Останься со мной Чжан Эми
В тот день Лиз хотелось побыть одной. Она мучилась чудовищным похмельем, во рту до сих пор ощущался вкус блевотины. Она еще не закончила реферат по физике – сейчас пыталась дописать, но, одолеваемая мыслями о Лиаме, поведение которого приводило ее в замешательство, никак не могла сосредоточиться на задании. Присутствие Джейка ее раздражало. Они оба знали, что он пришел к ней только по одной причине: у нее телевизор больше, чем у него дома, да еще с объемным звуком, так что автоматные очереди в игре «Служебный долг» звучали «офигенно потрясно». Лиз сидела на диване, разбросав на подушках листы из тетради по физике, и снова и снова выводила: СИЛА ТЯЖЕСТИ ЕСТЬ СИЛА ТЯЖЕСТИ ВСЕГДА СИЛА ТЯЖЕСТИ. Джейк то и дело разражался проклятиями, глядя на экран, а в промежутках твердил ей, чтобы она оперировала производными. И она вдруг почувствовала, что ужасно устала от него. Поэтому она положила карандаш и наконец-то обвинила его в измене.
Она знала об этом почти с самого начала. Черт, да он ведь встречался с Ханной Карстенс, когда в первый раз поцеловал ее.
А однажды спустя три недели после того, как они начали встречаться, она вместе с Джулией и Кенни шла по парковке к машине брата Кенни. Они завернули за угол здания школы и потеряли дар речи, потому что прямо перед ними Джейк Деррик целовался с девчонкой, причем это явно была не Лиз Эмерсон.
Джулия с Кенни стремительно повернулись, глядя на Лиз, а та настолько оторопела, что даже не оскорбилась. С минуту она смотрела на целующихся, а потом развернулась и пошла прочь. Джулия с Кенни последовали за ней.
В тот вечер она отправила сообщение Джейку:
Привет. Ничего у нас с тобой не получается. Между нами все кончено, ладно? Пока.
За выходные он прислал ей шестьдесят семь сообщений, то требуя объяснений, то умоляя: «Что я сделал не так?», «Лиз, прости, дай мне второй шанс. Этого больше не повторится. Мне очень жаль, детка», «Какого черта ты мне не отвечаешь?».
Она не отвечала.
Они не общались ровно неделю. В следующую пятницу Лиз шла с Кенни по коридору, когда Джейк схватил ее за запястье, развернул к себе лицом и поцеловал.
– Лиз, – зашептал он ей в губы, одной рукой зарываясь ей в волосы, другой обнимая за талию, лбом прижимаясь к ее лбу. Он будто окутывал ее собой. – Лиз, прости, ладно? Я виноват. Послушай… боже, Лиз. Только не говори, что все кончено.
И на виду у всего коридора, на глазах у охнувшей за ее спиной Кенни Лиз не смогла ему это сказать.
Она знала, что Джейк говорит неискренне. Даже не понимает, за что извиняется. Он все еще надеется, что Лиз понятия не имеет, с какой девчонкой он ей изменил в тот раз – с Сарой Ханниган?
И все же она убедила себя, что больше он ее не обманет.
Разумеется, она ошибалась.
Джейк изменял ей снова, снова и снова. Делал это часто, уверяя себя, что она ничего не замечает: слишком глупа и слишком в него влюблена. К тому же все другие девчонки – мимолетные увлечения, забавы ради. Дорога ему одна только Лиз. Во всяком случае, он хотел, чтобы это выглядело так.
Но в тот день, за три дня до того, как врезаться в дерево, в ходе перепалки, быстро набирающей обороты и перерастающей в безобразную ругань, Лиз просто не захотела больше мириться с ним.
– Что за ч?.. Нет, блин! – Джейк чуть не свалился со стула, пытаясь застрелить террориста на экране. Он бросил взгляд в сторону белого дивана, на котором она лежала в окружении бумаг. – Черт, что с тобой? Что ты вечно крысишься на все, что бы я ни сказал?
Убирайся из моего дома. Вот что вертелось на языке у Лиз. Убирайся и больше не приходи. Вместо этого она сказала:
– Не знаю, Джейк. Спроси у Натали Зиммер.
Она заметила, как напряглись на пульте руки Джейка, но он не отвел взгляда от экрана.
– Что за туфту ты гонишь?
Лиз взорвалась. Ей все известно. Известно про Сэмми Грэм, с которой он переписывался эсэмэсками весь десятый класс. Известно про Эбби Кэри, которая летом сделала аборт, а, между прочим, залетела она не от своего парня. Известно про Бейли Генри, которая поставила ему засос в туалете на прошлогоднем балу.
Лиз наблюдала за Джейком и видела, как тот побледнел, потом покраснел. Не дожидаясь, когда она остановится, он отшвырнул пульт и зарычал ей в лицо:
– Можно подумать, ты у нас невинная овечка, Лиз. Думаешь, я не знаю, как ты крутила шашни с Кайлом на новогодней вечеринке? Да-да, – ухмыльнулся он, довольный тем, что огорошил ее, – ты правильно угадала. Он сам мне сказал. А ты? Ты сказала Кенни, что трахалась с ее парнем?
Вообще-то Лиз не спала с парнем Кенни. Просто обнималась. Она была пьяна, чувствовала себя одинокой, разваливалась на тысячи мелких частиц, и ей нужно было, чтобы кто-то не дал ей рассыпаться.
– Ну ты и дрянь, Лиз, – продолжал Джейк. – Ходишь, задрав нос, будто тебе нет равных. А знаешь что? Ты ничем не лучше других.
Надо было слышать, как он это произнес. Лиз никогда не считала себя лучше других. Напротив, она считала себя гораздо хуже других, настолько плохой, что намеревалась через три дня разбиться на машине, ибо, по ее мнению, она не заслуживала того, чтобы ходить по одной земле с семью миллиардами человек, которые были бесконечно лучше, чем она.
Надо было слышать его смех.
После ухода Джейка Лиз снова села на белый диван и задумалась о том, есть ли на свете любовь. Она мало что помнила об отношениях своих родителей – помнила только, что они были счастливы. Все ее детство освещалось аурой счастья. Тогда она думала, что мир прекрасен; оказывается, она глубоко заблуждалась.
Она думала о родителях Кенни, о родителях Джулии. Ни те, ни другие не были счастливы.
Лиз считала, что любовь должна быть бескорыстной, и чем дольше она сидела на диване, глядя на экран, на котором аватар Джейка дырявили пули, тем меньше она верила в существование любви.
И все же она хотела получить тому доказательства. И поскольку ее теория была применима не только к любви романтической, она позвонила матери.
Телефон прозвонил двенадцать раз. Лиз уже хотела повесить трубку, как мама все же наконец-то ответила.
– Лиз? – Голос у нее был усталый, далекий. – В чем дело?
– Мама? – Лиз пришлось прочистить горло – настолько слабый у нее был голос. – Мама, я…
Она не знала, что сказать. Ты меня любишь? Даже мысленно этот вопрос произносить было неловко, до того он был дурацкий.
Моника дала ей на раздумья пять секунд.
– Лиз, давай потом поговорим. Я думала, что-то срочное. Это ведь международный звонок, как ты понимаешь. Я сейчас в Рио, если помнишь.
– Да, помню, мама. Просто я…
– Лапочка, мне пришлось выйти с совещания, чтобы ответить на твой звонок. Я и так с трудом понимаю выступающего: у него жуткий акцент. Что тебе нужно?
Что ей нужно? Лиз Эмерсон знала, что ей нужно. Она нуждалась в помощи, но не знала, как о ней попросить: не могла найти подходящих слов.
– Мама, – наконец прошептала Лиз. – Кажется, я заболела.
– Выпей «Тайленол». Он в буфете, ты знаешь. Мне надо бежать, ладно, Лиз? Вернусь в среду… – Ее мама умолкла, прокашлялась.
Конечно, в среду она приедет. Моника пропускала Новый год, Пасху, Хеллоуин, первый снегопад, но она никогда не пропускала годовщину смерти своего мужа.
– В среду. Укутайся потеплее. Попей бульону. Ладно, мне правда пора. – Помедлив, Моника добавила, сдержанно: – Я люблю тебя, солнышко. Пока.
ЗВОНОК ЗАВЕРШЕН.
Лиз смотрит на дисплей. Слова матери эхом отдаются в голове: Я люблю тебя. Люди разбрасываются этими словами, будто они ничего не значат, совсем ничего.
Она встала, вытащила из игровой приставки диск с игрой Джейка, разломила его пополам и пошла убирать свою комнату. Незачем наводить на подозрения. Если кто-то увидит бардак в ее комнате, возникнут большие сомнения в том, что авария была несчастным случаем.
Глава 52
Надежды и опасения
Мама Лиз заметила Лиама.
Она думала о том, где же парень Лиз, и вдруг вспомнила про юношу, сидящего у окна со вчерашнего дня. Ей не ведомо, что это Лиам вызвал полицию. Она не знает, какое отношение он имеет к Лиз, и даже имя его ей неизвестно. Она знает только, что он уже очень давно сидит на одном и том же месте.
И она покупает для него стакан кофе.
У Лиама на голове капюшон, глаза закрыты. Может, он встречается с Лиз? – мелькает у Моники. Если это так, тогда понятно, почему Джейка Деррика здесь нет и почему этот юноша проторчал в больнице всю ночь и весь день.
Приятный мальчик, отмечает Моника, вовсе не похож на тех парней, которых Лиз из года в год приводила домой. Она надеется, что он останется с ее дочерью.
Моника ставит перед ним кофе и идет прочь, но тихое «спасибо» Лиама заставляет ее остановиться и взглянуть на него. Он смотрит на нее, и от его взгляда у нее комок подступает к горлу: она видит, что он хочет спросить у нее про Лиз, но страшится услышать ответ. Поэтому Моника пытается улыбаться, но у нее ничего не получается, и она уходит, оставив Лиама со стаканом дрянного кофе.
Глава 53
Такт, вернее, его отсутствие
Пока Лиам прихлебывает кофе, группа его одноклассников, которых Лиз считает скорее своими знакомыми, чем друзьями, играет в карты на противоположной стороне комнаты ожидания.
– Джекобсен поступил как скотина, – говорит один из игроков. – Задание на дом дал. Как будто я буду делать домашнюю работу сегодня вечером. Тут Лиз при смерти, а он считает, что мы должны учить все неправильные глаголы в прошедшем времени.
– Ага, а Макмиллан устроила нам контрольную по углубленной физике. «Это университетский курс», и все в таком духе, – говорит кто-то, кладя девятку треф.
– Блин, я пас, – вздыхает кто-то из сидящих по другую сторону стола.
– А потом, – продолжает Девятка Треф, – она завела речь о физике автокатастроф. Блин, че за фигня, а? Никакого понятия о такте. Совсем оборзела.
Он произносит это громко. Несколько человек, сидящих в ожидании известий не о Лиз Эмерсон, а о своих родных и близких, смотрят на него с таким выражением на лицах, будто порываются сказать ему то же самое.
– Не, нас Элизер ничего не заставлял делать. – Парня, который это произнес, зовут Томас Бейн. Некоторое время назад у него был короткий роман с Лиз, – в тот период, когда она ненадолго рассталась с Джейком. – По-моему, он плакал в задней комнате.
– Или еще чем-то занимался с мистером Стивенсом.
Это уже явно переходит границы дозволенного. Все, кто есть в помещении, негодующе смотрят на хама, а Томас Бейн говорит:
– Ты не по делу, чувак.
Они умолкают, глядя на карты. На мгновение мне подумалось, что Лиз, возможно, ошибалась. Может быть, многие перед лицом страданий и впрямь становятся менее эгоистичными.
Потом кто-то еще вздохнул. Произнес:
– Черт. Я тоже пас.
Глава 54
За двадцать четыре минуты до того, как Лиз Эмерсон разбилась на своей машине
Ей вспомнилось стихотворение Эмили Дикинсон, начертанное по трафарету на стене класса английского языка и литературы. Сидя за рулем, она живо представляла его – черные слова на желтоватой стене:
- Если сердцу – хоть одному —
- Не позволю разбиться —
- Я не напрасно жила!
- Если ношу на плечи приму —
- Чтоб кто-нибудь мог распрямиться,
- Боль – хоть одну – уйму,
- Одной обмирающей птице
- Верну частицу тепла —
- Я не напрасно жила![13]
А вот она жила напрасно. Напрасно.
Десятый класс. Начало второго полугодия. Все команды по зимним видам спорта готовятся к соревнованиям на первенство штата; те, кто занимается незимними видами спорта, набирают форму к открытию летнего сезона. Джулия в тот день отправилась на прием к стоматологу, и, когда Лиз закончила тренировку с отягощениями, Кенни все еще была на танцевальном кружке. Лиз стояла одна в вестибюле перед спортзалом, пролистывала сообщения, пытаясь мысленно отрешиться от перекатывающегося эхом гиканья баскетбольной команды, только что закончившей тренировку.
Вновь подняв голову от телефона, она увидела, что половина ребят ушли, а вторая половина, столпившись в углу, хохочет.
Лиз услышала слово «лесба» и направилась к ним. Приблизившись, она увидела, что плотная толпа мальчишек – это вовсе не толпа, а всего-то несколько потных, рослых, хохочущих отморозков, окруживших Веронику Стросс.
Услышав за спиной шаги, Лиз обернулась. По лестнице спускалась Кенни с джазовками в руке. Она что-то бодро и фальшиво напевала. Лучезарно улыбаясь Лиз, Кенни вприпрыжку побежала к ней через вестибюль, но, заметив баскетболистов, резко остановилась.
– Привет. – Кенни имела обыкновение произносить свои «приветы» в раздражающе звонкой протяжной манере, к которой Лиз пришлось привыкнуть, иначе она просто сошла бы с ума, но на этот раз ее приветствие прозвучало тише и растерянно. Она тоже заметила Веронику Стросс за баскетбольными шортами из полиэстера.
Лиз взглядом поискала тренера. Тот чистил о футболку свой свисток, стоя спиной к команде. Лиз была почти уверена, что он все слышал, но тот старательно изображал глухого.
Парни принялись лапать Веронику, и тут уж Лиз подумала про себя: нет.
– Ну че ты зажалась? – говорил Веронике Зак Хейз. Правой рукой он упирался в стену, поставив ладонь прямо над головой Вероники; его лицо находилось в нескольких дюймах от ее лица. Она морщилась – то ли от его несвежего дыхания, то ли от запаха пота, которым несло от него, то ли от страха. Лиз подозревала, что от всего вместе. – Детка, ты ведь не поймешь, чего тебе хочется, пока не попробуешь, верно? Откуда ты знаешь, что тебе не нравится мужской член, а? – Он придвинулся к Веронике еще ближе, другую ладонь положив ей на поясницу. – Если хочешь попробовать… только скажи.
Баскетболисты покатывались со смеху, но Лиз, если честно, не видела ничего смешного. С тех пор, как умер ее отец, в церковь она не ходила, но ясно помнила доброго седовласого учителя воскресной школы, объяснявшего, что все люди разные и она должна очень стараться любить всех.
Ей, разумеется, это не удалось.
Баскетболисты заметили Лиз, немного расступились, пропуская ее. Кое-кому из них она локтем заехала в живот и не подумала извиниться.
– Зак, – сказала Лиз. – Убери свою потную рожу от ее лица.
Зак вздрогнул, обернулся, но, увидев, что это Лиз, расслабился.
– Привет, Лиз, – беспечно бросил он. – Что стряслось?
– Какого черта тут происходит? – спросила она.
– О, – ухмыльнулся Зак. – Мы просто пытаемся – ну, ты понимаешь, – убедить Веронику. Нет, ты, конечно, сексапильная и все такое, – добавил он в сторону Вероники. – Сотни парней охотно переспят с тобой, если ты им дашь.
– Зак, – урезонила его Лиз, – не будь скотиной.
– Что-о? – Зак отошел от Вероники и повернулся к Лиз. – Ты че, Лиз?! Сама ведь знаешь, что это ненормально. Она просто запуталась. А если…
– Совершив над ней насилие, ты вряд ли ее в чем-то убедишь, – перебила его Лиз.
Зак оторопел, остальные баскетболисты притихли. Лиз смотрела ему в глаза, взглядом провоцируя ответить ей. Впервые она заговорила о вечеринке, о той вечеринке, и в душе она надеялась, что Зак заглотнет наживку. Ей хотелось врезать ему. Она знала, что Зак поимел кучу девчонок и многих – не по их доброй воле. Он это знал. И друзья его знали. Теперь и баскетбольная команда, если кто-то из них не знал, тоже в курсе.
Но Зак в ответ лишь ухмыльнулся.
– Белены, что ль, объелась, Лиз? Джейк плохо тебя ублажает? Если есть сомнения, я всегда готов – ну, ты понимаешь – переориентировать тебя…
– Пошел в жопу, – рявкнула Лиз. – Ты кто такой, чтобы диктовать ей, кого она должна любить? Не твоего ума это дело, ясно?
– Остынь, Лиз, – сказал Зак. Он кривил губы в усмешке, и это было не самое привлекательное зрелище. – Я ведь просто пытаюсь наставить ее на путь истинный. Господь ненавидит гомиков.
– Не думаю, что Господь кого-то ненавидит, – очень спокойно произнесла Кенни, стоя позади всех.
Повисло непродолжительное молчание. До той минуты Лиз довольно нейтрально относилась к гомосексуализму. Но сейчас, глядя на Веронику, стоящую в углу, с волосами на глазах, в окружении половины баскетбольной команды, она четко поняла для себя: может, она и не знает, как нужно, но то, что делает Зак, – неправильно.
– Пошли, придурки, – сказал Зак, самодовольно улыбаясь, и парни неспешно последовали за ним, бросая на Лиз сальные взгляды, тихо переговариваясь и похохатывая между собой. Кенни спросила у Вероники, как она, но так, для проформы, потому что они принадлежали к разным школьным кастам и, проявив участие, она нарушила целый ряд правил. Лиз направилась к выходу, Кенни, секундой позже, пошла следом, и больше об этом инциденте подруги никогда не заговаривали.
На следующий день во время обеда в столовой кто-то отпустил шутку по поводу гомосексуалистов, и Лиз в заключение добавила: «Потому что Господь ненавидит гомиков». Все рассмеялись. Лиз не смела встретиться взглядом с Кенни, и, когда смех стих и разговор перетек в другое русло, Лиз глянула на соседний столик, за которым сидел Зак со своими приятелями.
Я ничем не лучше тебя, да?
Глава 55
О чем еще не знала Лиз
Лиам видел всю сцену от начала до конца.
Он вернулся в школу, потому что забыл в шкафчике свой телефон, и, проходя через вестибюль перед спортзалом, увидел, как Лиз ставит на место Зака Хейза, – это было великолепно.
Ему вдруг подумалось, что у нее в голове, как и у него, в минуту проносятся сотни мыслей, как и им, ею владеют сотни противоречивых эмоций, как и он, она вдыхает и выдыхает. И именно тогда он начал влюбляться в нее во второй раз – по той же причине, что заставила его снова взять в руки флейту: он верил, что все можно исправить.
И я знаю, что это не его вина, не совсем, но мне жаль, что он ей не сказал. Жаль, что не признался.
Глава 56
Первый посетитель
Лиз перевели из реанимации в отдельную палату. При этом известии Моника начинает плакать. Джулия украдкой отирает нос. Кенни вопит от радости. Лиам, нечаянно услышав радостную весть, закрывает глаза и про себя благодарит всё, что его услышит.
К ней можно зайти, но по одному. Но то, что к ней вообще пускают посетителей, это большое дело, – значит, есть надежда.
Палата холодная, тусклая, неприветливая, и Лиз выглядит ужасно. Когда Моника видит дочь, ее охватывает странная смесь чувств – одновременно бурная радость и грусть. Дыхание затрудняется настолько, что она с трудом переставляет ноги, но все же продолжает идти. Подходит к койке, на которой лежит Лиз, и смотрит на дочь, думая, что сказал бы ее муж, будь он сейчас здесь.
– Элизабет Мишель Эмерсон, – шепчет Моника, убирая волосы с лица Лиз. Она прекрасно помнит, как некогда, всего лишь двумя этажами выше, держала на руках Лиз – в ту пору маленький розовый сверток. Она помнила, как переложила Лиз с одной руки на другую, чтобы вместе с мужем поставить свою подпись на свидетельстве о рождении, под именем, которое они так старательно выбирали.
Сквозь слезы она тихо произносит:
– Умоляю, сделай так, чтобы мне не пришлось писать это имя на твоей могиле.
Я топчусь у двери и вторю ей:
Умоляю.
Умоляю.
Умоляю.
СТОП-КАДР: ПОХОРОНЫ
Волосы липнут к ее шее влажными колечками. Руки в грязи. Под ногами тоже хлюпает грязь.
Мы обе очень серьезны. Лиз хоронит червяка, которого она нашла мертвым на подъездной аллее.
Опустившись на колени в мокрую от дождя траву, она кладет червяка в землю. Из носа у нее течет, и я крепко обнимаю ее.
Она никогда не сажает в банку светлячков – ей это невыносимо. Она ненавидит зоопарки. Она не позволит, чтобы отец рассказывал ей о звездном небе: не хочет связывать звезды в созвездия. Она живет в мире, который весь состоит из небес.
Даже не верится, что однажды ее мир настолько потемнеет и станет далеким, что, когда она запрокинет голову вверх, ей не удастся его найти.
Глава 57
Последний день детства Лиз Эмерсон
В тот день, когда папа Лиз пытался починить крышу, но погиб, так и не закончив латать дыру, мы с Лиз тоже были на крыше, мелом рисовали свои портреты. В тот день ее волосы были убраны под синюю шерстяную шапку, а на мне было платье, которое Моника не разрешила ей купить. Над нами простиралось невероятно голубое небо, и через какое-то время мы поняли, что в такой идеально погожий денек грех тратить время на рисование. Лиз убрала мел в коробок, и мы стали играть в пятнашки.
Наш смех возносился к небесам. Мы были счастливы, мир был бескрайним.
– Осторожней, – предостерег отец Лиз.
Мы пытались, правда, пытались. Но ветер приглашал нас на танец. Снежинки взяли нас за руки и закружили. Было холодно, но светило солнце, и устоять перед ним было невозможно. Под его лучами мы стали беспечны и неукротимы и через минуту забыли об осторожности. Лиз гонялась за мной, а я бегала почти по самому краю.
Я пошатнулась.
Она вскрикнула.
Папа Лиз резко обернулся, слишком стремительно, и потерял равновесие.
И Лиз снова закричала.
На ее крик вышла соседка. Она вызвала полицию, Лиз сняли с крыши. Потом были похороны, осиротевшая без отца семья, и Лиз с трудом, палец за пальцем, оторвали от гроба.
Она никогда не переставала себя винить.
Глава 58
Засосы и подбитые глаза
В комнате ожидания наконец-то появляется Джейк Деррик.
Он подходит к Кенни с Джулией, здоровается с ними:
– Привет.
Кенни вообще не реагирует.
Джулия поднимает на него глаза, медленно встает со стула, произносит:
– Джейк.
– Как она? – спрашивает он.
Джулия рассматривает засос у него на шее.
– Где ты был?
Джейк проводит рукой по волосам. На них столько геля, что они аж хрустят от прикосновения. Картежники отвлекаются от игры и прислушиваются.
– Я узнал только час назад, – умоляющим тоном объясняет он.
– Ты был сегодня в школе, – безапелляционно заявляет Джулия. – Вчера вечером об этом гудел весь «Фейсбук». Ты не мог не знать.
– Не цепляйся, – огрызается Джейк. Защищаясь, он становится агрессивным и, как следствие, неприятным. – Ты ведь знаешь, что вчера вечером у меня был баскетбол. А я не проверяю свою страничку каждые пять минут, как некоторые.
Джулия прищурилась. На мгновение лицо ее принимает выражение, до жути похожее на то, какое бывает у Лиз, и Джейка это нервирует.
– Классный засос, – замечает Джулия. – Кто поставил?
– Я не…
– Твоя девушка при смерти, дерьмо собачье, – перебивает его Джулия.
Джейк мгновенно затыкается, ибо Джулия никогда не сквернословит.
Он падает на стул, потирает лицо руками. Вид у него усталый и испуганный. Я знаю, что ему не все равно. Но, как и Джулия, как и Кенни, я ненавижу его, потому что он никогда, никогда не любил Лиз от всего сердца.
– Я не знал, что делать, – признается Джейк глухим голосом. – Я слышал, что она в больнице, и… боже, Джулия. В воскресенье мы поссорились, понимаешь? Я пытался извиниться, а она меня прогнала. Знаешь, каким виноватым я себя чувствую? Боже, думаешь, я не жалею о том, что ей наговорил?
Джулия с минуту смотрит на него. Потом без предупреждения бьет его по лицу, да так сильно, что он опрокидывается на стуле.
Джейк лежит, съежившись на полу. Он в шоке, морщится, руками закрывая подбитый глаз, а Джулия, стоя над ним, холодно произносит:
– Ты тут вообще ни при чем.
Глава 59
Второй посетитель
В поднявшейся суматохе никто не замечает, как Лиам встает со своего места, сует руки в карманы и направляется туда, куда ушла Моника.
К палате, где лежит Лиз, он подходит как раз в тот момент, когда Моника ее покидает.
– О, – произносит она, торопливо отирая глаза. – Привет. Ты… ты…
– Можно мне к ней? – тихо спрашивает Лиам.
Моника медлит с ответом, оценивающе смотрит на него, так внимательно, как еще не оценивала ни одного из парней Лиз, и наконец едва заметно кивает.
Лиаму приходится на мгновение закрыть глаза, – она так похожа на Лиз.
Потом он подходит к двери, пальцами обнимает холодную ручку, делает вдох и заходит в палату.
Дверь он оставляет открытой и чувствует, что Моника стоит у палаты, не в дверном проеме, а чуть в стороне, так что он ее не видит, – дает ему возможность побыть наедине с ее дочерью, за что он ей безмерно благодарен. Он не хочет оставаться совсем наедине с Лиз Эмерсон, но хочет ее видеть. Он хочет ее видеть.
Лиам сидит на стуле и смотрит на Лиз. Внимательно. Скользит взглядом по трубкам, подведенным к ее носу и закрепленным на внутренней стороне ее запястий. Наблюдает, как едва заметно поднимается и опускается ее грудь. Видит бледно-голубые вены, проступающие из-под сероватой кожи.
Он произносит одно-единственное слово:
– Почему?
Он так давно хотел спросить ее, что сейчас этот короткий вопрос, произнесенный вслух, ему самому показался каким-то до странного сюрреалистичным. В конце пятого класса он хотел спросить: Почему ты не замечаешь меня? В девятом классе хотел спросить: Зачем ты это сделала? Когда увидел, как она смотрит на небо, хотел спросить: Почему ты боишься быть самой собой? В тот день в вестибюле перед спортзалом хотел спросить: Почему ты стараешься казаться железной? После той вечеринки хотел спросить: Почему ты не помнишь?
Он не спрашивал раньше, так как был уверен, что она не ответит.
Она не отвечает.
– Лиз, – говорит он, и это еще одно, что он всегда хотел произнести, – ее имя. Просто ее имя. – Лиз, я никогда не думал, что ты сдашься первая.
Лиам вцепился в металлические прутья спинки больничной койки, сжимает их так крепко, что его пальцы становятся почти такими же белыми, как ее лицо.
– Лиз, – снова произносит он. Закрывает глаза и лбом прижимается к прутьям. Шепчет: – Прошу тебя. Помни про небо.
Она не отвечает, и через минуту он уходит.
Глава 60
За два дня до того, как Лиз Эмерсон разбилась на своей машине
– Мисс Эмерсон, – строго спросила ее мисс Гринберг. – Почему вы не работаете?
– Калькулятор забыла, – ответила Лиз.
Ее беззаботный тон, недоделанная домашняя работа, то, что всю последнюю неделю она забывала принести на урок калькулятор, сподвигли мисс Гринберг на десятиминутную лекцию о безответственности современной молодежи, по завершении которой Лиз была отправлена за калькулятором, оставленным лежать в ее шкафчике.
Правда, шкафчик Лиз находился на втором этаже в противоположной части здания школы, а ей лень было идти так далеко. И, поскольку шкафчик Джулии располагался совсем близко, прямо в коридоре, Лиз решила позаимствовать калькулятор у подруги.
Но когда она отперла замок и открыла дверцу, первое, на что упал ее взгляд, был не калькулятор.
Из рюкзака Джулии торчал пакетик с порошком.
Выругавшись, Лиз схватила его и огляделась, нет ли кого в коридоре. Сунула пакетик в свою сумочку, закрыла шкафчик Джулии и вернулась в класс.
Она даже не сообразила, что забыла взять калькулятор, пока мисс Гринберг не спросила, почему она пришла без него.
– Не нашла, – грубо ответила Лиз, и мисс Гринберг выписала ей уведомление о штрафных санкциях – оставила после уроков в пятницу в наказание за «вопиющее пренебрежение средствами математических вычислений».
По окончании урока Лиз тотчас же выбросила уведомление, так как не намеревалась оставаться в живых до пятницы.
Она зашагала прямо к шкафчику Джулии. Приблизившись, увидела, что Джулия лихорадочно роется в своих вещах.
– Привет, – сказала Лиз. – Держи.
Джулия выхватила у нее пакетик, быстро осмотрелась вокруг, проверяя, не наблюдает ли кто за ними.
– Зачем ты?..
Читать бесплатно другие книги:
