Труба и другие лабиринты Хазин Валерий
Снорри Стурлусон (Sturluson Snorri, 1178–1241) – выдающийся поэт, историограф и крупный политический деятель древней Исландии. Его перу принадлежит так называемая младшая прозаическая «Эдда» и «Сказание о норвежских королях» (Heimskryngla), исландский текст которой был впервые напечатан в Стокгольме в 1697.
Снорри мастерски владел стихом, а также был глубоко сведущ в обширной литературе народного эпоса. По богатству языка и по всеобъемлющему знанию исторического материала он занимает в истории европейской средневековой литературы исключительное положение.
Метафорическая характеристика Снорри – «слагатель саг, конунг кеннингов и кладохранитель скальдов» – видимо, обусловлена содержанием «Младшей Эдды». Произведение включает довольно полный обзор языческих мифов, обзор двучленных (кеннингов) и одночленных (хейти) поэтических обозначений (фигур), проиллюстрированных стихами скальдов, а также поэму Снорри Стурлусона, которая сопровождается прозаическим комментарием, близким по стилю схоластическим трактатам.
Сага – в широком, не литературоведческом словоупотреблении иногда применяется как синонимсказания. В точном литературоведческом употреблении как обозначение определенного жанра сага – староскандинавские прозаические повествования. Форма саги – прозаический рассказ, большею частью с вкрапленными в него отдельными стихотворными строфами, впервые встречается у кельтов. От них, может быть, перешла к исландцам. Однако вероятность этого заимствования ослабляется полным отсутствием в сагах прямых заимствований из дошедших до нас ирландских текстов.
Конунг, (др. – норв. konungr), военный вождь, высший представитель родовой знати у скандинавов в раннее средневековье. В период, предшествовавший политическому объединению в Норвегии, Дании и Швеции, Конунг возглавлял отдельное племя или население области. Некоторые Конунги были предводителями дружин, живших военной добычей и участвовавших в походах викингов. В «эпоху викингов» (9 – середина 11 вв.) в каждой из скандинавских стран происходит возвышение Конунга одного рода, подчинявшего себе всё население и упразднявшего других Конунгов. Из главы военного союза племён Конунг в процессе начавшейся феодализации общества постепенно превращается в короля – главу государства. Слово вошло в большинство современных европейских языков. Русские «князь» и «княгиня» восходят к тому же корню.
Кеннинг – сложное метафорическое выражение, передающие одно понятие через комплекс других, например: «вода меча» – кровь; «гуси битвы» – стрелы; «шум гусей битвы» – бой; «огонь реки» – золото; «сосна огня реки» – женщина. Кеннинги были отличительной чертой поэзии скальдов. Обязательным требованием, предъявляемым к кеннингу, была глубокая аллитерация в определенном месте стиха. Классификация кеннингов с объяснением их значения и истории возникновения (зачастую мифологической) дана Снорри Стурлусоном в «Младшей Эдде» в разделе «Язык поэзии».
Скальды – староскандинавские лирические и панегирические поэты. Слово skald означало поэта вообще, но в истории литературы оно применяется только к поэтам придворным (так наз. hofudhskald – «главным поэтам») в отличие от рапсодов, так наз. «народных». Время и место возникновения поэзии скальдов неизвестны. Неизвестен также источник новых форм, введенных скальдами. Кельтское происхождение их не может быть доказано за неимением точных эквивалентов. Первые скальды – норвежцы, но со времени колонизации Исландии это искусство почти целиком перешло к исландцам.
Примечательно, что данная характеристика Снорри представляет собой «низку метафор»: тройной кеннинг, построенный к тому же с использованием аллитерации – по всем правилам скальдической поэзии.
Личностная и биографическая характеристика Снорри соответствует известным о нем историческим фактам.
165. о создателе какого-нибудь «Хазарского словаря»…
Не совсем ясно, о ком именно идет речь: о поэте XI–XII веков Иегуде Галеви, создателе «Книги Хазар» (Подробнее о нем – См. Комментарий № 155 к главе 8, Части III), либо о современном сербском писателе Милораде Павиче, авторе знаменитого романа «Хазарский словарь» (1984 г.).
Милорад Павич. Писатель, литературовед, профессор, действительный член Сербской Академии наук и искусств. Родился в 1929 году в Белграде. Детство Павича пришлось на нацистскую оккупацию. В эти годы он выучил немецкий и английский языки, а также «в первый раз забыл французский». Впоследствии стал изучать и русский. В своей собственной стране как писатель был практически неизвестен (несмотря на то, что род Павичей в сербской литературе присутствует с восемнадцатого века). Популярность к Павичу пришла лишь с выходом «Хазарского словаря» (1984 г.), за которым последовали «роман-кроссворд, роман-клепсидра и роман-гадальная книга». Все эти книги переведены на семьдесят языков. Номинировался на Нобелевскую премию. Критики называют его «первым автором XXI столетия».
Многие персонажи романа «Хазарский словарь» одновременно оказываются и его «авторами». Один из таких персонажей – Иегуда Галеви.
166. история так называемого Пианиста…
Изложенные факты соответствуют действительности: они имели место в 2004–2005 годах в графстве Кент в Великобритании. Предположение о том, что Пианист был чешским музыкантом по имени Томаш Стрнад, было опровергнуто после того, как чех появился на местном телевидении, живой и здоровый.
167. «казус химика Задойницына»
За исключением слегка искаженной фамилии ученого, названия города и некоторых мелких неточностей, изложенные факты соответствуют событиям, происходившим в Красноярском крае в 2003–2005 годах.
168. …подобно монаху-трапписту…
Трапписты, неофициальное название членов католического ордена цистерцианцев, или цистерцианцев строгого устава. Цистерцианский орден был основан в 1098 св. Робертом Молесмским в монастыре Сито (Франция). В 1664 аббат Рансе, настоятель монастыря Нотр-Дам де ла Трапп, возглавил движение за реформирование ордена. В 1892 монастыри, принявшие эту реформу, объединились в самостоятельный орден цистерцианцев строгого устава; в настоящее время этот орден насчитывает около 5000 монахов и монахинь в 136 аббатствах по всему миру. Верховный аббат (аббат-генерал) ордена имеет резиденцию в Риме.
Монахи ордена придерживаются жесткого и строгого соблюдения устава св. Бенедикта, посвятив себя совместной молитве и затворничеству. Иногда их называют «молчальниками». Они ведут чисто созерцательную жизнь, придавая особое значение богопочитанию, осуществляемому в форме монастырских богослужений, и познанию деяний Бога посредством духовного чтения. Они добывают себе пропитание своим трудом, возделывая землю и разводя скот.
169. Даниил Шпильман
Шпильман – имя собственное, образованное от нарицательного существительного.
Немецкое Spielmann (от spielen – играть и Mann – человек), средневековый бродячий актёр-музыкант в Германии, Австрии. Родствен жонглёру во Франции, скомороху на Руси. Шпильманы были одновременно поэтами, актёрами, певцами, акробатами, танцорами. Исполняли произведения героического народного эпоса, новеллы и шванки (сатирические сказки) собственного сочинения. Выступали на ярмарках, народных празднествах, а также во время придворных торжеств. Искусство шпильманов часто носило антиклерикальный и антифеодальный характер.
Как писал Чехов, «нет такого предмета, который не годился бы еврею в фамилию».
170. будто изобрел еще в юности какой-то универсальный декриптор, а к нему самонастраивающийся словарь дескрипторов – …что-то вроде пакета дешифровальных программ, за который… любая группа хакеров мгновенно выложила бы миллионы…
Декриптор. Очевидно, речь идет о наборе компьютерных дешифровальных программ, предназначенных для подготовки зашифрованных архивов, либо для их декодирования. Известно более 100 видов программ типа Decryptor.
Дескриптор (позднелат. descriptor, от лат. describо – описываю), лексическая единица (слово, словосочетание) информационно-поискового языка, служащая для описания основного смыслового содержания документов. Дескрипторы служат также для формулировки информационных запросов при поиске документов в информационно-поисковых системах. Дескрипторный словарь – словарь дескрипторного информационно-поискового языка, в котором приведены в общем алфавитном ряду дескрипторы и их синонимы без указания других отношений лексических единиц. Дескрипторный словарь является упрощенным вариантом информационно-поискового тезауруса, в котором зафиксированы (преимущественно) синонимические связи.
Хакер (от английского to hack – успешно управлять). В изначальном значении хакер – высокопрофессиональный и весьма любопытный программист, способный к нетривиальным решениям. Будучи искушенным в тонкостях компьютерных систем, такой программист способен как принести большую пользу, так и нанести существенный урон. В настоящее время слово «хакер» используется почти исключительно как обозначение человека злонамеренного, асоциального и опасного, то есть является синонимом слова «взломщик» в применении к компьютерам и сетям. Сегодняшний компьютерный вредитель вовсе не обязательно высокопрофессионален – существует огромное количество готовых инструментов для взлома компьютерных сетей и серверов, доступных для применения любым желающим.
171. …индийский Бангалор или китайский Шэньчжень…
Города в Индии и Китае, где созданы современные научно-технические парки, в которых, по аналогии с Силиконовой долиной в США, сконцентрированы крупнейшие научно-исследовательские институты, лаборатории, инновационные и «бизнес-инкубаторы».
172. и открывались оттуда, как и было обещано, виды самого Шэньчженя…
Прилегающий к Гуанчжоу город Шэньчжэнь является Специальной Экономической Зоной. Технопарк в этом городе был основан в 1985 году. Объем экспорта производимой в этой Зоне продукции составляет 90 %. Это видео– и аудиоаппаратура, бытовая техника, средства связи, компьютеры, часы и др. продукция электронной промышленности.
На 69-м этаже самого высокого небоскреба в Шэньчжене (384 метра) расположена смотровая площадка (Meridian View Centre), с которой открывается прекрасный вид на весь Шэньчжень. В хорошую погоду отсюда видны небоскребы Гонконга.
173. блужданием по звездчатым сетям и секретным хабам… А взломав сервер ВМФ…
«Зездчатая», точнее – звездообразная сеть (Star network), сеть, в которой все абонентские системы соединены одним центральным объектом: главным компьютером, сервером или узлом коммутации. Выход из строя центрального объекта приводит к прекращению работы всей сети.
Хаб (английское Hub), концентратор – устройство или функциональный блок, у которого суммарная пропускная способность входных каналов выше пропускной способности выходного канала. Обычно для объединения входной информации используется множественный доступ с разделением времени.
Сервер – в информационных сетях – компьютер или программная система, предоставляющие удаленный доступ к своим службам или ресурсам с целью обмена информацией. Сервер работает по заданиям клиентов. После выполнения задания сервер посылает полученные результаты клиенту, инициировавшему это задание.
174. и устроился на верфь вольнонаемным сисадмином…
Сисадмин, (сокращение) – системный администратор. Администратор сети – специалист, отвечающий за нормальное функционирование и использование ресурсов автоматизированной системы и/или вычислительной сети.
Сисадмины и Хакеры представляют собой довольно разнородное сетевое сообщество с собственной субкультурой, фольклором и профессиональным жаргоном, практически непроницаемым для обычных людей, подобно воровскому арго.
В частности, по заказу компании «Яндекс», Д. Завалишин, Е. Завалишина и Е. Колмановская разработали постоянно обновляемый «Интернет-русский разговорник». Большая часть терминологических комментариев почерпнута оттуда.
В крупных городах России созданы Web страницы, на которых размещается информация о сисадминских встречах, фотографии, репортажи, городские новости, объявления.
В День системного администратора, 28 июля в Москве и других городах России проходят сисадминские гуляния под лозунгом «Сисадмин тоже человек».
175. к автономному плаванию к берегам Шэньчженя…
Рассказ Даниила Шпильмана искажает некоторые факты. В действительности авианосец «Минск» был продан в Южную Корею на слом в 1994 году, и лишь 4 года спустя, в 1998, был перепродан Китаю. Фирма, ставшая собственником авианосца, устроила на его борту военно-морской музей с множеством туристических аттракционов в порту Шэньчженя. Спустя еще несколько лет фирма обанкротилась, и «Минск» был продан за долги на аукционе в Шэньчжене за шестнадцать миллионов долларов.
176. и высадили почему-то в порту Тайбэя…
Тайбэй, город в Китае, в северной части острова Тайвань, на судоходной реке Даньшуйхэ. Административный центр провинции Тайвань. 1,8 млн. жителей (1971). Самый крупный город и центр провинции.
177. могущественных триад Гонконга…
«Большинство триадных общин базируется в Гонконге, Макао, на Тайване, но их влияние простирается по всему миру за счет связей со своими членами, находящимися буквально в каждой стране, где только есть значительные китайские поселения. Триады, разбросанные по всему миру, насчитывают около 100000 человек, представляют собой текучие ассоциации из этнических китайцев и полулегальных бизнесменов, занятых во множестве криминальных предприятий. Большинство Гонконгских триад – это свободно организованные криминальные группы, тесно связанные между собой на личной основе.
В дополнение к своим традиционным криминальным предприятиям, Гонконгские триады все шире стали заниматься утонченным офисными преступлениями. По данным Гонконгских властей, триады стали заниматься высокотехническими компьютерными преступлениями – такими, как махинации на биржевых товарных рынках и прогнозирование спроса. Используя связи с континентальным Китаем и наличие различных легальных систем в Гонконге и Гуандуне, на юге Китая, Гонконгские триады расширили свою деятельность за рубежом….».
Из доклада Владивостокского Центра Исследования организованной преступности. Часть III.
178. заблестели оттуда два нефритовых шара…
Нефрит. Водный силикат кальция, магния и железа, плотный спутанно-волокнистый агрегат – так определяет нефрит энциклопедия минералов. «Юй» – так называется в Китае все многообразие нефрита и жадеита, «иешм» называли его персы, «яспис» – греки, «каш» – монголы, «пунаму» – маори Новой Зеландии.
Название нефрит (от греческого «нефрос» – почка) появилось только после открытия Америки. С 1647 г. появляется термин «jade», которым до нынешнего времени в мировой торговле самоцветами называются нефрит и жадеит, а иногда и их заменители и подделки.
Высоко ценится нефрит редких расцветок: желтый как сера Тянь-Шаньский нефрит, черный как лак, красный как петушиный гребень, голубоватый и лавандовый нефриты. Самым разнообразным по количеству оттенков бесспорно является зеленый нефрит. Все оттенки листвы в сущности передаются окраской этого камня, интересна бело-зеленая разновидность «мох, пробивающийся сквозь снег», яблочно-зеленый и темно-зеленый с черными графитовыми включениями (широко известны в России по изделиям Фаберже).
Для китайцев нефрит (Юй) – это синоним драгоценности и совершенства. Именно с нефритом связаны наиболее красивые легенды и названия. Легендарный правитель древности – «Нефритовый император» (Юйхуан шанди), небесный трон Будды сделан из нефрита, на горе Куньлунь на берегу нефритового пруда растет Дерево бессмертия, до сих пор у трети китайских девушек в имени присутствует иероглиф Юй.
Изначально нефритовые предметы относились к области сакральной, магической. Из нефрита изготовляли так называемые «шесть инструментов» (лю жуй) использовавшиеся в ритуальных обращениях к духам Неба, Земли и четырёх сторон света.
«Благородный муж без причины не расстаётся с нефритом», – говорят китайцы. Это имеет под собой вполне серьёзные основания. Нефрит улучшает иммунную систему человека, хорошо влияет на кожу, возможно, улучшает микрокапиллярное кровообращение. В целом, он замедляет процессы старения в организме и обладает омолаживающим действием. Массажёрами из нефрита пользовались китайские императрицы, следившие за своим здоровьем и красотой. Нефрит входит в состав рецептов во многих китайских фармакологических сборниках.
179. Шемен Адама
На иврите буквально – «масло (или семя) земли». Одно из метафорических названий нефти в современном иврите.
Известно, что разработкой нефтяных месторождений занимались уже в Шумере, Ассирии, Вавилоне. В Древнем Египте нефть использовали в медицинских целях для изготовления раневых повязок и при бальзамировании мумий. По свидетельствам Иосифа Флавия и Плиния, древние евреи применяли битум в качестве лекарства. В Месопотамии использовали сырую нефть и асфальт, добытые в Евфрате. Нефть также собирали с поверхности водоемов и добывали из колодцев с помощью специальных коромысел.
Слово и корень, охватывающее понятие «нефть», впервые фиксируется в аккадских источниках и, видимо, восходит к некоему общесемитскому, а, возможно, и афразийскому корню.
В аккадском языке слово «напатум» означало «вспыхивать, воспламеняться». По-арабски naft (множественное число – nafta) – буквально «нечто извергнувшееся, исторгшееся». Дополнительное значение однокоренного глагола nafatha – «воспылать гневом, сгореть от злости».
Арабское слово naft было заимствовано персами. В Персии нефть использовалась в военных целях: в частности, во время осады Афин в 480 г. до н. э. нефтью пропитывались и поджигались ткани. Из персидского слово перешло в греческий и турецкий языки.
Греческое слово было транслитерировано в латинском языке и приобрело вид naphtha. Именно от этого корня произведены слова, обозначающие нефтепродукты в современных европейских языках (чаще всего термином nafta, Naphta называют бензин-растворитель или тяжелые лигроины).
Собственно понятие «нефть» в современных западноевропейских языках обозначается словом, произведенным от средневекового латинского корня Petroleum. Это слово образовано путем сложения двух основ: греческого («скала», «камень») и латинского oleum («масло»). Таким образом, слово, как бы описав длительную дугу, в современных языках вернулось к первоначальному семитскому значению «каменное масло», или «масло земли».
180. Мёд и табак, сырое и вареное…
Возможно, отсылка к работам Клода Леви-Стросса (Claude Levi-Strauss) – французского этнолога и социолога, положившего начало структуралистским исследованиям в области культурологии. Книги Леви-Стросса «Сырое и вареное» (Le Cru et le cuit, 1964) и «От меда к табаку» (Du miel aux cendres, 1966) составляют первые 2 части его четырехтомного труда «Мифологики» (Mythologiques, I–IV).
181. Захав Шахор
На иврите буквально – «черное золото». Общеупотребительная метафора нефти в современных языках, в том числе – иврите.
182. Дурно баско…
На вятском диалекте – «очень хорошо!», «здорово!».
183. летала она по волнам сна в безграничном, дивном Красном Тереме, и спала там на нефритовом изголовье возле головы любимого…
Очевидно, многослойная аллюзия.
Роман «Сон в красном тереме» (или «История камня») – вершина китайской классической литературы. В этом крупнейшем романе Цао Сюэ-циня (1724–1764) на фоне экономического упадка и духовного вырождения феодальной аристократии показана судьба трех поколений китайской аристократической семьи, от ее возвышения до трагического финала.
Бао Юй – главное действующее лицо романа, чье имя означает буквально «Драгоценный нефрит». Когда он родился, во рту у него нашли кусочек нефрита, «сверкающий всеми цветами радуги»; мальчика назвали Бао Юй – Драгоценный Нефрит.
Роман отличает сложное взаимопроникновение и взаимодействие различных пластов реальности и сверхреальности – мифологизм пролога и эпилога, сны Бао Юя, переносящие его в область Небесных грез, появление в решающие моменты жизни протагониста буддийского и даосского монахов; двойственная природа главных героев. Бао Юй – это человек, и одновременно – камень, посланный на землю, чтобы испытать сон жизни. Его возлюбленная Дай Юй – земное воплощение травы бессмертия. Имена появляющихся в обрамлении романа персонажей при омонимической замене означают «Подлинные события скрыты вымышленными словами (именами)», т. е. содержат указание на аллегоричность романа, в котором истинной оказывается сверхреальность, реальность же объявляется «сном жизни».
С повествовательной точки зрения, роман представляет собой буквально «китайскую шкатулку» – головокружительную цепочку «рассказов в рассказах», в лабиринте которых читатель теряет способность различать реальность, рассказ о реальности и сон.
Каким образом Бао Юй, персонаж этого фантастического романа (или его тезка), попадает в центр имени Выготского, остается неясным.
184. Шпильману привиделся чудесный сад, где во все стороны разбегались дорожки…
Аллюзия на одну из самых известнх новелл Хорхе Луиса Борхеса «Сад расходящихся тропок» (перевод Б. Дубина, в других переводах – «Сад, где разбегались дорожки», 1941 г.).
Мотивы и сюжетные ходы этой новеллы во многом навеяны упомянутым китайским романом «Сон в Красном Тереме», к которому Борхес обращался в своем творчестве многократно.
В 1983 году по этой новелле был снят фильм Александра Кайдановского «Сад».
185. о лунных узлах, звездных протоках и электромагнитных трубах…
«Лунные узлы». Астрономический термин: точки пересечения орбиты Луны с эклиптикой или путем, по которому движется Солнце относительно звезд. Существует 2 лунных узла: Северный и Южный.
В астрологии, при составлении гороскопа, линию (ось) Лунных узлов иногда сравнивают с рекой жизни, по которой плывет человек.
Течение реки, полагают астрологи, направлено от Южного Узла к Северному. Иначе говоря, Северный узел ведет человека в направлении достижения жизненной цели.
Южный узел – это пройденный по реке путь. Он становится все более значимым, увеличивается по мере продвижения к Северному узлу. Пройденный путь – это нечто знакомое, и хотя не всегда приятное, зато более или менее освоенное. С точки зрения астрологии, прошлый опыт, связанный с Южным узлом, составляет основу, фундамент для продвижения вперед, но он же может и тяготить.
«Звездные протоки», «электромагнитные трубы» – метафоры, не имеющие точного терминологического употребления. Часто встречаются не столько в астрофизике, сколько в научной фантастике.
186. и тут уже был язык его как трость скорописца…
Парафраза стихов из Ветхозаветной книги Псалмов (Тегиллим), 44:2: «Излилось из сердца моего слово благое; я говорю: песнь моя о Царе; язык мой – трость скорописца».
187. представленный текст… – это, безусловно, апокриф…
Апокриф. В узком смысле слова – книги, обнаруженные в греческом переводе Библии (Септуагинте), но отсутствовавшие в Ивритской Библии (Танах). Слово происходит от греческого прилагательного «апокрифон» («сокровенный»). Святой Кирилл Александрийский (V век) и Святой Иероним (IV–V вв.) называли данные произведения апокрифами, имея в виду их «неканонический» характер. Позже католики предпочитали называть их «девтероканоническими».
Термин относился к произведениям, которые либо были скрыты в буквальном смысле слова, либо казались слишком труднодоступными или нетрадиционными для широкого распространения, и первоначально употреблялся исключительно по отношению к книгам, связанным с Писанием.
Корпус апокрифических книг менялся в разное время в различных традициях.
В расширительном, литературном смысле апокриф – «неканоническое» произведение. При этом «несовпадение с каноном» понимается довольно широко: сомнительность авторства, сомнительность текста, наличие расходящихся фрагментов текста и т. д.
Уже упоминавшийся Хорхе Луис Борхес, в частности, является автором «Фрагментов Апокрифического Евангелия», состоящих из 51 стиха.
188. окрестностях знаменитой Ординской пещеры…
Ординская пещера расположена близ юго-западной окраины села Орда Пермской области на левом склоне долины реки Кунгур. Пещера состоит из сухой части с озерами протяженностью около 300 метров и подводных галерей с двумя сухими гротами общей протяженностью – более 3-х километров (3300 м). Самая большая из разведанных подводных пещер в России, один и самых известных объектов подводных спелеологических исследований. Зимой в сухой части пещеры образуются ледяные сталактиты, сталагмиты, кристаллы.
Документально подтвержденным фактом является приобретение участка перед пещерой частным лицом на аукционе. Кроме того, на участок было подведено электричество, начаты строительные работы.
189. А ведь это важно – с чего начать, какими словами, не правда ли?
Роман Саши Соколова «Школа для дураков» (1976 г.), серьезно повлиявший на русскую прозу конца XX века, начинается следующей фразой: «Так, но с чего же начать, какими словами?»
190. Тот, кого называли Заикой, начинал свою сагу, сказание или повесть так:
14 строк – начальные слова повествования (в том виде, как они переданы) – представляют собой многослойную контаминированную парафразу.
1. Сердце моё на Востоке,
2. А тело приковано к крайнему Западу.
Дословная цитата первых строк одного из самых известных стихотворений уже упоминавшегося Иегуды Галеви (Подробнее о нем – См. Комментарий № 155 к главе 8, Части III).
3. Имя моё – словно северный гул,
4. А рука горяча, как южный закат.
Парафраза, восходящая к оригиналу известных стихов из книги Пророка Исайи, 56:5: «…тем дам Я в доме Моем и в стенах Моих место и имя лучшее, нежели сыновьям и дочерям; дам им вечное имя, которое не истребится».
Речь идет о памяти, которой будут наделены избранные в будущем. Ключевое понятие в оригинале – «Яд ва Шем», буквально: «рука и имя». Т. е. смысл исходной цитаты: «у вас будет в будущем «рука и имя», память о вас сохранится».
Кроме того, первые четыре строки переданных стихов очерчивают полную горизонтальную перспективу, обозначают «все четыре стороны»: Восток – Запад – Север – Юг.
5. И вот вздымаются трубы,
6. И дымы гудят!
Обрисовав горизонтальную плоскость, стихи далее намечают перспективу вертикальную: верх – низ. Парономазия смежных строк очевидна.
Подробнее о разветвленных мотивах «дымов» и «труб» – см. комментарии №№ 114, 115 к главе 2, Части III и комментарии № 139, 140 к главе 6, Части III.
7. О, дурни мои!
8. Трубадуры, труверы мои,
9. Единоверцы, иноверцы и вероотступники!
Трубадуры (французское из провансальского – troubadour), провансальские странствующие поэты-певцы XI–XIII веков, творчество которых было тесно связано с рыцарством.
Труверы (французское – trouvere), поэты средневековой Франции (конец XI – начало XV века). По образу жизни и характеру творчества близки немецким миннезингерам и шпильманам.
Перекрестная парономазия строк очевидна.
10. Трубы – к губам!
11. Губы – к трубам!
Парафраза стихов из книги пророка Осии, 8:1: «Трубу к устам твоим! Как орел налетит на дом Господень за то, что они нарушили завет Мой и преступили закон Мой!»
Парономазия очевидна.
12. Вострубим славу
13. Фаллопию и Евстахию!
Фаллопий, Габриэле (Fallopio, Gabriello, 1523–1562), итальянский анатом и врач. Родился в Модене в знатной, но обедневшей семье.
Он описал многие анатомические структуры, ввел во врачебную практику специальное зеркало для диагностики ушных заболеваний.
Дал названия твердому и мягкому небу, плаценте, влагалищу, описал яйцеводы человека (т. н. фаллопиевы трубы). Как анатом Фаллопий стоит в одном ряду с А. Везалием и Б. Евстахием.
Считается, что в середине 16 века Фаллопий заново открыл для нового времени презервативы.
Бартоломео Евстахий (Bartholomeo Eustachius, 1520–1574), третий великий анатом XVI века. Родился в маленьком итальянском городке в семье врача, образование получил в Риме. Евстахий изучал и описал многие органы тела. Его имя известно главным образом по названному в его честь спустя 150 лет трубчатому ходу, ведущему из носоглотки к барабанной полости и соединяющему среднее ухо с воздухом, находящимся снаружи. Евстахиева труба необходима для уравнивания давления воздуха между средним ухом и наружной атмосферой.
Таким образом, стихи воспевают «славу» Фаллопию и Евстахию за открытие двух важнейших «труб»: одна дает жизнь человеку, другая – впускает в его душу голоса и звуки.
14. Начинается праздник повествования!
Автором метафоры «праздник повествования», по-видимому, можно считать Томаса Манна, который неоднократно использовал ее, с различными вариациями, в тетралогии «Иосиф и его братья».
О ритуально-праздничных функциях «ситуации рассказывания» – см., например, работу Ролана Барта 1966 года «Введение в структурный анализ повествовательных текстов» («Зарубежная эстетика и теория литературы XIX–XX веков», М., Издательство МГУ,1987), а также работу Мирчи Элиаде 1956 года «Священное и мирское», Глава II (Элиаде М. Избранные сочинения: Миф о вечном возвращении; Образы и символы; Священное и мирское/ Перевод с французского. – М.: Ладомир, 2000).
Не исключено, что словосочетание «праздник повествования» выполняет не только «отмыкающую функцию», но и дополнительно сообщает о том, что по своему характеру грядущее повествование – это все-таки апокриф.
Структура и «магия цифр»
Повествование состоит из 3-х частей, по 9 глав в каждой, что дает в сумме 27 главок. Число глав соответствует количеству квартир в единственном подъезде дома номер девять по улице Завражной: по 3 квартиры на каждом из 9 этажей – итого 27 субъектов повествования.
Финальная часть, довесок, или надстройка под названием «Авторское право» разрушает трехчастную структуру и симметрию троек и девяток, притворяется эпилогом и, таким образом, доводит общее число глав до 28. Это, в свою очередь, соответствует числу дней в полном лунном месяце (4 фазы по 7 дней). Как было передано, именно лунные циклы, а также сроки солнцестояний и равноденствий, обуславливали периодичность «подступающей речи», наступления «праздника повествования» – то есть «вечеров рассказывания», когда текст произносился тем, кого звали Заика.
Не составит большого труда самостоятельно установить и прочие бесчисленные значения троек, четверок, семерок и девяток, появляющихся в произведении.
А произведения этих чисел, или попросту – результаты их перемножения – могут оказаться столь же множественными и разнообразными, сколь и вполне магическими: 12, 27, 28, 36 и т. д.
Поиски соответствий могут производиться в любой символической системе: ведической, древнеславянской, скандинавской, древнегерманской, иудаистской, христианской, исламской, конфуцианской, даосской, или какой-либо иной.
Как правило, это занимает девять вечеров и еще один вечер.
Каталоги Телегона
Hypocrite lecteur! – mon semblable – mon frere!
Charles Baudelaire*
*Лицемерный читатель – мой брат – мой двойник! (франц.) Шарль Бодлер. «К читателю». Перевод И. Анненского.
…И сны твои, мой Телемах, безгрешны.
Иосиф Бродский
Часть первая
Конец войны
Здесь теперь никто не верит оракулам. Эти слова я сказал себе дважды сегодня. Как только полог над моим порогом шевельнулся, а потом дрогнули, все разом, капли огня в плоских лампах – дрогнули и метнулись, и отразились в глазах Телемаха, – я снова произнес эти слова. Да, так я и сказал, увидев его на пороге, я сказал это сам себе, на родном своем языке, именно эти слова повторил я и испугался.
Лишь сейчас, когда Телемах захмелел от вина и мяса и заговорил медленней, я заметил: каждый из нас, не переставая, думает о чем-то другом, и это длится долго – ровно столько, сколько он рассказывает о своем плавании в Спарту.
Я вспомнил, что в Кноссе различали ночи двух видов: одни незаметно вытекают из середины дня, как холодный ручей, другие пожирают его жадным пламенем. Сегодня, понял я, ночь пожирает день…
Утром меня опять позвали к царице. Пенелопа уже сидела за тканью и не сразу подняла голову из тени – я успел ощутить, как в мою спину возвращается старая ломота.
«Ветер не меняется, Ментор, – сказала царица. – Не знаю, что и думать. Я давно не обращаюсь к оракулам и не спрашиваю об Одиссее. Мне опротивел вкус медовых лепешек. Я устала. Мои мысли заняты только Телемахом. Уже три дня меня уверяют, что корабль его близко. Море спокойно – отчего же он не едет? Не совершила ли я еще одну ошибку, отпустив его в Спарту на поиски отца? Неужели эти молодые люди, что толкутся во дворце, в самом деле умышляли против моего сына? Теперь, когда всем известно, что война кончилась, какая судьба ждет Итаку, дворец и род Одиссея?… Вчера, признаюсь тебе, я была у жриц Деметры. Я попросила их сделать то, чему ты научил нас когда-то, – опустить зеркало в колодец и получить оракул. Знаешь, какой ответ принесли мне они на рассвете? «Дворец обретает отца, сын царя скоро станет отцом…». Что это может значить, Ментор? Ведь это больше похоже на утешение, чем на угрозу, как ты думаешь? Мне не с кем даже поговорить. Самые преданные служанки – и те, кажется, смеются надо мной. Почему ты молчишь? Или наша поговорка права, и все критяне лгуны?».
Я ответил ей – так, как привык отвечать царице. Она улыбнулась. С недавних пор меня стала тревожить эта улыбка, и, выходя, я подумал, что никто на Итаке теперь не верит оракулам…
И пусть сейчас я тоже опьянел после двух глотков, – не стану говорить об этом Телемаху. Лучше буду делать вид, что слушаю.
Похоже, он не привез ничего нового.
То, что ему удалось узнать, – все эти пророчества и сплетни о возвращениях, – давно превратилось в сказки, которыми развлекают друг друга пастухи у костров. Никто уже не сомневается, что Агамемнон, вернувшийся в Микены с Кассандрой, убит любовником своей жены Клитемнестры, а в Спарте ее сестра Елена управляет всем во дворце стареющего Менелая.
«Неужели это она?» – сказал Телемах… Нет, не так. «Не могу поверить, – сказал он о царице Елене, – не могу поверить, что до Александра ее похищал Тесей, а среди своры ее женихов не последним был отец».
Но чего же, чего я испугался? Не слов же Телемаха? Не тех слов, что повторил вдруг про себя, когда увидел его на пороге? Не того, что произнес их на родном языке Кеф-Тиу, почти забытом? Чего же?
Он очень возмужал, мой Телемах, мой мальчик. Все явственней напоминает отца, только стал чуть стройнее и выше. Он рассказывает, как перехитрил всех, и пристал, вместо Большой, в Малой Гавани, да еще с опозданием, и мне кажется, что из глаз у него выветрилось все, чему я пытался его научить, а тело его насквозь пропахло морем. Как бы сам Одиссей, он сидит, подогнув левую ногу, на собственной пятке, и даже рука его, потянувшись за сыром, точно так же медлит потом, поднимаясь, будто отягощенная мечом или веслом. Ничего от матери. Разве лишь – или мне почудилось, когда я передвигал лампу? – разве лишь эта улыбка, та же летучая улыбка, какую я видел сегодня утром на губах Пенелопы… Может быть, эта улыбка напугала меня?
Как он сказал? «Выгребной ямой»? Нет, по-другому. На Итаке даже дети царей говорят иногда языком козопасов. «Оказывается, война, – сказал он, – кончается помойкой…». «Помойкой, Ментор, – сказал он, – в головах победителей и городах побежденных».
Ты прав, конечно, прав, мой мальчик, но твои ли это слова? Откуда тебе знать все это – тебе, никогда не входившему в города врагов? Впрочем, здесь говорят, что море делает мужчин мудрее, а женщин – старше. Очень похоже на правду: ведь теперь и ты, Телемах, как будто не хуже других понимаешь, что война окончена. Вот только улыбка твоя вьется, словно бабочка, возле тебя, то замирая на лице, то вспархивая, и я узнаю эту царственную тень – я вижу, каково тебе, Телемах.
Если война выиграна, спрашиваешь ты, где же победители? Ведь не назовешь победителями тех, кто вернулся, или тех, чьи дворцы превращаются в хлев. И не лучше ли забыть об Одиссее и не мучить себя ожиданием, ибо кому из живых придет в голову мысль о возвращении?…
Вот почему он пришел сюда, а не явился к матери. Значит, ему уже донесли, что пастухи опять прячут выброшенного морем чужеземца – интересно, которого по счету? Бедный мальчик, у него нет сил даже думать об этом, – не то что разыскивать его, вести к царице… Отплывая в Спарту, он мечтал найти отца или славу Тесея, а вернулся, так и не обнажив меча, – к тому, от чего бежал…
Что он говорит? Мешок? Это не может быть правдой.
Не перенять ли и мне, в самом деле, здешний дикарский обычай – не начать ли разбавлять вино водой?… То, что он говорит, не может быть правдой… Отчего так темно?… Они совсем разучились процеживать масло… Что ты делаешь, Телемах?… Я падаю?…
…Теперь нет смысла вспоминать, когда я перестал слышать его, или когда он ушел. Вино оказалось сильнее меня, но зато я понял, чего испугался. Телемах говорил медленно, гораздо медленней, чем обычно. Он говорил, как человек, который, очнувшись от забытья, пытается передать свой сон другому: его глаза словно не видели меня, а блуждали в недавних потемках. Так говорят те, у кого за плечами тяжелое горе или ноша, или долгая дорога в горах. То, что рассказал Телемах, – вернее то, что я пытаюсь вспомнить сейчас, – невероятно.
Нет, мне не показалось – у него за спиной был мешок. Небольшой потемневший мешок – из тех, что таскают с собой пастухи, – вот чего я испугался. Телемах положил его передо мной.
«Я не встретил отца, – усмехнулся он. – И ничего не узнал о нем. Зато нашел кое-что похуже».
Я уже стар. До того, как меня приютила Итака, я побывал на двенадцати островах. Я скитался и видел столько, что моих рассказов хватило бы и для правнуков Пенелопы. Но мог ли я вообразить, что услышу такое из уст ее сына, моего воспитанника, моего Телемаха?
Через два дня и две ночи после отплытия из Пилоса, рассказал он, ветер внезапно утих, и гребцам пришлось налечь на весла. Было жарко, и сам он уже собирался спрятаться в тень, когда со стороны восхода, как бы из самой глубины неба, вынырнул голубь и закружил над кораблем. Кое-кто счел это добрым знаком, кто-то – дурным предзнаменованием, поскольку земли поблизости быть не могло, да и сам голубь казался не совсем обычным. Он опустился на корму, а оттуда – прямо к ногам изумленного Телемаха, и тогда стало ясно, что небесный гость был посланником или, точнее, возницей: в хитросплетениях бычьей шнуровки он нес нечто, завернутое в листья орешника, нечто похожее на тростниковую дудку… Можно только догадываться, какой ужас охватил Телемаха через мгновение, когда он развернул то, чему на языке Итаки нет даже имени, – то, что следовало бы, наверное, с некоторой оглядкой, назвать здешним нелепым словом – свиток…
Мне доводилось слышать, что свитки умеют делать только спесивые жители страны Та-Кемет, которых здесь зовут черноногими. Говорили, будто они изготовляли их тысячами из стеблей тростника задолго до того, как началось строительство дворца в Кноссе, а те, кому посчастливилось прожить во дворце всю жизнь, рассказывали о целых хранилищах таких свитков. И я, пожалуй, охотно верил бы в это, если б хоть однажды повстречал человека, державшего свиток в руках…
То, что держал в руках Телемах, было свитком, и это было письмо. Тот, кто составил его, обращался к Телемаху. Свиток заполняли те самые письмена, которые я с таким трудом пытался приспособить к свистящему языку Итаки, – письмена Кеф-Тиу, моих предков.
Кажется, послание, так же, как и посыльный, не было единственным. Пока корабль плыл, голуби появлялись каждые два или три дня, всякий раз безошибочно доставляя свой груз Телемаху.
«Не для того ли, – сказал он, – ты учил меня слагать письмена, чтобы в пути я не умер от скуки? Чтобы я мог занять себя вот этим, если уж не нашел ничего, более достойного?».
Он достал из мешка несколько свитков, швырнул их передо мной и ушел… Хотя нет… Он сказал еще что-то… Да. «Теперь я понимаю, – сказал он, – вы, критяне, придумали письмена для того, чтобы лгать и забывать…».
Конечно, я стар, и память моя ненадежна, и мне все еще кажется, что сон или вино обманули меня. Ведь не может ночь длиться так долго. Не может быть правдой все, что я услышал. Чьи голуби, словно гонцы, способны найти корабль посреди моря? И где живут те, кто умеет перенести письмена падшего Крита на лист, сделанный из тростника?
Телемах прав, и мне лучше заснуть и не думать об этом…
Но вот же они, эти свитки… Если подвинуть лампу, они шуршат и шевелятся, и меняют цвет наподобие позднего меда. Вот они.
Язык Итаки
Брату Телемаху здравствовать и радоваться!
Оказывается, подобрать слова, – когда приветствуешь царского сына, – не проще, чем найти послушного раба или голубя. К тому же, и те, и другие требуют слишком много места. Однако предупредить я все-таки должен: Телемаху незачем оглядываться.
Увидеть меня все равно не удастся, то есть я пока еще не могу сделать так, чтобы Телемах увидел, а голос, что слышится ему сейчас, – конечно, не его голос. Это случается со всеми, кто лишь недавно одолел письмена и научился складывать их в слова не раскрывая рта. Если мне будет позволено назвать это умением читать, я сказал бы, что всех читающих поначалу страшит как бы чужой, но разборчивый шепот, схожий с говором брошенных весел. Но не его, а мой голос слышит сейчас Телемах, это я говорю – не оглядывайся.
Похоже, на Итаке, в самом деле, не ценят ремесло тех, кто владеет письменами, и даже сын царя был не самым прилежным учеником старого Ментора с острова Кафтар – того, что у вас называется Критом. Боюсь, Телемах будет читать это так же медленно, как я писал, и мне придется нарушить запреты и побыть здесь еще немного, прежде чем мой голос совсем утихнет.
Речь Итаки не очень приспособлена к письменам Кеф-Тиу, но мне не остается ничего другого, – ведь Ментор, кажется, успел обучить Телемаха только им? Я пишу и подбираю слова, как будто брожу в каких-то дальних кладовых, где лежат груды излишков и не найти нужного. Вот и Телемах теперь, когда мой голос почти уже не мешает ему, – и сам Телемах прочтет и увидит, что на языке Итаки «оглядываться» и «удивляться» – одно и то же.
Не удивляйся, Телемах, хотел я сказать, а теперь снова пишу, – не удивляйся же ничему, что увидел и узнаешь.
Ты можешь звать меня Телегон.
Хотя, пожалуй, звать можно лишь того, кто слышит или находится поблизости. А если я не окончательно заблудился в изворотах вашего языка, это имя должно означать «рожденный вдали». Надеюсь, когда-нибудь ты сумеешь растолковать мне, вдали от чего, а пока же зови меня Телегоном.
Я вырос на острове Эя, где дубовые рощи спускаются к морю и царствует моя мать Кирка, чью красоту и власть у вас почитали бы жертвами. То, что умею я, наверное, сочли бы волхованием. Когда я родился, змея вылизала мне глаза и уши. Голубей, которых мы держим в пещерах, я научил летать к цели. Луна не успевает обновиться прежде, чем моя рука овладевает письмом какого-нибудь народа. Как всякий, кто однажды увидел собственный затылок, я умею и знаю больше остальных. Но лишь недавно мать открыла мне, что язык, породивший мое имя, тот самый язык, столько раз усыплявший меня вечерами, – этот язык завез на наш остров твой отец, царь Итаки. Должен ли я сказать, что Одиссей, давший мне имя, был и моим отцом, и, значит, сейчас я пишу брату?
Мать призналась мне сразу после того, как закончился последний праздник совиных перьев, и с тех пор почему-то она не говорит со мной ни о чем – лишь о плывущем с войны Одиссее. Теперь я понимаю, каково тому, кто не помнит, но ищет отца, который возвращается только в чужих рассказах. Понимаю, каково было тебе, Телемах, когда ты покидал Пилос, не веря уже и в самого Одиссея. И хотя теперь, мне кажется, я знаю твоего – нашего – отца не хуже, чем язык и обычаи Итаки, – я разыскал тебя не за этим.
Наверное, никогда я не решился бы написать тебе, если бы вчера со мной не случилось такого, о чем нельзя рассказать даже матери. А ведь как раз по ее приказу и милости на том конце нашего острова, что уходит в сторону летнего заката, посреди зарослей ольхи и орешника, живут эти старики. Еще до войны она велела построить просторный приют для всех тех, кого по старости чаще других выгоняют из дворцов: толкователей снов, певцов, игроков в кости. Она позволила им приезжать отовсюду и жить здесь, на Эе, занимаясь любимым ремеслом и ни в чем не зная нужды.
Много раз я приходил туда тайком от матери, и не только потому, что мне нравилось играть и почти всегда везло. Я мечтал разыскать одного старика по имени Ламмат – единственного, говорили мне, кого еще никому не удавалось переиграть. Каждый, с кем я успевал сыграть кон-другой, тут же советовал непременно повидать Ламмата, но едва я начинал расспрашивать, оказывалось, что старика видели совсем недавно, где-то поблизости, а кое-кто и беседовал с ним, вот только сейчас, прямо сейчас найти его никак невозможно: он спит, или ушел к морю, или еще где-нибудь, так что лучше будет прийти завтра…
И вот вчера я пришел в ореховую рощу не вечером, как всегда, а в полдень. У темного камня, где обычно собирались игроки, было пусто и тихо. Умолкли даже цикады, и стало слышно, как колышутся тени. Я шагнул ближе и увидел незнакомого старика: он прислонился спиной к камню и молча играл сам с собой… Когда он поднял голову и открыл рот, я понял, чего испугался: его зубы сияли, как зубы ребенка, тем же цветом, что и кости для игры, разбросанные вокруг, или, по-вашему, астрагалы – белые, словно молоко.
– Так это про тебя говорят, будто никто не может сравниться с тобой в игре? – сказал я.
– Говорят те, кто не знает. Кто знает – молчит, – отвечал он.
– Выходит, кругом одни болтуны?
– И ты – самый первый, потому что притворяешься удивленным.
Читать бесплатно другие книги:
