Я Пилигрим Хейз Терри

Глава 68

Кумали открыла мне дверь. На ней были какая-то домашняя рубашка, джинсы, рукавица, чтобы открывать горячую духовку. Она явно не ждала никаких визитеров, даже платка на ней не было – волосы Кумали стянула сзади в конский хвост. Должен сказать, это ей шло: такая прическа подчеркивала ее высокие скулы и большие глаза. Меня в очередной раз поразило, насколько эта женщина красива.

Казалось, Лейлу не слишком смутило, что ее застали с непокрытой головой и рубашкой с расстегнутым воротничком. Как ни странно, она даже не разозлилась, что ее побеспокоили дома.

– Что вам нужно? – спросила Кумали.

– Ваша помощь, – ответил я. – Мне можно войти?

– Извините, я занята. Собираюсь подавать обед на стол.

Я был готов вступить с ней в спор, проявить настойчивость, но этого не потребовалось. Из кухни вышел мальчик и, увидев меня, подбежал и что-то счастливо залопотал по-турецки. Остановившись, он с серьезным видом отвесил мне поклон.

– Ловко у тебя получается, – заметил я, смеясь.

– Еще бы, он тренируется каждый день, – сказала Кумали, значительно смягчившись, отводя непокорные пряди с лица мальчика.

– Я отниму у вас всего несколько минут.

После некоторой паузы она отступила назад, впуская меня в дом, скорее ради сына (если он им был), чем из желания помочь мне.

Я шел по коридору впереди них, с любопытством разглядывая все вокруг, словно никогда не бывал в этом доме раньше. Мальчик шел сзади, говоря со мной по-турецки и требуя, чтобы мать переводила.

– Он видел по телевизору программу об американском мальчике, который приглашает на пикник лучшего друга, и хочет сделать то же самое.

Я не стал шутить: слишком много это значило для ребенка.

– Пикник? Конечно, – сказал я, остановившись, чтобы наклониться поближе к нему. – В любое время, когда захочешь. Я обещаю.

Мы зашли на кухню, и хозяйка с помощью прихватки вытащила из духовки таджин – марокканский горшочек для тушения мяса, проверила деревянной ложкой готовность его содержимого и положила порции себе и сыну. Мне она еды не предложила, что считается оскорблением в мусульманском мире, где из-за запрета на алкоголь все гостеприимство сосредоточено на угощении пищей. Было ясно, что хозяйка хочет как можно быстрее избавиться от меня.

– Вы сказали, что нуждаетесь в моей помощи? – поинтересовалась она, садясь за стол и начиная есть.

– Помните женщину по имени Ингрид Коль? – спросил я, благодаря Бога за то, что Он дал мне достаточно убедительный повод для визита.

Она ответила не сразу. Мальчик улыбался мне, прихлебывая из своей чашки с изображением Микки-Мауса.

– Ингрид Коль, – сказала Кумали, припоминая. – Американская туристка… Знакомая Камерон, если не ошибаюсь.

– Да. У вас есть о ней еще какие-нибудь сведения?

– Эта женщина не представляла интереса для следствия. Кажется, мы ее даже не допрашивали. Вы пришли ко мне в час обеда, чтобы спросить о ней. Почему?

– Думаю, они с Камерон давно знают друг друга. Подозреваю даже, что их отношения имеют интимный характер.

Кумали уставилась на меня, не донеся вилку до рта:

– Это просто ваши домыслы или же вы располагаете какими-то свидетельствами?

– Вы хотите сказать, как в случае с зеркалами? – резко спросил я. – У меня есть доказательства, но они нуждаются в проверке.

– Итак, вы намекаете на то, что Ингрид знала, как проникнуть в имение, то есть она главная подозреваемая?

– Именно это я и хочу сказать. Но мне обязательно надо услышать ее голос.

– Ее голос? Зачем?

– Я вам все объясню, когда буду знать наверняка.

Мне не хотелось вступать с ней в долгие дискуссии о смерти Доджа. Моей целью было отвлечь Кумали от этой чертовой кухни, чтобы она приняла к сведению обстоятельства дела, которые мне удалось выяснить.

– Вы можете вызвать обеих женщин в полицейский участок завтра утром? Мне нужно услышать, как звучит голос Ингрид, и задать несколько вопросов ей и Камерон.

Кумали не проявила большого энтузиазма:

– Вообще-то, Камерон уже дала исчерпывающие показания. Если нужно узнать больше…

– Я хочу поскорее закончить все, – прервал я Кумали, – и как можно быстрее убраться из Турции. Надеюсь, что с вашей помощью я сумею это сделать.

Возможно, Кумали почувствовала решимость и твердость в моем голосе (или же просто-напросто хотела от меня избавиться), но в любом случае она сдалась.

– Хорошо, я позвоню Хайрюннисе завтра утром и попрошу ее организовать эту встречу.

– А прямо сейчас вы не можете это сделать?

Я уже успел осмотреть кухню и не заметил ни дамской сумочки, ни мобильного телефона. Наверное, они были в другой комнате.

– Вы хотите, чтобы я позвонила ей домой?

– Да.

– Нет. Как я уже сказала, позвоню завтра утром.

– Тогда дайте мне ее номер. Я позвоню вашей секретарше сам.

Она сердито посмотрела на меня, вздохнула и пошла в гостиную за телефоном.

Я действовал быстро: мяукнул кошке, смотревшей на меня из угла. Это сработало, заставив мальчика рассмеяться и посмотреть в другую сторону. Я незаметно спрятал в карман нужную мне вещь, пока он не видел этого.

К тому времени как малыш вновь повернулся ко мне, я стоял у плиты спиной к нему, и он не заметил, как я взял другую вещь. Чтобы отвлечь ребенка, я вытащил свой мобильник и, повернувшись к нему лицом, стал корчить рожи и фотографировать его.

Это заставило малыша рассмеяться, и, когда его мать вошла с мобильником, разговаривая по-турецки с Хайрюннисой, он все еще улыбался.

Закончив разговор, Кумали взглянула на меня:

– Она позвонит им обеим в восемь утра и попросит прийти в офис к десяти. Вы довольны?

– Спасибо.

– Теперь мы с сыном можем пообедать?

– Конечно. Я ухожу.

Поклонившись мальчику, я направился к двери. Выйдя из дома, повернул направо и побежал. Остановился лишь тогда, когда мне удалось сесть в свободное такси, возвращающееся в город из порта.

Я сказал шоферу, что мне нужно посетить сувенирные магазины, и велел ехать к тем, что видел в свой первый день в Бодруме. Уже было поздно, но я знал, что они открыты и в самом большом из них находится офис «Федекса».

Купив с полдюжины сувениров, я объяснил старику за прилавком, что их надо отправить курьерской службой в Нью-Йорк, мне нужна лишь коробочка, чтобы все упаковать. Я написал на ней адрес полицейского участка, где служил Бен Брэдли, и вложил записку, так что если кто-то в Турции откроет посылку, он сочтет ее вполне невинной: коп, находящийся в командировке, посылает своим коллегам в офис несколько памятных вещиц, чтобы они ему позавидовали.

Я сообщал Брэдли следующее: фески пурпурно-красного цвета надо раздать остальным детективам; пластмассовую лампу с женщиной, исполняющей танец живота, он может поставить себе на стол; а две другие вещицы предназначаются для нашего общего друга.

«Не беспокойтесь, он поймет шутку», – написал я.

Все это шуткой, конечно, не было: в ближайшее время я собирался позвонить Брэдли и точно объяснить ему, что нужно сделать с деревянной ложкой для дегустации и чашкой с изображением Микки– Мауса.

Отделить сухую слюну, чтобы ее как можно скорее подвергли тесту на ДНК. Лишь тогда я буду знать, является ли Кумали родной матерью ребенка.

Глава 69

Мои планы изменились. На следующее утро я прибыл в полицейский участок без нескольких минут десять и обнаружил, что Ингрид Коль не приехала, сославшись на неважное самочувствие. Не исключено, что она и впрямь приболела, кто знает? Ингрид пообещала, что, возможно, заглянет попозже.

С Камерон же даже не удалось поговорить, по крайней мере лично. Хайрюнниса позвонила на яхту, но там наотрез отказались будить ее. Какая-то женщина сказала:

– Мне даны четкие инструкции не беспокоить хозяйку. Когда она проснется, я передам, чтобы она связалась с вами.

Я попросил Хайрюннису сообщить мне, как только приедет хоть одна из этих женщин. Однако пока никаких известий от секретарши не было. Два часа спустя я сидел по соседству от полицейского участка, за столиком в летнем кафе, и отслеживал на мобильнике путь своей посылки, отправленной через службу «Федекс». За ночь ее доставили в Нью-Йорк, и скоро она будет на месте. И тут я впервые увидел Ингрид.

Она шла навстречу мне по улице: дешевая сумка через плечо, сдвинутые на лоб солнечные очки (фальшивка а-ля Том Форд), какая-то жуткая шавка на поводке. Вообще-то, среди девушек в то лето было модно выгуливать собак редких пород, но Ингрид это нисколько не заботило, или же она просто над всеми глумилась. Я едва не рассмеялся при виде ее.

Я обратил внимание еще на одно обстоятельство: фото с зернистым изображением немного искажало картину. Она оказалась выше, чем выглядела на снимке. Шорты из грубой хлопчатобумажной ткани и тонкая белая футболка обнаружили чувственность, о которой я даже не подозревал. Коротко остриженные волосы Ингрид за это время немного отросли, и казалось, что взгляд ее голубых, глубоко посаженных глаз пронзает вас насквозь.

Она, без сомнения, была великолепна: пятеро похожих на хиппи молодых людей во все глаза смотрели на нее из-за соседнего столика, но если Ингрид даже и заметила их восхищение, то не придала ему ни малейшего значения. Ее ничто не смущало – даже эта паршивая собачонка.

Помнится, однажды я обмолвился, что есть такие места, которые я буду помнить всю свою жизнь. То же самое можно сказать и про людей. Во всяком случае, сидя в тот день в этом захудалом кафе под жарким турецким солнцем, я сразу понял, что первое впечатление об Ингрид останется со мной навсегда.

Она свернула с пешеходной дорожки и прошла между столиками, направляясь к окошку, где торговали навынос. Когда Ингрид проходила мимо хиппи – судя по языку, на котором они разговаривали, это были сербы, – один из них протянул руку и схватил ее за талию.

– Какой породы эта собака? – спросил парень по-английски с акцентом. Он был небрит, рубашка расстегнута, вокруг бицепса – татуировка.

Ингрид бросила на него испепеляющий взгляд, способный, казалось, выжечь его щетину:

– Отпустите меня!

– Вы не ответили на вопрос, – сказал он, улыбаясь.

– Это немецкая порода. Называется хреногрыз.

– Как-как? – изумился парень.

– Хреногрыз. Я показываю собаке на мужчину, и она прибегает ко мне с его членом в пасти. Хотите проверить?

Почувствовав угрозу в голосе хозяйки, шавка зарычала. Улыбка исчезла с лица хиппи. Он разозлился еще больше, услышав смех четырех своих приятелей. Ингрид вырвалась, продолжив путь к бару.

Я сосредоточил внимание на звуке ее голоса: он оказался не слишком четким. Похоже, Ингрид не обманывала Хайрюннису: она и впрямь была простужена и слегка хрипела. Да и акустика в особняке была совсем другой: огромное пространство дома создавало эхо, а я слышал ее голос издали. Интуиция подсказывала мне, что тогда в спальне Камерон была именно эта женщина, однако стопроцентной уверенности у меня не было.

Ингрид стояла у стойки бара, держа собаку на поводке. Мучимый сомнениями, я вновь взглянул на нее и честно признался себе: я не хочу, чтобы убийцей оказалась именно эта женщина.

Глава 70

Ингрид вышла в холл из глубины полицейского участка в сопровождении юного копа в сверкающих ботинках. Привязав «хреногрыза» к перилам лестницы, она поднялась в офис Кумали.

Я покинул кафе раньше Ингрид, чтобы быть наготове, когда она войдет, и сидел теперь за столом переговоров в углу офиса, наблюдая за ней через стекло. Сама Кумали уклонилась от встречи с Ингрид, сославшись на то, что занята сейчас более неотложным делом – поисками убийцы Губки Боба.

– Мне надо поговорить с детективом Кумали, – сказала Ингрид, не заметив меня в углу.

Я получил еще одну возможность послушать ее голос, но уверенности, что Камерон во Французском доме посещала именно она, у меня до сих пор не было.

– К сожалению, ее в данный момент нет на месте, – отозвалась Хайрюнниса. – Думаю, что этот джентльмен сможет вам помочь.

Ингрид повернулась и увидела меня. Ее глаза остановились на моих не слишком изящных туфлях в фэбээровском стиле, медленно пробежали по мешковатым брюкам, на мгновение задержались на дешевой рубашке и немодном галстуке. У меня было такое ощущение, что она сейчас заглянет в мои карманы.

Понаблюдав за этой дамочкой в кафе, я не испытывал потребности вновь оценивать ее. Холодное равнодушие, с которым я взирал на Ингрид, давало мне незначительное психологическое преимущество.

Впрочем, оно исчезло в тот миг, когда женщина улыбнулась.

– А кто вы? – спросила Ингрид.

Почему-то возникло такое ощущение, что она это прекрасно знала.

– Меня зовут Б. Д. Уилсон, – сказал я. – Я служу в ФБР.

Большинство людей, даже те, кому нечего скрывать, испытывают нервную дрожь, услышав подобное. Может быть, Ингрид Коль и ощутила нечто похожее, но никак этого не показала.

– Тогда не знаю, как вы сумеете мне помочь. Я здесь, чтобы получить назад свой паспорт.

Она бросила на Хайрюннису испепеляющий взгляд, и я понял: секретарша сказала первое, что пришло ей на ум, чтобы Ингрид наверняка пришла.

Чтобы помочь секретарше выйти из неловкого положения, я ответил за нее:

– Уверен, что мы решим этот вопрос. Но прежде я должен кое о чем вас спросить.

Ингрид села, уронив сумочку на пол.

– Валяйте, – сказала она. Смутить ее было трудно.

Я поместил на стол небольшую цифровую видеокамеру, нажал на кнопку, удостоверившись, что она записывает и звук, и изображение, и назвал полное имя, год и дату рождения Ингрид, прочитав все это в лежавшей передо мной на столе ксерокопии ее паспорта.

Она пристально посмотрела на аппаратуру, но я в тот момент не обратил на это никакого внимания. А следовало бы. Повернувшись к Ингрид, я сообщил, что, будучи сотрудником правоохранительных органов, расследую смерть Доджа. И уточнил:

– Теперь она квалифицируется не как несчастный случай, но как предумышленное убийство.

– Да, я слышала.

– От кого?

– Все американские туристы только об этом и говорят.

– Где вы познакомились с Доджем и его женой?

Ингрид рассказала, что они не раз встречались в многочисленных клубах и барах, но никогда не разговаривали. До определенного момента.

– Все изменилось однажды ночью, в клубе, который обычно называют «Суппозиторием».

– Где находится этот клуб? – Думаю, такой вопрос задал бы любой на моем месте.

– На самом деле он называется «Техасский книжный склад». Владельцы клуба – два хиппи из Лос-Анджелеса. Но это такая дыра, что все знают заведение как «Суппозиторий». Я как раз выходила оттуда с друзьями, когда увидела бродячую собачонку, лежавшую за кучей мусора. Бедняжку сильно побили, и я соображала, как бы пристроить ее на свой мопед, когда появились Камерон с Доджем. Они вызвали такси, и мы отвезли собаку к ветеринару. После этого, когда мы встречались, говорили преимущественно о ней.

– Значит, вы неплохо знали Доджа, и если бы появились у него дома однажды вечером с тревожным известием, он бы вас узнал?

Ингрид недоуменно пожала плечами:

– Думаю, да.

– Это та самая собака? – спросил я, сделав жест в сторону окна.

– Да.

Разговаривая с Ингрид, я поглядывал в свои записи, чтобы как-то оправдать длинные паузы.

– Как зовут пса?

– Джанфранко.

Я сделал вид, что кличка не слишком меня заинтересовала. И небрежно поинтересовался:

– Вроде как итальянское имя?

– Да, пес напомнил мне о парне, которого я знала. Такой же кобель.

Я улыбнулся:

– У вас есть родные, госпожа Коль?

– Где-то есть.

– В Чикаго?

– В разных местах. Я была замужем, развелась, снова вышла замуж, потом мы расстались. Сами знаете, как это бывает.

– А братья, сестры у вас есть?

– Три сводных брата, но я их мало знаю.

– А сами вы, я так понимаю, из Чикаго?

– Приехала в Нью-Йорк, если вас это интересует, прожила восемь месяцев, но мне там не понравилось. Оформила себе загранпаспорт и отправилась в Европу. Уверена, что все это вы могли посмотреть в какой-нибудь базе данных.

Проигнорировав ее замечание, я двинулся дальше:

– Вы приехали в Европу совсем одна?

– Да.

– Это был смелый поступок.

Она пожала плечами, не считая нужным отвечать. Ингрид была умна, но к тому же еще и самодостаточна: такое впечатление, что ей никто не был нужен.

– А как вы жили все это время, в смысле денег?

– Как и все. Работала. В кафе, барах, месяц даже была потаскушкой в одном берлинском клубе. На жизнь хватало.

– Какие у вас планы на будущее?

– Сами знаете: замужество, пара детишек, дом в пригороде. Мой избранник должен одеваться с шиком. Вроде вас, мистер Уилсон. Вы женаты?

Да, я мог бы за ней поволочиться. С топором в руке.

– Я имею в виду ближайшее будущее.

– Лето почти прошло. Может быть, рвану в Перуджу, это в Италии. Там есть университет для иностранцев, о котором много говорят.

Я поднял голову от своих записей, убедился, что видеокамера работает, и взглянул на Ингрид.

– Вы лесбиянка или бисексуалка, миссис Коль?

Встретив мой взгляд, она наткнулась на «боеготовность № 1».

– А вы сами-то по какую сторону забора гуляете, мистер Уилсон?

– Это несущественно, – произнес я спокойно.

– То же самое отвечу на ваш вопрос.

– Тут большая разница. Есть предположение, что Камерон бисексуальна.

– Ну и что из того? Таковы многие современные девушки. Мужчины им так надоедают, что хочется попробовать чего-нибудь новенького. Вам следует знать такие вещи.

Прежде чем я успел как-то опровергнуть эту теорию, раздался стук каблуков по линолеуму.

В офис вошла Камерон.

Глава 71

Ингрид обернулась. Со своего места я хорошо видел лица обеих женщин в тот момент, когда их взгляды встретились.

Я не заметил ни проблеска взаимной симпатии, ни тайных следов узнавания. Они смотрели друг на друга именно так, как это делают случайные знакомые. Если это был спектакль, то разыгран он был безупречно. Впрочем, ради одного миллиарда двухсот миллионов долларов стоило постараться.

– Привет, – поздоровалась Камерон с Ингрид, протягивая руку. – Не ожидала увидеть тебя здесь. Мне сказали, что я могу забрать свой паспорт.

– И мне тоже, – произнесла Ингрид с горечью, сделав резкое осуждающее движение большим пальцем в сторону Хайрюннисы. – А мы тут про тебя говорили. Мистер Уилсон как раз спрашивал, не бисексуальна ли ты.

– В самом деле? – удивилась Камерон. – И что ты ему ответила?

Она подтащила к себе стул и села. Никаких видимых признаков беспокойства Камерон не выказывала, и мне оставалось только восхититься самообладанием обеих женщин.

– Сказала, что у тебя были романы с девушками, но исключительно с чернокожими. Решила, что, раз мы имеем дело с мужскими фантазиями, надо предложить ему полный набор.

Камерон рассмеялась.

– Убийство не чисто мужская фантазия, – заметил я.

И объяснил Камерон, что теперь речь идет о расследовании убийства, поведав, в частности, о фейерверках и отправке зеркал во Флоренцию. При этом я все время пытался оценить поведение двух женщин, чтобы найти разгадку их подлинных отношений: состояли ли они в лесбийской связи, или же просто две привлекательные молодые особы прибыли в Бодрум и случайно там встретились? Чей же все-таки голос слышал я в спальне Французского дома? Кто была та женщина, которая знала о тайном ходе и, как я был уверен, выманила Доджа к краю утеса и столкнула его? Неужели Ингрид?

– Таким образом, у нас есть фотография Доджа и убийцы, сидящих в библиотеке. Единственное, чего не хватает, – его лица, – заключил я.

Обе женщины глядели на меня пораженные: слух о существовании этого фото еще не дошел до них.

– Это была ваша идея – проявлять зеркала? – спросила Ингрид, и я почувствовал, что атмосфера нашей встречи изменилась. Если даже этой дамочке и не понравилось, как я одет, она теперь явно зауважала мои аналитические способности.

– Моя, – скромно ответил я.

– Чертовски оригинальная мысль, – задумчиво произнесла она.

Я стал объяснять, с какими трудностями сталкивается каждый, кто пытается незаметно попасть на территорию имения, бросив:

– Поэтому должна быть какая-то тайная тропа или проход.

Развивать эту тему я не стал. Ингрид, наклонившись, взяла свою дешевую сумочку и поставила ее на стол.

– Извините, – сказала она. – Мне нужно принять лекарство от простуды.

Она пошарила внутри, но тут сумочка выскользнула из рук и все ее содержимое просыпалось на стол и пол. Мы с Камерон, нагнувшись, собирали вещи: помаду, мелочь, фотоаппарат в потертом чехле и всякую всячину. Распрямив спину, я увидел, что Ингрид перекладывает со стола в сумочку свое имущество. И обратил внимание на стеклянный флакон с вытравленным на нем изображением цветка.

– Духи? – поинтересовался я, взяв его в руку.

– Да. Я купила их на Большом базаре в Стамбуле, где какой-то парень смешивал компоненты духов вручную. Сильное средство: свалит слона за пятьдесят шагов.

Улыбнувшись, я снял колпачок, опрыскал руку и сказал:

– Гардения.

Бросив на меня взгляд, Ингрид поняла: что-то неладно.

– Не пойму, вы что, по совместительству еще и цветовод?

Выдавив на лице улыбку, она забрала духи, но было уже поздно.

Все мои сомнения, касающиеся ее голоса, вмиг рассеялись. Теперь я знал точно: именно эта женщина была в спальне Камерон. Выйдя из комнаты для гостей и направляясь к потайному лифту, я тогда ощутил в коридоре этот же оставшийся после нее уникальный запах.

– Нет, я не цветовод, а спецагент ФБР, расследующий несколько убийств. Скажите, вы давно встречаетесь с этим парнем, Джанфранко, в честь которого назвали собаку?

Обе женщины услышали неприкрытую агрессию в моем голосе и поняли, что все изменилось.

– А какое отношение имеет Джанфранко ко всему этому? – спросила Ингрид.

– Отвечайте на вопрос, миссис Коль.

– Не помню.

– Это он показал вам туннель, ведущий в дом?

– О чем вы говорите?

– О Французском доме.

– Никакого туннеля там нет, – возразила Камерон.

Я обернулся к ней, сам поразившись закипевшей во мне ярости: Додж как-никак был ее мужем, и все друзья в один голос твердили, что она его обожала.

– Только не надо мне говорить, что нет туннеля. Я сам по нему прошел.

– Неужели? Даже если он существует, – парировала Ингрид, – никто мне его не показывал.

– А вот Джанфранко утверждает обратное, – сымпровизировал я, надеясь вытрясти из нее признание. Но это не сработало.

– Он лжет! – выпалила вдова.

Камерон была совершенно обескуражена и тем, что она услышала, и моим гневом. Ингрид же, напротив, не утратила присутствия духа и отплатила мне той же монетой.

– И вы ему поверили? Франко – ваш свидетель? Парень, который щупает на пляже женщин среднего возраста за десятку с мелочью? Да любой приличный адвокат порвет его в клочья! А вы, интересно, в курсе, что этот парень торгует марихуаной? Небось не знаете, что на самом деле его зовут вовсе не Джанфранко и что никакой он не итальянец? Ну конечно, какая женщина потеряет голову от парня по имени Абдул! Хотя что я вам рассказываю? Вы же, наверное, все это и сами успели выяснить.

Ингрид смотрела на меня в упор, а я мысленно ругал себя. Я, конечно, почувствовал, что по-английски Джанфранко говорит скорее со стамбульским, нежели с неаполитанским акцентом, но времени обдумать это у меня не было.

– Вижу, вы не распознали его национальность, – сказала она, улыбнувшись.