Русский космос Ночкин Виктор

– Жилин, пошел!

Резко сведя колени, он нырнул головой в люк. Грязно-серая площадь качнулась перед глазами. Мгновение полета, и Тим повис, быстро скользя вниз. Костя – вон, стоит с автоматом в руках, водит стволом из стороны в сторону. И челн над головой, большой, темный, поблескивает плоским брюхом.

Со всех сторон были завалы битого кирпича и другой мусор, но Тимур опустился на более-менее ровную площадку. Крупнозернистый древний асфальт, рядом киоск покосившийся, ржавый остов древней грузовой машины… Где-то птицы свиристят… А так – спокойно, тихо. Разрушенное здание, ржавые арматурины выворочены, бетон в черных трещинах, крошится. Под стеной аппарат для выдачи манны стоит: щиток разбит, металлический бок погнут, что-то на нем нацарапано… Большей частью литеры незнакомые, но то, что Тимур сумел прочесть, – ох! Ужасные богохульства, проклятия, ругань. Неверные! Безбожные люди! Ну как так можно… Он едва коснулся асфальта подошвами, когда Константин дернулся, приседая, и тут же голос Сереги Маслова в наушниках гаркнул:

– Движение на два часа!

Если бы Тимур в воздухе в этот момент находился, он бы сверху увидел и выстрелил… или не выстрелил? Из автомата – это ведь значит убил бы, скорее всего, гражданского…

А так они с Костей в разные стороны прыгнули. Тим успел заметить, как что-то шевельнулось между двумя грудами мусора, – отстегнув от фиксатора предохранительную скобу автомата, он свалился на асфальт и вскинул оружие, но тут опустившийся на одно колено Ратмиров саданул из подствольника.

Их автоматы назывались «ацилут 18В», и стреляли они пулями девятимиллиметрового калибра. Один подствольник предназначался для гранат, второй для липучки. Им Костя и воспользовался; с коротким шелестом светло-серый комок пронесся по воздуху, едва успев развернуться, влип в появившегося неподалеку человека.

Вскрикнув, тот опрокинулся назад, исчез из виду.

– Объявляю бету! Второй, обходи слева! – раздался в наушниках хриплый от волнения голос Ратмирова. Непривычно было слышать его таким: обычно Костя спокоен, слегка даже холоден.

Низко пригнувшись и выставив автомат, напарник по прямой направился к месту, где мелькнул противник, а Тим поспешил в обход, огибая завал битого кирпича.

Он успел сделать несколько шагов, когда рядом зашуршало, закачались жесткие стебли, которыми поросла груда обломков, осыпался щебень. Тим вскинул «ацилут»… Крыса! Просеменила, наглая, спокойная, голый хвост волочится… Вот дадалова тварь! Опустив ствол, он сделал еще шаг, и тут под ногами земля сдвинулась. Тимур отпрянул, чуть не свалившись в канализационный люк. Из отверстия по пояс высунулась крупная чернокожая женщина в просторной хламиде – взмахнула ножом, попытавшись всадить его в живот универ-солдата, но, ясное дело, не смогла пробить броню. Тимур выстрелил из подствольника-пеленалки, лишь в последний миг сообразив, что делать это так близко нельзя: даже то расстояние, с которого его использовал Костя, было слишком мало, кокон липучки едва развернулся – а сейчас он вообще мог убить. Тим успел чуть поднять автомат, и туго свернутый белесый комок с шелестом пронесся мимо головы женщины, зацепив коротко стриженные волосы. Что-то выкрикнув, она приподнялась выше и опять взмахнула ножом.

Он сам не понял, как сделал это, движение опередило мысль: оружие провернулось в руках, и приклад обрушился на лицо гражданки промеж удивленно раскрытых глаз.

Ему показалось, будто ударили его самого: глухой стук, хруст, короткий вскрик, кровь брызжет из разбитых губ и сломанного носа… Тим пошатнулся, почти физически ощутив чужую боль.

Женщина упала назад и замерла, разбросав руки. Ноги свисали в люк.

– Второй, что там? Жилин! Тимур! – только сейчас дошло, что в шлемофоне бьется голос Романа.

– Порядок… – пробормотал Тим, облизывая пересохшие губы. – Противник… обезврежен.

– Ты его убил? Или это баба?

– Баба… то есть гражданка. Нет, не убил, потеряла сознание от боли. Она из люка… тут канализация и…

– Вижу, теперь вижу. Так, вытащи ее, переверни на живот.

Его тошнило, а еще хотелось помолиться – прямо сейчас, здесь, упасть на колени, зажмуриться и вознестись душою ввысь, подальше от заваленной обломками площади, люка и неподвижной женщины с залитым кровью изуродованным лицом, обратиться к Господу, чтобы простил, – но голос Паплюха настойчиво звучал в ушах, и, подчиняясь ему, Тим отодвинул тяжелое тело от люка, перекатил спиной кверху, повернув голову, чтобы сломанный нос не упирался в землю.

– Она так кровью истечет.

– Не истечет. Используй ручную пеленалку, затем продолжай движение.

Правильно, баллончик ведь куда слабее… Тим снял его с одного из поясных фиксаторов и направил на тело, прижав пальцем клавишу в торце. Когда липучий полимер стянул конечности, Тимур зашагал дальше. Ясность мысли возвращалась, тошнить перестало, хотя было все еще очень неприятно, муторно на душе. Но картина разбитого окровавленного лица перед глазами тускнела, и место прочих эмоций занимал стыд. Не за то, что сделал, а за то, что в первые мгновения устыдился сделанного. Ведь ему приказали, а безбожница пыталась убить Тима; нейтрализовать врага было его долгом, сам Патриарх благословил иеросолдат на все, что им придется совершать, выполняя повеления командования, – и через Патриарха их благословил Старец Кадмон, а значит, и Всевечный.

– Молодец, Жилин, – вдруг произнес в наушниках спокойный голос отца-командира. Карен будто слышал его мысли. – Действуешь правильно, но не медли. Тебя бы уже десять раз убили, если бы было кому.

Спасибо, отче. Ты строг, но справедлив и мудр, ты знаешь, когда пристыдить, когда отчитать сурово, а когда и поддержать, на путь истинный направляя. Я буду драться с ними, если понадобится, и буду убивать их – не без жалости, нет, она останется, ибо что отличает нас от зверей, как не жалость и милосердие? – но все же недрогнувшей рукой.

Добравшись до большой помятой канистры, Тимур присел и выглянул из-за нее.

– Противник нейтрализован, – сказал Костя. Он наклонился над слабо дергающимся телом, окутанным волокнами липучки. Тимур видел Ратмирова под мусорным холмом, на вершине которого лежала канистра, – и одновременно видел зеленый значок с цифрой 1 посреди электронной карты, что мерцала в нижней части забрала. Карту эту, созданную видеокамерами и сенсорами блаженного, транслировала автоматика челна, ну а значок накладывался на нее благодаря тому, что костюмы обоих находящихся «в поле» иеросолдат создали небольшую локальную сеть. Там был и Тимур – в виде зеленого кружка с цифрой 2 и короткой стрелочкой, направленной в ту сторону, куда повернуто забрало.

Костя спросил:

– Ведущий, что вокруг?

– Тихо, – тут же откликнулся Серега. – Я никого не вижу, и приборы молчат.

– Они и перед этим молчали…

– Железо фонит сильно, а эти оба к тому же из-под земли вылезли, – вмешался в разговор Паплюх. – Поглядите, там рядом еще канализационный люк наверняка есть. Второй, можешь подойти к первому, движения вокруг не наблюдается.

Тимур поднялся и пошел вниз. Непривычная все же картина: громоздкий челн не стоял на земле с выдвинутыми посадочными лапами и не летел с околозвуковой скоростью по небу, но без видимой опоры неподвижно висел метрах в пятнадцати над вершиной самого высокого мусорного завала. Хотя Тим и понимал, что опорой в данном случае служат два могучих винта, серые плоские зонтики, гудящие над длинным корпусом, – один, больших размеров, возле лобового колпака, и второй, поменьше, в узкой хвостовой части. На винтах стояли шумоподавители, но рокот мощных лопастей все равно казался тяжелым, гнетущим, он будто прижимал к земле.

Тимур присел на корточки рядом с Костей, а тот, наоборот, выпрямился.

– Принимайте пленного.

Вплетаясь в гул винтов, зашипели газовые струи маневровых двигателей. Качнувшись, челн переместился и завис точно над местом, где находились солдаты. Но Тим вверх не смотрел, его внимание было приковано к американу… ведь это американ? Жители пятого Гуманитарного лагеря, должно быть, все американы. Невзрачный мужичонка лет сорока, лысоватый, в грубой одежде. Обитатели таких лагерей – не миряне в привычном смысле слова, но граждане, так их принято называть. А сами лагеря – их немного на сфире осталось – не совсем Уклад. Есть те, кто душой принял идею всечеловечества, кто солидаризовался по воле сердца и разума, и таких большинство. Но незначительная часть – некоторые азиаты, африканы с самого юга своего континента, еще кое-кто – до сих пор сопротивляется. Ну, не сопротивляются, но… В общем, Тим слышал, они иногда даже пытаются скрыть от местного Совета Пресвитеров детей, чтобы тем не ставили пози-чипы. Здесь, в Атлантической губернии, два Гуманитарных лагеря. Еще один – на Мадагаскаре, где вроде бы обитают почти все несолидаризовавшиеся африканы, четвертый занимает часть большущего острова под названием Австралия, один – на другом острове, поменьше, который называется Кюсю, и два последних где-то на границе Тихоокеанской губернии, откуда Акмаль.

Американ слабо подергивался и сипел, так как одно из волокон липучки наискось стянуло его рот. Он морщился и часто моргал, переводя взгляд с одного солдата на другого.

– Поднимаем, – сказал Паплюх. – Ратмиров, там сумка вроде его лежит? Проверь.

Тут только Тимур заметил, что рядом с задержанным на щебне валяется длинная сумка из брезента. Костя наклонился над ней, а из люка, распахнувшегося в брюхе челна, уже спускался белый тросик со скомканной влажной паутиной на конце.

– Жилин, пристегни его, потом женщину.

Трос опустился, Тимур взялся чуть выше липучки. Присел. Американ задергался сильнее, что-то мыча. Тим прижал липучку к волокнам пеленалки между его лопаток. Запузырилось, зашипело… вещества вступили в реакцию и слиплись. Где-то на минуту, а потом полимер распадется.

– Готово, давайте.

Тросик натянулся и приподнял тело; сначала торс, потом бедра, ступни оторвались от асфальта. Американ закачался, а вверху мини-лебедка продолжала вращаться, чтобы доставить гражданского в объятия автоматики, которая уложит его в кокон.

В обход мусорного холма Тимур поспешил к чернокожей. На лицо ее старался не глядеть, встал с другой стороны и принялся обрабатывать пеленалкой понадежней. Тетка мясистая, крупная, не ровен час сорвется. Чем они здесь питаются? Крысами, что ли? Да нет, крыса наглая была, непуганая. Автомат с манной сломали, безбожники. Ишь как пахнет неприятно… и это сквозь шлем. Одежда грязная, мешковатая, левый рукав почти оторван в плече, лохматые нити висят.

Костя, осмотрев содержимое сумки, доложил:

– Обычные вещи. Штаны, свитер, белье… Пищевой набор, бутылка с… ага, с водой. Два самодельных ножа, веревка.

– Никаких электронных устройств? – прорезался в шлеме голос отца-командира.

– Нет, отче, – сказал Константин.

– Что ж… странно.

– Почему? – не удержался Тимур. Отправив наверх женщину, он побежал обратно к Ратмирову, не забывая сканировать взглядом окружающее.

– Пози-чип этого гражданина не давал сигнала. Мы предполагали, что дезактивация проводилась посредством самодельного электронного прибора, вы могли обнаружить его в вещах задержанного.

– А что, если они просто магнит очень сильный к плечу прикладывают?

– Чип экранирован от обычного магнитного поля.

Теперь оба иеросолдата стояли, выпрямившись во весь рост, с «ацилутами» на изготовку. Пленные исчезли в раззявленных люках, и колпаки мгновенно сдвинулись, закрыв отверстия.

За крышами возник второй блаженный, тот, на котором летели инокини, – довольно далеко, метрах в двухстах. Должно быть, пара девушек так же, как Тим с Костей, находятся сейчас «в поле»… Хотя нет, почему-то челн, слегка наклонившись носом вниз, быстро двигался прочь – вскоре он исчез за домами.

– Смена задания! – объявил вдруг Карен Шахтар. – Жилин, Ратмиров, закрепитесь, мы поднимем вас и понесем.

Два троса выпали из распахнувшихся люков, и как только солдаты пристегнулись, блаженный устремился в том же направлении, куда полетели семинаристки. У Тимура дух перехватило, когда земля, потрескавшийся асфальт, завалы раздробленной кладки и щебень понеслись под ним. Он слегка согнул ноги, одной рукой сжимая пристегнутый к фиксатору автомат, вторую задрав над головой, держась. Понимал: Роман с Акмалем ведут машину так, чтобы десантники не зацепились ни за что, не вмазались в стену, – но все равно было страшновато. Будто аттракцион, когда сидишь в небольшой железной люльке на одной из длинных цепей, свисающих с горизонтального колеса, а оно крутится все быстрее… в Божьем граде такие карусели есть, мать Тима с Катькой в детстве водила.

– Орбитальная разведка сообщила, что ближайшая к нам точка, в которой сошлись треки отключенных пози-чипов, локализована с девяностопроцентной точностью, – заговорил Паплюх. – Некоторое время там никого не было видно, вероятно, нарушители укрылись под землей, но только что спутник уловил движение. Дальнейший поиск и захват пленных с целью допроса пока что отменяется. Необходимо осмотреть место, где прячутся граждане. Возможно вооруженное сопротивление… – он на несколько секунд замолчал. – К вам спустится Надиров. Действовать будете совместно с тремя универ-солдатами из женской Семинарии. Старший в группе… – вновь тишина. Тимур смекнул: отец-командир, должно быть, спорит сейчас с женщиной, командующей вторым челном, каждый хочет, чтобы его солдат руководил наземной бригадой. – Командир – Анастасия Тюрина.

– Спешите, нет времени по сторонам пялиться, – сказал Паплюх.

Они быстро продвигались через одну из жилых зон Гуманитарного лагеря номер пять, разглядывая пластиковые домики и самодельные хижины из фанеры и досок вдоль земляных улочек. Покосившаяся детская каруселька во дворе, столб с оборванными проводами, дырявое ведро на штакетнике… Ржавое железо, торчащее из мягкой влажной земли, чахлая трава, куча мусора на окраинной улочке посреди болотца топкой грязи. Показались две собаки, увидели солдат и беззвучно канули в зарослях, только рыжие листья закачались. Жителей не видно, дома брошены, поселок пуст: ушли американы, пропали, а куда – бог весть.

Десантники, иногда перекликаясь через радиофоны, шли вперед, на всякий случай заглядывая в слепые окна домов. Тим был подавлен: неугодно это Всевечному, негоже так, что за глухое, угрюмое место, и земля – будто изнеможенная от бремени людских дел, неправедной, нехорошей жизни.

В наушниках раздался голос отца Карена:

– Имейте в виду, все эти люди могли бы переехать в центральные районы Уклада. Никто не препятствовал, они имели право поселиться в другом округе, даже крае, могли бы, наконец, переехать в Российскую губернию. Стоило лишь проявить некоторую настойчивость, добраться до управляющего этим лагерем Совета Пресвитеров, подать прошение. Они сами обрекли себя и своих детей на жизнь в таких условиях.

Вскоре жилая зона закончилась, солдаты оказались у высокой бетонной ограды с железными воротами, над которыми висел отлитый из металла герб – голова льва в широком круге, а по бокам какие-то ленты. Одна створка опрокинулась внутрь, вторая покосилась. Стена вся сплошь измалевана – мерзкие хари с пустыми белыми глазами, красные зигзаги, буквы пузатые, уродливые…

Теперь их было шестеро: Костя, Тим, Акмаль Надиров, Настька, Хайфа-Мария и Тереза Альбади. Последних двоих Тимур видел лишь на прощальной лекции отца Карена, когда инокинь привезли в САВКС. В отличие от рыжей веснушчатой Настасьи, обе черноволосые, Мария – насколько Тим успел разглядеть в аудитории – худая и смуглая, а Тереза полная, с округлым сонным лицом. Временный командир бригады стала первым номером, Костя, Тим и Акмаль соответственно вторым, третьим и четвертым, инокини же пятым и шестым.

Челны висели позади, метрах в тридцати над землей. Выполняя приказ, Тимур с Ратмировым миновали ворота и заняли позиции в кустах возле широкой асфальтовой дороги, уходящей в глубь территории. Настька, потом Акмаль, Хайфа-Мария и Тереза, вбежав за ними, рассредоточились.

– И здесь картинки, – сказала Мария. – Какие-то они у них… непонятные. Там что написано? По– американному что-то… «фуск йоу» какой-то.

С другой стороны стена тоже была разрисована.

– Это бывшая киностудия, – объявил Паплюх. – Слева от вас административные здания, впереди павильоны. Первый, ваша цель: павильон номер семь. Видите, там дорога сворачивает? Нужное здание за поворотом, пятое справа… – он вдруг замолчал.

– Продвигаемся вперед малым темпом, – скомандовала Настька. – Второй, третий – впереди по бокам, остальные…

– Срочно к седьмому павильону! – чуть ли не заорал Паплюх. – Мы засекли движение… Скопление людей… Ситуация-альфа! Быстро туда! – голос вновь смолк.

Настька отдала приказ, десантники побежали, и одновременно один из челнов полетел в их сторону.

Покинув дорогу, иеросолдаты вломились в кусты, чтобы срезать угол. Из-под ботинок Тима с писком метнулась крыса. Перед глазами медленно смещался план местности, высветившийся на внутренней поверхности шлема. Прямоугольник седьмого павильона был ярче других и пульсировал.

Миновав трехэтажный дом с проломленной крышей, они вновь выскочили на асфальт. Нужное здание было совсем близко, возле распахнутых ворот мелькали фигуры… На ходу Тим глянул назад: челн приближался.

– Внимание! – вновь раздался голос Паплюха в шлеме, и тут же он воскликнул: – Осторожно!

– Ложись! – заорала Настька одновременно.

От павильона в сторону иеросолдат устремилась дымная полоса. Хотя метили не по ним: ракета двигалась наискось, удаляясь от земли. Упавший на асфальт Тимур, как и остальные, провожал ее взглядом. Две секунды, три…

В шлеме кто-то охнул – не то Тереза, не то Хайфа-Мария. Ракета врезалась в брюхо челна, который, качнувшись, попытался отвалить в сторону с ее пути, и взорвалась.

– Броня выдержала, – произнес отец-командир. – Экипаж, спокойно, машина под контролем. Десант, продолжайте движение, быстро.

– Вперед! – Настька, вскочив, помчалась к павильону.

Нет, конечно, далеко не все теперь было в порядке: навигационная система сбоила, блаженный, днище которого украсилось черным пятном с потеками металла, начал медленно вращаться, задрав хвостовую часть. Передаваемая с камер челна карта местности в нижней части всех забрал пошла крупнозернистыми помехами и погасла.

Затрещал автомат Настьки, и тут же два других. Солдаты были уже возле ангара, подбегали сбоку от торцевой стены с распахнутыми воротами. Паплюх произнес:

– Управление восстановлено. Десант, уничтожить противника!

Он не договорил, голос Насти прервал его:

– Третий, четвертый, пятый – в обход. Осмотрите постройку, могут быть другие двери.

Тимур, Акмаль и Хайфа-Мария побежали вокруг ангара. На ходу Тим оглянулся: челн выровнялся и быстро «пятился» от здания. Нижняя часть забрала мигнула, в наушниках раздалось едва слышное гудение: сопроцессоры костюмов пытались сгенерировать собственную карту местности.

Стена ангара, плоскость из тусклого ребристого железа, была сплошной, никаких дверей. Иеросолдаты гуськом двигались между нею и высокими кустами. Бегущий вторым Тимур вдруг сообразил: он не понимает, кто впереди – Мария или Акмаль… Одинаковые костюмы и шлемы, нейтральные движения десантника – не разберешь, девушка или парень.

Заработала карта. Автономные топливные элементы не позволяли задействовать постоянное высокочастотное излучение, и слабые радары выдавали грубую схему из квадратов и прямоугольников, к тому же, несмотря на то что соединялись сигналы всех костюмов, значительная часть пространства оставалась размытой. Однако стало понятно, что остальные десантники уже проникли внутрь ангара (выстрелы доносились частыми очередями, к сухому стрекоту «ацилутов» добавился звук другого оружия) и что впереди Тимура двигается номер пятый, то есть Хайфа-Мария – отвечающая за картографирование программа высветила всех иеросолдат в виде привычных кружков с цифрами.

– Вторая группа, что у вас? – голос Настьки.

Выстрелы стали реже, лишь отдельные хлопки доносились из здания. Миновав угол, Мария остановилась и сказала:

– Здесь было окно. Можно сломать…

– Третий номер?

Сообразив, что вопрос обращен к нему, Тимур шагнул ближе к инокине. Акмаль встал неподалеку, водя стволом из стороны в сторону. Они оглядели большой, заколоченный фанерой квадратный проем, расположенный в противоположном от ворот торце ангара.

– Первый, здесь окно, – сказал Тим. – Можем его вскрыть. Что внутри?

– Противник залег. Там много укрытий, но если вы ударите сзади… Пяти секунд хватит?

– Да.

– Приступайте. Синхронизируемся, накроем их встречным огнем. Пошел отсчет: пять… четыре…

Включив генератор виброштыка, Мария шагнула к проему, и тут он взорвался.

Позже Тим подумал, что в фанере была трещина или небольшая дыра, десантница закрыла проникающий сквозь нее свет – и находившийся по ту сторону человек определил, что кто-то приблизился к проему.

Шлем Хайфы-Марии треснул, инокиня упала.

– Что? Что у вас?! – одновременно закричали Настька с Паплюхом, а Тимур, просунув внутрь автомат, уже стрелял, поливая пулями царящую в ангаре полутьму, видя светлый прямоугольник ворот на другой стороне, частично скрытый какими-то массивными предметами, суматошное движение среди теней… И худого подростка с древним помповым ружьем. Он стоял недалеко от окна, во второй руке его была большая неказистая граната. Тим попал ему в грудь и живот, когда только начал стрелять, еще не видя, куда палит.

Глаза немного привыкли к освещению; Тимур заметил, как позади юноши последние американы скрываются в обширной темной прорехе в полу.

– Вниз уходят! – выкрикнул он. Рожок «ацилута» опустел, автомат смолк. И одновременно пальцы подростка, который все это время медленно заваливался на бок, уставившись на Тима удивленно-испуганными глазами, разжались.

На другом конце ангара сквозь освещенный проем один за другим вбегали иеросолдаты. В шлеме голосил Паплюх, что-то настойчиво спрашивала Настька, но все это происходило и звучало где-то далеко, внимание Тимура было занято иным: он не отрываясь смотрел на убитого им человека и гранату. Большая, округлая, со следами пайки на ребристой поверхности, наверняка самодельная, – выскользнув из пальцев, она с мучительной неспешностью падала, приближаясь к бетонному полу, и кольца, соединяющего спусковой рычаг с трубкой ударного механизма, не было…

– Осторожно, граната! – выкрикнул Тимур, отпрянув от окна. Хайфа-Мария лежала на земле, шлем ее валялся неподалеку; Акмаль, присев рядом, хлопал инокиню по смуглым щекам.

Граната взорвалась. Поток воздуха ударил из проема рядом с Тимуром, грохот, будто облако раскаленного газа, расширился, заполнив помещение, несколько мгновений под давлением вырывался наружу сквозь ворота и окно, а потом схлынул, затих.

– Первый, доложить обстановку! – произнес в наушниках голос отца Карена.

Настька молчала. Перезаряжая автомат, Тим заглянул в проем и сказал:

– Пятый контужен, шлем поврежден. Необходима эвакуация. Противник…

– Противник скрылся под землей, – перебил голос Настьки, и одновременно Тимур заметил десантников: три головы, возникшие на фоне светлого прямоугольника, исчезли, тут же слева появилась фигура, крадущаяся вдоль стены, потом такая же – справа… В нижней части забрала было видно, как все три кружка приближаются к Тиму, вернее, к той области карты, где находилась его метка с цифрой три. А вот подросток исчез: взрыв отбросил тело куда-то в сторону. Тимур, вслушиваясь и вглядываясь – ведь кто-то из противников мог не спрыгнуть в широкий проем, что виднелся возле баррикады из мебели, но остаться наверху, поджидая десантников, – шевелил губами, едва слышно благодаря Всевечного, который милосердно позволил ему не видеть исковерканного взрывом тела юноши, молился, понимая, как мелко и эгоистично звучит его молитва: нельзя все на свете, все события относить к делам Господним, наивно это и глупо.

Хайфа-Мария очнулась, но идти пока не могла, ее сильно тошнило, кружилась голова. Встав, инокиня зашаталась, Акмалю пришлось обхватить ее и прижать к себе. Настька тем временем докладывала командованию:

– В ангаре необычная обстановка. Какая-то мебель древняя, а еще половина дома, стена с окном, за ней пол и часть крыши. И кадки с деревьями. А деревья ненастоящие, вроде…

Костя пояснил:

– Это павильон для съемок. Американы здесь фильмы делали до Кары.

– Куда скрылся противник? – спросил Паплюх.

– Проем в полу, под ним лестница. Была прикрыта железными листами, сейчас они рядом валяются. Пятый дальше передвигаться не может, сильно контужен. Что нам делать?

– Отправляем к вам Чекалова и Маслова, будут через две минуты. Оставьте Марию под стеной ангара, ее переправят на борт. Спускайтесь за противником, немедленно. Надо понять, для чего они здесь собрались, что под этим Голливудом спрятано.

– Не понимаю, что там светится? – спросила Тереза.

Переключившись в режим ночного видения, они сбежали по ступеням и заняли позицию в начале просторного зала, где заканчивалась идущая из-под ангара лестница. Пол был решетчатым, но что под ним – не видно. Вмонтированные в шлемы ПНВ наполнили пространство бледно-зеленой мутью. Далеко впереди, на другом конце помещения, светились два прямоугольника, из одного поднимался травянистый дым, оттуда шло тепло.

– Впереди еще одна лестница, – сказала Настька. – И лифтовая шахта. Нас слышно? Паплюх, отзовись!

Роман молчал: сквозь толщу бетона и металла радиосигналы не проходили.

– Возможно, какой-то подземный павильон для съемок? – предположил Костя. – А вон движется что-то.

Тимур прятался за перевернутой деревянной будкой, когда-то стоявшей на четырех колесах, наверное, предназначенной для перемещения кинокамеры. Он тоже заметил, как зеленый дым, поднимавшийся из квадратного отверстия шахты, стал гуще, плотнее… Там что-то сдвинулось, дым плеснулся, и возникла фигура с длинной трубой на плече, которую человек поддерживал обеими руками.

– Вперед! – крикнула Настька.

Они побежали к лифту, расходясь веером, а навстречу с ревом понеслась сияющая полоса. Волны света ударили во все стороны, затопив зал. ПНВ автоматически отключился, ослепший Тим начал стрелять, бросился на пол… позади громыхнуло: граната врезалась в стену возле лестницы. Видя, что остальные опередили его, Тим вскочил, метнулся дальше. Вновь стало темно, и заработавший ПНВ погрузил солдата в полное призраков мутно-зеленое пространство.

Тяжело дыша, Тимур остановился возле широкого проема, рядом с которым уже находились остальные. На утопленной в стену панели светились круглые кнопки, решетчатая дверь поднята. Вслед за Настькой и Ратмировым он нагнулся, заглядывая. Вниз уходили пролеты железных штанг, перемычки, прутья; далеко-далеко виднелся квадратик – не то пол, не то крыша опустившейся лифтовой платформы.

– Куда делся стрелявший? – спросил Костя, шагнув к проему рядом с шахтой. – Так, здесь лестница. Слышу, он вниз бежит…

Все поглядели на Настьку, которая вдавила одну из круглых кнопок на панели.

Под ногами едва слышно загудело.

– Лифт поднимается, – сказала она. – Третий, шестой – вниз по лестнице, попытайтесь догнать гранатометчика. Мы поедем на лифте либо спустимся по решетке шахты… сейчас посмотрим, что там с этим лифтом.

– Есть! – одна из зеленых фигур поспешила к лестничному проему. Одновременно на карте в нижней части забрала кружок с цифрой шесть, обозначающий Терезу Альбади, развернулся стрелочкой к гармошке лестницы. Тим зашагал следом.

