Я Пилигрим Хейз Терри

Глава 41

К тому времени как вертолеты сели, Сарацин уже спустился с обрывистого склона и пересекал узкое, продуваемое ветром плато. Если западному миру повезло, когда Китинг взял на себя командование в горной деревушке, то и Сарацин тоже получил свою долю удачи: ему представилась возможность ехать верхом.

Из-за поврежденного при падении бедра спускаться с холма было чрезвычайно трудно. Его врачебный опыт подсказывал, что оно не сломано, но какова бы ни была травма, она сильно мешала при ходьбе.

Саудовец понимал, что без костыля или палки, на которую он мог бы опереться, ему скоро придется искать пещеру или яму, чтобы отлежаться там несколько часов и хоть немного передохнуть. Но когда Сарацин пересекал плато, он внезапно увидел лошадь.

То был один из его пони. При свете звезд он казался одиноким и потерянным, отторгнутым от своих собратьев. Узнав голос хозяина и надеясь обрести не только компанию, но и угощение, пони послушно приблизился к нему. Схватив чомбур, которым он хлестал лошадей накануне вечером, Сарацин использовал его как импровизированный повод и вcкарабкался на пони.

Он пустил лошадь легким галопом. Быстро проскакав через плато, Сарацин нашел тропку, которой пользовались летом козопасы, чтобы добраться до горных пастбищ, и предоставил пони самому выбирать дорогу. Выросшее в горах, крепко стоящее на ногах животное быстро вывезло его на осыпающуюся тропу, инстинктивно избегая рыхлого гравия и никогда не впадая в панику, даже если высота под его копытами составляла более тысячи футов.

На рассвете американские вертолеты несколько раз облетели узкое плато, безуспешно ища террориста, но все их кривые и координатные сетки основывались на предположении, что этот человек передвигается пешком. Учитывая, что местность изобиловала ущельями и пещерами, как естественного происхождения, так и рукотворными, процесс поисков оказался очень долгим и трудоемким как для пилотов, так и для наблюдателей.

Зона поисков, которые вели натовцы, все время расширялась, но лошадь вывезла Сарацина намного дальше пределов их досягаемости. Через два дня он наткнулся на племя пастухов-кочевников и днем ехал вместе с ними, а по ночам укладывался спать между их палатками.

Однажды рано утром Сарацин увидел с высокого гребня горы шоссе, которое делило пополам долину внизу, и направился к нему, покинув кочевников.

Через два часа он уже влился в поток стареньких грузовиков, быстроходных пикапов «тойота» и переполненных автобусов, исчезнув в хаосе современного Афганистана.

Глава 42

Люди в белых костюмах РХБЗ (радиационной, химической и биологической защиты) методично работали внутри полупрозрачного серебристого купола. Передвижные генераторы и хитроумные фильтры разгоняли запах сырой земли и негашеной извести, нагнетая очищенный воздух с постоянной температурой в двадцать градусов Цельсия.

Несмотря на медленный ход работ, техникам и их руководителям потребовалось всего несколько часов, чтобы установить: на вершине горы радиоактивных материалов нет.

Это открытие нанесло удар по репутации Китинга и перспективам его карьерного роста. «Паникер» – это было еще самое мягкое слово среди тех, которыми наградили его офицеры, составлявшие иерархическую цепочку. Очень скоро они утратили интерес к процессу эксгумации. Члены команды противохимической защиты сошлись во мнении, что некий наркокурьер захоронил здесь пару лошадей – своих или, что даже более вероятно, принадлежавших конкуренту. Когда дело доходит до междоусобиц, отдельные афганские кланы объединяются в борьбе друг против друга.

Но имелось одно обстоятельство, от которого нельзя было презрительно отмахнуться, – негашеная известь. И оно поддерживало Китинга на протяжении всех этих трудных дней: он упрямо продолжал верить, что в скоплении заброшенных домов кроется нечто зловещее, глубоко порочное. А учитывая уединенное расположение деревни и окружавший ее живописный пейзаж, лейтенант даже придумал для нее название – Отель «Вид сверху».

И вот наконец был обнаружен первый обугленный труп, вернее, то, что не смогли уничтожить огонь и негашеная известь. Специалисты определили, что это останки женщины, и вполне резонно предположили, что глубже в этом захоронении обнаружат еще двух мертвецов – японца и голландца. Что же это был за похититель, если он бросил свою добычу в яму, заполненную негашеной известью, даже не попытавшись назначить сумму выкупа?

Рядом с трупом, в густом месиве химических реагентов, были обнаружены два квадратных дюйма некоей ткани, по всей видимости седельного одеяла. Хотя специалисты-химики не знали этого наверняка, но могли предположить, что в последнюю ночь своей жизни женщина прижимала его к лицу, пытаясь удушить себя, чтобы прекратить невыносимые муки. На одеяле остались следы ее слюны, крови, нити органической ткани и полный спектр генетического материала из волдырей, образовавшихся у нее во рту и в горле.

Итальянка инстинктивно пыталась защитить себя от сильного пламени: одеяло было все еще зажато в ее частично сгоревшей руке, когда Сарацин с помощью лошадей затащил несчастную в яму. Если бы труп пролежал в ней еще час, негашеная известь уничтожила бы его полностью.

И тогда обеспокоенные люди из команды РХБЗ были вынуждены признать, что никакое это не похищение с целью выкупа. Репутация Китинга была мгновенно восстановлена, и перед лейтенантом вновь открылись перспективы карьерного роста. Темпы работ ускорились. Главной задачей было установить, с чем они имеют дело, поэтому маленький квадратик одеяла был запечатан в герметичный контейнер биозащиты. А тот в свою очередь поместили внутрь свинцовой коробки и отправили сначала вертолетом, а потом – реактивным самолетом, специальным ночным рейсом, в Форт-Детрик, штат Мэриленд.

Глава 43

Форт-Детрик, входящий в систему медицинской службы армии США, располагается за чертой города Фредерик и состоит из совокупности зданий и кампусов на строго охраняемой территории площадью в тысячу двести акров.

В одном из самых больших кампусов размещается ведущая американская организация, специализирующаяся на биологическом оружии, – Научно-исследовательский институт инфекционных заболеваний, заведение столь секретное, что многие конспирологи утверждают: там находится лаборатория, где по заказу правительства США был создан вирус иммунодефицита человека.

Если сторонники теории заговора правы, то, возможно, низкое длинное здание неподалеку от так называемой Башни сибирской язвы – именно то место, где НАСА разработало программу высадки на Луну. Но об этом мало кто знает: даже людям со столь высоким допуском к государственным секретам, как у меня, никогда не разрешалось посещать этот объект.

В одну из лабораторий биологической безопасности Форт-Детрика и прибыла воскресным утром запечатанная коробка из Афганистана. Она не была помечена как объект первостепенной важности, поскольку никто в Отеле «Вид сверху» не знал, с чем имеет дело.

По этой причине коробка ждала своей очереди, и открыли ее только в девять часов вечера. Единственным микробиологом, остававшимся к этому времени на работе, был некий Уолтер Дрэкс, недалекий обидчивый человек лет сорока с лишним, который предпочитал трудиться в ночную смену, когда нет необходимости терпеть общество всяких кривляк и кретинов. Уолтер считал, что тайные недоброжелатели, к которым он относил большинство своих коллег и, безусловно, всех начальников, постоянно ставят ему палки в колеса, препятствуя продвижению по службе и увеличению жалованья.

Сейчас он в одиночестве работал в условиях биозащиты четвертого уровня, в лаборатории с отрицательным давлением воздуха, в костюме, похожем на тот, которым пользовался Сарацин, с регулятором воздуха, подаваемого из баллона у него над головой. Дрэкс распечатал коробку в специальном шкафу, вытащил маленький кусочек ткани седельного одеяла и подготовил его для анализа.

Взглянув на экран электронного микроскопа, Дрэкс в первый момент не поверил своим глазам. Сердце его бешено колотилось, он сильно вспотел. Микробиолог трижды проверил результаты, даже заменил микроскоп и, вернувшись на рабочее место, пролистал на всякий случай специальную литературу и заглянул в имевшее гриф «ДСП» руководство для сотрудников института. Сомнений больше не было.

Он видел в микроскопе Variola major. Ученый интуитивно понимал: это высокоактивный штамм, но Дрэкса по-настоящему ужаснуло, когда он заглянул поглубже в спираль ДНК в центре штамма и сообразил, что тот был создан методом генной инженерии. У Дрэкса не оставалось сомнений: это патогенный штамм, который можно использовать в качестве биологического оружия – беспощадного средства массового уничтожения.

Распустив спираль ДНК и сравнив количество символов в учебниках с тем, что он видел в микроскопе, Дрэкс быстро понял: кто-то добавил специфический ген. Этому можно было найти только одно объяснение: вирус создавался с таким расчетом, чтобы вакцина против него была бессильна.

Если это сработало – а Дрэкс не видел причины, которая могла бы помешать, – создатель вируса имел в своем распоряжении самое эффективное средство убийства, которое когда-либо существовало в мире. Куда там до него нацистам, применявшим для истребления узников концлагерей «Циклон-Б»!

Ситуация явно была экстремальной. Инструкция предписывала в таком случае немедленно позвонить домой дежурному начальнику и доложить о своем открытии. Но Дрэкс не хотел этого делать. Черта с два он даст кому-нибудь из этих выскочек шанс занять место в истории института! Он знал, что обнаружение вируса оспы, имеющего силу бактериологического оружия, станет праздником для его руководителей.

Дрэкс напомнил себе, что весь институт до сих пор превозносит парней, отыскавших вирус Эбола у этой дурацкой обезьянки.

И он решил предпринять обходной маневр: поговорить со своей кузиной. Нельзя сказать, что Дрэкс сильно любил двоюродную сестру, но та была замужем за человеком, занимавшим должность помощника по особым вопросам в Совете национальной безопасности. Дрэкс про себя называл этого типа Лизоблюдом, за его умение подлизываться к начальству.

Связавшись с ним по телефону, Дрэкс не стал ничего объяснять, а сказал, что хотел бы поговорить с самым высокопоставленным представителем американской разведки, которому муж его кузины сумеет дозвониться поздно вечером в воскресенье. Лизоблюд рассмеялся и ответил, что так делать не принято: пусть лучше Дрэкс расскажет ему обо всем. А кстати: почему бы ему не обратиться к своим непосредственным начальникам? А они уже будут действовать согласно протоколу…

Но Дрэкса не устраивало такое промедление.

– Извини, – перебил он родственника. – Возможно, тебя беспокоит проблема секретности. Так вот, с нашей лабораторией можно связаться по надежно защищенной линии связи. Пусть кто-нибудь немедленно позвонит мне. Это дело государственной важности.

Дрэкс повесил трубку, не слушая возражений, и стал ждать. Уже много лет у него не было такого приподнятого настроения.

Именно эти слова – «дело государственной важности», – равно как и то обстоятельство, что двоюродный брат жены работал в секретной лаборатории биологической безопасности, убедили Лизоблюда позвонить заместителю директора Национального разведывательного управления, которого он хорошо знал: их сыновья-подростки играли в одной бейсбольной команде.

Заместитель директора набрал номер лаборатории Дрэкса и с нарастающим беспокойством выслушал от него информацию о куске материи, доставленном из Афганистана, и о новой разновидности вируса оспы.

– Учитывая панику, которую вызовет подобное сообщение, я хочу, чтобы об этом знало как можно меньше людей. Поэтому решил обратиться прямо в верхние эшелоны власти, – пояснил Дрэкс.

Чиновник похвалил микробиолога за предусмотрительность, велел держать язык за зубами и не предпринимать никаких действий, пока он ему не позвонит. У заместителя директора, однако, тут же возникла одна серьезная проблема: как узнать, не лжет ли Дрэкс? Ведь одного ученого из Форт-Детрика уже подозревали в выращивании вируса сибирской язвы и рассылке его по почте нескольким американским сенаторам. Этот парень на линии засекреченной связи, конечно, говорил кошмарные вещи, но мог ли чиновник быть уверен, что этот чокнутый действительно работает в Форт-Детрике?

Замдиректора позвонил руководителю института, офицеру высокого ранга, который и сам был уважаемым ученым, и взял с него обещание хранить тайну, а потом изложил суть дела и попросил, а вернее – приказал немедленно отправиться в лабораторию и лично все перепроверить.

Через сорок минут, сидя у электронного микроскопа Дрэкса, руководитель института связался с высокопоставленным чиновником и подтвердил новость, которую тот опасался услышать. Теперь вся правительственная машина, охваченная паникой, заработала с полной нагрузкой. При этом лишь два человека в крупнейшем учреждении, занимающемся биологической безопасностью, которое, казалось, должно было находиться в эпицентре событий, знали, что на самом деле происходит. Итак, обходной маневр Дрэкса удался.

Случившееся стало для нас полной неожиданностью, но теперь правительство, по крайней мере, имело шанс сохранить все в тайне. Если бы Сарацин узнал, что на него идет охота, он либо моментально затаился бы, либо ускорил осуществление своих планов. Секретность имела в данном случае первостепенное значение, и ближайшие несколько часов должны были стать решающими…

Глава 44

Секрет не получил широкого распространения: к полуночи воскресенья только девять человек во всем мире, не считая Сарацина, знали правду. Очень скоро я стал десятым, хотя давным-давно распрощался со своим служебным значком.

Первые двое посвященных, Дрэкс и его начальник, работали в Научно-исследовательском институте инфекционных заболеваний, принадлежавшем военному ведомству. Третьим был заместитель директора Национального разведывательного управления. Убедившись в достоверности услышанного, он тут же позвонил своему непосредственному начальнику, который стал четвертым.

Директор Национального разведывательного управления никоим образом не был бесцветным бюрократом. Он сыграл определенную роль в истории широко раскинувшего свои сети разведывательного сообщества. В самом начале карьеры этот человек анализировал сделанные с самолетов снимки советских военных объектов, а затем участвовал в тайных операциях ЦРУ. Благодаря темной истории точечных ликвидаций, которыми занимался его отдел, а также репутации человека с самым тихим голосом среди всех государственных служащих, когда-либо работавших в Вашингтоне, он получил прозвище Шепчущая Смерть, сопровождавшее его до конца карьеры. Но чаще директора Национального разведывательного управления называли просто Шептуном.

Именно его звонок разбудил президента в его личной спальне на втором этаже Белого дома. Шептун подождал немного, чтобы главнокомандующий стряхнул остатки сна и перешел в свой кабинет. Было одиннадцать часов вечера.

Президент овдовел семь лет назад и с тех пор вел монашескую жизнь, проводя ночи в одиночестве. Не желая беспокоить охрану, он не стал заходить в соседнюю комнату, но помедлил немного, сняв халат с крючка. Поскольку директор Национального разведывательного управления позвонил во внеурочное время, а также по тону Шептуна президент догадался: случилось что-то очень серьезное. Он не хотел, чтобы проклятые газетчики из «Нью-Йорк таймс» сообщили, будто он услышал новость, лежа в постели в пижаме.

Сидя за письменным столом, президент выслушал рассказ Шептуна о том, что в заброшенной афганской деревушке обнаружен вирус оспы, но не обычный, а созданный методом генной инженерии, специально усовершенствованный, чтобы сокрушить вакцинную защиту. Генетический анализ показал, что вирус был синтезирован из отдельных компонентов, доступ к которым в любой стране мира получить несложно. Он прошел клинические испытания в горах Гиндукуша, в результате чего погибли три ни в чем не повинных человека. Единственный подозреваемый – о нем нет никакой информации – бежал и, скорее всего, укрылся в одном из соседних арабских государств, общее население которых составляет четыреста миллионов человек. Короче говоря, мир стоит перед лицом потенциальной катастрофы.

Таким образом, президент, очень довольный, что успел надеть халат, стал пятым человеком, узнавшим этот секрет.

У него, как и у директора Национального разведывательного управления, не было сомнений (ни в тот момент, ни в последующие недели), что цель террористов – США. С тревогой в сердце и растущей яростью в душе президент спросил директора Национальной разведки, как скоро следует ожидать нападения.

– Не знаю, – ответил Шептун. – Все, что я могу сказать: какой-то одиночка или группа террористов синтезировали вирус и убедились, что он работает. Какой смысл им медлить?

– Я понял, – холодно сказал президент. – Но вы директор разведывательной службы, и мне нужно иметь представление, какими временны`ми рамками я ограничен. Хотя бы приблизительно.

– Откуда мне знать? Единственное, что я могу вам ответить – они начнут действовать очень скоро.

Какая удача, что записывающая система Белого дома охватывала и личный кабинет главы государства: единственный случай, когда Шептун повысил голос, стал достоянием истории.

Он сообщил президенту, что вызовет машину и будет в Белом доме через двадцать минут. Закончив разговор, главный разведчик страны с полминуты сидел в раздумье. Шептуна охватил страх, и он подумал, что Форт-Детрик вновь в который уже раз оказался достоин своего прозвища – Форт-Фатум.

Глава 45

Правительственная машина на большой скорости ехала по пустым улицам к Белому дому. Шептун удобно устроился на заднем сиденье, подняв толстое стекло, отделяющее его от водителя, и сделал несколько телефонных звонков. Прежде всего он приказал немедленно арестовать Уолтера Дрэкса. Беглого взгляда на личное дело микробиолога было достаточно, чтобы прийти к выводу: в этом человеке слишком много злости, он непредсказуем, и нет никакой уверенности, что он не станет болтать или хвастаться.

Через несколько минут шестеро в штатском въехали на трех черных внедорожниках в институтский кампус, где их встретили местные охранники и сопроводили в лабораторию Дрэкса. Не слишком тщательно скрывая под пиджаками пистолеты, они велели директору института возвращаться в свой кабинет, сунули под нос Дрэксу какие-то удостоверения – он даже не разглядел, был ли на них символ ФБР, – и объявили, что он арестован по подозрению в шпионаже. Дрэкс в крайнем возбуждении заявил, что не имеет ни малейшего понятия, о чем они говорят: он всю свою жизнь был законопослушным гражданином и настоящим патриотом. Его слова проигнорировали, но сообщили, какие у него имеются права. Тогда Дрэкс потребовал адвоката, и ему ответили, что этот вопрос будет решен, после того как ему предъявят формальное обвинение. Конечно, никто не собирался этого делать. Дрэкса отвезли на аэродром в другом конце Фредерика, откуда правительственный реактивный самолет доставил его на частную взлетно-посадочную полосу в горном массиве Блэк-Хиллс, штат Южная Дакота. Оттуда внедорожник отвез микробиолога на отдаленное ранчо, где его разместили в домике с весьма унылым казенным интерьером.

По иронии судьбы – это было одно из тех странных совпадений, что жизнь порой дарит нам, – Дрэкса поселили в том же доме, куда в свое время, после убийства Синего Всадника, привезли и меня. Но вот только его отдали на попечение уже другим членам разведывательного сообщества: «Дивизия» была давно расформирована. Как и о моем секрете много лет назад, о тайне Дрэкса, да и о нем самом, мир не узнал.

Далее Шептун позвонил трем послам – Италии, Японии и Голландии. Он с глубоким прискорбием сообщил им о гибели граждан этих стран, убитых похитителями в тот момент, когда они поняли, что кольцо окружения вокруг них смыкается.

– Преступники захоронили трупы в спешке, и теперь мы проводим эксгумацию. Понятно, что криминологические тесты и формальная идентификация займут какое-то время.

Директор Национальной разведки объяснил послам, что по оперативным соображениям эту информацию необходимо держать в тайне. И хотя он не сказал об этом прямо, но попытался создать впечатление, что преследование убийц продолжается.

Последним, кому он позвонил, был глава ЦРУ. Без всяких объяснений, как это нередко делается в мире спецслужб, Шептун попросил его проинформировать людей в костюмах РХБЗ, работающих близ Отеля «Вид сверху», что все тесты дали отрицательный результат. Подразделение химзащиты там больше не нужно, пусть они немедленно возвращаются на базу. После их отъезда туда необходимо направить оперативников ЦРУ, чтобы они загерметизировали яму и полностью обезопасили весь объект.

Когда директор Национальной разведки покончил с серией звонков, закупорив основные каналы возможной утечки секретной информации, его машина уже въезжала в ворота Белого дома.

Глава 46

Как это ни удивительно, Джеймс Гросвенор был чрезвычайно умен, привлекателен и скромен, иными словами, совсем не похож на типичного политика. Никто и не предполагал, а меньше всего об этом думал сам Гросвенор, что однажды он станет президентом Соединенных Штатов.

Почти всю свою трудовую жизнь он был бизнесменом, занимаясь главным образом превращением бедствующих производственных компаний в успешные. Можете назвать его старомодным, но Гросвенор свято верил в промышленность США, в мастерство американских рабочих, в то, что трудолюбивые мужчины и женщины заслуживают достойной заработной платы и приличного медицинского обслуживания. Не верил он только в профсоюзы, считая, что, если капитал управляется должным образом, в них просто нет необходимости. Нет нужды говорить, что работники ценили такое отношение и очень уважали Гросвенора: производительность труда на его предприятиях была одной из самых высоких в стране.

Успехи Гросвенора в бизнесе и сопутствующее им богатство позволили ему брать под свой контроль все более крупные компании. В результате он обрел репутацию человека, призванного спасти национальную промышленность. «Феникс восстает из пепла» – так назывался посвященный ему сюжет в программе «Шестьдесят минут». Вскоре после этой телевизионной передачи ему предложили пост министра торговли. Денег у Гросвенора хватало, и он с радостью принял этот новый вызов. Для человека, который сделал себя сам, засилье бюрократии в правительстве стало откровением, но он был не из тех, кто отступает, и добился на этом посту таких успехов, что, когда в результате очередного коррупционного скандала отстранили от должности министра здравоохранения, на этот пост назначили Гросвенора.

Его жена Энн умерла от рака груди, и он привнес в деятельность министерства яростную энергию, которой долгие годы не знали в этом пропахшем плесенью здании на Индепенденс-авеню. Гросвенор неоднократно защищал интересы простых граждан, чем вызвал ярость могущественного медицинского лобби, но это лишь повысило его рейтинг в обществе. Через два года его попросили стать кандидатом в вице-президенты США. Кандидатом в президенты была женщина, первая в истории страны дама, претендовавшая на высший пост в государстве. И Гросвенор понимал, что он, будучи мужчиной, должен, так сказать, уравновесить соотношение сил.

Никто из друзей министра здравоохранения не ожидал, что он согласится, но у них с Энн никогда не было детей, и ему становилось все труднее заполнять вакуум, образовавшийся после ее смерти. Гросвенор искал еще более напряженную работу и готов был принять новые серьезные вызовы. Он был полон энергии и развивал бурную деятельность, однако за этим фасадом скрывался совершенно другой человек: грустный, ранимый и, безусловно, глубоко порядочный.

Проведя два дня в раздумьях, Гросвенор согласился участвовать в президентской кампании, в глубине души не слишком рассчитывая на успех своей кандидатки. Опросы общественного мнения подтвердили обоснованность его сомнений. Хотя страной еще не так давно правил темнокожий президент, но смириться с женщиной в роли Верховного главнокомандующего… Нет, к этому избиратели пока еще не были готовы.

Когда кандидатка за десять недель до выборов выступала на митинге в Айове, у нее случилась аневризма сосудов головного мозга, и она упала прямо на сцене. Следующие четыре дня несчастная женщина отчаянно цеплялась за жизнь, а родные круглосуточно дежурили у ее постели.

Гросвенор прошел через все это, не только оставшись верным своему ритму жизни, но и не отказавшись от большинства обязательств своей партнерши, фактически в одиночку взвалив на себя дальнейшую президентскую кампанию. При любой возможности он рассказывал, как сам пережил болезнь и смерть жены, напоминая аудитории о том, что было в их жизни действительно важным: хорошее здоровье, долголетие, любовь близких. В кои-то веки раз в ходе политической кампании прозвучали искренние нотки.

Гросвенор всегда был блестящим человеком: толковым, остроумным, красивым. Разрыв с соперником, как показывали опросы общественного мнения, сокращался. Но поворотным моментом стал тот вечер, в который родные кандидатки решили отключить ее от системы жизнеобеспечения. Гросвенор находился там же, в больнице, и, когда все было кончено, вышел через боковую дверь, чтобы глотнуть свежего воздуха. Через несколько мгновений за ним последовал муж кандидатки. Они оба думали, что их никто не видит.

Но за ними кто-то наблюдал – возможно, больничный санитар, – сняв всю сцену на камеру мобильника. Нечеткое изображение, полученное со значительного расстояния, тем не менее показало, как разрыдался, потеряв самообладание, муж кандидатки. После некоторой паузы, когда стало ясно, что он не в силах совладать с эмоциями, Гросвенор обнял вдовца и несколько минут держал того в своих объятиях.

Два немолодых человека стоят рядом с больницей, и один из них – кандидат в вице-президенты – поддерживает другого в момент мучительной душевной боли. Это была такая человечная, столь непосредственная сцена, что через считаные минуты после того, как анонимный фотограф выложил запись в Интернете, множество людей захотели увидеть все собственными глазами. Избиратели поняли, что из-за ширмы тщательно созданного имиджа им навстречу вышел человек, который не слишком отличается от каждого из них.

В первый вторник ноября вновь произошло изменение в распределении голосов: совсем незначительное, но этого оказалось достаточно, чтобы с небольшим преимуществом победу одержал Джеймс Гросвенор, наверное самый неожиданный кандидат в современной американской политике.

– Я все равно как Линдон Джонсон, вот только убийства не было[13], – сказал он друзьям накануне инаугурации.

Но на один вопрос, который буквально вколачивал в сознание избирателей его оппонент во время предвыборной кампании, не мог ответить никто: обладает ли Джеймс Бальтазар Гросвенор необходимой твердостью характера, чтобы в случае чего справиться с серьезным кризисом?

И вот все мы – страна, мир и сам человек, к которому был обращен этот вопрос, – оказались перед необходимостью дать на него ответ.

Глава 47

Шептун вошел в Овальный кабинет и обнаружил, что Государственный секретарь США, а также министры обороны и внутренней безопасности уже вызваны и сидят за рабочим столом Линкольна. Глава администрации президента Гросвенора делал пометки в блокноте, используя одновременно маленький mp3-плеер, чтобы записывать сказанное. С какой целью он это делал – для потомства, личного архива или просто потому, что не доверял своей памяти, – никто не знал.

Президент объяснил трем министрам[14], составлявшим костяк правительства, суть произошедшего, и таким образом уже девять человек оказались посвященными в тайну. Гросвенор предупредил собравшихся: если кто-нибудь из них разгласит информацию об угрозе, нависшей над страной, в беседе с женой (детьми, любовницей, слугой – с кем угодно, список они могут продолжить сами), это будет считаться государственной изменой.

Министры мрачно кивнули. Гросвенору оставалось только уповать на их порядочность. Президент хотел огласить составленную впопыхах повестку дня, но министр обороны прервал его, поинтересовавшись:

– Исходя из того, что нам известно, не будет ли правильным начать с чтения Библии или с молитвы?

Гросвенор увидел, что Шептун и Государственный секретарь при этих словах выразительно закатили глаза. Теперь он знал, что в его «кухонном кабинете» есть по меньшей мере два атеиста.

– Хорошая идея, Хэл, – спокойно ответил он министру обороны, – и я уверен, что каждый из нас в эту ночь лично попросит Господа о необходимой духовной помощи. А сейчас давайте сразу перейдем к делу.

Это был удачный, весьма дипломатичный ответ, который, казалось, устроил и министра обороны Хэла Эндерби, и сидящих позади него атеистов.

Президент повернулся к Шептуну:

– Прежде всего, есть ли уверенность, что вирус создан с таким расчетом, чтобы сокрушить вакцинную защиту?

– Да. Мы обнаружили ген, очевидно связанный с иммунной системой, который внесен в его ДНК. Это не может быть случайностью.

– И это действительно работает? Вирус побеждает вакцину? – спросил президент. – Я хочу сказать, что это выходит за рамки известного науке. Ведь такого раньше никогда не было?

– К сожалению, было, сэр, – ответил Шептун и обвел собеседников взглядом, давая им понять: то, что он сейчас скажет, – строго секретно. – В конце восьмидесятых годов в Советском Союзе произвели по меньшей мере десять тонн вирусов оспы для использования в боеголовках индивидуального наведения. По данным нашего высокопоставленного агента, этот вирус создан с таким расчетом, что вакцина на него не действует. У нас есть все основания считать: подобное возможно.

Откровение главного шпиона вызвало всеобщее молчание. Оно было прервано единственной присутствующей здесь женщиной – министром внутренней безопасности.

– Но это еще не значит, что в нашем случае вирус работает. Одно дело – русские, совсем другое – террористы. Мы ведь не можем с уверенностью говорить об этом?

– Думаю, можем, – ответил президент Гросвенор. – Тот человек на Гидукуше захватил трех пленников. Трудно вообразить, что в ходе эксперимента он не сделал прививку хотя бы одному из них, чтобы выяснить, взламывает ли его вирус вакцинную защиту.

– Абсолютно с вами согласен, – кивнул Шептун. – Ясно, что вирус сработал: все три пленника мертвы.

– А это, увы, означает: наша линия обороны разрушена, – констатировал президент. – Триста миллионов доз вакцины теперь, по-видимому, совершенно бесполезны. – (Какое-то время в тускло освещенной комнате стояла тишина.) – Надо было разработать антивирусный препарат, найти способ лечения оспы. Это единственная реальная защита, – заключил Гросвенор негромко, словно размышляя вслух.

– Увы, эта возможность упущена, и времени у нас нет, – сказал госсекретарь, немолодой усталый человек.

Гросвенор кивнул и повернулся к Шептуну:

– Такой вирус, кажется, называют горячим, высокоактивным?

– Да, он чрезвычайно активен, – ответил Шептун. – Это явно было сделано намеренно. Чем горячее штамм, тем быстрее он сгорает. Вирус не вполне живой, но точно не мертвый. Он не может существовать вне организма-хозяина, в данном случае человеческого тела. Чем быстрее он уничтожает своего хозяина, тем быстрее угасает эпидемия. Думаю, что тот, кто создал этот вирус, хочет уничтожить не весь мир, а только нас.

– Звучит утешительно, – иронично заметил президент. – Значит, этот человек исчез. Как мы его найдем? С помощью системы «Эшелон»? – спросил он главу администрации.

Тот сделал несколько звонков, распорядившись в течение пяти минут передать в Овальный кабинет все сведения, подслушанные «Эшелоном». Чтобы материал был пригоден для работы, Шептун предложил ограничить первоначальный объем информации широкой дугой, окружающей горные вершины Гиндукуша, а время – последними двенадцатью днями. Но он знал, что даже в таком случае разнообразных сведений будет в избытке.

В этом регионе, конечно, отсутствовали наземные линии связи, а мачты, обеспечивающие работу мобильных телефонов, имелись только вокруг Кабула и нескольких других крупных городов. Это подразумевало широкое использование спутниковых телефонов. «Эшелон» хорошо принимал их сигналы, легче, чем любые другие. Проблема состояла в том, что все остальные средства связи в Афганистане были на уровне каменного века, поэтому спутниковые телефоны таскали с собой все: наркокурьеры, контрабандисты, торгующие оружием, военные, командиры талибов, сотрудники гуманитарных миссий, журналисты, старейшины деревень, врачи, приехавшие в командировку правительственные чиновники.

Добавьте к этому десять разнообразных местных языков и около сорока диалектов, а также шифры и коды, от простейших до самых изощренных. Понятно, что объем полученного материала будет огромным.

Тем не менее, если бы тот, кого лейтенант Китинг видел мельком на вершине горы, пользовался спутниковым телефоном вблизи деревни, «Эшелон» услышал и записал бы этот разговор. Конечно, президент знал: нет никакой гарантии, что разыскиваемый ими человек вообще имеет подобное средство связи, но в данных обстоятельствах просто не было иного выбора: все лучше, чем совсем ничего.

Президент распорядился, чтобы установленные в Форд-Миде компьютеры «Роудраннер» фирмы IBM с водяным охлаждением и самыми быстродействующими в мире процессорами тут же начали сканировать базы данных.

Если компьютеры ничего не находили с первого захода, круг их поисков расширялся миля за милей. В зону охвата попадали не только страны, но и целые субконтиненты. Искали один-единственный голос среди десятков миллионов.

Глава 48

Тем временем пятеро мужчин и одна женщина сидели вокруг стола Линкольна, пытаясь наметить план действий. И почти сразу же обнаружились серьезные противоречия.

Единственное, на чем все они сошлись, – статус угрозы для государства не изменился: он остается на низком уровне, а чтобы избежать паники и ненужных вопросов, тайна не должна выходить за пределы этого кабинета. В последующие два часа атеисты и святоши стали брать друг друга за горло по любому поводу. Затем, обсуждая какой-то вопрос, они внезапно сплотились против президента, разбились на еще более мелкие группы, после чего сформировали ненадежные союзы с бывшими оппонентами, вернулись к своим естественным союзникам, а потом в нескольких случаях выступили как одинокие стрелки.

– Это даже хуже, чем заседание Лойя-джирга[15], – исчерпав все прочие эпитеты, сказал глава администрации в свой mp3-плеер.

К тому времени как бесплодные споры не на шутку изнурили собравшихся, все объединились против Шептуна. Присутствующие решили про себя, что это самый упрямый человек, которого они встречали. При обсуждении одного из вопросов министр внутренней безопасности впала в крайнюю степень раздражения и воскликнула, обращаясь к Шептуну:

– Да уберите же наконец руку со своей ширинки!

Такое выражение было столь неподобающим для женщины и христианки, что даже она сама была шокирована сказанным. И тогда Шептун, человек по натуре добрый, улыбнулся вместе со всеми.

В результате настроение присутствующих значительно улучшилось. И тут Шептун внезапно высказал по-настоящему плодотворную идею: именно ему пришла в голову мысль о полонии-210.

До этого все присутствующие безуспешно пытались сдвинуть упрямца с мертвой точки: начальник разведки последовательно отвергал любые предложения, отказываясь верить, что в принципе возможно раскинуть сеть по всему миру, если ищешь человека, но не желаешь, чтобы он это даже заподозрил. Вот что, например, Шептун говорил своим коллегам:

– Допустим, мы обратимся к пакистанцам и скажем, что очень нуждаемся в их помощи, но, к сожалению, не можем раскрыть им причину этого. Они не только обидятся, но начнут размышлять, что за этим кроется. Знаю по опыту: когда многие люди о чем-то напряженно думают, кто-нибудь наверняка да догадается.

Чуть позже, когда все посмеялись над необдуманной репликой министра внутренней безопасности, Шептун вновь взял слово:

– Мы говорим об использовании ресурса всего разведывательного сообщества США и его союзников. Больше ста тысяч агентов будут охотиться на одного человека. Конечно, возникнет предположение, что это террорист. И в ответ мы скажем…

Внезапно его голос отстал от полета мысли, которая, казалось, наткнулась на некое невидимое препятствие, а потом вновь вырвалась на открытое пространство.

Президент вопросительно поднял на него глаза:

– Что, простите?

Шептун улыбнулся:

– И в ответ мы скажем следующее: у нас есть заслуживающие доверия разведывательные данные, оперативная информация о том, что похищение иностранных граждан – лишь часть грандиозного заговора. Конечная цель – добыть деньги для приобретения полония – двести десять.

– Ядерный заряд? – спросил госсекретарь.

– Точно, – подтвердил Шептун. – Мы скажем, что якобы этот человек или организация, в которой он состоит, вплотную приблизились к созданию портативного ядерного устройства размером с чемоданчик.

Когда до присутствующих дошел смысл этой идеи, они почувствовали себя на фоне хитроумного Шептуна наивными первоклашками.

– Все непременно станут нам помогать, – воодушевился министр обороны. – Ни одно правительство в мире, даже в тех странах, где у власти стоят экстремисты, не захочет, чтобы неизвестно кто тайком изготавливал бомбу у них на заднем дворе.

– Это даст нам повод открыть крупнейшую в истории охоту на человека, – продолжал Шептун. – Дело столь серьезное, что никто даже не будет задавать лишних вопросов. Конечно, мы сделаем вид, что крайне неохотно раскрываем эту информацию…

– Мы сами организуем утечку, – предложила министр внутренней безопасности. – Пусть это будет печатный орган, пользующийся уважением, – «Таймс» или «Пост».

Шептун улыбнулся: присутствующие уловили суть его идеи.

– Но это вызовет панику, – заметил госсекретарь, надеясь, что его разумная реплика прозвучала достаточно громко и будет зафиксирована записывающей аппаратурой.

– Да, конечно, но все же не такую сильную, как известие о вирусе оспы, – ответил Шептун. Он уже подумал о реакции общественности и рассчитывал, что препятствий из-за этого не возникнет. – Одна бомба, один город. Президент убедит публику, что ситуация под контролем.

Все повернулись к главнокомандующему, желая увидеть его реакцию, и с удивлением обнаружили, что лицо президента еще больше погрустнело.

– Ужасная особенность нашего времени, – сказал он, – состоит в том, что портативная атомная бомба оказывается не столь страшной, как настоящая правда.

Последовала пауза: все призадумались. Действительно, когда все это началось? Как случилось, что мир сошел с ума?

Однако Шептун, который был не просто здравомыслящим практичным человеком, но и самым сильным и волевым из присутствующих, посчитал, что размышления о причинах вражды между людьми сейчас абсолютно неуместны. Он предпочитал действовать.

– Надо послать в аэропорты и на пограничные пункты агентов со сканирующими устройствами. Не важно, как мы их назовем – счетчики Гейгера или иначе, – главное, чтобы они измеряли температуру тела. Так мы выявим один из первых признаков оспенной инфекции. Естественно, мы уделим особое внимание арабам и другим мусульманам, как же иначе? Все люди с повышенной температурой будут направляться для повторной проверки и при необходимости на карантин.

Госсекретарь прервал его:

– Неужели это самый вероятный метод атаки: люди, которые намеренно?…

– Инфицированные самоубийцы, – подхватил его мысль Шептун. – Несколько лет назад мы проводили учебную операцию под названием «Темная зима», и эта гипотеза всегда рассматривалась как наиболее вероятная. Если мы сумеем выявить одного из переносчиков инфекции, можно будет проследить, откуда он появился, держать под контролем его перемещения и таким образом найти организаторов.

Наступила тишина, но Шептун знал, что это молчание, сопутствующее успеху, а не разочарованию. Они потратили несколько часов, но теперь у них появилась вполне осуществимая стратегия. При данных обстоятельствах план был превосходным, и не стоило придираться к тому, что лица собравшихся не выражают в должной степени надежды и уверенности.

Увы, план этот был обречен на неудачу.

Во-первых, сколько ни привлекай агентов для данной операции, о перемещениях Сарацина было известно лишь ничтожной кучке людей, а они вовсе не собирались кому-то помогать. Мохаммед Абдул-хан услышал, что началось какое-то светопреставление: пакистанцы, афганцы и даже, разрази его гром, иранское правительство ищут человека, путешествовавшего по Гиндукушу и, как предполагают, пытавшегося приобрести ядерный заряд. Абдул-хан не был вполне уверен, что все это имеет хоть какое-то отношение к его знакомому врачу, в прошлом – сущему дьяволу с «Блоупайпом». Однако на всякий случай Абдул-хан послал связного, одного из своих внуков, которому вполне мог доверять, с устным посланием к иранским похитителям, услугами которых недавно воспользовался. Они должны были уяснить простую вещь: Абдул-хан заклинает их, во имя всего святого, ничего не рассказывать о захваченных по его просьбе трех иностранцах. Ответное послание было еще более лаконичным: братья клялись жизнью матери, что не разомкнут уст.

Второй проблемой стало то, что люди в Белом доме уверовали в силу больших чисел, уповая на агентов в каждом аэропорту, многочисленные сканеры и повышенную температуру тела. Участники совещания сделали ставку на инфицированных самоубийц, исполняющих роль переносчиков заразы. Однако Сарацину ничего подобного даже в голову не приходило, и это различие концепций оказалось решающим.

Когда забрезжил рассвет и госсекретарь попросил, чтобы им принесли поесть, поступили сведения от системы «Эшелон».

Глава 49

Итак, первый же заброс сети «Эшелона» дал улов: были выявлены два подозрительных телефонных звонка по спутниковому телефону, и оба они как нельзя лучше соответствовали заданным критериям поиска.

Звонки были сделаны с интервалом в три дня и, вне всякого сомнения, попадали в обозначенные временны`е рамки. Хотя имелись значительные атмосферные помехи – вероятно, еще одна буря формировалась на Гиндукуше и неистовый ветер дул в сторону Китая, – аналитики Агентства национальной безопасности, которые по заданию Белого дома руководили этими чрезвычайно важными поисками, были уверены, что телефонный сигнал был зафиксирован в пределах нескольких миль от заброшенной деревни.

Вполне вероятно, что звонивший в этот момент находился непосредственно на территории самой деревни, но для большей степени точности нужно было ждать, пока компьютеры «Роудраннер» фирмы IBM определят точные координаты, отфильтровав помехи.

Ко всему прочему для обоих говоривших по-английски – человека в горах Гиндукуша и его собеседницы, женщины в телефонной будке на юге Турции, – этот язык явно не был родным.

Президент и Шептун, слушая доклад главы администрации, переглянулись. На их лицах было написано то, о чем подумали также и три министра: «Разве мы могли рассчитывать на такую удачу?»

Но вскоре везение закончилось.

Хотя беседа велась по-английски, это помогло мало. При первом разговоре мужчина в основном помалкивал, как будто слушая отчет женщины, которая заранее предусмотрительно записала его на мобильный телефон. То, что она сказала, было отобрано из выпусков новостей Би-би-си, Си-эн-эн, «Майкрософт нэшнл бродкастинг компани» и других телевизионных каналов, вещающих на английском языке. Хотя женщина дважды прерывала свою запись и добавляла какую-то информацию, было невозможно получить представление о ее возрасте, уровне образования или о чем-то еще, что могло быть полезно для ЦРУ.

Содержание этого странного разговора оказалось еще более таинственным. Он наполовину состоял из шифрованных слов, которые явно не сочетались с другими по значению. Аналитики пришли к выводу: она передает информацию о какой-то медицинской проблеме, хотя, возможно, здесь закодировано и что-то другое.

Второй разговор был еще короче, он показался аналитикам обновлением каких-то данных. И вновь женщина предварительно записала его на мобильник. Мужчина поблагодарил ее. Даже на столь большом расстоянии в его голосе слышалось явное облегчение. Он говорил шесть секунд.

Люди в Овальном кабинете были в полном недоумении. То, что несколько минут назад сулило так много надежд, лишь породило новые проблемы.

Глава администрации вновь взглянул на отчет с написанным сверху адресом электронной почты. В нем говорилось, что «Эшелон» проверил всю базу данных за последние шесть лет, чтобы выяснить, какие входящие и исходящие звонки зарегистрированы на этом спутниковом телефоне. Однако никаких других звонков не было – только эти два телефонных разговора, зависшие в киберпространстве, как одиночные атомы, по существу совершенно непонятные.

И все же в путанице кодов и голосов, взятых из новостных программ, удалось найти зацепку – четыре слова, по ошибке сказанные женщиной на арабском. Мужчина резко оборвал ее на том же языке, отругав за то, что она заговорила на нем. Итак, они оба арабы, хотя не исключено, что это была фальшивка, намеренная ошибка, чтобы заставить того, кто станет слушать, прийти к неверному выводу.

Имелась и еще одна зацепка: в Турции шум проходящего транспорта почти заглушал звук музыки, возможно транслируемой какой-то радиостанцией. Все же больше всего это напоминало живую мелодию. Аналитики пришли к выводу, что этот фон возник, когда женщина воспроизводила запись в микрофон. Что это было, специалисты, однако, сказать не смогли. В отчете говорилось, что им надо будет провести более детальное исследование в течение нескольких недель, чтобы попытаться найти ответ.

Обычно такой фоновый шум ничего не значит: в норме «Эшелон» способен установить местонахождение телефонной будки за считаные мгновения. Но турецкая система телефонной связи была далека от нормальной. Человек, разработавший программное обеспечение, действовавшее как вор в региональных телефонных концентраторах этой страны, не включил в свои расчеты множество факторов: некачественно изготовленное оборудование, незаконные подсоединения, недокументированные починки, таинственные изменения монтажной схемы, предпринятые с целью избежать оплаты, принявшую характер эпидемии коррупцию и постоянные технические неисправности. Все, что смог сделать «Эшелон» в этой ситуации, – ограничить область поисков телефонной будки центром маленького городка в радиусе пяти миль. Здесь, как говорилось в отчете, женщина приняла два телефонных звонка; в это время мимо проезжал транспорт и создавала фон какая-то музыка.

– А как насчет распознавания голосов? – невероятно устало спросил президент, фокусируя внимание на самой засекреченной функции «Эшелона».

– Женщина не говорила так долго подряд, чтобы можно было успеть взять образец ее речи, – ответил глава администрации президента, вновь заглядывая в отчет. Он повернулся к трем министрам, хотя и знал, что они не были посвящены в сокровенные тайны «Эшелона». – Системе нужно по крайней мере шесть секунд, чтобы получить возможность сравнить характеристики голоса с двумястами миллионами других голосов – террористов, преступников, партизан, – сопоставить с информацией, полученной из баз данных по всему миру, – живо пояснил он, выказывая явный интерес к этому предмету. Технику глава администрации любил с детства. – Но это только начало. Кардинальная перемена будет достигнута, когда каждый звук будет преобразован в цифровую…

– Достаточно! – прервал его Шептун, взглядом ясно давая понять: еще одно слово – и в соответствии с Законом о национальной безопасности он будет задушен. – А как насчет мужчины? Он говорил шесть секунд подряд?

– Да, удалось взять хороший образец его речи, – ответил глава администрации, до глубины души уязвленный тем, что ему столь грубо заткнули рот. – Но никаких соответствий, ни малейшей близости даже к какой-либо подгруппе голосов – ни на английском, ни на арабском – выявить не удалось. В заключении экспертов говорится: «Голос, не зафиксированный в базе данных какой-либо разведки или правоохранительной системы».

Такой поворот дела сильно огорчил Шептуна. Он не стал говорить президенту и остальным, что самая большая проблема для любой разведывательной службы в мире – это человек, который отсутствует в базах данных. С чего начать поиск того, у кого нет ни истории, ни анкеты, человека, который нигде не зарегистрирован? Понятно, что подобная перспектива не вдохновляла Шептуна.

Другие участники совещания заметили, как помрачнело его лицо. Все молчали, понимая, что удача от них отвернулась.

Президент первым взял себя в руки, продемонстрировав качества истинного лидера. Он сказал, что, несмотря на испытанное ими разочарование и несбывшиеся надежды, одно обстоятельство, во всяком случае, не подлежит сомнению: в Южной Турции есть некая женщина, которая дважды говорила по телефону с разыскиваемым ими человеком и которой наверняка известна его подлинная личность. Она передала террористу чрезвычайно важную, по всей видимости, информацию. Зачем иначе в разгар испытаний синтезированного им вируса – что, несомненно, является выдающимся научным достижением – террористу вдруг понадобилось ей звонить? И не один, а целых два раза. Если человек достаточно умен, чтобы создать смертельный вирус, он, конечно, понимает: его могут подслушать. Так почему он это сделал? В связи с чем вдруг возникла столь срочная необходимость? И самое важное: кто эта женщина?

– Итак, мы отправляемся в Турцию, – заключил президент. – В каком составе?

Конечно, министры обороны, внутренней безопасности и госсекретарь – «Банда трех», как стал называть их про себя Шептун – высказались за отправку Пятой армии и Средиземноморского флота, высадку их на турецком побережье. Ста тысяч агентов не хватило бы, чтобы осуществить задуманное ими. Но президент мигом охладил их пыл.

– Мы узнали о существовании некоей женщины, – сказал он. – И если мы открыто атакуем эту даму, наводним людьми зону ее обитания, она испугается и отправится в Сирию, Саудовскую Аравию, Йемен… вы сами можете продолжить этот перечень – словом, забьется в такую нору, откуда мы ее никогда не выкурим.

Президент помнил об ошибке, сделанной в свое время Джорджем Бушем: преследуя Усаму бен Ладена, он послал множество людей в район Тора-Бора. Изобилие народа в этой зоне, а также внутриведомственные распри, по существу, сорвали проведение операции. Но в конце концов бен Ладена все-таки удалось разыскать благодаря добрым старым методам разведывательной работы.

– А вы что скажете? – обратился он к Шептуну.

– Тут многое зависит от выделенных на операцию средств. А ее эффективность будет обратно пропорциональна количеству задействованных людей, – ответил глава разведывательного ведомства, готовый, если понадобится, вступить в открытый конфликт с «Бандой трех». – Это как раз тот тип работы, которую лучше всего выполняют тайные агенты, причем самые квалифицированные из них. Мы пошлем туда некоего следопыта, и, если удача вновь нам улыбнется, он сумеет выяснить все, что необходимо для дальнейших действий.

Члены «Банды трех» ничего не сказали в ответ, возможно все еще мечтая о массированных бомбардировках и сценах в духе тех, с которых начинается фильм «Спасти рядового Райана».

– И кого же мы пошлем? – спросил президент.

– Пока не знаю, – честно ответил Шептун. Именно за это президент его уважал: глава разведывательного ведомства был одним из немногих людей в Вашингтоне, кто всегда был готов признать, что чего-то не знает. – Я проработаю этот вопрос и доложу вам. Необходим один-единственный человек, но самый лучший.

Все остальные участники совещания были с ним согласны: одного разведчика, следопыта, как выразился Шептун, в чужой стране будет достаточно. Это работа не для того человека, которого нужно учить танцевать, а для того, кто не боится наломать дров.

Шестеро в Овальном кабинете пришли к выводу, что они вряд ли могут что-то еще сделать, пока Шептун не примет решение. Он встал и очень ловко убрал с глаз долой отчет о работе системы «Эшелон», который глава администрации положил на кофейный столик. Шептун не хотел, чтобы этот документ лежал где попало.

Когда хранители Великого Секрета направились к двери, президент решил уточнить еще одну деталь:

– А о каком конкретно месте в Турции идет речь?

Шептун перелистал страницы отчета:

– Это город Бодрум в провинции Мугла.

Глава 50

Шептун не принимал душ, не ел, не отдыхал. Прямо из машины он позвонил в управление, велев, чтобы к его приходу в офисный компьютер загрузили все текущие правительственные файлы по Южной Турции. Он хотел как можно больше узнать об этом регионе, прежде чем решить, какой именно службе послать туда своего агента в качестве следопыта.

По приезде утром из Белого дома он заперся в своем огромном кабинете с опущенными шторами, сгорбившись над монитором компьютера.

Едва покончив с отчетом аналитиков Государственного департамента о политической ситуации в Турции (который оценил как еще десять страниц невыносимой жвачки), Шептун открыл небольшой файл, присланный из американского посольства в Анкаре, столице Турции.