Огненный торнадо Негривода Андрей
…20 марта в палате Филина, в госпитале Бурденко, появилась Таня. Маленькая, продрогшая – такой он ее запомнил с Одессы, птичка-Синичка. Она просто вошла, не постучавшись, и остановилась, опершись о дверной косяк. Держала в руке веточку мимозы и, широко раскрыв глаза, смотрела на Андрея. А он ее не замечал. Он сейчас вообще ничего не замечал – ему снимали прикипевшие к ранам бинты, покрывавшие его торс от шеи до самого… До кобуры… Не самая приятная процедура… Филин стонал – тихонько, сквозь зубы, шипел, как взбешенная гюрза, и загибал таким матом, что… – Ё-опт, подожди, бля! Тебе, майор, бля, только коров лечить! Стой!!! – Он хватал за руку стоявшего над ним врача, но тот, не обращая никакого – видимо, привычка – внимания на матюки Андрея, продолжал свое дело. – Ты же не врач, е-опт!.. Что ж ты делаешь, сука?! Чтоб у тебя руки, бля, покрючило на хрен! Тормози, гад!!! Чтоб у тебя фуй на лбу вырос и яйцами глаза закрыло! Отвали! Все пузо перепахал! Ты там че, озимые сажаешь?! Я те че, огород на даче?! Майор! С меня урожай-то – огурец в пижаме! Убери ж ты грабки от меня уже, майор, твою мать! Ну, бля, я вылечусь – все твои пальцы в узлы навяжу!..
Стоящая по другую сторону от врача медсестра, а это была Ольга, откровенно держалась за живот от смеха и утирала выступившие на глазах слезы. А вот Андрею было не до смеха – врач, не дожидаясь, пока отмокнет засохшая на повязке кровь, просто срывал бинты. Андрею казалось, что эта экзекуция продлится вечность, но майор-хирург вдруг сказал:
– Ну, вот и все! А ты разорялся. Медсестру вон до слез довел. – Ольга сидела на подоконнике и уже откровенно икала от смеха. – Ну, что ж. Ребра зажили – фиксирующая повязка больше не нужна. Раны чистые и уже затягиваются. Так что готовься-ка ты, капитан, на выписку.
– Когда?
– Думаю, завтра-послезавтра. – Майор почесал ногтем нос и повернулся к двери. – О! А к тебе гости! Да еще такие симпатичные!
– М-можно? – девушка несмело шагнула от двери.
– Нет, не можно! – хирург настойчиво развернул ее за плечи и подтолкнул к выходу. – Сейчас ему сделают легкую повязочку, еще кое-что, а вы, девушка, подождите в коридоре. Минут десять, я думаю, может, пятнадцать. Ну-ка, пойдемте, мадемуазель, не мешайте процессу…
Ольга очень серьезно смотрела на Филина, теребя в руках марлевый тампон:
– Это твоя девушка?
– Ну-у!.. Если честно, то я и сам не знаю – может, да, может, нет…
– Помнишь, поручик, я тебе еще год назад сказала, что ты гусар и бабник?
– Ольга!
– Уже не Амазонка?
– Ты всегда будешь Амазонкой…
– Ну, вот. Уже лучше! – Она умело накладывала свежую повязку на грудь Филина. – Значит, так! Я понимаю, что ты мужик со здоровым инстинктом самца. И это очень хорошо! Но только госпиталь, Андрюша, – МОЯ территория!!! Здесь ты мой, только мой, и больше ничей. И по-другому не будет! Ясно?!
– Куда уж ясней!
– Вот и хорошо! Мне плевать, что, как и с кем ты делаешь в других местах, но сюда твои телки пусть не ходят! Пожалуйста…
– Извини, Оленька!
– Не извиняйся! Мы ничего не обещали друг другу! Но… Если ты все же почувствуешь когда-нибудь, что я тебе нужна, – я буду с тобой, так и знай. Все, пойду я, а вы тут поворкуйте, голубки. Только не увлекайся, поручик, гусарствовать – помни о территории!..
Ольга открыла дверь и позвала:
– Заходите, девушка, только не долго – пять минут! Если успеете… – это уже себе под нос. – Больному необходимо отдыхать!
И осмотрела Таню, словно цыган на базаре, покупающий себе лошадь. Ох, какой это был взгляд!!! Ведьма!.. И скрытая улыбка в уголках огромных зеленых глаз. Оценила, хмыкнула и решила, наверное, что это не соперница… Да так и ушла, с гордо поднятой головой…
– Привет. А она красивая…
– Здравствуй, Синичка. Ты как здесь оказалась?
– Все-то ты забыл, Андрюша!
– Да вроде бы не жалуюсь на память пока.
– А кто мой папа, помнишь?
– Ну, майор в Монголии, и что?
– Не просто майор, а начальник особого отдела полка!
– А-а, ну тогда все понятно…
– Вот-вот. У папы есть лучший друг в Москве. Полковник!
– Ну и?..
– Не лошадь, не запряг… Я очень хотела тебя увидеть… Позвонила дяде Сереже и попросила все про тебя узнать…
– Ты поросенок!
– Слушай! – Ее глаза горели огнем азарта. – А ты и правда такой секретный, как мне сказал дядя Сережа?
– Птичка-Синичка! Я же не знаю, что он тебе сказал! – улыбнулся Андрей, глядя на Таню.
– Сказал, что мне туда ехать не стоит, потому что все равно не пустят, потому, что пускают только родственников, да и то только по предварительной договоренности с командиром части.
– Правильно сказал.
– А еще он звонил в твою часть и говорил с твоим командиром. – Вот тут Филин нахмурился. – Он же полковник! Ну, вот он и узнал, что ты сейчас в госпитале, после ранения, и номер палаты сказал…
– И ты приехала меня проведать…
– Да, а что, нельзя было? Ты не рад меня видеть?
– Рад, Синичка… – «Эх! Как же ей все объяснить-то? Очень уж обижать не хочется! Ангелок, да и только!» – Просто… Я сейчас не в самой лучшей форме, а я не люблю, когда симпатичные девушки меня жалеют.
– Тебе больно? – она самыми кончиками пальцев провела по бинтам.
– Не-а, щекотно!
– Дурак! – она надула свои пухлые губки.
– Ладно, не дуйся! Уже почти прошло – скоро на выписку.
– А я слышала – завтра или послезавтра! Поедешь в Одессу?
– Наверное. Вообще-то, мне положено полтора месяца отпуска…
– Андрюша, – она посмотрела ему прямо в глаза, – не уезжай сразу, а? Поживи у меня немножко, ну хоть неделю, а?
– В студенческой общаге?
– Зачем? Я квартирку однокомнатную снимаю возле метро «Измайловский парк». Ну, согласен? Пожалуйста!
«Твою мать, Андрюха! Да скажи же ты ей наконец! Малолетка же еще совсем!» – уговаривал себя Филин и не смог сделать над собой последнее усилие…
– А эта медсестра – она твоя девушка?
Андрей уставился на Таню взглядом круглого болвана.
– Я так и поняла сразу, еще когда она смеялась… А потом, когда смотрела на меня. Так женщина может смотреть только на соперницу…
– Господи! Ты ж маленькая еще, откуда знать-то можешь, как на соперниц смотрят?
– Мне скоро будет восемнадцать! – она гордо подняла голову. – И еще, я вижу, что права!
– Она меня второй раз на ноги поднимает, Синичка, – грустно произнес Андрей.
Они сидели и молчали. Филин смотрел на эту девочку, и в душе его разливалась теплота.
– Ну и что?! Ну и пусть! – она решительно вскинула голову. – Она же ведь здесь, в Москве! А я одесситка! Хочешь, я с тобой в Одессу поеду?
– А институт? Не дури, Танюха!
– Я соскучилась. Ну, поживи со мной, хоть три дня!!! А потом уезжай! Если хочешь… Я ведь не навязываюсь к тебе в жены!
– Ладно, посмотрим. Ты точно поросенок, Татьяна!
– Yes! Yes! Yes!!! – Ее радость была настолько искренней, что Андрею показалось: «А может, и правда?..»
– Только, пожалуйста, не ходи больше в госпиталь.
– Ладно. Я напишу тебе адрес и буду сидеть дома. И если ты не появишься – я тебя все равно найду! В Одессу поеду!
– Появлюсь, Синичка. Куда ж мне уже деваться, если в такой переплет попал?
– Я тебя жду!.. – она чмокнула Андрея в щеку и зацокала каблучками к выходу… …Весна не торопилась вступать в свои права. И хотя был уже конец марта, но по ночам температура еще опускалась до нулевой отметки. Днем уже слышался звук начинающейся капели, но все равно было еще довольно холодно. Природа просыпалась медленно, нехотя, грозясь вдруг бурно разгуляться по весне… Андрей брел по московским улицам, осторожно вдыхая только-только появляющиеся весенние запахи – сломанные ребра хоть и зажили, но пока еще очень болезненно давали о себе знать, напоминая о том, что довелось испытать… И пасмурно было на душе у Андрея. Тучи грозовые. И хотя отомстил он за свою муку, но… «…А как же заповедь господня: не суди, да не судим будешь?..» И еще… Он боялся. Боялся самого себя. Боялся того, что когда-нибудь может сорваться. И никто сейчас ему не был нужен. Никто!!! Филину хотелось улететь далеко-далеко, на какой-нибудь маленький островок, затерянный в океане, и забыть, что на земле есть такие животные – ЛЮДИ. Он хотел стать бородатым Робинзоном и жить в одиночестве… И на хрен ему была нужна та «слабая» половина человечества, имя которой – ЖЕНЩИНА… Но… Он шел к Тане, шел к этой в сущности еще девчонке, потому что обещал, а слово свое Филин привык держать…
«…Эх, птичка-Синичка! Хорошая, наивная девчонка. Ты же не сможешь со мной, глупенькая. Или что-то вроде чуда должно случиться. Искала бы ты себе какого-то студентика лобастого, да и жила бы с ним, дурочка. На фига тебе весь мой экстрим?..» …Дверь открылась сразу.
– Пришел!
– Я обещал.
– А я знала, что придешь! Даже если бы не обещал, – она потянулась к нему, встав на цыпочки и вытянув свои губки-бантики, но в последний момент, лизнув Андрея в губы, она хитро улыбнулась и убежала внутрь своей квартирки.
– Маленький свинтус… – Филину ничего не оставалось, как последовать за ней, захлопнув дверь.
– Это хорошо, что ты пришел именно сегодня. – Она носилась по комнате, перебрасывая какие-то свои вещи с места на место. – Мы идем в гости к моей подруге, на свадьбу.
– Слушай, птица-Синица, я ведь к тебе шел, а не к твоей подруге, – сказал Андрей, снимая шинель и усаживаясь в старенькое кресло.
А она, ничего не замечая, поставив ножку на край кровати, натягивала на нее блестяще-черный чулок. На девушке была коротенькая желтая рубашенция, и она, проделывая манипуляции с чулками, явно специально показывала Андрею свою красивую круглую попку под черными, узенькими трусишками. Затем, сбросив рубашку и держа в руках нечто, сплошь кружевное, обернулась к Андрею.
«Вот же засранка! А грудь у нее все же очень красивая, да и все остальное! Где ж тебя растили такую, на какой грядке?»
А Танюшка застыла вдруг, как статуя, глазея на Андрея.
– Танюшкин, ты чего?
– Два месяца назад у тебя был один орден… И на погонах на одну звездочку меньше… Теперь ты капитан?
– Капитан.
– А орден за что? За ранение? А где тебя ранило? Афганистан уже год как закончился. Ты где был?! Расскажешь?
– Трындычиха! Замерзнешь голяком-то!
Она подошла к Андрею и уселась верхом на его колени. Ах, какой молодой свежестью пахло от нее!!! А Танюха, тот еще провокатор, умостилась так, что коснулась набухшими сосками кителя Филина.
– А что, не нравлюсь? Признавайся!!!
– Ты очень красивая, Синичка, очень! Только…
– Знаю я все, не дура – медсестра из госпиталя! А мне плевать! И потом: она там, а я здесь и сейчас! И сейчас – ты мой!
– Слушай, а давай не пойдем никуда.
– Ты сначала послушай, что я тебе скажу, а потом решай. Хорошо?
– Ну, и что там за страшная тайна?
– Это моя можно сказать лучшая, единственная по-настоящему подруга. Понимаешь? Она сегодня выходит замуж… Такая маленькая, скромная, студенческая свадебка – человек на десять, не больше. Будут самые близкие. В «Метелице»…
– А я так хотел отдохнуть…
– Ну, тогда раздеваемся и никуда не идем! – решительно произнесла она.
– Так! Слушай меня! Во-первых: для того, чтобы раздеться, необходимо быть одетым, а на тебе практически, кроме чулок, ничего нет…
– А на тебе? – она хитро прищурилась.
– Я КОМАНДУЮЩИЙ – мне положено по чину… -…
– А во-вторых: друзей нужно ценить и беречь! Поэтому – пойдем мы в твою «Метелицу»… Ах ты, лиса!!!
– Хи! – Таня резво вскочила и, прикрыв грудь пеной кружев, обернулась к Андрею: – Застегни, пожалуйста!
Филин повозился какое-то время с крючками, а затем, шлепнув ладонью по аппетитным упругим округлостям, придал ей ускорение…
Ребята-студенты оказались на удивление приятной компанией, легкой и не занудной. Девушки почти беспрерывно танцевали, ребята травили студенческие байки, потягивая легкое грузинское вино, и весело смеялись.
«Оказывается, и на "гражданке" есть хорошие люди, – вдруг поймал себя на мысли Андрей. – И у них тоже бывает весело!..» Он был поражен этим «открытием»…
Танюшка подлетала к нему после каждого танца, смачно чмокала в губы, не стесняясь, и, вильнув «хвостиком», опять убегала в толпу. Это была сплошная, ходячая провокация для мужского поголовья «Метелицы»: она, хитрюга, специально надела коротюсенькую расклешенную юбчонку и такие модные ботфорты на огромном каблуке. А под ними… Чулки!!! Бомба. Секс-бомба!!!
«Вот же свиненок!» – смеялся в душе Филин, замечая на себе восхищенные взгляды, полные зависти, и не только из толпы, но и из-за своего же столика…
Они возвращались домой поздно ночью, поймав какого-то частника. А потом, обнявшись, поднялись в квартирку Танюшки.
– Раздевайся! – категоричный приказ, но сразу же за ним: – Ты, наверное, устал?
– Есть немного. Кофейку бы… Сделаешь?
– Угу.
Андрей раздевался очень осторожно, стараясь не задеть случайно все еще забинтованную грудь. Улегся поверх одеяла, вдыхая Татьянин аромат, сохранившийся на подушке. А она вышла из кухни и, увидев, что Андрей прикрыл глаза, стала что-то делать, еле заметно шурша…
– Не спи, солдат! – услышал Филин и открыл глаза…
Горели свечи, много свечей, больше десятка. И в этом неверном, мерцающем свете стояла стройная девушка, одетая только в чулки и сапоги выше коленей. Руки ее покоились на красивейших форм бедрах, а ноги были расставлены на ширину плеч, открывая самые потаенные секреты…
«Инга! Сука! Падла! Не мог же я тогда промахнуться! Или ты выжила, мразь! Мразь! Ну, ладно, я это сейчас поправлю. Я тебя руками удавлю и башку оторву, как цыпленку. Тварь! Ох, не повезло же тебе сейчас – руки-то мои свободны. Молись, сука, гадина, кому ты еще можешь молиться!..» … – Андрюша, Андрюшенька, отпусти! – вдруг пробился в его сознание голосок Танюшки-Синички. – Это же я, Андрюша, я – твоя Синичка! Это я – Таня, я не Инга!
Филин тряхнул головой и увидел перед собой лицо перепуганной Танюши. Огромные глаза, говоривший знакомым голосом ротик… Да – это была Синичка… А потом он увидел свою руку, сжимающую ее шею, и вторую, запрокидывающую назад ее головку…
«…Боже!» – он разом опустил руки и, обессиленный, как будто после двадцатикилометрового марш-броска, повалился на кровать.
– Прости, прости, меня, Танечка! – он шептал, не в силах открыть глаза. – Прости меня, Синичка моя!
– Господи, Андрюшенька, что с тобой случилось? Где ты был? – она целовала его, на лицо Филина капали крупные слезы.
– Пожалуйста, никогда больше не зажигай свечей и не надевай сапоги на чулки, пожалуйста! – он все же заставил себя посмотреть на девушку.
Она сидела рядом на кровати, приложив ладошку ко рту, и, не отрываясь, смотрела на Филина, на проступившую на бинтах кровь, и такая в этой обнаженной фигурке была обреченная безнадежность, что у него сжалось сердце.
– Прости меня. Я уеду. Завтра…
– Нет!!! – крикнула она с болью.
– Танюша, я болен. Мне, наверное, лечиться надо. У меня с мозгами не все в порядке – мне нужно время, чтобы прийти в себя. Видишь, даже шкура еще не зажила толком. Я буду тебе обузой – тебе же учиться нужно.
– Я тебя не отпущу!
– Не дури! Пусть немного времени пройдет. Хорошо?
– Боже! Боже! – она не могла успокоиться. – Я так никогда и не узнаю, что с тобой сделали?!
– А зачем? Не нужна тебе эта грязь.
– Но ты же вернешься ко мне, Андрюша?!
– Во всяком случае – никогда не забуду…
– И на том спасибо. Спи, родной, спи… …26 марта фирменный поезд «Черноморец» выпустил из своего нутра на перрон Одессы Филина…
Ах, какая это была весна!.. Андрей бродил по родным, любимым с детства бульварам, вдыхал аромат зацветших каштанов, и казалось, что вот оно, СЧАСТЬЕ. Такой красивой, такой теплой весны он не помнил. А может, просто никогда не обращал внимания – имеючи не ценим, потерявши – слезы льем? Он не мог надышаться этим, слегка терпким от моря, воздухом ДОМА. Сменив свою парадную форму на такой привычный камуфляж и берет, он все бродил и бродил по городу своего детства…
А потом его друг по курсантским годам, Серега Смоляренко, или просто Смол, затащил его на вечеринку – в Одессу пришел самый веселый праздник – первое апреля.
Смол прослужил всего-то год, в ГСВГ[16], а после вывода наших войск из Германии уволился из армии и решил получить еще и гражданскую профессию. С помощью академсправки восстановился на третьем курсе Одесского холодильного института, который и должен был закончить этой весной. Не институт, конечно – третий курс…
– Пойдем, Андрюха! Там классные пацаны, а девчонки – сплошь персики. Водоньки попьем, повеселимся… Праздник или где?!.
– Не хочется что-то.
– О-о, ну, совсем плохой стал за неполных два года. Помнится, в училище ты от компании бабцов не отказывался…
– Да я и сейчас не отказываюсь, Смол.
– Так в чем же дело?
– Так, устал немного от всего. Тишины хочется…
– Брось, братан, на пенсии тишину поищешь, а пока молодой – бери от жизни все, что она предлагает. Помнишь, как наш взводный говорил?
– Ага! Пришел, увидел… засадил!
– Во! Золотые слова! Тем более что последнее делать тебя никто заставлять не будет… Но!.. И не откажут, если хорошо себя будешь вести… Ну, что, идешь?
– А и хрен с тобой!
– Всегда со мной…
– Ну. Что, где, когда, сколько?
– В нашей общаге, на Тенистой. Возьмешь пузырь «Пшеничной», какой-нибудь закусон, и в пять часов встречаемся на станции Фонтана.[17] – В пять часов?! Совсем ты, Смол, стал «пиджаком». Не стыдно?
– Отвали, военный! В семнадцать ноль-ноль!
Ребята, Смол был прав, собрались веселые. Пели песни под гитару, дурачились как могли. Потом включили магнитофон – веселилась вся общага. Ходили из комнаты в комнату, и везде был стол с закусью и тем, чем ее запивать. Ну, и набрались соответственно…
– Ты только посмотри, братан, какая телка на тебя глаз положила и прется, – пьяно шептал Смол Андрею на ухо, показывая глазами на миловидную девушку.
– Кто такая? – Резкость в глазах Филина порядочно сбилась после выпитого, да и слаб он был еще.
– Анька. Со мной в параллельной группе учится. Непристу-упная! Я сколько раз подкатывал, и пф-ф-ф – облом полный. Да и не я один… Но результат тот же – фуй по всей морде! А на тебя, вижу, запала. Давай, лови момент!
– Не хочу.
– Ты че, братан, поц?! Такая телка!
– Нет настроения. Да и бухнули мы сегодня не слабо! Как бы облома не вышло…
– Ну, смотри, такие на дороге не валяются – такие вообще редко где валяются… Кто-нибудь обязательно подберет, пока ты этим щелкаешь…
– Отвали, лейт запаса! Давай лучше еще по стопарю накатим.
– Наливай!
В какой-то момент Андрей совершенно очумел от алкоголя и стоявшего коромыслом сигаретного дыма и вышел на лестничную клетку проветриться…
– А ты где живешь? – вдруг услышал он у себя за спиной.
– На Котовского, – ответил Филин машинально, а обернувшись, увидел Аню. – А что?
– Просто три часа ночи, а это на другом конце города. Как же ты доберешься?
– А-а! Как-нибудь!
– Хочешь остаться?
– Пустишь – останусь!
– Пущу… Пойдем?
– Пошли. – Он пьяно побрел за девушкой по ступенькам вверх… … – Ты здесь что, одна живешь?
– Нет, просто девчонки пошли спать к своим парням. Нас здесь трое. Вот! Так что сегодня комната моя, – сказала Аня, закрывая дверь на ключ. – Проходи, раздевайся, ложись!.. А я сейчас, только шампанское открою.
Она скрылась за импровизированной перегородкой. Девчонки очень нестандартно решили вопрос с жилыми метрами в этой комнатушке и совмещением с ними, с этими метрами, большого трехстворчатого шкафа – его просто поставили поперек комнаты, в полутора метрах от входной двери. Получилась крохотная «столовая» – кухонька или тамбур, как посмотреть. Дверь можно было держать открытой – взгляд натыкался на шкаф, надежно скрывавший происходящее внутри.
«Пришел! Увидел! Засадил!» – вспомнил Андрей, проваливаясь в пьяный сон…
– Эй, военный, ты что, сюда спать пришел?! Не спи! – его очень настойчиво тормошили за плечо. – Ну же, просыпайся!!!
Филин с огромным трудом разлепил глаза, все еще находясь в плену ставших союзниками Бахуса и Морфея. …Вокруг горели свечи. Много… Они были везде: на шкафу, на книжных полках, на подоконнике, даже в нескольких нашедших себе вторую жизнь бутылках из-под шампанского… Перед ним стояла обнаженная, с распущенными ниже лопаток вьющимися волосами девушка, в черных чулках и ботфортах на каблуках… Положив руки на точеные бедра, она улыбалась в ожидании мужской реакции…
«Сука! Тварь! – что-то сломалось в мозгу Филина со звоном и дребезгом. – Инга!!! Удавлю, мразь! Зубами разорву, падла!»
Какая-то мощная пружина выбросила Филина из постели. Он схватил девушку за волосы и рванул назад, второй рукой нащупал пульсирующую на шее артерию…
«…Убью суку, раз и насовсем. Змеюка гремучая! Но сначала закончу то, что ты начала еще там, в пещере. Видит бог – я этого не хотел, еще тогда!.. Молись, мразь!..»
Завернув ей за спину руки, Филин развернул девушку спиной к себе и заставил нагнуться, уткнув лицом в подушку… Вот они, прямо перед ним, здесь, эти ненавистные бедра, затянутые в черные чулки. И он сделал это… Вломился в плоть, уподобившись племенному жеребцу…
– На! На! На! Су-ука! На! Разорву! На! На! В клочья! В куски! Получи! Падла!..
Он работал, как паровой молот на кузнице – неотвратимо, мощно, непрерывно… … – Кричи! Кричи, сука! На! На! На! На! Кричи! Плачь! Проси пощады, гадина! На! На!..
И не было усталости. Была только одна всепоглощающая, пожирающая его изнутри ненависть, дававшая ему эти нечеловеческие силы. Молот все бил и бил… А руки в безудержной ярости комкали, мяли некогда белые, а теперь с проступившими большими синяками бедра. И… То ли водка выпитая, то ли ненависть не давали закончить это начатое дело. Но… Но всему рано или поздно приходит конец… И Андрей взорвался… И изливался долго и болезненно…
Филин отпустил руки, и девушка упала на колени.
– Боже! Вот это да-а! Боже! Так не бывает! – шептала она, извиваясь у его ног в конвульсиях оргазма. …Андрей посмотрел вниз и увидел на полу Аню. Горячая волна ударила ему в голову, принося понимание происшедшего. Он поднял ее на руки и уложил на кровать.
– Я сделал тебе больно?! Говори!!! Ну же!!! – Хмель улетучился куда-то очень далеко. – Господи!!! Ну, на хрена вам эти свечи?! Откуда у вас у всех этот садистский комплект: свечи, чулки, сапоги?!
Девушка подняла руки и погладила Андрея по успевшей за ночь стать колючей щеке:
– Это было что-то! Я даже не представляла себе, что так кто-то может!
– Что ты несешь?! – Андрей смотрел на разомлевшую Аню. – Что ты несешь?! Я же тебя чуть не убил, ДУРА!
– Зато я летала! Это нирвана!.. …Через две недели Смол позвонил Андрею:
– Андрюха, братан, ты Аньку помнишь? Ну, из общаги которая…
– Помню. Ну…
– Она просила дать твой телефон или чтобы ты сам приехал в общагу.
– Ладно. Я приеду…
К вечеру того же дня Филин стучался в знакомую уже дверь:
– Ты хотела меня видеть?
– Да.
– Что-то случилось?
– У меня задержка месячных, восемь дней… Андрюша, я, кажется, беременна…
Филин очень внимательно посмотрел в лицо девушки.
«Нет. Не похожа она на "охотниц за погонами". Да и не врет, кажется… Ну, что ж, значит, так судьба повернулась. Быть тебе теперь, Филин, с гнездом…»
– Хочешь от него избавиться?
– Нет! Ни за что!
– Это хорошо… Значит, поженимся. Пойдешь за меня?
– Я это… Я же не настаиваю… Я и сама смогу… Просто хотела, чтобы ты знал…
– А я не хочу, чтобы байстрюки от меня рождались! Поженимся, если хочешь. Я для ЭТОГО уже тоже созрел. Наверное…
– Спасибо тебе, – она обняла Андрея и терлась, словно кошка, щекой о его щеку. – Я тебя люблю, Андрюшка…
В районном ЗАГСе пошли навстречу боевому офицеру, отбывающему через две недели к месту службы, и Андрею с Анной не пришлось ждать положенных трех месяцев…