Мы, наши дети и внуки. Том 2. Так мы жили Никитин Борис
Никитины-старшие научили особому взгляду на взаимоотношения родителей и детей. Мы используем из их опыта всё, что сумели перенять и прочувствовать, потому что это и есть наша жизнь.
Единственное, чего решили не повторять, так это перескакивание через классы в школе. Хотя, строго говоря, это перескакивание никак нельзя отнести к главному пункту «системы воспитания по Никитиным».
Ольга
Родилась в 1962 году. Образование – педагогическое училище (делопроизводитель, красный диплом), юридический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова. Почти 30 лет юридического стажа в организациях различного профиля, сейчас работаю на руководящей должности в компании, действующей в сфере финансового рынка.
Две дочери (1982 и 1984 г. р.): старшая закончила Московский государственный университет сервиса и Hotel Insitute Montreux (Швейцария), младшая – Московский государственный лингвистический университет им. Мориса Тореза. Внуку 4 года.
О родителях думаю с любовью, уважением и гордостью. Со временем все отчетливее понимаю, что это были за люди – удивительно цельные, яркие Личности большого масштаба, очень достойные во всех проявлениях – и в отношениях друг с другом, и с нами, детьми, и с окружающими. Как только их не сломил постоянный и напряженный труд… Ведь они взвалили на себя не только семерых детей со всеми бытовыми, материальными и моральными проблемами. Общественный статус обязывал их ездить, рассказывать, встречаться, открыто и публично защищать свои убеждения. И, конечно, писать.
И при всей этой занятости и загруженности они умудрялись поддерживать в семье атмосферу любви, доверия, взаимной заботы. И никакие неурядицы не в силах были разрушить эту атмосферу. Я всегда думала: как это повторить в своей семье? Что-то вроде удается, а что-то осталось только в мечтах…
Гораздо легче мне далось повторение более простого и очевидно, полезного и нужного: легкая одежда дома, хождение босиком (на снег до сих пор иногда, под настроение, с внуками выбегаем), простая пища, карты-пособия на стенах, спортснаряды для малышей…
С развивающими играми уже сложнее. Но я стараюсь руки не опускать и все-таки двигаться и в этом направлении.
Не могу сказать, что «бедность», в которой мы жили, как-то угнетала. В то время очень многие жили весьма скромно, в том числе и в нашем подмосковном поселке. В школе – все в одинаковой форме, такой колоссальной разницы в материальном положении, как сейчас, конечно, не было, поэтому я не помню каких-то своих очень сильных переживаний по этому поводу. Хотя в подростковом возрасте, уже в училище, переживала, конечно, из-за более чем скромной одежды и обуви. Но опять же помогало, что я не одна такая, да и поговорка, что встречают по одежке, а провожают по уму, все-таки срабатывала. Ко мне относились хорошо, никаких насмешек явных из-за моего немодного вида и бедной одежды никто себе не позволял, по крайней мере в глаза. В университете было труднее – там, конечно, была и очень элитная публика, как говорится, «золотая московская молодежь». Но опять же из-за специфики факультета – было много иногородних ребят и более старших, поступивших учиться после армии или нескольких лет работы, – вопросы, кто во что одет и сколько это стоит, не выносились на всеобщее обсуждение. А мамино умение прекрасно шить и начавшие поступать гонорары за книжки из-за рубежа помогали не сильно выделяться в худшую сторону.
Сейчас, «с высоты прожитых лет», я думаю, что эта скромность была только на пользу здоровью. Например, редкое употребление конфет и сладостей помогло спасти зубы. В восемнадцать лет в университете попала на прием к стоматологу, и тот поразился: «Ни одной пломбы! Первый раз такое вижу!»
Скромность быта научила ценить и радоваться немногому. Кроме того, у нас всегда было то, чего не было у других: лопинг (гигантские качели с возможностью многократно делать обороты на 360 градусов – ну мы и крутились все!), настоящие «гигантские шаги» и каток во дворе, домашние концерты и спектакли, химические опыты и фотолаборатория, «солярий» на крыше террасы, где мы загорали с апреля, а то и с марта, вечерние костры и песни, книги и многое-многое другое, что привлекало одноклассников и соседских ребят к нам и вызывало их восхищение и даже некоторую зависть.
Так что нам было чему радоваться и гордиться, даже не имея большого количества шоколада и апельсинов. И родители каким-то непостижимым способом сумели заложить в нас понимание и убеждение, что к вещам, по-настоящему важным для жизни, деликатесы и модные шмотки уж точно не относятся.
Гораздо тяжелее была ноша «никитинства»: «те самые, которые… босиком по снегу, голые…», «вундеркинды», и т. д., и т. п. Находиться под постоянным прицелом множества любопытствующих и далеко не всегда доброжелательных глаз очень тяжело. Для меня, например, это было большим дополнительным грузом. Я довольно рано поняла, что по мне судят о моих родителях. А так как я их очень любила, то, конечно, мне хотелось, чтобы про них говорили хорошо. И в школе, например, это привело к тому, что я вела себя очень старательно и примерно, буквально тише воды, ниже травы (мечта учителей!), не то что не участвуя в конфликтных ситуациях, но даже вообще стараясь ничем не отличаться от других. Вот такой гипертрофированный конформизм в отношениях с «внешним миром» выработался. При том что в домашней обстановке я этим совершенно не страдала, была достаточно самостоятельной и под чужую дудку не плясала. Но примирять себя «внешнюю» и «домашнюю» друг с другом мне пришлось довольно долго и иногда мучительно.
Анна
Родилась в 1964 году. Закончила медучилище № 3 при Детской городской больнице № 1 г. Москвы (Морозовская больница) в 1981 году, диплом с отличием. Практический стаж работы детской медсестрой – 20 лет (в том числе процедурной, операционной, а также заведующей медицинским кабинетом школы, в которой обучалось более 1800 детей).
С 1996 года занимаюсь темой естественного родовспоможения. Как помощница принимала участие более чем в двухста домашних родах (и в нашей семье тоже). Регулярно участвую в семинарах и конференциях по естественному родовспоможению, в том числе международных. С 2011 года – член региональной общественной Организации «Ассоциация Профессиональных Акушерок», член Межрегиональной общественной организации «Межрегиональный альянс матерей и акушерок» (МОО «МАМА»).
У меня четверо детей: сын, 1984 г. р. – инженер (МВТУ им. Баумана, красный диплом) – работает по специальности; женат. Дочь, 1985 г. р. – врач-стоматолог (МГМСУ им. Сеченова); замужем. Дочь, 1987 г. р. – учитель истории (Православный Свято-Тихоновский Государственный Университет): работает по специальности в школе; замужем. Сын, 1997 г. р. – учится в московском колледже на повара. Двое внуков (2009 и 2013 г. р.).
Детство наше было настолько наполненным разнообразными интересными делами, что иногда сама себе завидую. Особенно дошкольное детство: свой дом на земле – это само по себе источник многих душевных сил, но наши дом и двор были наполнены огромным количеством сделанными руками папы и мамы «волшебными» вещами, которые были ТОЛЬКО в наших доме и дворе!!!
Я очень любила играть вместе с папой. Например, игру «в волка» помнит буквально каждая клеточка моего тела. Развивающие игры. А его спартакиады, которые тоже во многом были игрой… С папой всё было интереснее раз в десять, чем без него.
Меня завораживало мамино чтение вслух. Она читала лучше любого артиста и была очень придирчива в выборе литературы.
Еще я всегда обожала наши семейные праздники: концерты, пьесы, подготовка декораций, костюмов, сюрпризов, наш семейный журнал…
Были и огорчения. Школа, которая радости почти не приносила, хотя учеба, взаимоотношения с одноклассниками и учителями у меня были довольно ровными.
Внутри семьи тяжело вспоминаются разлады-споры между папой и мамой, которые заканчивались тем, что они расходились в разные стороны. Это очень грустно было, хотя мы никогда не слышали ни оскорблений, ни ругательств, даже крика. Хорошо, что чаще после подобных споров папа все-таки обнимал маму, приподнимал ее на руках и говорил: «А я все равно тебя люблю!» – тогда тяжести на душе моей как не бывало…
Пожалуй, единственное, что я не хотела повторять из своего детства, – рано отдавать детей в школу. Чем позже в школу попадаешь, тем меньше теряешь, так я считаю.
Остальное, что было в нашем непоседливо-добром, доверчивом и деятельном детстве, хотелось бы перенять, но, увы, не по силам. Надеюсь, что хотя бы частично удалось передать своим детям то, что досталось из детства нам, в первую очередь взаимоинтерес друг к другу, взаимоуважение и взаимозабота – сначала внутри семьи, а потом и вне ее. Именно это, думаю, побуждает людей делать друг другу что-то хорошее, творить. Ну и, конечно, «закалку», развивающую среду, предоставление детям возможностей для самостоятельных открытий.
Очень благодарна папе и маме, что у меня столько братьев и сестер. Не устаю повторять молодым родителям, что растить трех-четырех детей значительно проще, чем одного-двух.
Юлия
Родилась в 1966 году. Закончила библиотечный техникум (1982, Москва, красный диплом), Московский государственный институт культуры (1987).
Работала методистом, менеджером по туризму, журналистом, шеф-редактором, пресс-секретарем предприятия. Сейчас – методист в прекрасной детской библиотеке. Две взрослые дочери, 1991 и 1995 г. р. (старшая закончила Московский педагогический государственный университет, красный диплом, переводчик – французский/немецкий; младшая учится на биофаке Московского педагогического государственного университета).
Сегодня мне кажется, что наши папа и мама вообще прилетели из какого-то удивительного будущего. Семья, которую они создали, не была похожа ни на одну семью – и тогда, и сейчас. Они постоянно творили, в себе и вокруг себя. Они интересовались огромным количеством вещей. Они были обращены к нам, детям, постоянно. И при этом точно так же постоянно были открыты к бесчисленным вопрошающим людям, приходившим в наш дом. Нельзя сказать, чтобы их вполне хватало на всё.
Папа спал по четыре часа в сутки и все время был чем-то занят. Сооружал во дворе и в доме спортивные снаряды, занимался с братьями в мастерской, изучал литературу, придумывал и делал для нас те самые странные – затем названные «развивающими» – игры; вел дневники и наблюдения, из которых выросли потом все книги и гипотезы. И ведь вся «мужская» часть трудов по огромному дому тоже была на нем. Не было того, чего бы он не умел. А еще он прекрасно танцевал (как он «вел» нас, подросших дочек, в танго, фокстроте, вальсе!). Бегал быстрее всех нас, всегда был веселым и никогда не врал.
Мама уникальным образом постаралась свести к оптимальному минимуму все хлопоты по хозяйству (при этом, разумеется, варила, шила, штопала, стирала…), зато перечитала нам вслух десятки прекрасных книжек. Постоянно помогала папе. Делала красивейшие рукодельные подарки друзьям и близким. С ней всегда было интересно. Она была умной, наблюдательной, самокритичной, заставляла одним своим присутствием размышлять. Была великолепным собеседником. К ней иногда специально приезжали – выговориться, как будто исповедаться. Были случаи, когда беседа с ней спасала от самоубийства…
Она могла не спать ночь или две, чтобы срочно оформить папе огромные графики, или таблицы, или коробки с развивающими играми (причем делала это отлично, на уровне профессионального художника-оформителя). Или помочь кому-нибудь из детей с плакатом, дипломом, литературной работой.
А еще она пела. У нее было прекрасное, глубокое меццо-сопрано. Она подарила нам сотни романсов, старинных русских песен, советскую классику, оперные арии, которые учила сама, слушая радио… Как-то раз мы заставили ее спеть дуэтом с Сергеем Лемешевым: пела, естественно, пластинка, мама вторила «вживую», а мы слушали, открыв рты. Папа, кстати, очень любил слушать, как мама поет.
Любимых книг детства были десятки. Большинство звучат маминым голосом. Мама приносила книги из библиотеки, где работала 20 лет. В том числе списанные, истрепанные – о, какая это была ценность!
Туве Янссон, Леонид Соловьев, Дюма, Эрих Кестнер, Марк Твен, О. Генри. И, конечно, сказки Андерсена, Евгения Шварца, Гауфа, Владимира Одоевского. Много русской классики.
Что было хорошо в моем детстве?
Конечно, сами родители. Не похожие ни на кого. Всегда обращенные к тебе, с очень ясным этическим стержнем; очень добрые, искренние, умные, веселые, интересные, постоянно растущие сами над собой. И интересующиеся тобой, верящие и любящие конкретно тебя – но точно так же сильно и всех остальных детей. Они определяли всю атмосферу в доме, его свет и тональность.
Шумный, веселый, открытый для друзей дом, интересные гости, наши семейные праздники и спектакли и т. п.
Эти дом и двор, полные разных интересных возможностей. Совместная деятельность всей семьи: от игр и занятий до кухни.
Свобода творчества абсолютно во всем.
Естественная «спортивная» и здоровая среда обитания: мы много двигались, были все быстрые и ловкие, как обезьяны. Любовь к движению, к «здоровому образу жизни» – у нас в крови. Дом в сосновом бору, огромный участок, который весь был наш.
Чтение вслух, прекрасные книги (в основном из библиотеки, где мама работала), совместный просмотр фильмов по телевизору – совместные переживания.
Мамино пение.
Игры и занятия с папой.
Все, что впитано было до школы, конечно, очень помогало потом – не было проблем с литературой, русским, географией, даже математикой (думаю, во многом благодаря «Уникубу» и «Таблице сотни»), и конечно, физкультурой.
Ну, и конечно, скромное, но вкусное и здоровое питание.
Были и то, что мне не нравилось.
Мне страшно не хватало персонального внимания от родителей. Все время. Мне мешали братья и сестры, их было так много! Мне мешали постоянные гости с детьми – их тоже было слишком много! Но я понимаю, это детский эгоизм, и я благодарна судьбе, что не была единственной в семье.
Голод по по искусству. В театр, кино, музеи выбирались крайне редко, водить нас просто было некому.
Свободы – для меня – было даже чересчур много. Я: «Не хочу учить английский!» – папа: «Ну и не учи». А спустя десятилетия нагонять невыученное непросто.
Еще – это было не плохо и не тяжело, а как само собой разумеющееся – есть хотелось почти все время! Продукты в доме, по-моему, никогда не успевали испортиться.
Когда подросла, очень не хватало новой красивой одежды. Просить стеснялась. А переживала ужасно.
Я была младше одноклассников на 2–2,5 года. Колоссальный разрыв. Психологическое напряжение было чудовищным, но тогда объяснить, почему мне так плохо в школе, я не могла. Это сейчас, спустя жизнь, вижу в этом не только минусы. А тогда – постоянный кошмар. Первые друзья появились только в техникуме.
Утомляла публичность и известность семьи, журналисты, ощущение, что ты под лупой. Будучи взрослой, посмотрела «Шоу Трумэна». Вот что-то похожее. Мешало очень долго.
И все равно все эти минусы вместе взятые не стоили той радости и той пользы, которые принесло мне мое детство.
Из опыта моих родителей я взяла многое.
Так называемую «развивающую», спортивную, естественную среду. Раннее чтение, много книжек, географические карты на стене, конструкторы, спорткомплекс.
Спортивное развитие, хождение босиком.
Простой и здоровый рацион. Тем более что готовить не люблю.
Мы с детьми многое делаем вместе и с большой радостью: читаем, смотрим, ходим куда-нибудь.
В моей семье культивируются взаимное доверие и интерес друг к другу, готовность всегда помочь, поддержать.
Я считаю, что взрослым самим надо быть веселыми и интересными, нацеленными на рост, развитие. Тогда и детям будет хорошо.
Главное – детей любить. Но не закрывая их от мира, не оберегая и не концентрируясь на питании, соплях и теплой одежде. Это непросто. Но это всегда было в воздухе нашей семьи.
Что я сделала иначе, чем родители.
Отдала детей в детский сад – чтобы социализировались вовремя и не так болезненно, как я. В школу пошли по возрасту. «Перешагивать через классы» – никому не советую.
Мои дети мало играли в развивающие игры. Так сложилось. Зато нагружались по полной программе в сильных школах, у хороших учителей (чего не было у меня). Сейчас они за это говорят спасибо.
И еще: моя семья и мой дом полностью закрыты от взглядов любопытствующих. Открыты – для множества родных и друзей.
Иван
1969 года рождения. Живу в поселке Болшево, Московская область.
Закончил Калининградский механический техникум по специальности «Летательные аппараты» (красный диплом); Всесоюзный институт повышения квалификации работников телевидения и радиовещания, специальность «оператор». Различные курсы инструкторов по технике безопасности в нескольких производственных сферах деятельности (1997–2001). Основные специальности – оператор, режиссер телевидения.
Бог послал пятерых детей: Павел, Борис, Илья, Юлия, Александр. Старший учится в колледже, остальные – школьники.
Что было хорошо в моем детстве, а что – плохо или тяжело?
Ни в какой сфере деятельности не имелось, по существу, никаких ограничений, физических и интеллектуальных. Семья меня вооружила уверенностью, что любая головоломка решается (даже если решение отрицательное). Кроме того: «полноценным чувством неполноценности» – самокритичностью, отсутствием тщеславия. Еще детство мне дало желание добираться до сути, до смысла явлений. Любимое занятие в детстве было находить другое решение, не идти проторенным путем, техническое творчество. Сколько себя помню, свободное время проводил в нашей домашней мастерской, где были все возможности для воплощения своих идей (фото-химио-физико-радиолаборатории, столярно-слесарно-токарные инструменты и т. п.) или занимался спортом.
Я учился среди сверстников, через классы не перепрыгивал, как старшие братья и сестры, и особых проблем в отношениях с одноклассниками никогда не было. Но удивляла (и создавала определенные трудности в отношениях) реакция окружающих на нашу свободу. Наши родители нас не ругали за двойки и тройки, не наказывали и не заставляли учить то, чего учить не хотелось. Из-за этого многие учителя были недовольны и негодовали, а некоторые ребята завидовали.
Говоря о своей семье, всегда говорил «мы». Так никто больше из моих сверстников не говорил.
Мы выделялись, конечно, еще и своей «бедностью», поношенными вещами. И задевало то, что именно это вызывало у многих пренебрежение и даже презрение, как будто этим исчерпывалось то самое «никитинство». Я уверен: были бы мы богатыми, проблем с принятием нашей прочей «особенности» не было бы ни у кого (то есть постоянно легкой одежды, свободного отношения к учебе, «странной» домашней обстановки, известности и пр.).
Опыт родителей в воспитании собственных детей использую весь, по мере сегодняшних возможностей. Я бы с удовольствием прожил еще раз такое детство, какое было у меня. Но мы позволяем детям не выделяться, быть «как все». Я не хочу ставить своих детей в положение в каком были мы. Все-таки это чрезмерная психологическая нагрузка. Хотя может быть, из-за этого что-то теряется…
И я, к величайшему сожалению, не способен на такую самоотдачу по отношению к детям, как папа и мама. Многое забирает внешний, не семейный мир. Я чувствую, что моим детям меня не хватает, и за это мне стыдно и перед ними, и перед своими родителями.
Любовь
Я самая младшая, 1971 года рождения. Образование среднее специальное (Библиотечный техникум Мосгорисполкома). Работала после техникума три года в детских библиотеках Москвы, в 18 лет вышла замуж. С тех пор и в настоящее время – мама и домохозяйка, рассчитываю в этом году открыть домашний детский сад.
11 детей. Двое старших (24 и 23 года) закончили: дочь – Московский государственный областной университет в 2012 г., специальность «ОБЖ и физкультура»; сын – Московский государственный университет культуры и искусств в 2014 году, специальность «режиссер теле-кино-видеофильмов». Остальные – школьники и дошкольники. Двое внуков.
К некоторым обстоятельствам нашей семейной жизни в разные периоды у меня было прямо противоположное отношение. До 6–7 лет наплыв людей в нашем доме воспринимался как само собой разумеющееся, даже радовала возможность «покрасоваться» на спортснарядах, босиком по снегу, с играми и т. д.
После 7 лет переносить это стало тяжело. Неприятный осадок оставляла школа. Разница с одноклассниками была в два года, и отношения складывались непросто.
Для меня главное в семье моих родителей – это ОБЩАЯ жизнь детей и взрослых. Им было интересно с нами, нам – с ними, и это в делах, не только разговорах. И не было ощущения, что родители живут «для нас» или мы «для них». Очень многое, что делали папа и мама, объединяло, а не разобщало (игры, соревнования, чтение и т. п.). Это очень актуально сейчас, когда и у родителей, и у детей большинство интересов вынесены ЗА границы дома.
Опыт своих родителей я использую практически весь, но по мере возможностей. От раннего прикладывания к груди и занятий с малышами до закаливания. Есть спортивный комплекс, некоторые развивающие игры.
Играми занимаюсь мало: не хватает папиной энергии, увлеченности, без этого занятия многое теряют. Сейчас с нашими малышами стал заниматься старший брат (Антон), чему я очень рада.
Книги в доме
Книги для чтения вслух
Чтение вслух – поразительный способ объединения, узнавания друг друга. Я лучшего просто не знаю. Когда мы смотрим телевизор или идем в театр, то смотрим не друг на друга, а смотрим куда-то, и каждый по-своему воспринимает и переживает. А когда читаешь вслух, ты видишь все лица, а они видят лицо читающего… И это общее действие необыкновенно сближает! При одном условии: от читающего нужна предельная искренность.
Л. А. Никитина
Как же мама читала! Сейчас есть множество аудиокниг, в том числе в исполнении известных актеров. Читают профессионально, дикция превосходная. Но, честное слово, у мамы получалось даже лучше! Настолько живым, захватывающим и зачаровывающим было ее чтение, столько эмоций она умудрялась передать, сколько образов рождалось просто от ее интонаций!
Дети
Александр Пушкин. Сказки, «Повести Белкина» и др.
Петр Ершов. «Конек-Горбунок»
Антон Чехов. Рассказы и повести
Николай Гоголь. «Вечера на хуторе близ Диканьки»
Януш Корчак. «Когда я снова стану маленьким», «Король Матиуш Первый»/
Илья Ильф и Евгений Петров. «12 стульев», «Золотой теленок», «Одноэтажная Америка»
Ромен Роллан. «Кола Брюньон»
Даниель Дефо. «Робинзон Крузо»
Уильям Коллинз. «Женщина в белом»
Клайв Стэйплз Льюис. «Хроники Нарнии»
Генри Райдер Хаггард. «Дочь Монтесумы»
Джеймс Хэрриот. «О всех созданиях – больших и малых» и другие книги
Элинор Портер. «Поллианна»
Мария Луиза Раме (псевдоним Уида). «Нелло и Патраш»
Лев Кассиль. «Вратарь Республики», «Кондуит и Швамбрания» и др.
Михаил Зощенко. Истории про Лелю и Миньку
Вениамин Каверин. «Два капитана»
Жюль Верн. «Таинственный остров», «Пятнадцатилетний капитан» и др.
Памэла Треверс. «Мэри Поппинс»
Алан Милн. «Винни-Пух и все-все-все» (полная версия, в переводе Бориса Заходера)
Виктор Гюго. «Козетта»
Александр Грин. «Алые паруса», рассказы
Генриэт Бичер-Стоу. «Хижина дяди Тома»
О. Генри. Рассказы
Эрих Кестнер. «Эмиль и сыщики»
Николай Носов. «Незнайка и его друзья» и все остальные Незнайки
Наталья Абрамцева. Сказки и истории
Николай Гарин-Михайловский. «Детство Темы»
Марк Твен. «Приключения Тома Сойера», «Приключения Гекльберри Финна», «Принц и нищий», «Янки при дворе короля Артура»
Александр Волков. «Волшебник Изумрудного города» и все остальные книги про Элли и ее друзей
Джек Лондон. Повести и рассказы
Редьярд Киплинг. «Маугли» и другие сказки
Джемс Гринвуд. «Маленький оборвыш»
Гектор Мало. «Без семьи»
Чарльз Диккенс. «Приключения Оливера Твиста»
Корней Чуковский. «Серебряный герб»
Анатолий Алексин. Повести
Антон Макаренко. Педагогическая поэма
Гавриил Троепольский. «Белый Бим Черное ухо»
Владимир Тендряков. «Весенние перевёртыши», «Ночь после выпуска» и др. повести
Борис Васильев. «Не стреляйте в белых лебедей»
Леонид Лагин. «Старик Хоттабыч»
Артур Конан-Дойль. Все произведения о Шерлоке Холмсе
Александр Твардовский. «Василий Тёркин»
Василий Шукшин. Рассказы и повести
Народные сказки и легенды: русские, украинские, французские и многие другие.
Любимые книги нашего детства
Их были десятки. Большинство звучат маминым голосом. Она приносила книги из библиотеки, где работала 20 лет. В том числе списанные, истрепанные – о, какая это была ценность! Вот несколько, запомнившихся нам навсегда.
Туве Янссон. «Муми-тролль и комета». «Шляпа волшебника». Перевод В. Смирнова.
и
Анне-Катарина Вестли. «Папа, мама, восемь детей и грузовик», «Папа, мама, бабушка и восемь детей в лесу», «Каникулы в хлеву», «Маленький подарок Антона», «Бабушкина дорога», перевод Л. Горлиной.
Эти две книги» – находка для многодетных семей. Мы все до сих пор считаем их лучшим художественным образом нашего Дома.
Леонид Соловьев. «Повести о Ходже Насреддине».
Входит в золотой список книг, передаваемый по наследству, под № 1.
В нашем воспитании она сыграла, может быть, решающую роль и осталась важной на всю жизнь. И для всех нас она звучит маминым голосом.
Вторая часть, как известно, автором была написана в лагере. Но в ней нет и тени мрачности, правда? А какой невероятный язык, какая объемная и яркая картина мира! Хотя, может быть, поначалу читать эту книгу вслух будет непросто.
Но попробовать стоит обязательно.
Виктор Драгунский. «Денискины рассказы».
Бессмертная книга. Если начинать ее читать вместе и, где надо, пояснять детям непонятные слова, – в дальнейшем уточнять «устаревшие» понятия станет для них привычным делом в любой книжке. Тоже легко читается вслух.
Мэри Мейп Додж. «Серебряные коньки».
Чудесная книжка про маленьких голандцев, добрых и бесстрашных, про то, как и чем они жили всего-то 150 лет назад. Для тех, кто уже привык к чтению – с 6–7 лет. Начинать с нее рановато.
Ганс Христиан Андерсен. Сказки.
Наши внуки и правнуки слушают с 3–4 лет. Без Андерсена, конечно, представления о мире резко беднеют.
Лев Толстой. «Азбука».
Говорят, устарела, дети не понимают. Чистейшая неправда. В этих маленьких, на полстранички, историях – целые романы для детей. Она помогает лучше чувствовать русский язык, историю, да и саму Россию.
Александр Дюма. «Три мушкетера».
Мама читала нам ее вслух много раз. Мы знали ее наизусть. Любимая глава – разумеется, про обед на бастионе Сен-Жермен… Мы всё бросали, чтобы ее послушать, и укладывались в кровати, потому что мама читала только перед сном.
И, наконец, то, без чего не может сформироваться культура и вкус ребенка.
Русская поэзия. Песенки, потешки, сказки Чуковского, Маршака, Пушкина. А потом и стихи и поэмы Пушкина, Лермонтова, Жуковского, поэтов Серебряного века.
Русская классическая проза. Тексты сравнительно небольшого объема: «Дети подземелья», «Слепой музыкант» Короленко, «Белый пудель» Куприна, «Каштанка» Чехова, «Муму» Тургенева и многое другое.
Мы, следующие поколения Никитиных, считаем: современному человеку (и родителю, и ребенку) надо уметь существовать в разных ритмах. Мы ведь способны воспринимать информацию из пяти каналов одновременно. Значит, можем и замедлиться – например, читая классику, написанную в XIX веке. Это позволит нам не терять контакта с историей, с русским языком, с нашей культурой и чувствовать себя полноценным звеном в бесконечной цепочке поколений.
Наша классика – это экологически чистый язык. А еще феноменальный антидепрессант и бездонный источник энергии и смысла. Нужно позволить ей нас приручить – как взрослых, так и детей.
Очень много замечательных книг, недоступных в нашем детстве, выходит сейчас в разных издательствах: «Самокат», «КомпасГид», «Розовый жираф», «Детгиз» и других. В крупных городах эти книги доходят до библиотек – и выдаются, между прочим, по-прежнему бесплатно. Мы всегда обращаем внимание на язык (стало быть, и на перевод) и оформление, этому нас научила наша мама. И хотим, чтобы у наших детей и внуков сохранилось навсегда такая же нежность к их первым книгам.
Дети Никитиных
Многодетная семья в позднем Советском Союзе
В 1959 году в семье Бориса Павловича и Лены Алексеевны Никитиных родился первенец, Алеша. А к 1972 году детей у них стало уже семеро. Чтобы лучше понять, в каких условиях происходила жизнь семьи Никитиных, небесполезно хотя бы в общих чертах описать особенности бытового уклада советской жизни того времени.
Первое что надо понимать про поздний («брежневский») СССР, а именно на этот период приходится история семьи Никитиных, – это уже не патриархальная и не переходная, а полноценная современная городская цивилизация (речь идет, разумеется, о европейской части СССР). И все следствия этой цивилизационной модели – в том числе рост потребительского спроса, претензии к уровню комфорта и благосостояния – совсем не чужды советской жизни этого времени.
Но это именно Советский Союз – то есть мобилизационная экономическая и социальная система, основанная на распределении, плановой экономике и полном контроле государством всех ресурсов.
В итоге бытовую экономическую жизнь в позднем СССР определяло ключевое противоречие между потребительской ограниченностью (если не сказать бедностью), обсусловленной социально-экономической системой, и ростом благосостояния (как того требует современная городская цивилизация).
Или, если проще: советская система могла обеспечить только ограниченный (на грани бедности) уровень благосостояния основной массы населения, но ей приходилось постоянно расширять эти границы. В результате чего сложилась совершенно уникальная структура бытовой экономической жизни, где рост благосостояния одних групп уравновешивался маргинализацией других, а рост потребительских возможностей – дефицитом товаров.
Бедность советской потребительской жизни очень хорошо иллюстрирует даже самая общая статистика. Средний уровень потребления на человека в СССР (не ВНП на душу населения, а доля его, идущая на потребление) по состоянию на 1976 год сильно меньше, чем уровень потребления в том же 1976 году 12 % американцев, живущих за чертой бедности.
Однако если не ориентироваться только по «общей статистике», а смотреть изнутри, то ситуация выглядела куда более сложной и динамичной. Нефтедоллары дали возможность советской системе расширить поле баланса в пользу роста благосостояние отдельных групп. Общая потребительская бедность, сохранявшаяся до середины 70х, сменяется «рваным потребительским ростом». Отчетливо выделяются маргинальные группы населения, проигравшие борьбу за ограниченные ресурсы, распределяемые системой (то есть за дефицит). Собственно, этот перелом хорошо виден в комментариях детей Никитиных. Если старшие не сильно переживают свою бедность и говорят о том, что они мало отличались от других, то для младших бедность – уже отчетливая и вполне болезненная проблема.
Структуры позднесоветской повседневной жизни
Одной из важнейших особенностей позднесоветской жизни была почти полная занятость. Причем почти равная в отношении женщин и мужчин. Это отчасти было следствием послевоенного дефицита мужчин, но к 70м годам стало определяться уже чисто экономическим фактором. Обычная, даже неплохая советская зарплата могла обеспечить приемлемый уровень жизни только одному человеку плюс одному ребенку. Если не брать военных или другие привилегированные профессии, то неработающий взрослый член семьи сразу опускал ее на уровень бедности. Ясли, детские сады, в том числе пятидневки, продленные группы в школе – все это помогало работающим матерям, но экономических механизмов, позволяющих им не работать, практически не было.
При этом работа означала полную 8 часовую занятость. За исключением очень ограниченного круга творческих профессий, имевших благодаря этому привилегированный статус, советские люди проводили на работе большую часть дня. Относительно распространена была работа на полставки, но это означало и половину зарплаты, которая уже не обеспечивала даже элементарных потребностей. В условиях дефицита любое стремление к благосостоянию требовало не только денег, но и свободного времени. То есть, по сути, для реализации потребительских потребностей (для поддержания приемлемого уровня благосостояния) человек тратил не только рабочее, но и большую часть свободного времени.
Советская структура цен и потребительских трат радикально отличалась от привычной нам сейчас. В первую очередь это касается соотношения продуктов и вещей. 150 рублей за пальто, то есть средняя месячная зарплата – вполне обычная трата советского человека. Даже самая простая и не престижная обувь и одежда стоила ощутимых для бюджета денег. Телевизор стоил (в разное время) от двух до четырех месячных зарплат, стенка (которую еще надо было достать) – от 5 до 10 месячных зарплат.
Впрочем, и продукты не были совсем дешевыми. Хлеб за 13 копеек или картошка от 8 до 15 копеек за килограмм – это было, безусловно, доступно любому. Но вот яйца – уже 1 рубль 30 копеек за десяток, сыр – 2,80–3 рубля, мясо – 2,20–2,50 за килограмм (с костями, разумеется). То есть уже вполне весомая доля бюджета. В пересчете на современные цены та же покупательная способность у современного жителя России была бы при зарплате от 9 до 15 тысяч рублей. И это при том, что купить мясо (как и сыр, как и многое другое) в магазине очень непросто, а хорошее мясо (как и хороший сыр) – просто невозможно. На рынке есть хорошее – за 4–5 рублей и без очереди, но это уже цена отсечения. Непомерная трата для большинства.
Собственно, продовольственный бюджет советского человека совсем не предполагал возможнсти переплачивать вдвое за качество или удобства. Ради качества можно было несколько часов отстоять в очереди, но платить вдвое – это почти никто не мог себе позволить. Просто потому что не хватило бы зарплаты.
Фрукты были довольно дорогими. Например, черешня – 2 рубля кг, мандарины – от 1,50 рублей. Причем продавались фрукты только в сезон. Черешня – с мая, максимум полтора месяца, а мандарины – меньше месяца перед новым годом. Булочки, мороженое, конфеты, сгущенка, лимонад – основной набор детских лакомств был не сильно разнообразен и, несмотря на весь официальный пафос социальной защиты детей, вполне соответствовал общей логике цен: дешевые продукты – из простых и дешевых компонентов (мука, маргарин, сахар) и довольно дорогие – из сложных (сливки, фрукты, кремы, шоколад). И естественно, любые детские вещи – игрушки, коньки, велосипеды и прочие механизмы, которыми дети реально пользовались, – стоили ощутимых денег.
Дешевыми были траты, которые сейчас составляют заметную часть бюджета, – коммунальные услуги и транспорт (кроме авиабилетов). Собственно, дешевизна коммуникационных и транспортных услуг предопределяла преимущества жизни в больших городах – городские удобства не влекли за собой соответствующее увеличение расходов.
Ну и, наверное, главное отличие – квартиры, которые чаще всего ничего не стоили. Их не продавали, а давали (были схемы с кооперативами, через которые люди могли, минуя очередь, покупать себе квартиры, но большинство квартиры именно получали). Разумеется, квартиры давали не просто так и не всем. Очередь на квартиру могла идти годами (в Москве часто было более 5 лет) и жестко по нормативам квадратных метров на человека. То есть на очередь ставили, только если на человека приходилось меньше 5 кв. м., а новую квартиру давали из расчета 10–12 кв. м. на человека.
Преимущества городских удобств и квартирный вопрос породили один очень странный советский феномен, имеющий прямое отношение к семье Никитиных, – поселки городского типа. В отличие от классического пригорода большинство населения этих поселков работало вовсе не в городе, а в этом или соседних поселках (часто тратя на дорогу довольно много времени). В отличие от села, жители не занимались непосредственно сельским хозяйством: часть населения таких поселков жила в панельных городских домах и даже огородов не имела. Работа в таких поселках (если рядом не было оборонного завода) была даже по советским меркам низкооплачиваема, преимущества городской жизни были частичными (у тех же Никитиных водопровод появился совсем не сразу).
Многодетная семья – изгои
Даже самое общее описание структур советской жизни показывает, что многодетная семья экономически и социально была в СССР маргинальной. Фактически любой третий ребенок обрекал советскую семью на бедность, которая с каждым последующим ребенком стремилась к нищете.
