На Муромской дороге Шведов Сергей

– А цепь? – напомнил Хромой. – А статьи Журавлёва с намёками? Ну и, наконец, беспокойство наших друзей с Потомака. Сам посол у меня вчера справлялся – ху из мистер Инструктор? Подобные вопросы просто так не задают, молодой человек. – Они что же, боятся за свой форт Нокс?

– Речь идёт об активизации генералитета и российских спецслужб. – Ну а Юпитер здесь при чём?

– А вот это уже я вас спрашиваю – при чём здесь Юпитер? И какое отношение к нашим специальным службам имеет этот Стингер с Каймановых островов и этот якобы переводчик Балабанов? Почему они с такой настойчивостью ищут дорогу на политическую кухню?

– А вы уверены, что они её ищут? – спросил Цыганков. – По внешнему виду эти двое не меньшие придурки, чем Коля с Портсигаровым.

– Вот-вот, – подтвердил Хромой. – С какой стати двое наших шоуменов вздумали помогать заезжим иностранцам?

– Вы что, не доверяете Сосновскому? – А с какой стати я должен ему доверять? – возмутился Хромой. – Я пока ещё в своём уме. Как вы сказали, этот каймановский шаман назвал свой проект? – Вальпургиева ночь.

– Случайное название, как по-вашему? Оно никаких нежелательных аналогий у вас не вызывает? И почему Стингеру непременно нужно снимать свой сатанинский клип у Каменных палат? – Да мало ли шабашей там в последнее время проводится. – Именно шабаш! – воскликнул Хромой – Сбор нечисти в назначенный срок. – Я полагал, что Инструктора нам подсунул Сосновский, – с вздохом произнёс Цыганков. – С какой целью?

– Заменить нижегородцев на питерцев.

– Мелко вы плаваете, уважаемый, – отрезал Хромой. – Излишний прагматизм вас подводит. Не чувствуете страны. Вкуса власти не чувствуете.

– Ну, это положим, – возразил Цыганков. – Власть я не только чувствовал, но и пробовал.

– В том-то и дело, что пробовали да не распробовали. А сколько денег наши друзья в вас вложили.

– Я сделал всё, что мог, – обиженно процедил сквозь зубы Кучерявый.

– Надо нейтрализовать Сосновского и Фидоренко, – сказал Хромой. – Через иглу. В игле смерть кощеева.

– Я думал, вы договорились с Фидоренко. – Дело не в Фидоренко, дело в Сосновском. Похоже, это именно он придумал миф об Инструкторе, который должен-де спасти Отечество. Не забывайте, в како стране мы живём. Я жизнь положил, чтобы загнать Россию в объятия Запада. А сколько потребовалось усилий, чтобы развалить прежние наши мифы. И вот появляются люди, которые ради своих корыстных интересов готовы обратить результаты наших трудов в прах.

– Объятия у наших друзей слишком уж жестковаты, – вскольз заметил Цыганков. – Придушат, чего доброго. – Россия – лишняя страна, – холодно сказал Хромой. – Либо она станет сырьевым придатком мировой цивилизации, либо её вообще сотрут с лица Земли. Для меня очень важно, с какой целью Сосновский запустил миф об Инструкторе – собирается ли он делать сказку былью, либо всё ограничится лишь потрясениями на виртуальном уровне. Я не против того, чтобы Сосновский занимался мифотворчеством, но в мифах тоже надо знать меру. А вот если он по неосторожности, глупости и легкомыслию зачал монстра и выпустил его из мира виртуального в мир реальный, то этого монстра следует отловить и уничтожить. Сосновскому дать хорошую взбучку, чтобы надолго запомнил. – И что вы конкретно предлагаете? – Задействуйте Лебедянского с Васюковичем. Активизируйте Киселидзе. Надо уничтожить миф об Инструкторе. Этот миф сам по себе является угрозой для наших целей! Если Папе нужен преемник, то получить его он должен из наших рук и с благословения потомакских друзей.

В коридоре послышались чьи-то уверенные шаги. Балабанов едва успел щелкнуть выключателем и спрятаться в шкаф, как в приемную вошел похожий на перекормленного поросёнка человек, в котором капитан без труда узнал Тамерланыча. Голышенко проследовал в кабинет, но, к сожалению, забыл закрыть за собой дверь, что помешало Балабанову подслушать разговор с помощью технических средств. Впрочем, разговор был непродолжительным, и через минуту не святая троица появилась на пороге. Балабанову в эту минуту показалось, что Хромой, Кучерявый и Тамерланыч оборотни ещё почище Сосновского. И вместе они способны соорудить такого дракона, с которым далеко не каждый богатырь справится.

Нет, если бы речь шла о том, чтобы набить морды вышеозначенным лицам, то капитан не оплошал бы, но это в мире реальном, а вот что касается мира виртуального, то тут Балабанов был полным Иванушкой-дурачком.

Вывески на здании, в котором провёл ночь, Балабанов не обнаружил. И лишь у прохожих узнал, что это центр не то экономических, не то экологических исследований. Уже то хорошо, что капитан вырвался из гнезда оборотней без всякого для себя ущерба. Заспанная охрана на выходе просто проморгала сибиряка, который сделал дядям ручкой и с быстротой молнии ретировался через приоткрывшиеся двери.

Гонолупенко, поджидавший Балабанова возле отеля «Интернациональ» выслушал его рассказ с большим вниманием. На вопрос же капитана, что это ещё за бяка такая виртуальный мир? Гонолупенко криво усмехнулся и обронил с детства знакомое слово «телевизор». В то, что старый надёжный вроде бы друг может стать в руках колдунов страшным оружием, Балабанов верить категорически отказывался.

– Ну и зря, – сказал Гонолупенко. – Мой дед по отцовской линии, шаман одного африканского племени, сказал как-то – дай мне эту штуку, то есть телевизор, и весь мир сойдёт с ума от любви к моим богам.

– Сойти с ума, это не такое уж большое счастье. – Так ведь дед и не обещал счастья. Он обещал сумасшествие и полный разор. Ибо каждый должен своим богам кланяться и своим обычаем жить. А тот, кто пускает в свою душу чужих демонов, рано или поздно гибнет.

– Умный у тебя дед, однако.

Как человек неглупый от природы, Балабанов сообразил, что Инструктор подключил Гонолупенко к операции не случайно, а как раз в расчёте на его познания в африканских культах. А в судьбе самого Балабанова не последнюю роль, похоже, сыграли украденные русалками Митричевы штаны. Положим, никаких русалок в местном озере, скорее всего, не водилось, но ведь Митрич тогда всё село переполошил. Особенно почему-то бабы взволновались. Штаны так сяк, но русалки-де уже и на мужиков покушались, уводя под воду кого на день, а кого и на неделю, и пора властям уже эту самую власть употребить и навести в округе хоть какой-то порядок. Балабанов упрашивать себя не заставил, хитро посмеивающимся мужикам мозги вправил, а Митричу и вовсе пригрозил двухнедельной отсидкой, если он и далее ложной информацией вздумает смущать бабьи умы.

Гонолупенко, выслушав Балабановский пересказ операции под кодовым названием «Русалки», от себя добавил сведений, полученных от другого своего деда, но уже по материнской линии. А рассказал дед своему внуку Гонолупенко, как мужики его деревни отвадили от богатого рыбой озера жадного сукина сына, вздумавшего прибрать его к рукам. И активную помощь в этом деле местным мужикам оказал водяной,

– Сказки это всё, про водяных, – удивился чужому легковерию Балабанов. – Сети-то пропали, – хитро прищурился Гонолупенко. – Тот мироед уже и полицию звал и попа с кадилом и судебных крючков из города. А мужики в один голос твердят – нечистая сила. И ведь убедили и полицию, и судебных крючков. Даже приезжавшие из Питера учёные эксперты развели руками – научного объяснения сему факту нет.

– И действительно не было? – Может и было, да на что оно моим землякам. А о нашем озере до сих пор в округе дурная слава идёт. И чужие рыбу в нём не ловят. А если кто-то из чужих начинает хвост поднимать по поводу пропавших сетей, то наши тут же несут ему судебное решение ещё царского суда и заключение старорежимных экспертов о том, что против нечистой силы наука бессильна. И что примечательно: даже в советские времена всёсокрушающего атеизма водяной, зараза, перековке не поддался. Комсомольцев на него натравливали, видные партийцы к его совести взывали. Однажды даже инструктор обкома партии приезжал, а водяной, паразит, хоть бы хны. Так и не удалось его распропагандировать. Как портил чужие сети при царе-батюшке, тан и при генсеках продолжал своё несознательное дело. Учёные умы, на сей раз московские, пришли к выводу, что в озере живет чудище подобное лох-несскому. Мужики наши спорить не стали, но потребовали с учёных бумагу, где чёрным по белому написано об этом дожившем до наших дней доисторическом чудовище. И теперь всякому, кто не верит выводу питерских учёных о нечистой силе, тут же предъявляют бумагу, подписанную учёными московскими. – Это что же выходит, – задумчиво протянул Балабанов. – Кто байки рассказывает, тот и рыбу ест?

– Выходит так, – усмехнулся Гонолупенко.

Теперь многое в разговоре Хромого с Кучерявым Балабанову стало ясно. А то «реальный Инструктор», «виртуальный Инструктор»… Вопрос-то, оказывается, о «рыбе» идёт. Кому большой кусок достанется.

– Что-то припозднились сегодня наши виртуальщики, – сказал Гонолупенко, вглядываясь в тревожную даль.

Тревожная даль откликнулась на его беспокойство белым лебедем, который летел к ожидающим на крыльях Любви и ликования. Во всяком случае, глаза вывалившегося из «Мерседеса» Коли сияли восторгом: – Деньги, мужики, – выдохнул он. – В золоте будем купаться.

Опьяневшего от водки и радужных перспектив шоумена забросили обратно в салон, после чего утвердились там сами. Портсигаров слюной не брызгал, был по виду сух и деловит, но и у него глаза горели как у мартовского кота, получающего удовлетворение на празднике жизни.

– Цыганков мне звонил, – сказал он Балабанову. – Предложил взять часть расходов по осуществлению проекта на себя.

– Маленькая закавыка, – попробовал утихомирить море-окиян радости прагматичный сибиряк. – Никакого шамана под рукой у нас нет. А с Джульбарса мы ломаной копейки не получим. Он ведь у нас только в виртуальном мире шаман, а в реальном самый обычный пёс.

– Растёшь, провинциал, – одобрительно хмыкнул в его сторону Портсигаров. – Одно только ты упустил: шоумены добывают пропитание в мире виртуальном, а потому кем бы там ни был Джульбарс в мире реальном – наплевать и забыть. В нашем виртуальном мире он главный шаман Каймановых островов, руководитель грандиозного шоу-проекта стоимостью в миллион долларов, а в каком он виде решения принимает, это ровным счётом никого не касается.

Джульбарс, сидевший рядом с Колей, в ответ на повышение своего статуса, пусть даже и в виртуальном мире, радостно гавкнул. За два дня карьеру он сделал прямо-таки на зависть: из заурядных милицейских церберов махнул прямёхонько в шаманы Каймановых островов.

– А что, – с вызовом бросил миру Коля. – Конь Калигулы был сенатором в Риме, так неужели же наш умница Джульбарс не способен осуществить грандиозный проект в России.

– Так ведь денег нет, – всё ещё продолжал сомневаться Балабанов. – Цыганков согласился только часть проекта оплатить. Где мы остальные деньги возьмём? – У Сосновского, – быстро ответил Коля. – Если он нас поддержит, то в золоте купаться будем, серебром дорожки посыпать, а баксами сортиры оклеивать.

– А как выглядит этот Сосновский? – спросил Балабанов. – Да ничего особенного, – махнул рукой Коля. – Невысокий, лысый, сутулый. – Тогда я его, кажется, видел сегодня ночью. И если вы такие отчаянные я готов вам показать дорогу на политическую кухню.

Подремывавший на заднем сидении Гонолупенко очнулся и с интересом уставился на капитана.

– Не такие уж мы и отчаянные, – засомневался Коля.

Балабанов пребывал в затруднении: говорить шоуменам о местах обетованных, дорогу в которые он открыл сегодня ночью или лучше промолчать. Конечно, если бы у капитана была постоянная связь с Инструктором, то правильнее было бы доложить в первую голову ему, но поскольку связи не было, то решение приходилось принимать самостоятельно. – Иес, – сказал Гонолупенко. – Гоу в Кремль.

Балабанов расценил эти слова Стингера как подсказку, а потому, отбросив все сомнения, рассказал шоуменам о своих ночных приключениях. – Заманчиво, – сказал Портсигаров. – Все кремлёвские тайны у нас будут в кармане.

– А зачем нам эти тайны, – поморщился Коля. – Меньше знаешь – дольше живёшь. Нам деньги нужны, а не тайны.

– Там где тайны, там и деньги, – наставительно заметил Портсигаров. – Может мы в тех схронах золото партии надыбаем.

– Золото партии давно уже промотали по европейским кабакам и кафешантанам, – возразил Коля.

– Трус не играет в хоккей, – пропел Портсигаров. – А в теннис тем более.

Почему трус не играет в теннис, Балабанов так и не успел узнать, поскольку белый лебедь тормознул у знакомого уже капитану здания. Здание по виду ничего вроде бы особенного из себя не представляло, но, похоже, таило в своём нутре нечистую силу. Огромные витражи роскошного фасада хитренько перемигивались под лучами яркого утреннего солнца. И было в этом перемигивании столько неискренности, что Балабанов невольно поморщился. Русским духом здесь тоже не пахло, во всяком случае, чуткий сибиряк ничего родного ни внутри, ни снаружи не уловил.

– Пошли садиться на иглу, – сказал Коля, с вздохом выбираясь из машины. – Какую ещё иглу? – не понял Балабанов.

– А вон она, – кивнул головой на устремившуюся к небу телебашню Портсигаров. – Гадко, конечно, травить народ опиумом, но что поделаешь.

Балабанов вспомнил слова Хромого об игле, в которой заключена смерть Кощея и почесал затылок. Хромой, возможно, просто пошутил, но, как известно, в каждой шутке есть доля истины. Во всяком случае, Балабанову игла не понравилась. И он поспешил отвернуться от материализированного символа Кощеевой власти. Такую мощную иглу враз не переломишь, будь ты хоть Илья Муромец.

Волосатый телебосс Эдик Аристов встретил шоуменов неприветливо. Минут пять он мекал и экал, силясь объяснить навязчивым людям, к сколь занятому человеку они попали. Эканье и меканье сопровождалось столь замысловатыми словечками, что они ставили в тупик не только Балабанова, но и Портсигарова с Колей. – Индифферентная энтропия конфиденциально дезавуирует экспериментальный посыл э…, что чревато э… паронормальными инцидентами в геморроидальной сфере.

На высоте положения оказался только Гонолупенко, который не уронил чести каймановской эстрады и не посрамил своего африканского деда.

– Иес, – сказал он в ответ. – Энтропическая сексуальность генерирует безапелляционность энд сублимирует прострацию при переходе в гиперинфляцию с последующей импотенцией.

Минут пять Гонолупенко с Эдиком, глядя друг на друга с большой симпатией, перебрасывались строго научными фразами, пока, наконец, не выдержал Балабанов, высказавшийся по обсуждаемой проблеме с опрично-милицейской прямотой. – Индо исчо какой-нибудь собачий сын помянет корреляцию, то я ему так врежу по кумполу, что стыд срамнику очи выест, а плоть его мы разнесём клочками

по закоулочкам. – Здраво рассудил, – поддержал сибиряка Портсигаров. – Как мы сиречь словоблудию не подвластны, то и другим темяшить нам байки позволения не дадим.

После столь решительного заявления Эдик Аристов перешёл с птичьего языка на человеческий.

– Ну не могу. Э…о… ситуэйшн, мужики, ни в какие ворота не лезет, а намедни в Кремле мне дали такой промоушн, что у меня от того мытья до сих пор голова болит.

– Вот тебе и независимое телевидение, – возмутился Коля. – Независимыми бывают газеты, – покачал головой Эдик. – А телевидение у нас общественное э… Первый он и в Африке первый. Или что-то в этом роде.

– А как же Лебедянский? – ехидно напомнил Коля. – Лебедянский семье уже не фрэнд и может себе позволить кинуть её по провайтеру, а я э… человек подневольный, потому как сублимирую не только флюиды Сосновского, но вынужден держать нос по ветру, дующему из каменных палат. – Что там ещё за ветры перемен? – насторожился Портсигаров.

– Ветры дуют с Северной Пальмиры, – намекнул Аристов. – И кто вовремя их познаша, тому соколом пырхать.

– А кто не познаша? – ахнул Коля. – Секир э… башка, – вздохнул Эдик. – Поелику величие Руси ныне Питером прирастать будет.

– А Устроевско-Симаковский стан? – Затоплен будет компроматом аки во времена Ноевы, – пояснил Аристов. – Так что ваше «в красной рубашоночке, хорошенький такой» ныне не актуально. А Змея Горыныча поражать будет вовсе не Георгий Победоносец, а как раз наоборот – Владимир Красно Солнышко.

– Значит, Вова Питерский, – задумчиво произнёс Портсигаров.

– Вельми э… – сказал Эдик. – Зело ме…ситуэйшн, мужики. Не могу попасть пальцем в небо. Скоррелируйте Кремль и милости прошу к нашему шалашу. – Сказанул, – возмутился Коля. – Да чем же твоему Красну Солнышку кикиморы не по нраву? Небось русский дух ему очи не выест.

– Может Стингера арапом Петра Великого нарядить, – задумчиво проговорил Портсигаров. – А кикимор и русалок переписать в наяд и нимф. Дать, так сказать, питерский колорит.

– Это ближе к теме, – кивнул головой Аристов. – Но есть сомнения, что ситуэйшн не вельми ясна, а фантом может оказаться не питерским, а юпитерским, как о том пишут наши фрэнды из «Комсомольского агитатора».

– Нашел, кому верить, – возмутился Коля. – Когда это «комсомольцы» правду писали, китайский шуз им в глотку.

– Дыма без огня не бывает, – развел руками Аристов. – Прямо не знаешь к чему призывать, то ли боярам бороды брить, то ли всем сублимировать в гиперпространство.

– Нам только НЛО не хватало, – ругнулся Портсигаров. – А что говорят флюиды Сосновского? – Источают э… сомнение. Он в последнее время флюидирует неразборчиво, видимо впал в суггестию от сложностей многополярного мира.

– Дела, – задумчиво протянул Портсигаров. – Придётся, видимо, брать Кремль напуском и самим выяснять, кто там коррелирует ситуэйшн.

– Если узнаете, мужики, то про меня не забудьте, – попросил Аристов. – Зело жить охота

Шоумены покинули кабинет пребывающего в мучительных раздумьях телебосса в сильном раздражении. Порывистый Коля прямо-таки рвал и метал:

– Ему, видишь ли, зело жить охота, а тут хоть пропадай. Вот она свободная пресса. Вова Юпитерский! Юпитер-то здесь при чём?

– Это я виноват, – пояснил Балабанов. – Сказал Химкину, что Инструктор с Юпитера прибыл. Но я же просто пошутил.

– Ну, ты нашёл с кем шутить! – заржал Портсигаров, трогая «Мерседес» с места. – Вот так один пошутит со свободной прессой, а вся страна впадает в сублимацию с последующими вегетативными расстройствами.

– Может к Лебединскому наведаемся? – предложил Коля. – У меня есть телефон Васюковича.

– Вообще-то у Лебедянского любят всякую чертовщину, – задумчиво сказал Портсигаров. – Вот только рубашка красного цвета там не пройдёт.

– Переоденем в голубую, – предложил Коля. – Ноу голубой, – решительно запротестовал Гонолупенко. – Ну не знаю, – расстроился Коля. – Давай тогда в чёрную. – И будет он у нас анархистом смотреться, – возразил Портсигаров. – Ты бы ему ещё маузер в деревянной кобуре подвесил и лозунг по всему экрану дал: Анархия – мать порядка.

– Я бы подвесил, – обиделся Коля. – Да ныне анархия не в моде. Державность всем подавай.

– Может, звёзды пустить по пузу, – проговорил Портсигаров. – В духе времени. – Тебе же человек русским языком сказал, пошутил он с Химкиным про Юпитер, – возмущённо указал Коля на Балабанова. – Что написано пером, то не вырубить топором, – припомнил народную мудрость Портсигаров. – Может Инструктору удобнее называться Юпитерским, чем Питерским. Хлопот меньше с земляками.

– Амулет на мэне, – вдруг вклинился в разговор Гонолупенко.

Портсигаров Стингера не понял, но на всякий случай притормозил. А Балабанов вдруг увидел в окно, как по тротуару идёт человек с Джульбарсовой цепью в руках. Цепь-то, конечно, могла быть и не Джульбарсова, мало ли в столице собачьих цепей, но мэна он опознал. Именно у этого гражданина он в доме Примадонны выпрашивал цепь для Джульбарса. Сейчас любитель капусты был одет и обут и решительно печатал шаг по направлению к зданию, на которое, как вскоре выяснилось, положили глаз и Портсигаров с Колей.

– Медийная берлога, – пояснил Балабанову Портсигаров, когда за бывшим нудистом закрылась дверь. – Вот откуда к Примадонне этот ощипанный залетел.

– У Лебедянского служба безопасности почище, чем у генсека, – выдал страшную тайну Коля. – И кадры подобраны со вкусом. Что будем делать, повернём назад? – Смелого пуля боится, смелого штык не берёт, – пропел Портсигаров, – Вперёд, орлы!

На входе орлов, однако, тормознули. Колю с Портсигаровым опознали как духовно близких, со Стингером и переводчиком тоже проблем не было, а вот Джульбарс бдительной охране почему-то не поглянулся.

– Вы с ума сошли, – возмутился Портсигаров. – Это же подарок Васюковичу от заезжей звезды шоу-бизнеса мистера Стингера.

После этого заявления бдительная охрана принялась обнюхивать не только Джульбарса, но и Гонолупенко и даже скромного «переводчика». Портсигаров пригрозил пожаловаться на бесчинствующую службу безопасности самому Лебедянскому, а также в ООН и в прокуратуру по поводу ущемления собачьих и человечьих прав, но не произвёл на охрану должного впечатления. А Балабанов из всей этой суматохи сделал вывод, что медийные церберы были наслышаны и о заезжей звезде, и о его переводчике, и о шамане Каймановых островов мистере Джульбарсе, в его человечьем и собачьем обличьях.

Обнюхивание заняло довольно много времени. Охранники куда-то звонили, с кем-то советовались и, наконец, чуть ли не через полчаса дали добро. Оскорблённый гнусным приёмом Портсигаров ногой толкнул дверь и первым переступил порог кабинета известного всей стране ведущего программы «И-го-го»

– Картина называется «Не ждали», – поднялся навстречу гостям средних лет мужичина с бородкой и искрящимися профессиональным весельем глазами.

– Полюбите нас чёрненькими, – попросил с порога Портсигаров. – А беленькими мы и без вас всем милы.

– Вот так всегда, – вздохнул с ехидным доброжелательством Васюкович. – Как нужда припрёт, так все бегут к независимым.

– А кто тебе сказал, что нас нужда припёрла? – удивился Портсигаров, присаживаясь к столу без приглашения. – Наоборот, мы на гребне успеха, а потому, учитывая стеснённые финансовые обстоятельства вашего холдинга, мы с Колей решили вас поддержать и морально и материально.

– Даже и материально? – удивился Васюкович, с интересом разглядывающий Джульбарса, который с чувством собственного достоинства уселся на стул рядом с Портсигаровым.

Что уж там вообразила о себе эта чёрная псина, Балабанов не знал, но про себя отметил, что общение с шоуменами разлагающе действует на прежде дисциплинированного Джульбарса, и хамеет он прямо-таки на глазах. – Глава проекта «Вальпургиева ночь» мистер Джульбарс, – представил его широким жестом Портсигаров, – шаман Каймановых островов, один из самых богатых людей планеты. Ну, мистера Стингера ты, разумеется, знаешь, а это господин Балабанов, переводчик и подающий большие надежды танцовщик.

Балабанов хотел было опротестовать данную шоуменом характеристику, во всяком случае, заключительную её часть, но потом передумал по той простой причине, что танцевать его никто не заставлял, а ложь в виртуальном мире, похоже, является основным средством общения. Пышные титулы, навешанные на обыкновенного чёрного кобеля Портсигаровым не вызвали протестов со стороны Васюковича.

– Почему Аристов вам отказал? – На Эдика давят из Каменных палат, – вздохнул Портсигаров. – А вам самое время поддержать имидж неподкупно-независимых. Нам с Колей всё равно, кто победит Змея Горыныча, Владимир Красно Солнышко или Георгий Победоносец.

– А кто в роли Змея Горыныча? – Олигархи, кто ж ещё.

– А Стингер здесь при чём? – Стингер будет представлять цивилизованное человечество, которое рука об руку с одетыми в плисовые штаны и сапоги со скрипом представителями русского народа, побеждает злодеев. Тут тебе и русский дух и смычка с Западом. – А шаман?

– Шаман нам нужен для раскрутки, – пояснил Коля. – Пресс-конференции и всё такое. Журналюги взвоют от восторга, пипла обалдеет от ужаса. Шутка сказать: оборотень во главе проекта «Вальпургиева ночь».

– Для затравки дадим интервью с мистером Джульбарсом в твоей программе «И-го-го», – продолжал развивать тему Портсигаров. – Потом Киселидзе проанализирует ситуацию в своей передаче, ну и далее вперёд и с песней.

– Вопрос нужно провентилировать в руководящих сферах, – задумчиво протянул Васюкович. – А этот мистер Джульбарс, насколько я понимаю, не более чем фантом? – Вот тебе раз, – удивился Портсигаров. – По-твоему, бывают фантомы с миллионом долларов в кармане. Абсолютно реальная личность, вот тебе и Стингер подтвердит.

– Иес, – сказал Гонолупенко. – Голд энд баксы полный хаус. – Золота и долларов полные хоромы, – перевёл Балабанов. – Исключительно между нами, – понизил голос Портсигаров. – Этот мистер Джульбарс ищет выходы на влиятельных людей в нашей стране для вложения капиталов в российский бизнес и «Вальпургиева ночь» для него лишь проба пера. Почему бы вашему холдингу не заручиться финансовой поддержкой богатого иностранца, владеющего нефтяными скважинами в Панаме и алмазными копями в Южной Африке. – Уж больно экзотический путь к цели он выбрал, – покачал головой Васюкович. – А что взять с шамана, – пожал плечами Коля. – У каждой богатой тетешки свои матрешки.

– Иес, – сказал Гонолупенко. – Рашн дух. – Мистика, – перевёл Портсигаров. – Этот мистер Джульбарс великий мистификатор, маг и чародей. Ну и малость шизанутый на религиозной почве. Он, видишь ли, прочёл в древних манускриптах, что у нас тут на семи холмах шибко волшебный дух. И путём кабалистических манипуляций он вычислил, что Россию ждёт неслыханное будущее, то ли со знаком плюс, то ли со знаком минус. Но до этого нас должен посетить Инструктор с Юпитера, и уж он-то укажет нам правильный путь. – Кажется, я что-то слышал об этом Инструкторе.

– Ну, ты даёшь, – возмутился Коля. – Да вся столица буквально кипит. «Комсомольский агитатор» от корки до корки переполнен материалами об Инструкторе. А ты знаёшь Журавлёва, даром он двух строчек не напечатает.

– Так все материалы о генералитете, спецслужбах и прочем оплачены вашим мистером Джульбарсом?

– Ты знаешь, как я тебя уважаю, Васюкович, за ум и проницательность, – подлизался к значительному лицу Портсигаров. – Другому бы не сказал, а тебе как на духу: очень может быть. Во всяком случае, я твёрдо знаю, что мистер Джульбарс нацелился в Каменные палаты к Самому и не прочь полакомиться борщом, сваренным Кухаркой. И если такой человек споется с Сосновским, Налимовым и прочими членами Семьи, то Лебедянскому останется только тушить свет и сливать воду. – И ты решил этому союзу воспрепятствовать? – недоверчиво прищурился на Портсигарова Васюкович.

– Я человек принципиальный, – поднял палец к небу шоумен. – И принцип мой таков: кто больше заплатит, на того и работаю. Моя совесть чиста. Я в политике не участвую, задних мыслей у меня нет. Грызитесь между собой за большой кусок, а Портсигаров готов удовольствоваться малым. Хотите участвовать в проекте – милости просим. Не хотите – бывайте здоровы. А натравливать на бедных артистов службу безопасности, это моветон, мой друг. Это пахнет скорбными временами и может уронить ваш медийный имидж в глазах цивилизованного Запада. – Никто за вами не следит, – возразил Васюкович, и в глазах его промелькнуло недовольство.

– У лжи короткие ноги, – хмыкнул Портсигаров. – Я точно знаю, что украденная у Стингера цепь находится в вашем логове. Ты пойми, Васюкович, мистер Джульбарс человек с норовом и сотрудничать с нечистоплотными делягами, ворующими чужое имущество, он не будет. За державу обидно, ей богу.

– Ладно, – нехотя сказал хозяин. – Я попытаюсь выяснить, в чём тут дело.

Пока Васюкович ходил выяснять судьбу пропавшего амулета, Коля с Портсигаровым на все лады перемывали косточки коллег па шоу-бизнесу. Ну, ты смотри, что делается: вцепились в разнесчастную цепь, как в родную. Совсем наша творческая элита совесть потеряла.

– Может Стингер нам не соврал, – задумчиво почесал затылок Коля. – И цепочка действительно из юпитерианского золота.

– Не надо путать каймановские мифы с суровой российской реальностью, – запротестовал Портсигаров.

– Ты ведь сам только что убеждал Васюковича, что все статьи в «Комсомольском агитаторе» оплачивает каймановский шаман, – удивился чужой непоследовательности Балабанов.

– Ну, старик, – возмутился Портсигаров, – нельзя хватать за язык творческую личность, впавшую в экстаз. Наплести можно что угодно. Ты ещё скажи, что Джульбарс, это оборотень.

– Если цепь юпитерианская, то почему кобель не может быть оборотнем? – Ты мне мозги не пудри, переводчик, – рассердился Портсигаров. – И не путай мир виртуальный с миром реальным.

– А я и не путаю, – возразил Балабанов. – Это кто-то другой путает.

– Может, бес нас водит, – струхнул проникающийся каймановскими суевериями Коля.

Портсигаров с сомнением посмотрел на Джульбарса. Кобель взгляд шоумена выдержал и даже оскалился всей собачьей пастью. Оскал хоть и бил дружелюбным, но подозрений не развеял.

– Откуда взялась эта собака? – спросил Портсигаров. – Стингер привёл, – пожал плечами Балабанов.

Портсигаров с Колей уставились на Гонолупенко. Стингер смотрел на шоуменов подозрительно чистыми и честными глазами.

– Ху из Джульбарс? – спросил Коля заезжую знаменитость. – Джульбарс из оборотень, – не остался в долгу Гонолупенко. – Откуда он пришёл? Откуда он гоу к нам? Со стрит?

– Ноу стрит, – запротестовал Стингер. – Каймановы острова иес. – Что же он пришёл с островов по воде аки по суху? – поразился Коля. – Гоу волею шамана, – подтвердил Гонолупенко. – За амулетом. – Суеверия, – не поверил Каля.

– Может и суеверия, – согласился Балабанов. – Что ты хочешь взять со Стингера, у него три класса образования. Вырос в глухой деревушке, вдали от просвещённых умов. – Ладно, – оборвал спор Портсигаров. – Со стрит эта псина или с Каймановых островов, лишь бы с ролью он справился.

– Нет уж, позволь, – завибрировал Коля. – Я человек творческий, а потому жутко нервный, я должен точно знать-оборотень передо мной или собака?

– Вот полюбуйтесь на него, – возмутился Портсигаров. – А ведь среди просвещённых умов произрастал и не в глухой каймановской деревушке.

– Бережёного Бог бережёт, – сказал в своё оправдание Коля.

Возвращение Васюковича прервало дискуссию на самом интересном месте. Медийщик держал в руках искомую цепочку, при виде которой радостно взвыли Коля и Джульбарс. Причём Коля своего воя тут же убоялся, а Джульбарс выл, как ни в чём не бывало.

Портсигаров протянул уже руку за амулетом, но расторопный Васюкович тут же спрятал его за спину:

– Только после того, как Стингер и Джульбарс дадут мне зксклюзив. – Это нам раз плюнуть, – легко согласился Портсигаров. – Веди нас, провожатый в гнездо лжи и порока.

Пока шли по медийным коридорам Коля весь испереживался. И всю дорогу каркал в сторону Портсигарова обиженным вороном. – Втравит нас Васюкович в политику, помяни моё слово. – Да брось ты, – отмахнулся Портсигаров. – Самое обычное шоу: «Заезжая знаменитость и её собака».

Балабанов тоже заволновался: – А как я с собачьего языка переводить буду, я же на нём не бельмеса? – Вот кадры, – возмутился Портсигаров. – Не волнуйся, Васюкович сам переведёт.

Как вскоре выяснилось, волновался Балабанов действительно совершенно напрасно. В святая святых его даже не пустили, оставили млеть и переживать у порога. К чести медийщиков, дымом гостей они не травили, похабного вида вампирш на них не напускали. Всё было чинно и строго. Сам Васюкович сидел за столиком, напротив него посадили Стингера, обсыпанного пудрой, справа от звезды разместили мистера Джульбарса. Гонолупенко был на слова скуп и кроме «иес» и «никс фирштейн» ничего важного не сказал. Зато Джульбарс гавкал и выл беспрерывно.

– Как бы не ляпнул чего-нибудь лишнего, – переживал Коля. – Васюковичу пальца в рот не клади.

– Джульбарсу я бы палец в рот тоже не положил, – утешил его Балабанов. – Все-таки дог-оборотень.

– Какой там дог, – возмутился Коля. – Только камеру на него навели, так и завилял хвостом, как последняя дворняжка.

Хвостом Джульбарс не вилял, держался с достоинством, но разговорчивость его подводила. Гавкать он мог бы и поменьше.

– Как хотите, но не нравится мне эта затея, – возмущался Коля. – Джульбарсу с Васюковичем не совладать.

– Подумаешь Васюкович, – обиделся за оборотня Балабанов. – Васюкович у нас маг и чародей, – пояснил неучу Коля. – Личность в своём роде исключительная. Он людей сначала в кукол превращает, а потом заставляет плясать под свою дудку. Это, провинциал, магия высшего разряда. Твоему каймановскому шаману такое и не снилось.

– Поживём и увидим, чей козырь в сатанинской игре старше, – не сдавался Балабанов

Коля Балабановским словам возмутился не на шутку. По его словам выходило, что провинциал все время путает мир мистический с миром виртуальным. Ибо сатанизмом в виртуальном мире и не пахнет, а пахнет исключительно пиаром. А пересечение двух миров, мистического и виртуального, может породить такую жуткую реальность, что многим мало не покажется.

Балабанов Колиных рассуждений не понял. Для него весь этот виртуальный мир был бредом сивой кобылы. А ложь так и останется ложью, хоть пиаром её назови, хоть сатанизмом.

Портсигаров спор бывалого шоумена с наивным провинциалом слушал без интереса и вздохнул с видимым облегчением, когда интервьюирование гостей с Каймановых островов, наконец, закончилось.

Васюкович слово сдержал и цепь Портсигарову вернул, после чего затерялся в медийных коридорах. Однако при внимательном рассмотрении предмета культа Стингер обнаружил, что медийные сукины сыны амулет подменили. К сожалению, подмена была обнаружена уже по выходе из центра, и попытки найти правду тут же натолкнулись на сопротивление охраны. Портсигаров ругался последними словами, грозил пожаловаться в ООН и Еврейский национальный конгресс. Коля обиженно плевался и клялся страшно отомстить. Джульбарс лаял и бесновался от обиды, но медийная охрана стояла непоколебимо и, пользуясь, численным превосходством, даже спустила со ступенек крыльца расходившегося Портсигарова. Джульбарс успел цапнуть за ляжку одного медийца, после чего дверь в центр была закрыта наглухо, и собравшаяся невдалеке толпа праздных зрителей разочарованно вздохнула.

– Порчу наведём, – орал в исступлении обиженный Портсигаров. – Разорим и по ветру пустим. Прокуратуру на вас натравим.

Джульбарс вёл себя ещё хуже шоумена, забыв о воинской дисциплине, бесновался так, что слюна капала с клыков. Все попытки встревоженного Балабанова оттащить собаку от медийного центра, закончились ничем.

Наконец, усевшись в двадцати шагах от закрытых дверей, Джульбарс завёл такую чудовищную музыку, что у окружающих волосы встали дыбом.

– К покойнику, – сразу же определил знаток из толпы.

Собачий концерт неожиданно сменился воем милицейской сирены. Удивил и насторожил этот вой всех, но только не Джульбарса. Последний был, похоже, единственным существом, которое от души порадовалось появлению трёх десятков амбалов в камуфляже и масках, в два счёта захвативших медийную цитадель и разбросавших по стенам с поднятыми руками зловредную охрану.

Столь неожиданно и быстро сбывшееся пророчество поставило в тупик даже самого Портсигарова. Толпа же и вовсе оцепенела в изумлении, глядя, как распоясавшиеся камуфляжи пушили доселе казавшуюся неприступной крепость виднейшего олигарха.

– А говоришь – не оборотень! – со страхом и восторгом глянул на Джульбарса ещё не пришедший в себя от пережитого Коля.

Потрясённая толпа подхватила Колин вопль, и слово «оборотень» зашелестело по настороженным рядам. Балабанову пришло на ум, что самая пора сматываться отсюда, дабы не попасть под горячую руку правоохранителям, которые, всё увеличиваясь и увеличиваясь в числе, начинали уже строго покрикивать на ошалевших зевак.

От медийного центра удалялись с торжеством в душе и под восхищённый шёпот толпы. Однако кроме торжества в душе присутствовало также смущение и даже страх. Балабанова так и подмывало спросить Гонолупенко, где он всё-таки взял чёрную собаку, но он сдерживал себя, памятуя о конспирации. Зато Коле конспирация не мешала, и шоумен во всю анализировал потрясшее всех событие, путая мистицизм с виртуализмом.

– Может, случайно совпало, – охладил его пыл Портсигаров. – Ничего себе «случайно», – аж взвизгнул от возмущения Коля. – На наших глазах правоохранители режут священную корову, а ты говоришь «совпало». Это мы могли случайно набить морду Васюковичу за обман. А когда трясут Лебедянского, тут либо революция, либо шаманово наваждение.

– Может, это рука Инструктора? – осторожно предположил Балабанов. – Не верю, что питерский осмелился поднять руку на Лебедянского, – отмахнулся Коля. – Разве что этот Инструктор действительно юпитерский и не в курсе, на кого наехал. В любом случае Инструктор связан с шаманом и присланным им чёрным псом. Это как же он выл, это же не собачий вой был, а что-то из ряда вон выходящее!

Портсигаров пребывал в задумчивости и не спешил опровергать Колин бред. Гонолупенко тоже выглядел взволнованным и косил глазом на сидящего рядом Джульбарса. Сам же чёрный кобель был спокоен до безмятежности, словно это не он всего каких-то десять минут назад потряс основы российской государственности.

– Звони Коля Васюковичу, – распорядился Портсигаров. – И скажи ему, что через сутки мы ждём его с настоящим амулетом. А буде он вздумает шутки с нами шутить, то нынешняя неприятность скоро покажется медийщикам мелким недоразумением. Много не рассусоливай, держись солидно, оправданий не слушай.

Коля выполнил Портсигаровскую инструкцию буква в букву. Выпалил, что было велено, и мгновенно отключился.

– Переживает, – торжествующе заржал он. – Звони Журавлёву и скажи этому монархическому комсомольцу, что если он ещё хотя бы раз обмолвится о заговоре генералов, то сидеть ему на нарах рядом с Лебедянским. И пусть срочно пришлёт к нам Химкина. Железо надо ковать, пока оно горячо.

Коля уже вошёл в роль если не диктатора, то его пресс-секретаря. В голосе шоумена звенел металл, а слова звучали отрывисто, как лай Джульбарса. Балабанов прикидывал в уме: к выгоде Инструктора поднявшаяся суматоха, или она будет ему во вред? Пораскинув мозгами, он пришёл к выводу, что вреда не будет, если правоохранители прижмут расшалившихся виртуальщиков и пиарщиков. А уж с помощью мистики прижмут или просто дубинками, это не столь важно.

– Химкин будет ждать нас в кафе, – сказал Коля, откладывая в сторону мобильник. – Заодно и перекусим.

Химкин был уже на месте и стоя приветствовал высоких гостей. На Гонолупенко он смотрел подобострастно, а на Джульбарса с тихим ужасом. – Вери гуд, – сказал сержант, оглядывая стол. – Неплохо, неплохо, – в свою очередь похвалил журналиста Портсигаров. – Докладывайте, агент, о проделанной работе.

К трапезе приступили незамедлительно, предоставив Химкину возможность развлекать почтенное общество разговором. Химкин, кося глазами на сидящего в двух шагах от него на стуле Джульбарса, начал доклад.

– Примадонна нажаловалась на вас Кухарке, а та сказала – в порошок сотру лиходеев.

– Дамские штучки, – пренебрежительно махнул рукой Портсигаров. – Фаринелли интригует против вас во всех инстанциях и добился встречи с Сосновским. Встреча назначена на сегодняшний вечер.

– Что слышно о нас в ваших палестинах? – После сегодняшнего наезда на медийщиков Журавлёв впал в сомнение. Вслух говорит, что я им ни на грош не верю, а по глазам видно, что вибрирует.

– Это ещё цветочки, – захохотал Коля. – А ведь говорили мы ему – с огнём играешь. Не внял.

– А я что, – завилял Химкин. – Моё дело маленькое. Аристарха я предупреждал, что за вами влиятельные Юпитерианские силы, так он меня на смех поднял и посоветовал обратиться к психиатру. Про Инструктора он сказал, что это происки Сосновского. И что запустил он его на российскую орбиту, с целью запудрить мозги электорату.

– Откуда у Журавлёва такие сведения? – прищурился Портсигаров. – Хромой его просветил. Но это ещё до наезда на медийщиков было. А ceйчac у нас не знают, что и думать. Конечно, Сосновский и Лебёдянский всегда жили как кошка с собакой, но тут ведь даже не в Лебедянском дело, тут на Олигарха наезд. Вся нынешняя система под сомнение поставлена.

Химкин вновь с испугом покосился на Джульбарса, который как ни в чём не бывало жрал свою икру, ни мало не заботясь о том, какое впечатление его поведение производит на посетителей. А посетителей в кафе набралось с избытком. Но, по наблюдениям Балабанова, это были довольно странные люди. Пёс, сидевший за столом, в компании подозрительных личностей, и по нынешним разухабистым временам должен был вызвать удивление и протесты. И даже требования излишне брезгливых и нервных субъектов выбросить псину за порог. Но как раз протестов на Джульбарсово поведение никто не заявлял. Все делали вид, что ничего странного не происходит, хотя и посматривали украдкой на мохнатого посетителя солидного во всех отношениях кафе. Балабанову пришло на ум, что большинство этих людей явились сюда утолять не столько аппетит, сколько профессиональное любопытство. И если судить по тому, с какой настороженностью и недоверием они следили в том числе и друг за другом, то не оставалось сомнений в том, что шоуменов пасут сразу несколько секретных служб.

Видимо повышенное внимание со стороны хорошо обученных молодых людей насторожило и Портсигарова, во всяком случае, он распорядился об окончании затянувшейся трапезы. Никто ему возражать не стал, и даже Джульбарс покинул гостёприимное заведение без споров.

– К Фаринелли, – коротко пояснил Портсигаров, садясь за руль.

Химкин безропотно устроился рядом с Гонолупенко. Балабанов считал присутствие журналиста не обязательным, но у Портсигарова, похоже, были на «комсомольца» свои виды, о которых он не спешил распространяться.

К кастрату нагрянули внезапно, застав того врасплох. Не ожидавший подобной наглости от находящихся в монаршей немилости людей Фаринелли выбрал неверный тон. Охрану свою он на гостей натравливать не спешил, но дал понять, что разговаривает с ними исключительно из природного гуманизма, не позволяющего ему гнать от порога людей, находящихся в шаге и от тюрьмы, и от сумы.

– Вами уже заинтересовалась прокуратура, – ласково заявил он гостям. – Не усугубляйте своей вины, верните машину, и я лично готов хлопотать перед властями о сокращении причитающихся вам сроков. – Были за нас и покруче тебя хлопотальщики, да ныне они пребывают в глубоком смущении, – усмехнулся Портсигаров. – Короче, Витя, отвезёшь нас сейчас к Сосновскому и там на месте решим, какому наказанию тебя подвергнуть за негостеприимны приём звезды забугорного шоу-бизнеса и деятелей отечественной культуры. – Ха-ха-ха, – театрально произнёс Фаринелли. – Меня, Портсигаров, на пушку не возьмешь.

– Ты многого не понимаешь, Витя, – отечески пожурил его Коля. – А политика, брат, дело тонкое, требующее больших умственных усилий, к коим ты с детства приучен не был, а в твои годы овладеть искусством анализа уже практически невозможно. Между тем ты оказался втянут в сложнейшую интригу с участием сил российских, зарубежных, земных, внеземных и потусторонних. Давеча я предупреждал, что тебе грозит лягушачья стезя, а ты отнёсся к моим словам легкомысленно, в расчёте на заступничество сановных покровителей. Зря ты, Витя, на них надеешься. Ибо грядет для них Страшный Суд.

– Я передам твои слова Сосновскому, – усмехнулся Фаринелли. – Вот уж он посмеётся над твоими угрозами.

– Легкомысленный ты человек, Витя, – покачал головой Портсигаров, – нет у тебя способностей к философскому осмыслению действительности. Что, между прочим, отрицательно сказывается на твоём творчестве. Химкин, объясни человеку всю пагубность его поведения.

Химкин упрашивать себя не заставил и начал с того, что времена нынче сложные, очень непростые времена. Фаринелли слушал журналиста поначалу со снисходительной улыбкой на накрашенных губах, но по мере того, как Химкин излагал суть происходящих в стране перемен, улыбка на губах кастрата бледнела, а потом и вовсе слиняла в неизвестном направлении. А польщённый всеобщим вниманием Химкин впал в экстаз и проповедовал уже Страшный Суд, Армагеддон и Апокалипсис. Слабо разбирающийся в Священном писании Балабанов сомлел от пророчеств оратора, а под конец и вовсе утерял нить его довольно сумбурных рассуждений.

По Химкину выходило, что Инструктор по меньшей мерё архангел Гавриил, прибывший трубить конец света. А скромнейший милицейский кобель Джульбарс в Химкинских откровениях предстал дьяволом во плоти, в чьи обязанности входит выявление падших и неспособных к исправлению душ, с последующей отправкой их в места не столь отдалённые. В том смысле, что находятся эти места аккурат под канализацией.

Апокалипсические видения Химкина произвели впечатление не только на Балабанова, но и на кастрата Фаринелли и даже на нервного Колю, который в конце мрачных пророчеств троекратно перекрестился. И только Портсигаров с Гонолупенко сохраняли полную невозмутимость.

– Ну это ещё доказать надо, – попробовал протестовать Фаринелли. – Химкин для меня не авторитет.

– Позвони Васюковичу, уж он-то для таких как ты оракул, и узнай, что он думает по поводу чёрной собачки, посетившей медийцев сегодня утром. Кстати, выясни, чем для них закончился сегодняшний налёт архангелов. – Какая чёрная собачка? – растерялся Фаринелли. – Какие архангелы?

– Собачка перед тобой, – кивнул головой Портсигаров на Джульбарса. – А архангелы самые обычные, в камуфляже и чёрных масках.

– Ну и что, – неуверенно огрызнулся Фаринелли. – Мало ли что в жизни бывает. – Не хочешь звонить Васюковичу, выгляни в окно. Там ты увидишь молодых тренированных людей. Как ты думаешь, по чью душу они здесь собрались?

Сбитый с толку и не на шутку взволнованный кастрат не поленился сходить к окну, выглянул из-за портьеры наружу и вернулся к креслу изрядно бледный. – Это что же, за мной?

– Ты ведь спасать тебя приехали, Витя, – со вздохом сказал Портсигаров. – Сволочь ты, конечно, изрядная, но всё-таки хороший знакомый.

– Да что им от меня надо? – ударил на слезу Фаринелли. – А кто их знает, – развёл руками Коля. – Это же нелюди. Скажут им, порвать на куски Фаринелли – порвут. Скажут, пристрелить – пристрелят. Скажут, заковать в кандалы – закуют.

– У нас же демократия, – взвизгнул кастрат. – Нельзя же безвинного человека арестовывать и сажать без суда и следствия.

– Как это без суда! – громовым голосом оборвал его стенания Портсигаров. – Тебе Химкин объяснил, что Суд идёт, Страшный суд, а на твоём лице я не вижу раскаяния.

– Я человек маленький, – заюлил Фаринелли. – Ни в чём таком не участвовал. – Грешил ты, положим, немало, – возразил Портсигаров. – Но не исключено, что Суд окажет тебе снисхождение. Разумеется, лишь в случае раскаяния и готовности к сотрудничеству с правоохранительными органами. – Я, выходит, грешен, – возмутился Витя. – А органы наши святы?!

– А не о наших органах речь! – возмутился Портсигаров. – Короче: готов ты везти нас к Сосновскому или будешь упорствовать в заблуждениях?

– Да хоть сейчас, – сдался Фаринелли.

На выходе из дома кастрат проявил малодушие и выказал опасения по поводу сгрудившихся поодаль тренированных молодых людей. Однако Портсигаров, вошедший в роль доверенного агента высших сил гарантировал ему полную безопасность В подтверждение собственных слов, он даже выпустил первым за дверь Джульбарса. Появление на пороге чёрного пса мгновенно разрядило ситуацию: молодые люди разлетелись по машинам и уже оттуда наблюдали за всем происходящим.

Фаринелли поместили на заднее сидение его собственного «Мерседеса», а Химкина, поблагодарив за образцовое выполнение обязанностей агента юпитерианских спецслужб, отправили обратно в редакцию с наказом, воплотить в статью только что изложенные перед Фаринелли мысли и непременно напечатать в завтрашнем номере газеты. За это ему были обещаны орден Владимира Красно Солнышко 1 степени и бесплатная путёвка на лучший юпитерианский курорт.

Фаринелли дёргался и всё время оглядывался назад, на тянущийся за белым лебедем хвост из машин, под завязку наполненных агентами непонятных служб. Портсигаров охамел уже до такой степени, что не обращал внимания ни на запретительные знаки, ни на суетящихся на обочине гаишников. К удивлению Балабанова, никто не предпринимал попыток притормозить «Мерседес», а иные стражи дорожного порядка даже отдавали честь проезжающему автомобилю. Похоже, на всякий случай и во избежание.

– Видел, – гордо указал Коля кастрату. – А ты сомневался.

Балабанов пребывал в тихом недоумении – что же, собственно, всё это может означать? Неужели дурацкий слух, по неосторожности пущенный Колей у медийной цитадели по поводу пса-оборотня, посланного Инструктором для наведения порядка в столице, успел уже за короткое время овладеть массами? Конечно, само по себе это предположение было бредовым, но Балабанов уже привык ничему не удивляться в этом городе. Если здесь есть Лысая гора, Бамут Абрамович Сосновский о трёх головах и прочая разноплановая нечисть, то почему бы не прибыть Инструктору с инспекционной проверкой аж с самого Юпитера.

Здание, в котором жил Кощей Бессмертный, хоть и не напоминало ни вблизи, ни издаля ООН, но всё-таки по виду было нечего себе. Бдительная охрана стерегла его по всему периметру и поначалу ни в какую не хотела пропускать прибывших в Кощеево логово. Кастрату Фаринелли пришлось долго доказывать мрачной личности, что он из гостей званых и дорогих сердцу хозяина.

Возникшую на пустом месте проблему разрешил добрый молодец с сахарной улыбкой на устах, опознавший шоуменов и хоть не кинувшийся к ни с лобзаниями, но, тем не менее, не отдавший их на растерзание злобным кощеевым псам. – Сосновский пока занят, – небрежно бросил добрый молодец, указывая гостям величественным жестом путь в хоромы, сделавшие бы честь и Змею Горынычу.

Балабанов, поражённый уверенностью добра молодца, распоряжавшегося в кощеевом замке, как у себя дома, спросил шёпотом у Коли;