Седьмой флот Качуренко Сергей

– Сволочь! Измывается! – взвился Зуй и в самом деле стал похож на кота Матроскина.

– Тихо ша! – прикрикнул на него Молодязев, но согласился. – Налицо моральный садизм.

– Хитроумная угроза, – спокойно заметил Вадим. – За подобные слова к уголовной ответственности не привлечешь. Но я доволен. Главное – нет угрозы родным. За душу как-то смогу постоять. Чтобы сгубить, в нее еще залезть надо!

Не мешало с Батоном перетереть, предложил Летописец.

Само собой…

Меня же заклинило от прокравшейся гадостной мысли:

«Письмо пришло почти одновременно с появлением Брута. Не его ли это происки?! Генерал странно себя ведет. Стоп!! Что за бредятина лезет в голову?! Откуда взялась подозрительность и недоверие? Может оттого, что Никифорыч спасовал перед Штейном? Я сам спасовал! Вот и нечего гнать пургу!».

Словно издали прозвучал безмятежный голос Брута:

– Пора прощаться. Содержание письма свидетельствует, что опасность не миновала, но перешла в вялотекущую фазу. Посему желаю откланяться. По прибытию в столицу займусь плетением оперативных интриг. Общими силами укротим любителя олимпийской символики, – он перевел взгляд на Черноуха. – Вы домой, полковник?

– Со скоростью звука! Забросали эсэмэсками. Начальство грозится разжаловать в рядовые, а благоверная обещает намылить шею. Если серьезно, то возьму на контроль следствие по делам Кухаренко и Сарычева. Предчувствую, что Киев спуску не даст, благодаря вашим стараниям.

– Даже не сомневайтесь! – генерал выбрался из-за стола и, уходя, проронил. – Айда, Серго, проводишь.

Остановился на углу и дождался, пока подойду.

– Береги себя, Кучер, – заговорил вполголоса. – Чую, кулеш только заваривается. Не припомню, чтобы за полтора дня случалось столько ненормального. Подозрительность в край одолела – кто свой, кто чужой!

«Ты-то сам кто? Кому в натуре служишь? – снова закралась думка, но я был во всеоружии. – Не поведусь на вражьи происки! Без подтверждений или контрафактов это всего лишь бредни уставшего мозга».

Тем временем Брут продолжал:

– Ненавижу плакаться, но тебе скажу. Никогда так сердце не трепетало. Прилечу в Киев, поднапрягусь с делом маньяка и прямиком в госпиталь. Не забывай о кадровом предложении, пока я при полномочиях. Мало ли что…

Последнюю фразу он обронил, умащиваясь на заднем сидении служебного «фольксвагена». Спустя минуту генеральский кортеж в сопровождении микроавтобуса спецгруппы «Беркут» скрылся за поворотом.

Подходя к альтанке, я услышал заверения депутата:

– Не переживайте, парни! Езжайте спокойно. Здесь охраны – целая рота. Занимайтесь Боровиком, а я кое-кого здесь потрясу – есть соображение. Вечером отправлю подальше родичей, а с утречка подамся в Одессу. Совместно дожмем это дело! Найдется для меня пристанище?

Можете не сомневаться, пан олигарх! – с хулиганским апломбом забалабонил Зуй. – Извиняюсь, конечно, но ваш уютный домишко по сравнению с моими хоромами – избушка садовода-любителя. А чтобы взять штурмом мой замок, не хватит гарнизона одесской милиции. Короче, милости прошу! В доме ни души – семейство греет кости на северном побережье Красного моря. Слона тоже разместим по высшему разряду.

Премного благодарен, но во дворцах маюсь бессонницей. Хочу в каморку на улицу Красных зорь. Там диванчик, вентилятор и море рядом.

Удел пролетариев, подзудил Летописец.

От слова «пролетать», уточнил Репа.

– Не обращай внимания, Серый! Сами они маргиналы, – Вадим протянул на прощание руку. – Паша с Дашей уже убыли. Присматривай за дитятками.

Ласковая волна омывала купальщика, избавляя организм от физического и психического напряжения. Чем дальше я заплывал, тем легче становилось на душе, а с упразднением дурного предчувствия улетучились навязчивые помыслы о лазутчиках и предателях.

Наплававшись вдоволь, уселся на мокрый песок и стал наблюдать за юными ныряльщиками с пирса.

«Может, сигануть за компанию?  подумалось ненароком, но вмешалась закомплексованность. – Детишки обсмеют. Подумают – дядька впервые на море и упился на радостях вдрызг».

Солнечный диск опустился за прибрежные сопки, уступив главенствующую позицию свежему ветру с моря.

Собрав вещички, подался восвояси, но по дороге перекусил в пиццерии. Когда же добрел до владений Марии – приметил цветастые Пашины шорты, сохнувшие на бельевой веревке. Предупредительно кашлянув, постучался к молодоженам.

– Входите, заждались уже! – откликнулась Даша.  Вы кушать пошли, а мы бегом домой.

– Могли бы подать знак, что присматриваете, – добродушно проворчал, осматривая убранную комнатушку. – Хорошо хоть с пирса не нырнул. Поиздевались бы над пенсионером.

– Ни в коем разе!  уверил вошедший следом Нюра. – Не до того нам было. Злодеев высматривали. Слежки вроде бы не было.

– Лады. Забрел сообщить, что готов поучаствовать в вечерних посиделках.

– Окей! Я за вином сбегаю.

Постояльцы минипансионата оккупировали садовую беседку с наступлением сумерек. Новый собутыльник был принят с распростертыми объятьями ввиду того, что щедро проставился.

До глубокой ночи под виноградными лозами царил закон отдохновения, накладывающий запрет на раздумья с погружением в себя, философские диспуты и деловые пересуды.

В результате я знатно расслабился и приобрел ощутимый заряд позитива.

– Молоко! На Кордонном – свежайшее молоко! Только что из коровы! – эхом разносилось по сонной округе.

Утро в очередной раз выдалось жарким и солнечным.

Пока приводил себя в Божеский вид, Даша сварила кофе и предложила постирать что-нибудь из вещей. Оказалось, как нельзя кстати.

Поход на пляж решил отложить до вечера. Критическим взглядом осмотрел свою запыленную машину и отказался от идеи поколесить по городу. Не хотелось выискивать автомойку. К тому же подошло время утренних телефонных брифингов. Соблюдая секретность, вышел на Фонтанскую дорогу и прогулялся по аллее сквера.

Первым делом осчастливил супругу и выслушал нравоучение о том, как должен себя вести любящий муж, слинявший в одиночку на курорт. Так уж повелось в нашей семье, что без надобности Оля не докучала дозвонами и расспросами. Я же нагло воспользовался бесконтрольностью, и последний раз позвонил ей из Крыма. Посему критические замечания и просьбу сосуществовать в дружелюбии воспринял безоговорочно.

Затем перекинулся парой слов с Панфиловым. Сергей Давидович знал о злоключениях в Крыму и Николаеве, так как с утра находился на кафедре Молодязева. По делу Недоходова новостей не было.

Следующий разговор состоялся с Брутом. Как и обещал, Никифорыч сдался на милость докторам – проходил медицинское обследование в столичном госпитале МВД. Несмотря на отлучку, держал ход расследования под неусыпным контролем.

– Представляешь, Серго?! – трубил раздраженно. – Отослал запрос на Боровика, а доблестный информационный центр выдал нулевую информацию. Глухо! Какой-то лазутчик подчистил учетные карточки всего семейства. Люди вроде бы значатся в базе, а данных нет. Кибернетика оказалась бессильной. Так что напрягай своих мореманов! Пущай шевелят батонами, клешнями и бестолковками!

Одну из своих коронных фраз Брут высказывал в том случае, если качество собранной сыщиками информации оставляло желать лучшего. Заводился с пол-оборота, когда в материалах оперативной разработки находил одни только справки, распечатки, ксерокопии.

– Сверни в трубочку и засунь … сам знаешь куда! – распекал молодых оперов бывалый сыщик. – С людьми надо работать, а потом с бумажками. Думаешь, разослал запросы и все?! Дудки! Напрягай бестолковку и шевели клешнями с батонами! Штудируй науку общения и ораторское мастерство.

Предпоследним собеседником был Репа. Дознавшись о фиаско в информационном центре МВД и напутствии генерала шевелить батонами, Юрий Всеволодович деловито завил:

– Не вижу проблемы! Самчуковская флотилия курсирует в данном направлении. Я оже подключил всяческие возможности. Всех, кто может быть в списке Гриба – предупредили. Летописец обзвонил кого смог, остальным отправил письма по электронной почте. Будь уверен – от нас Боровик не скроется!

Заключительный разговор состоялся с Юнкером. По делу новостей не было, но зато он в кратчайшие сроки навел мосты взаимопонимания с женой и начальством.

На этом утренний перезвон закончился.

Хоронясь от палящего солнца в тени платанов и акаций, потащился восвояси. При этом диагностировал полный раздрай. Казалось, был переполнен силами и одновременно с трудом двигал ногами. Нечто похожее происходило с чувствительностью и мышлением.

«Однако тревожный сигнал! – подумал, пытаясь взглянуть на себя со стороны. – Ломка трудоголика, что ли? Ну и видок! Дебелый дядька в состоянии полуобморочного тремора. Даже башка колыхается, будто у китайского болванчика. Кичится тем, что вычислил Гриба и надул губы, как только друзья отстранили от дел. Теперь не знает, чем заняться в то время, как сотоварищи сбились с ног. Цени момент, Слон! Заваливайся в каморку под вентилятор и молись, чтобы никто не пострадал. Чтобы все поскорее разрешилось».

Прошкандыбав во двор, заприметил в беседке Нюру. Помощник нехотя двигал челюстями, прихлебывая из кофейной чашки. Словно завороженный я подался на аромат кофе.

– Присоединяйтесь, – завидев понурого босса, Паша кивнул на тарелку с бутербродами. – В этакую жарищу в рот ничего не лезет, но хоть что-то поесть надо.

– Согласен, – обронил, подсаживаясь к столу. – Новости есть?

– Папа прибудет к вечеру.

– Добре. С хвостами глухо? – поинтересовался, апатично пережевывая бутерброд.

– Юннаты на местах. Пока тишина.

То-то и напрягает. Затишье перед бурей.

Меня тоже колбасит. Нервы вздыбились. На Дашку утром накинулся.

– Объяснимо. Пост стрессовый синдром. Старайся не поддаваться, а то засосет.

Как барона Мюнхгаузена? Предлагаете хвататься за косичку и вытаскивать себя из болота вместе с конем? Лады, попытаюсь. Мысли дурацкие в голову лезут. Подозрительный стал.

Не ты один. Думаю, мы столкнулись с темной силищей, которая стремится влезть в мозги и посеять вражду. Страхи всякие, колебания. Надобно максимально мобилизовать волю. Даше объясни, что с тобой происходит. Поймет – она у тебя уникум. Ладно, пойду собирать себя до кучи.

Развалившись в одних труселях на скрипучем диване, вытаращился в потолок, наблюдая за сонной мухой. При этом силился собраться с мыслями. Конвульсивно дребезжавший вентилятор едва опахивал спертым воздухом, завывая, будто кукурузник на взлете.

Черепная коробка казалась пустой, напрочь лишенной мозгового вещества и нейронных узоров. Ни тебе мыслей с рассуждениями, ни эмоций с переживаниями.

«Тайм-аут ввиду перегрузки, – поставил диагноз. – Всего за пару суток анализатор перелопатил месячную норму информации. Оттого и завис бортовой комп. Состояние, сравнимое с дефрагментацией, очисткой и форматированием жестких дисков. Когда соответствующие программы известили пользователя о критическом состоянии компьютера, застопорили работу системы и навели порядок в автоматическом режиме. Но ботаник никак не уймется. Открывает папки одну за другой, а там полный порядок – информация тематически разложена и откорректирована, временных и ненужных файлов нет. Правда, кое-где недостает данных, но запросы посланы и вскоре ожидаются ответы. Перешерстив все папки, умник подбирается к системным файлам, и тут компьютер может послать его куда подальше. Зависнет и будет требовать перезагрузку до тех пор, пока пользователь не одумается».

Неожиданный телефонный звонок вернул к действительности. Подскочив с дивана, мигом сосредоточился, будто в одночасье обновился пакет мозговых драйверов.

Приложив мобилку к уху, услышал деловитый басок Репы:

– Через пять с половиной минут Зуй подберет тебя на углу возле мусорных баков. Проф скомандовал свистать всех наверх!

Спешно оделся, предупредил Нюру и зашагал к Фонтанской дороге.

«Не забыть бы разузнать у Самчукову о паспортистах, наказывал сам себе. – Кто такие, чего рылись в моих вещах. Ниточка должна потянуться, ведь с ними была местная паспортистка».

Встал на повороте, выставив на обозрение узнаваемую персону. Вскоре к бордюру подрулила черная «Тойота Камри» – новехонькая, намытая, отполированная.

– Привет, Слон! Падай! – позвал Зимбер, опустив стекло пассажирской дверцы.

– Неужто Гриб нарисовался? – спросил, умащиваясь рядом.

– Таки да! От Профа не скроешься. Хоть в Греции, хоть на Мадагаскаре.

Свернув на пятой станции с Фонтана, вихрем пронеслись по Французскому бульвару. Вырулили на Канатную и помчались в сторону парка Шевченко.

– На первом курсе снимал угол в этом доме, – я указал на старинный фасад с лепниной. – Оля приехала на новый год. Еще не были женаты.

Действительно, из-за отсутствия штампа в паспорте пришлось тогда поволноваться. Хозяйка квартиры – сухонькая старушенция с чисто одесской внешностью и говорком встретила квартирантов настороженно. Отрекомендовалась членом партии коммунистов с несусветным стажем и запросила документ, подтверждающий акт бракосочетания. Без колебаний сунул ей милицейское удостоверение, и моралистка враз поменяла концепцию. Приветила нас, как дорогих гостей, даже скостила оплату. Ничего удивительного в том не усматривалось. Для одесситов, переживших разгул бандитизма послевоенных лет, работники правоохранительных органов были особо почитаемой кастой.

Хотя бдительность советских граждан того поколения, чтивших нормы коммунистической морали до маниакальной подозрительности – мягко говоря, настораживала.

Не доехав полквартала до поворота к парку Шевченко, Витя зарулил в подворотню. «Тойота» вкатилась во двор трехэтажного особняка дореволюционной постройки и встала у заплетенного геранью парадного.

Присутствие охранника и консьержа, ухоженные клумбы, идеальная чистота – все свидетельствовало о проживании в доме отнюдь небедных горожан.

Поднялись лифтом на третий этаж, и вышли на лестничной площадке с аркой, ведущей в квартиру. Отворив массивную дверь и поманив за собой, Зуй прошмыгнул через овальный холл.

Прошагав следом, очутился в уютной гостиной с бесчисленными растениями, произраставшими в напольных горшках и подвесных вазонах. На диване и в мягких креслах разместились поборники «Седьмого флота» – тайный отряд решительно настроенных сыскарей старой закалки.

Достигший пенсионной выслуги, но продолжавший трудиться на ниве борьбы с преступностью Александр Сергеевич Самчуков курсировал перед окном, занавешенным прозрачным тюлем. Изучая на ходу документы, подшитые в канцелярской папке, прислушивался к радиопереговорам, приблизив к уху компактную радиостанцию.

Поручкавшись с соратниками, я негромко спросил:

– Чьи хоромы? Неужто конспиративная хата?

Это ж тебе не Киев! – отозвался Летописец. – В пальмире быть ментом престижно.

– Ша, Сеня! – шумнул на него Проф и объяснил. – Апартаменты со статусом дипломатической неприкосновенности. Кореш уехал работать консулом в африканскую глубинку. Попросил цветочки поливать. Теперь заткнитесь, пожалуйста!

Я уселся на поручень кресла, в котором развалился Репа и, глянув свысока, вопросительно поднял брови.

– Топтуны взяли след Боровика, – объяснил Юрий Всеволодович, деловито облизывая пальцы. – Хватай вкусняшки, а то не достанется! Семен с утреца психанул. Сгонял на Екатерининскую и выгреб весь ассортимент.

Он кивнул на журнальный столик, уставленный картонными коробками с вензелями кондитерской «Сластена» и погрозил кулаком Зимберу, который успел прихватить пару эклеров и корзиночку.

– Шо такое! – пробурчал отставной гаишник. – Я не позавтракал.

– Выгоню всех на кухню! – предупредил Проф.

Угостившись безе с лимонным кремом, я спросил у Репы:

– Как там роботы? Батарейки вставили?

– Бесполезняк! Целый консилиум заседает в дурке на Воробьева.

– Ша, я сказал! – рыкнул Самчуков и обратился к рации. – Второй, ответь Линкору! Как обстановка?

Зуй поперхнулся от смеха, а Молодязев охнул и акрыл ладонями лицо.

Шо вы ржете, дурни?! – пряча улыбку, осведомился Проф. – Нормальный позывной. Мы же флот!

Рация зашипела в ответ и уведомила механическим голосом:

Линкор, я второй! Мы на месте. Осматриваемся. Пока тихо.

– Конец связи, – асс оперативных комбинаций сунул в карман рацию, прокашлялся и огласил. – Имею намерение ознакомить коллег с меморандумом, – раскрыв папку, полистал документы. – По архивным данным и донесениям источников вырисовывается следующая картина. После исключения из школы милиции Федор Боровик в течение года подрабатывал на сезонных работах в родном районе. Жил у матери на хуторе вблизи Маяков. Это в десяти километрах от Белгород-Днестровска в сторону Татарбунар. Потом уехал на заработки в Молдавию и выпал из поля зрения на два года. Появился неожиданным образом, встав на военкомовский учет. Служил прапорщиком в тираспольской танковой бригаде.

– Где бы ни работать, лишь бы не работать, подворовывая, – резюмировал Пуртев.

– Попрошу без комментариев, – заметил докладчик и продолжил. – Когда началась заваруха в Приднестровье, танковая бригада осталась в ведении российского министерства обороны. Боровик прослужил там полтора года. Потом, согласно архивным данным Южного округа – был откомандирован в мотострелковую часть, которая дислоцировалась на границе с Чечней. После этого затерялся на долгие годы в горячих точках бывшего совка. Данную информацию нарыл наш бывший каптерщик Продан. Помните Вову-молдавана из третьего взвода?

– Еще бы! – протянул Зуй. – Корифей вещевого обеспечения!

– Теперь генерал, да будет вам известно! – уведомил Летописец. – Замначальника одного из управлений МВД Молдовы.

Вот вам и Вован-молдаван! – подметил Репа. – Со второго курса чуть не турнули за неуды. Если не ошибаюсь, он тоже Гриба колотил.

Оттого и помог без колебаний, – подтвердил Проф.  Дальше слушайте! Семейное положение Боровика неизвестно. Из родичей – только мать. Лет десять назад купила дом в Маяках и съехала с хутора. Давно на пенсии. По данным разведки Гриб объявился полгода назад. Якобы постоянно живет в России, а в родные края приехал погостить. Поселился отдельно от матери в старой хате на хуторе. К ней наведывается изредка, постоянно уезжает по делам. Именно так объяснил ей отлучки.

Я поспешил озвучить примечание:

– Если он россиянин, то в паспортном отделе есть отметка о смене гражданства. Вряд ли возможно быть военным в России и оставаться гражданином Украины.

Самчуков кивнул и пояснил, тыча пальцем в папку:

– В паспортной форме №1 последняя запись произведена в девяностом году. То есть еще при совке. Написано – убыл в Молдавскую ССР для прохождения службы в рядах Советской Армии. Думаю, Гриб получил гражданство России, учитывая послужной список. Запрос отправили, но …

– Ответа можно не дождаться, – закончил фразу Летописец, пристально глядя на Профа. – Может, хватит нас пичкать архивными данными? Тебя, Шура, выдает блеск в глазах. Колись, чего еще нарыли!

– Есть маленько. Отыскался свидетель – бывший одноклассник Боровика. Месяц назад он возвращался в Маяки со свадьбы. Племянница вышла замуж за хлопца из Белгород-Днестровского. Наутро после гулянки вышел на трассу, чтобы тормознуть маршрутку или попутку. Насторожило его, что одна из проезжавших мимо легковушек вместо того, чтобы остановиться – резко прибавила скорость. В салоне – два мужика. Тот, который сидел за рулем дюже смахивал на Боровика.

– Стремный очевидец, – засомневался Зуй. – С бодуна ему могла привидеться родная теща.

– Да хоть Матроскин на пару с Шариком, – отмахнулся Самчуков. – Дело не в мужике за рулем, а в машине. То была синяя нива.

– Линкор, я второй, – послышалось из его кармана. – Мы на хуторе. Синяя нива здесь примелькалась. Последний раз видели неделю назад. Объекта на месте нет.

Александр Сергеевич выхватил рацию и скомандовал:

– Организовать засаду! При задержании соблюдать осторожность! Выезжаю! – направляясь к выходу, крикнул. – Чего сидим?! Желающие могут поучаствовать!

Я умостился на заднем сидении «тойоты» Зимбера, а пассажирское кресло занял Молодязев. Зуй, не отставая следовал за «шкодой» Самчукова с мигалкой на кабине и Сеней Летописцем в качестве штурмана.

Удача нам сопутствовала – утренние заторы на дорогах практически упразднились. Около часа добирались до выезда на шоссе в сторону Белгород-Днестровского. Когда же миновали лиман – свернули на проселочную дорогу, тянувшуюся меж холмов среди выкошенных полей. Проколесив полдюжины километров, увидели постройки небольшого селения, ютившиеся на лесистом пригорке. За ближайшим поворотом потянулись фруктовые сады, чередовавшиеся с баштанами.

«Шкода» с мигалкой притормозила и съехала на обочину, окутавшись клубами придорожной пыли. Зуй повторил маневр, после чего резко затормозил, разглядев сквозь завесу флагманский бампер и вышедшего на дорогу Профа.

Выбравшись из прохладного салона, я погрузился в раскаленную среду без малейшего намека на колебание воздуха. Невдалеке виднелась развилка двух проселочных грунтовых дорог. На обочине одной из них стояла бежевая «девятка», от которой в нашу сторону шагали трое крепких парней.

– Тыловой экипаж, – объяснил Самчуков. – Еще два машины на хуторе.

– Может зашухиримся? – предложил Зимбер. – Отсвечиваем, как… хотя уже поздно. Гляньте, пацаны!

Из-за ближайшего поворота по направлению к развилке выехала желтая легковушка. Вскоре стало понятно, что к нам приближается жигулевская «копейка» с водителем в салоне.

Не доехав десяти метров до развилки, подержанный шедевр советского автопрома замер посреди дороги. Оперативники развернулись и рассредоточились по проселку.

После того, как окутавшая жигуленок пыль осела – выпала возможность рассмотреть физиономию водилы. Приметы пучеглазого из Малореченского подходили идеально. Сомнений не осталось – бывалых сыскарей рассекретил Боровик.

– Это Гриб! – крикнул Самчуков, выхватил из кобуры пистолет и нацелился на легковушку. Опера последовали примеру шефа, неторопливо приближаясь к объекту.

– Стоять!! – заорал водила, высунувши из окна плешивую голову. – У меня граната! Всех подорву!!

Движение прекратилось. Проф опустился на корточки, отдавая распоряжения по рации, а пенсы укрылись за машинами, опасливо переглядываясь.

Жарища вдруг ощутилась в пятикратном размере. Казалось, будто раскаленный буравчик просверлил мне темя и прошелся огненным смерчем вдоль позвоночника, превратив в статую. Только ступор продлился недолго.

– Кучер, ко мне!! – надрывно завопил Гриб. – Остальные на месте! Не очкуй, Слон! Разговор есть!

Оглядев опешивших сотоварищей, я перевел дух и пошкандыбал к развилке. Когда до жигуленка оставалось десять метров, Боровик продемонстрировал зажатую в руке гранату.

Я прокричал, не оборачиваясь:

– У него лимонка! Такая, как в Малореченском!

– Ай, молодца! – развязно прогнусил террорист. – Скажи спасибо, что одну гранату к растяжке привязал. Была еще парочка. Порвало бы вместе с Юнкером в клочья! Ладно, садись!

– Откуда столько злобы, Федя? – спросил, повалившись на раскаленную сидушку.

– От верблюда! К тебе претензий до этого не было. Зачем влез в наши дела?!

Тебя не спросил! Что значит, в наши?

То и значит. Дверцу закрой, только не хлопай! Чинить потом …

– Ты серьезно?! Тебя сейчас пристрелят.

– Кишка тонка! Слон большой – спрячусь за него.

– Не поможет. Попить дай, а то сердце встанет.

– Когда-то точно встанет. Водку будешь?

– Издеваешься?! Говори, зачем звал!

– Спешишь?

– Хочу избежать теплового удара, – ответил, помыслив:

«Какой-никакой диалог удался. Теперь главное, не сбавлять темп. Если динамика разговора замедлится – Гриб занервничает. У него и так нервы на пределе. С психикой явно нелады. Может случится аффект, и ситуация выйдет из-под контроля».

Боровик покосился в мою сторону и заговорил примирительным тоном:

– Ценю, что вступился за корешей. Правда, попортил малеха планы. Не беда. Сам попортил, сам выправишь.

– Кончай вещать загдками, Федя! Для чего звал?

– Жалко тебя стало. Мозги, небось, пухнут? Ладно, спрашивай! Готов дать пресс-конференцию. У тебя пять минут.

– Ты явно не здоров! Столько людей положил…

– Не пыли – не страшно! – гаркнул Гриб и приблизил к моему лицу гранату. – Ты не в том положении, хотя не приговорен. Виновные приговорены.

– Точно спятил! – я ощутил накатившуюся волну негодования. – Кто ты такой, чтобы вершить правосудие?! Столько лет копил злобу! Зачем?!

– Затем, что вы на Олимпиаду укатили, а я в колхоз – дерьмо месить. С отбитой почкой, между прочим! Так ты будешь спрашивать?

Я силился собраться с мыслями, понимая, что подобный случай вряд ли представится. Наметив ряд вопросов, начал с уточнения:

– Вишенцева ты не трогал – так ведь?

– Не успел. Приехал, а он уже помер. Я только коробок на могилку подбросил.

– Почему Недоходова оставил в живых?

– К Лёнчику имею отдельную предъяву! Он больше всех надо мной издевался. Пусть теперь мучается всю жизнь из-за своей бабы!

– Про домик Слоника в Малореченском как узнал?

– Не скажу.

– Сам его выслеживал или подельники подмогли?

Боровик грязно выругался и процедил сквозь зубы:

– Не разводи меня, ментяра! Другие вопросы задавай!

– Лады! Кто навел на Сарычева? От кого узнал, что он на даче ночует, а утром поедет на работу?

– Доиграешься у меня! Щас чеку выдерну!

– Валяй! Только поведай про Николаев. У кого разжились ментовской формой?

– Похоже, это ты спятил, а не я! Какой еще Николаев?! – неистовствовал Гриб, потрясая гранатой. – Пошел … отсюда!!

– Уйду. У меня еще полминуты, – изведав азарт, рискнул покуражиться. – Последний вопрос. Кто надоумил оставлять метки с медведями? Коробки, электронные письма?

– Никто! Сам пожелал, чтоб окрас был … этот как его? Ритуальный. Чтобы понимали за что … Погоди! Какие еще электронные письма?!

– Которые Бокалу посылал, – ответил и неожиданно понял, что Боровик не ломает комедию.

Передернув плечами, он выпучил глаза и проскрежетал:

– Ты глянь на меня, Слон! Какая электронная почта?! Где я, а где интернет?!

– Но Бокал ведь приговорен?

– С какой стати?! Вадим был тогда со всеми, но уговаривал их не калечить меня здорово. Короче, не гони про Николаев!

– Тогда расскажи про Пуфика…

– Хорош! Мы закончили! Выходь из машины!

Уяснив, что собеседник непоколебим, выкарабкался наружу, причем не ощутил ни малейшего температурного отличия. Старался размеренно шагать, но выходило худо. Казалось, к ногам привязаны пудовые гири и теперь их приходится волочить за собой по бугристой грунтовке. Зато мыслительный процесс протекал стремительно:

«Однако парадокс! В школе Боровик крысятничал, то есть воровал у сотоварищей. В результате поплатился, но затаил на них обиду и накопил злобу. Наверное, имел на то основания, хотя сотоварищи, учинившие воришке темную, также располагали мотивацией. Проще говоря, Гриб спровоцировал их действия, но долю своей вины не признал. Данное неприятие наблюдается у людей с маниакальными расстройствами и наклонностями. Психопаты причиняют человеку боль и ему же начинают мстить, получив отпор. Нечто похожее творится в мозгах узурпаторов и диктаторов. Напялив личины интеллектуалов, они пафосно рассуждают о морали и общечеловеческих ценностях, а в кулуарах плетут интриги и планируют акции по устранению оппонентов. Налицо разрыв, образовавшийся в закостенелом сознании, который подталкивает к деградации. Рано или поздно в него обязательно хлынет всякая нечисть, скопившаяся за века в загрязненном эфире окружающего мира. Такая вот мистика!».

Заметил, как Самчуков присоединился к пенсам, укрывшимся за машинами. Оперативники обошли «копейку» с флангов, нацелив пистолеты на водителя.