Чтобы отправить в школу семерых детей, нужно было потратить минимум 150 рублей только на школьную форму: в среднем для девочки она стоила 22 рубля, для мальчика 17,50 (плюс рубашка). Для семьи из 4 и более детей нивелировалась относительная дешевизна продуктов – структура советского потребления не выдерживала полутора-двукратного увеличения цены на продукты. При этом проблемы трат на одежду и сколько-нибудь сложные игрушки оказывались буквально катастрофическими.
Отчасти многодетность помогала решить квартирный вопрос. Однако в лучшем случае такая семья получала большую квартиру в панельном доме, в которой все равно им было тесно (квартир более 90 кв. метров в СССР почти не строили). А тех, кто, как Никитины, жили в просторном доме с участком, это вообще не касалось.
Кроме того, как было сказано выше, материальное благополучие складывалось во многом из возможности тратить свое свободное время на «получение» товаров или решение социально-бытовых проблем. Многодетная мать априори лишалась этих возможностей.
Все сложившиеся структуры советской жизни предполагали семью из одного-двух детей. (если двух, то с заметным интервалом – 5–9 лет). Собственно, это и было почти официальной нормой. Все, что больше – было скорее проблемным и нежелательным. В частности, по неофициальному предписанию на престижные работы за границей не брали не только тех, у кого нет семьи, но и тех, у кого было больше трех детей.
Формально многодетные семьи всячески пропагандировались. Постановлением Президиума Верховного совета от 1944 года были учреждены медаль «Мать-героиня» и орден «Материнская слава» трех степеней, а также назначались серьезные меры материальной и моральной поддержки женщин, направленные на поощрение многодетных семей. Но интенция данного постановления была обусловлена войной и общей логикой «бабы еще нарожают». К середине 60х военный демографический провал был преодолен, а общая милитаристская агрессивность режима явно сошла на спад. К тому же высокая рождаемость на Кавказе и в азиатских республиках позволяла не думать о проблемах с регулярным армейским набором. В итоге большинство льгот перестало функционировать. И в борьбе за ограниченные ресурсы многодетные семьи были вытеснены в маргинальную зону бедности.
Только в 1981 году, когда динамика демографической ситуации (в том числе и с набором в армию) стала выглядеть угрожающей, была принята программа повышения рождаемости. В течение нескольких лет поэтапно были приняты постановления, резко увеличивающие льготы и прямые выплаты многодетным семьям. Кроме того, был резко увеличен оплачиваемый отпуск по уходу за ребенком: с 58 дней до и после рождения до 90 дней (до и после). Также введен частично оплачиваемый отпуск до года и неоплачиваемый до 3 лет – все это с гарантированным сохранением места и стажа работы. Это постановление привело к всплеску рождаемости, который длился почти 10 лет. Но к этому времени младшему ребенку Никитиных было уже 9 лет.
Собственно, многодетные семьи стали едва ли не самой последней группой, попавшей под «расширение границ благосостояния». Проблема советской системы в том, что она могла функционировать только в условиях общей бедности. До поры до времени ей удавалось сохранять баланс, расширяя границы благосостояния, так что рост доходов порождал дефицит и им же компенсировался. Но к концу 80х границы эти оказались расширены настолько, что система не выдержала и начала стремительно валиться.
Андрей Громов, публицист, социолог
Некоторые сведения о домашнем хозяйстве и семейном быте Никитиных,
воссозданные на основании хозяйственных записей и воспоминаний членов семьи
Заработок и другие источники дохода
Лена Алексеевна после замужества работала в одной и той же поселковой библиотеке им. С. Н. Дурылина. В 60–70е годы, до пенсии в 1980 году, ее зарплата составляла 80–90 руб.
Борис Павлович долгое время платил алименты первой семье (расстались по инициативе супруги). Работал на разных работах, часто на двух-трех: учителем труда в школе, в НИИ игрушки, младшим научным сотрудником в Институте трудового обучения Академии педагогических наук. Средняя зарплата – 130 руб. Одно время обучал играть в развивающие игры как методист.
В 1976 году Б. П. вышел на пенсию – 120 руб. И наступили стабильные времена: мамины 80 р., папины 120, отдавал какую-то сумму из пенсии дедушка, который жил с нами. Плюс – стипендии старших (все учились хорошо, часто с повышенной стипендией).
Ольга: Помню, что моя повышенная стипендия в училище (34 руб. 50 коп.) все три года учебы (1976–1979) была неплохим подспорьем семье. Я оставляла себе, кажется, рублей десять на дорогу и всякие мелочи, а остальное шло в общий семейный кошелек – маме. Мне кажется, что в финансовом плане самое тяжелое время было в конце 60х – начале 70х годов. Дети росли, а доходы были невелики. Двух зарплат далеко не высокооплачиваемых специальностей (мама в библиотеке получала максимум 80 руб., папа, помнится, всегда был на нескольких работах, а с 1976 г. на пенсии, хотя и почти максимальной 120 руб.) хватало едва-едва.
Домашняя фабрика «Ниточка-Никиточка» работала в 1969–1970 гг. Трудились все. За 1 фартук получали 15–30 копеек. В день выпускали по 10–15 готовых фартуков. В 1974–75 гг. был опыт такой же «поточной» клейки конвертов – помогали Наташе Абрамцевой (известной сказочнице, с детства прикованной к постели), которой нужен был трудовой стаж.
Читать бесплатно другие книги:
