Брестские ворота Дмитриев Николай

– Прошу, господа, чувствуйте себя как дома!

– Почему же уважаемый пан Аксютчиц один? – переступая порог, с нескрываемым удивлением поинтересовался полковник.

– Мои соратники не знают немецкого языка… – усмехнулся Аксютчиц.

Майор и полковник, стоя перед зеркалом в передней, понимающе закивали головами, но при этом майор с некоторым нажимом заметил:

– Надеюсь, это временно…

Эти вроде бы ничего не значащие фразы на самом деле имели определённый смысл, так что и Аксютчиц, и немцы поняли, что хотел сказать каждый. Зато позже, оказавшись сначала в гостиной, а потом сразу в столовой, немцы, увидев богато накрытый стол, удивились и, глядя на обилие закусок, заедок, лафитничков, бутылок и всего прочего, не смогли скрыть своего восхищения.

Даже полковник Шольц, забыв на секунду про свою нарочитую сдержанность, садясь на предложенный хозяином венский стул, не удержался и сказал:

– Да, я вижу, что здесь нас встречают как настоящих друзей…

– Истинно так, истинно так… – захлопотал у стола Аксютчиц, а потом, самолично наполнив рюмки, перевёл дух и торжественно объявил тост: – Господа, предлагаю выпить за счастливое начало!

Полковнику Шольцу показалось, что в этом заявлении кроется двойной смысл, и он на всякий случай заметил:

– Не будем спешить. Как у вас говорят, курочек по осени считают.

– Я хотел о другом… – ставя на стол опорожнённую рюмку, начал было Аксютчиц, но полковник Шольц предостерегающе поднял руку:

– Сначала о деле.

– Так и я о деле… – Аксютчиц с некоторым недоумением смотрел на обоих немцев.

– Я имел в виду конкретное дело, – уточнил Шольц. – Нам известно, что в русском штабе у вас был информатор, и я хотел бы прежде всего знать, есть ли сейчас с ним связь?

– Вот вы о чём… – несколько разочарованно протянул Аксютчиц и, секунду подумав, сообщил: – Нет, с началом военных действий связь с ним потеряна. Я думаю, теперь его надо искать среди пленных.

– Поищем, – согласился полковник и, выпив наконец свою рюмку, занялся закусками.

Какое-то время немцы, выражая всяческое одобрение хозяину, пробовали теснившиеся на столе разносолы, а затем полковник вскользь, как бы между прочим, поинтересовался:

– Скажите, пан Аксютчиц, сейчас в вашем подчинении людей много?

Хозяин бросил на него быстрый, испытывающий взгляд и ответил весьма уклончиво:

– У нас людей больше чем достаточно, а если позовём, то к нам присоединятся многие…

– Прекрасно, но позвольте спросить… – Шольц поддел на вилку аппетитный ломтик ветчины. – Куда вы этих людей будете звать?

– Куда?.. – заметно заволновавшийся Аксютчиц отложил вилку. – Скажу откровенно, мы рассчитываем на некое белорусское государственное образование, предельно дружественное Германскому рейху. И я смею выразить надежду, что вы нас в этом поддержите.

– Понимаю, – Шольц кивнул. – Однако должен заметить, сейчас здесь тыловой район, и все вопросы решает Германское командование. Но я со своей стороны буду информировать его и хотелось бы, предварительно, разумеется, хотя бы в общих чертах знать, как вы себе всё это представляете?

– Ну что ж, это можно… – Аксютчиц почему-то положил обе руки на стол и начал: – Мы планируем провозгласить своей целью уничтожение коммунистического и колхозного строя. Затем бесплатную передачу всей пахотной земли в полное владение крестьянам, а также возврат частной собственности с развёртыванием частной инициативы при условии сохранения в руках государства основных средств производства. Предусмотрено также некоторое ограничение размеров частного капитала.

Закончив тираду, Аксютчиц сжал кулаки, потом, как бы ставя точку, слегка пристукнул ими по столу и поочерёдно посмотрел на обоих немцев. Полковник Шольц какое-то время напряжённо думал, но в конце концов начал:

– Ну что ж, вполне разумные планы… Враги Германии не народы России, а еврейско-большевистское правительство и коммунистическая партия. Мы приветствуем создание государства Белоруссия, и я надеюсь, в определённом смысле командование вас поддержит.

– Вот и отлично! – сразу повеселевший Аксютчиц взялся за лафитник.

Рюмки опять были налиты, и вдруг молчавший до сих пор майор Ханзен спросил:

– Скажите, пан Аксютчиц, у вас есть связь с остатками русских войск, укрывшихся в здешних лесах?

– Конечно! – хозяин энергично тряхнул головой. – Больше того, не скрою, мы по возможности начали привлекать их на свою сторону и образовывать по селам отряды самообороны для защиты от дезертиров, мародёров и просто всяких бандитов, пользующихся временной неразберихой, сопутствующей военным действиям.

Майор переглянулся с полковником Шольцем, и они без слов поняли друг друга. Да, эта самая местная «самоахова», пожалуй, могла помочь вывести из леса так беспокоившие сейчас немцев красноармейские группы…

Дорога отступления была страшной. По обе стороны в кюветах стояли полусгоревшие автомашины, валялись разбитые передки и брошенные орудия. Во многих местах так и остались лежать убитые, и от их тел уже шёл тяжёлый трупный запах.

И всё равно на шоссе ещё кое-где было заметно движение. Время от времени проходили мелкие группки отставших от своих частей красноармейцев, а навстречу им шли нагруженные жалким скарбом возвращавшиеся домой беженцы, и это служило верным признаком того, что впереди немцы и кольцо окружения замкнулось.

Одной из таких мелких групп была неразлучная пара Федька Медведь и Яшка Соломин. Только сейчас у них не было пулемёта. Вместо него на плече у каждого висел укороченный карабин, которыми хозяйственный Медведь, не желавший идти безоружным, разжился в попавшемся по пути разбомблённом обозе.

Они шли, хмуро поглядывая по сторонам. Правда, в одном месте у поворота дороги бойцы задержались. Похоже, совсем недавно подбитый связной броневичок косо стоял на обочине, и из его верхнего, распахнутого настежь люка торчала поднятая высоко вверх мёртвая рука так и не успевшего выбраться башнёра.

– Никак командир какой-то ехал, – предположил Яшка.

– Может, – согласился Медведь и покачал головой. – Эх, нам бы хоть часть какую найти, а то топаем с тобой незнамо куда…

– Верно, – вздохнул Яшка и заметил: – Хорошо, что мы Борьку успели в санитарный поезд сдать, а то б куковали сейчас…

– Точно, – согласился Медведь. – И по времени выходит, поезд ушёл до того, как немцы на станцию налетели.

– Во-во, – вздохнул Яшка. – Значит, хоть он в окружение не попал, а сейчас, вероятно, уже в Москву едет…

– Он да… – Медведь ещё раз глянул на разбитый броневичок. – А вот мы с тобой что делать будем?

– Как что, часть искать, – уверенно ответил Яшка и схватил Фёдора за рукав. – О, глянь, никак «маяк»?

И точно, чуть в стороне, на лесном выезде стоял и спокойно курил коренастый боец с виновкой СВТ, со скаткой через плечо и двумя подсумками на поясе. Увидеть здесь, на дороге такого «справного» солдата было редкостью, и вполне уверенный в том, что он не ошибся, Яшка окликнул бойца:

– Эй, друг, твоя часть далеко?

– А хрен его знает, – добродушно отозвался боец и выбросил окурок.

Такой ответ удивил Яшку, и он, потянув за собой Медведя, осторожно подошёл ближе.

– А ты как же?.. Немцы ж вот-вот нагонят.

– А что немец? – пожал плечами боец. – Немец он вроде как ничего. Мы днесь топали просёлками вперемежку с гражданскими. Слышу, сзади гусеницы звякают, и мотор гудит. Ну, думаю, танк. Оглянулся, а то корыто такое бронированное катит. Спереди колёса, сзади гусеницы, а в кузове немцев полно. Ну, думаю, хана, бежать-то уже поздно. А они проехали мимо, гогочут и даже ручками нам помахали. Вот такие дела…

– Да ты, парень, никак смыться решил? – не скрывая злости, спросил Медведь.

– Решил не решил… – пожал плечами боец. – Но я в этой бестолковице париться не желаю.

– Ты б про это не распространялся, а то с такой болтовнёй в особый отдел угодишь… – примиряюще заметил Яшка.

– Нема тут никакого особого отдела, допреж меня утёк, так что бывайте… – и коренастый боец, подкинув на плече свою СВТ, бодро зашагал по просёлку в сторону леса.

– Да, с этим драпуном нам не по пути, – выругался Медведь и, обойдя подбитый броневик, опять пошёл по дороге, прислушиваясь к слабым отголоскам грохотавшей где-то уж очень далеко впереди канонады.

Так, изредка переговариваясь, они прошли почти километр, прежде чем Яшка придержал идущего рядом Медведя:

– А ну стой!.. Слушай…

И точно, где-то совсем рядом отчётливо слышалась какая-то возня. Яшка с Фёдором начали осматриваться, и тут не сбоку, а почему-то откуда-то сверху донеслось весёлое:

– Эй, служивые!.. Жрать хотите?

Бойцы враз подняли головы и увидели, как из-за кузовного борта почти опрокинутой колёсами вверх полуторки выглядывает ухмыляющаяся рожа.

– А у тебя что, кусок хлеба найдётся? – недоверчиво спросил Яшка.

– А тушёнки не хочешь? – хмыкнул весельчак, и в воздухе сверкнула жестяным боком брошенная им банка.

– Ух ты! – воскликнул Яшка и ловко подхватил нежданный подарок.

Поблагодарив щедрого весельчака, весьма оголодавшие бойцы отошли в сторону и тут же, прямо на обочине, сев на траву, вспороли крышку. Какое-то время они жадно ели и не заметили, как облагодетельствовавший их весельчак вылез из перевёрнутого грузовика и подошёл ближе.

– Куда путь держите? – спросил незнакомец, обращаясь к Медведю, безошибочно угадав в нём старшего.

– Ясное дело, до своих добираться будем… – ответил Фёдор, облизывая лезвие ножа, которым он доставал из банки мясо.

– Воевать и дальше решили, значит. И не страшно?

– А чего уж… На войне, знамо дело, убить могут, но и тут на дороге не сахар, налетят «лапотники»[44] – и кранты, читай отходную…

– Так нас вроде как окружили, – хмыкнул весельчак.

– Ничего, – Медведь спрятал ножик. – Прибьёмся к какому отряду, а нет, сами пробираться будем…

– Ишь ты… – парень оценивающе посмотрел на Фёдора с Яшкой и вдруг, повернувшись к грузовику, крикнул: – Матвей, у нас тут вроде как попутчики нарисовались…

Почти сразу этот неизвестный Матвей, которого раньше и слышно не было, вышел из-за полуторки, таща в руках целый ящик тушёнки. Он подошёл ближе, опустил ящик на землю, какое-то время смотрел на сыто облизывающихся товарищей и только потом сказал:

– Ладно, будем знакомы… Понырин Матвей, а это, – он показал на весельчака, – Петька Самунов.

– Фёдор… Яков… – назвались бойцы, и Медведь деловито спросил: – А вы куда идти знаете?

– Знаем, – коротко ответил Матвей и зачем-то начал выкладывать тушёнку из ящика.

Аккуратно разложив банки на четыре одинаковые кучи, он уже приказным тоном сказал:

– Вот что, друзья. Нас в лесу товарищи ждут, так что грузитесь, вчетвером мы много дотащим…

– Ясно, – кивнул Фёдор и, развязав тесёмки вещмешка, первым начал складывать туда банки.

Нагрузившись консервами «под завязку», бойцы ещё почти километр шли по шоссе, а потом повернули влево, в сторону придорожного леса, где, по словам Матвея, взявшего на себя обязанности старшего, их должны были ждать остатки сводной роты штаба армии.

Однако к большому разочарованию Фёдора и Яшки ожидаемого подразделения на месте не оказалось. Вместо него на большой поляне, сохранявшей следы армейского бивуака, ушедших на разведку Понырина и Самунова ожидали только двое командиров.

Петька и Матвей, тоже удивлённые отсутствием роты, сбросили тяжёлые вещмешки на землю, и Понырин, никак не придерживаясь субординации, обратился к сидевшему на пеньке командиру:

– Товарищ капитан, а где все?

– Это к нему обращайся, он пояснит… – капитан показал на стоявшего рядом майора.

Матвей повернулся и молча посмотрел на второго командира, нервно покусывавшего травинку. Тот какое-то время тоже молчал, а потом, выкинув изжёванный стебелёк, с нескрываемым раздражением пояснил:

– Принято решение пробираться мелкими группами. Мы специально задержались, ожидая вас.

– Так… – протянул Матвей и хотел ещё что-то сказать, но его перебил капитан и, указав на понуро стоявших Якова и Федю, спросил:

– Кого привели?.. Кто они?

– Бойцы. Как и мы через фронт пробираются, – глухо пояснил Матвей и устало сел на траву рядом со своим вещмешком.

– Так… Через фронт, значит, решили… К своим… – капитан встал с пенька и испытывающее посмотрел на новоприбывших. – Кто такие?

– Пулемётчики мы, – выступил вперёд Яшка.

– А где же ваш пулемёт? – подозрительно сощурился капитан.

– Мы в обороне у реки стояли, а как нас минами накрыло, и пулемёт разбило, мы и отошли, – обстоятельно пояснил Яшка.

– И вы, значит, прямо оттуда и драпанули? – с какой-то кривой усмешкой уточнил капитан.

– Мы оттуда, а вы отсюда! – неожиданно зло огрызнулся Яшка.

– Те-те-те, – жестом остановил его майор. – Не забывайтесь. Вы говорите с начальником особого отдела.

– А вы, я думаю, из политуправления? – всё ещё раздражённо предположил Яшка.

– Вот тебе и реакция на лучшее решение, – явно обращаясь уже не к Яшке, а к майору, глухо сказал капитан.

– Подожди, – отмахнулся майор и неожиданно улыбнулся Яшке. – Ишь ты, какой ершистый… Москвич?

– Москвич, – несколько успокоившись, ответил Яшка.

– А он? – майор показал на угрюмо молчавшего Медведя.

– Он из Сибири. А наш подносчик Борька Вайнтрауб, так тот тоже из Москвы был… – почему-то вспомнил Яшка.

– Вайнтрауб? – переспросил майор и уточнил: – А он где?.. Убило?

– Нет, – отрицательно мотнул головой Яшка. – Ранило сильно, так мы его прямо на станцию в санитарный поезд на закорках несли.

Командиры почему-то переглянулись, и майор удивлённо заметил:

– Так это ж вёрст пятнадцать, если не больше…

– Не знаю, – Яшка пожал плечами. – Только бросить его мы никак не могли. Он нас в бою выручил. Под миномётным обстрелом ленты таскал.

– Ну, если так, то что?.. – майор со значением посмотрел на капитана. – Берём с собой товарищей пулемётчиков?

– Надо брать, – немного подумав, отозвался капитан и резко, одним рывком встал с пенька…

Командир полка – небритый осунувшийся майор – проводил совещание. Правда, от полка, угодившего в окружение, а потом под удар немецкого «клина», оставалось всего человек полтораста. На совещании же собралось человек двенадцать из тех, кого майор знал лично, но были здесь не только командиры, а также сержанты и даже один старшина.

Хутор, возле которого расположился на «днёвку» вдребезги разгромленный полк, прятался в лесу, и сейчас через открытое окно до собравшихся доносилось вполне мирное кукареканье взлетевшего на плетень хозяйского петуха.

Сам майор, стоя возле колченого стола и опираясь одной рукой о столешницу, заметно нервничал. Все сидевшие в комнатушке отлично понимали безвыходность положения, и от того, что сейчас скажет командир, зависело очень многое.

Видимо, лучше всех понимал это и сам майор, потому, справившись с волнением и убрав руку со стола, он начал:

– Друзья! Нам предстоит нелёгкий выбор. Или мы с боем прорываемся из окружения, и, если повезёт, те, кто уцелеет, должен будет снова драться за этих… Но я хорошо знаю вас всех, а вы также хорошо знаете меня, поэтому я буду говорить открыто. Я, казак, видел прелести террора, нищеты, издевательства. Помню об истреблении казачества, депортациях, раскулачивании, расстрелах. Я всю жизнь мечтал почувствовать себя донским казаком и свободным человеком. И вот теперь мы можем наконец сбросить с себя ярмо ненавистного режима!

Майор на секунду запнулся, и тогда старшина, сидевший в самой глубине комнаты, негромко спросил:

– Как это?

– Как? – майор судорожно глотнул воздух. – Нам надо перейти на сторону немцев и сражаться с большевиками, чтобы наша с вами родина смогла наконец избавиться от ужасов большевизма.

В комнате повисла гнетущая тишина, ни возгласов одобрения, ни возражений не было. Все напряжённо думали, и тут, нарушая всеобщее молчание, присутствовавший здесь же замполит негромко заметил:

– В конце концов нам всегда говорили, что немецкий пролетариат не будет воевать с нами, почему же мы должны воевать с ним?..

По комнате прошёл некоторый шелест, и, поняв, что его пока что молча поддерживают, майор предложил:

– Я думаю, больше говорить не о чем. По-моему, нам сейчас следует разойтись и пока ещё есть время переговорить с теми, кому вы верите. Если к нашему предложению отнесутся хорошо, будем действовать…

Как, собственно, собирается действовать майор, никто не спросил, все, бывшие на совещании, за исключением задержавшегося замполита, поднялись с мест и вышли из комнаты. Оставшись с глазу на глаз со своим замполитом, комполка какое-то время молча стоял у стола, а потом глухо спросил:

– Осуждаешь?..

– Нет, – коротко ответил замполит и неожиданно добавил: – В конце концов у немцев тоже социализм, только малость другой…

– Ну, дела… – майор стукнул по столу кулаком и быстро спросил: – Как думаешь, примут нас немцы?

– Принять-то примут, – вздохнул замполит, присаживаясь к столу. – Вот только как дальше будет?

– Ну, в плену я сидеть не собираюсь, – резко, явно отвечая своим мыслям, сказал комполка. – Хочу принять участие в вооружённой борьбе с большевизмом. Думаю, немцы не дураки и разрешат нам сформировать добровольческий казачий полк для войны на их стороне.

– Может, оно и так… – замполит побарабанил пальцами по столу. – Пожалуй, если немцы и впрямь пойдут на такое, можно надеяться и на широкое антисталинское движение…

– Широко мыслишь, – криво усмехнулся майор и коротко бросил: – Ладно, пошли, закругляться будем…

На лесной поляне косо вытянулся неровный строй. Усталые, измученные бойцы стояли «вольно» и напряжённо ждали, что скажут им командир и замполит, только что вышедшие из приткнувшейся к деревьям убогой лесничувки[45].

Майор, шагавший первым, остановился перед строем и, не подавая команды «смирно», хрипло выкрикнул:

– Товарищи!.. Вы храбро дрались, но сейчас вы знаете, что немцы нас окружили. У нас нет патронов и нет продовольствия. Поэтому я принимаю решение выходить мелкими группами. Уходить немедленно.

Майор как-то сник и, не подавая команды «разойдись», отошёл к стоявшим чуть в стороне командирам. Бойцы какое-то время растерянно молчали, потом зашумели, строй сам по себе распался, и сразу стало заметно, как одни, не мешкая, уходили, скрываясь за деревьями, а другие, видимо, не зная, как поступить, всё ещё топтались на месте.

Какое-то время комполка ещё стоял неподвижно, а потом резко повернулся и зашагал по едва накатанной колее, шедшей к лесничувке дороги. За ним почти сразу последовала вся группа командиров, к которой присоединилась и часть бойцов.

Все, шедшие сейчас с майором, шли молча, каждый погружённый в свои мысли. А кругом тихо шумел лес, дорога становилась всё накатаннее, и было ясно, что совсем скоро она выведет на магистраль, по которой уже наверняка движутся немцы…

Когда эта молчаливая группа одолела километров пять, со стороны магистрали долетел всё усиливающийся звук мотоциклетного мотора. Комполка, жестом остановив всех, приказал не отходившему от него ни на шаг старшине:

– Давай… Проверь…

Старшина, держа автомат наготове, крадучись пошёл вперёд, в то время как остальные без всякой команды отступили поближе к деревьям. Ждать пришлось недолго. Через пару минут посланный в разведку старшина рысью возвратился обратно и испуганно доложил:

– Это энкавэдисты! Трое!.. На мотоцикле!..

– Вот чёрт! – выругался комполка.

Он сам, да и все, кто был с ним, отлично понимали, что сулит командирам, бросившим свою часть, такая встреча. Комполка вслух матюгнулся и выразительно посмотрел на старшину.

– Ты вот что… Если что…

– Понял, – старшина кивнул и резко передёрнул затвор автомата.

Комполка ещё колебался, не зная как поступить, но восклицание одного из командиров:

– Сюда едут!.. – разрешило все сомнения.

И точно, из-за поворота, сыто урча мотором, вывернулся мотоцикл с коляской и было рванул по дороге дальше, но тут водитель заметил жавшихся к деревьям людей и, сразу начав тормозить, остановил свой М-72 шагах в трёх от вышедшего ему наперерез майора.

Подъехавший капитан НКВД выбрался из коляски и, пройдя чуть вперёд, остановился. Какое-то время он молча рассматривал настороженно следивших за ним командиров, а потом заявил:

– Я делегат связи, мне поручено выяснить численность вашего соединения.

– Зачем? – чисто машинально уточнил комполка.

– Чтобы передать сведения в штаб армии и дать вам маршрут дальнейшего следования, – чётко ответил энкавэдист.

Комполка бросил выразительный взгляд на подошедшего замполита и с сомнением покачал головой:

– Как вы это сделаете?

– У меня в мотоцикле радиостанция, – как о само собой разумеющемся сообщил капитан.

– Что?.. – комполка осёкся.

Дело принимало крутой оборот. В то же время майору не приходилось слышать о радиостанциях на мотоциклах, хотя у НКВД они вполне могли быть, и потому он, оттягивая окончательное решение, кивнул старшине:

– Проверь.

Старшина, не опуская автомата, бочком подошёл к мотоциклу, и тогда сидевший на заднем сиденье сержант с готовностью поднял крышку багажника. Старшина действительно увидел спрятанный там радиоаппарат и, отступив на шаг, кивнул:

– Точно… Есть.

На дороге возникло некое напряжение, и, чтобы несколько разрядить его, комполка жёстко спросил:

– Что вам известно об обстановке?

– Обстановка сложная, – капитан подтянулся. – Кольцо окружения сомкнулось плотно. Штаб разослал разведчиков, чтобы определить место будущего прорыва.

С пугающей ясностью майор понял, что может произойти дальше, и, если он не найдёт в себе силы, этот неизвестно откуда свалившийся им на голову энкавэдист без труда дознается про распущенный в лесу полк и, возможно, про то, о чём шла речь на собрании в домике лесника. И он решился, бросив красноречивый взгляд на старшину.

Тот понял майора мгновенно, повёл стволом своего ППД, но тут произошло неожиданное. Стоявший возле мотоцикла сержант-энкавэдист неизвестно как понял, что сейчас будет очередь, и, инстинктивно закрываясь ладонями, истошно завопил:

– Нихт шиссен!..[46]

Ещё до конца не осознавая, что это значит, майор и замполит впились взглядами в будто остолбеневшего энкавэдэшника. Комполка чисто интуитивно потянулся расстёгивать кобуру, и в этот момент внезапно догадавшийся обо всём замполит на одном дыхании выпалил:

– Товарищ майор, это немцы!

Услыхав такое, старшина опустил автомат и недоумённо посмотрел на майора. Сам же комполка, поняв, что ситуация кардинально меняется, демонстративно снял руку с кобуры и, явно пытаясь успокоить мнимых энкавэдэшников, чуть ли не примирительно сказал:

– А кто вам сказал, что мы вас будем расстреливать?

Именно эта фраза заставила застывшего соляным столбом капитана-энкавэдиста неуверенно произнести:

– Вы хотите сказать, что…

– Именно, – подтвердил догадку энкавэдэшника комполка и первым делом уточнил: – Скажите, у вас действительно есть связь с немецким командованием?

– Есть, – капитан энергично кивнул и несколько торопливо пояснил: – Наши передовые части уже движутся по шоссе. Это всего в восьми километрах отсюда…

– Хорошо, – кивнул комполка и решительно высказался: – Мы готовы сдаться в плен, но хотим, чтобы нас встретили и, конечно, предварительно хотели бы обговорить условия. Вы согласны это сделать?

– Я, я, – капитан, видимо, специально, ответил по-немецки и энергично закивал головой…

Штабной «кюббельваген» мчался по шоссе, обгоняя одну за другой ползущие к фронту транспортные колонны. Огромные грузовики, набитые «под завязку», окутываясь сизым соляровым дымом, везли вслед войскам всё необходимое.

Только сейчас, глядя на фырчащий и рычащий нескончаемый поток машин, сидевший справа от водителя Шольц до конца уяснил, сколько всего необходимо фронту каждый день. А ещё груз надо довезти в целости, и хорошо, что в небе пока нет русской авиации…

Взгляд полковника задержался на заезженном булыжнике покрытия, и Шольц вздрогнул. Он хорошо знал, как мало в России хороших дорог, и почему-то подумал, а как будет осенью. И даже не осенью, а вдруг возьмёт да зарядит обложной дождь. Во что тогда превратятся здешние грунтовки?

Шольц зримо представил себе, как будут тогда застревать в грязи тяжёлые «бюсинги», «мерседесы» и прочие, потеряв возможность не то что доставить необходимый войскам груз к месту назначения, а просто ехать в нужном направлении.

Мысли полковника оборвала непредвиденная задержка. В одном месте «кюббельваген» был вынужден затормозить, так как семитонный «бюсинг» на время загородил путь. Почему получился затор, было неясно, но руки солдат и чьи-то энергичные распоряжения сделали своё дело. Чуть было не съехавший в кювет грузовик вывернул на дорогу и, ревнув мотором, поехал дальше, сотрясая своим весом булыжник.

«Кюббельваген» покатил следом, и минут через десять Шольц, внимательно следивший за дорогой, высмотрев нужный указатель, приказал свернуть с шоссе. По выложенному аккуратной «косткой»[47] проезду автомобиль добрался к лесу и остановился во дворе явно бывшей помещичьей усадьбы.

Оглядывавшемуся по сторонам Шольцу на момент даже показалось, что он закатился куда-то в прошлое, так всё кругом выглядело добротно и старомодно. Помещичий «палац», выстроенный в стиле «ампир», словно приглашал гостей на широкое крыльцо, а на площадке перед домом, осовременивая обстановку, вокруг ещё не успевшей захиреть клумбы теснились съехавшиеся сюда легковушки, среди которых особенно бросался в глаза сверкающий «хорьх» украшенный генеральским штандартом.

Довольно улыбнувшись, полковник Шольц ещё раз окинул взглядом былое великолепие, выбрался из «лоханки» и, слегка размявшись после долгой тряски на неудобном сиденье, молодо взбежал по ступенькам прямо к парадному входу.

Прибывший сюда какой-то час назад штаб ещё только размещался, и кругом царила деловая суматоха. Хлопали двери, по коридорам и лестнице сновали адъютанты, а из помещений то и дело доносилось требовательное:

– Стол передвинуть к окну, телефон сюда…

Вдобавок откуда-то сбоку уже доносился стук пишущей машинки, и чей-то голос громко приказывал:

– В трёх экземплярах, немедленно!

Генерала Шенкендорфа – командующего войсками безопасности тыла группы армий – полковник Шольц разыскал в одной из комнат на втором этаже. Увидев входящего Шольца, генерал, который до этого внимательно изучал карту, ответил на приветствие и сразу же пригласил полковника подойти к столу.

– Ну, как вы это оцениваете? – генеральский карандаш тупым концом обвёл на карте Белостокский выступ.

– Великолепный результат. Я, признаться, не ожидал такого успеха, – улыбнулся полковник Шольц.

– Согласен, безусловный успех, однако… – генерал выдержал многозначительную паузу и снова повёл по карте карандашом. – Как видите, кругом почти сплошной лес, приличных дорог нужного направления всего ничего, про полевые, лесные и прочие, я молчу. И главное, как поведут себя остатки русских войск, застрявшие в лесах, и как к нам будет относиться местное население…

Шольц сразу уяснил, что именно беспокоит генерала, и, достаточно хорошо зная обстановку, он с толком начал докладывать:

– Осмелюсь утверждать, экселенц, отношение местного населения к нам более чем благожелательное. Скажу больше, после большевистского правления они все ждут от нас улучшения жизни. Так что пока со стороны местного населения я никакой угрозы не усматриваю.

– Значит, не усматриваете… – генерал немного подумал. – Хорошо, а что скажете по поводу русских?

– Это сложнее. Мы пытаемся выяснить их настроения. Люди, ушедшие в лес, вроде бы воевать не хотят.

– А если это тактический приём? – возразил генерал. – И тогда можно предположить, что в один прекрасный момент они нанесут удар по нашим тылам. Такое вы допускаете?

– Конечно, – кивнул Шольц. – Не допускать этого мы не имеем права, тем более что отдельные стычки происходят постоянно.

– Так, – генерал вздохнул. – И как же я должен обезопасить тыл наших войск? Снять дивизию с фронта?

– Я думаю, этого не понадобится, – после короткого размышления заверил генерала Шольц. – Местное население начало создавать силы самообороны и, по моим данным, сильно рассчитывает на этих рассеянных по лесам русских солдат. Мне кажется, на первых порах на это можно пойти, вот только не знаю, согласится ли наше командование. Как-никак, а вооружённые отряды – первый шаг к самоуправлению.

– Мне кажется, здоровое зерно в этом есть… Во всяком случае, подумать стоит, – и генерал принялся аккуратно сворачивать карту.

Разговор приобретал интересный характер, но едва Шольц собрался развить эту тему, как бесшумно возникший в дверях вылощенный адъютант сообщил, что генерал Блюменрит вызывает абверовца к себе, и полковнику не оставалось ничего другого, как только, распрощавшись с хозяином кабинета, немедленно следовать за посланцем.

По длинному коридору, где уже успели расстелить ковровую дорожку, адъютант провёл Шольца почти в самый конец, и через какую-то минуту, оказавшись в богато обставленном кабинете, полковник по всей форме доложил о своём прибытии.

Первый офицер штаба генерал Блюменрит не сидел за своим столом, а стоял перед большой развешенной на стене картой и что-то внимательно изучал. Выслушав представление Шольца, он благосклонно кивнул и предложил полковнику сесть.