Мы, наши дети и внуки. Том 2. Так мы жили Никитин Борис

Б. П.: Все, о чем мы рассказали выше, касается самых насущных проблем первого года жизни ребенка. Кормление, уход, закаливание – мимо этого не пройдет ни одна семья, потому что все это связано со здоровьем и самим существованием малыша. Проблемы эти нельзя не решать, и на решение их уходит в основном все время матери и отца в первый год жизни ребенка.

Но есть и другие проблемы, на которые, к сожалению, мало обращают внимания, которые откладывают «на потом», потому что «мал еще, пусть сначала подрастет». Это проблемы физического, умственного и нравственного развития малышей в первый год жизни. Да, да, именно тогда.

Правда, они становятся ощутимыми для родителей позже – через два-три года, но тогда же выясняется: что-то сделано уже не так, и надо переделывать или наверстывать упущенное.

Все знают, например, что малыш в первый год к определенному времени должен научиться сидеть, стоять, ползать, ходить. Ему помогают в этом, беспокоятся, если он плохо умеет делать то, что «положено», но в то же время частенько делают все, чтобы он двигался поменьше: перекутывают, надевают неудобную обувь с негнущейся подошвой, подолгу держат в кроватке или манеже, а на улице сплошь и рядом возят в коляске, не давая самому ребенку – даже летом! – и шагу лишнего ступить.

Спокойный малыш радует: «Никаких с ним хлопот!» Подвижный же считается бедствием: «И минуты не даст посидеть!» При этом естественная потребность ребенка в активном движении не только не удовлетворяется, не развивается, но, наоборот, как бы притупляется, сходит на нет. К тому же почему-то на первом году жизни следят главным образом лишь за ростом и весом и только по ним судят об уровне физического развития ребенка. И совсем не обращают внимания на крепость его мышц, на подвижность, ловкость, координацию движений. Когда позже, уже в школе, обнаруживаются плоскостопие, искривление позвоночника, общая мышечная слабость, ожирение, слабое сердце и другие неприятности – вот тогда родители начинают беспокоиться: что делать, если сынишка не любит физкультуру? Как быть, если он такой неловкий?

А начало всем этим неприятностям закладывается, оказывается, в том самом возрасте, когда еще никто и не думает о них – ни мать, ни отец. С рождения ребенка. Более того, еще до его появления на свет.

Гимнастика до рождения

Ну какое, например, может иметь значение, много ли шевелится малыш у мамы до рождения или мало? Мы тоже не придавали значения этой «детали» и просто удивлялись, почему это наши ребята, еще не родившись, толкаются так сильно и так часто. Думали: такие уж они у нас сами шустрые. А то, что семья большая, что надо и приготовить, и обшить, и обстирать, что работы у матери дома невпроворот – одни полы держать в чистоте чего стоит, – тут мы никакой связи не предполагали.

Иногда спортивный снаряд сделать очень просто (Антону еще нет двух лет). 1961 год

А связь, оказывается, не только тесная, но и прямая. Если мать постоянно занимается физической работой, много и энергично двигается, то у нее снижается насыщенность крови кислородом. Она, естественно, начинает усиленно дышать, а сердце ее – чаще биться. А что делать ребенку, ведь и он ощущает нехватку кислорода? Тогда он начинает «брыкаться», шевелиться, его сердечко бьется чаще, и это сразу увеличивает количество крови, которое поступает к нему от матери. И кислорода добыто, сколько ему требуется.

Точно такая же картина получается, если в крови матери снизится содержание питательных веществ (это когда мать хочет есть). Ребеночек и тут начинает двигаться и тем самым «добывает себе хлеб насущный». Исследователями было подсчитано, что – подумать только! – через 1,5–2 часа после обеда он делает только 4 шевеления в час, а если мать не ела 10 часов, то 50–90. Разница громадная – в 20–30 раз! И при этом, как при всякой тренировке, происходит развитие, совершенствование и укрепление его мышц, сердца и всего организма.

Оказывается, советовать женщине, ожидающей ребенка, «есть за двоих» и почаще отдыхать – значит оказывать ей медвежью услугу. При избытке еды и малоподвижном образе жизни матери младенец слабо шевелится и, значит, «не тренируется». И родится на свет физиологически незрелым.

По данным лаборатории профессора И. А. Аршавского, количество физиологически незрелых новорожденных растет из года в год. Мы избежали этой опасности случайно (если и не полностью, то, во всяком случае, значительно) – жили в доме без всяких коммунальных удобств и домашним хозяйством занимались сами, маме приходилось волей-неволей много двигаться. Заодно «тренировались» и малыши еще задолго до рождения.

Без специальных занятий

Но вот новорожденный уже дома. Когда же и как начинать его физическое развитие, если к нему и прикоснуться-то страшно в первые дни? О том, что младенец намного крепче, чем это принято считать, мы узнавали постепенно. Оказалось, что немалую роль в развитии мышц играет… легкая одежда. Шутка ли: пока малыш не спит, он голенький или в одной распашонке. Ему прохладно, и, чтобы больше вырабатывалось тепла, у него сильно напружинены все мышцы. Врачи называют это «гипертонией мышц новорожденных». А стоит завернуть его теплее, как этот тонус сразу снижается, мышцы расслабляются. Значит, в первый же месяц благодаря прохладе тренируется и мускулатура.

Но с первых же дней мы начинали заниматься и физкультурой. И первым «тренером» у нас в семье всегда становилась мама. Это и понятно: никто с малышом так много не возится и так тонко его не чувствует, как мать. И поэтому она точнее всех может определить и его возможности, и его желания. Но я с самого начала старался помогать ей во всем и постепенно брал на себя все больше и больше «тренерских обязанностей». Я не только был тренером, но и придумывал и делал спортивные сооружения в доме и во дворе, судил семейные соревнования и сам в них участвовал, а иногда даже превращался – для самых маленьких! – в «спортснаряд» и целый «спорткомплекс». Я же вел подробнейшие таблицы результатов физического развития наших детей с самого рождения и записывал в дневниках все их достижения, каждый шаг вперед.

Короче говоря, у нас в семье физическое воспитание – в основном моя забота. Но мы поддерживаем друг друга и радуемся открытиям и находкам каждого.

Однажды мама, например, заметила, что если с малышом энергичнее обращаться, то он как бы в ответ при этом напружинивается, напрягая мышцы. И наоборот, если перекладывать его с руки на руку или перевертывать очень мягко, нерешительно, его тельце остается расслабленным и вялым. Глядя на маму, и я смелее стал браться за младенца и чувствовал, как с каждым днем крепнет малыш – ведь брать его и переворачивать приходится десятки раз за день, никакая специальная зарядка не сравнится с этим упражнением по продолжительности и частоте, по напряжению всех групп мышц. И специального времени на занятия отводить не надо. Нужно только проследить, чтобы энергичное обращение не превратилось в грубоватое, резкое, неприятное для малыша и окружающих.

Еще не зная о существовании многих врожденных двигательных рефлексов, мы заметили, что младенец в некоторые моменты (особенно перед кормлением) крепко хватается за пальцы взрослого. И это буквально с первых дней и недель жизни. Затем, к своему удивлению, мы обнаружили, что он с самого начала может даже висеть, ухватившись за пальцы папы или мамы.

Начинали мы с того, что просовывали в сжатые кулачки новорожденного по пальцу и тянули его к себе, пока он не сядет. Посадим, а потом положим, посадим и снова положим. Это не доставляло неприятностей малышу, хотя он еще плохо держал головку, и она у него отклонялась назад. А мы, радуясь за него, становились смелее.

Месяцам к двум малыш уже вставал, держась за наши пальцы, при этом – очень важный момент! – мы хорошо чувствовали, насколько он крепко держится. Обычно рекомендуют давать ребенку колечки и тянуть за них, чтобы малыш крепче хватался, но кольца, мне кажется, небезопасны: не чувствуешь ведь, насколько прочно держится за них ребенок. А пальцы сразу ощущают это, и, как только ручки ребенка начинали слабеть (через 5–10 секунд, а потом и больше), можно сразу осторожно положить младенца. Так легко определить возможности ребенка и дать ему оптимальную нагрузку каждый раз, когда он берется за пальцы взрослого.

Так же случайно мы обнаружили, что если положить малыша головкой себе на плечо и одной рукой держать его у груди, а другую подставить ему под пяточки, то он моментально упрется ножками в ладонь. Оказывается, это срабатывал «опорный рефлекс», и малыш выпрямлял и напрягал ножки настолько, что держал на них уже весь свой вес. Мы тогда еще не отдавали себе отчета в том, что, действуя так, развиваем у младенца природные рефлексы, превращая каждое прикосновение к нему в непрерывную и действенную гимнастику.

Ну-ка, прыг из кроватки!

С трех месяцев, когда малыш уже стал сам крепко хвататься за пальцы взрослых и уверенно висеть на них (Ваня, например, однажды перед «обедом» провисел… 43 секунды), я ввел в обиход еще одно «упражнение»: перестал брать из кроватки малыша под мышки, а вместо этого протягивал ему руки так, чтобы малышу удобно было ухватиться за большие пальцы. Это было сигналом: «Берись покрепче!» Малыш хватался двумя ручонками сразу, и я вынимал его из кроватки. Для подстраховки я иногда охватывал остальными четырьмя пальцами ручку малыша. Получалась «двойная прочность» хвата.

Л. А.: Хочу заметить, что я таким «цирковым способом» (по определению бабушки) пользовалась очень редко, предпочитая брать малыша, как обычно, под мышки. Почему? Мне этот способ казался грубоватым для женщины, несвойственным ей. Зато я радовалась тому, что и отцу, и малышу эти «трюки» доставляют сплошное удовольствие и обоим приносят несомненную пользу. Отец проявлял все больше интереса к младенцу и находил свой язык общения с малышом. А младенцу этот «мужской» язык тоже был необходим для предотвращения изнеженности и несмелости, этих неизбежных последствий нашего женского, в основном все-таки оберегающего воспитания.

Осознали мы всё это не сразу, конечно, но интуитивно чувствовали, что такое разное отношение к малышу ему не повредит, и не мешали друг другу делать так, как каждому было приятнее. Правда, бывало, что я относилась к очередному отцовскому «изобретению» скептически (не чересчур ли?) или он подтрунивал над моими «маменькиными нежностями», но до конфликта дело не доходило: мы же видели, что малышу и с папой, и с мамой хорошо. А это было для нас главным.

Б. П.: После того как был освоен необычный способ вынимания из кроватки, я придумал новый: протягивал теперь малышу только одну руку (чаще левую) и давал ему указательный палец и мизинец, а остальные пригибал к ладони. При этом вторая рука могла подстраховывать ребенка. Это «упражнение» со временем превратилось в настоящий «цирковой номер». Малыш сначала становился на ножки в кроватке, а потом, чуть присев, подпрыгивал вверх. Его ножки и моя рука действовали синхронно, наши усилия сливались, превращаясь в легкий стремительный взлет. Казалось, что крошка ребенок сам выпрыгивает из кроватки ко мне на руки. Это впечатление легкости прыжка и дало бабушке повод назвать его «цирковым». Он у нас очень прижился, и малыши с удовольствием пользовались им до пяти-шестилетнего возраста – я только так и брал их к себе на руки.

А теперь подсчитайте, сколько раз за день приходится вынимать из кроватки трех-пятимесячного ребенка и возвращать его назад? Десять-пятнадцать-двадцать раз! Обычно это – «работа» только для взрослого, а у нас получалась опять-таки эффективная тренировка младенца: ведь он и напрягался весь, развивая мышцы не только рук, но и спины, и живота, и груди.

Малышу очень нравится такой способ обращения, его руки быстро крепнут, но вот «беда» – он все чаще просит дать ему пальцы, ему так хочется снова и снова схватиться за них, посидеть, постоять – это так интересно, так бы, кажется, и прыгал целый день. Но… как быть нам, взрослым?

И я придумал себе замену: прикрепил деревянную палочку в кроватке так, чтобы малыш, лежа, мог до нее дотянуться. Так в три месяца наша дочурка получила в подарок «турничок» – первый спортивный снаряд, предназначенный специально для нее.

Такую же деревянную перекладинку я сделал ей и в коляску. Сначала мы немного помогали малышке нащупать палочку, подставляли ладонь к ножкам, чтобы она могла упереться, помогали сесть и встать. Зато после этого сидеть и стоять она могла сколько хотела. Особое удовольствие доставляло ей (а потом и всем остальным ребятишкам) придуманное ею упражнение: стоя, дергать палочку так, что коляска начинала «ходить ходуном». Сколько радости это доставляло малышу!

Но сколько же было кругом различных страхов и волнений! «Ну где это видано – трехмесячному стоять, да еще так раскачиваться, ведь ножки-то слабые – искривятся!» – так говорили многие, не замечая, что ножкам помогают и ручки, и спинка ребенка, что его вес распределяется на все мышцы тела. А это не только оказалось не страшным, но, наоборот, способствовало правильному развитию скелетно-мышечной системы. У всех наших детей руки и ноги рано становились не только крепкими, сильными, но и прямыми, стройными.

Зачем ползать?

Но вот кроватка уже освоена вдоль и поперек. И на полу, на мягком матраце, застеленном большой простыней, совершаются первые попытки освоить новое пространство – малыш начинает ползать.

Мы очень скоро – как только он сам сумеет – разрешали ему переползти с матраца на пол и «путешествовать» по всему дому. Это «освобождение» оказывалось очень полезным для развития движений. Прежде всего это громадные (для него!) расстояния, которые надо преодолевать, если хочешь добраться в кухню к маме или к папе в мастерскую, – какая большая работа и рукам, и ногам, да и сердечку тоже, разве сравнить их с микроперемещениями в кроватке? А эти двери, у которых ручки почему-то на недосягаемой высоте, никак не хотят открываться, сколько ни прилагаешь усилий. А эти чьи-то большие ноги, шагающие мимо или стоящие на пути, – можно ли за них уцепиться? И все предметы, которые сделаны будто для великанов. Сколько ни хватайся за мяч, а взять его не удается – ручонка соскальзывает, сколько ни толкай этот стул с дороги, он ни с места. Трудно маленькому человеку в такой новой, незнакомой, непонятной обстановке. Однако эти трудности, видимо, и есть самый могучий двигатель развития, а если рядом папа, или мама, или братишки с сестренками, которые поддержат настроение в случае неудачи, малыш с удивительным упорством и невероятной для такого возраста настойчивостью пытается их преодолевать.

Чтобы ребенок учился становиться на ноги, мы приносили каркас от старой раскладушки и ставили его в середине комнаты на коврик или матрасик. Держась за трубки каркаса (как за турничок в кроватке), можно подниматься и топать вокруг, не отпуская спасительную опору из рук. Это второй «спортснаряд», который осваивал наш малыш, а дальше – месяцев с восьми – дело доходило и до настоящих спортивных снарядов, которые находились тут же, в комнате (кольца, перекладина, канат с боксерской грушей внизу, лесенка, горизонтальный канат через всю спортивную комнату и другие). Мы только опускали их на доступную для малыша высоту да иногда помогали поймать ускользающее кольцо.

В этой обстановке, да еще в обществе старших братьев и сестер наши «ползунки» быстро осваивались и начинали свободно перемещаться по всему дому.

Естественно, что младшие попадали в лучшие условия по сравнению с первыми: прибавлялся опыт у нас, появлялись всё новые спортснаряды, у каждого из младших было больше «учителей» – старшие братья и сестры. Это сказывалось на развитии детишек очень заметно и отразилось на способах их ползания. Получилась даже своеобразная «диаграмма»: первый сын применял обычный прием ползания – опирался на пол «шестью точками»: руками, коленками и пальцами ног. Второй умудрялся ползать только на одном левом колене, а другую ногу ставил на стопу, то есть ходил «на пятереньках», а остальные очень быстро переключались «на четвереньки», то есть не только ходили, но и бегали, не касаясь пола коленями. Если сравнить все эти способы ползания, то даже неискушенному будет очевидно, что последний из них куда совершеннее других – он позволяет передвигаться намного быстрее, но он требует и большей ловкости, силы, выносливости. Этим способом может пользоваться только подвижный, крепкий ребенок с хорошей координацией движений и умением надежно и быстро ориентироваться в пространстве.

Считается, что ползание – в общем-то, необязательная фаза в развитии движений ребенка. Есть детишки, которые обходятся без нее – и ничего, ходят не хуже других. Возможно. Но ведь бывают случаи, когда в играх, в спортивных упражнениях нужно быстро и долго ползти. Непривычному это намного труднее: ведь тут используются другие группы мышц. Кроме того, во время ползания развиваются и крепнут руки. В общем, это хорошая гимнастика для всесторонней тренировки ребенка и прекрасная подготовка к будущей ходьбе.

Учимся ходить и… падать

Первые шаги – сколько радости они доставляют всем: и ребенку, и взрослым! И сколько тревоги… Особенно побаиваются бабушки и мамы: а вдруг упадет? В мягкой кроватке это не так страшно, а если на твердом полу?

И – помогают. Учат ходить так, чтобы малыш не падал: держат за ручки, за воротник пальто, за шарф, сажают в специальные ходунки или надевают что-то вроде сбруи. И так до тех пор, пока ребенок не научится ходить.

Кому от этого хорошо? Конечно, прежде всего взрослым: так спокойнее. А малышу? Ему от такой «помощи» пользы мало. Ведь движения его скованны, он не чувствует своих возможностей, не узнает опасностей и совсем не учится… падать.

«А разве этому нужно учиться?» – спросите вы. Обязательно! Потому что бабушка и мама будут рядом не всегда, а в любой беготне, подвижной игре, спорте сплошь и рядом бывают ситуации, когда падения не избежать. Значит, сильный ушиб, травма может быть там, где умеющий падать отделается только легким испугом, а то и вовсе такой мелочи не заметит.

Спортсменов – особенно самбистов, акробатов, гимнастов, фигуристов, парашютистов – даже специально учат падать: группироваться, напрягать мышцы, смягчать удар спружиненными ногами, руками, перекатом. Но вот что интересно: всеми этими приемами куда легче, чем взрослые, и без всякого специального обучения овладевают дети в первые годы жизни – если, конечно, им позволят.

Много раз, видя, как виртуозно умеют падать наши ребята, как хорошо владеют своим телом, мы пытались вспомнить: а с чего же это начиналось? Ведь мы их этому специально не учили…

Но и не мешали им – вот в чем дело! Очень рано пуская их ползать по полу, позволяя им путешествовать по всем комнатам самостоятельно, мы не могли запретить малышу находить какую-нибудь опору, вставать с пола, а потом… и падать. Такие попытки встать, держась за что-нибудь, дети предпринимали десятки, даже сотни раз. И многие из этих попыток кончаются неудачей – падением. С самого начала у наших ребятишек это получалось очень ловко и даже немного потешно. Качнувшись назад, малыш легко складывался (точь-в-точь как перочинный ножик) и садился мягким местом на пол, а качнувшись вперед, выставлял ручки и становился на четвереньки. Когда ручонки сильные, они спружинят, и ни лоб, ни нос до пола не достанут. Чаще всего он при этом не успевал даже испугаться и продолжал путешествие как ни в чем не бывало. Ни мы, ни малыш этим падениям не придавали никакого значения и не опасались их. Только однажды мы серьезно испугались.

Девятимесячного Алешу пришлось как-то оставить на целый день у бабушки. А возвратившись домой вечером, без всяких предосторожностей, как всегда, я оставил его на полу посредине комнаты. И тут увидел совершенно необычную картину. Алеша сделал несколько шагов, остановился, качнулся назад и стал падать. Но падал он как-то странно, выпрямившись и закинув голову назад, и поэтому сильно стукнулся головой об пол. В чем дело? Я не мог понять, куда девалось его умение падать.

«Секрет» раскрылся на следующее утро, когда к нам пришла бабушка. Оказывается, она, боясь, что начинающий ходить Алеша может упасть, ходила весь день за ним следом и придерживала его затылок рукой. Чуть малыш качнется назад, а тут бабушкина рука, он затылком на нее опирался. Одного дня оказалось достаточно, чтобы Алеша заменил свой способ защиты от ушибов на бабушкин. А в результате – шишка на затылке. Этот случай еще раз убедил нас в том, что от такой «помощи» лучше воздержаться.

Много раз потом нам приходилось радоваться тому, что наши ребята в критические моменты (споткнулся, поскользнулся, не удержал равновесия и т. д.) выходили из положения удивительно легко. Вот только один пример.

Мы с двумя дочками быстро бежим по асфальтированной улице. Смеркается, мы торопимся доставить домой только что купленное мороженое. Младшая бежит, держась за мой палец, а шестилетняя Аня – на несколько шагов впереди. У каждого бегуна в руке эскимо. Бегут изо всех сил: мороженое-то тает. И вдруг Анюта на всем бегу споткнулась. Я к ней: ох и разобьет лицо об асфальт! Но она – падая! – успела изогнуться дугой, как конь-качалка, и перекатилась с коленей на живот, потом на грудь, а в то же время выставленная вперед свободная рука, как пружина, гасила инерцию тела. Тут же вскочив, она победно показала эскимо: вот, мол, целехонько! Я-то боялся, что Аня сильно разобьет лицо, а она, оказывается, тревожилась за судьбу мороженого. У нее даже нос в пыли не успел испачкаться.

И все-таки мы помогали малышам учиться ходить. Не только тем, что пускали их в спортивную комнату, где можно было найти много всяких опор и топтаться вокруг них. Мы еще давали малышу два своих пальца. Вначале эти пальцы были твердые, надежные, ребенок цепко держался и ходил со мной, мамой или старшими братишками и сестренками по всему дому. Но через несколько дней, когда ребенок начинал топать довольно уверенно, один из этих пальцев вдруг становился ненадежным, начинал качаться, двигаться, куда его ни потянешь, и уж никак не мог служить хорошей опорой.

Малышу приходилось поддерживать равновесие лишь одной рукой, держась только за «твердый» палец и бросив другой совсем, потому что толку от него было мало. А через некоторое время и вторая рука становилась все менее и менее надежной. Поневоле малышу все больше приходилось рассчитывать на свои силы, и он постепенно начинал ходить самостоятельно.

Бывало так, что малыш вполне мог бы уже обходиться и без опоры, но никак не решался сделать первый шаг, даже один – и то побаивается. Так у нас было с самым старшим.

– А вы дайте ему что-нибудь в руки, – посоветовала бабушка, – он отвлечется и перестанет пугаться.

Я протянул сынишке листок бумаги. Он взял его свободной рукой, а другой держался за мамин палец. Листок сразу заинтересовал его, и, забывшись, он взялся за него обеими ручками. В первый раз он простоял так с минуту! А уж дальше было легко. Одной из дочек такой же кусочек бумаги помог сделать первые шаги: она шла… держась за бумажку, как за опору. А шла сама.

Мы и позже не водили детей за руку, как обычно принято, а наоборот, они сами держались, если им хотелось, за мои или мамины пальцы. При этом ручонки малыша постепенно тренировались и крепли настолько, что, даже споткнувшись, он повисал на пальце и не падал. А для взрослого это удобно, так как палец удивительно тонко чувствует, крепко ли держится ребенок, насколько уверенно он уже ходит, можно ли идти с ним быстрее, или он устал и надо несколько шагов пройти спокойнее или даже посадить его на плечи.

«Всадники» и «кони»

Малыши, как известно, любят кататься на папиных плечах верхом. Но из меня всегда получается «норовистый конь», который не терпит, чтобы на нем сидели мешком, зато любит «всадников» сильных, ловких, смелых. Держа малыша за ноги, я наклоняюсь то вперед, то назад, то вбок, пытаясь «сбросить седока». И маленькому наезднику приходится, обхвативши мою голову или вцепившись в «гриву», постоянно удерживать вертикальное положение. А это совсем не легко, потому что «конь» к тому же еще и скачет, подпрыгивает и даже может присесть.

Как крепко держатся маленькие ручки, как напрягается животик! Я говорю одобрительно: «Ну и всадник крепкий попался! Никак его не сбросишь. А что, если одно стремя оторвется?» – и отпускаю одну ножку. Малыш мгновенно стискивает мою шею обеими ногами и еще крепче хватается за «гриву». Не поймешь: то ли это игра, то ли физкультура, зато обоим весело, и нагрузка порядочная и для «коня», и для «всадника».

Когда же малыш начнет седлать четвероногую мебель, тут сначала приходится держать ухо востро. Табуретки и стулья тоже могут проявлять «норов» и сбрасывать неумелого седока на пол, особенно если малыш карабкается со стороны спинки стула. Что делать? Первое, почти инстинктивное желание – подержать стул, чтобы он стоял крепко. Чаще всего так и поступают, и при этом не только стул держат, но и ребенку помогают влезать. Малыш тут в безопасности, так как рядом взрослые. А если он полезет без них? Бояться ему не надо, ведь стул раньше стоял так крепко. Он и лезет без всякой опаски и – трах-тарарах! – летит на пол, а стул на него. Значит, не спускать с него глаз?

Нет, мы делали иначе. Когда малыш только приступает к «обузданию» самых разных мебельных «коней», мы обязательно продемонстрируем их «коварство»: не удерживаем их, а наоборот, незаметно «поможем» им наклониться на малыша, чтобы тот почувствовал сам неустойчивость стула или табуретки. Тогда он прижимается к «коню» как можно ближе, лезет очень осторожно и тотчас сползает вниз, если заметит, что «конь» наклоняется. Так мы знакомим малыша со всей «коварной» мебелью, на которую он уже в силах забраться, но сами не ставим его на стулья и не поднимаем туда, куда он сам не заберется.

Ребенок делает только то, что сам может, – этого принципа мы придерживаемся всегда, в том числе и во время знакомства со спортивными снарядами. Даже на качели мы никого не сажаем и не раскачиваем – каждый должен научиться этому сам. Для него это и полезнее (развивается), и интереснее («Ура, я сам могу!»), и… безопаснее (ведь он становится осторожнее!). А для мамы и бабушки – облегчение, потому что постоянная утомительная опека становится просто не нужна. Самостоятельность не только делает малыша сильнее, смелее, сообразительнее, инициативнее, но и очень заметно облегчает жизнь взрослых, если, конечно, им нужно в ребенке не одно только послушание…

Движение – всему начало

Создавая малышам условия для разнообразных движений и позволяя им двигаться, сколько они захотят, мы и не подозревали, что тем самым не только развивали мышцы детей, но и укрепляли их внутренние органы. Мы узнали, что развитие скелетно-мышечной системы ребенка, достигающее высокого совершенства, оказывается, «вытягивает» (ученые говорят: коррелятивно вызывает) развитие всех других органов и систем организма. Если ребенок побежал, то у него, естественно, учащается пульс, он начинает глубоко и часто дышать, потому что мышцы в беге выполняют большую работу, а обслуживающие их сердце, легкие и другие системы должны, естественно, увеличить свою производительность, повысить свою мощность. Значит, ребенок, много двигающийся, хорошо развитый физически, обязательно имеет и крепкие внутренние органы. Получается, чтобы ребенок был здоров, надо как можно лучше развить его физически.

Кроме того, активная физическая деятельность способствует и… умственному развитию малышей. Ученые США провели такой интересный эксперимент.

Шесть храбрых мам согласились учить своих новорожденных ребятишек ходить. Они «ставили» их на стол, а фактически просто держали их под мышки и шли тихонько вдоль стола так, чтобы малыши сначала только касались стола ступнями ног, но этого было достаточно, чтобы работал «шаговый рефлекс» и ножки переступали по столу. Головка ребенка при этом была опущена на грудь, это «ходьбе» не мешало. Упражнения сначала длились всего по одной минуте трижды в день. Вскоре малыши уже начали хорошо переступать ногами, и матерям не нужно было держать их на руках, они лишь помогали детям сохранять вертикальное положение.

В результате малыши начали ходить самостоятельно в шесть-семь месяцев, а их контрольные сверстники, лежавшие в это время запеленатыми в кроватках, – только в двенадцать, как полагается всем «нормальным» детям. Но удивило ученых не столько их раннее овладение ходьбой, сколько другое обстоятельство – эти шестеро малышей сильно обгоняли сверстников и в умственном развитии.

Теперь известно, что можно успешно использовать плавательный рефлекс новорожденных и научить плавать детишек первых месяцев жизни. И опять внушительные статистические данные: более шестисот детей, научившихся плавать раньше, чем ходить, превышали по умственному развитию детей, не обучавшихся плаванию в столь раннем возрасте.

Таким образом, если не заставлять малыша в первые месяцы жизни лежать завернутым в кроватке, если не ждать, пока исчезнут (это происходит примерно через три месяца) врожденные рефлексы, а попытаться их использовать и развить, тогда малыш будет успешно развиваться не только физически, но и умственно. Видимо, при овладении ходьбой, плаванием и «гимнастикой» совершенствуются не только соответствующие отделы мозга, но и все другие.

Может быть, в этом возрасте овладение движениями и есть один из главных видов умственной работы малышей?!

Б. П.: В начале своего родительского пути мы даже и предположить не могли, что первый год человека – это год запуска всех его возможностей к развитию, всех способностей, как бы стартовая площадка будущей жизни человека. Не преувеличение ли это? Ведь речь идет всего-навсего о первом годе жизни малыша. Нет, не преувеличение! Теперь-то мы твердо знаем: развитие способностей ребенка, даже его характера, во многом зависит от того, что он узнает на первом году жизни, как он это делает и какой способ общения с ним избирают взрослые. В это трудно поверить, но как много еще здесь невыясненного, неожиданного по своим результатам!

На руках или в кроватке?

Казалось бы, простой вопрос: надо ли носить малыша на руках, или он должен лежать больше в кроватке? Большинство скажет: приучать к рукам нельзя – ребенок «руки свяжет». Видимо, это так и есть, если носить ребенка на руках и заниматься только им, всячески развлекая и ублажая его. А мы, признаемся, с самого первого месяца брали детишек на руки часто. Мама при этом даже домашней работы не прекращала – приспосабливалась: то прислонит его к плечу, поддерживая спинку, то положит животиком к себе на колени, то просто держит, как держат обычно, только одной рукой (другая нужна для разных дел).

Все это без какого-то специального умысла: просто она чувствовала, что малышу лучше с ней. Не удобнее (какой уж тут комфорт, если одной рукой его тискаешь, а другой кашу мешаешь, или дрова подкладываешь, или книгу перелистываешь), а спокойнее (мама рядом) и интереснее: он вертит головой, с любопытством глядит кругом. В поле его зрения – то окно, то пестрая посуда, то разноцветная ткань, то раскрытая книга или шуршащая газета – да мало ли что! А тут еще и говоришь с ним, называешь разные предметы, с которыми имеешь дело: «Сейчас достанем ложки, чашки, хлеб… а что там на полочке?» и т. д.

Важно это или неважно? Мы этого не знали, но часто носили на руках малышей. Мы заметили даже, что после таких «прогулок» ребенок и в кроватке играл охотнее и дольше, как будто бы на какое-то время заряжался впечатлениями. И тогда мы совсем перестали опасаться, что он привыкнет к рукам.

Когда появляются собственные дети, волей-неволей начинаешь больше наблюдать за детишками на улице, исподволь даже сравнивать своих с другими. Может быть, потому мы обратили как-то внимание (понаблюдайте сами, проверьте!) вот на что: у некоторых малышей в коляске взгляд равнодушный, ленивый, какой-то тусклый, как у утомленных жизнью старичков. Они не смотрят по сторонам, не удивляются ничему и не радуются: сытые, малоподвижные, нелюбопытные.

Нас это удивило: мы не видели такого у своих ребят, которым всё всегда было интересно. В чем дело? Может быть, здесь сказываются какие-то врожденные особенности психики? На этот вопрос мы ответить не могли. А потом как-то прочитали вот что.

Африканские матери носят обычно новорожденных за спиной. Ребенок постоянно при матери: во время ходьбы, любой работы, на праздниках, ночью и днем. То, что видит она, видит и он – какая смена впечатлений! Да еще и постоянное чувство защищенности, физической близости к матери. И что же? Африканские двухлетние малыши по интеллектуальному развитию намного обгоняют своих «кроватных» европейских сверстников из цивилизованного общества. Потом, конечно, может произойти отставание – так на ребенке сказывается уровень развития общества.

В последнее время психологи экспериментально доказали, что в первые месяцы жизни малыш очень много получает от простого рассматривания окружающих его предметов. Даже обычное поворачивание малыша на бочок или укладывание его на животик позволяют ему сразу видеть многое из того, что происходит вокруг. А при этом он и голову начинает держать раньше, то есть крепнет физически.

Вот к каким удивительным открытиям привело размышление над простым вопросом: стоит ли носить ребенка на руках или держать его в кроватке и возить в коляске – загородив от всего белого света, оставив для обозрения только кусочек неба да мамино лицо, которое частенько и обращено-то не к нему, а к книжке или… к другой маме с коляской.

Внимание: опасность!

Малыш растет. Вот он уже садится, сам встает, ползает, делает первый шаг. Обычно его в это время держат – для безопасности! – в кроватке, в манеже, в защищенном уголке комнаты. А мы, верные своему принципу предоставлять детям как можно большую свободу и поле деятельности, пускаем своих ползунков путешествовать по всему дому, позволяем пощупать мир своими руками.

Но сколько опасностей подстерегает маленького человека на его пути! Чуть недосмотрел – и стукнулся лбом об удивительно неприятный угол стола или стула, едва потянул к себе маленькую скамеечку, а она упала прямо на пальчики другой руки. Вещи бесчувственны и совершенно беспощадны: не прощают ни одной ошибки, ни одного промаха – наказывают, и иногда так больно. Как быть? Ходить за «путешественником» целый день по пятам? Убрать все опасные предметы? Загородить каждый острый угол подушкой? Нет, мы сделали по-другому. Мы стали знакомить малыша с опасностью, чтобы он сам становился осторожным.

Мы уже рассказали о том, как малыш постигал «коварство» разной мебели. Так мы делали и с остальными вещами. Оставляли, например, в доступных для малыша местах разные предметы и игрушки, чтобы он мог брать их, пробовать на вкус, на зуб, на стук – словом, исследовать всеми ему доступными средствами. Среди разных безопасных предметов «попадались» (опять-таки с нашей помощью) и вещи с «сюрпризами».

Братья умеют и залезать на лестницу, и спускаться с нее самостоятельно. 1962 год

Вот высоко на столе стоит кружка, которая оставлена здесь как бы невзначай. Она уже знакома десятимесячной дочке, бывала у нее в руках с молоком или чаем. Малышка без опасения тянет кружку к себе – и какая неприятность: из кружки выплеснулась вода прямо на трусики – сплошное огорчение! Но и польза: после двух-трех таких сюрпризов она не тянет уже со стола не только кружку, но и другие предметы.

Так, обязательно в нашем присутствии, мы давали возможность познакомиться малышам с иголками, булавками, ножницами… Допустим, мама шьет, а малыш сидит на высоком стульчике рядом с нею, перебирает разные лоскутки, катушки, пуговицы, среди которых на первых порах мелких нет, но вот иголка (не без маминой помощи) может и попасться. А иногда мама даже специально кладет блестящую булавку на видное место. Малыш, конечно, тянется к ней, вот-вот возьмет.

– А! А! – говорит мама (это сигнал, предупреждающий об опасности). – Острая, больно будет!

Булавку он все-таки взял, хотя и с некоторым опасением. А мама берет его руку, повторяя:

– Больно! Острая! – И тихонько укалывает кончиком булавки его пальчик. – А! А!

Малыш морщится, ему немножко и в самом деле больно, он опасливо отдергивает руку. А через два-три таких «урока» сам показывает на кончик иголки или булавки и говорит озабоченно: «А! А!»

А как привлекателен для малышей огонь! Они готовы схватить руками пламя спички, раскаленный уголек – ведь это так красиво! А сверкающий никелем чайник, утюг – ну как к ним не потянуться!

Спрятать? Тогда они станут еще более притягательными: запретный плод сладок. И мы разрешаем схватить, прикоснуться – так, чтобы это было неопасно, но чувствительно. И всегда предупреждаем: «А! Больно будет, горячо!» Но после этого ничего не прячем: попробуй сам, так ли это. Зато спустя некоторое время достаточно сказать: «А! Больно будет!», и малыш уже верит на слово, может даже заплакать от огорчения. А самое главное, он сам становится всё осторожнее и внимательнее. А это куда более надежная защита от всяческих опасностей, чем самая тщательная опека взрослых.

Недаром, видно, говорят индусы: «Умные родители иногда позволяют детям обжигать пальцы».

Постепенно у нас накопился опыт, который мы обобщили в специальной статье. Приведем ее здесь полностью, так как эта проблема касается всех без исключения семей.

Два пути предупреждения детского травматизма

Жизнь наша развивается противоречиво. С одной стороны – переселение в комфортабельные квартиры, освобождение от тяжелого физического труда, облегчение всей жизни, а с другой стороны – появление новых опасностей в жизни: многоэтажные дома, асфальтированные дороги, бетонные ступени и насыщенные машинами улицы, электричество и газ в каждом доме.

В этой сложной обстановке даже уменьшение числа детей в семье и организованная забота о них в яслях, детсадах и школах не спасают положения, и детский травматизм непрерывно растет. Возможны два различных пути его предотвращения.

Первый заключается в стремлении взрослых УВЕЛИЧИТЬ КОМФОРТ жизни себе и детям, обезопасить жизнь, УБРАВ ОТ РЕБЕНКА ОПАСНОСТИ или ребенка от них. «Прячьте спички от детей!», «Вы, родители, в ответе, если спички взяли дети!», «Если увидите у детей такие опасные игрушки, как рогатки, острые палки, самодельные копья и стрелы, постарайтесь их ОТОБРАТЬ» – кричат надписи плакатов, выпущенных пожарниками, врачами, работниками ГАИ.

А если опасность убрать нельзя, то: «Не оставляйте детей без присмотра!», «По неосмотрительности взрослых в руки детей попадают ножницы, остро заточенные карандаши, вилки, гвозди и другие острые предметы», «Не пускайте детей купаться в реке без вожатого или взрослого!».

Словом, «водите за ручку» ребенка как можно дольше, заботьтесь о ребенке, СНЯВ тем самым С РЕБЕНКА ЗАБОТУ и о себе самом, и о других. Такой путь борьбы с травматизмом, хотя он является официальным и самым распространенным, БЛИЗОРУК, направлен лишь на сиюминутный результат. Дети при этом остаются в НЕВЕДЕНИИ: они не знают об опасностях в окружающей жизни, не учатся быть сами осторожными, остаются неумелыми в обращении с опасными предметами, слабыми при встрече с трудностями. Положение осложняется еще и тем, что городские дети растут физически слабыми, и для них опасными стали даже простые падения на землю, на асфальт, на пол в квартире или в школьном коридоре.

Итак, оградить детей от опасностей – значит заведомо сделать их слабыми, объективно способствовать росту детского травматизма.

Второй путь – сознательно ГОТОВИТЬ РЕБЕНКА к встрече с трудностями и опасностями, которые всегда были, есть и будут в жизни. Надо воспитать ребенка так, чтобы он:

1) знал об опасностях, встречающихся в жизни, был осторожен сам и учил этому других детей;

2) умел обращаться с опасными предметами, инструментами и веществами;

3) был сильным, ловким, сообразительным, чтобы легко выходить из сложных и опасных положений.

Как это сделать?

У нас семеро детей от 7 до 20 лет, и за 20 лет (а к 1994 году – за 35) ни у кого из них (так же, как и у двенадцати внуков) не было серьезных травм (переломов, вывихов, сотрясений мозга, ожогов и т. п.), хотя они живут в «зоне повышенной опасности», так как в доме и во дворе много спортивных снарядов и сооружений, есть мастерская со множеством инструментов, в том числе электрифицированных, и с другими опасными вещами. Все это было доступно для детей с самого раннего возраста. Мы считали, что ребенку надо предоставить как можно больше возможностей в познании мира, чтобы малыш сам ориентировался в нем, чувствовал себя уверенно и предвидел возможность неприятных последствий своих действий. Поэтому мы не убирали от детей опасные вещи (иголки, спички, ножницы, ножи и т. п.) и не прятали ребенка от опасностей, а сразу, ПРИ ПЕРВОЙ ВСТРЕЧЕ ЕГО С ОПАСНОСТЬЮ, ЗНАКОМИЛИ МАЛЫША С НЕЙ, чтобы он знал, что опасность есть, и знал, ЧЕМ ОНА ГРОЗИТ, какую неприятность может сделать.

При этом у нас постепенно выработались определенные приемы и привила. Перечислим основные из них.

1. Мы заметили, что всякое прятание, утаивание, запрещение только возбуждают любопытство ребенка и усиливают тягу к «запретному плоду». Опасность при этом только увеличивается, так как ребенок обязательно воспользуется отсутствием взрослых, «дорвется» до опасной вещи и может наделать много бед. Поэтому мы всегда стараемся, чтобы самое первое знакомство с притягательными, но опасными вещами (огонь, утюг, электроплитка, спички, иголки и т. д.) состоялось в присутствии умелого и умного взрослого или старшего, чтобы избежать тяжелых последствий.

При этом взрослый не должен быть безучастным свидетелем, а должен предупредить ребенка: «больно!», «горячо!», «упадешь!» и т. п., а дальше НЕ МЕШАТЬ РЕБЕНКУ ПОПРОБОВАТЬ, так ли это. Конечно, при этом взрослому приходится быть начеку, чтобы обеспечить безопасность ребенка и дать ему урок.

С пяти-шести месяцев пускали малыша ползать по полу босичком по всей квартире и первое время следили за ним, но не боялись, что его «поучит» угол ножки стола, стул, табуретка, скамеечка, которые не прощают неумелого обращения.

2. Не боялись, если «урок» причинит ребенку боль, неприятность, маленький ожог, ранку. Двух-трех таких «уроков» оказывалось обычно достаточно, чтобы ребенок становился осторожным.

Бабушки считали нас жестокими, бессердечными, так как мы «позволяли» ребенку получить синяк от ушиба, порезаться ножом или обжечь палец, трогая горячий утюг. А мы видели, что только такой – чувствительный – урок действительно учит малыша, и поэтому шли на него, понимая, что это «предохранительная прививка» для будущего. Дети знали, например, что зажигать бумагу и иметь дело со спичками можно только около печки, где пол обит листом железа, а рядом на скамейке стоят два ведра с водой. Не нарушали этого правила ни они, ни мы, взрослые.

3. Мы даже делали специальные «ловушки», например, ставили кружку с холодной водой, когда малыш тянул все со стола. «Помогали» уколоться иголкой или булавкой, позволяли пилить пилой, забивать маленьким молоточком гвозди.

Чтобы ребенок узнал, что током «бьет», применяли магнето от трактора или автомашины. Там ток очень слабый, вреда не принесет, но удар будет достаточный, чтобы вызвать очень неприятное ощущение у малыша, взявшегося за оголенные провода магнето.

4. При встрече с большой опасностью, где применение «малых доз» невозможно (поезд, автомашина, строительный кран и пр.), мы не пускались в рассуждения и объяснения, а в первый же раз переживали испуг, проявляли опасение и осторожность, чтобы ребенок видел ОБРАЗЕЦ ПОВЕДЕНИЯ в данной ситуации. Например, выходя впервые с малышом на улицу, бросались в сторону от автомашины подальше, чтобы он опасался уличного транспорта, внимательно смотрели направо и налево, остановившись перед проезжей частью улицы.

5. При переходе через улицу, во время дальних прогулок и путешествий мы «перекладывали» ОТВЕТСТВЕННОСТЬ за безопасность всех со взрослого НА РЕБЕНКА: хвалили тех из ребятишек, кто первый заметил приближение автобуса, а трех-четырехлетнему уже давали поручения: «Переведи маму через улицу, а то она плохо видит – как бы не попала под машину». Когда шли на речку купаться целой компанией, кого-то из малышей брали «в проводники» и подчинялись его команде, когда можно переходить улицу, а когда нельзя. Наша семнадцатилетняя дочь до сих пор помнит, что когда она (четырехлетняя) «вела» папу в молочную кухню, то папа сворачивал «не туда, куда надо» (папа делал это, чтобы проверить, знает ли она дорогу и следит ли, куда надо идти).

6. При знакомстве с опасными инструментами рядом всегда находился работающий этим инструментом старший или взрослый, чтобы ребенок видел, КАК инструментом работают.

Спрашивали, например: «Почему папа, работая на циркулярной пиле, сначала подает доску руками, а под конец толкает ее планкой?» (чтобы рука не попала под пилу).

7. Мы не запрещали опасных игр, а учили соблюдать меры предосторожности. Если дети делали лук со стрелами, рогатки и тому подобное «оружие», то отец помогал им построить «тир», установить цели – например, из консервных банок, – и обязательно отметить «линию огня», за которую нельзя заходить. Так он учил детей элементам той техники безопасности, которую соблюдают солдаты во время стрельб.

Одного знания опасностей и вызываемого этим повышения осторожности недостаточно. Необходимы еще сила, ловкость и ум, т. е. умение выходить из сложных ситуаций. Этим занимался в основном отец – с первых дней жизни ребенка.

Сначала просовывал в сжатые кулачки ребенка по пальцу и пробовал посадить его, поставить на ножки, а потом и приподнимать на несколько секунд.

С трехмесячного возраста в коляске или кроватке укреплял палочку, за которую малыш мог браться и, подтягиваясь на ней, садиться и вставать на ножки. К этому времени у него были настолько крепкие ручонки, что, если малышу случалось вывалиться из коляски, он всегда успевал за что-нибудь уцепиться и держаться до тех пор, пока взрослые не прибегали на плач.

А когда малыш начинал ползать по полу, мы ставили раскладушку или каркас от нее, протягивали через комнату канат, подвешивали гимнастические кольца и турник на высоте 80 см от пола, чтобы ползунок мог находить опору и становиться на ножки, а шлепнувшись, снова подниматься. Обучаясь ходить, малыш вначале, конечно, частенько падал: если назад – то садясь на пол, если вперед – выставив перед собой ручки. Так он научался падать раньше, чем ходить, и доводил это умение до совершенства, что часто потом его выручало в трудных ситуациях. Одновременно мы стимулировали развитие ловкости и силы тем, что целую комнату в доме превратили в спортивную: два турника, кольца, канат, шест, «лианы», резинки для прыжков (эспандеры), мешки с песком (от 1 до 18 кг), имеющие две рукоятки, и т. п.

Сейчас уже разработаны целые спортивные комплексы для городских квартир (первый из них – комплекс В. С. Скрипалева: Скрипалев В. С., Никитин Б. П., Голубев Ю. В., авт. свидетельство № 587949 от 21.09.78 г.; комплекс имеет 11 спортивных снарядов, занимает площадь в 3 кв. метра). Первое впечатление человека несведущего – комната стала для ребенка «зоной повышенной опасности». В действительности – наоборот: спортивные снаряды составили сферу обитания ребятишек и резко подняли двигательную активность детей, величину силовых нагрузок и сделали их в два-три раза сильнее сверстников. Видимо, во столько же раз увеличилась и прочность костей, связок, мышц.

Семилетняя Люба качается от одной стены комнаты до другой, держась за кольцо ОДНОЙ рукой. Ваня уже в 8 лет мог нести на спине отца, вес которого в три раза превышал собственный вес Вани. Дети мягко спрыгивают на пол с высоты 1,5–2 своих ростов, влезают на гладкий металлический шест высотой почти 6 метров за 6–7 секунд (Ваня). Играя на спортснарядах, придумали массу упражнений, которые не могут сделать взрослые («вертолет», вис на носках и др.).

Дети в таких условиях умеют точно ОЦЕНИТЬ ПРЕДЕЛЫ СВОИХ ВОЗМОЖНОСТЕЙ (двухлетняя Оля спрыгивает на пол с высокого стульчика, но не прыгает со стола, хотя он только на 12 см выше стульчика и с него прыгают старшие братья), а разнообразнейшие ситуации, возникающие на спортивных снарядах, позволяют им интуитивно легко выходить из трудностей. Вот несколько эпизодов из жизни наших детей.

Папа устроил под потолком «гнездышко», куда ребята постелили старое одеяльце и очень полюбили его как место для уединения, для чтения книжки, подобное тому «дому», какой они иногда делают под столом. Однажды пятилетний Алеша, со стопкой книг в руках, поднимался туда по наклонной спортивной лесенке. Руки у него были заняты книгами, и он поэтому влезал медленно, ставя босую ногу на круглую перекладину и опираясь коленом на следующую. И вот, когда оставалось сделать последний шаг к «гнездышку», Алеша вдруг качнулся назад. Картина была жуткая, ведь руки заняты и за лесенку схватиться нельзя. Но Алеша нашел блестящий выход. Он мгновенно развел руки в стороны и, повернувшись почти на 180°, спрыгнул с лесенки на пол. Папа бросился к Алеше, а тот, увидев испуганного отца, стал его успокаивать: «Я сейчас всё соберу!» – и принялся подбирать рассыпанные книги. Папу испугало то, что Алеша упадет с лесенки вниз спиной, а Алешу – что он уронил на пол книги: к этому возрасту спрыгивать с высоты полутора-двух своих ростов для него было и обычным, и привычным делом, а вот рассыпать книги по полу – это большая неприятность для пятилетнего человека.

Антоше было и того меньше (3,5 года), когда он, сидя на корточках на нижнем турнике и держась руками за верхний (у нас долго стоял двойной турник: один – на 1 м от пола, а второй – на 1,7 м), решил спрыгнуть на пол. Он отпустил верхний турник, но при этом качнулся не вперед, куда хотел спрыгнуть, а назад. Папа увидел это и бросился к нему, но не успел и опять поразился, как ловко Антон избежал падения на спину. Чувствуя, что клонится назад, он тут же просто спрыгнул с нижнего турника назад, а не вперед. «По дороге» попробовал зацепиться ручками за нижний турник, но руки, хотя и притормозили падение, сорвались, и Антоша приземлился сначала ножками, а потом присел и… ни удара, ни синяка, ни царапины, ни испуга.

Этим УМЕНИЕМ ПАДАТЬ удивляли не только мальчики, но и девочки. Как падала пятилетняя Любочка, мы не видели, но Ваня рассказал: она долезла по наклонно натянутой «лиане» почти до потолка, и тут… «лиана» оборвалась и Люба падала вниз спиной. Но в полете успела, как кошка, перевернуться и уже встретила пол ручками и ножками. И хотя был большой «гром» от удара, сильные руки и ноги максимально смягчили падение и не допустили серьезной травмы.

Сколько было подобных и разных падений, доходило до синяков, ссадин, царапин (кстати сказать, синяки укрепляют иммунную систему организма), но разбитого носа ни у кого из ребят мы не видели.

Чтобы уменьшить вероятность травм в спортивной комнате, взрослые и старшие дети соблюдали РЯД ПРАВИЛ:

1. Не брали маленького ребенка за руку, а давали ему свои пальцы, чтобы он САМ за них держался, когда идет или бежит рядом. Так исключается растяжение связок, но идет тренировка и укрепление их.

2. Не поднимали к высоким кольцам и турнику, если ребенок САМ не может влезть туда и слезть оттуда, а опускали их, чтобы ребенок мог САМ дотянуться.

3. Не раскачивали ребенка, повисшего на кольцах или резинках, так как невозможно точно определить, насколько крепко он держится. Пусть САМ раскачивается в меру своего умения, отталкиваясь от пола в середине кача или от стены в конце кача.

5. Учили не мешать занимающемуся на спортснаряде (не смешить, не дразнить, не пугать, не перебегать линию качания снаряда).

6. Если появился новый спортивный снаряд или ребята изменили установку старого (привязку каната и т. п.), то обязательно проверяли снаряд на прочность (выдерживает ли взрослого?).

7. Хвалили за достижения, но не провоцировали на упражнения, превышающие возможности ребенка.

Правила эти составлены впервые, поэтому требуют дополнения, уточнения, детализации, но мы убеждены, что этот путь является эффективным для снижения детского травматизма.

Исследователю Антону – 11 месяцев. 1961 год

Мир познается самостоятельно

Б. П.: С остальным – безопасным – миром малыш знакомится сам. Мы не торопимся бежать на помощь, если он может до чего-то додуматься сам, не прерываем его занятий, если он чем-то увлечен. Нас нередко удивляла способность малышей, даже таких крошечных, к длительной сосредоточенной деятельности.

Вот запись мамы в дневнике: «Сегодня Оле исполнилось одиннадцать месяцев, и она удивила меня своими исследовательскими способностями. Я стирала на низенькой скамеечке, а она больше часа стояла рядом и производила разные операции с пузырьками и огрызком карандаша: то пускала карандаш плавать, то выуживала им пузырьки и наблюдала, как они лопались, то делала речки из лужиц на полу… Время от времени мне только нужно было посмотреть и удивиться: “Ну и чудеса! Вот так Оля!” – и она снова продолжала играть, делая какие-то свои очень важные открытия и делясь со мною своею радостью. Я успела все, что надо, перестирать, а для дочки это время тоже не пропало даром».

Позже мы поняли, что детям как раз и нужно не внимание-опека, а внимание-интерес. И чем дальше, тем нужнее.

Американские психологи обратили внимание на то, что разница в уровне развития, еще незаметная в десятимесячном возрасте, быстро растет и к школе становится огромной: одни дети развиты, понятливы, сообразительны, легко учатся, а другие никак не поймут, что от них требует учитель.

Что же делают с детьми родители, и в первую очередь матери, если к школе дети становятся столь разными? Психологи составили программу наблюдений и послали исследователей в семьи с десятимесячными малышами. Оказалось, что одни матери (и таких большинство) добросовестно и усиленно опекают и охраняют своих младенцев и держат их в кроватках или в манежах, окружая пестрыми и безопасными игрушками. В этих условиях мать спокойно занималась своими делами, не опасаясь, что ребенок ушибется, что-то возьмет или испортит. Зато ребенок находился в положении узника – то же скудное общение с людьми, та же узость деятельности.

А вот несколько матерей отважились пустить детишек самостоятельно ползать по всей квартире. При этом они не оставляли домашних дел, не развлекали своих малышей, но никогда не отказывали им в «консультации» и помощи в случае необходимости. Малыш получал огромное «поле для исследования» и массу предметов с самыми разными свойствами. А вместе с тем он имел неизмеримо больше возможностей общаться с матерью, которая могла позвать его к себе, дать совет, могла похвалить за какие-нибудь успехи, поддержать в трудном случае, поговорить с ним или просто улыбнуться для поддержания настроения. Таким образом, ребенок здесь был свободным исследователем и имел постоянно мудрого и доброжелательного консультанта. Ученые были поражены, насколько быстро развивались такие дети по сравнению со своими сверстниками, сидящими в манеже. Они и в дальнейшем намного обгоняли бывших «узников» в развитии.

Мы не знали об этих экспериментах американских ученых и в своих действиях руководствовались не столько педагогическими соображениями, сколько простой необходимостью. Нашему первому сыну было всего пять месяцев, когда мы построили себе дом и перешли в него жить. Надо было утеплять и оборудовать дом, каждый день готовить дрова, уголь и топить печь, носить из колонки воду. Правда, я тогда работал учителем труда в школе и был занят утром, а мама заведовала библиотекой и работала в основном вечерами, так что кто-то из взрослых был обычно дома. Но работы в доме было столько, что специально сынишкой заниматься было совсем некогда.

Зато в каждой работе нам неизменно «помогал» Алеша. Пока мама мыла посуду, он мог перебрать в своей коляске чуть ли не всю кухонную утварь. Когда ему это надоедало, мама умудрялась, держа его на левой руке, все делать в кухне одной правой. Но мне-то для работы нужны были обе руки, потому что ни молотком, ни рубанком, ни пилой одной рукой много не наработаешь. И вот я ставил коляску с малышом поближе к мастерской, и мы оба принимались за дело: я забивал молотком гвозди – сын стучал кубиком по кубику. Я орудовал отверткой или плоскогубцами – сын перебирал моточки разноцветных проводов.

К нашей радости, Алеша с шести месяцев уже с удовольствием ползал, а в восемь с половиной начал ходить. С тех пор я использовал его «мобильность» полностью – пускал сына сразу на пол. Его ожидали там разные игрушки и строительные материалы, коробки, из которых можно было что-то доставать или укладывать много-много кубиков или кирпичиков; ведерко, полное самых маленьких мячиков, которое можно схватить одной рукой и доставать их оттуда один за другим или, наоборот, бросать туда и заглядывать внутрь, где же этот мячик там лежит. Этих занятий хватало на полчаса, а потом Алеша приползал ко мне и тянул руки к моему молотку. Приходилось молоток уступать сынишке, а это не всегда было возможно, да и молоток был ему великоват. Поэтому скоро я приобрел целый набор игрушечных столярных инструментов, и Алеша с удовольствием обстукивал маленьким молоточком все, что кругом можно было обстучать. Когда я что-нибудь прибивал, он любил вынимать из банки или коробки по гвоздику и подавать их мне. А еще очень нравилось ему собирать рассыпанные на газете гвозди и укладывать их в коробку или баночку – это увлекало его надолго. Я был, конечно, доволен «помощником», похваливал его и… высыпал гвозди на газету даже чаще, чем этого требовала необходимость.

А когда Алеша стал подниматься на ножки и, опираясь о стенки, путешествовать «на двух», я установил в комнате маленький турничок, а потом повесил кольца (на высоте всего 80 сантиметров от пола). Постепенно появились и канат, и шест, и лесенка. Поднимаясь с четверенек и хватаясь за турник, Алеша улыбался, довольный. Дополнительная опора, когда на ноги надежда еще плохая, оказывается как нельзя кстати такому малышу.

Теперь Алеша не только «изучал» стулья, табуретки, диваны и мои столярные инструменты, но мог уже устраивать себе «физкультминутки». Сначала он просто поджимал ноги и повисал на кольцах, довольно улыбаясь и смотря в нашу сторону в ожидании похвалы, а потом стал даже покачиваться на них.

Я старался его поддержать и в свободную минуту тоже подходил к турнику или кольцам поразмяться. Сколько же удовольствия это доставляло нам обоим!

Так наше простое житейское стремление как-то выкроить время для своей работы и в то же время не оставлять детей одних оказалось педагогически очень целесообразным: у детей был широкий простор для разнообразной деятельности, и росли они самостоятельными (подолгу могли играть сами, без руководства и участия взрослых), инициативными (охотно придумывали новые занятия, упражнения, игры), общительными (легко вступали в контакт со сверстниками и взрослыми) и любознательными (интерес ко всему с каждым годом у них только растет).

Однажды к нам приехала мама с двухлетним сыном и жаловалась на то, что она с ним совсем измучилась:

– Кажется, все делала как положено, а он какой-то вялый, ко всему равнодушный. И я ему тоже не нужна. Даже обидно. Может быть, он отстает в развитии?..

– А где вы работаете? – спросил я. – Много ли бываете с мальчиком дома?

– С утра до вечера. Из-за него я ушла с работы, решила до школы с него глаз не спускать, получше подготовить к школе.

«Маленькая лаборатория»: каждый занят своим важным делом. 1964 год

Когда мы понаблюдали за нею и сыном, то довольно скоро убедились, что мама, ежесекундно «воспитывая» сына (то прогулка, то еда, то обучение по картинкам и т. д.), ни минуты не оставляет ему для самостоятельного познания мира – все преподносит ему готовым, да притом «перекармливает» его всем: и едой, и заботой, и режимом, и впечатлениями. Мы с грустью наблюдали, как идет это «сверхизбыточное» воспитание, и пришли к единодушному заключению: малышу не хватает занятой мамы, а от свободной его уже тошнит.

Потом мы узнали, что у нее родился второй ребенок, она стала работать, и все пришло в норму: ее внимание поневоле рассредоточилось и перестало быть гипертрофированным и вредным.

Вот говорят: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Нам кажется, что это неверно. Очень важно, чем, как, когда занимается малыш. И как относятся к этому взрослые.

Игры и игрушки

Давно известно, что первые игрушки младенца – погремушки. Накопилось и у нашего первенца их довольно много – дарили родные и знакомые. Но почему-то они очень недолго занимали сынишку: постучит он ими по кроватке и бросает через минуту. А вот Маша-неваляша, издающая мелодичные и нежные звуки, надолго стала его любимицей. Может быть, секрет здесь был именно в разнице звуков: однообразно шуршащие «погремушечьи разговоры» ребенку надоедали, а чистый, тонкий перезвон Маши-неваляши привлекал и радовал его как голос знакомого человека.

Потом мы заметили, что детишки к звукам прислушиваются очень рано, а затем пробуют извлекать их сами с помощью разных предметов: стуча ложкой по кружке, крышкой о кастрюлю и т. д. Наверное, в это время были бы хороши музыкальные игрушки типа ксилофона – только с хорошими, чистыми тонами. К сожалению, в продаже их нет, а мы сами подумали об этом поздновато – ребятишки уже подросли. А вот другое мы обнаружили довольно рано и широко пользовались этим «открытием» в играх со всеми своими малышами. Мы заметили, что ярким и привлекательным игрушкам сын явно предпочитал всякие неигрушечные вещи: разную посуду, дуршлаг, сбивалку-венчик, ершик, крышки, корзинки, нитки, кусочки разной материи, катушки, молотки, колеса, палочки, а из игрушек его больше всего привлекали крупные пластмассовые детали конструктора, кубики…

Постепенно мы поняли, в чем дело. Ну конечно, малыши предпочитают те предметы, которыми можно что-то делать или манипулировать (надевать – снимать, открывать – закрывать, вкладывать – вынимать, выдвигать – задвигать, возить, кружить, качать, катать и т. п.), причем множество раз и разными способами. Видимо, игрушки быстрее исчерпывают себя в этом отношении. К тому же малыши очень рано пытаются подражать старшим, потому тянутся к тем вещам, которыми пользуются окружающие, и пытаются копировать их движения, их действия.

Заметив все это, мы старались удовлетворить эту потребность ребенка: я пишу или читаю – и у сына, который сидит за столом на высоком стульчике, тоже лист бумаги и карандаш или детская книжка; мама посуду моет, а дочка кладет ложки в мыльную воду. Иногда попадают туда и чистые – ничего; главное – что-то полоскать в воде, «как мама». Мы терпели некоторые убытки во времени: надо было вытирать лишние лужи, больше убирать после совместного «труда», но мы шли на это, потому что было интересно наблюдать, как такой кроха чему-то учится.

Л. А.: А еще мы играли, обязательно выкраивая для этого время. И любимой игрой, как и у всех детишек, уже до года становились прятки.

Вот прыгнула ложка в мыльную воду:

– Люба, где ложка? Нету!

Дочка и в третий, и в пятый, и в десятый раз не устает удивляться: куда же делась ложка? Потом шарит ручкой в воде, и вот она! В глазах изумление и восторг.

Иногда я хитрила: незаметно вынимала ложку и прятала ее за мисочку. Снова маленькая ручка ловит что-то в воде, но ничего не находит. Недоумение, почти обида.

– Любаша, а посмотри-ка сюда. – Показываю ей кончик ложечки из-за миски. – Ага, нашлась!

Очень любят малыши и сами прятаться. Для этого достаточно отгородить ребенка пеленочкой или набросить на него пеленку сверху и сказать:

– Ку-ку! Где Любочка? Вы не видели Любашу? – Малышка замирает на несколько секунд. Для нее это так удивительно: мир мгновенно исчез из глаз. Зато сколько радости приносит каждый раз новое открытие этого удивительного мира. Когда малыш все свободнее ползает, а потом ходит, он уже пытается спрятаться сам за стул, за кресло, под стол. При этом он не заботится, чтобы не быть видным (иногда прячет одну голову), главное для него – самому не видеть. Тут уж надо игру не испортить:

– Любочка, где Любочка? Куда она убежала?.. – И искать совсем не в том месте, где сидит дочка, а потом, после долгих стараний, наконец найти ее, замирающую от волнения и счастья. Эта игра неизменно вызывает бурю переживаний. Может быть, это шаги к первым самостоятельным решениям, к проявлениям терпения и выдержки. А может быть, это подготовка к будущим расставаниям и встречам?

Когда играешь с детьми, начинаешь лучше их чувствовать и понимать. Именно благодаря игре мы обнаружили, например, что детишки инстинктивно ищут для себя какое-то небольшое пространство: любят забираться под столы, кровати, стулья, в какие-нибудь укромные уголки – им там как-то уютнее, соизмеримее, что ли, с их размерами. Когда ребята постарше сооружали из больших поролоновых подушек с кресел лабиринты и «квартиры» со множеством маленьких «комнаток», как же нравилось там прятаться и «жить» ползункам! И мы не запрещали детям сооружать «дома», «подводные лодки» и «космические корабли» под столами, за креслами и даже в «гнездышке» из старой раскладушки под потолком.

Поняли мы и еще одну очень важную вещь, которая нам впоследствии помогла играть и с более старшими детьми: игра не терпит принуждения и фальши. Взрослый только тогда «принимается» детьми в игру, когда играет всерьез, то есть так же переживает, чувствует, радуется, живет игрой, а не снисходит к детям и их «пустяковым занятиям» с какой-то там дидактически-воспитательной целью. Этому научиться нелегко, но надо, потому что, общаясь с детьми, надо знать их язык – язык фантазии и игры. Учатся же они понимать нас; почему же и нам у них не поучиться? Так скорее выработается общий язык, который так нужен для дальнейшего взаимопонимания с собственным ребенком.

Мы этому тоже учились. Часто не получалось: то говоришь каким-то назидательным тоном («Что ты позабыл сделать?», «Что надо сказать, когда выходишь из-за стола?»), то начинаешь повторять как попугай («Ты слышишь или нет?», «Сколько тебе повторять?», «Долго мне ждать?»), то вдруг впадаешь в сюсюканье («Кто у нас такой холесенький да пригозенький?», «Ты уже кушаньки захотел?»). Понемногу мы освобождались от этих фальшивых нот и приобрели язык простой и искренний. В то же время выпустили на волю и свою собственную фантазию из клетки взрослых представлений и ограничений. Мы попробовали фантазировать вместе с детьми.

Как-то у Юли пропал из готовальни циркуль:

– Я им чертила, а потом он куда-то исчез!

– С твоей помощью исчез? – спрашиваю я.

– Ну, мама! – возмущается и смущается Юля одновременно.

Проходит день, два… На третий день в кухню, где собралась вся детвора, входит папа и говорит с озабоченным видом:

– Иду я сейчас по комнате, вдруг слышу: кто-то плачет, да так горько-горько. Смотрю – вот он, маленький, жалуется на какую-то девочку и про готовальню что-то пищит…

Все ребята, даже старшие, широко раскрыли в ожидании глаза: что же дальше?

– Я идти хочу, а он за ноги цепляется – я чуть не споткнулся! – и говорит: «Возьми меня с собой, пожа-а-алуйста, я домой хочу, к маме-готовальне, ей без меня плохо».

Все весело хохочут, Юля краснеет, но смеется вместе со всеми и, взяв у папы циркуль, сразу кладет его на место, в готовальню.

Мы вспоминаем сейчас, как мы были (да и бываем еще!) беспомощны в подобных случаях, когда начинали упрекать:

– Опять на место не положила!