Самое время для новой жизни Троппер Джонатан
– Элисон, – снова Чак. – Я не особенно беспокоюсь, но скажи как юрист, что с нами будет, если Джек подаст в суд?
– Уголовное право, конечно, не моя специальность, но влипнем мы по уши, это очевидно.
– Не верится, что Джек на такое пойдет, – возразила Линдси.
– Не верится, что мы на такое идем, – заметил я.
– Так ты с нами? – спросил Чак.
– Ну, жена с детьми меня дома не ждут…
– Вот это другой разговор, – похвалила Элисон.
Я по-прежнему считал идею с похищением безумной, но перспектива провести недельку-другую с друзьями в горах казалась отличным лекарством от нынешней хандры. Все лучше, чем сидеть одному на диване до поздней ночи и со всех сторон рассматривать собственный развод, как новый свитер, который подумываешь вернуть.
– Ну и какой план? – поинтересовался я.
Все смолкли, техническая сторона дела с ходу не вырисовывалась.
– В следующую среду Джек приедет в Нью-Йорк: в “Планете Голливуд” благотворительный вечер в пользу больных СПИДом, – сказала Элисон.
– Думаешь, нам удастся раздобыть приглашения? – спросила Линдси.
– А смысл? – вступил Чак. – Мы же не будем похищать Джека под носом у кучи репортеров. Вы что, собираетесь стукнуть его по голове и вынести через кухню?
– Какой-никакой, а план.
– Назовем его планом Б, – съязвил я. – Тем более Сьюард будет там, а он следит за Джеком как ястреб.
– Я бы и Сьюарда с удовольствием стукнула по голове, раз уж на то пошло, – вставила Линдси.
– Правильно вырубить человека тоже не так-то просто, – раздумчиво проговорил Чак. – Стукнешь по башке – а стукнуть придется сильно, – и в девяти случаях из десяти жертва получит сотрясение. Это вам не хиленькие ударчики ладонью по затылку, которыми обходится Капитан Кирк.
– Вулканский зажим нерва – вот что нам нужно, – придумал я.
– Это они про “Звездный путь”? – уточнила Элисон.
– Ага, – подтвердила Линдси.
– Почему они все время про него говорят?
– Потому что у них есть пенисы.
– Чак, может, вколоть ему что-нибудь? – спросила Элисон. – Морфин, например?
– А это идея, – задумчиво протянул Чак.
– А если электрошокер? – предложила Линдси. – Год уже ношу в сумочке, страсть как испробовать хочется.
– Нет, это негуманно, – возразила Элисон.
– Зато осуществимо, – не согласился Чак. – Легко, думаете, сделать укол человеку против его воли, да еще в публичном месте? Кроме того, вводить морфин или что-нибудь подобное в кровь, где, возможно, присутствует кокаин, мне бы не хотелось.
– Господи, слышал бы нас кто-нибудь, – судя по голосу, Линдси улыбалась.
– По-моему, худшего места для похищения, чем “Планета Голливуд”, не придумаешь, – вступил я. – Там будет полно охраны и толпы репортеров.
– А куда, интересно, он собирается после вечеринки? – спросил Чак.
– Видимо, сразу в аэропорт, – предположила Элисон.
– Мы ведь можем его просто пригласить, – сказала вдруг Линдси.
– Что?
– Пригласить. Сказать: эй, Джек, мы едем в горы на выходные, поехали с нами…
– Ты забыла, что он нас послал? – напомнил я.
– И поэтому мы больше не друзья?
– Откажется, конечно, – вздохнула Элисон. – Он слишком занят. Недавно снялся в новом фильме, сейчас пишут звук, к тому же скоро начнут снимать продолжение “Голубого ангела”.
– Тогда все-таки электрошокер, – настаивала Линдси.
И еще полчаса в том же духе. Наконец Чака куда-то вызвали, и мы договорились на выходных еще раз все обдумать и созвониться в понедельник.
Как только я положил трубку, телефон задребезжал снова. Я сразу понял: это Линдси.
– Извини, вчера я вела себя как последняя стерва.
– Да нет. Хотя вообще-то да, но и я был хорош.
– Тебе сейчас нелегко, мне следовало быть поделикатнее. Прости.
– Забудем.
– Хорошо, – голос ее просветлел. – Как прошел развод?
– Наверное, самый дружелюбный за всю историю разводов.
– Звучит неплохо.
– Значит, я неправильно выразился.
– То есть было плохо?
– Да. Развод не должен быть дружелюбным. Иначе сбивает с толку еще сильнее.
– Объясни.
– Помнишь, Толстой написал, что каждая несчастливая семья несчастлива по-своему?
– Да.
– Так вот, я думаю, неудачные браки тоже различаются. У нас худший вариант – несчастный брак, долгое время казавшийся счастливым. Симпатия, притяжение, общие интересы – все было. Недовольство, неудовлетворенность, разделившие нас, можно сказать, застали меня врасплох, я даже не подозревал об их существовании. И вот какая штука: человек тебе действительно нравится, и невозможно сформулировать, что не так между вами, но в какой-то момент вы перестаете понимать друг друга. Не находишь ни одной объективной причины, снова и снова обдумываешь решение о разводе. Без конца спрашиваешь себя: почему я это сделал? Все ведь было прекрасно. Хорошо, что не пошли к семейному психологу. Меня бы спросили, в чем проблема, а я и не знаю. Теперь я один и по-прежнему не могу понять, что было не так в наших отношениях.
– Да можешь, Бен, можешь. