Клуб счастливых жен Уивер Фон

Глава 11

Музей разбитых сердец

Загреб, Хорватия

Сразу по прибытии в гостиницу в Загребе я почувствовала: что-то тут не так. Этот отель принадлежал американской сети, но найти англоговорящий персонал или меню на английском было непросто. Нет, перевод названий блюд можно было добыть, но приложив определенные усилия. В сувенирной лавке в холле находился прокат DVD-дисков, однако, как выяснилось, все фильмы были на сербохорватском.

– У вас много гостей-хорватов? – спросила я продавщицу.

– Нет, в основном туристы из Европы и Америки.

– Так почему же все фильмы на местном языке? – уточнила я, посмотрев на нее озадаченно.

Она ничего не ответила, только улыбнулась, как бы давая мне понять, что так уж здесь все устроено.

Загреб – город слишком уж… хорватский. Мне и раньше доводилось путешествовать по самым разным городам планеты, и в любом из них я находила какие-то влияния британской, французской, американской культуры. Во всяком случае, указатели, названия улиц, блюда в меню нередко дублировались по-английски. Везде, но только не в Загребе.

В первый день я во время прогулки по ошибке направилась не в центр, как собиралась, а в противоположную от него сторону. В результате мне довелось побывать в не очень благополучном районе. Из еды удалось раздобыть лишь кусок чуть теплой пиццы. Я ела ее на ходу и случайно забрызгала томатным соусом свои кеды и белые брюки с многочисленными карманами. Все здания в округе были покрыты граффити, из общепита имелись только бары, но в них не подавали никакой еды, только выпивку.

На следующий день я все же добралась до центра города. Но во всех ресторанах и барах меню были написаны на местном языке[19]. Только как следует изучив список блюд вдоль и поперек, кое-где можно было найти английский перевод – сбоку и очень мелким шрифтом.

Единственное, что показалось мне знакомым в этом городе, были колесившие по городу маленькие «Форды», а также улица неподалеку от отеля, названная в честь Франклина Рузвельта[20].

Пройдя по нескольким небольшим улочкам со старинными фонарями, маленькими ресторанчиками и бутиками, я попала на центральную площадь, называемую Трг[21] бана[22] Елачича[23]. Сразу понимаешь, что это самое сердце Загреба. Посреди нее возвышалась огромная конная статуя XIX века, изображающая генерала Елачича с поднятой саблей. Его фигура четко вырисовывалась на фоне бледно-желтого фасада.

Площадь была вымощена брусчаткой. По периметру располагался десяток магазинчиков и кафе. Все здания были старинными, что напомнило мне о том, что я нахожусь в стране намного старше моей. Я заметила несколько крутых лестниц, ведших вверх, – кажется, чуть выше находился рынок. Но я и не думала туда забираться, а вместо этого вынула камеру и сняла круговую панораму площади, а потом уселась в сторонке и принялась наблюдать за окружающими.

Очень нетрудно было различить хорватов и иностранцев. И вовсе не потому, что последние рассматривали карты города или с любопытством озирались по сторонам. Просто вид у них был более настороженный. Особенно внимательными и сосредоточенными казались американцы и представители других англоговорящих стран.

Совсем по-другому выглядели местные. Они шли уверенно, выпятив грудь и гордо подняв головы. Мимо меня прошествовала дама в тонкой облегающей футболке. Бюстгальтера на ней не было, и ее объемный бюст не менее третьего размера подпрыгивал при каждом шаге. Но ее это совершенно не беспокоило.

Я могла еще долго так сидеть, изучая местные нравы и размышляя о различии культур (например, я обратила внимание, что в кроссовках и кедах ходили только американцы, точнее те, кого я приняла за американцев).

Но время шло, и надо было возвращаться в гостиницу. Побродив еще в окрестностях площади и купив у уличного торговца початок обжаренной на гриле кукурузы, я двинулась в обратный путь. Вскоре мне предстояло встретиться с подругой Мией.

Мия – первая хорватка, с которой я познакомилась в Соединенных Штатах. Недавно она вернулась в Загреб, чтобы осуществить свою мечту – стать кинопродюсером. Перед отъездом она взяла с нас с Китом обещание, что мы навестим ее. Она с таким увлечением расписывала красоты своей родины, что нам захотелось приехать. Увы, я прибыла сюда без мужа (его я не увижу еще целых четыре недели – от этой мысли мне становилось тоскливо).

Я спустилась в холл на пару минут позже назначенного времени, но Мия не заметила моего опоздания. Она что-то кричала по-сербохорватски в трубку мобильного телефона. Я не могла разобрать, о чем идет речь (позже выяснилось, что кто-то не выполнил деловых обязательств).

Мы сели в машину и понеслись по узким улочкам Загреба на весьма приличной скорости. При этом левым плечом моя спутница придерживала телефон, этой же рукой рулила, а правой переключала скорости и оживленно жестикулировала. От такого фрирайда я испытала настоящий адреналиновый шок, эквивалентный нескольким выпитым в один присест чашкам кофе.

Мобильный бесконечно трезвонил. Я махнула рукой и перестала считать, сколько раз он прерывал нашу беседу.

– Это еще ничего, – прокомментировала Мия. – Посмотрела бы ты, что было на прошлой неделе, во время фестиваля.

Мне сложно было даже представить себе, как это было. Карьера Мии сложилась благополучно, она даже получила премию «Эмми» за один из продюсированных ею фильмов. Помимо этого она занималась организацией кинофестивалей и других связанных с кино мероприятий по всей Хорватии.

Во время путешествий я обычно стараюсь не суетиться, все делать вдумчиво, а потому ритм моей жизни на выезде очень отличается от более напряженного домашнего. Но рядом с Мией мне казалось, что я в большом безумном городе, таком, как Нью-Йорк или Лос-Анджелес. Через два дня она должна была уехать в Лондон вместе с группой, освещавшей Олимпийские игры. А сейчас нужно было срочно закончить дела, связанные с прошедшим только что фестивалем.

Мы неслись по улицам Загреба, в какой-то момент поднялись вверх по крутому холму, совершили несколько захватывающих дух спусков, резко свернули в узенький переулок и наконец прибыли на место. Телефон перестал подавать признаки жизни (лишь потому, что пропал сигнал – мы въехали на подземную парковку). Дальше нужно было идти пешком. Мия хотела мне показать Горний град, называемый также Верхним, или Старым, городом.

Он был основан еще в Средневековье и представлял собой слившиеся воедино два района – Каптол, где находилась старая церковь и епископская кафедра (сейчас на этом месте стоит величественный собор), и Градец – жилую зону, где обитали большинство горожан. Стоя на улице Радичева, соединяющей два старинных квартала, Мия рассказала мне, что здесь когда-то был глубокий овраг, по которому тек ручей Медвещак, и через него был перекинут деревянный мост.

Обитатели двух соседних холмов долгое время враждовали между собой. Это был обычный, старый как мир конфликт между народом и властью. Как-то между представителями районов произошла такая жестокая бойня, что воды ручейка окрасились в красный цвет, а мост стали называть Кровавым. Сейчас не осталось и следа от речушки и моста, да и заметить границу между холмами трудно – вся их поверхность давно замощена брусчаткой, частично застроена новыми домами, магазинами, кафе. Уличные торговцы бойко продают здесь еду. Однако жители не забывают об истории этих мест.

Мы немного постояли: я осмотрелась и послушала детский хор, звонко певший неподалеку, прямо посреди улицы. Потом мы прошли через Каменные ворота (единственные сохранившиеся от средневековой городской стены), и тут Мия понизила голос и мне тоже велела говорить шепотом. Мы нырнули под своды ворот и углубились по проулку. Справа от себя я заметила глубокую нишу с черными скамьями, такими как в церкви. На них сидели люди. Они молились; некоторые – с закрытыми глазами. Среди них были монахини в черно-белом одеянии. Впереди виднелся алтарь с большим живописным изображением Девы Марии. Перед ним стояли цветы и зажженные свечи.

Это была церковь под открытым небом, практически посреди улицы, во всяком случае, не огороженная стенами. Я такое видела впервые. Мия снова приложила палец к губам, подавая знак молчания. Мы остановились около алтарной картины. Горожане верили, что она чудотворная. Во всяком случае, во время большого пожара 1731 года она осталась невредимой.

Мы прошли дальше и через пару минут добрались до квадратной площади, посреди которой стояла маленькая церковь тринадцатого века со шпилем и красивой черепичной крышей. Черепица была разноцветной – красного, белого, голубого, коричневого оттенков, – и выглядела как мозаика. Из нее были выложены два герба: один – Загреба, а другой – провинции, столицей которого он некогда был, то есть королевства Хорватии, Славонии и Далмации[24].

Это была церковь Святого Марка – одна из визитных карточек Загреба. С двух сторон к ней примыкали скромные здания.

– Вот парламент, – сказала Мия, указав на одно из них. – А это – резиденция премьер-министра.

И кивнула в сторону второго.

После Лондона мне было странно, что главные государственные учреждения располагаются в столь непритязательных строениях.

Мы продолжали двигаться вверх по небольшому холму, по узкой, замощенной булыжником улочке. Слева была какая-то арка, ведущая во внутренний двор. Мия указала мне на нее, и тут у нее снова зазвонил телефон. Я вошла в арку и с удивлением огляделась по сторонам. Вокруг стояли старинные предметы, к стенам были прислонены довольно неплохо сохранившиеся архитектурные детали. Такое обычно можно увидеть в музее или в специальных хранилищах. А здесь антиквариат был расставлен прямо во дворе.

Моя подруга на секунду оторвалась от трубки, чтобы пояснить:

– Это все будут реставрировать…

Я не успела уточнить детали, а она уже вернулась к телефонному собеседнику.

Потом она упомянула, что многие дома в Хорватии представляют собой подобные «антикварные лавки», где собрана всякая всячина, сберегаемая членами семьи в течение многих веков.

– Хочешь побывать в Музее разбитых сердец? – спросила Мия, закончив телефонный разговор.

– А что, такой есть?

Оказалось, что подобное чудо не только существует, но еще и получило европейскую награду в 2011 году как самая инновационная экспозиция.

Разве можно было, учитывая цель моего путешествия, пропустить такое? Тот, кто ищет секрет счастливого брака, не может проигнорировать место, где собрана память о несложившихся отношениях.

Войдя в музей, я поразилась тому, как много людей с готовностью поведали миру свои печальные и при этом очень личные истории. Наверное, они, как и я, хотели помочь другим избежать ошибок.

Вот на стене висит топор. Его владелица разрубила им на мелкие куски двадцать пять предметов мебели, когда ее покинул муж. А вот большой альбом свадебных фотографий. Его прислала женщина вместе с рассказом о том, как распался ее брак. На одной из стен висел экран, на котором проигрывались присылаемые добровольными жертвователями видеоролики, рассказывающие о развитии отношений и о боли, вызванной расставанием.

Здесь были плюшевые мишки, наборы для бритья, старые свадебные платья, розовые пушистые наручники – в общем, самые разные предметы, так или иначе связанные с любовными историями героев и их тяжелым разочарованием. Каждый экспонат сопровождался письменным пояснением его владельца. Это были грустные хроники разбитых сердец. Читая их, можно было понять: вот этот человек все еще любит оставившую его женщину, а эта разведенная жена все еще испытывает горечь от того, что ее обманули. Некоторые рассказы были совершенно неприличными, такие не стоит поверять широкой публике.

– Вот это очень грустное письмо, – указала мне Мия на листок, который, по ее мнению, я должна была прочитать.

Я сделала несколько фотографий вещей и описаний, которые показались мне достойными внимания.

Тут Мия получила СМС-сообщение от Саньи – ее знакомой, с которой мы должны были встретиться днем в кафе. Нам пора было идти.

Мы прошли через рынок, и моя спутница указала мне на крутую лестницу, которая, казалось, вовсе не предназначена для пешеходов. Но нет, нам предстояло спуститься в Нижний город именно по ней. Аккуратно ставя ногу на каждую следующую ступеньку, я благодарила Бога, что мы движемся вниз, а не карабкаемся по ней вверх.

Через несколько минут мы уже прибыли к той самой статуе бана Елачича. В этом квартале очень много кафе. В одном из них должны были собраться несколько замужних подруг Мии. Однако они одна за другой звонили или присылали сообщения, что не могут прийти. Позвонил даже один муж – сказал, что жена кормит грудью ребенка. Она только что поняла, что у нее не получится выкроить время для встречи.

Тем не менее одна из них, Санья, была уже на месте. Быстрым шагом мы прошли к одному из самых больших кафе. Мия позвонила, чтобы узнать, где именно сидит ее подруга. Нам навстречу поднялась яркая брюнетка с длинными густыми волосами и идеальным макияжем. На ней было облегающее платье и туфли на высоких каблуках.

Внешность этой женщины поразила меня. А когда мы сели, заказали пару бутылок колы и начали разговор, я удивилась еще больше. Начнем с того, что я никогда не слышала такого количества ругательств из уст такой красавицы. Я часто забываю о том, что во многих европейских странах ненормативная лексика – часть повседневной жизни. Они понимают, что это «плохие», бранные слова, что не мешает их активно употреблять. Я слушала, как Санья, выкуривая одну сигарету за другой, сетует на то, как она ужасно (далее нецензурная брань) устала от вечно ноющих и жалующихся жен (далее нецензурная брань). Ее раздражало, что все средства массовой информации и телевидение только и твердят о том, как несчастны женщины в браке. Замужество равносильно чуть ли не смертному приговору. Она категорически не согласна с этим мнением, и ее возмущает, что людям его навязывают.

Санья работает в представительстве шведской военно-промышленной компании и курирует продажу шведских сверхзвуковых истребителей и прочей военной техники хорватскому министерству обороны.

Я разглядывала отлично сидящее на ней платье жасминового цвета и пыталась представить себе ее на работе. Ее облик не вязался с расхожими представлениями о тех, кто продает оружие.

Наверное, мужчины, с которыми ей приходилось все время иметь дело, тоже бывают удивлены ее появлением в комнате для бизнес-переговоров. Она припомнила, как однажды пришла на встречу с двумя чиновниками в строгих костюмах. Когда она вошла в переговорную, один из них взглянул на нее и сказал:

– Мне эспрессо, пожалуйста.

– А мне – мартини, – не растерялась она.

При этом ни один мускул на ее лице не дрогнул.

Эта женщина отличается прямотой и решительностью и ведет себя так в любых жизненных ситуациях, и в семье тоже.

Санья замужем уже несколько лет, и это тоже удивительно, потому что такие люди редко способны создать семью. Ведь поначалу кажется, что она, как и многие другие представительницы нынешнего поколения, чувствует себя совершенно самодостаточной и ни в ком не нуждается. Однако именно эти качества привлекли ее мужа. Он тоже очень уверенный в себе человек, и ему не страшны ее «шпильки». Ему удалось приручить ее и сделать более «домашней». Это пошло ей на пользу. На работе она остается бойцом: лихо ставит на место любого, кто ее недооценивает. Но дома Санья может позволить себе быть ласковой и нежной.

Поначалу я сомневалась, стоит ли упоминать о ней в этой книге. Она ведь в браке всего ничего, а я собиралась интервьюировать только тех, кто прожил вместе более двадцати пяти лет. Но, с другой стороны, зачем загонять себя в такие узкие рамки? Часто ли приходится встречать торговца оружием с внешностью модели, который убежденно заявляет: «Главный секрет счастья – уважительное отношение к супругу. Я требую уважения к себе, а потому и сама должна уважать партнера, правда?»

– Слишком многие хотят от других того, чего сами дать не могут, – говорила она в своей отрывистой, афористичной манере. Она уверена, что решение проблемы – отдавать всю себя, выкладываясь на сто процентов. Это мне напомнило девиз «Donnant, donnant» таксиста с Маврикия.

Санья надеется, что брак ее будет долгим, на всю жизнь. И в то же время понимает, что это в значительной степени зависит от ее веры в возможность счастья, сдержанности и последовательности. Нельзя переносить битвы с мужским шовинизмом, которые она ежедневно ведет на рабочем месте, в личную жизнь. Если она начнет вымещать на муже разочарование и обиды, с которыми иногда приходится сталкиваться по долгу службы, это убьет их любовь.

Я спросила ее, как она видит себя через двадцать лет.

– Мне представляется, что мы сидим где-нибудь вдвоем с мужем и смеемся.

Да, мне тоже так хочется видеть свое будущее.

Перед тем как расстаться, мы обменялись телефонами и адресами электронной почты. Я обещала информировать ее о том, как идет мое исследование и какие секреты я узнаю от других женщин.

Мы с Мией отправились ужинать в один из множества необычных ресторанчиков на улице Ткалчичева. Эта пешеходная улочка с пестрыми кафе и барами на любой вкус проложена в том месте, где некогда находился ручей Медвещак. Здесь к нам присоединился бой-френд Мии, и именно здесь она рассказала мне о своей ближайшей подруге по имени Зелька, у которой мне предстояло взять интервью на следующий день.

Глава 12

Желания, разгоревшиеся вновь

Загреб, Хорватия

Уже полдевятого вечера, а я собиралась вернуться в гостиницу к пяти тридцати. Но старый Загреб не хочет отпускать меня. Наступили сумерки, выстроившиеся в ряд фонари бледным светом освещают тротуар. Над входом в рестораны и магазины опустились яркие тенты и козырьки; засветились разноцветными огнями вывески. Здания в старой части города невысокие, не более двух или трех этажей. Лишь изредка в плотную застройку вклиниваются современные десяти-одиннадцатиэтажные «небоскребы» из стекла и бетона. Звуки города тонут в густом вечернем воздухе. Скоро ночь ляжет на эти крыши. Мне хотелось глубже погрузиться в эту колоритную и притягательную атмосферу, подходящую для какого-нибудь мрачноватого эстетского кинофильма.

Я немного проголодалась, зашла в небольшое кафе на углу Илицы, главной магистрали старого Загреба, и заказала киш-лорен[25] и чизкейк.

Вдоль узкой булыжной мостовой были проложены рельсы, но трамваи перестали ходить примерно час назад. Машин было немного. Местные жители неторопливо прогуливались по тротуарам. Кто знает, куда они направляются?

Я поела и двинулась обратно в гостиницу. На пути мне вспомнился эпизод из детства.

Когда мне было лет двенадцать, в нашем доме несколько месяцев жила молодая женщина с маленьким сыном. Дело в том, что мои родители нередко приводили на время в дом тех, кто оказался в трудных обстоятельствах, так что я и мои сестры привыкли к обществу малознакомых людей. Карен была студенткой находившегося неподалеку престижного университета. Она жила в общежитии, а потом забеременела, и ее родственники попросили мою мать приютить ее, пока малыш чуть подрастет. Пребывание в семье должно было помочь ей войти в роль матери и научиться совмещать эти обязанности с учебой. Карен приехала к нам, когда ее мальчик, Тайлер, только родился. Я, с моим врожденным материнским инстинктом, сразу влюбилась в этого ребенка. Очень скоро родной матери уже не требовалось вставать среди ночи, чтобы кормить его или менять подгузники. Все это делала я, причем добровольно и с огромным энтузиазмом: разводила для него детское питание, мыла его, пеленала и не считала это за тяжкий труд. Еще тогда в моем сердце глубоко пустило корни желание иметь собственных детей.

Так продолжалось несколько месяцев. Я сама была еще ребенком, но тем не менее глубоко привязалась к Тайлеру, считая его родным. И вот однажды Карен ушла и не вернулась. Никто не знал, где она. Она просто исчезла, а Тайлера оставила у нас.

Я продолжала заботиться о нем, пока мои родители тщательно подбирали ему приемную семью. Мне, подростку, тогда было непонятно, почему я не могу усыновить малыша. Ведь я отношусь к нему куда лучше, чем биологическая мать. Но мне объяснили, что суд вряд ли позволит двенадцатилетней девочке взять под опеку младенца.

И вот настал день, когда усыновители нашлись. Это была симпатичная пара из нашей церкви. Тайлеру в то время было уже больше года, он рос у меня на руках, на моих глазах учился ходить… Когда его вместе со всеми вещами отправили в новую семью, я думала, мое сердце разорвется.

Но мама напомнила мне, что мой малыш не уезжает далеко. К счастью, мы не потеряем его следы в лабиринтах системы опеки. Он будет рядом, и я смогу часто с ним видеться.

Целую неделю после его переезда я считала часы – ждала воскресенья, когда увижу его вновь. Только войдя в церковь, я ринулась в комнату для детей, что находилась неподалеку от женского туалета. Я открыла дверь и с криком «Тайлер!» бросилась к нему, протянув вперед руки.

Он посмотрел на меня круглыми от удивления глазами, повернулся спиной и спрятался в объятиях своей приемной матери.

Как мне было больно! Этого чувства я не забуду никогда.

Мы вернулись домой, я ушла к себе в комнату и прорыдала весь вечер так, что лицо опухло, все слизистые пересохли, а желудок свела судорога. Я плакала еще несколько дней. Наконец ко мне пришла мама и сказала:

– Фон, пойми, Тайлер не знал никакой матери, кроме тебя. Теперь он думает, что ты его покинула, предала. Это пройдет, надо лишь немного подождать.

Вот такая история. Но уже тогда, в двенадцать лет, я знала, что Господь предназначил мне быть матерью. Может, мне удастся многого достичь в жизни, но настоящим стремлением моей души будет только материнство.

Но жизнь внесла коррективы в мои планы. Я не вышла замуж в двадцать один или двадцать два года, как планировала, и не завела детей в двадцать три. Тогда я еще не вполне повзрослела и не была готова стать матерью и даже женой. Я была взбалмошной, амбициозной и не желала никому уступать. Было невозможно строить со мной прочные долговременные отношения.

Прошло еще несколько лет, и я вышла замуж за Кита. Тогда мне было двадцать шесть. Биологические часы громко тикали: я знала, что с физиологической точки зрения готова к материнству. Но еще до свадьбы мы с Китом договорились, что подождем год, прежде чем рожать. Нам хотелось сначала насладиться супружеской жизнью. Однако у всех моих подруг уже появились малыши, и вскоре после замужества я стала уговаривать Кита пересмотреть наше соглашение.

Но он твердо стоял на том, что нужно подождать. При этом мы много раз обсуждали эту непростую тему. Он упирал на то, что у нас все закрутилось слишком быстро: до того как пожениться, мы знали друг друга всего девять месяцев (этот срок включал в себя и знакомство, и период ухаживания, и помолвку). Нам надо было привыкнуть, приспособиться друг к другу, научиться общаться, находить компромиссы. Ребенок значительно усложнил бы нашу задачу. Да, она выполнима, ведь многим приходилось бывать в такой ситуации, и они выходили из нее достойно. Но мы оба так погружены в свою работу, так заняты карьерой! Неизвестно, что будет с нашими отношениями и будем ли мы хорошими родителями.

Я пролила немало слез, но все же согласилась с доводами моего мудрого мужа, а со временем настолько уверилась в его правоте, что решила подождать еще год, а потом еще и еще. Он был моим лучшим другом, мне так нравилось быть его женой. И карьера шла прекрасно. Мы видели много прочных союзов, где супруги ждали лет пять до появления детей. Я пришла к выводу, что и нам лучше повременить.

И вот наступила пятая годовщина брака.

Я снова заволновалась. Как хорошо было бы завести ребенка! Кит согласился, мы отказались от противозачаточных средств и с воодушевлением принялись осуществлять планы по пополнению семейства. Это было здорово! В моей семье женщины беременели с легкостью. Например, когда моей маме было уже сорок, с ней случилась очередная «приятная неожиданность». Самый юный из моих братьев почти на шестнадцать лет младше меня.

Мне и в голову не могло прийти, что у меня с этим возникнут проблемы.

Прошел месяц, потом еще один, два, три… Никаких результатов. Я была близка к панике.

Окружающие нередко говорили мне, что мы с Китом по-прежнему счастливы и влюблены, как в самом начале отношений, потому что у нас нет детей. Неужели это правда?

Поначалу даже слушать не хотела подобного рода комментарии, а потом почему-то начала задумываться об этом мнении, бытовавшем среди поживших некоторое время в браке людей. Мне вдруг стало очевидно, как меняется жизнь, когда в семье появляется еще один маленький человек. Я со страхом разглядывала женщин, увешанных сумками с детским питанием, слингами или кенгуру для переноски малышей. На плечах их кофточек нередко виднелись следы младенческой отрыжки. Некоторые бросили работу, у них совсем не было времени встречаться с друзьями. Многие месяцами спали не более чем по три часа в сутки. Никто не спорит, что маленькие дети такие милые и хорошенькие, что они дарят родителям и другим родственникам море радости и счастья. И все же, если понаблюдать за жизнью семьи с малышом, это вряд ли можно назвать рекламой деторождения.

Я испугалась и поняла, что не готова так радикально изменить жизнь. Может, когда-нибудь потом…

И вот как-то среди рабочего дня я позвонила Киту и сказала ему:

– Милый, знаешь, я, наверное, еще не готова завести ребенка.

Мой понимающий и разумный муж спросил, почему я так думаю. Уточнил, уверена ли я в своем решении. Взвесив все, он со мной согласился.

Я повесила трубку и позвонила врачу, чтобы назначить новый противозачаточный курс.

И никогда после не жалела об этом. Вообще-то в последние несколько лет у меня совсем не было времени, чтобы думать о продолжении рода. Я даже стала находить оправдания, почему мне пока не стоит рожать.

Сейчас мне под сорок. Конечно, беременность в таком возрасте проходит куда труднее, чем в молодости. Но до приезда в Загреб я не осознавала, что на самом деле в глубине моей души живет страх. Я боюсь, что после рождения ребенка наши отношения изменятся. Ведь столько несчастливых пар рассказывали нам об этом. Мне страшно, что малыш поглотит всю меня, а муж почувствует себя отвергнутым и заброшенным; что дети усложнят наши с ним отношения и нам придется выбирать: либо быть страстными супругами, либо хорошими родителями.

Эти мысли начали посещать меня после одной из недавних встреч.

Путешествуя по Южной Африке, я брала интервью у пар из Кейптауна и с Маврикия, а после этого решила на пару дней заехать в Йоханнесбург. Никаких особых дел у меня там не было, но мне хотелось посетить город, который казался таким притягательным с детских лет, когда его фотография висела на холодильнике в родительском доме.

Перед отъездом из Кейптауна мне позвонила одна из ведущих журналисток крупной южноафриканской газеты. Она узнала о моем турне от коллеги, которая, в свою очередь, тоже следила за моими перемещениями. Журналистка работала в Йоханнесбурге и хотела взять у меня интервью. Пришлось согласиться на эту встречу, хотя времени на осмотр города было совсем немного.

Когда Кашифа вместе с фотографом прибыли на встречу, они были очень удивлены, увидев меня. Она призналась, что ожидала встретить «пожилую богатую белую американку-домохозяйку», а не худенькую чернокожую бизнес-леди тридцати с небольшим лет.

– Мы ожидали совсем другого! – призналась она.

Так и не знаю, что это было – комплимент или разочарование, которого она не сумела скрыть.

Кашифа была чуть моложе меня и обладала таким же, как и я, холерическим темпераментом. Она начала интервью с того, что заявила о скептическом настрое по отношению к счастливым бракам. Побывав на странице нашего клуба в Facebook, она поначалу сочла эту затею «странной». Тысячи женщин собираются вместе на виртуальной площадке, просто чтоб сказать несколько хороших слов о своей семье и муже? Зачем это все нужно? Я не ставлю ей в вину возникшие у нее сомнения. Действительно, мало кто организует сообщества, чтобы поговорить о преимуществах брака. Она напомнила мне (как напоминали и будут напоминать многие до и после нее), что с появлением детей все меняется. Было видно: она не уверена, что у меня есть право давать рекомендации очень разным женщинам, живущим в странах с разными традициями. И особенно тем, у кого есть родительский опыт.

Я уверила Кашифу, что вовсе не собираюсь учить кого-либо жить. И не только потому, что у меня нет детей, но и потому, что я замужем всего десять лет. Я лишь транслирую мнение и советы тех, кто прожил в счастливом браке гораздо дольше. У меня нет и тени сомнения в том, сказала я ей, что с рождением детей многое меняется. Однако сотни участниц клуба, да и другие женщины из разных уголков мира, не раз свидетельствовали: расширение семьи вовсе не обязательно означает ухудшение отношений. Если их сохранение остается для пары приоритетом и если супруги не желают утратить живого контакта друг с другом, этого не произойдет.

Ее все это не убедило. Она направила мне напечатанное интервью (по иронии судьбы размещенное на той же странице, что и сообщение о разводе Тома Круза и Кэтти Холмс), и я с грустью прочитала концовку статьи: «Однако на деле жизнь иногда разбивает безоблачное счастье пары. По крайней мере, в моем случае это именно так. Для меня самый важный человек на свете – мой сын. Я обожаю мужа, но ребенок стоит на первом месте!»

Кашифа не одинока. Такое мнение чрезвычайно распространено, что совершенно не делает его универсальной истиной.

Незадолго до того, как я уехала в нынешнюю командировку, мы с Китом были у знакомых на свадьбе. Рядом с нами сидела пара чуть старше нас. Они поглядывали на то, как мы прикасаемся друг к другу и время от времени целуемся, будто вокруг никого нет. Потом они поинтересовались, есть ли у нас дети.

– Нет, – честно ответили мы.

– Вот и хорошо. Продолжайте в том же духе. После появления детей все изменится.

Тогда я еще не знала, что одна из предстоящих встреч изменит мой взгляд на семью с детьми. Страх уступит место счастливому ожиданию: желание завести ребенка разгорится с новой силой. Те, кто говорит, что не стоит этого делать, может, и правы, но лишь отчасти. Есть и другая правда, которую усвоили многие счастливые женщины и готовы ею поделиться с нами.

Глава 13

Любовь как свечка

Загреб, Хорватия

Я свято верю в Божий промысел. У вас, наверное, тоже бывали моменты, когда неожиданно появлялся нужный человек или вы случайно слышали нечто, что очень важно услышать именно вам, именно здесь и сейчас.

Бывает, что ранее закрытые двери неожиданно открываются или то, что казалось бедой, вдруг оборачивается фантастической удачей.

Думаю, в судьбе каждого иногда случаются подобные события, происходящие «как по заказу». Невольно начинаешь верить, что только Господь может создать и воплотить в жизнь такой сценарий, в котором идеально учтены время и место.

Идя на встречу с Зелькой, я еще не знала, что участвую в подобном «божественном сценарии». Однако после оказалось, что эта женщина явилась как раз в нужный момент, чтобы разрешить раздиравшие мне душу противоречия, связанные с вопросом рождения детей. Ее пример с яркой очевидностью противостоит всем, кто кричит, будто дети губят брак и всегда приходится что-то приносить в жертву – либо супружеские отношения родительским обязанностям, либо наоборот.

Большинство женщин, с которыми я встречалась до этого, были старше меня, и мне это нравилось. Я впитывала их мудрость, принимая все, что они говорили, очень близко к сердцу, будто от их советов зависела моя судьба (хотя иногда она и впрямь может от этого зависеть).

Но обмен опытом с ровесниками тоже по-своему чрезвычайно ценен, ведь люди моего поколения встречаются с хорошо знакомыми мне трудностями. Именно поэтому столь авторитетным стало для меня мнение Зельки – жены, матери двоих детей, весьма преуспевшей также и в карьере. Она была одной из немногих, чье интервью я решила все же опубликовать, несмотря на то что ее семейный стаж не отвечал условию «двадцать пять лет и более». Открытые ею секреты имеют отношение к сегодняшнему дню, к современной действительности, с которой сталкиваются женщины, работающие и растящие детей именно сейчас, а не, скажем, сорок лет назад, когда многое было другим.

К моменту нашей встречи Зелька и ее муж отметили тринадцатую годовщину знакомства. Из них женаты они были девять лет. При заключении брака ей было двадцать восемь лет. Муж на год ее моложе. Их старший ребенок, сын, появился на свет незадолго до первой годовщины свадьбы. Так как супруги встречались до женитьбы целых четыре года, они решили, что больше не будут тянуть с пополнением семьи.

Мы с Зелькой встретились в небольшом кафе. Я сразу прониклась к ней симпатией, когда она сказала:

– Простите, что немного опоздала. У меня сегодня было четыре деловые встречи, и последняя только недавно закончилась.

Я была очень рада, что ей удалось выкроить время для меня.

Зелька занимает пост директора по маркетингу в большом издательском доме и курирует распространение двух крупнейших хорватских газет. До рождения детей она работала каждый день по двенадцать-четырнадцать часов в сутки.

Забеременев в первый раз, наша героиня приняла твердое решение: семья будет на первом месте. Она отправилась к начальству и сказала, что ей необходимо скорректировать график работы – не более восьми часов и только в будние дни. Если руководство решит понизить ее в должности, что ж, она не в обиде, ведь теперь приоритеты изменились.

– Поначалу было тяжело, – вспоминала она. – Трудно переключиться на другой ритм жизни. После безумно загруженных, наполненных событиями дней странно было целый день сидеть дома и то кормить сына, то укачивать его.

Взволнованным, временами прерывающимся от переполнявших ее эмоций голосом Зелька говорила о кормлении грудью и о других сложностях, возникших на раннем этапе жизни малыша. Молока было мало, и от этого в ней росло чувство вины. В то же время появилось ощущение, часто портящее жизнь счастливым супругам: ей начало казаться, что теперь, с появлением младенца, все прекрасное, что было у них с мужем, осталось в прошлом. Это происходило подсознательно, однако горечь отравляла душу.

– Думаю, что беда не приходит одна. Первая проблема влечет за собой вторую, потом следующую. Они растут как снежный ком, – рассказывала она о первых месяцах, когда нужно было приспособиться к новой жизни.

Спать ей приходилось не более трех часов в сутки.

Через некоторое время они с мужем серьезно обсудили сложившееся положение и приняли жесткое решение:

– Мы пришли к соглашению, что будем прислушиваться только к себе. Постараемся реализовать то, о чем мечтали, не падать духом и смотреть на жизнь с оптимизмом, который всегда присутствовал в наших отношениях. Что бы ни твердили вокруг, мы попробуем получить максимум удовольствия от нынешнего этапа родительства.

Мне было ясно, что Зелька очень старалась как можно лучше сбалансировать свою жизнь в это непростое время. При этом каждый день наваливался новый груз рабочих обязанностей, дома ждал ребенок, требовавший постоянного внимания, при этом она делала все возможное, чтобы не потерять контакт с горячо любимым мужем, потому что категорически не желала ставить общение с ним на последнее место.

– Те, кто живет лишь воспоминаниями о прошлом, не могут двигаться вперед. С другой стороны, люди, вечно ожидающие наступления счастливого будущего, упускают возможность жить настоящим, –

считает Зелька.

Слушая мою героиню, я понимала, что принятое ею и ее супругом решение не унывать не было универсальным противоядием от всех проблем. Это всего лишь подпорка, костыль, позволяющий более уверенно пройти через испытания. Оба понимали, что ребенок подрастет и все наладится. Да, появятся новые потребности, и придется снова подстраиваться. И все же, скорее всего, можно будет хотя бы высыпаться!

Зелька не выглядела измученной, хотя она оставалась на ответственной и требующей больших моральных и физических сил должности и при этом была мамой двух детей – шестилетнего сына и годовалой дочери. Муж ее тоже работал по двенадцать часов в сутки. И все же она была счастлива. Это было не показное, натужное счастье, а подлинное чувство удовлетворения жизнью. Улыбка ее светилась искренностью. Я много общалась с замужними женщинами и научилась отличать настоящую радость и гримасы на кислой физиономии.

– Если бы была возможность повернуть время вспять и вернуться к моменту, когда родился первый ребенок, вы бы что-нибудь поменяли? – спросила я.

Ее этот вопрос удивил и развеселил. Ей было странно даже подумать о такой возможности.

– Наверное, я бы меньше переживала за него, – ответила она с улыбкой.

– Когда столько забот, удается ли ставить на первое место отношения с мужем?

– Конечно, удается, – без колебаний заявила она. А затем добавила: – Но и дети для меня тоже на первом месте.

– Как так?

– Знаете, родители часто говорят детям, что они любят их всех одинаково, никого не выделяя. Примерно то же самое и здесь. Я слабое существо, всего лишь человек, и поэтому вряд ли могу подарить кому-то совершенную любовь, будь то муж или ребенок. Но каждый день я стараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы дать им по максимуму и именно в той форме, в которой это им требуется. Если муж для меня является приоритетом, это не значит, что я отвергаю детей, и наоборот. Ежедневно приходится искать равновесие в отношениях. Конечно, не все получается идеально. Но так было и до рождения малышей. Мы открываемся навстречу друг другу и, насколько хватает сил, бескорыстно дарим свою любовь.

Как-то раз мне довелось услышать интересный пример, иллюстрирующий сущность такой любви. К одной женщине, ожидавшей второго ребенка, пришла малолетняя дочь и спросила, правда ли, что с появлением маленького братика мама будет любить ее меньше. Мать пообещала, что, конечно, этого не произойдет. Но не по возрасту сообразительной девочке простого уверения было мало. Как же убедить ее? Мудрая женщина решила устроить эксперимент. На столе стояла зажженная свеча; она принесла еще одну, незажженную, и велела дочери посидеть спокойно и понаблюдать.

– Видишь эти две свечки? Одна из них – это ты, а горящее пламя – моя неугасающая любовь.

Затем она указала на незажженный фитилек.

– А это – твой маленький брат. Когда он родится, я буду любить его так же, как люблю тебя.

И она зажгла вторую свечу от первой. Девочка с удивлением следила за ее действиями, а в голове ее шла напряженная работа.

– Посмотри, разве огонь погас или уменьшился, когда я зажгла вторую свечу? – спросила мать.

– Нет.

– То же самое произойдет, когда родится малыш. Вы оба будете мне одинаково дороги. Потому что любовь – это то, что может бесконечно приумножаться.

Зелька подкрепила ту же мысль еще одним примером из жизни.

– Когда сын спросил, является ли он для меня самым важным человеком на свете, я ответила «да», но добавила, что и его сестренка, и его отец так же важны для меня.

Пришлось объяснить, что между ними не может быть соперничества, они все равны. Я сказала ему, что родители, конечно, должны уделять время детям, но при этом и маме с папой тоже надо иногда побыть вдвоем. Я стараюсь отдавать своим близким как можно больше и делить свою любовь поровну между ними. Они знают, что семья для меня важнее всего остального.

Я поинтересовалась, не ревнует ли ее муж к детям, не чувствует ли себя покинутым. Или, может, детям кажется, что они на вторых ролях по сравнению с отцом?