– Третий, свет внизу, – сказала Тереза, когда Тимур нагнал ее. Они спускались почти бегом, двигаясь по противоположным сторонам лестницы, под стеной и вдоль перил. Три стены шахты были из бетона, четвертая, со стороны лифта, – железная.

– А гранатометчика не слышно теперь, – добавила она.

– Третий, что у вас? – спросила Настька. Ее голос плыл, звучал то громче, то тише.

– Спускаемся, – доложил Тимур. – Пока никого не видно, хотя внизу свет. Как у вас?

– Платформа подъезжает. Она без крыши, там никого нет. Движется быстро, спустимся в ней. Здесь связь плохая, если заглохнет совсем, предупреждаю: будем ждать вас внизу. Если спуститесь первыми, ждите нас. Попытаемся… – последние слова звучали едва слышно, а теперь голос Настьки и вовсе смолк.

– Первый, все понял! – на всякий случай сказал Тим. Десантники миновали уже три пролета. Площадки между ними были железными – массивные пупырчатые листы в ржавчине. Перила состояли из толстых прутьев, поверх которых наварены длинные куски арматуры.

Тереза достигла площадки, сделала пару шагов и остановилась, поджидая Тимура. Свет внизу становился все ярче – вскоре ПНВ вновь выключатся. Тим кивнул напарнице и выглянул за перила.

С пролета ниже на него смотрело лицо: человек спиной перегнулся через ограждение, направив в сторону преследователей широкий ствол.

– Осторожно! – заорал Тим.

Он отшатнулся; граната снизу врезалась в площадку, на которой стояли иеросолдаты, и взорвалась.

Их подбросило, Тимура швырнуло к перилам, а инокиню – к бетонной стене. Со скрежетом тяжелый железный лист приподнялся, после осел; темно-зеленое пространство закачалось, изгибаясь, выворачиваясь наизнанку. Тим животом свалился на перила – голова по одну сторону, ноги по другую… Площадка обрушилась, и он полетел вниз, но успел вцепиться в попавшийся под руку прут.

ПНВ отключился, и на несколько мгновений окружающее исчезло.

В наушниках прорезался голос Настьки:

– Третий, что у вас?! Третий, шестой! Отвечайте! Что там взорвалось? Мы из-за этого застряли!

Зашипело, затрещало, и голос смолк. Окружающее медленно проявлялось в забрале – узкое полутемное пространство, озаренное льющимся снизу светом, полное гнутого железа, опасных острых сколов, тонкой, способной проткнуть живот или впиться под ребра арматуры, – и пространство это поскрипывало, проседая, складывалось под собственным весом, прессуя, сжимая самое себя…

– Шестой! – позвал Тимур. – Тереза, слышишь?

Внизу что-то зашевелилось, и тут же по едва уловимому изменению тональности звуков, а еще по возникшему в металле напряжению Тим понял, что сейчас остатки лестницы, которые постепенно съезжали вдоль стенок шахты, рухнут и сломают, сомнут его тело.

– Тереза, в сторону! – заорал он.

Вскинув ноги, кувыркнулся и плечом упал на сильно накренившуюся площадку. Лестница осела, со скрежетом и дребезжанием обломки провалились. Тимур вскочил, двигаясь вместе с площадкой сквозь глухой металлический стон, лязг и хруст, побежал, будто с крутой горки, оттолкнулся от края и прыгнул.

Он свалился на бетонный пол, а из проема за спиной ударил поток воздуха, полного ржавой пыли.

Лестница обрушилась, сложилась в стопку искореженного железа. Тимур упал неудачно – вытянув перед собой правую руку, на которую в результате будто напоролся, так что плечевой сустав хрустнул, едва не сломавшись. Еще он сильно ударился шлемом о бетон, и забрало несколько раз мигнуло, то открывая для взгляда озаренный светом прожекторов зал, то погружая его во тьму. Прежде чем электроника вышла из строя, Тим заметил, что зал имеет Г-образную форму. Потолок был низким, на покосившихся треногах стояли горящие вполнакала прожекторы, идущие от них черные провода исчезали в отверстиях под стенами.

Забрало окончательно помутнело; внизу, в районе груди, раздался тревожный писк.

– Первый! Настя! Костя, Акмаль, слышите?!

Тишина в ответ. Шлем глушил звуки, наушники же больше не работали. А ведь человек с гранатометом может быть где-то рядом и напасть в любую секунду… Тим запаниковал, ощущая себя слепцом, вокруг которого бродит враг с острым ножом; каждое мгновение в него могло вонзиться заточенное лезвие, а он беззащитен и ничего не видит. На ощупь отыскав крышечку на тыльной стороне запястья, отщелкнул, прижал тугую прямоугольную клавишу с ребристой поверхностью.

Зашипел сжатый воздух, и шлем сам собой отпал, отлипнув от гибкой трубки вокруг шеи.

Прямо перед ним на спине лежала Тереза. Инокиню прижало лестницей, толстый арматурный прут пробил грудь – броня должна была защитить, но сверху, будто молот по гвоздю, по арматуре ударила площадка, с которой спрыгнул Тимур. Угол ее проломил шлем, раскрошив забрало.

Тим поспешно отвернулся. Из-за поворота доносился шум. Что там? Он привстал, стараясь не думать про лежащую рядом инокиню. По полу впереди тянулось широкое углубление – начиналось возле черного проема в стене и пропадало из виду за углом зала.

Человека с гранатометом здесь не было. И автоматы остались где-то под грудой железа. Скосив глаза, Тим заметил пистолет на поясе Терезы. Значит, инокиням приказали вооружиться не только «ацилутами» и ручными пеленалками…

Он протянул левую руку, не поднимая взгляда на пробитый шлем, снял пистолет и только тогда понял, что рядом висит штык-нож. В нижней части торчал стержень с нарезкой, благодаря которому штык соединялся с оружием. Тим снял нож, пристегнул к фиксатору на боку. Доносящийся из другого конца зала гул стал громче, и вдруг там проехала платформа с низкими, наваренными второпях железными листами по бокам. Она возникла из проема в стене, прокатившись мимо, исчезла за углом. Колес не видно… ага, рельсы там в углублении проложены!

Тим вскочил. Судя по звукам, вагон остановился сразу за поворотом. Тимур шагнул ко входу лифтовой шахты с поднятой решеткой, заглянул: темно, ничего не видно. Хотя… да, вроде что-то едва заметно светится далеко вверху. Должно быть, кабина застряла примерно на середине.

– Эй! – крикнул Тимур, и голос отразился от стенок шахты, постепенно слабея: «Эй… эй… эй…»

Показалось, что в ответ доносятся приглушенные голоса… нет, это сзади! Он развернулся, подняв пистолет в левой руке; правая висела вдоль тела, от плеча к запястью пульсациями стекала боль.

Голоса доносились из-за угла – мужские, женские…

Перед глазами вдруг встало лицо Терезы, хотя Тим так и не увидел его под забралом, – исковерканное, с проломленным лбом, раскрошенными зубами и вдавленными чуть ли не в гортань деснами… кожа ее потемнела… не Тереза, это та негритянка! Но ведь он не убил ее, только прикладом ударил…

Прикусив губу, он побежал. Господи, избавь от сомнений, укрепи сердце, очисти душу, не дай дрогнуть руке! Миновав тихо гудящий прожектор, вылетел в другую половину зала и увидел открытый вагон, полный пассажиров. Там были женщины, мужчины, молодые и старики, дети – больше двадцати гражданских. Как Тимур и предполагал, по широкому углублению шли рельсы, выныривали из темного проема и пропадали в таком же на противоположном конце помещения. Последние люди как раз переходили на платформу. В углу гудел трансформатор, что-то щелкало и позванивало, по бетону вились провода.

Ближе всех к Тиму стояла худая девушка, у ног ее лежал гранатомет.

Так это она стреляла? Заметив стариков с детьми, Тим опустил пистолет – но увидев американку и сообразив, кто виновен в смерти Терезы, тут же прыгнул вперед, вскидывая оружие.

Она стояла вполоборота, приподняв ногу, собиралась шагнуть к платформе, а когда он возник из-за поворота, обернулась. Молодая, может, немного старше Тима, одета в широкие мужские штаны, темный свитер. Грязные резиновые сапожки, патронташ через плечо…

Американка развернулась на одной ноге, другой, вмазав по его запястью, выбила пистолет. Если б правая рука действовала как надо, он бы свалил безбожницу в пару секунд – но конечность едва двигалась, а от боли Тима все еще тошнило.

Ребром левой руки он ударил ее по плечу. Девушка отшатнулась. Трансформатор загудел громче, и вагон поехал.

Тим схватился за штык-нож, но достать не успел: безбожница налетела на него, обхватив друг друга, они рухнули в узкое пространство между рельсами, прямо в маслянистую лужу.

Шпал тут не было. Костюм смягчил падение, хотя головой Тим приложился изрядно. Он оказался внизу. Американка уселась верхом, лицом в ту сторону, куда уехала платформа… А с другой стороны из туннельного зева донесся нарастающий стук: следующий вагон подкатывал к станции.

Тимур попытался вывернуться, высвободить руку, но безбожница прижала его запястье к рельсу. Платформа приближалась – она не сбавляла ход, как первая, колеса постукивали в быстром темпе. Тим ощущал, как содрогается, вибрирует холодный липкий металл под запястьем. Еще мгновение – и колесо раздавило бы кисть, но девушка вдруг развернулась, вскинув руки. Ее колени сильнее сжали бока и тут же разжались, а затем грохочущая платформа сдернула американку с иеросолдата.

Все же вагон ехал не настолько быстро, чтобы размозжить ей голову – ноги девушки проволокло по груди Тимура, по лицу, затем вагон оказался прямо над ним, а она исчезла из виду. Стало темно, вокруг все грохотало, звуки бились в узком пространстве. Он нащупал штык-нож на боку. Ржавое, во впадинах и выступах днище платформы проносилось низко над лицом, едва не задевая кончик носа… Тим провернул стержень в нижней части штыка и ощутил, как дрожь, которую не мог полностью погасить даже мощный демпфер у основания стержня, сотрясла запястье: включился вибропривод.

Вагон затормозил перед станцией, но не получил сигнала к остановке и начал ускоряться: неровности днища смазались, стук колес стал чаще, почти слился в монотонный протяжный звук…

Тим развернулся в тот миг, когда край платформы пронесся над ним, привстал, взмахнув рукой.

Еще только появившись в зале, он заметил, что большая часть вагона железная, но вот пол состоит из плохо пригнанных, разбухших от влаги, пропитавшихся бензином и машинным маслом досок, – и надеялся, что во втором вагоне все обстоит так же.

Он не ошибся: мелко вибрирующий штык вошел в дерево, будто в песок.

Хорошо, что здесь не было шпал, а то бы разворотило колени и отбило внутренности. Тимура поволокло по бетонному полу; сжимая стержень-рукоять, он подтянулся. Ноги содрогались, подскакивали. Тим вцепился в низкие перильца, упер ступню в край доски, затем сумел оторвать от пола между рельсами вторую ногу.

Согнувшись в три погибели и держась за ограждение, выглянул. Платформа въехала в туннель; под низким покатым потолком горели тусклые лампочки, но их было мало, Тим почти ничего не видел. Вагон длинный, куда больше того, на котором уехали гражданские. Будто в пригородном монорельсе, здесь стояли два ряда сидений. В передней части было возвышение, там что-то едва заметно светилось, а рядом маячила человеческая фигура.

Колеса стучали, под днищем гудело и лязгало. Тимур выдернул штык из доски, отключил привод. Перелез через ограждение, присел в проходе, вглядываясь, опять включил нож и стал осторожно пробираться вперед.

Он вновь замер, когда до цели оставалось метра три. Правая рука ныла так, будто по плечу ломом ударили, пальцы наполовину онемели. Тимур мог шевелить ими, мог держать штык-нож, но сжать в кулак, а потом нанести более-менее приличный удар – нет. Вагон, стуча и покачиваясь, ехал сквозь тьму, в которой тонкими прямыми росчерками мелькали горящие под сводом лампочки. Теперь Тим отчетливее видел тумбу пульта управления со слабо освещенной верхней панелью. И девушку рядом. Слегка пригнувшись и отвернув голову от потока встречного воздуха, она искоса глядела вперед.

Тим полз долго, потому что двигался очень медленно. Это было мучительно: хотелось броситься вперед, прыгнуть, свалить девицу на пол, но поступать так было нельзя, американка показала, что умеет драться, – и он сдерживался изо всех сил. Всю дорогу от одного конца платформы до другого он молился, беззвучно шевеля губами, а колеса стучали, под днищем гудело и лязгало, шумел поток встречного воздуха, поскрипывали доски пола – и в какой-то момент Тиму показалось, что звуки раздаются в унисон с его словами, что весь темный мирок, сквозь который несется платформа, молится вместе с ним.

Девушка обернулась в тот момент, когда Тимур выпрямился. Не иначе сам Дадал шепнул ей на ухо, что приближается враг! Американка не просто развернулась – выбросила руку, и тыльная сторона ладони врезала ему по губам.

Штык-нож отлетел в сторону, а Тимур, прикусив язык, нагнулся и прыгнул, словно бык, который стремится вздернуть кого-то на рога, не замечая ударов, тяжелым градом сыпавшихся на плечи, голову, спину…

Он обхватил безбожницу за торс, приподняв, отшвырнул. Она боком свалилась на пульт управления, охнула, поворачиваясь… Тимур увидел: из тумбы торчат два крючка, на них висит длинная корзина, в которой лежит оружие. Он сунул туда руку одновременно с девушкой, она ударила Тима коленом в бедро, они рванули в разные стороны, лязгнув железом, отскочили.

В правой руке Тимура оказался пистолет необычной формы, у противницы – маленький автомат. Иеросолдат успел выстрелить первым – но рука едва двигалась, пуля пронеслась мимо, – потом ствол автомата уставился в его грудь, и Тим что было сил прыгнул в сторону.

Страх придал прыти. Перескочив через спинку, он свалился в узком пространстве между сиденьями и пополз, пригнув голову, к другому концу вагона.

В темноте позади застучал автомат. Звук был не такой, как у «ацилутов», напоминал глухое кашлянье. Над головой скрипнуло; сиденье, под которым Тим в этот момент полз, просело, треща…

Автомат смолк.

Тимур преодолел половину платформы. Должно быть, у американки закончились патроны, и пока она не успела перезарядить оружие, он выкатился в центральный проход, вскочив, метнулся обратно.

Но возле пульта девицы уже не было. Когда Тим пополз прочь, она вскочила на спинку сиденья и побежала по ним, перепрыгивая с одной на другую.

Фигура мелькнула сбоку – они заметили друг друга одновременно. Тим, пригнувшись, начал стрелять, а девушка на ходу перезаряжала автомат, прыгая по спинкам. Он вылетел к пульту, поскользнулся на влажных досках и упал, ударившись плечом. На другом конце вагона американка свалилась за последним сиденьем. Сразу же поднялась на колени, вскинув оружие, выглядывая, – и тут платформа пронеслась под утопленным в свод прожектором. В отличие от ламп, он горел ярко, и слепящей плетью полоснул по вагону.

Перед глазами Тимура пространство бесшумно взорвалось, развалилось на сияющие белые осколки, разделенные резкими черными тенями, которые залегли под пультом и между сиденьями, – все это стремительно сдвигалось, корежась, тени вытягивались, освещенные участки плющились и дробились, – но все же на другом конце гротескного изломанного пространства он разглядел голову и плечи девушки, оружие в ее руках…

Тимур выстрелил. Пули из автомата ударили его в грудь, он упал на спину. Свет прожектора погас.

Он сел, прислушиваясь, но сквозь стук колес и лязг не доносился звук осторожных шагов. Американка либо убита, либо ранена. Или, возможно, пока еще просто не пыталась подкрасться к нему.

Тимур провел ладонью по груди. Три кольцевых «волны», будто метеоритные кратеры, внутри – покатые гладкие углубления… Динамическая броня костюма «съела» пули, задержала их в себе. Он отполз к пульту, сел, привалившись спиной, чтобы видеть проход между сиденьями. Поднял пистолет на ладони. Лампочки редким пунктиром проносились вверху, озаряя рукоять, приваренную к стволу-трубке, кривой спусковой крючок… Да он самодельный, этот пистолет! Неужели и автомат такой же? Поглядывая в проход, Тимур щелкнул крышечкой на торце рукояти, с трудом выудил обойму, покрутил в пальцах, разглядывая, вытащил патроны и вновь зарядил. Всего их там помещалось десять, а осталось пять.

Он привстал сбоку от пульта. Американки не видно. Может, убита? Надо пробраться между сиденьями… нет, не получится, если жива – сразу пристрелит. Время сейчас было на ее стороне: вагон приближался к тому месту, куда уехали гражданские, их там могло быть много, вооруженных… Надо остановить вагон! – понял Тимур. Вывести из строя, затормозить… Он приподнялся, глядя над сиденьями. Лампочки мелькали вверху, вагон будто мигал: тускло вспыхивал в темноте и тут же мгновенно съеживался, схлопывался внутрь самого себя, возникал вновь и опять пропадал.

Тимур стал нажимать на клавиши в верхней части пульта – сначала придавливал их пальцами, потом принялся стучать ладонью. Никакой реакции, платформа неслась с той же скоростью. Ему даже показалось, что она стала двигаться быстрее.