Медовый месяц в улье Сэйерс Дороти
– Да. Вот, как видите, его письмо, в котором он пишет, что все будет готово. Оно обращено к моему агенту. Нам, конечно, стоило послать кого-нибудь вперед, чтобы проследить за подготовкой дома, но, как я уже говорил, газетчики не давали нам проходу, и.
– Да, от этих парней и нам много хлопот, – сочувственно сказал мистер Кирк.
– Когда они врываются к тебе в квартиру, – проговорила Гарриет, – и пытаются подкупить твоих слуг.
– К счастью, Бантер – Неподкупный с зеленым лицом.
– Карлейль, – одобрил мистер Кирк. – “Французская революция”[134]. Бантер ваш, кажется, молодчина. И голова на плечах имеется.
– Но мы, как оказалось, скрывались зря, – сказала Гарриет. – Сейчас они нас быстро нагонят.
– Эх! – вздохнул мистер Кирк. – Вот что значит быть известными людьми, все время находясь в потоке света, что падает на трон.
– Эй! – сказал Питер. – Так нечестно. Нельзя второй раз Теннисона[135]. Но это уже сделано, а что сделано… стоп, Шекспира лучше оставить на потом[136]. Смешнее всего то, что мы прямо сказали мистеру Ноуксу, что ищем тишины и покоя и не хотим, чтобы о нашем приезде раззвонили по всей округе.
– Ну, об этом он неплохо позаботился, – заметил суперинтендант. – Ей-богу, вы ему сыграли на руку, не правда ли? Проще простого: он уезжает, и никто его не хватится. Не думаю, что он собирался отправиться так далеко, как получилось, но тем не менее.
– То есть это точно не самоубийство?
– Вряд ли, с такими-то деньгами! И к тому же доктор говорит, что это абсолютно исключено. Мы к этому вернемся попозже. А сейчас насчет дверей. Вы уверены, что они обе были заперты, когда вы приехали?
– Абсолютно. Переднюю дверь мы сами отперли ключом, а заднюю – дайте вспомнить.
– Я думаю, ее отпер Бантер, – сказала Гарриет.
– Лучше позвать Бантера, – предложил Питер. – Он скажет точно. Он никогда ничего не забывает. – Он позвал Бантера, прибавив: – Чего нам здесь не хватает, так это звонка.
– И вы не видели никакого беспорядка, кроме того, о чем сказали, вроде яичной скорлупы. Никаких отпечатков? Никакого оружия? Ничто не опрокинуто?
– Я точно ничего не заметила, – сказала Гарриет. – Но там было довольно темно, и, конечно, мы ничего не искали. Мы не знали, что там есть что искать.
– Подождите-ка, – проговорил Питер. – Сегодня утром видел я что-то странное. Я… нет, не помню. Понимаете, из-за трубочиста все в доме передвинули. Уж не знаю, что мне показалось. Если что-то и было, этого больше нет. О, Бантер! Суперинтендант Кирк хочет знать, была ли задняя дверь заперта, когда мы вчера вечером приехали.
– На замок и задвижку, милорд, сверху и снизу.
– Вы не заметили чего-нибудь странного вообще в доме?
– Кроме отсутствия тех удобств, которые мы ожидали, – с чувством сказал Бантер, – таких как лампы, уголь, еда, ключ от дома, застеленные постели, прочищенные дымоходы, а также если исключить грязную посуду в кухне и присутствие личных вещей мистера Ноукса в спальне, – нет, милорд. В доме не было каких-либо аномалий или несоответствий, которые я бы заметил. Кроме.
– Да? – с надеждой сказал мистер Кирк.
– В тот момент я не придал этому значения, – медленно проговорил Бантер, как будто признавался в легком отступлении от своего долга, – но в этой комнате на серванте было два подсвечника. Обе свечи в них полностью сгорели. Полностью.
– Так и было, – подтвердил Питер. – Я помню, как вы вычищали воск перочинным ножом. Сгорели свечи ночи.
Суперинтендант, поглощенный выводами из показаний Бантера, не отреагировал на цитату, пока Питер не ткнул его под ребра и не повторил ее, добавив:
– Я же знал, что Шекспир мне еще понадобится![137]
– А? – вскинулся суперинтендант. – Свечи ночи? “Ромео и Джульетта” – но это здесь не подходит. Сгорели? Да. Значит, они уже горели в момент убийства. То есть уже стемнело.
– Он умер при свечах. Звучит как название высоколобого триллера. Одного из твоих, Гарриет. Когда найдешь это место, сделай отметку.
– Капитан Катль[138], – сказал мистер Кирк, на этот раз не проспав. – Второе октября – солнце садится где-то в полшестого. Нет, тогда было летнее время. Скажем, полседьмого. Не то чтобы нам это что-то давало. Вы не видели, чтобы тут валялось что-нибудь, что могло бы послужить орудием убийства? Не было киянки или дубинки, а? Никакого…
– Сейчас он это скажет! – прошептал Питер Гарриет.
– тупого предмета?
– Сказал!
– Я никогда не верила, что они действительно так говорят.
– Ну а теперь убедилась.
– Нет, – покачал головой Бантер, немного подумав. – Ничего подходящего под это описание. Ничего, кроме обычной домашней утвари на подобающих ей местах.
– Есть у вас идеи, – спросил его светлость, – о какой разновидности старого доброго тупого предмета идет речь? Размер? Форма?
– Об очень тяжелой, милорд, вот все, что я могу сказать. С гладким, тупым концом. В том смысле, что череп треснул, как яичная скорлупа, а кожа практически цела. Поэтому нет крови, которая могла бы нам помочь, и, что хуже всего, мы ни сном ни духом, в каком же месте это все стряслось. Знаете, доктор Крэйвен говорит, что покойный… Слушай, Джо, где то письмо, которое доктор написал, чтобы я послал его коронеру? Прочитай его светлости. Может, ему удастся понять, у него-то есть кое-какой опыт и образования побольше, чем у нас с тобой. Не понимаю, к чему врачам такие длинные слова. Оно, конечно, для общего развития полезно, этого я не отрицаю. Я примусь за него со словарем перед сном и наверняка наберусь учености. Но, по правде говоря, в наших краях мало убийств и насильственных смертей, поэтому у меня не очень-то много практики в технической части, так сказать.
– Хорошо, Бантер, – сказал Питер, видя, что суперинтендант закончил с ним. – Можете идти.
Гарриет показалось, что Бантер несколько разочарован. Он, безусловно, оценил бы высоконаучный лексикон доктора.
Констебль Селлон откашлялся и начал:
– “Глубокоуважаемый сэр, я обязан сообщить вам.”
– Не здесь, – прервал его Кирк. – Там, где он начинает про покойного.
Констебль Селлон нашел это место и снова откашлялся:
– “Я могу утверждать, по результатам внешнего осмотра” – здесь, сэр?
– Да, здесь.
– “Что покойного, по-видимому, ударили тяжелым тупым предметом со значительной контактной поверхностью…”
– То есть, – объяснил суперинтендант, – это не какая-то там мелкая фитюлька вроде молотка.
– “Слева в…” – я не могу разобрать, сэр. Похоже на “официальную”, но при чем тут это…
– Этого не может быть, Джо.
– И на “оригинальную” не похоже, нет хвостика, как у “р”…
– “Окципитальную”, наверное, – предположил Питер. – То есть в затылочную.
– Именно, – подтвердил Кирк. – По крайней мере, так оно и есть, не важно, как врачи это называют.
– Да, сэр. “Слева в окципитальную часть черепа, немного выше и позади левого уха, вероятная траектория удара – сзади в нисходящем направлении. Обширный перелом…”
– Здрасьте! – сказал Питер. – Слева, сзади в нисходящем направлении. Вот и еще один наш старый друг.
– Преступник-левша, – сказала Гарриет.
– Да. Удивительно, как часто они встречаются в детективах. Какой-то зловещий перекос всей личности.
– Это мог быть удар с разворота.
– Вряд ли. Кто станет бить человека бэкхендом?[139]Разве что местный чемпион по теннису решит покрасоваться. Или землекоп спутал старину Ноукса со сваей, которую надо забить.
– Землекоп ударил бы ровно по центру. Они тренированные. Думаешь, что они расплющат башку тому, кто держит эту штуку, но всегда обходится. Я это заметила. Но есть еще одно “но”. Насколько я помню Ноукса, он был ужасно высокий.
– Верно, – согласился Кирк, – такой он и был. Шесть футов четыре дюйма, только немного сутулился. Скажем, шесть футов два-три дюйма.
– Вам понадобится очень высокий убийца, – сказал Питер.
– А орудие с длинной ручкой не подойдет? Крокетный молоток? Или клюшка для гольфа?
– Да, или бита для крикета. Или кувалда, конечно же…
– Или лопата – плоской стороной.
– Или приклад ружья. Может быть, даже кочерга.
– Это должна быть длинная и тяжелая кочерга с толстой ручкой. По-моему, на кухне такая есть. Или даже метла, пожалуй.
– Не думаю, что метла достаточно тяжелая, хотя это и возможно. Как насчет топора, обухом, или кирки?
– Недостаточно тупые. И у них ровные края. Какие еще здесь есть длинные предметы? Я слышала слово “цеп”, но никогда их не видела. Дубинка со свинцовой заливкой, если она достаточно длинная. Мешок с песком не подойдет – они гнутся.
– Кусок свинца в старом чулке подойдет.
– Да, но послушай, Питер! Подойдет что угодно – даже скалка, если считать, что…
– Я думал об этом. Возможно, он как раз садился.
– Так что это мог быть и камень или пресс-папье, как вон там на подоконнике.
Мистер Кирк дернулся.
– Ух ты! – воскликнул он. – За вами не угонишься. Ничего не упустите, как я погляжу. И леди не уступает джентльмену.
– У нее работа такая, – объяснил Питер. – Она пишет детективы.
– В самом деле? – удивился суперинтендант. – Не сказал бы, что я их много читаю, хотя миссис Кирк не прочь полистать какого-нибудь Эдгара Уоллеса. Но вообще-то такие книги не способствуют смягчению нрава в человеке моей стези. Я как-то прочитал один американский рассказ, и то, как там действовала полиция. в общем, показалось мне неправильным. Эй, Джо, не передашь мне вон то пресс-папье? Стой! Не так! Тебе, что ли, про отпечатки пальцев не рассказывали?
Селлон, обхвативший камень своей огромной ладонью, застыл в неловкой позе и стал чесать затылок карандашом. Это был высокий парень с детским лицом, которому, по его собственным словам, более по душе было урезонивать пьяных, чем измерять следы и восстанавливать хронологию преступления. Наконец он разжал руку и принес пресс-папье на раскрытой ладони.
– На нем отпечатков не останется, – заметил Питер, – слишком неровная поверхность. На вид эдинбургский гранит.
– Но разбить голову им вполне можно, – отозвался Кирк. – По крайней мере, основанием или вот этим закругленным краем. Это же модель здания, да?
– По-моему, эдинбургского замка. На нем нет никаких следов кожи, волос или чего-то подобного. Минутку. – Питер поднял замок за удобно торчавшую трубу, осмотрел его поверхность в лупу и уверенно сказал: – Точно нет.
– Хм. Ну что же. Это нас никуда не привело. Теперь посмотрим на кочергу в кухне.
– На ней будет куча отпечатков. Бантера, мои, миссис Раддл – может быть, еще Паффета и Крачли.
– Вот ведь дьявол, – не удержался суперинтендант. – Но ты, Джо, все равно не прикасайся пальцами ни к чему, что похоже на орудие убийства. Если увидишь где-нибудь что-то из тех вещей, про которые говорили лорд и леди, то просто оставь их как есть и кричи мне, ясно?
– Да, сэр.
– Вернемся к отчету врача, – сказал Питер. – Как я понял, Ноукс не мог разбить себе затылок, упав с лестницы? Он был пожилой человек, да?
– Шестьдесят пять, милорд. Но здоров как бык, насколько мы можем сейчас судить. Да, Джо?
– Факт, сэр. Прямо хвастался этим. Всем растрезвонил, мол, доктор дает ему еще четверть века. Спросите Фрэнка Крачли. Он точно слышал. В Пэгфорде, в “Свинье и свистке”. И мистер Робертс, хозяин “Короны” в деревне, тоже не раз слышал.
– Ну да, очень может быть. Чванство всегда опасно. Вы, чванные от власти и богатств, – гм, это скорее что-то из мира его светлости, в общем, могилой завершится путь побед, как гласит элегия Грея[140]. Тем не менее он умер не от падения с лестницы, потому что у него на лбу синяк от удара о нижнюю ступеньку.
– О! – сказал Питер. – Значит, он был жив, когда падал?
– Да, – подтвердил мистер Кирк, слегка смущенный тем, что его слова предвосхищают. – К этому я и вел. Но опять же это ничего не доказывает, потому что, похоже, он умер не сразу. Согласно тому, что обнаружил доктор Крэйвен…
– Мне зачитать, сэр?
– Не стоит, Джо. Это сплошная болтовня. Я могу все объяснить его светлости без твоих причудливых толкований. Суть там вот в чем. Кто-то ударил его и расколол ему череп, и он, вероятно, упал и потерял сознание – сотрясение мозга, так сказать. Через некоторое время он, скорее всего, очнулся. Но, очнувшись, он, вероятно, не понимал, что его ударило, и ничего об этом не помнил.
– Именно, – с жаром подтвердила Гарриет. Это она знала точно – ей пришлось разбирать такую ситуацию в предпоследнем романе. – Все, что было перед самым ударом, должно было бесследно исчезнуть из памяти. Он даже мог потом встать и чувствовать себя нормально, хоть и недолго.
– Если не считать головной боли, – добавил мистер Кирк, любивший точность. – Но в общем это верно, как пишет доктор. Он мог сколько-то времени ходить и заниматься своими делами…
– Например, запереть дверь за убийцей?
– Вот именно, в том-то и беда.
– Затем, – продолжила Гарриет, – его наверняка одолели головокружение и сонливость, так ведь? Он пошел, например, попить или за помощью, и тут.
Память вдруг показала ей открытую дверь погреба, зиявшую между черным ходом и судомойней.
– Упал с лестницы в погреб и там умер. Дверь была открыта, когда мы пришли, – я помню, как миссис Раддл просила Берта ее закрыть.
– Какая жалость, что они не заглянули внутрь, – проворчал суперинтендант. – Не то чтобы это помогло бы покойному – он уже давно был мертв, – но если бы вы знали, вы бы могли сохранить дом in status quo, как говорится.
– Мы бы могли, – сказал Питер с ударением, – но, честно говоря, мы были к этому совершенно не расположены.
– Да, – задумчиво согласился Кирк, – я и не думаю, что вы были к этому расположены. Нет. Если подумать, это причинило бы вам большие неудобства. Но все равно жаль. Потому что, как видите, нам почти не за что зацепиться, и это факт. Бедного старика могли убить где угодно – в покоях хозяев, в каморке прислуги, в опочивальне дражайшей супруги.
– “Матушка гусыня”, – торопливо сказал Питер. – Не там, не там, дитя мое[141]. Фелиция Хеманс.
Пойдем дальше. Сколько он прожил после того, как его ударили?
– Доктор говорит, – вставил констебль, – от получаса до часа, судя по гемо-чему-то.
– Геморрагическому поражению? – спросил Кирк, беря в руки письмо. – Оно самое: геморрагический инсульт коры головного мозга. Это серьезно.
– Кровоизлияние в мозг, – сказал Питер. – Боже мой, у него была куча времени. Его могли вообще вне дома стукнуть.
– Но как вы думаете, когда это произошло? – спросила Гарриет. Она видела, как Питер старается снять с дома все подозрения на соучастие в убийстве, и досадовала, что продемонстрировала неравнодушие к этому вопросу. Питера это отвлекало, поэтому она старалась держаться сдержанного делового тона.
– Это, – сказал суперинтендант, – нам предстоит установить. Вечером в прошлую среду, если сопоставить отчет доктора с другими показаниями. Принимая во внимание свечи, уже в темноте. А это значит… Гм! Пожалуй, надо еще раз позвать этого самого Крачли. Похоже, он последний, кто видел покойного живым.
– Входит очевидный подозреваемый, – беспечно сказал Питер.
– Очевидный подозреваемый всегда невиновен, – в тон ему заметила Гарриет.
– В книгах, миледи, – уточнил мистер Кирк со снисходительным кивком в ее сторону, словно говоря: “Ох уж эти дамы, да хранит их Бог!”
– Ладно, ладно, – сказал Питер, – не надо впутывать в дело наши профессиональные предрассудки. Ну что, суперинтендант? Нам ретироваться?
– Как хотите, милорд. Я был бы рад, если бы вы остались. Вы бы могли мне помочь, раз вы всю механику знаете, так сказать. Хотя у вас же медовый месяц, а угодили вы прямиком в улей… – закончил он в сомнении.
– Да-да, – подхватила Гарриет. – Медовый месяц в улье. Растерзан ульем.
– Лорд Байрон! – крикнул мистер Кирк чересчур поспешно. – Растерзан ульем. Нет, как-то не клеится.
– Попробуйте “на потеху”, – предложил Питер. – Ладно, мы постараемся. Как я понимаю, курить в суде не возбраняется. К какому дьяволу я засунул спички?
– Пожалуйста, милорд, – сказал Селлон. Он достал коробок и зажег спичку.
Питер с любопытством посмотрел на него и заметил:
– Вот как! Вы левша.
– Смотря для чего, милорд. Пишу правой рукой.
– Только спички зажигаете и эдинбургский замок таскаете?
– Левша? – спросил Кирк. – А ведь и правда, Джо. Я надеюсь, что ты не тот высокий убийца-левша, которого мы ищем?
– Нет, сэр, – лаконично ответил констебль.
– Вот ведь заварушка была бы? – сказал его начальник, хохоча от души. – Пересудам конца бы не было. А теперь сбегай за Крачли. Хороший парень, – продолжил он, обращаясь к Питеру, когда Селлон вышел из комнаты. – Упорный, но не Шерлок Холмс, если вы понимаете. Медленно схватывает. Иногда мне кажется, что ему толком не до работы последнее время. Женился слишком рано, вот в чем дело, и детей завел, а это для молодого полицейского – одна обуза да и только.
– Ах! – сказал Питер. – Вообще, супружество – печальная ошибка.
Он положил руку на плечо жены, а мистер Кирк тактично углубился в свои записки.
Глава VIII
Фунты, шиллинги и пенсы
Моряк:
- Дик Рид, клянусь, стараться смысла нет:
- Он с совестью легко договорится,
- А помощи ты от скупца не жди.
Рид:
“Арден из Феверсхема”
- Коль не помогут просьбы и мольбы
- Смягчить такое каменное сердце,
- Я прокляну его – и будь что будет[142].
Садовник подошел к столу со слегка воинственным видом, словно ему казалось, что полиция преследует лишь одну цель: лишить его законных сорока фунтов. На вопросы он отвечал немногословно: имя Фрэнк Крачли, раз в неделю приходит работать в саду Толбойз, получает пять шиллингов в день, все остальное время водит грузовики и такси мистера Хэнкока, у которого гараж в Пэгфорде.
– И копил я, – настойчиво повторил Крачли, – на собственный гараж, только мистер Ноукс выудил у меня эти сорок фунтов.
– Это уже не важно, – сказал суперинтендант. – Денег не воротишь, а снявши голову, по волосам не плачут.
Крачли эти заявления показались не более убедительными, чем союзникам – заявление мистера Кейнса после заключения мирного договора: мол, их компенсации плакали, поскольку денег нет[143]. Природа человека отказывается верить, что денег нет. Гораздо более вероятной кажется версия, что деньги есть – надо их только достаточно решительно потребовать.
– Он обещал, – настаивал Фрэнк Крачли, упрямо пытаясь пробиться сквозь непонятливость мистера Кирка, – что сегодня мне их отдаст.
– Хорошо, – сказал Кирк, – предположим, он бы отдал, если бы кто-то не вмешался и не размозжил ему голову. Надо было не зевать и стребовать с него эти деньги на прошлой неделе.
Ну что за непроходимая тупость! Крачли терпеливо объяснил:
– Тогда у него их не было.
– Ой ли? – прищурился суперинтендант. – Это он вам так сказал.
Это был удар под дых. Крачли побелел.
– Вот те на! Не хотите же вы сказать…
– Да-да, деньги у него были, – подтвердил Кирк. Он рассчитывал, что эта информация развяжет свидетелю язык и сэкономит им немало усилий.
Крачли в крайнем волнении обратил безумный взгляд на остальных присутствующих. Питер кивком подтвердил слова Кирка. Гарриет, знававшая дни, когда потеря сорока фунтов была бы для нее большей катастрофой, чем потеря сорока тысяч фунтов для Питера, участливо сказала:
– Да, Крачли. Увы, все это время деньги были у него в кармане.
– Как! У него были деньги? Вы их нашли?
– В общем, нашли, – признался суперинтендант. – Нет причин это скрывать.
Он ждал, пока свидетель сделает очевидный вывод.
– Значит, если бы его не убили, я мог бы получить свои деньги?
– Если бы вы успели раньше мистера Макбрайда, – сказала Гарриет, проявив скорее честность, нежели уважение к тактике мистера Кирка.
Крачли, однако, нисколько не интересовался мистером Макбрайдом. Убийца лишил его законных денег, так что он не скрывал своих чувств.
– Черт! Я… Я… Да чтоб ему.
– Да-да, – проговорил суперинтендант, – мы понимаем. И теперь у вас есть шанс. Любые факты, которые вы нам сообщите.
– Факты! Меня обжулили, вот как это называется, и я.
– Слушайте, Крачли, – сказал Питер. – Мы знаем, что вам очень не повезло, но тут уж ничего не поделаешь. Тот, кто убил мистера Ноукса, вас здорово подвел, но его-то мы и ищем. Подумайте хорошенько и помогите нам с ним расквитаться.
Спокойный, ровный тон возымел действие. Лицо Крачли озарилось.
– Спасибо, милорд, – кивнул Кирк. – Хорошо сказано, коротко и ясно. – Итак, приятель, нам жаль, что вы лишились своих денег, а вы можете нам помочь. Понятно?
– Да, – сказал Крачли с лихорадочным рвением. – Хорошо. Что вы хотите узнать?
– Ну, прежде всего: когда вы в последний раз видели мистера Ноукса?
– В среду вечером, как я и говорил. Я закончил работу почти в шесть и зашел сюда, чтобы заняться цветами, и когда я закончил, он дал мне пять шиллингов, как обычно, и тогда я начал требовать свои сорок фунтов.
– Где это было? Здесь?
– Нет, на кухне. Он всегда там сидел. Я выхожу отсюда со стремянкой в руке…
– Со стремянкой? Зачем?
– Как зачем? Чтоб достать до кактуса и часов. Я каждую неделю завожу часы – у них недельный завод. И ни туда ни сюда без стремянки не дотягиваюсь. Иду, значит, на кухню, чтобы убрать стремянку, а он там сидит. Он платит мне мои деньги – полкроны, шиллинг, два шестипенсовых и шесть пенсов медяками[144], если хотите знать точно; все из разных карманов. Он любил изображать, будто последний пенни едва наскреб, но я к этому привык. И как он закончил свое представление, прошу я у него свой сороковник. Мне нужны эти деньги, грю…
– Именно так. Вам были нужны деньги на гараж. Что он на это сказал?
– Обещал, что отдаст в следующий раз, то есть сегодня. Я мог бы сообразить, что он только зубы заговаривает. Не в первый раз обещал, и всегда у него потом находилось какое-то оправдание. Но он обещал, свинья паршивая, что в этот раз уж точно – а что ему мешало, раз он уже собрался сбежать и набрал полные карманы денег, кровопивец.
– Ладно-ладно, – сказал Кирк с укоризной, бросив извиняющийся взгляд в сторону леди Питер. – Выбирайте выражения. Он был один на кухне, когда вы ушли?
– Да, один. Он не из тех, к кому соседи заходят поболтать. Я тогда ушел и больше его не видал.
– Вы ушли, – повторил суперинтендант, пока правая рука Джо Селлона напряженно выводила каракули, – а он остался на кухне. И когда.
– Нет, я этого не говорил. Он проводил меня по коридору, говоря, что с утра первым же делом отдаст мне деньги, а потом я услышал, как он запирает за мной дверь и закрывает засов.
– Какую дверь?
– Заднюю дверь. Он обычно через нее ходил. Передняя всегда стояла запертая.
– О! Там замок сам защелкивался?
– Нет, обычный врезной. Он не верил в эти йельские штучки[145]. Говорил, что их фомкой сорвать – раз плюнуть.
– Есть такое дело, – сказал Кирк. – То есть переднюю дверь можно было открыть только ключом – хоть изнутри, хоть снаружи.
– Верно. Я думал, что вы и сами это заметили, если смотрели.
Мистер Кирк, который и в самом деле старательно осмотрел запоры обеих дверей, только спросил:
– Ключ от передней двери когда-нибудь оставляли в замке?
– Нет, он носил его на своей связке. Ключ там небольшой.
– Вчера вечером его точно не было в замке, – добавил Питер. – Мы вошли отсюда с помощью ключа мисс Твиттертон, и в замке ничего не было.
– Вот именно, – сказал суперинтендант. – Вы не знаете, у кого-нибудь еще были ключи?
Крачли покачал головой:
– Мистер Ноукс ключи горстями не раздавал. А то, понимаете ли, вдруг кто-нибудь залезет и что-нибудь стащит.
– Вот как! Ладно, вернемся к делу. Вы ушли отсюда вечером в прошлую среду – во сколько?
– А кто его знает, – задумчиво проговорил Крачли. – Думаю, минут двадцать уже было. По крайней мере, когда я заводил эти часы, было десять минут седьмого. И они идут верно.
– Да, время правильное, – подтвердил Кирк, взглянув на свои часы.
Это подтвердили часы Гарриет и Джо Селлона. Питер, в удивлении посмотрев на свои часы, сказал “Мои остановились” таким тоном, как будто яблоко Ньютона полетело вверх или диктор Би-би-си употребил непристойное выражение.
– Может быть, – деловито предположила Гарриет, – ты забыл их завести.
– Я никогда не забываю их завести, – возмутился ее муж. – Хотя ты права: забыл. Видимо, вчера вечером я думал о чем-то другом.
– Что вполне естественно в такой день, – подхватил Кирк. – Вы не помните, шли те часы, когда вы приехали?
Вопрос отвлек Питера от раздумий о собственной забывчивости. Он опустил свои часы в карман, не заведя их, и уставился на комнатные.
– Да, – сказал он наконец, – шли. Я слышал, как они тикали, когда мы здесь сидели. Это была самая уютная вещь в доме.
– И они были точны, – заметила Гарриет, – потому что ты сказал, что уже за полночь, я посмотрела, и они показывали то же, что и мои часы.
Питер ничего не ответил, но почти неслышно просвистел пару нот. Гарриет осталась невозмутимой – двадцать четыре часа в браке научили ее, что если улавливать все намеки на Гренландию или что-то подобное[146], то никогда не сохранишь душевного равновесия.
Крачли сказал:
– Конечно, они шли. Я же говорю, у них недельный завод. И сегодня утром, когда я их заводил, не отставали. Что вообще могло стрястись?
– Ладно, ладно, – сказал Кирк. – Тогда мы положим, что вы ушли отсюда после 6:10 по этим часам, а сами часы идут точно, ну или почти точно. Что вы делали потом?
– Сразу пошел на занятия хора. Слушайте…
– Занятия хора, да? Это, пожалуй, нетрудно проверить. Во сколько занятия?
– В шесть тридцать. Я пришел заранее – спросите кого угодно.
– Разумеется, – согласился Кирк. – Это все обычная рутина, понимаете ли, – время уточнить и тому подобное. Вы ушли отсюда не раньше 6:10 и не позже, скажем, 6:25, чтобы успеть в церковь к 6:30. Так. И еще вопрос, просто для порядка: что вы делали после этого?