Поломанные Константы Крыховецкая Ирина

– Ананасовый сок, – ответила Олеся, и обе рассмеялись.

…Генерал Торин встретил утро в одиночестве. Едва открыв глаза, он позвонил в Управление и тут же получил доклад о задержанном человеке, видимо сумасшедшем, призывавшем на еще пустой центральной площади к революции.

– Еду, – Торин утра не заметил…

…Егор Торин не спал уже час, он думал о Венере. Она стала еще красивее и ни разу не накричала на него. Правда, ничего и не сказала. Но ее сестра… Надо же, такая красавица! Как ненастоящая! Даша сказала, что Егор очень хороший человек, а ему никто еще этого не говорил… Венера слушает старшую сестру. Может, еще можно надеяться?

Егор счастливо улыбнулся и повернулся к спящей рядом проститутке. Бог мой! Какая она блеклая и как там ее зовут? Егор наморщил лоб, но не вспомнил имя.

– Слышишь, слышишь, ты, соня, – Егор покачал девушку за плечо, она испуганно открыла желтоватые глаза.

– Что такое? – пробормотала она.

– Как ты думаешь, я хороший человек? – спросил он.

– Сотня сверху, и я скажу, что люблю тебя, – и девушка плюхнулась в подушку лицом, снова уснув.

Егор не разочаровался. Даша сказала бесплатно, от души…

…Митрополит Георгий служил заутреню. В церквушке стояла вековая тишина, несколько прихожан сонно вдыхали какой-то особенно прохладный сегодня запах ладана…

…Даша мирно спала под прохладное дуновение ветра, ей снилась Земля, красивая, вся в цветах. Множество людей, среди которых нет безбожников или дьяволопоклонников. Она идет с открытыми сиреневыми глазами между людей по цветущему полю, она ищет Агея, он где-то здесь… Она должна сказать ему, что у них будет ребенок…

– Санек, пойдем, не мешай Даше спать, – сказала Елена Байка-лова. – Смотри, какое утро. Я не встречала розовых туманных рассветов уже пятнадцать лет… Идем, у озера нас ждет Демид, он уже купается и кричит, что жизнь прекрасна, пойдем…

– Тетя Лена, Даше снится самый красивый сон, какой я видел.

– Нехорошо подглядывать чужие сны…

– Но я никогда не видел такую добрую планету, как у Даши во сне, к тому же мы не чужие, а родственники. Вы не понимаете!

– Почему?

– Даша ищет Агея, а он, наверное, сейчас ищет ее, у них будет ребенок…

…Агея разбудил ветер. Еще не осознавая пробуждения, он пошарил рукой по кровати, словно что-то потерял.

– Даша? – он открыл глаза. – Ты дома?

Никто не отзывался. Агей прошел по всем комнатам, Даши не было. Всего лишь суббота…

– Хороша же ты, Дарья, – вслух сказал Агей. – Бросила меня одного. А если я от переживаний умру… из-за тебя? Нет, из-за вас?

…Профессор Байкалов смотрел на фотографию жены.

– Простишь ли меня, Леночка? Агейка-то уже вырос. Как же мне жаль, как безумно жаль, как страшно все то, что я натворил!

С фотографии на него весело смотрела красивая женщина с выразительными глазами и пышной шапкой каштановых волос. Здесь его жене тридцать пять, он сам фотографировал ее в день пятилетия Агея, а сейчас? Пятьдесят пять. Сколько же времени потрачено на ошибки под влиянием чужой воли!

…Марина ликовала: ну и что, что Байкалов раскрыл ее тайну, зато сегодня приезжает Алекс! Разберется с выходками мутантки и увезет ее или отправит на чистку! Байкалов-старший уже староват для директора Центра, его место отдадут Агею, а Агея – ей! Нет, сегодня великолепное прохладное утро, сменившее необычайно жаркие летние дни. Сегодня Агей полюбит ее! Алекс это обеспечит!

– Посмотри, Ян, какое утро! – Визель высунулся из окна и с удовольствием потягивал сигарету.

– Миша, так ты воздух-то не засоряй дымом.

Ян расстегнул халат и потянулся. Он не спал вторые сутки, анализируя вместе с Визелем деятельность Центра за последние пятнадцать лет. Ян высунулся из окна.

– Ух, красотища! Какие туманы клубятся! Не понял… – Ян всмотрелся вдаль. – Слушай, друг, заведующий отделением, звони-ка профессору, да и всем нашим, Алекс едет…

…Рута печально смотрела на кровавый туманный восход. Вчера не стало Юноны, а скоро убьют и девочку с чудесными сиреневыми глазами из воспоминаний Джейн. По щекам самой богатой княгини на земле текли слезы. Она не может даже выйти на улицу, чтобы затеряться в тумане! Когда же прекратится этот кошмар? Где тот парень, Эд? Где Заряна?

…Эдуард, король Английский, встретил августовское утро в самолете уже над чужой страной. Эд летел за невестой, княгиней Руатаной Турбиной, но сердце стремилось к обворожительной славянской девушке, которую он встретил у Турбиных в усадьбе…

…Заряна взглянула на мир перед новым, последним шагом, и мир показался ей восхитительным. Она улыбнулась и потянула руки к солнцу…

…И только Сова не радовалась наступившему дню. Она стояла на самом краю высокой прибрежной скалы, о которую били могучие океанские волны. Древняя львица Чарлет сидела рядом. Чайки над головой Совы кричали то ли от боли, то ли от холода, планета стремительно кружилась вокруг своей желтой звезды, с каждым днем приближаясь к развязке. Какой? Страшной? Сколько еще горя надо пройти и испытать, чтобы все Константы во Вселенной уравновесились и стали на свои места? Сколько еще надо сил, чтобы мир получил достаточно энергии на исправление недопустимой ошибки?

Сколько душ еще должно погибнуть лишь по той причине, что они никогда не должны были оказаться здесь, сейчас, при этих обстоятельствах?! Сколько еще ей вмешиваться в запретное – в дела человечества? Сова усмехнулась и опустилась на одно колено рядом с Чарлет:

– Видимо, пока человечество не сотрет с себя этот напыщенный знак Шестьсот Шестьдесят Шесть и не вспомнит Истину! Что ж, братец, ни ты, ни я не знали, что Отец меня противопоставит тебе. Вероятно, погрешность от изменения той самой Константы. Все не так, все не так! Эх, Чарлет! – Сова потрепала большую львицу по загривку. – Обычно и свет, и тьма равнозначны для Отца, но если кто-то так сильно рвется вперед… Вот и вывод!

В ответ одиннадцатая волна с силой обрушилась на высокую сиреневую скалу, окрашенную светом солнца, окатив и Сову и львицу, смывая мелкие камушки и растения с вершины утеса. Но Сова и львица даже не шелохнулись.

– Успокойся! – приказала Сова бушующей стихии.

И океан смолк, воцарился штиль, раскинулась радуга, и рассвет стал благоухающим и свежим.

– Вот, это наш с тобой эскиз, Чарлет! Даже если все пойдет не так, это утро мы обязательно запомним, как и этот утес. Потому что сегодня я чувствую поворот.

Чарлет рыкнула, подтверждая, а может, утверждая, а потом зевнула и подняла умные глаза на Сову. Неожиданно Сова рассмеялась, совсем по-детски.

– Если бы я могла, то заказала бы эту картину какому-нибудь не рожденному здесь гению художнику! Да-да, он бы написал новую Даму с новым горностаем! – и звонкий смех Совы окрасил утреннюю тишину над океанским рассветом.

Байкалов ворвался в свой кабинет, хлопнув полированной дубовой дверью… В кабинете со стенами, до потолка затянутыми кожей, было прохладно, но профессор все же расстегнул верхнюю пуговицу. В кресле, поставленном между двумя раскрытыми окнами, сидел Алекс – как всегда, в своем просторном черном плаще и белой рубашке…

– Здравствуйте, Алекс. Вы не скучали в моем кабинете без меня? – съязвил профессор.

– Нет, что вы.

Дверь распахнулась, и влетела веселая Марина. Байкалов одернул пиджак и сел во главе т-образного полированного стола.

– Алекс! – запорхала розовая, в рюшах, Марина. – Ты совсем не изменился… Такой же молодой и красивый!

Алекс наклонил голову набок и оценивающе поджал губы. Его руки, опирающиеся локтями о подлокотники, жестикулировали в такт разговору.

– А ты сильно постарела, Марина, поправилась. Мутанты не стареют. Но ничего, я увезу тебя обратно, на заслуженный отдых. Пора подумать о семье.

– Но Алекс! – воскликнула обиженная и встревоженная Марина. – Я не устала, я могу и здесь подумать!

Ганарник криво улыбнулся.

– Понравилась молодая кровь? Константин Аркадьевич, – Алекс, не отрываясь взглядом от Марины, обратился к Байкалову, – я слышал, что ваш сын может бросить перчатку Аполлону?

Байкалов вздохнул и опустил голову на сцепленные в замок руки…

– Так что, Марина, я счел бы несправедливым навязывать молодому, умному и очень красивому парню отталкивающую старушку. Я привез ему Ринату!

– Но Алекс! – закричала Марина. – Ты ничего не знаешь!

– Заткнись и сядь, не выводи меня!

Марина послушно села.

– Профессор, можно увидеть вашего медтехника Шовинскую? – спросил Алекс.

Марина зло улыбнулась.

– Ее нет, – растерянно ответил Байкалов. – Даша отдыхает, она уехала.

– Да? – Алекс задумался. – Когда она вернется?

– Клянусь вам, Ловель больше насочиняла про Дарью!

– Это мы увидим. Вы не ответили.

– В понедельник утром она придет на работу, – сказал Байкалов упавшим голосом.

– Я подожду, а где ваш сын? – спросил Алекс.

– Агей уехал, а куда, не сообщил, – я думаю, он не скоро вернется.

Дверь с шумом раскрылась, и Байкалов онемел. На пороге стоял Агей. Алекс с интересом разглядывал его.

– Ну, судя по внешности Аполлона и решимости Дон Кихота, ты – Агей? – спросил Алекс.

Агей смерил Алекса оскорбительным взглядом, и сердце отца зашлось.

– А ты, судя по секонд-хендовскому прикиду и фраерской снисходительности, – Алекс? – спросил Агей, а затем картинно и надменно поклонился.

Алекс вскинул брови и удивленно уставился на Агея.

– Ты слишком смел для молодости, – сказал он.

– А ты слишком развязен для своей древности, – не остался в долгу Агей.

– Кого вы воспитали, профессор? – агрессивно процедил Алекс. – Ты, парень, соображаешь, что говоришь?

– Ну конечно, – протянул Агей, – я же психоневролог, сэ-эррр!

– За это можно поплатиться, Агей.

– Не думаю, Алекс. Или Император тебя назначит на мое место? Ты же, кажется, врач? Я не прав?

– Скотина! – вдруг хмыкнул Ганарник.

– Древний каннибал, – не остался в долгу Агей.

– Да как ты смеешь!

Алекс стремительно поднялся из кресла, и неведомая мощная волна отшвырнула Агея в противоположный угол директорского кабинета. Круша на своем пути мебель, Агей Байкалов сильно ударился о стену, из его носа пошла кровь.

– Ну ты, дрянь! – опять заговорил он. – Не той силой меряешься, как мужик совсем иссох, что ли?

Алекс зарычал и бросился на Агея. Вцепившись друг в друга, они с силой дрались кулаками, в стороны разлетались брызги крови. Их начали разнимать, Байкалов-старший призывал одуматься и сына, и Алекса, но не тут-то было, Агей что есть силы разбивал кулаки о каменное лицо Алекса и оторвать их друг от друга было невозможно. Вбежали Литке и санитары. И лишь когда Ян с каким-то нечеловеческим усилием растолкал в стороны дерущихся, все словно опомнились. Га-нарник зло смерил взглядом тяжело дышащего Литке:

– Я вас не просил.

– Так вы бы убили друг друга, – ответил тот.

– Не убили бы, – Алекс, шатаясь, поднялся на ноги, из разбитого носа и губы шла кровь. – А вот вы – очень странный человек, с силой нечеловека.

– Тренированный я, – Ян выдержал долгий и пристальный взгляд Ганарника.

– Тренированный, значит, – повторил Алекс. – А ты, Агей, кусайся, пока зубки лезут, но помни! Всегда можно напороться на того в этом мире, кто прокусит сонную артерию.

Агей опять рванулся было к Алексу, но его сдержали санитары.

– Оставим, – резко сказал Алекс. – Сядь, пожалуйста! Хватит!

Неожиданно Агей сел рядом с Мариной, в отчаянии опустив голову на руки.

– О! – выкрикнул Алекс. – Какой контраст! Агей, вы явно из другого мира, а наша несравненная Марина Юзефовна хотела летать, когда ей предписано ползать.

– У Марины Юзефовны обычная для ее должности завышенная самооценка, – прошептал Агей в пол, но Алекс услышал.

– Вот-вот! – подхватил он. – Агей, вы, собственно, через два года директором станете, и по сему поводу позвольте-ка вам представить. Заметьте, я добр после вашей выходки, еще добр!

Вошла высокая, худая девушка с белыми волосами, она пробежала взглядом по присутствующим и восхищенно замерла, увидев Агея.

– Рината, – представил Алекс, – новый психолог, красивая девушка. Ринате двадцать шесть лет…

Алекс сделал паузу, его взгляд немигающим пламенем остановился на глазах Агея, Алекс внушал…

– Агей, ты полюбишь Ринату, – с расстановкой, монотонным голосом говорил Алекс, – ты любишь Ринату. Агей, ты любишь Ринату…

Байкалов-старший побледнел. Воцарилось молчание, Алекс работал и ждал реакции Агея.

– Не колдуй, Алекс, – неожиданно усмехнулся Агей. – Ты гениальный шаман, но неужели ты считаешь меня настолько плохим психоневрологом? Я знаю противоядие. Как бы тебе объяснить. У меня своеобразный иммунитет выработался против подобной нейрофизики. Ты в жизни не уговоришь меня: Рината не красива, вероятно, не умна, и я ее не полюблю. Колдун не может приказать сердцу, оно только мое. Даже я сам ему не приказываю.

– Как тебе это удалось? – обалдел Алекс.

– Профессиональный секрет, – ответил Агей.

– Я могу провести сканирование, – сообщил Алекс.

– А я кое о чем подумаю, и нейрофизическая вибрация этой мысли произведет ядерный взрыв в твоей голове. И вместо умницы Алекса получится мутант после чистки, полезший в мои мысли своими инструментами и нечаянно сам себе выжегший мозг.

Алекс встал.

– А на Шовинской ты экспериментировал?

– На Даше? – спросил Агей. – Она исключение, мой же эмоциональный фон уничтожит эту вибрацию.

– Почему? – допытывался Алекс.

– Я ее люблю. Любовь – это иммунитет, Алекс. Должен же ты знать, что такое любовь?! – почти выкрикнул Агей.

Алекс нахмурился, по его лицу видно было, что он огорчился из-за чего-то, потемнел и шумно втянул в себя воздух.

– Так-так, – забормотал Алекс. – Ни разу не солгал. Ты не любишь мутантов?

– Мне не нравится их колдовство.

– Шовинская опять исключение?

– Я ее люблю…

Алекс отвернулся к окну, всматриваясь в синие небеса. Возникла неестественная пауза, мысли Алекса были то ли далеко, то ли он сам был не здесь, но вместе с ним замерли все присутствующие.

Любовь, друг мой, как Лимонадный Джо. Все его знают, но никто его не видел, – раздалось в голове Байкалова-младшего.

Ты видел, – мысли Агея были полны убежденности.

Я монстр! – резко заявил Алекс своему визави. – Я видел такое, о чем ты не смеешь и подумать в худших темных кошмарах, – не то что любовь!

– Ну, если любовь – это кошмар, который видел даже монстр, – согласился Агей вслух, – то методом от противного – она же лучшее, самое светлое, что может быть у человека!

В семь вечера Дарью разбудил отец Георгий. Даша выпила чай, взяла Сашку за руку, и началось колдовство.

Демид находился в предобморочном состоянии, наблюдая за Еленой Байкаловой. Отец Георгий читал молитвы. Через час Елена Сергеевна из изнуренной старушки превратилась в молодую, красивую женщину тридцати пяти лет, выглядевшую даже младше своего возраста.

– Все… – Дарья опять поникла. – Сашка, иди спать. Разбудите нас в воскресенье вечером. Демид, скоро тебе предстоит начать самый главный Путь в твоей жизни, – и Даша пошла спать.

– Возрадуйся, дочь моя, – отец Георгий протянул Байкаловой крест, – ибо чудо свершилось с тобой! Демид! Это не простые слова, это Откровение! Иди, молись, сын мой, молись и благодари!

Елена Байкалова посмотрела на себя в зеркально натертый крест и заплакала.

– Пусть выспятся как хотят, не будем будить завтра, – сказала она.

Алекс, замучившийся спорить вторые сутки со слишком умным и опасным противником, каким оказался Агей, ждал понедельника и никого не трогал. Агей, Ян и профессор волновались. Все прекрасно понимали, что над Дашей нависла страшная угроза, но выйти из Центра было невозможно: эсэсовцы оцепили всю территорию, и даже главный корпус кишел солдатами.

– Не волнуйся, – сказал Алекс Агею, случайно встретив его в коридоре, – твоей Дарье не будет больно: я думаю, ей даруют бессмертие и сразу отправят в ад.

– Подонок!

Агей опять сильно ударил Алекса, Ганарник отлетел в противоположную сторону. Но Алекс больше не благородничал, он швырял молодого врача по больничному коридору как куклу, пока не успокоился, и все же измученный Агей вновь бросился на него. Их разняли солдаты, но не посмели трогать Агея. Мутант разбил ему губу, и из нее сочилась кровь.

– Какой ты резвый! – зло выпалил Алекс, внимательно наблюдая, как держат вырывающегося Агея. – Скажи спасибо, что ты влюблен и потому плохо уязвим. Ничего, я думаю, твоя нейрофизика со временем тебя излечит и от любви. Но я покажу тебе небольшую часть ужаса – вероятно, лишь малую толику того, что ждет твою возлюбленную.

Алекс ушел. Солдаты, подождав, пока он удалится, отпустили Агея – в Центре он имел статус неприкасаемого. Подбежал Ян. Агей невидящим взглядом смотрел, как разлетается халат Литке, пробирающегося ему на помощь сквозь черный частокол эсэсовцев. Ян оглядел разбитую губу Агея, его глаза говорили за него.

– Он собирается убить Дарью, а я даже не могу выйти за пределы Центра!!! – отчаянно крикнул Агей.

Ян опустил глаза.

Агей ночевал в кабинете отца, так было проще Ганарнику. И в эту ночь с воскресенья на понедельник Алекс отправил домой профессора и старший персонал.

Агей долго не мог заснуть, но наконец просто провалился в сон без сновидений. Очнулся он от резкой боли, настолько сильной, что хотелось исчезнуть в небытие. Но этого не произошло. Ночное поле, деревянные брусья под головой и оголенным торсом, от которых саднило кожу… Агей не мог кричать, он онемел, а его руки и ноги приколачивали к кресту.

– Какой бред! Ты старый маразматик! – Агей чувствовал, что Алекс где-то рядом.

– Ну, вроде все старо, как мир, но больно и страшно, правда? – отозвался Ганарник.

Агей думал, что вот-вот потеряет сознание от боли, но этого не происходило, – то, что могло и должно было стать спасительным человеческим убежищем, сейчас было недостижимо. – Алекс! Прекрати!

– Я только начал, – ответил голос в его голове.

Крест стали поднимать. Руки Агея, пробитые гвоздями, начали рваться под тяжестью провисающего тела, боль была бесконечной, мучительной, и хотелось умереть.

– Где твой иммунитет? – снова голос.

– Пошел ты!

– Невероятно упрямый, – заключил голос, – Рината?

Перед искаженным от боли лицом Агея возникло лицо Ринаты. Ее голова на шее длинной, как белый змей, качалась на уровне высокого креста, давая понять, что Рината тоже чудовище. Она оскалилась в широкой бескровной улыбке, и Агей разглядел острые, длинные зубы. Миг – и Рината с шипением вцепилась ему в шею, высасывая кровь и терзая новой болью. И тогда Агей поднял в небо глаза и стал молиться. Неумело, неправильно, но точно сознавая, что если есть столь дикий ужас, то где-то должно быть и спасение.

– Не оставь меня, Бог! – выплеснуло сознание Агея, и спасительная тьма окутала его мозг.

– Надо же, уверовал! – удивился Алекс. – А вот это плохо, снимаем его! Какой недочет, действительно, месть – обоюдоострый меч, – мудро рассудил Ганарник. – Убиваешь врага и калечишь собственную душу. Увы!

В глубине души ключом била тревога, но порвать путы оцепенения было практически невозможно – с другой стороны, само оцепенение было как оазис в пустыне, так откуда же тревога? Агей!

Даша все-таки проснулась. Отчего-то стало страшно за Агея. Она даже вспотела.

Светало, но она уже отдохнула. Неужели на восстановление потраченной энергии ушла только одна ночь? Она набирается сил быстрее прежнего. Даша вслушалась в тишину. Необычной угрожающей гримасы начинающегося заново дня она не увидела. Значит, всего лишь кошмар, ночной кошмар.

Что-то изменилось в мире? Утром, когда пространство еще не наполнено шумом дыхания умирающего человечества, можно очень остро осознать Высшее присутствие, руку Бога, Исправляющую дела Сатаны, Павшего утреннего сына…

Но обманчивое утро радостно торжествовало, пело гимн кому-то… Кому? Даша вздрогнула. Уже родился? Но где? Когда? У кого? Она проспала появление…

Дарья взглянула на часы. «8 ч. 46 мин. 2 сентября». В восемь она уже должна быть на работе!

– Сашка! – крикнула она в соседнюю комнату.

Алекс недоуменно взглянул на профессора Байкалова.

– Константин Аркадьевич, почти девять, где ваш медтехник?

Но Байкалов втайне был доволен и надеялся, что Дарья не вернется в Центр никогда.

Неожиданно в комнату вошел измученный Агей, руки его были перебинтованы, как и ступни ног. Босой, в кровоподтеках.

– Агей!

Константин бросился к сыну, и Алекс отвернулся от них, игнорируя.

– Тебе нужна помощь! – прошептал Байкалов-старший.

– Бог поможет, – спокойно ответил Агей, и Алекс вздрогнул.

Он не сломал этого парня, не сломал! Все вышло наоборот. Видимо, сильна дочь Олеси, очень сильна, если парень так за нее борется. Похоже, дело не только в генах матери. Алекс на миг прикрыл глаза и шумно вздохнул, отгоняя ненужные мысли.

Во дворе высокого многоярусного дома, окруженного старыми тополями, возник белый «кадиллак». Из машины вышли красивая молодая женщина в ярко-малиновом костюме и мальчишка, дожевывающий бутерброд.

– Вот, Елена Сергеевна, – Даша протянула Байкаловой ключи, – восьмой дом, восьмой сектор, восьмой номер, а вечером я привезу Агея и Константина Аркадьевича.

– Даша, – тихо сказала Байкалова, – не надо Константина Аркадьевича, хорошо? Теперь только Агей и ты – моя семья. И зови меня Леной, ладно?

– Ладно, Лена, – улыбнулась Даша.

Байкалова поцеловала ее в щеку, а Сашка помахал рукой.

– До вечера! – крикнул он. – Мы с тетей Леной стол накроем, будет праздник!!

– Ой, вот! – Даша протянула сумочку. – Здесь кредитки. Пока!

Белый «кадиллак» замерцал и исчез, чтобы через мгновенье появиться на площади перед Центром.

Агей сидел у окна на втором этаже административного здания. Он смотрел на цепь солдат, окруживших площадь. Неожиданно в центре площади появился белый «кадиллак», и солдаты побежали к нему. Как неосторожно! Но откуда она могла знать, что в это утро здесь все так изменится?

– Даша! Даша! – закричал Агей и с трудом побежал вниз.

Вышедшую из машины и недоумевающую Дарью обступили эсэсовцы. Как могло случиться, что после начала рабочего дня на площади кто-то есть, да еще эсэсовцы? Она растерянно предъявила удостоверение, его взял какой-то маленький сержант.

– Я могу пройти? – спросила Даша.

– Боюсь, что нет, мадам, сейчас спустится господин Ганарник.

– Даша! – распихивая толпу солдат, подбежал Агей. – Господи, Даша!

– Агей? – Даша заметила перебинтованные руки и ноги, ссадины на губах и шее. – Что это?

Но Агей обнимал, крепко прижимал Дарью и целовал, целовал. Солдаты расступились, образовав круг, из Центра выбегали люди.

– Что у тебя с лицом, что за бинты? – спросила Даша, дотрагиваясь губами до синяка и осторожно беря Агея за руки.

– Ничего, пустяк. Даша, зачем ты приехала обратно, я не смогу жить без тебя! – глаза Агея умоляли.

– Но… я не собираюсь никуда деваться, Агей, я ездила за Сашкой и твоей матерью, они у меня.

– Я знаю, знаю, прости, любимая, прости, – Агей успокоился, крепко обнял Дарью, боясь потерять, но осознавая, что все кончено… – Ты меня любишь? – спросил он.

– Ты же знаешь, какое это имеет значение?

– Не так, пожалуйста, не так.

– Я люблю тебя, Агей, уже целую вечность, с четырнадцати лет. Что случилось? Твои раны, солдаты СС? Дай руки! – Даша вновь схватила Агея за руки, считывая прошедшие часы и дни, просматривая его раны. По ее лицу потекли слезы осознания и понимания происходящего, а раны Агея стали затягиваться.

– Как мне быть, Дашка? Тебя заберут у меня, и тебя, и ребенка.

– Ты знаешь о ребенке? Ах, Ян! – Даша улыбнулась. – Да, он родится в феврале, но кто может забрать меня? – все еще пытаясь отсрочить неизбежное, Даша улыбалась, снимала с Агея окровавленные повязки, под которыми теперь была целая кожа, без следов ран.

– За тобой приехали из Совета. Алекс Ганарник, по приказу Императора, – выдохнул наконец Агей.

Даша вздрогнула. Тяжело вздохнув, она оперлась на руку Агея, затем, немного подумав, сняла линзы и выбросила их.

– Значит, конец. Ничего, главное свершилось. Агей, ты не думай обо мне, не надо. Я знаю, что меня ждет, теперь я даже не могу скрыться, – усмехнулась Даша.

Агей грустно, поверженно смотрел в сиреневую глубину неземных глаз.

– Ты чудесный человек, Агей, поверь мне, когда все встанет на свои места, ты еще будешь счастлив. А я счастлива, что у меня был ты, и я люблю тебя.

– Но Даша! – Агей готов был уничтожить все вокруг. – Я же люблю тебя, я с ума схожу, я не представляю себя без тебя!

Даша замерла.

– Ты меня любишь? – прошептала она.

– Тысячу раз!

– Хватит, – раздался резкий голос.

Даша обернулась, это был Ганарник.

– Невероятно! Я видел много дочерей человеческих, но вы лучшая из всех, вы прекрасны, Даша.

Ганарник церемонно поклонился.