Медовый месяц в улье Сэйерс Дороти

– Но он же был дома! – воскликнула мисс Твиттертон. – Он же так и не успел уехать.

– Именно так, – сказал суперинтендант. – Вы знали, что он был здесь и никуда не уезжал?

– Нет, конечно. Он часто уезжает. Он обычно говорит… то есть говорил мне. Но в Броксфорд он ездил постоянно. То есть, если бы я узнала, что он уехал, я бы не удивилась. Но я ничего об этом не знала.

– Не знали о чем?

– Ни о чем. То есть мне никто не говорил, что дядя уехал, и я думала, что он дома, – и так оно, конечно, и было.

– Если бы вам сказали, что дом заперт и миссис Раддл не может войти, вы бы не удивились, не стали беспокоиться?

– Нет-нет. Так часто бывало. Я бы подумала, что он в Броксфорде.

– Я правильно понимаю, что у вас есть ключ от передней двери?

– Да. И от задней тоже. – Мисс Твиттертон принялась рыться во вместительном старомодном ридикюле. – Но я никогда не открываю ключом заднюю дверь, потому что она всегда заперта, то есть на засове. Она достала большое кольцо с ключами.

– Вчера вечером я отдала их оба лорду Питеру – из этой связки. Я всегда держу их на одном кольце со своими. Они все время со мной. Кроме вчерашнего вечера, конечно, когда их взял лорд Питер.

– Гм! – сказал Кирк. Он достал два ключа лорда Питера. – Это они?

– Ну, наверное, они, если лорд Питер вам их передал, а как же еще.

– Вы никому не давали на время ключ от передней двери?

– О боже, нет! – отвечала мисс Твиттертон. – Никому. Если дядя уезжал, а Фрэнк Крачли хотел попасть в дом в среду утром, он всегда приходил ко мне, и я шла с ним и открывала ему дверь. Дядя был такой упрямый. И кроме того, я сама предпочитала зайти и убедиться, что во всех комнатах все в порядке. Вообще-то, если дядя был в Броксфорде, я приходила почти каждый день.

– Но на этот раз вы не знали, что он в отъезде?

– Нет, не знала. Об этом я вам все время и говорю. Я не знала. И разумеется, не приходила. И он ведь не был в отъезде.

– Именно так. Итак, вы точно уверены, что не оставляли эти ключи в таких местах, где их можно было бы украсть или позаимствовать?

– Нет, никогда, – серьезно ответила мисс Твиттертон.

Гарриет подумалось, что та, похоже, сама лезет в петлю. Она же не могла не видеть, что ключ к дому – это ключ к разгадке. Может ли невиновный человек настолько не понимать, что происходит? Суперинтендант продолжал свои вопросы без сантиментов:

– Где вы держите их ночью?

– Исключительно в своей спальне. Ключи, серебряный чайник моей дорогой мамы и перечницу тети Софи – свадебный подарок дедушке с бабушкой. Я каждую ночь забираю их с собой и ставлю на маленький столик у кровати, вместе с обеденным колокольчиком на случай пожара. И я уверена, что никто не зайдет, пока я сплю, потому что я всегда ставлю на верхней площадке лестницы шезлонг.

– У вас был обеденный колокольчик в руках, когда вы спустились к нам, – сказала Гарриет, стараясь подтвердить слова мисс Твиттертон. Тут ее внимание отвлек Питер, заглядывавший в окно через ромбовидные ячейки решетки. Она приветливо помахала ему в ответ. Похоже, прогулка развеяла его хандру и он снова заинтересовался делом.

– Шезлонг? – переспросил Кирк.

– Чтобы взломщик споткнулся, – совершенно серьезно объяснила мисс Твиттертон. – Это прекрасный способ. Видите ли, он споткнется, запутается, загремит, я его услышу и позову полицию обеденным колокольчиком из окна.

– Боже мой! – сказала Гарриет. (Лицо Питера исчезло – возможно, он возвращался в дом.) – Какая жестокость с вашей стороны, мисс Твиттертон. Бедняга может упасть и сломать себе шею.

– Какой бедняга?

– Взломщик.

– Но, дорогая леди Питер, я только и говорю, что взломщиков никогда не было.

– Ну что же, – сказал Кирк, – похоже, что никто больше не мог добраться до ключей. Теперь, мисс Твиттертон, насчет денежных затруднений вашего дядюшки…

– О боже, о боже! – перебила его мисс Твиттертон с неподдельным чувством. – Я ничего о них не знала. Это ужасно. Я была так потрясена. Я думала – мы все думали, – что дядюшка прекрасно обеспечен.

Питер вошел в комнату так тихо, что только Гарриет его заметила. Он остался у двери, заводя свои часы и выставляя на них время по стенным часам. По-видимому, он пришел в нормальное состояние, так как у него на лице читалась напряженная работа ума.

– Не знаете, он составил завещание?

Кирк задал вопрос как бы между прочим. Листок бумаги, в котором заключался ответ, был спрятан у него под блокнотом.

– Да, конечно, – сказала мисс Твиттертон, – я уверена, что он составил завещание. Не то чтобы от этого много зависело, потому что в семье осталась только я. Но он точно мне говорил, что составил. Он всегда говорил, когда я беспокоилась по какому-то поводу, – разумеется, я не слишком обеспечена, – он всегда говорил: не торопись, Эгги. Я не могу помочь тебе сейчас, потому что все деньги ушли в дело, но они достанутся тебе, когда я умру.

– Понятно. Вам никогда не приходило в голову, что он может передумать?

– Нет, зачем? Кому еще он мог все завещать? Кроме меня, никого нет. Но кажется, теперь ничего не осталось?

– Боюсь, что к этому все идет.

– Боже мой! Он это имел в виду, когда говорил, что все деньги ушли в дело? Что все пропало?

– Очень часто именно так и бывает, – сказала Гарриет.

– Так вот что… – начала мисс Твиттертон и осеклась.

– Вот что – что? – подсказал супериндендант.

– Ничего, – жалобно сказала мисс Твиттертон. – Просто одна вещь, о которой я подумала. Это личное. Но он однажды говорил, что не может свести концы с концами и что ему не платят по счетам… Ох, что я наделала? Как мне теперь объяснить?..

– Что? – снова спросил Кирк.

– Ничего, – поспешно повторила мисс Твиттертон. – Просто это так глупо с моей стороны. – Гарриет показалось, что мисс Твиттертон собиралась сказать что-то другое. – Он однажды занял у меня небольшую сумму – немного, – но, конечно, много у меня и не было. О боже! Я боюсь, что это так ужасно выглядит, что я как раз сейчас думаю о деньгах, но… Я очень надеялась, что у меня что-то останется на старость… и время сейчас не простое… и надо платить аренду за коттедж… и…

Она была готова расплакаться. Гарриет смущенно сказала:

– Не переживайте. Я уверена, что-нибудь подвернется.

Кирк не смог устоять.

– Мистер Микобер![154] – сказал он с некоторым облегчением. Слабое эхо за спиной привлекло его внимание к Питеру, и он обернулся. Мисс Твиттертон принялась лихорадочно искать в ридикюле носовой платок и нечаянно высыпала наружу целый водопад веревочек, карандашей и целлулоидных колечек для кольцевания кур.

– Я очень надеялась, что он их вернет, – всхлипывала мисс Твиттертон. – Ой, извините. Пожалуйста, не обращайте на меня внимания.

Кирк откашлялся. Гарриет, у которой, как правило, имелся запас носовых платков, обнаружила, к своему недовольству, что как раз сегодня с ней был только один полотняный лоскуток – и тот настолько изысканный, что годился лишь для тех нечастых светлых слез, которых можно ожидать в медовый месяц. На помощь пришел Питер – его платок вполне мог сойти за юный, еще не выросший до конца белый флаг.

– Совершенно чистый, – весело сказал он. – У меня всегда есть запасной.

(Черта с два, подумала Гарриет. Ты просто чересчур вышколен.)

Мисс Твиттертон укрыла лицо в белом шелке и отчаянно сопела, в то время как Джо Селлон усердно изучал свои стенографические заметки. Молчание грозило затянуться.

– Мисс Твиттертон еще нужна вам, мистер Кирк? – наконец осмелилась Гарриет. – Потому что мне и правда кажется, что…

– Гм… Да, – сказал суперинтендант. – Если мисс Твиттертон будет не против рассказать нам, исключительно для проформы, разумеется, где она была вечером в прошлую среду.

Мисс Твиттертон бодро вылезла из носового платка.

– По средам же всегда занятия хора, – объявила она с неприкрытым удивлением, что кто-то может задать такой простой вопрос.

– Ах да, – согласился Кирк. – И я думаю, что вы, разумеется, заглянули к дядюшке, когда все закончилось?

– Нет-нет! Не заглянула. Я отправилась домой ужинать. Понимаете, в среду у меня очень напряженный вечер.

– В самом деле? – спросил Кирк.

– Да, конечно, ведь в четверг базарный день. Мне нужно было еще полдюжины кур убить и ощипать, прежде чем я легла. Я всегда из-за этого поздно ложусь в среду. Мистер Гудакр – он так добр и всегда говорит, что знает, как неудобно устраивать хор в среду, но некоторым из мужчин это больше подходит, так что, как видите…

– Убить и ощипать шесть штук, – задумчиво проговорил Кирк, словно оценивая время, которое это займет.

Гарриет в ужасе посмотрела на кроткую мисс Твиттертон:

– Вы хотите сказать, что сами их убиваете?

– Отчего же нет, – бодро ответила мисс Твиттертон. – Это гораздо легче, чем кажется с непривычки.

Кирк загоготал, а Питер, видя, что его жена придает слишком большое значение этому обстоятельству, весело пояснил:

– Моя дорогая, свернуть шею – это просто лов кость рук. Для этого не нужна сила. – Он скрутил руки в быстрой пантомиме.

Кирк, то ли искренне забывшись, то ли нарочно, добавил:

– Вот-вот. – И затянул воображаемую петлю на своей бычьей шее. – Что шею скручивать, что на виселице вздергивать, главное – рывок.

Его голова откинулась набок неприятным резким движением. Мисс Твиттертон издала вскрик ужаса – она, видимо, только теперь поняла, к чему ведут все эти вопросы и ответы. Гарриет заметно рассердилась. Мужчины, когда соберутся вместе, все ведут себя одинаково. Даже Питер. На миг они с Кирком оказались на другой стороне пропасти, и она ненавидела их обоих.

– Осторожнее, супер, – сказал Питер. – Мы пугаем дам.

– О боже, боже, так нельзя, – шутливо проговорил Кирк, но карие бычьи глаза были так же наблюдательны, как и серые глаза лорда. – Ну что же, спасибо, мисс Твиттертон. Пожалуй, пока это все.

– Вот и хорошо. – Гарриет встала. – Пойдемте посмотрим, как мистер Паффет справляется с кухонным дымоходом.

Она помогла мисс Твиттертон подняться и увела ее из комнаты. Когда Питер открывал им дверь, она бросила на него укоризненный взгляд, но, как и у Ланселота с Гвиневрой, тут взгляды их скрестились, и она свой отвела[155].

– Ах да, миледи! – сказал непреклонный суперинтендант. – Не будете вы так любезны позвать миссис Раддл? Нам надо немного уточнить, что когда произошло, – продолжил он, обращаясь к Селлону, который хмыкнул и достал ножик, чтобы наточить карандаш.

– Ну что же, – сказал Питер почти что с вызовом, – она все рассказала вполне честно.

– Да, милорд. Она прекрасно знала о завещании. Полузнайство ложь в себе таит[156].

– Не полузнайство – ученость! – раздраженно поправил его Питер. – Полуученость – Александр Поуп.

– В самом деле? – ответил мистер Кирк, ничуть не смутившись. – Надо будет записать на память. Эх! Не похоже, чтобы кто-нибудь еще мог завладеть ключами, хотя кто его знает.

– Я думаю, что она говорила правду.

– Мне кажется, есть разные виды правды, милорд. Есть правда, насколько ты ее знаешь, и есть правда, о которой тебя спросили. Но это не обязательно вся правда. Например, я не спрашивал эту хрупкую леди, не запирала ли она дом за кем-нибудь еще. Я только спросил: когда вы в последний раз видели вашего от… дядю? Понимаете?

– Да, понимаю. Я лично всегда предпочитаю не иметь ключа от дома, в котором нашли тело.

– Разумно, – признал Кирк. – Но бывают обстоятельства, в которых лучше, чтобы это был ты, чем кто-нибудь другой, если вы понимаете, о чем я. А иногда… Как вы думаете, что она имела в виду, когда воскликнула, что она наделала? А? Может быть, до нее дошло, что она могла оставить ключи на видном месте, как будто невзначай? Или…

– Это было про деньги.

– Может быть. А может, она подумала еще про что-то, что она сделала, но, как оказалось, это не принесло пользы ни ей, ни еще кому. Сдается мне, она что-то скрывает. Будь она мужчиной, я бы это быстро выяснил, но эти женщины! Начнут ныть и хлюпать, и все тут.

– Верно, – сказал Питер и сам в свою очередь на миг ощутил отвращение ко всему противоположному полу, включая жену. В конце концов, только что она чуть не отчитала его за спектакль со сворачиванием шеи. Да и женщина, которая сейчас входила, вытирая руки о фартук и крича с чувством собственной значимости: “Вы меня звали, мистер?” – тоже ничем не могла затронуть умолкнувшую в нем струну рыцарства. Кирк же знал правильный подход к таким вот миссис Раддл, которых он на своем веку встречал немало, и уверенно пошел в атаку.

– Да. Мы хотели немного уточнить время убийства. Крачли говорит, что видел мистера Ноукса живым и здоровым в среду вечером около двадцати минут седьмого. Как я понимаю, вы к этому моменту уже ушли домой?

– Да, ушла. Я к мистеру Ноуксу только по утрам хожу. После обеда меня не было в доме.

– И на следующее утро вы пришли и обнаружили, что дом заперт?

– Да. Я как следует постучала в обе двери – он туговат на ухо, и я всегда стучу как следует, а потом я покричала, значит, под окном спальни, потом опять стучу – и хоть бы хны, тут я и грю: черт с ним, небось опять в Броксфорд уехал. Сел, думаю, вчера вечером на десятичасовой. Ну конечно, грю, мог бы меня предупредить, да и за ту неделю не заплачено.

– Что вы еще сделали?

– А ничего. Что там еще делать? Только дать знать молочнику и пекарю, чтоб не заходили. И про газету. И сказать на почте, чтоб его письма относили ко мне. Только писем не было, всего два, и то счета, так что я их не переслала.

– О! – сказал Питер. – Так и надо поступать со счетами. Там, как несколько неожиданно сказал поэт, там пусть лежат, как гусь на златых яйцах.

Мистер Кирк был смущен этой цитатой и не смог ее распознать[157].

– Вы не думали послать к мисс Твиттертон? Она обычно приходила, когда мистер Ноукс был в отъезде. Вы должны были удивиться, не увидев ее.

– Не мое дело посылать за теми, кто решил не приходить, – заявила миссис Раддл. – Если мистеру Ноуксу нужна Эгги Твиттертон, пусть сам ей об этом скажет. По крайней мере, я так решила. Сейчас-то я, конечно, вижу, что он уже помер и не мог ничего сказать, но мне-то откуда было знать об этом? Мало того что мне за ту неделю не заплачено – посылай тут еще за две мили за всякими, как будто мне без этого нечего делать. Или марки на них трать. И вдобавок, – проговорила миссис Раддл со значением, – я так рассудила: коли он мне про отъезд не сказал, может, он и Эгги не предупредил, и нечего мне лезть в чужие дела, и не думайте.

– О! – воскликнул Кирк. – Значит, вы решили, что у него могут быть свои причины уехать по-тихому, так сказать?

– Ну, могут быть, могут и не быть. Я так рассудила. Ясно? Конечно, еще долг мне за неделю, но я не торопилась. Попроси я Эгги Твиттертон, она бы мне мигом заплатила.

– Конечно, – согласился Кирк. – Как я понимаю, вы не подумали попросить ее в воскресенье, когда она пришла играть на органе в церкви?

– Я? – сказала миссис Раддл весьма обиженно. – Я из методистов[158]. В их церкви уж никого нет, когда мы кончаем. Не то чтобы я никогда не была в церкви, но толку с этого чуть. Встать-сесть, встать-сесть, как будто коленям мало мытья полов по будням, а проповедь малюсенькая и без души. Мистер Гудакр, конечно, добрейший джентльмен и обходительный, ничего плохого не скажу, но я всю жизнь хожу в молельный дом, а это ведь другой конец деревни, и когда я сюда возвращаюсь, все уже разошлись и Эгги Твиттертон на своем велосипеде укатила. Так что, как видите, не могла я ее застать, даже если бы захотела.

– Конечно же не могли, – подтвердил Кирк. – Хорошо. Итак, вы не пытались сообщить об этом мисс Твиттертон. Как я понимаю, вы рассказали в деревне о том, что мистер Ноукс уехал?

– Рассказала, не скрою, – признала миссис Раддл. – А что в этом такого?

– Вы сказали нам, – вставил Питер, – что он уехал на десятичасовом автобусе.

– Я так подумала.

– Это выглядит вполне естественно, так что ни у кого не возникнет вопросов. Кто-нибудь захо дил к мистеру Ноуксу в течение недели?

– Только мистер Гудакр. В четверг с утра вижу, как он вокруг дому тыкается. Заметил меня и кричит: “Мистер Ноукс уехал?” Верно, грю, уехал в Броксфорд. А он: зайду, грит, в другой день. Не помню, чтоб еще кто заходил.

– То есть вчера вечером, – продолжил Кирк, – когда вы впустили в дом этих леди и джентльмена, все в доме было как обычно?

– Верно. Только на столе с ужина не убрано. Он завсегда ужинал аккурат в полвосьмого. Потом сидит с газетой на кухне, а в 9:30 приходит сюда новости слушать. Очень аккуратный джентльмен был, точный как часы.

Кирк просиял. Вот это он и хотел узнать.

– То есть он поужинал. Но его постель была не смята?

– Не смята. Но я, разумеется, поменяла белье для леди и джентльмена. Все честь по чести. Белье, – объяснила миссис Раддл, стараясь не оставить неясностей, – было готово с прошлой недели, оно уже в среду высохло, но я не могла его постелить – дом-то заперт! Ну, я его у себя на кухне положила аккуратно, и мне его только у огня погреть – и хоть короля с королевой принимай.

– Дело проясняется, – сказал Кирк. – Мистер Ноукс ужинал в 7:30, так что, вероятно, в это время он был еще жив.

Он посмотрел на Питера, но Питер больше не смущал его историями про убийц, съедавших ужин своих жертв, и суперинтендант решил продолжить:

– Он не ложился, и это нам дает… Миссис Раддл, не знаете, когда он обычно ложился?

– В одиннадцать, мистер Кирк, как часы, он выключал радио, и я видела, как его свеча поднимается по лестнице в спальню. Я его спальню из своего заднего окошка вижу как на ладони.

– Ага! А теперь, миссис Раддл, вспомните тот вечер среды. Вы видели, как его свеча поднималась в спальню?

– А ведь и вправду! – воскликнула миссис Раддл. – Вот вы сейчас спросили, мистер Кирк, и понимаю, что не видела. И помню, что назавтра так своему Берту и сказала: вот, грю, кабы не уснула, знала бы, что он уехал, раз света в спальне нет. Но вот ведь! – говорю. Так устала, что свалилась и сразу захрапела.

– Что ж, – сказал разочарованный Кирк, – это на самом деле не важно. Раз его постель не смята, он, скорее всего, был тогда внизу…

(Слава богу, подумал Питер, не в опочивальне дражайшей супруги.)

Миссис Раддл прервала его резким воплем:

– Ох, боже мой, мистер Кирк! Вот ведь оно что!

– Вам что-то пришло в голову?

Похоже, ей и правда что-то пришло в голову. Выражение ее лица, ее взгляд, метавшийся между Кирком, Селлоном и Питером, давали понять: она вспомнила не просто важную деталь, а что-то такое, от чего ей стало не по себе.

– Ну конечно. Не пойму, почему я раньше не сообразила, но у меня со всеми этими ужасами голова кругом идет. Ведь, если подумать, раз он не уехал на автобусе, то умер-то он еще до полдесятого.

Рука констебля застыла над блокнотом. Кирк резко сказал:

– Почему вы так думаете?

– Ну так его радио не работало, я Берту и говорю…

– Минутку. При чем тут радио?

– Ну как же, мистер Кирк, будь мистер Ноукс дома и жив, он бы ни за что не пропустил новости в девять тридцать. Он очень уважал последние новости, царствие ему небесное, хотя чем ему это помогло, я не знаю. И помню, в ту среду вечером Берту и говорю: странное дело, грю, мистер Ноукс сегодня свое радио не включал. Непохоже это на него, грю.

– Но вы же не могли услышать его радио из своего флигеля сквозь все эти закрытые двери и окна?

Миссис Раддл облизнула губы.

– Ну, не буду вас обманывать, мистер Кирк. – Она сглотнула и продолжила так же бойко, как и раньше, но ее взгляд избегал глаз суперинтенданта, сосредоточившись на карандаше Джо Селлона. – Я просто забежала сюда за несколько минут до половины, чтобы позаимствовать каплю керосина из сарая. И если бы радио работало, я бы его точно услышала, ведь тут сзади стены – одна штукатурка, а радио у него всегда ревело как зверь, а то он был туг на ухо.

– Понятно, – сказал мистер Кирк.

– Ничего плохого, – пояснила миссис Раддл, отходя от стола, – в том, чтобы позаимствовать каплю керосина.

– Ну, – сказал Кирк осторожно, – это к делу не относится. Новости в девять тридцать. Это на центральном вещании.

– Верно. До шестичасовых ему и дела не было. Питер взглядом спросил Кирка, подошел к радиоприемнику и поднял крышку.

– Настроено на местное, – заметил он.

– Ну, если вы его с тех пор не перенастраивали… Питер покачал головой, и Кирк продолжил:

– Похоже, что он его не включал – по крайней мере для новостей в девять тридцать. Гм. Мы подбираемся к цели, вам не кажется? Сокращаем неизвестное время. Правило на правило, правило на правило, тут немного и там немного…

– Исайя[159], – сказал Питер, закрывая крышку. – Или, что более подходит сейчас, Иеремия?

– Исайя, милорд, – никакого повода для плача я вокруг не вижу. Это все в высшей степени удовлетворительно. Мертв или без сознания в девять тридцать, в последний раз видели в живых около шести двадцати, поужинал в…

– Шести двадцати?! – воскликнула миссис Раддл. – Ладно вам! Он в девять был как огурчик!

– Что! Откуда вы знаете? Почему вы раньше об этом не сказали?

– Да я думала, вы знаете. Вы не спрашивали. А откуда я знаю? Видела я его, вот откуда. Эй! К чему вы подбираетесь? Меня во что-то впутать хотите? Вы не хуже меня знаете, что в девять он был жив. Вон Джо Селлон с ним разговаривал. Кирк застыл с раскрытым ртом.

– Э?.. – сказал он, уставившись на констебля.

– Да, – промямлил Селлон, – это правда.

– Разумеется, правда, – повторила миссис Раддл. Ее маленькие глаза засветились торжествующим злорадством, за которым скрывался смутный страх. – Тут ты меня не поймаешь, Джо Селлон. Иду я в девять с водой и вижу тебя как свой собственный нос: стоишь и говоришь с ним вот у этого окна. Ага! И слышала все! Такие выражения – постыдился бы, Джо, – не для ушей порядочной женщины. Иду я по двору – вы знаете, где насос, единственная питьевая вода, если не ходить в деревню, мистер Кирк, и он всегда разрешал свободно пользоваться насосом во дворе, если не для стирки, а стираю я всегда в дождевой, чтобы шерсть не повредить, и слышу тебя от насоса – вон поглядите сами. И грю себе: боже, грю, что же это творится? Захожу, значит, за угол дома и вижу Джо – прям в шлеме, так что ты тут не отвертишься.

– Хорошо, мэм, – сказал Кирк, потрясенный, но не спешивший обвинять своего подчиненного. – Премного обязан. Это значительно уточняет время убийства. В девять, вы сказали?

– Почитай ровно. На моих было десять минут, но они спешат. Спросите лучше Джо Селлона. Хочешь знать, который час, – спроси полицию![160]

– Очень хорошо, – ответил суперинтендант. – Нам нужно было просто немного уточнить этот пункт в показаниях… Два свидетеля лучше одного. Этого достаточно. Теперь идите и – внимание – рот на замке.

– Разумеется, – сказала миссис Раддл, негодуя. – Я не сплетница.

– Конечно же нет, – согласился Питер. – Это самое последнее, в чем можно вас обвинить. Но, понимаете ли, вы очень важный свидетель, вы и Селлон, и, скорее всего, разные люди, репортеры и так далее, попытаются из вас что-нибудь выудить. Так что вам надо проявлять осмотрительность – вот как Селлон – и ни слова им не говорить. Иначе вы очень затрудните работу мистера Кирка.

– Джо Селлон, подумаешь! – презрительно процедила миссис Раддл. – Да уж небось не хуже его справлюсь. Делать мне больше нечего, кроме как с газетчиками болтать. Проходимцы они все, да и только.

– Крайне неприятные люди, – согласился Питер. Он пошел к двери, аккуратно ведя миссис Раддл перед собой, как отбившуюся от стаи курицу. – Мы знаем, что на вас можно положиться, миссис Раддл, о строгая весталка тишины, питомица медлительных времен![161] Что бы вы ни делали, – добавил он серьезно, передвигая ее за порог, – не говорите ничего Бантеру – он самый страшный болтун в мире.

– Ни в коем случае, милорд, – сказала миссис Раддл.

Дверь закрылась. Кирк выпрямился в огромном кресле. Его подчиненный сидел сгорбившись и ждал взрыва.

– Итак, Джо Селлон. Что все это значит?

– Понимаете, сэр…

– Я разочарован в тебе, Джо, – озадаченно продолжил Кирк. В его голосе слышалось скорее огорчение, чем гнев. – Я удивлен. Значит, ты был там в девять вечера, разговаривал с мистером Ноуксом и ничего об этом не сказал? Где твое чувство долга?

– Я очень извиняюсь, сэр.

Лорд Питер Уимзи отошел к окну. Не следует вмешиваться, когда кто-то распекает своего подчиненного. Тем не менее…

– Извиняешься? Подходящее слово, нечего сказать. Ты, полицейский, скрыл важные сведения? И теперь извиняешься?

(Халатность. Да, на первый взгляд просто халатность.)

– Я не хотел… – начал Селлон. И затем, в ярости: – Я не знал, что старая проныра меня видела!

– Какая, к черту, разница, кто тебя видел? – воскликнул Кирк, раздражаясь все сильнее. – Ты должен был первым делом рассказать мне… Боже мой, Джо Селлон, не понимаю, что с тобой. Честное слово, не понимаю… Ну и вляпался ты, парень.

Бедняга Селлон сидел, ломая руки, и не находил другого ответа, кроме жалобного бормотания:

– Извините…

– Слушай, – сказал Кирк, с опасной нотой в голосе. – Что ты там такое делал, о чем ты не хочешь никому рассказывать?.. Говори!.. А, нет, постой-ка, постой-ка…

(Наконец он понял, подумал Питер и обернулся.)

– …ты ведь левша?

– Ради бога, сэр, ради бога! Это не я! Клянусь вам, не я! Господь свидетель, было из-за чего, но я его не убивал… Я и пальцем его не тронул…

– Было из-за чего?.. Давай же! Выкладывай! Что за дела у тебя были с мистером Ноуксом?

Селлон испуганно оглянулся. У него за спиной стоял Питер Уимзи с непроницаемым лицом.

– Я его не трогал. Я ему ничего не сделал. Умереть мне на месте, если я виновен!

Кирк покачал своей массивной головой, словно бык, которого донимают слепни.

– Что ты здесь делал в девять вечера?

– Ничего, – упрямо сказал Селлон. Возбуждение его прошло. – Просто время коротал.

– Время коротал! – повторил Кирк с таким презрением и раздражением, что нервы Питера не выдержали и он вмешался.

– Послушайте, Селлон, – проговорил он голосом, который заставлял многих попавших в беду рядовых поделиться своими жалкими тайнами. – Я очень советую вам все без утайки рассказать мистеру Кирку. Что бы это ни было.

– Хорошенькое дело, – прорычал Кирк. – Полицейский, служитель закона…

– Полегче с ним, суперинтендант, – сказал Питер. – Он еще мальчишка.

Он колебался. Возможно, Селлону будет легче без посторонних свидетелей.

– Пойду в сад, – сказал он примирительно. Селлон мгновенно обернулся:

– Нет, не надо! Я все расскажу. Ради бога, сэр! Не уходите, милорд. Я не смогу без вас! Я вел себя как круглый дурак.

– С кем не бывает, – мягко сказал Питер.

– Вот вы мне поверите, милорд. Боже милосердный, я пропал!

– Очень может быть, – мрачно согласился Кирк. Питер глянул на суперинтенданта – тот тоже понял, что Селлон обращается к авторитету более высокому и древнему, чем присутствующие, – и присел на краешек стола.

– Соберитесь с духом, Селлон. Мистер Кирк никого не осудит неправедно. В чем же было дело?

– Ну… Этот самый бумажник мистера Ноукса… который он потерял…

– Два года назад. Ну да, и что с ним случилось?

– Я его нашел. Я… Я… Он выронил его на дороге – там десять фунтов было. Я… моей жене было очень плохо после родов… Доктор сказал, что нужно специальное лечение… Я ничего не накопил… А жалованье невелико и денежное довольствие тоже… Я был последним дурнем… Я хотел сразу же положить его обратно. Я думал, что для мистера Ноукса, человека обеспеченного, это небольшая потеря. Я знаю, что от нас ждут честности, но это страшное искушение.

– Да, – сказал Питер. – Щедрая страна ожидает предельной честности за два-три фунта в неделю.

Кирк, казалось, лишился дара речи, так что Питер продолжил:

– И что было дальше?

– Ноукс об этом узнал, милорд. Не знаю как, но пронюхал. Угрожал донести на меня. Ну, конечно, это бы меня погубило. С работы бы выгнали, и кто меня после этого наймет? Вот и пришлось платить ему, сколько скажет, чтобы не проговорился.

– Платить ему?

– Это шантаж, – заявил Кирк, резко выйдя из оцепенения. Он произнес эти слова так, как будто нашелся наконец выход из невозможного положения. – Это уголовное преступление. И укрывательство.

– Называйте это как хотите, сэр, – для меня это был вопрос жизни и смерти. Доил меня на пять шиллингов в неделю все эти два года.

– Боже мой! – сказал Питер с отвращением.

– И я скажу вам, милорд, когда я сегодня утром пришел сюда и услышал, что он мертв, это было как милость божья… Но я не убивал его, клянусь вам. Вы мне верите? Милорд, вы-то мне верите. Это не я.

Страницы: «« ... 56789101112 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Эта книга для тех, кто хочет изменить свою жизнь к лучшему, кто готов не пожалеть для этого собствен...
В 26 томе Собрания сочинений публикуется первая часть исследования «Двести лет вместе (1795–1995)» (...
В книге «Астральный лечебник» Михаил Радуга обращается к рассмотрению возможности самоисцеления от р...
Индивидуальный рисунок на ладони – это отражение бездонной внутренней природы человека, в которой со...
Поэзия Нины Ягодинцевой сама по себе как-то молчалива – прочёл, а ощущение неизьяснимости осталось, ...
Область бессознательного была и остается самой загадочной в психологии, ведь именно здесь пересекают...