На Муромской дороге Шведов Сергей

– Какое ещё недоразумение! – заходился в негодовании Оловянный. – Это ваши шуточки, майор Балабанов. И даром они вам не пройдут. Призраки в Москве, во вверенном нашему попечению городе. Вы в своём уме, майор? Вам что, скинхедов мало? В конце концов, можно было бы организовать демонстрацию гомосексуалистов, в защиту меньшинств. Но призраков то вы зачем привлекли на нашу голову?!

– А кто их привлекал, – возмутился Балабанов. – Сами вылезли. – Что значит вылезли?! Что вы мне голову морочите, майор Балабанов. Мне министр звонил. Он в шоке. А эти грязные намёки на связи призраков с Кремлём, и это накануне операции «Ответный визит»!

Честно говоря, Балабанов возмущение Оловянного разделял и будь его воля, он давно бы отправил Химкина в психбольницу, а редакцию «Комсомольского агитатора» – на пятнадцать суток, мести не очень чистые московские улицы. Но, увы, мнением Балабанова ни в этом городе, ни в мире никто особенно не интересовался. Оставалось набраться наглости и как ни в чём не бывало стоять на своём, а точнее на Химкинском бреде, спровоцированном коварным Портсигаровым. – В Великобритании призраки на каждом углу, а никто пока ещё в их цивилизованности не усомнился, – выдал он почёрпнутую ещё в школьные годы информацию. – Там даже чудовище есть в озере Лох-Несс. Деньги они на этом лопатой гребут, не говоря уже о политических дивидендах. А мы чем хуже-то.

Возможно, Оловянный кое-что слышал о британских призраках, во всяком случае, на лице его появилось сомнение, которое Балабанов расценил, как свою маленькую победу.

– Что это за цивилизованная страна, в которой нет ни призраков, ни чудовищ, ни летающих тарелок. Посчитают за сиволапых.

– Ты мне тут без политических намеков, Балабанов, – вновь возмущённо, правда, без истерического накала в голосе взвизгнул Оловянный. – Называй тогда уж просто лапотниками.

– Виноват, – спохватился Балабанов. – Оговорился.

Вот ведь дал маху! В свете новых политических веяний о медведе было велено отзываться как о животном умнейшем и просвещённейшем, имеющем четкую политическую позицию. И уж конечно лояльно настроенном как к державному орлу, так и к правящему под его сенью президенту.

Оловянный задумчиво прошёлся по кабинету. Балабанов задумчивость подполковника очень хорошо понимал. С одной стороны, министр выразил ему своё недоумение по поводу статьи, с другой, и в словах Балабанова была своя сермяжная правда. А потом, «Комсомольский агитатор» та ещё газета. По слухам, её во времена оны любил почитывать сам Папа, ныне благополучно пребывающий на пенсии. Нет, с плеча рубить нельзя. – Этот вопрос надо бы провентилировать, – осторожно посоветовал Балабанов и вскинул очи горе. – Очень может быть, что там нашу инициативу оценят.

Оловянный поморщился. Вообще-то у нас не любят инициативных. Но и дело-то не совсем обычное, требующее нестандартных подходов. Вот и думай тут. На месте Оловянного Балабанов тоже бы сейчас чесал репу. Смешно предполагать, что столь серьёзное дело доверили бы некому неведомым офицерам милиции, наверняка они всего лишь шестерёнки огромной машины, которая властью уполномоченных народом людей, потихоньку начинает набирать обороты. – А что он тут в газете пишет о Сосновском. Намекает на его возвращение из эмиграции. Нам только олигарха сейчас не хватало.

– Ну, это вряд ли, – в очередной раз удивился полёту Химкинской фантазии Балабанов. – Разве что в качестве призрака.

Про призрака Балабанов, естественно, пошутил, но подполковник Оловянный шутки не понял, чем поставил подчинённого в весьма неловкое положение. Майору пришлось минут десять доказывать начальству, что сведениями о появлении призрака Сосновского он не располагает.

– А депутат Полуэктов? – напомнил Оловянный. – Так депутат в некотором роде не призрак, он живое лицо. – Кто его знает, – усомнился подполковник. – «Независимый колокол» гудит уже который день, и там, наверху, этим обстоятельством очень обеспокоены. По слухам, Полуэктов привёз компромат, с которым обязательно попытается прорваться в виртуальный мир. Задачу уяснили, майор Балабанов?

– Так точно, уяснил. Разрешите действовать. – Действовать разрешаю, – выдавил из себя с трёхминутной задержкой Оловянный. – Но помните, Балабанов, о той ответственности, которая на нас с вами лежит. Любая промашка и…

И прощай погоны, с вздохом дополнил про себя Балабанов. Прямо напасть с этим Сосновским, и дёрнул же чёрт Химкина за перо. А тут ещё депутат Полуэктов с дурацким компроматом!

Химкин на зов Балабанова откликнулся без большой охоты, чем чрезвычайно того рассердил. Вот ведь люди, тут судьба Отечества решается, а они позволяют себе манкировать гражданским долгом. Майор решил, что никак не помешает нагнать на Химкина побольше страху, дабы впредь он более ревностно относился к обязанностям агента юпитерианских спецслужб.

– А я полагал, что вы улетели, – Химкин зыркнул глазами по сторонам, пытаясь установить, не привёл ли резидент за собой хвоста

Но в уже знакомом обоим кафе народу было мало, да и те являли миру среднестатистические наши образины, с которыми в специальные агенты, разумеется, не берут.

Балабанов благородно позволил богатому журналисту оплатить общий счет, однако хранил на лице суровость, даже заедая чёрной икрой коньяк в целых пять звёздочек. Балабанов икру не любил и очень сожалел, что не захватил с собой Джульбарса, который с удовольствием вылизал бы тарелку.

– Что вам известно о Сосновском?

– Олигарх в Лондоне и по слухам устроился совсем неплохо. – По моим сведениям от эмигранта в Москву направлено доверенное лицо, некто Полуэктов. Что вам известно об этом человеке?

Химкин смутился, завилял туда-сюда глазами, попробовал даже уткнуться носом в чашку кафе, но обжёгся и вернулся в исходное положение.

– Вы меня разочаровываете, господин Химкин, – строго заметил Балабанов. – А это чревато сами понимаете чем.

Чем это чревато для Химкина Балабанов и сам не знал, но журналист, что значит интеллектуал высокого полёта, его понял и полинял лицом почти до обморочного состояния. Для приведения агента в чувство майор воспользовался коньяком.

– С Полуэктовым у меня на сегодня назначена встреча, – упавшим голосом сказал Химкин.

– Цель конспиративной встречи? – Передача компромата на очень высокопоставленных лиц. – А что, «Независимый колокол» сам не может компромат опубликовать? – Нам доверия больше.

Надо быть уж очень большим идиотом, чтобы доверять «Комсомольскому агитатору», но, как известно, Россия издавна славится своими дорогами и очень простодушными гражданами. У Балабанова были сомнения, имеет ли Полуэктовский компромат отношение к операции с кодовым названием «Ответный визит», но долг требовал от майора установления истины, а посему он решил на всякий случай подстраховаться.

– Я пойду с вами на встречу с Полуэктовым. – А в качестве кого, простите?

– В своём истинном качестве резидента юпитерианский разведки.

Химкин осторожно прокашлялся и высказал робкое сомнение, что подозрительный Полуэктов поверит в присутствие инопланетян на нашей грешной Земле.

– Они все принимают меня за идиота, – пожаловался резиденту агент Химкин. – Говорят, что нет никаких доказательств вашего здесь пребывания.

– Если бы у ваших спецслужб были бы хоть какие-то мало-мальски значимые сведения о моей работе на юпитерианскую разведку, то меня либо арестовали, либо объявили персоной нон грата.

Аргумент был, что ни говори, железный, и Химкин с готовностью закивал птичьей головой. Его доверчивость действительно можно было бы считать идиотизмом, если бы не высокие, ну просто очень высокие гонорары, которые он получал. Умному Балабанову о таких деньгах и мечтать не приходилось. Вот и думай тут, что в нашей замечательной стране считать шизофренией, а что нет. Тем более что Химкинский бред, как успел заметить майор, так или иначе, рано или поздно, оборачивается былью. В чём тут фокус Балабанов постичь не мог, а шевелить извилинами в этом направлении было опасно, запросто можно было впасть в энтропию с последующей сублимацией в геморроидальную сферу. Столичная жизнь, это вам не таёжное прозябание, здесь мало увидеть глазами, надо ещё собрать доказательства подтверждающие факт наличия события, в противном случае оно рассосётся с поразительной быстротой, и вы долго будете потом мучиться сомнениями – а был ли мальчик, или все это вам только пригрезилось?

Встреча посланца лондонского изгнанника с видным московским журналистом должна была состояться в Думе. Балабанов выразил по этому поводу своё неудовольствие Химкину. По его мнению, проводить конспиративную встречу в стенах столь уважаемого государственного учреждения было верхом неприличия, противоречащим профессиональной этике, на нарушение которой ни один уважающий себя агент не пойдёт.

По пути в Думу заскочили в Управление и прихватили с собой Гонолупенко. Лейтенант предлагал взять на всякий случай и Джульбарса, но эту идею пришлось отбросить, поскольку пса в солидное учреждение, скорее всего, не пустили бы.

У стен парламента разъярённая толпа о чём-то горячо спорила с известным всей стране депутатом Жигановским. Спор явно уже перерастал рамки дискуссии и грозил превратиться в народный бунт локального масштаба. Доблестные стражи порядка кучковались поодаль, давая журналистской братии возможность, заснять эксцесс во всех ракурсах. Гонолупенко тоном знатока прокомментировал увиденное. По его мнению, пиаршоу не хватало экспрессии. И Жигановский не дотягивал до лучших своих образцов, и толпа как-то вяло швыряла в него камнями. Словом, на экстремизм заварушка явно не тянула, и можно было не сомневаться, что строгий телебосс Эдик Аристов подобную халтуру в эфир не пустит, дабы не дискредитировать непрофессионально сделанной работой свою компанию.

Химкин прошёл в Думу беспрепятственно. Балабанову с Гонолупенко пришлось предъявлять служебные удостоверения и долго лаяться с коллегами, которые ревниво отнеслись к прибывшим по служебной надобности людям и выказали рвение совсем не там, где требовалось. Балабанов пригрозил пожаловаться министру, после чего был, наконец, опознан, как свой, и допущен в святая святых Российского государства. В святая святых царил натуральный бардак. Народ бродил по зданию толпами, а в буфете торговали водкой на разлив и пивом, что, по мнению Балабанова, должно было непременно сказаться на качестве принимаемых законов

Недобитый толпой депутат Жигановский вздумал было компенсировать неудачу с пиаракцией скандалом в стенах Думы, но, оценив взглядом габариты Балабанова и вежливую улыбку лейтенанта Гонолупенко, передумал.

– Иностранная делегация, однозначно, – сказал он сопровождающим лицам и прошествовал мимо с видом оскорбленного в лучших чувствах человека.

В кабинете Полуэктова Химкина уже ждали. Правда, и видного депутата и его скромного помощника слегка шокировало появление вместе с журналистом ещё двух лбов, совершенно лишних при конфиденциальном разговоре.

– Я всё объясню, – заторопился Химкин. – Здесь не подслушивают? – Как можно, – гордо вскинул голову депутат. – Это запрещено законом. – Значит, подслушивают, раз запрещено, – сделал вывод Гонолупенко.

– С кем имею честь, – свёл брови у переносицы депутат Полуэктов, которого прямо-таки распирало от собственной значительности и от важности порученной ему миссии. Впрочем, небольшой рост и хлипкая комплекция Полуэктова не позволяли ему превратиться в гранитную глыбу.

– Мистер Балабан, – взял на себя инициативу резидент юпитерианских спецслужб, отодвинув в сторону агента Химкина. – А это мистер Гонлоу, пресс-атташе посольства Каймановской державы.

– Собственно, чем обязан? – растерялся депутат, не на шутку озадаченный напором неизвестных лиц. – Ай гоу компромат, – с ходу перешёл на каймановский язык мистер Гонлоу.

Лицо Полуэктова покрылось мелкими каплями пота. Взгляд, который он бросил на скромно стоящего в углу журналиста мог бы испепелить любого, ну, в крайнем случае, вогнать в краску, но Химкин на демарш депутата никак не отреагировал, возможно потому что чувствовал себя в полной безопасности под защитой могушественнейших в нашей Галактике юпитерианских спецслужб.

– Си-эн-эн вам подойдёт? – в лоб спросил мистер Балабан. – Мне не совсем понятно, о каком, собственно, компромате идёт речь, – депутат бросил растерянный взгляд на своего помощника.

Полуэктов явно трусил. Депутатская неприкосновенность депутатской неприкосновенностью, но за компромат у нас в лучшем случае могут набить морду. Но бывают и случаи худшие.

– Хорошо, пусть будет Би-би-си. В крайнем случае «Голос Америки» или «Свободная Европа»

– Видите ли, господа, – слегка очухался, наконец, депутат, – у меня есть строгие инструкции от человека, поручившего мне деликатное дело. В конце концов, господин Сосновский и без вашего посредничества мог обратиться к вышеназванным компаниям, если бы считал это полезным для себя.

Балабанов оглядел рассеянным взором кабинет известного политического деятеля и пришёл к выводу, что слухи о роскошной жизни наших депутатов сильно преувеличены. Ни тебе серебряных раковин, ни золотых унитазов. Мебель – самый обычный итальянский ширпотреб. И кроме компьютеров да телевизоров в этой обители странствующего по забугорным столицам либерала не на чем взгляду остановиться.

Разумеется, Балабанов и не рассчитывал, что господин Полуэктов вот так сразу выложит незнакомым людям привезённый из Лондона компромат, а потому и не слишком огорчился отказу. Важнее было другое: требовалось создать у нервничающего депутата впечатление, что им заинтересовались некие могущественные и наглые структуры, цели которых непонятны, но вряд ли дружественны.

– Я расцениваю ваш визит, как провокацию спецслужб, – гордо вскинул голову Полуэктов. – И на ближайшем же заседании Думы поставлю вопрос о доверии нашему правительству.

– Не смешите, – холодно усмехнулся Балабанов. – К тому же судьба вашего правительства нас с мистером Гонлоу совершенно не интересует. Всего хорошего, мистер Полуэктов. Настоятельно рекомендую вам, хорошенько подумать над нашим предложением.

Оставив Химкина объясняться с встревоженным депутатом, доблестные стражи порядка отправились в парламентский буфет, где, не мудрствуя лукаво, заказали себе по рюмке водки с закуской по очень смешным ценам. Окружающие столики не пустовали. Балабанов опознал нескольких известных по телерепортажам людей, среди которых колоритной внешностью выделялся депутат Кандыба. К удивлению майора, Кандыба пил не водку, а чай, что, между прочим, стань это достоянием гласности, могло бы сильно подорвать его репутацию в глазах простого народа, о благосостоянии которого он неустанно пёкся. – Хаудуюду, – помахал Кандыба Гонолупенко рукой, приняв его, видимо, за представителя дружественного нам африканского народа.

– Здоровеньки булы, – не отстал лейтенант милиции от депутата в знании иностранных языков.

Кандыбу приветствие слегка удивило, и он посмотрел на свет стакан с чаем, возможно, на минуту усомнился в крепости потребляемого напитка. Появление журналиста Химкина помешало завязавшемуся контакту милиционера с депутатом перерасти в дружеское выяснение сходства идеологических платформ. Балабанов пожалел, что не успел спросить у Кандыбы, запрещено ли новым уставом КПРФ пить водку или это личная инициатива избранника народа. Выходило как-то уж слишком не по-русски: демонстративно пить чай там, где все остальные пьют водку. – Оппозиция как-никак, – напомнил майору Гонолупенко. – А водку они, вероятно, пью там, где все остальные фракции наслаждаются чаем.

Объяснение лейтенанта показалось Балабанову вполне логичным, и он с готовностью переключился на агента Химкина, приступившего, наконец, к докладу: – Полуэктов ударился в истерику сразу же, как только вы ушли. Грозился пожаловаться в суд по правам человека в Страсбурге. Он ещё от границы почувствовал, что за ним следят и, естественно, всю дорогу метал икру.

– А он какую границу переходил, польскую или финскую? – полюбопытствовал Гонолупенко.

– Его самолёт приземлился в Шереметьево, но на таможне Полуэктова едва не взяли. Потом оштрафовали за превышение скорости на пути из аэропорта до дома. Тут уж и совсем наивный понял бы – следят.

– Компромат-то хоть стоящий? – лениво полюбопытствовал Гонолупенко. – Вроде да.

– Опять голые девки? – Не совсем. По слухам, очень серьёзные вещи. – Вы ему сказали, что я резидент юпитерианский разведки? – А как же, – с готовностью кивнул головой Химкин. – Не поверил, но очень испугался.

– Вы слышали, что за Полуэктовым охотятся десять разведок? – Как десять! – присел от ужаса Химкин.

– Двенадцать, – поправил начальника Гонолупенко. – Правда, по поводу двух у нас есть сомнения – а разведки ли это вообще?

– Мафия? – ахнул Химкин.

– Бери ниже, – посоветовал Гонолупенко. – Ниже канализации. – Но это же в некотором роде…

– Именно, – со значением глянул на ошалевшего журналиста Балабанов. – Есть мнение, что господин Сосновский давно находится под пристальным наблюдением нижних сфер. А теперь под их присмотр попал и разнесчастный господин Полуэктов.

– Но зачем? – продолжал сомневаться Химкин. – Они же в некотором роде и так всевидящи. Какая тут может быть слежка. – Потому и всевидящи, что неустанно бдят, – Балабанов потянул, было, палец кверху, но тут же опустил его вниз и ткнул им в пол под ногами вздрогнувшего от ужаса Химкина. – Везде, знаете ли, своё делопроизводство. Свой счёт и свой учёт. Ну и компромат, как водится. Без компромата в Низовые сферы не попадёшь. Вот они и контролируют потенциальных клиентов.

– Всё бы ничего, – вздохнул Гонолупенко. – Но, как вы знаете, в нашу страну на днях пребывает высокий гость. Можете себе представить, какой будет конфуз, если видного российского депутата, к тому же либерала, утащат вниз как какого-нибудь развратника Дон– Жуана. Они там, на Западе, очень чуткие к вопросам морали.

Пока журналист Химкин стыл столбом у открывшейся под его ногами бездны, Гонолупенко успел поручкаться с проходившим мимо демократичнейшие спикером парламента, только вчера вернувшимся с симпозиума по случаю экономических успехов Занзибара, который почему-то проходил в городе Париже. Возможно спикер ещё не совсем отошел от парижских впечатлений, а возможно успел к ним добавить в буфете, проигнорировав устав партии, предписывающий пить чай в местах, где правящая элита пьёт водку, но во всяком случае, он принял Гонолупенко за занзибарского посла и настоятельно приглашал в кабинет. – Иес, – подтвердил Гонолупенко. – Ун моменто. Прикончим файф-о-клок и гоу к вам. На чашку чая.

Удовлетворённый его согласием спикер покинул буфет, а Гонолупенко высказался в том смысле, что пора отсюда сматываться, иначе есть риск провалить всю здешнюю юпитерианскую агентуру, которая излишне нервно реагирует на присутствие резидента.

– А у вас есть агенты и в Думе? – свистящим шёпотом спросил Химкин. – Агенты влияния, – поднял указательный палец, но теперь уже уверенно к потолку Балабанов. – В подобных случаях терминология крайне важна.

Майор из-за спины Химкина показал посмеивающемуся Гонолупенко кулак. Шутки шутками, но у Химкина чего доброго может окончательно съехать крыша, и его придётся лечить за счет министерства внутренних дел, которое и без того испытывает острую нужду в деньгах.

Из суматошной Думы Балабанов вернулся в родное Управление, где проработал до позднего вечера над составлением отчёта о давным-давно уже проделанной и благополучно забытой работе. К сожалению, наше начальство обладает куцей памятью, когда речь идёт о жаловании и наградных, но цепко хранит под черепной коробкой сведенья о никому не нужных бумагах.

Появление в кабинете Оловянного едва не ввергло Балабанова в состояние близкое к тоскливому, но, к счастью, подполковнику сегодня было не до скучных отчетов. Оловянный был настолько сильно чем-то ошарашен, что с него смело можно было писать картину «Не ждали». Обычно круглые глаза его ныне казались квадратными, а где-то в глубине расширенных зрачков прятались дикие красные огоньки, предвестники начинающейся шизофрении. В общем подполковник был явно сбит с толку и не нашёл в себе моральных сил, чтобы скрыть своё состояние от подчинённого. – Получено разрешение на проведение операции под кодовым названием «Призраки», в рамках ранее объявленных мероприятий под общим названием «Ответный визит». Нам с вами, майор Балабанов, доверёна разработка плана, а также подбор лиц для его реализации. – Каких лиц? – спросил растерявшийся Балабанов. – Откуда мне знать, – огрызнулся Оловянный. – Вероятно призраков. Втравил ты меня в историю, майор, теперь хоть топись.

Подполковник обессиленно опустился на стул напротив Балабанова. Очумелость на его лице сменилась паникой. И, в общем Балабанов его понимал: одно дело статья полоумного Химкина в давно уже шизанутом «Комсомольском агитаторе», где чего только не напишут, и совсем другое – легализация призраков Генералитетом, когда они перестают быть бредом воспалённого ума и становятся объектом оперативных разработок.

– Ну, что молчишь?

Обычно подполковник говорил подчиненным «вы», но сейчас было не до милицейского политеса. Существуют эти призраки в реальности или нет, в данный момент было не самым главным. Главным было то, что они в два счёта могли похоронить карьеры, майора Балабанова и подполковника Оловянного. Возможно даже – кого-то рангом повыше. Или, страшно сказать, самого министра. Старческий маразм Хулио-Игнасио, подогретый сорокоградусной, грозил обернуться катастрофой если и не глобальной, то, во всяком случае, в рамках отдельно взятого и далеко не второстепенного министерства.

– Приказ подписан? – осторожно спросил майор у подполковника. – Сам министр подмахнул, – понизил голос до шёпота Оловянный. – Это какой-то кошмар.

Очень может быть, что подмахнул не читая. Текучка, будь она неладна. Скорее всего наверху не так поняли намёки Оловянного на Лох-Несское чудовище. Возможно, кто-то решил, что «призраки», это закодированное обозначение суперагентов, которых кто-то куда-то пытается внедрить.

– Ну и где мы теперь возьмём этих призраков?

Теперь уже в суггестию впал Балабанов. Что написано пером, то, как давно известно, топором не вырубишь. Тут нужен куда более тонкий инструментарий. Конечно, можно просто попросить аудиенцию у министра и разъяснить ему некоторое несоответствие приказа жизненным реалиям.

– Ты в своём уме? – постучал по сморщенному лбу кулаком подполковник Оловянный. -

Кому как ни министру знать, где у нас реалии, а где нет. Стоит мне только заикнуться, что никаких призраков нет и в помине, как генералитет меня на куски порвёт. Это ведь коллегия готовит приказы. Можно сказать, разум нашего министерства.

Балабанов мог бы, конечно, намекнуть, что и разум подвержен болезням, но это было бы с его стороны наглым поклёпом на Руководящий и Направляющий орган, ибо предположить, что Генералитет сбрендил, мог только карбонарий, террорист и скинхед в одном лице. Крыша может поехать у народа, но никак не у тех, кто осуществляет за ним властный надзор. А если всё-таки невероятное происходит, то самое умное, что народ может сделать, так это подстроиться под шизофрению руководящих органов и выйти из сложившейся ситуации с наименьшими для себя потерями. В конкретном случае в роли народа предстояло выступить майору Балабанову и подполковнику Оловянному. – С приказом можно ознакомиться? – Балабанов вопросительно посмотрел на Оловянного.

Приказ, разумеется, был для внутреннего пользования, со всеми сопутствующими подобного рода документам угрозами в адрес лиц, допускающих утечку информации из стен родного учреждения. В принципе ничего такого уж сверхсекретного приказ не содержал. Были здесь призывы хранить честь мундира и как зеницу ока беречь частную собственность. Балабанов на своём веку таких грозных указивок видел-перевидел. Новым в приказе министра было только слово «экстремизм». Это жуткое слово так часто в последнее время звучало со страниц газет и экранов телевизоров, что любой даже самый тупой опер уже допёр, что именно оно будет отныне ключевым во всех сводках, отчётах, наградных листах и прочих бюрократических и поощрительных бумагах. В принципе Балабанов давно уже внутренне созрел для борьбы с экстремизмом и брался хоть сейчас продемонстрировать свою готовность начальству, если бы не одно существенное «но». Среди склонных к экстремизму фашиствующих организаций наряду со «скинхедами» в грозной бумаге были означены и никому неведомые «призраки». Причём призраки в приказе стояли даже впереди «скинхедов», что, безусловно, указывало на их особую для общества опасность. Самым существенным в приказе было то, что борьба с экстремизмом берётся под контроль самим президентом и его администрацией, и тут уж все сомнения побоку, тут уж все руки по швам и шагом марш на борьбу со странной опасностью. – Нам с тобой дана неделя, Балабанов, чтобы либо сковать, либо вовсе ликвидировать организацию «призраков» до начала операции «Ответный визит». Думай, майор, думай.

Легко сказать – думай! Балабанов произнес в спину уходящему начальнику несколько нехороших слов, но, разумеется, не вслух. Если кто-то воображает, что ликвидировать несуществующую организацию проще простого, тот ничего не понимает в оперативной работе, юриспруденции и в управляющей государством бюрократической машине. Майора, не первый год работающего в органах, стоящая передним задача просто ужаснула. Дабы не тонуть в ужасе в одиночку, он привлёк к обсуждению проблемы лейтенанта Гонолупенко, как человека имеющего большой опыт работы с опасностями виртуального уровня и обладающего от рождения практической сметкой.

Гонолупенко ознакомившись с приказом и выслушав Балабановские разъяснения, озадаченно крякнул:

– Задачка-то, брат, глобального масштаба. – Это я и без тебя знаю, – вздохнул Балабанов. – Что делать-то будем?

– Будем действовать в рамках уголовного и уголовно-процессуальных кодексов, – сморозил очевидную глупость Гонолупенко. – Перво-наперво, следует установить цели и задачи, которые ставит перед собой организация призраков, потом – внедрить в организацию агентов и выявить вождей заговора, и наконец – расколоть организацию изнутри, с последующей её ликвидацией, как действующей и опасной для общества структуры:

– Тебе же русским языком сказали, – прошипел рассерженный Балабанов, – нет такой организации.

– Уже есть, раз её антигосударственная деятельность отмечена в приказе министра. А вот тут прямо написано – «взято под контроль главой государства». По нынешним временам это не шутка – десятки генералов останутся без погон, если мы с тобой оплошаем. Да что там генералы, политический кризис нам обеспечен. Ты нынешние новости смотрел?

– А что такое? – похолодел от дурных предчувствий Балабанов. – Молодёжные погромы на улицах Москвы. Как, по-твоему, должны реагировать на это руководители партии и государства?

– Найти зачинщиков и организаторов, – пожал плечами Балабанов. – Правильно, – обрадовался чужой понятливости Гонолупенко. – Вот генералитет их и нашёл. А наша с тобой задача, врагов отловить и представить обеспокоенному электорату.

– Скинхедов?

– Ну что это за опасность, прости господи, для уважающего себя государства – скинхеды, – поморщился Гонолупенко. – Бритые сопляки в наколках. Такими только торговок семечками пугать. Нет, брат, нам грозит серьёзная опасность. Настолько серьёзная, что своими силами мы с ней никак не справимся. Против призраков надо ополчать всё цивилизованное человечество. Задачу уяснили, майор Балабанов?

Балабанов уяснил. Задачу ему, разумеется, поставил не лейтенант Гонолупенко и даже не министр – задачу поставило само время. Можно было конечно сетовать на дурость простого народа в лице Хулио-Игнасио, с его глупыми суевериями, на безответственность отечественной интеллигенции в лице Портсигарова и Химкина, сотворивших, с невольной подачи самого Балабанова, очередную видимость, но пользы от такого сетования никакой. Портсигаров прав: видимость в очередной раз оказалась для власть предержащих нужнее реальности, а следовательно, кровь из носу, должна быть подтверждена фактами. Машина заскрежетала своими шестерёнками, с наглой претензией перемолоть не одну человеческую жизнь. Самое страшное, что остановить эту машину не сможет, пожалуй, уже никто, ни генералитет, ни министр, ни даже сам президент. А майору Балабанову не остаётся ничего другого, как либо стать одним из винтиков этой машины, либо разделить участь тех, кто станет жертвой Молоха, жуткого чудовища, живущего своей непонятной ни простым смертным, ни власть предержащим жизнью.

Лейтенант Гонолупенко упаднические настроения майора Балабанова не разделял. По его мнению, никакого Молоха не существует в природе, а есть просто данность, человеческая цивилизация, которой для нормального существования нужны не только реалии, но и мифы, не только вожди, но и фантомы. И роль последних если не всегда, то очень часто оказывается значительней и весомей, чем роль реальных, наделённых властью людей. А в данной конкретной ситуации ещё большой вопрос, кто является шестерёнками и винтиками, Гонолупенко с Балабановым или Вова с Жорой.

Балабанов претензию внука шамана на мировое величие расценил как психопатию, на что Гонолупенко даже не обиделся. И, в общем, был прав: а кого, собственно, в нынешнем сумасшедшем мире можно считать нормальными?

– Значит так, – сказал Гонолупенко, подвигая к себе лист бумаги и беря в руку авторучку. – Цель организации мы знаем – власть над цивилизованным человечеством. Имена вождей нам тоже известны. Остаётся внедрить к ним агентов. Подходящие люди у меня на примете есть.

– Подожди, – спохватился слегка ошалевший от дум Балабанов, – от кого ты узнал имена вождей? – От деда Игната. Значит так: некто Рамодановский, по кличке Князь-кесарь, некто Скуратов, по кличке Малюта, и некто Берия, по кличке Лаврентий. – Ты что, с ума сошёл! – возопил Балабанов. – Где мы их найдём в нынешней Москве. – Ну, не найдём, так ликвидируем, – утешил начальника лейтенант Гонолупенко. – Больше оптимизма, товарищ майор. Правоохранительным органам не в первой работать с фантомами.

То, что не впервой, Балабанов даже и не спорил, но тут ведь имена самые что ни на есть неподходящие. Это же исторические персонажи, о которых у нас знает каждый школьник.

– Ну и что? – пожал плечами Гонолупенко. – В Европе поймали террориста по имени Ильич. Представь себе, никто даже не удивился. Посадили как миленького. А тут подумаешь князь-кесарь, да у нас и не такие сидели.

– Ну хорошо, – обречённо вздохнул Балабанов. – А агентов ты где найдёшь? – А зачем их искать? – удивился Гонолупенко. – Портсигаров, Коля, Химкин, ну и мы с тобой внедримся в случае острой нужды, чай вам не привыкать.

Балабанов взял исписанную четким и красивым Гонолупенковским почерком докладную, тихо ужаснулся её содержанию и побрёл к подполковнику Оловянному, которого расторопность подчинённого приятно удивила. Однако, прочитав опус, состряпанный подчиненными, он впал в задумчивость.

– А нельзя ли сократить количество агентов?

– Нельзя, – раздражённо отозвался Балабанов. – Мы их не к скинхедам засылаем.

– Субсидии дополнительные потребуются, – поморщился Оловянный. – А у нас с бюджетом напряжёнка.

– Так не те люди, чтобы работать даром, – согласился с начальником Балабанов. – Пусть подбросят из президентского фонда. Опасность-то не шуточная. – Подведёшь ты меня под монастырь, майор, – затрясся от нехороших предчувствий Оловянный. – Могли бы хоть имена этим «призракам» подобрать поскромнее. – Так не я их подбирал, – возмутился Балабанов. – История.

Подполковник Оловянный спорить со старушкой историей не решился, но у Балабанова всё-таки теплилась надежда, что где-то там наверху, быть может в президентской администрации, найдутся люди, которые распознают в докладной записке бред свинячий и дадут отмашку, которая пусть и обернётся для майора Балабанова записью в личном деле о неполном служебном соответствии, но всё же снимет камень с его души.

Эта надежда теплилась в майоре аж до полвторого ночи, а потом разлетелась на куски вместе с тишиною, потревоженной всё теми же звуками шагов на лестнице в районе второго этажа. Балабанов отмобилизовался мгновенно. То бишь соскочил с постели, натянул на всякий случай штаны и, прихватив пистолет, решительно направился к двери. Выскочить на лестничную площадку он собирался как раз в тот момент, когда шаги зазвучат подле его дверей. Как ему казалось, рассчитал и сделал он всё вроде бы правильно, но, увы, шаги уже звучали этажом выше, а спустя короткое время послышался знакомый уверенный стук в дверь.

Разочарованный Балабанов даже не стал подниматься на следующий этаж, в очередной раз признавая своё поражение.

После всего пережитого на лестнице Балабанову захотелось пить, и он отправился на кухню. Прежде чем залезть в холодильник, где стояла бутылка минеральной воды, Балабанов бросил рассеянный взгляд в окно и вздрогнул, поражённый открывшимся зрелищем. Подле дверей его подъезда стоял «Воронок», абсолютно такой же, как в немалом числе фильмов на тему тридцатых годов, виденных Балабановым в кинотеатрах и по телевизору. И в довершение ко всему на лестнице опять зазвучали шаги, на этот раз кто-то спускался, столь же уверенно, как и поднимался.

Потрясённый и донельзя заинтересованный Балабанов вновь метнулся к выходу. И в этот раз он опоздал, но опоздал самую малость и мог собственными расширенными от удивления глазами наблюдать, как двое людей в синих галифе и защитного цвета гимнастёрках без погон ведут, придерживая за локти полноватого человека среднего роста в коричневом костюме и с шляпой в руке. Заслышав шум за спиной, полноватый оглянулся и бросил на Балабанова затравленный взгляд.

– Вам чего, гражданин? – лениво спросил один из гэпэушников, щуря в сторону майора наглые глаза.

– Да вот покурить вышел, – растерянно произнёс Балабанов. – А что, нельзя? – Пока можно, – холодно отозвался второй гэпэушник и подтолкнул небрежно в спину свою жертву.

Балабанов пребывал в полной растерянности. Возможно, надо было вмешаться, но с другой стороны – а по какому праву? К тому же майор забыл пистолет на холодильнике. И вообще – не станешь же стрелять в своих, выполняющих государственной важности работу. Пока Балабанов размышлял, можно ли считать своими гэпэушников тридцатых годов, вздумавших ни с того, ни с сего возобновить карательные мероприятия в начале двадцать первого века, звуки шагов смолкли.

Балабанов метнулся на кухню к окну и успел зафиксировать зорким милицейским глазом, как от подъезда отъезжает «Воронок», внушающий почти мистический ужас нашим гражданам. Майор не стал пить минеральную воду, а хлопнул молодецки полстакана водки для успокоения расстроенных визитом призраков нервов. Неврастеником майор Балабанов никогда не был, более того никто в его роду не страдал психическими расстройствами. Даже алкаши среди его близких родственников не числились. Хотя пьющие, разумеется, были. Откуда же тогда взялись эти гэпэушники? Кошмар какой-то. Поверить до конца в привидения ему мешало атеистическое воспитание, полученное в советские годы. В конце концов, какую бы там лапшу он не вешал на уши подполковнику Оловянному, мы всё-таки Россия, а не Англия, чтобы у нас вот так запросто по столице расхаживали призраки, пусть и в форме солидной организации, каковой бесспорно можно считать ГПУ-НКВД.

Выходит, правы оказались генералы из Управления, которые поставили «призраков» впереди скинхедов, возможно опираясь на пока ещё недоступную Балабанову, но полученную из надёжных источников информацию. Очень может быть, что такая организация действительно существует, наводя ужас на обывателей. Менее всего виденные майором гэпэушники были похожи на привидения. Очень хорошо откормленные и по внешнему виду тренированные ребята.

Чуть ли не до утра, перейдя с водки на минералку, майор Балабанов анализировал ситуацию. Совсем уже под утро ему в голову пришла шальная мысль, что, очень может быть, таким вот странным образом над ним подшутили друзья-шоумены. С этих, пожалуй, станется. Слегка успокоенный удачной мыслью Балабанов отправился спать, утешая себя народной мудростью, что утро вечера мудренее.

Увы, никаких разумных ответов от наступившего утра он так и не получил. Скорее уж дело окончательно запуталось и стало принимать фантасмагорические формы. Портсигаров и Коля, срочно вызванные для дачи показаний на Балабановскую квартиру, были ошарашены ночным происшествием не меньше майора. Гонолупенко, выполняя профессиональный долг, уже опрашивал соседей, а шоумены всё никак не могли успокоиться, в десятый раз выпытывая у окончательно сбитого с толку Балабанова подробности.

– Не был я пьян, – стоял на своем Балабанов. – Разве что рюмку водки выпил во время обеденного перерыва в Думе.

– Может, водка была отравленной? – предположил Коля. – Ты соображай, что городишь, – возмутился Балабанов. – Это же можно сказать не просто забегаловка, а святая святых всей демократической системы. Не станут там палёную водку продавать.

– Ну, это положим, – поддержал Портсигаров Колю. – Если взять в расчет законы и постановления, которые они там принимают, то совсем уж сбрасывать со счетов подобное предположение никак нельзя. Очень может быть, что наши доблестные органы опять проморгали крупномасштабную диверсию. Сейчас, брат, такие порошочки выпускают в секретных и не очень лабораториях, что увидишь не только гэпэушников, но и опричников Ивана Грозного.

После этих слов знающего человека Балабанова прошиб холодный пот. Организация, которую он по простоте душевной считал несуществующей, стала принимать грозные прямо-таки пугающие очертания. Чтобы решиться на диверсию в Думе, надо, обладать поистине невероятной наглостью и огромными возможностями.

Вернувшийся с оперативного задания Гонолупенко доложил, что никто из соседей «Воронка» не видел, о гэпэушниках не слышал, и вообще – моя хата с краю, я ничего не знаю.

– По глазам вижу, что врут, а ухватить не за что, – вздохнул Гонолупенко. – Запугали, – констатировал Коля. – Что, в общем-то, и неудивительно.

– А кто проживает в пятьдесят шестой квартире, установил? – спросил майор у Гонолупенко.

– Мансуров Семён Венедиктович, – зачитал лейтенант по бумажке, – пятьдесят второго года рождения, муниципальный служащий, женат, соседями характеризуется положительно. По моим сведениям, супруга вышеозначенного Мансурова сейчас

в отъезде, навещает родных. А самого Семёна Венедиктовича нет ни дома, ни на работе. Пропал словом. Коллеги по работе слегка волнуются, поскольку Мансуров человек на редкость пунктуальный.

– Может ещё объявится, – выразил робкую надежду Коля. – Мало ли: седина в бороду, а бес в ребро.

– Когда бес в ребро, – наставительно заметил Портсигаров, – время проводят с девками, а не с сотрудниками ГПУ.

Замечание было по делу, и Коле пришлось прикусить язычок. Балабанов воспользовался удобным случаем для вербовки агентов в рамках операции «Призраки».

Интеллигенты, как водится, закочевряжились, не желая связывать себя контрактами с любимыми народом органами.

– Никогда, – гордо сказал Портсигаров. – Тем более за такие деньги. – Деньги будут, – соблазнял Балабанов. – Подбросят из президентского фонда. В конце концов, это ты, Портсигаров, кашу заварил.

– Какую кашу? Когда? Да ни сном, ни духом, – обиделся шоумен. – А кто три дня назад грозился устроить Армагеддон? – Было, – поддержал неожиданно милиционеров Коля. – Ты, по-моему, даже Химкину звонил.

Портсигаров, припёртый к стене, начал медленно что-то припоминать. А Балабанов в который уже раз ругнул себя за то, что переборщил тогда со спиртным. Нельзя нашу творческую интеллигенцию поить водкой. Рюмку вина и кружку пива, это самое большое, что можно этим людям позволить. Иначе они запросто доведут страну не только до Армагеддона, но и до экономической катастрофы. – Ну, старик, – развёл руками шоумен, – войди и ты в моё положение. У меня кинофорум на носу, презентация книги Будимира Ковыля «Бред сивой кобылы в период течки», а тут ещё ты со своим Жорой. А кто они такие, эти призраки, и какие цели перед собой ставят?

– Цели у них глобальные, если верить Химкину. А в главарях у них князь-кесарь Рамодановский.

– Ну Химкин! Ну удружил, – покачал головой Портсигаров. – Я ведь просил его помягче. Ладно, менты, уговорили. Так и быть, внедряюсь в организацию и беру бразды правления на себя. Можете доложить начальству, Портсигаров не подведёт.

Как раз в шоуменах Балабанов не сомневался, в данную минуту его мучило совсем другое: куда подевался Мансуров, и что могла означать вся эта интермедия с переодеваниями, которую он имел возможность наблюдать сегодня ночью.

В родном управлении майора огорошили ещё одной новостью, которая могла не только сильно подорвать наш имидж в глазах цивилизованного мира, но и поколебать основы государственности. Непонятно куда пропал посланник лондонского изгнанника депутат Полуэктов. Если верить словам его помощника, то видного политического деятеля похитила юпитерианская разведка. Подполковник Оловянный буквально вибрировал от бешенства. Да что там Оловянный, всё Управление гудело, как потревоженный улей. Всё начальство от полковников до генералов металось по лестницам из кабинета в кабинет, подгоняя и без того взмыленных от непосильной задачи оперативников. По слухам, сам президент отдал указание, найти Полуэктова в течение суток и явить во всей красе миру. – Вы где пропадаете, товарищ майор, – взвился доведённый Генералитетом до отчаяния подполковник Оловянный.

– Ищу Мансурова, – доложил Балабанов.

– На кой чёрт мне ваш Мансуров, когда всё Управление ищет Полуэктова?! Этот его помощник полный идиот. Сам генерал его допрашивал. Несёт такую бредятину, что волосы дыбом встают. Нам приказано задержать журналиста Химкина, который, по словам помощника, причастен к этому грязному делу.

– А где сейчас помощник? – осторожно полюбопытствовал Балабанов. – Составляет фотороботы. С его слов стало известно, что возглавляют похитителей двое: высокий шатен, говорящий с сильным арабским акцентом и среднего роста полноватый мулат, вообще не говорящий по-русски. Последний представился пресс-атташе посольства Каймановых островов. Разумеется, всё это оказалось липой. Но какая наглость: выкрасть депутата чуть ли не из стен Думы!

– А Полуэктова выкрали из стен Думы? – До этого мы ещё не дошли, – возмутился Оловянный – Депутата выкрали из собственной квартиры. То есть вчера вечером он там был, а по утру его на месте не оказалось.

– Так может он с девками гужуется? – пожал плечами Балабанов. – Ты соображай, что городишь, – обиделся подполковник. – Речь идёт о депутате. – Виноват, – поправился Балабанов. – Может, у него ночная встреча с избирательницами или, скажем, парламентские слушания в казино.

– Всё может быть, – вздохнул Оловянный. – А что у тебя с призраками? – Сегодня ночью ими был похищен служащих муниципалитета Мансуров Семён Венедиктович. Похищен прямо из квартиры и увезён в «Воронке» в неизвестном направлении.

– Час от часу не легче, – схватился за голову Оловянный. – Откуда у тебя такие сведения?

– Видел собственными глазами, как два сотрудника в форме ГПУ арестовали вышеназванного Мансурова и отконвоировали вниз по лестнице. – Так почему же вы им не воспрепятствовали, майор Балабанов?! – Как же я мог им воспрепятствовать если они, во-первых, призраки, а во-вторых, действовали в строгом соответствии с тогдашним законодательством.

– Какой кошмар, – только и сумел выдавить из себя Оловянный.

Пока подполковник докладывал по генеральским кабинетам об имевших место ночных событиях, Балабанов успел предупредить Гонолупенко о показаниях помощника депутата Полуэктова. Дело могло обернуться ой как скверно для майора Балабанова, в котором этот прыщавый придурок запросто может опознать резидента юпитерианский разведки, говорящего к тому же с арабским акцентом. Откуда он, кстати говоря, взял арабский акцент, если Балабанов разговаривал с депутатом на чистейшем русском? – Позвони Портсигарову и Коле, – проинструктировал лейтенанта Балабанов. – Пусть отловят Химкина и спрячут где-нибудь денька на два.

Через пять минут явился Оловянный с совершенно уже безумными глазами и потащил Балабанова на ковёр, объясняться с начальством. Всю нешуточность происходящих событий майор осознал ещё в приёмной, в которую из начальственного кабинета доносились голоса. О чём шёл спор Балабанов не разобрал, но отдельные слова и фразы до него долетали. Сначала он уловил слово «сибиряк», потом – «психически здоров и неоднократно проверен». Речь, судя по всему, шла именно о нём. Дважды прозвучало и на очень высокой ноте слово «абсурд», и майор охотно согласился с этим определением.

Наконец начальство решило, что пришло время впрямую пообщаться с «психически здоровым и неоднократно проверенным» сотрудником. Балабанова ввели в кабинет, где за безразмерным столом сидели, по меньшей мере, человек пятнадцать, причём только половина из них была в генеральских мундирах, остальные – в штатском.

– Так вы полагаете, что Полуэктова похитила новая хорошо законспирированная организация под названием «призраки», – сразу же взял быка за рога Генералитет.

Ничего подобного Балабанов не полагал, более того и вслух таких мнений не высказывал, видимо что-то опять напутал подполковник Оловянный. Но не станешь же бросать тень на непосредственного начальника да ещё в присутствии высокопоставленных лиц, которые прямо-таки впились глазами в майора, словно он был носителем особо важной информации, от которой зависела судьба Российского государства и всей мировой цивилизации.

– Есть некоторые основания полагать именно так, – осторожно ответил Балабанов. – Во всяком случае, именно «призраками» по оперативным данным похищены служащий муниципалитета Мансуров и журналист Химкин, первым сообщивший о неведомо откуда взявшейся организации.

Высокопоставленные лица заволновались. Нет ничего обиднее для спецслужб, как узнавать о заговорах из газет. Но в данном случае, как ни крути, а промах на лицо. – Нам уже звонили из американского посольства, – негромко заметил холёный брюнет в штатском, манеры и лощёное обличье которого не оставляли никаких сомнений, что служит он по ведомству иностранных дел. – Наши друзья выразили беспокойство по поводу исчезновения видного либерального политика и шума в прессе, в связи с ростом экстремизма в столице.

– Дались им эти скинхеды! – поморщился полноватый генерал от внутренних дел. – Теперь, как мы видим, речь идёт не только о скинхедах, – небрежно заметил лысоватый штатский, сидящий рядом с генералом.

– Но Мансуров-то тут при чём? – возмутился генерал. – Мелкий муниципальный служащий.

– Так вот именно, что муниципальный, – криво усмехнулся худой господин в штатском, скорее всего представляющий ФСБ. – Человек, отлично знающий как подземные, так и наземные городские коммуникации.

– Но тогда простите, при чём здесь сотрудники ГПУ? Это же бред какой-то, – генерал зло глянул на Балабанова.

– Возможно, это просто инсценировка, – встрял со своим мнением в спор высоких особ сибиряк.

– Это происки Сосновского, – раздался голос с противоположного конца стола.

На месте Генералитета Балабанов с ходу не стал бы отмахиваться от подобной версии. Личные впечатления майора от встреч с Кощеем Бессмертным российской политики были весьма негативными. Во всяком случае, Сосновский вполне мог подложить подлянку своим политическим противникам в самом неподходящем месте, используя при этом нестандартные методы.

– А если это действительно нечто? – спросил кто-то тихим утомлённым голосом, и Балабанов не сразу разглядел говорившего. Однако, приглядевшись к человеку, утомлённому славой и собственной значительностью, он без труда опознал в нём звезду российского политического небосклона Сержа Массальского, изрекавшего глупости и банальности с таким высокомерным выражением лица, что терялись даже наши всё вроде бы повидавшие телеаналитики. Почему именно этому вечно путающемуся не только в мыслях, но и в словах деятелю молва приписывает авторство нынешней невразумительной стратегии государственного строительства, Балабанов затруднялся ответить. В любом случае, никто из значительных персон, присутствующих в просторном кабинете, не посмел прервать лениво роняющего слова кремлёвского любимца, и все почтительно внимали новоявленному стратегу и оракулу.

– Нынешнее время, – продолжал, как ни в чём не бывало, господин Массальский, – это время новых угроз, порождённых человечеством, стремительно меняющим привычные приоритеты. А новые приоритеты в свою очередь предполагают и новые взаимоотношения с окружающей нас вроде бы привычной средой обитания. Мы привыкли к тому, что человек, по мере утверждения своих приоритетов, влияет на окружающую среду, но упустили из виду, что и окружающая среда может ответить нам тем же. То есть утвердить свои приоритеты в рамках человеческой цивилизации, используя для этой цели нестандартные и непривычные для нас способы.

Если судить по лицам собравшихся здесь людей, то никто господина Массальского не понял, что же касается Балабанова, то он даже и не стремился понять. Для него слово «интеллектуал» давно уже стало синонимом слова «придурок», и уяснить он пока что не мог одного – является ли подобного рода заявления игрой хитрых людей, пускающих таким образом пыль в глаза доверчивому электорату, готовому за каждой малопонятной фразой видеть кладезь ума, или эти деятели действительно находятся в завершающей фазе психического распада, когда мыслям становится тесно в мозгу, иссыхающем от мании величия, и они начинают беспорядочно вываливаться наружу, повергая окружающих в шок и изумление.

– Так вы, господин Массальский считаете, что призраки могут быть порождением не столько человеческой цивилизации, сколько природным феноменом? – осмелился, наконец, уточнить существенное представитель министерства иностранных дел.

Господин Массальский демонстративно развёл руками, а его многозначительное лицо стало ещё многозначительнее. Генералитет опять ничего не понял ни в жестах кремлёвского оракула, ни в уточнениях мидовского интеллектуала. Балабанов, поднаторевший в среде шоуменов и усвоивший все без исключения наречия каймановского языка, на которых изъясняется наша элита, сжалился над пребывающем в мучительном недоумении Генералитетом и перевёл мысли оракула с изысканного на общедоступный:

– Господин Массальский предполагает, что призраки не что иное, как натуральные привидения, присланные Низом с целью сбора информации.

– Каким ещё Низом? – не понял Генералитет теперь уже собственного майора. – Речь идёт о персонификациях энергетических полей, носителей отрицательного заряда, именуемых в просторечии зоной действия Сатанинских сил, – пояснил Балабанов и сам ужаснулся собственным словам.

Разумеется, ужаснулся он не предстоящему предполагаемому вмешательству сатанинских сил в дела человеческие, а собственным мыслям, которые, чего доброго, могли быть предвестниками шизофрении. К счастью, господин Массальский пришёл на помощь милицейскому офицеру, впавшему в интеллектуализм.

– Господин Балабанов совершенно правильно понимает стоящую перед обществом задачу, поэтому я предлагаю именно ему поручить расследование этого запутанного дела.

Самым скверным для начальников было то, что они так и не уяснили в полной мере, какие именно задачи поставлены перед исполнительным майором, а следовательно никто не знал, каким будет конечный результат. Представитель МИДа переглянулся с представителем ФСБ. Лысоватый господин в штатским вскинул густую бровь. Генералы в мундирах недоумевающе загудели, не в силах постичь глубины замысла кремлёвского стратега, что в будущем могло обернуться большими неприятностями для проявивших расторопность не в ту сторону.

Балабанов в глубине души Генералитету сочувствовал. Золотое время, когда верховная власть чётко и однозначно формулировала свои установки и требовала их неукоснительного воплощения в жизнь, канули в лету. Ныне наверху плавал лишь тот, кто мог безошибочно вычленить из мутного потока бессмысленных фраз, неясных обещаний и расплывчатых формулировок именно ту идею, которая владела умами кремлёвских стратегов, но никогда не произносилась вслух, дабы не вызвать раздражения у вечно недовольного жизнью электората.

Балабанов из всех этих слов, недомолвок, вскидываний бровей, разведения рук и прочих мимических жестов твёрдо уяснил одно: Кремлю зачем-то понадобились факты, подтверждающие очередную невесть откуда выплывшую видимость, а если действительность будет скупа на подобные проявления, то их следует создать на уровне театрального действа, с последующей телетрансляцией срежиссированного происшествия.

Балабанов, получивший благословение из высших сфер, был отпущен в большую жизнь растерянным и расстроенным Генералитетом без обычных напутствий и накачек, ибо никто из членов Высокой Коллегии понятия не имел, каким образом можно бороться с персонификациями отрицательных энергетических полей, в просторечии именуемыми привидениями или призраками.

Если судить по внешнему виду подполковника Оловянного, то он в ближайшее время должен был либо выйти в интеллектуалы, с последующим стремительным продвижением по службе, либо окончательно рехнуться и угодить в психушку до скончания дней. Балабанову начальника было жаль. Оловянный, несмотря на занудливость и излишнее рвение, был в общем неплохим человеком. Самым главным его недостатком было то, что он слишком прямолинейно понимал распоряжения начальства и пытался воплотить их буква в букву, что по нынешним временам, склонным к лицемерию, могло в два счёта погубить его карьеру.

– Ну и как мы теперь будем отлавливать этих призраков? – спросил подполковник, со стоном падая на стул.

– А кто тебе сказал, что нам поручено их ловить? – пожал плечами Балабанов. – Так ведь… – Оловянный тоже развёл руками, как это сделал десять минут назад господин Массальский, но жест его не был бы никогда расценен аналитиками как загадочно-гениальный, скорее уж он откровенно оповещал мир о полном интеллектуальном бессилии.

– Наша задача – отслеживать проявления отрицательных энергетических полей и брать на заметку, а возможно и за шиворот лиц, подверженных их влиянию.

Всё-таки как жаль, что подполковник не прошёл школу великого шоумена Портсигарова, а потому его негибкий ум отказывается принимать новые стратегические подходы, начинающие главенствовать в мировой политике, даже в разжеванном подчинённым виде. Балабанов готов был и дальше продолжать просветительскую беседу, но в этот момент на пороге кабинета появился озабоченный лейтенант Гонолупенко, с давно ожидаемым докладом.

– Химкина похитили. – Нам об атом уже известно, – вздохнул обречённо Оловянный. – По уточнённым данным, – Гонолупенко подмигнул Балабанову, – Химкина похитили совсем не призраки, а совершенно неведомые нам службы.

– Вот тебе раз, – возмутился Балабанов, мигом догадавшийся, что дело развивается отнюдь не по написанному им сценарию. – А куда Портсигаров смотрел?

– Портсигаров опоздал буквально на пару минут. Химкина вырвали из-под самого его носа.

– А кто такой Портсигаров? – насторожился Оловянный, не вполне понимающий, о чём столь оживлённо беседуют его подчинённые.

– Это наш лучший агент в стане призраков, – пояснил Балабанов, мучительно соображающий, что это ещё за спецслужбы, вздумавшие столь бесцеремонно вмешиваться в чужую игру. – Позвольте, – возмутился Оловянный. – Как вам удалось его внедрить к призракам, если они всего лишь сгусток энергии, а не материя.

Судя по всему, подполковник Оловянный в юные годы очень усердно изучал диалектический материализм и сейчас решился, наконец, применить его на практике. К сожалению, опоздал он с этим решением, по меньшей мере, лет на двенадцать. Ныне в ходу были совсем иные философские системы, когда энергия жульничества без всяких помех со стороны власть предержащих превращалась в материальную выгоду, прикидываясь дымовой завесой из образов, слухов и телекартинок.

Ситуация для Балабанова складывалась критическая, так что времени для философских дискуссий у него уже не оставалась. Не было никаких сомнений, что похищение Химкина обернётся катастрофой для самого Балабанова, которого наверняка уже ищут, как резидента юпитерианской разведки по наводке прыщавого помощника пропавшего депутата Полуэктова.

– Подробности внедрения господина Портсигарова в стан призраков я доложу вам вечером, товарищ подполковник. Тогда же мы обговорим финансовые проблемы, ибо это очень дорогой агент, и боюсь, что он обойдётся казне в немалую сумму. А сейчас нам нужно спасать журналиста Химкина, иначе нам не избежать грандиозного скандала в прессе.

Как раз по поводу скандала у Оловянного никаких сомнений не было, ибо журналист, это даже не депутат, это много гаже. Будет не просто скандал, а форменная истерика, с последующими кадровыми перестановками, которые неизбежно затронут подполковника Оловянного, неожиданно на свою беду оказавшегося на самом острие копья, направленного в практически неуязвимого и крайне опасного врага.

Пока Оловянный глубоко переживал возможность замаячившей на горизонте бесславной отставки, Балабанов с Гонолупенко покинули его кабинет, готовые к действиям решительным, а возможно и выходящим за рамки, предписанные законом, – Что ещё за спецслужбы? – закипел Балабанов, закрывая дверь начальственного логова.

– Есть основания полагать, что это одна из наших силовых структур решила отличиться.

– Веди Джульбарса, – распорядился майор. – Уж если кто и достанет Химкина из лап недругов, так это главный шаман Каймановых островов.

Пока Гонолупенко ходил за чёрной псиной, Балабанов в вестибюле родного Управления изучал составленный с помощью компьютера собственный портрет, который висел совершенно не на том стенде, на котором хотелось бы. Рядом красовался тоже весьма реалистически сварганенный портрет лейтенанта Гонолупенко. Помощник депутата Полуэктова оказался на редкость памятливым человеком, во всяком случае, составленные им фотороботы были весьма далеки от кубизма и прочего абстракционизма и откровенно намекали, что в похищении известного либерального политика приняли участие доблестные офицеры милиции, люди отмеченные орденами «За заслуги» самим Папой, майор Балабанов и лейтенант Гонолупенко.

К счастью, Портсигаров был на машине, довольно приличном «Форде», стоимость которого оценивалась в сумму равную Балабановскому жалованию по крайне мере за двадцать пять лет беспорочной службы. Не говоря, уже о том, что это жалование майору ещё предстояло заработать, а в свете открывающихся не радужных перспектив такой возможности могло и не представиться.

Джульбарс при виде шоуменов радостно взвизгнул и лизнул в лицо дружески настроенного к нему Колю.

– А вас разыскивает милиция, – приветствовал озабоченных офицеров, подсаживающихся к нему в машину, Портсигаров. – Весь город обклеен фотороботами. Дважды ваши изображения показывали по телевидению. Такие вот дела мистеры Балабан

и Гонлоу. Партия Либеральной Свободы обещает за ваши головы миллион долларов. Так что оцените наше с Колей благородство.

– Причём тут благородство, – ухмыльнулся Коля. – Мы просто не смогли поделить на две равные части миллион. Всё время выходило по семьсот тысяч долларов на брата.

Конечно шоумены, как люди легкомысленные и не обременённые служебными обязанностями, могли себе позволить дружеский розыгрыш, но Балабанову сегодня было не до шуток.