика пыталась вмешаться…»

Сергей Юдин, командир полка, гвардии полковник:

– Может быть, у многих в стране было ощущение, что наша армия в Чечне после первых успехов на Терском хребте вдруг стала двигаться слишком медленно… Тогда не до конца была еще ясной политическая обстановка. Но это было не затишье.

Мы вынуждали противника определиться, где ему накапливаться – в Грозном, и он будет стоять там за город или на окраинах биться. Практически противник сначала держал две нефтяные трубы, они проходят по Сунженскому и Терскому хребтам, а сходятся как раз в том месте, где стоял наш полк, – на Грозненском газоперерабатывающем заводе. Поэтому командование бандформирований думало: или нефть отстаивать, или за Грозный драться. Они тогда все еще надеялись на западных друзей, что сейчас Россию опять склонят остановиться. Политика пыталась вмешаться, и вмешивалась. В конечном итоге, когда мы окружили Грозный, политики все равно вмешались. Мы хотели окружить город, замкнуть кольцо, полностью блокировать его. Но нас все равно его заставили штурмовать.

Сергей Булавинцев:

– Октябрь… Затишье… Мы чувствовали, что у нашего командования не было плана взять Грозный с ходу. Планомерно наращивалась группировка. Сначала – окружение Грозного. Все должно было быть согласовано, чтобы никто не выскакивал за рамки боевой задачи, поставленной на тот момент.

Наш полк взял высоту 531,7, потом гору Ястребиную взял 427-й полк Кантемировской дивизии, на других направлениях группировки двигались так, чтобы сжать кольцо вокруг Грозного и планомерно уничтожить бандформирования.

«Будьте достойны великих предков!»

Андрей Актаев, пулеметчик 3-го взвода 1-й мотострелковой роты, контрактник:

– Под Долинским задержались надолго. Землянки строили с комфортом: все равно заняться было нечем. Ротный объявил конкурс на лучшую столовую во взводах. Наш взвод выиграл. Там же каждый получил знаменитое воззвание Путина. Это был вкладыш, на котором отпечатали его призыв: «Будьте достойны великих предков! Сражайтесь, как это делали солдаты Александра Невского, Суворова, Ермолова!» И, конечно, его знаменитое «мочить в сортире». Жаль, что у меня этот вкладыш не сохранился.

Ездили в село за дровами. Многие дома были брошены, на некоторых воротах краской большими буквами написано: «Здесь живут люди». В такие дома не заходили. Земляк Морозов из первого взвода рассказывал: «С утра мимо нас парнишка-пастушонок лет двенадцати коров пастись проводил. Ну, мы с ним потрещали за жизнь. Тот рассказывал, что до нашего прихода боевики-чеченцы в селе были, были и наемники, даже проститутки с Украины. Как войска начали подходить, то ушли в Грозный». Его спрашивают: «Сколько классов окончил?» Тот с гордостью отвечает: «Один! А зачем мне, я коров пасу, всегда при деле. Да у нас больше пяти классов никто и не заканчивает, и то в основном девчонки».

Могу в это поверить. Когда шарились по домам, то попадались их дневники. У всех практически одно и то же: много вкладышей с изображениями девиц из индийского кино, разные подростковые тесты. И обязательно все, как одна, хотят стать учительницей. Дай-то бог, чтобы у них это сбылось…

Наше отделение оборудовало землянку недалеко от дороги. Ротный приказал: в темное время суток, если движется одиночная машина, то давать предупредительную очередь вверх. В ответ водитель должен был выпустить зеленую осветительную ракету. Нет ракеты – разрешаю стрелять по колесам. Их всех должны были предупредить. Было по-разному. Стреляем в воздух – в ответ ракета. Случалось, что вместо зеленой выпускали красную. Некоторые с перепугу пускали не в воздух, а под колеса. В общем, набаловались мы от души. Водилы нас, наверное, до сих пор проклинают.

Там же, под Долинским, ротный создал свой знаменитый внештатный разведвзвод «Рысь». В него вошли в основном контрактники, воевавшие в первую кампанию, и снайперы. Их, снайперов, еще в самом начале отправили учиться под Владикавказ, под Долинским они вернулись в роту.

Стояние под Долинским запомнилось как самое спокойное время.

«Перемещения были непонятны…»

Виталий Заврайский, командир 4-й мотострелковой роты:

– В одно прекрасное солнечное утро меня вызвали на КНП батальона, где поставили задачу на новое перемещение – поселок Старогрозненский. Переместились мы быстро, без боя. Встали на окраине поселка. Если рассматривать общую схему построения войск, то кольцо вокруг Грозного постепенно сжималось, а для нас эти все перемещения тогда были непонятны. Перед самым носом у меня была столярная мастерская. В поселке уже были мирные жители, которые были рады нашему приходу. Много было русскоязычного населения. Из общения с ними я понял, что им было тяжело без нас. Процветало воровство, воровали людей боевики, а потом у родных требовали выкуп в баксах. Но откуда у бедных людей были деньги? И поэтому, как правило, заложники потом погибали.

Хозяин мастерской разрешил нам восстановить разрушенную баню, так в роте у меня появилась своя баня. И по субботам в ней мылась вся моя рота.

В этом же месяце меня вызвали на КП полка, где вручили мою первую награду за населенный пункт Рубежное, а комбату – погоны майора. И другим офицерам пришли награды.

Я встретил в поселке своих земляков – омоновцев, которые сначала очень испугались нас, а потом обрадовались, когда мы с ними установили взаимодействие. Из общения с ними я узнал, что, когда подходила наша боевая техника, им пришлось вывесить наш российский флаг, чтобы мы не перепутали случайно и не открыли по ним огонь. Они стояли в бывшем университете. Когда я пришел к ним в расположение для организации взаимодействия, то был очень удивлен их вооружению. У командира отряда был пистолет с лазерным прицелом, помимо того, что были даже крупнокалиберные снайперские винтовки.

Боевой приказ № 013 на выдвижение и занятие района обороны КП – Нефтезавод, 10.0030.10.99 г.

1. Обстановка в зоне ответственности группировки остается напряженной и сложной. В подразделениях НВФ проводятся мероприятия по инженерному оборудованию и маскировке позиций и укреплений. Предположительно в н. п. Аргун – Урус-Мартан – Шали по трассе Грозный – Аргун отмечается активное движение колонн техники. Осуществляется переброска боевиков из других районов ЧР в н. п. Урус-Мартан. Вероятные действия противника могут быть в направлениях: старый поселок Побединское – новый поселок Красностепновское.

2. При выдвижении и занятии обороны подразделениями полка артиллерийский дивизион полка наносит огневое поражение противнику в районах: отметки…

3. 245-й мсп, имея задачу со средствами усиления совершить выдвижение из занимаемого района в направлении Нефтезавод, захватить рубеж западная окраина Первомайское, перекресток дорог и перейти к круговой обороне.

Решил: основные усилия при выдвижении и занятии участка сосредоточить в направлении Первомайское – Долинское. В ходе выдвижения и занятия районов обороны полка нанести огневое поражение противнику в районах отметки 378,0 и к исходу 1 декабря 1999 года занять указанный участок обороны. Подготовить круговую оборону взводными опорными пунктами.

Из Журнала боевых действий:

31 октября. Прибыли 40 контрактников.

7 ноября. Обстановка не изменилась. В течение дня были перемещены 1-я и 5-я мср, 3-я и 6-я мср были выведены в резерв, расположение в тюрьме. 3-я и 6-я мср на отметке 303 близ Долинское. В ходе перемещения получил осколочное проникающее ранение правого глазного яблока рядовой Колосков.

8 ноября. В 14.00 командир полка был на переговорах с местным населением в Долинском.

9 ноября. Обстановка не изменилась. Командир полка работал в подразделениях 1-го и 2-го мсб, лично объезжал огневые позиции, беседовал с личным составом. Командиром полка была обнаружена группа неизвестных восточных людей. Проведенная впоследствии разведка положительных результатов не дала.

Принимались меры по недопущению мародерства среди личного состава.

Из прессы:

Зеленые пики полковника Юдина

…К чеченской столице шли Терским хребтом. Седлая господствующие высоты, Юдин старался давить снующих вокруг «душков» артиллерией. Но по мере приближения к Грозному сопротивление боевиков возрастало, и некоторые высоты можно было взять только пешей атакой. Во время захода на одну из них – высоту «Школа» над Армянской балкой – полк едва не остался без командира. Переиграв духов, пока те спали, в 4 утра высоту тихо заняла разведрота во главе с замкомандира полка подполковником Владимиром Васильевым, Юдин сам поехал туда. Отступая, группа боевиков спряталась за подбитым еще во время первой войны БТРом. И когда он на своей легко узнаваемой по торчащим антеннам командно-штабной машине вырулил на горку, «душки» открыли огонь. Граната из РПГ или подствольника взорвалась в десяти метрах над ними.

Константин Ращепкин («Красная звезда», 4.12.2004 г.)

Из писем семье майора Бориса Асатряна:

…Сейчас мы в Чечне, в 15 км от Грозного. Боев не ведем, закопались. Ну, артиллерия полковая иногда куда-то стреляет, но далеко. Мы сидим уже 10 дней на месте. Живем нормально, с водой проблем нет, со свежим мясом тоже. Стираюсь своевременно, бреюсь и подшиваюсь каждый день. Как чучело не хожу. Обувь, правда, не чищу, нет смысла, да и нечем.

8.11.99 г.

«Был красивый момент…»

Игорь Дружинин, разведывательная рота полка, контрактник:

– После боя за ретранслятор какое-то время стояли на Терском хребте. Мы, разведчики, постоянно где-то ездили, сидели в засадах. Однажды, незадолго до взятия Грозненского газоперерабатывающего завода, я, Дима Робин и Рома Михайлов три дня охраняли позиции танкистов, которые стреляли по заводу. Особенно поразило то, что танки вроде Т-62 – как мы их звали, «мамонты» – еле работали. Стреляют ночью на свет фар от машины. Командир танка вылезает из башни, прицеливается по стволу и после каждого выстрела за ствол помогает наводчику крутить башню!

Потом мы вместе с пехотой брали завод, практически без боя. Был красивый момент, когда, наверное, штук пятнадцать БМП с людьми на броне цепью мчались к заводу по полю. Завод быстро зачистили, рядом зачистили бывшую зону, небольшую, но с очень высокими заборами.

На заводе стояли недели три, постоянно ездили на выезды, вели разведку по Долинскому, Радужному. Рядом стояло село, кажется, Кизил-Юрт. Мы его зачищали, не раз находили много документов боевиков, даже с саперами взрывали дома высокопоставленных командиров боевиков.

Где-то в середине ноября мы с группой спецназа Управления исполнения наказаний по Питеру зачистили Долинское и Радужное. Работали по два разведчика и по два спеца. Помню, в одном доме я и Дима Робин не могли дверь сломать, нас спец подвинул и вышиб дверь.

В середине ноября 1999-го в части 22-й армии в Чечне приехала делегация из Нижнего Новгорода, в составе которой был и автор этой книги…

Армия боится одного: приказа «Стой!»

Более четырехсот километров проехала по дорогам Чечни группа моральной поддержки во главе с начальником отдела воспитательной работы 22-й армии гвардии полковником Анатолием Киреевым и начальником Нижегородского гарнизонного Дома офицеров подполковником Анатолием Лашмановым. Группа, в составе которой была бригада артистов и журналистов, побывала во всех частях 22-й армии, доставила солдатам и офицерам гуманитарный груз, собранный нижегородцами, дала концерты в войсках. А 21 ноября наша разведка перехватила сообщение чеченского радио о гибели группы моральной поддержки из Нижнего Новгорода. Очевидно, противник, понимая ее значение для федеральных войск, запустил эту дезинформацию.

Моздок в тумане

… На вокзале Моздока сегодня одни патрули. Пассажиров практически нет. Движение по железной дороге на Гудермес открыто, но желающих путешествовать на поезде, впереди которого платформа с песком на случай подрва пути, немного. А сразу за вокзалом бурлит обычная южная жизнь, работают магазины и киоски. Кстати, в Моздоке водка в киосках стоит дешевле пива – 10 рублей. На улицах много военных и милиции, поэтому преступности, рассказывают местные жители, они почти не чувствуют.

На станции, вопреки предположению, практически нет воинских эшелонов, хотя Моздок – главный перевалочный пункт грузов для оперативной группы войск «Запад». Стоит эшелон с трубами для строительства нефтепровода. По путям ходят молодые люди в штатском, но с армейской выправкой и с торчащими из карманов рациями. Когда туман рассеивается, на аэродроме неподалеку начинают гудеть самолеты.

– На двадцать шесть человек – три гранаты, патронов – на несколько минут боя, – пожаловался майор из Ростовского транспортного ОМОНа. – И склады пусты, ничего не обещают.

Дорога на Горагорское

Перегрузили из вагона в автомашины ящики и коробки с гуманитарным грузом для солдат 22-й армии, и колонна, в сопровождении БМП из разведбата и машины с зенитной установкой, двинулась в путь. Движение по дорогам Чечни разрешено до 15 часов и только колоннами, обязательно в сопровождении бронетехники, потому что опасность обстрелов остается.

Сразу же за Моздоком на шоссе в сторону Чечни через каждые несколько километров – блокпосты. Против ожидания, движения по дороге почти нет, не видно ни толп беженцев, ни возвращающихся домой. Омоновцы на блокпостах откровенно скучают. Лишь на мосту через Терек, за которым уже Чечня, некоторое оживление: проехал мальчик на ослике, да прошла в Чечню группа женщин с сумками. Через несколько километров догнали еще одну женщину, она брела по обочине на восток в туче пыли, но с российским флагом в руках.

На всем пути от Терека до Горагорского, первого крупного селения на западе Чечни, ни одного признака былых боев или тем более жарких сражений. На шоссейной дороге и по обочинам – ни одной воронки от бомб, снарядов или фугасов. Объясняется это просто: маневр российских войск, вышедших в начале операции на Терский хребет с севера, а потом с запада двинувшихся с территории Ингушетии в Чечню, был столь стремительным и неожиданным для противника, что на этом направлении он сначала практически не оказывал сопротивления.

В селе Горагорском следов боев тоже не видно, да и в целом картина запустения и хозяйственной разрухи оказалась не больше, чем, например, весной в селах Лукояновского района. На улицах села – группы молодых мужчин, вышли из домов погреться на солнышке. Нашу колонну провожают, явно считая в ней глазами количество автомашин.

«Продается дом» – написано на фанерном щите. Интересно бы посмотреть на пожелавшего купить здесь жилье.

Единственный след боев – большая дыра от противотанкового снаряда на нефтяном баке. Выстрел сделан со стороны Грозного. Пошли за бак по малой нужде, но остановил возникший как из-под земли омоновец:

– Куда?

Услышав ответ, равнодушно сказал:

– Идите. Но там заминировано.

«Аппетит» сразу пропал.

Все ближе Грозный. Вдоль дороги – столбы с давно оборванными проводами, но все поля, в отличие от многих российских, на удивление, вспаханы. Видны стада коров и овец. На холме – памятник погибшим в Великую Отечественную, изрешечен пулеметным огнем. У дороги стоит «Беларусь», крыша вмята в сиденье, словно на трактор наступил Кинг-Конг. В небе над головой то и дело проносятся пары изящных штурмовиков – на Грозный. Ветер сменил направление, и на сказочной красоты белоснежные горы Кавказа на горизонте летит черный дым от горящих в нескольких местах нефтяных скважин. На проселочной дороге, прямо в колее, лежит вмерзшая в грязь убитая телушка. Машины ее аккуратно объезжают. Неподалеку еще две-три убитых коровы с вздувшимися животами.

Горе побежденным

«23 сентября. Классера болх» – написано детской рукой на доске в одном из классов Керла-юртовской средней школы. В этот день здесь был последний урок. Потом начались бомбежки российской авиации, и детей увезли в Ингушетию.

Чувствуется, что классы к новому учебному году были отремонтированы – стены и полы покрашены. Но сейчас парты сдвинуты в кучу, в выбитом окне стволом на Грозный стоит станковый гранатомет «Пламя». В классах расположился отряд спецназа. Рядом со школой стоит танк, трое солдат – один из них явно азиат – копают окоп, что-то рассказывая друг другу. Вокруг школы выкопана траншея, часть ее укрыта большим красным одеялом, наверняка трофейным. У огневой точки, сложенной из мешков с песком, стоит принесенное из учительской школы дорогое кресло, чтобы спецназовцу было удобнее вести наблюдение.

В коридоре школы разбросаны учебники – русского языка, физики, «Советского права», классные журналы. Валяется книга «Живые и мертвые» Константина Симонова. Кто-то из солдат нечаянно – хочется так думать, – пробегая по коридору, наступил на книгу «Где-то гремит война» Виктора Астафьева. Интересно, о чем вздохнул бы писатель, если бы посмотрел из сибирской дали на свою книжку с отпечатком сапога русского солдата на обложке…

Целый ворох табелей успеваемости на тетрадных листочках. У Залавди Дударовой в табеле – одни пятерки, в том числе и по русскому языку, у Хазам Воздиевой – в основном тройки. По музыке и физкультуре у девочки были четверки. Где-то сейчас эти дети… Но им лучше не видеть, какой стала их родная школа.

У школьной калитки – группа местных жителей. Старик в высокой бараньей папахе и с десяток женщин. Все худые, похожи на цыганок. Пришли отмечаться к коменданту, командиру отряда спецназа. Зачем надо отмечаться – сами еще не понимают. В лучшие времена в Керла-Юрте проживало триста семей, сейчас, вместе с вернувшимися беженцами, около 60 человек. Детей нет совсем. Женщины неохотно вступают в разговор, тем более что рядом стояла группа солдат из Кантемировской дивизии, а я был в военной форме: «Вы все равно напишете так, как это надо русским!» Но постепенно лед взаимного недоверия подтаял, и женщины начали откровенно ругать армию и спецназ за поведение во время боев и зачисток.

– У нас в селе, когда «Грады» стреляли ночью, погибло пятьдесят четыре человека, а сколько скота побили… Пятнадцать детей погибли, – плачет молодая женщина.

Вспоминаю рассказ веселого капитана-артиллериста: его батарея самоходных установок выпустила по Керла-Юрту 190 снарядов.

Женщины уверяют, что в их селе не было ни одного боевика.

– Если у вас убили мать, сожгли дом, вы будете боевиком? – спрашивает старуха. – У меня убили свекра – ему восемьдесят лет, какой он боевик? Деверя застрелили, мужа, сын умер от болезни. Умела бы я стрелять, клянусь, пошла бы с боевиками. Вы пройдите по нашим домам, посмотрите, что после себя оставили ваши солдаты.

– Мы всю жизнь жили среди русских, рассказывает пожилая женщина, – в каждом втором доме были русские, учителя были русские. Мы жили в дружбе, вместе работали, как одна семья… До начала этой войны свет у нас был, газ был, пенсии платили, я получала четыреста рублей. Школу обустроили своими силами, учителей наняли. Мы на зиму всем запаслись, а пришли солдаты… Танком в сарай заехали, всех индюков задавили. Внучка, два годика, только разговаривать начала, никак не хотела выходить из подвала после обстрела, так боится самолетов.

Вспомнил рассказ контрактника из Липецка: «Если сразу дверь в дом не удается открыть, стрелял по ней из гранатомета…» Другой, задержанный командирами за некорректное отношение к местному населению, повинился: «Я нагрубил только один раз. Варенья захотелось, спросил у старика, а он на меня начал кричать. Я снял автомат с предохранителя и дал очередь по низу дома. Тут же бежит бабка с банкой варенья. «Ну вот, а говоришь, что нет ничего. А ведь я мог бы и по окнам стрелять…»

Как в дивизии Чапаева: «Белые приходят – грабят, красные приходят – грабят». У чеченок из Керла-Юрта оснований радоваться возвращению российской армии не больше, чем у русских женщин из фильма «Неуловимые мстители» – приходу «вольной армии батьки Бурнаша». Впрочем, нынешние комиссары Фурмановы жестко наказывают тех солдат, кто обижает обывателей. Но война есть война, где всякой грязи хватает.

Одна женщина с ненавистью показала на кучу пустых консервных банок в школьном дворике, оставленных постояльцами-спецназовцами.

– Как можно было бомбить мирное село! – ругаются женщины. – Ну хотя бы сообщили, что будет обстрел, чтобы мы могли спрятаться. Германия – та предупреждала, что будет бомбить. У нас от снаряда погибла женщина-почтальон – восемь сирот осталось…

– А если тебе показать развалины домов в Москве, взорванные вашими сыновьями? – оборвал ее солдат-кантемировец.

Женщины ругают Басаева, якобы он под прикрытием русских вертолетов перелетел в Чечню из Дагестана, клянут Березовского, который, уверены они, снабжает боевиков деньгами, и жалеют Масхадова. О том, что Хаттаб – не чеченец, а араб из Иордании, слышат впервые. Неохотно признавали, что в селе в подвалах некоторых домов держали русских рабов, но узнавали они об этом якобы только после прихода федеральных войск.