Седьмой флот Качуренко Сергей

– Сема, вы шо перегрелись? – раскочевряжился Зуй. – Не ожидал от вас подросткового легкомыслия с суицидальными наклонностями.

– Я и сплясать могу. Краковяк вприсядку…

Глава девятая

ДАША

Недолго погоготав, пенсы приутихли. По-видимому, каждый переживал состояние тупикового облома, то есть попросту растерялся ввиду немочи.

Мне же припомнилась рекомендация супруги о бережном отношении к безмолвию. Особенно, когда неловкая пауза в разговоре затягивается и трудно подыскать слова, чтобы наполнить пустоту. Полезно переместить акцент внимания вовнутрь себя и прислушаться. Господствует ли там тишина? Может пауза только внешняя, а в рассудке клокочут страсти, не затихают ссоры и дебаты.

Если же внутри так же тихо, как снаружи – происходит наложение двух безмолвий и, будто бы ниоткуда, рождается подсказка.

Теперешняя обстановка малость отличалась от шаблонной разговорной паузы. Прилив бодрости и веселья, вызванный встречей давних сотоварищей, пусть даже в непростой ситуации – сменился реактивным ступором. Состояние, напоминавшее страшный для мужиков недуг – импотенцию. Это когда хочется до одури, но не можется.

Именно с такого ракурса всплыл результат практического совмещения безмолвий. Припомнился старый одесский анекдот, который я неромко озвучил:

Слухайте сюда! Однажды к известной в Одессе мозгоправице – тете Фае с Малой Арнаутской обратилась за советом супружеская пара. Жена сетовала на половое бессилие благоверного. Фая всем своим видом выказала ничтожность проблемы, усмехнулась и молвила: «Тоже мне армагеддон, я вас умоляю! Жалкий отросток обвис – подумаешь! Пальцы надеюсь работают? Язык не отсох?!». Супруги застыдились и стушевались, а знахарка их пропесочила: «Шо вы мне голову морочите?! Какая ж это импотенция?! Ежели не знаете, так я покажу, где, как и чем надобно орудовать. Попрактикуетесь, и у мужа сызнова встанет!».

Пару секунд было тихо. Потом нервно хихикнул Пуртев, а следом грянул залп громового хохота. Казалось – вязкий недвижимый воздух в альтанке заходил ходуном и превратился в дуновение теплого ветерка.

Конвоиры насторожились, вскинули автоматы, но живо смекнули, что пленные не собираются учинять мятеж.

– Айда пошамкайте, мужики! – позвал их Зимбер. – Топчетесь без дела, как важные родичи невесты, шо на свадьбе у биндюжников выделывались-выделывались, да так и остались голодными. Потом еще в бубны схлопотали.

– Спасибо, не голодные, – отозвался прыщавый прапорщик. – Надеюсь, бить нас не собираетесь?

– То была метафора! Мы ж свои! – раздухарился отставной гаишник. – Бывших ментов не бывает! Идите, коль старшие по званию кличут! Тут все, как один полковники!

– Я майором из ментовки ушел, – признался Бокальчук и настоял. – Не робейте, служивые! Хапайте бутерброды! Если что, отмажу перед командиром.

– Капитан – мужик что надо! – прогудел рыжий верзила с кулачищами, как у моряка Папайя. – Козел в версаче беспредел замутил!

Широкоплечий сержант подхватил, озираясь:

– На кэпа орал, как на пацана. Унижал при всех, грозился пагоны сорвать. Кэпа будто перемкнуло!

– Негоже воевать со своими, – заключил немолодой усач, поправляя беретку.

– Никто не собирался, Саныч! – отмахнулся от него прыщавый, перекинул автомат через плечо и скомандовал. – Пять шагов назад! Не будем мешать коллегам, совещаться.

После этих слов я несказанно обрадовался:

«Вот тебе, Штейн, первая весомая оплеуха! Свои не прессуют своих – это противоестественно. Атмосфера взаимовыручки и согласия рано или поздно отторгнет агрессора, как чужеродный элемент».

Бывали случаи, когда особо ретивые работнички со скрытым желанием подсидеть коллегу, пытались раздуть конфликт в коллективе. Выискивали жертву, как правило, из числа оперов с заурядными способностями, и планомерно провоцировали дискредитацию. Шаг за шагом настраивали коллектив против одного человека. Дескать, неуч и бездельник портит общую картину раскрываемости.

Подобные интриги часто оканчивались для зачинщиков полным фиаско. Адекватно мыслящий костяк в слаженном коллективе никогда не воспримет и не примкнет к сопрелой коалиции. Со временем всем становится ясно, чего на самом деле добиваются демагоги и моралисты. Ими движет отнюдь не служебное рвение и чувство справедливости, а прозаичный карьеризм, замешанный на циничности.

Подобный эффект случается и в державе, когда сознание определенной численности граждан дорастает до понимания истинного достоинства и свободы. Тогда недалекие властные аппаратчики не смогут насадить в людские головы вирус несуществующего величия нации или образ эфемерного врага. Не помогут ни популистские заигрывания, ни пропагандистские лозунги, ни репрессии.

Неумело маскируя довольную лыбу, я поглядывал на посветлевшие лица друзей и пытался разрешить дилемму:

«Либо важняк выполняет команду сверху, либо хворый на звездную болезнь с приступами морального галюциноза. К своему несчастью он нарвался на Брута, который вряд ли прогнется. Но властный характер Никифорыча может подорвать и без того напряженную обстановку. Плюс широкая юрисдикция его службы. В итоге получится психотронный заряд убойной мощности. Не хочется даже думать о возможном боевом столкновении, хотя важняк делает все, чтобы его спровоцировать».

Мыслительные потуги были прерваны неясным шумом и окриками, доносившимся со стороны въездных ворот.

Прапорщик и сержант, вскинув автоматы, посеменили за угол. Рыжий с усачом подтянулись ближе к альтанке. За столом снова воцарилась гнетущая тишина.

«Неужели подтверждается самый неблагоприятный прогноз?!  подумалось с трепетом в сердце, но в этот момент послышался истошный вопль Штейна:

– Кто дозволил?! Капитан, ко мне!!

Похоже, Шурик голосил с крыльца, а отборные матюги полетели в ответ со стороны въездных ворот.

Бокальчук одобрительно подметил:

Кто бы ни был этот трибун, но у него есть все шансы, навести здесь порядок.

Дикция краснобая казалась знакомой, только никак не удавалось идентифицировать персону. Зачастую так бывает – если не ожидаешь увидеть человека в месте, где его быть не должно, то можешь не признать при встрече. Подобное происходит с голосом.

Как бы там ни было, но вскорости мозговой анализатор выдал искомую информацию.

– Юнкер?! – опешивши, выкрикнул и привстал. – Откуда?!

– Я тебе … дам полномочия! – оттачивал ораторское мастерство Черноух. – Пятый угол враз отыщешь! С тобой, свинья, разговаривает … замначальника уголовного розыска автономной республики Крым …

После вплетения в речь крылатой фразы Глеба Жеглова – идентификация случилась у всех присутствующих.

Вот те раз – замок нарисовался! – недоумевал Пуртев.

Торпедный крейсер пришел на выручку флоту! – торжествовал Репа.

А ну ша! – пытался их утихомирить Зуй. – Мешаете внимать симфонию!

Беркутовцы переглядывались, вслушиваясь в неординарный стиль обращения к представителю генеральной прокуратуры. Приемлемая манера подачи информации послужила закрепляющим фактором для перехода всего спецподразделения на сторону правильных пацанов.

Воспользовавшись замешательством конвоиров, я вышел из альтанки и встал за их широкими спинами. Бесспорно, опасался возможной реакции, но зато пресытился захватывающим действом.

Недалеко от ворот, подбоченившись, прохаживался Черноух с недоуменно-возмущенным выражением лица и вздыбленными усищами. Чуть поодаль переминались с ноги на ногу трое спецназовцев, изо всех сил стараясь не улыбаться.

Командир спецгруппы «Беркут» – долговязый капитан с борцовской шеей, преграждал разгневанному визитеру дорогу, застыв перед крыльцом, словно каменное изваяние. Таращился во все глаза, пытаясь осмыслить, кому с этой минуты обязан подчиняться.

Штейн горланил над их головами чуть ли не фальцетом:

– Всех посажу!! Попомните у меня! Приказываю очистить двор, согласно полномочий!

Истеричный визг, будто бы ударялся о спину капитана и отлетал обратно. Тщедушный диктатор задыхался от ярости, присаживался и подпрыгивал на месте, конвульсивно подергивая плечами.

Физиономия кэпа походила на маску африканского божка из коллекции депутата, зато мыслительный процесс под ней проходил в ускоренном темпе. Казалось, испарения от мозговых потуг, словно миражи отслаиваются от макушки и медленно растворяются в душной атмосфере.

Спустя минуту он потряс головой, проморгался и порывисто вздохнул. Стянул беретку и, вытерев ею лицо, сунул за пояс. Выудил из нагрудного кармана радиостанцию и проревел:

– Все ко мне! Бегом марш!! Строиться!

– Отставить командовать без моей команды! – попискивал Штейн с импровизированной трибуны. – Все по местам! Подчиняться только мне!

– Пошел ты! – ответствовал капитан, наблюдая, как подчиненные строятся в две шеренги. – Подравняться! Слушать приказ! Охранение снять, задержанных освободить! Занять оборону по периметру! В дом ни ногой! Исполнять!!

Строй мигом разлетелся, словно пчелиный рой.

Ощутив свободу действий, я прошествовал до угла и стал свидетелем амнистирования охранников поместья. Ватага крепких парней один за другим высыпала из гаража. Последним вышел нахохлившийся Борила, застегивая рубаху на ходу. Оглядел обступивших его братков и скомандовал:

По местам! Выспались, небось?! Усилить посты!

Из альтанки подоспели повеселевшие арестанты и с улюлюканьем накинулис на Черноуха. Точь-в-точь повторилась сцена с обнималками.

Наблюдалась и настораживающая примета. Стремительно изменялась погода и, похоже, по вчерашнему крымскому сценарию. Небо потемнело, участились порывы жаркого сухого ветра. По видимым признакам надвигалась нешуточная гроза.

– Штейн где?  осведомился с крыльца Брут, заняв ораторское место.

В ответ я пожал плечами, а подоспевший Бокал дал наводку:

– Навстречу мне шел, поганец. Может, в альтанку? Пожрет там все!

– Иди, глянь, Серго, – распорядился генерал. – Попробуй замять инцидент. Подпои его по старой дружбе.

Свернув за угол, я увидел важняка, который расположился за столом на месте Вадима. С отрешенной физией переговаривался с кем-то по телефону, будто ничего не произошло, кроме изменения погодных условий.

Дождавшись завершения разговора, я уселся напротив и заговорил с дружелюбной интонацией:

– Ты же умный мужик, Александр Петрович. Мог бы просчитать ход событий и избрать более подходящую тактику. С людьми так нельзя. Пошли в дом, Брут зовет. Будем действовать сообща.

– Мои полномочия выше. Посмотрим, чья возьмет.

– Общее дело возьмет, Саня! Твое, мое, генерала! Мы в одном окопе…

– Лично у вас вообще нет полномочий.

Я онемел, не зная, что еще сказать. Нежданно нарисовался Юнкер и сызнова обложил важняка отборными матюгами. Подоспели бывшие сокурсники и наперебой отчихвостили Штейна. Ничего не оставалось, как пристыдить зарвавшихся пенсов:

Чего налетели все на одного?! Не по-мужски это! Сами никогда не ошибались?

Важняк брезгливо сморщился и прогундосил:

– Оставьте это, товарищ Кучер. Ваше участие мне более противно, чем злорадство нетрезвых клоунов.

– Щас я ему врежу! – пригрозил Зимбер, но был оттеснен Пуртевым.

Штейн тем временем вышел из-за стола, одернул пиджак и, отвернувшись, прошагал мимо недоброжелателей. Сунул подмышку не пригодившийся ноутбук и зашагал к воротам.

Я же подумал, глядя ему в след:

«Жаль Шурика! Непомерная жажда власти превратила рядового выскочку в морального страшилу с полномочиями. Тогда в Москве он выступил, как бескомпромиссный и дерзкий человек. То есть тяга к радикальным мерам упразднила границу меж этическими нормами и вакханалией. Очевидно, он привык наскоком решать жизненные проблемы, не учитывая иную точку зрения. Теперешнее поведение лишь упрочивает предположение – он не приучен считаться с людьми. Если приплюсовать стремление к власти, богатству, известности – нарисуется образ бездушного карьериста, цинично и жестко идущего по головам к намеченной цели».

Вспомнились рассуждения начальника нашего курса о надавливании болевых кнопок в едва сформированной курсантской психике. Если бы Новохатову довелось характеризовать Штейна, наверное, вышло бы так:

«Этого чахлого юношу я доведу до истерики за минуту, но в итоге выйдет себе дороже – жестоко отомстит и выпьет всю кровушку».

Суть подобных индивидуумов разгадал в любимом телесериале доктор Груздев. Покидая застенки МУРа, он упреждал Шарапова: «Жеглов – страшный человек. Для него люди – мусор. Съест и не подавится». Тогдашнему начальнику отдела по борьбе с бандитизмом данная характеристика подходила с натяжкой, зато теперешняя натура Штейна соответствовала целиком и полностью.

Следователь генпрокуратуры по особо важным делам чинно удалился за пределы поместья. Расторопный охранник притворил за ним калитку и, в этот момент по округе прокатился оглушительный раскат грома. Неподалеку заголосила автосигнализация под аккомпанемент собачьего лая и залихватского выкрика Зимбера:

– Салют, господа! Виктория!! Узурпатор бежал! Больше не сунется!

– Сомневаюсь, – проворчал с крыльца Брут. – От подранков с кипящими мозгами всего можно ожидать. Хорош злорадствовать! Айда совещаться – время поджимает!

Ввалившись в гостиную и оккупировав диван, победители умолкли, ожидая наставлений. Никифорыч дефилировал с задумчивым видом от окна к столу и, по-видимому, пребывал не в своей тарелке.

Подтверждая догадку, разорался, не стесняясь в выражениях:

– Позор…! Дожился боевой генерал…! Ущербный сопляк … опустил ниже плинтуса…!

– Он же с полномочиями, – напомнил я. – По особо важным делам.

– Не зли меня, Серго! Я тоже не ефрейтор …?! Одним шалабаном мог вколотить наглеца по пузо в землю! Так нет же …! Спасовал, раскис, как институтка …!  уставившись в окно, вытряс из пузырька горсть таблеток и сыпанул в рот.

Воспользовавшись паузой, одесситы переключились на избавителя.

– Труба дело, если б не ты, – уверил Черноуха Репа. – Повязали бы нас, век воли не видать!

– У Юнкера чуйка, что надо! – замурлыкал Зуй.

– Во-во! – присоединился Пуртев. – Каким ветром тебя принесло?

Виктор Иванович крякнул и поведал с напыщенным видом:

– Меня же давеча гранатой взорвали. Да-а! Капец, если б не Слон! Тряхануло по-взрослому! Говорят, после такого, люди начинают видеть сквозь стены. Пока не пробовал, но здешнюю халепу прочувствовал копчиком.

Я думал, что интуиция – это прерогатива мозговой деятельности, – заумно подметил Молодязев.

Ой, кто бы говорил! – захихикал Зимбер. – Сам же хвалился, что лучше стал соображать после того, как Зоя горчичниками облепила седалище.

– Точно-точно, подхватил Летописец.  Прикинь, Кучер, наш главный криминалист удосужился прошлой зимой по всему Карантинному спуску на пятой точке проехаться.

Хорош куражиться! – прикрикнул на них Бокал. – Понимаю, что хохмите на нервной почве, но чую, Юнкер прибыл с известием. Я прав?

– Так точно, – посерьезнев, удостоверил Черноух. – Повода для веселья и вправду нет. Обнаружился еще один коробок. Недостающий в нашей считалке.

– Где? – насторожился я.

– В Севастополе. Выходит, мы не просчитались со спичками.

– Кто погиб? – еле слышно спросил Бокальчук.

– Валька Сарычев. В третьем взводе учился, помните? Белобрысый с веснушками. Штабелем прозвали. За сутки до нападения на Слоника его сбила синяя легковушка недалеко от Инкермана. На работу ехал с дачи на велике. Сразу насмерть. Свидетельница разглядела только цвет машины. Местные гаишники оформили ДТП и объявили розыск, а в суточную сводку по тяжким не включили. После того, как пошла ориентировка по синей ниве и взрыву в Малореченском – отзвонился знакомый опер из Севастополя. Предположил, что машина та же и рассказал, что на месте наезда обнаружен спичечный коробок с пятью красноголовыми спичками и одним обломком.

– Может на подъезде к Инкерману есть видеокамеры? – обнадежился Молодязев.

– Размечтался! Чай не Лас Вегас! – Юнкер усмехнулся и пожал плечами. – Сколько лет бьюсь, чтобы парламент автономии принял постанову о системе тотального видеонаблюдения. Так всем же пофиг! Маньяку будто сообщили об этом. Он изучил график и маршрут Сарычева. Знал, что ранним утром тот поедет по безлюдному участку. После выхода в отставку Валька служил в охране порта.

– Значится, полковник, та же нива, что в Малореченском? – осведомился Брут.

– Сто процентов! Эксперты повторно осмотрели то, что от нее осталось. На бампере и правом крыле зафиксировали повреждения, характерные для наезда.

– Минуточку! – воскликнул Пуртев. – Амба нашей главной версии, пацаны! Сарычев из другого взвода. Получается, зачистка идет в масштабах курса.

Наступила тягостная пауза. Слышались трели спутниковых телефонов и трескотня радиостанций.

– Элементарно, флотоводцы! – нарушил молчание генерал.  Предположите, что киллер с вами не учился. Он просто наемный отморозок, которого нанял кто-то из бывших курсантов. Вот кого нужно искать.

Позвольте с вами не согласиться, возразил Репа. – Обстоятельства каждого эпизода укрепляют версию, что серийник отменно информирован. Подобным образом может действовать только человек, знающий всех нас персонально.

Отчасти убедил, проворчал Никифорыч. – Тогда что вам мешает собрать воедино фотки выпускников, пропустить через программу старения и предъявить тем, кто видел пучеглазого в Малореченском?

– Уже делается, – уверил Летописец. – Второй день кипит работа на кафедре Юия Всеволодовича.

– Мы ж не птеродактили архаические! – Молодязев привстал и картинно поклонился.

Брут довольно пробубнил:

– Вижу, не слепой. Вас бы припахать, как старых коней! Борозды в моей епархии не испортите. Будет хоть какая-то надежда, что не оскандалюсь на старости лет. Но теперь вернемся к нашим баранам.

– Вот и я об этом! – встрепенулся Бокал. – Разрешите отправить на завод десяток бойцов из службы охраны? Кучер предполагает, что обмен будет там, а чуйке Слона я доверяю целиком и полностью.

– Слона?! – Никифорыч сощурился, окинув меня изучающим взором. – Серго, что ли?! Жаль – не знал раньше! Кстати, подходящее погоняло. У меня вот клички никогда не было.

Действительно его за глаза все называли Брутом – не только коллеги, но и в стане неприятеля.

Генерал глянул на часы и скомандовал сидевшим за столом операм:

– Полная готовность! Слепчука ко мне! – развернулся кругом и подошел к Молодязеву. – Я напишу, а вы передайте Самчукову номера оперативных машин. Чтоб накладки не вышло, как давеча.

– Это я мигом! – заверил Репа.

Напоминая о себе, Вадим кашлянул и пробубнил:

– Так я отправлю войско на завод? Разрешите, пан генерал?

– Рискну реноме! Только командовать там будет подполковник Слепчук. Ступайте, собирайте гоблинов на инструктаж!

Депутат намеревался высказать благодарность, но Брут приложил перст к своим губам и покосился на вошедшего крепыша.

– Заходь, Георгий Юрьевич! Примешь командование бойцами Вадима Федоровича. Идите, напутствуйте, – потерев ладонями, уселся в кресло и выдохнул. – Основные силы расставлены. Пока вроде бы всё.

Как это все?! – возмутился Зуй. – Нас куда?!

В резерв главнокомандующего! Чтоб ни шагу с дивана! Данный наказ следует разъяснять бывшему начальнику горотдела дознания ГАИ?

– Перебьюсь! И так понятно, шо пенсы не при делах.

За окнами быстро стемнело, и на депутатское имение обрушился ливень, напоминавший грохочущий водопад. Раскаты грома и сверкание молний походили на пушечную канонаду.

На электронных часах, висевших над камином, светились цифры: 21.17.

Разговоры стихли. Потянулись минуты тягостного ожидания.

В этаком режиме продолжительность каждой минуты продлевается на порядок. Параллельно с кисельным течением времени усиливается напряжение, умножается нервозность. В подобных ситуациях лучше не смотреть поминутно на часы, а отслеживать внутреннее состояние, чтобы не допустить перенапряжения психики.

Возвратился вымокший до нитки Бокал и проворчал, поднимаясь по ступеням на второй этаж:

– Ну и погодка! Портки придется менять.

Время от времени тишину прерывали настырные телефонные трели и обрывки переговоров в эфире. Оперативники в полголоса распоряжались, отпускали рекомендации.

Запиликал телефон генерала. Около минуты он молча слушал чей-то доклад.

– Добро, – обронил, сбросил вызов и задумчиво изрек.  Странно. Начальник УВД утверждает, будто важняк пропал без вести. Связи с ним никакой. Получается, что Штейн умолчал о случившемся, иначе разразился бы скандал. Чего ж я подрагиваю в ожидании?

– Что тут неясного?! – разбушевался Юнкер. – Таков стиль работы заносчивых юнцов, понаехавших в Крым из России и дорвавшихся нынче до власти. Установка одна – пробудить зависимость от руководителя и подавить желание пререкаться.

– Да вы, батенька, психоаналитик, – заметил Брут и уточнил. – Точно все из России?

– Наши дурачки в меньшинстве и дружно поют под дудку кровопивцев новой волны.

– Не будем о грустном. Мент не политик.

– Это не политика. Это кардинальный реванш совка по всем направлениям.

Вновь наступило молчание.

Электронные ходики констатировали: 21.38.

Одетый, будто на пробежку Бокальчук спустился в гостиную. Покрасовался в дорогом спортивном костюме, поправил завязку на кроссовке и глянул на часы: 21.44.

Словно выстрел в тишине раздался возглас оперативника, не сводившего глаз с экрана лэптопа:

– Есть письмо! Обмен на заводе! Там, где обнаружили машину.

– Пунктуальный, гад! – рыкнул Зимбер и закончил двустишье. – Зато Слону виват!

Одесситы сбежались к пульту управления, но спокойный голос генерала остудил их рвение:

– Повторяю для тугодумов – пенсы передыхают на диване! В бой идут одни менты! – скептично глянув на Бокальчука, скомандовал операм. – Нацепите главному герою микрофон и вставьте, куда надо наушник. Проводите к машине и покажите, где установлен маячок.

– Зачем это? – пробурчал Вадим.

– В случае опасности провозгласите – я депутат! Ну и дальше, типа, прошу обращаться подобающе! Понятно? Позывной ваш такой же – депутат.

– Может, обойдемся без пафоса и сбруи?

– Не оговаривается! – Никифорыч отмахнулся, набросил на плечи дождевик и скомандовал. – Полковник Черноух – за мной!

Через минуту в зале воцарилась тишина.

Неугомонный Зуй кружил вокруг стола по проторенному Бокальчуком маршруту. Репа с Летописцем сидели, нахохлившись, рядком перед журнальным столиком, заставленным кофейными чашками и тарелками с бутербродами. Вздыхая, поочередно смотрели на часы: 21.48.

В гостиную ввалился командир спецгруппы «Беркута». Молча стащил намокший дождевик и умостился на стуле возле входа.

– Не робей, служивый! – окликнул его Зимбер. – Подгребай поближе! Я тут в серванте коньячок видал. Тебя как звать-величать?

– Андреем. На службе не пью, – пробормотал кэп, подсаживаясь к столу. – Я извиниться хотел. Не просек ситуацию. Будто обухом по башке шандарахнуло. Следак, наверняка, гипнозом владеет. До сих пор поджилки трясутся и в ушах свистит.

– Не парься! Сами неслабо перетрухали, – унял его Пуртев.

Сидевший перед коммутатором оперативник доложил:

– Депутат на месте. Какая-то нештатная ситуация.

Затаив дыхание, все как один прислушались к радиопереговорам.

– Третий, ответь первому! – донеслось из динамика.

– Третий на связи! Я не на месте. У нас изменения …

– Где объект?! Какие изменения …?! Что за дела …?! – разорялся в эфире Брут.

– Третий – первому! Объект перехватили неизвестные на мотыках. Преследуем. Они в квадрате семь.

– Что за …?! Я первый! Штурмовую группу в седьмой квадрат!

– Третий – первому! Отбой! Мы в квадрате семь. Скорую сюда!

– Понял! Не понял!! Почему … отбой?! Кому скорую? Бандита … взяли?!

– Третий – первому! Депутат забрал женщину с ребенком! Они в безопасности, похоже, спят. Преступник не обнаружен.

– Искать …!! Прочесать завод! – неистовствовал генерал. – Следственную бригаду на место.

На милицейской волне велись не менее занимательные переговоры:

– Первый – гранитам! Предельное внимание!

– Седьмой – первому! Секретность нарушена.

– Не понял, седьмой! Доложите обстановку!

– Спецы дают отбой. Запросили скорую и следственную бригаду.

– Не понял! Почему … отбой?!

– Все живы!

– Хорошо, а бандит задержан?

– Нет там никого.

Спецоперация на территории заброшенного завода закончилась нежданно и негаданно. То есть все запланированные мероприятия были реализованы, но захват похитителя по неизвестной причине не состоялся.

Я слушал эфир, недоумевая:

«Каким образом Бокальчук набрел на дочку с внуком? Похоже, Нюра подсуетился. Мог бы мне маякнуть. Теперь совсем неясно, что задумал пучеглазый. Был ли он вообще на заводе?».

– Чего сидим?! – разорялся Зимбер. – Погнали туда!!

– Сядьте, не отсвечивайте, – спокойным тоном урезонил его Молодязев. – Или я перестану с вами рыбачить на Лонжероне.

– Ой, страху нагнал! Пожалуйста! Это не станет трагедией всей моей жизни!

– Вот и ладно!

– Тогда не фони!

– Поговорили…

Диалог на нервной почве завершился. Весь день мы находились в состоянии психического напряжения, но благодаря безобидным перепалкам – живо и безболезненно приходили в норму. Профессиональный навык, наработанный годами.

Дабы не теряться в догадках, смекалистый капитан переговорил с кем-то по телефону и доложился:

– Оперов переиграли пацаны на скутерах. Депутат только заехал на завод,а они тут-как-тут. Перехватили и сопроводили в отдаленный цех. Там он нашел своих. Предполагают, что их усыпили.

После паузы заговорил Летописец:

– О чем думаете, бывалые сыскари? Прошу высказываться.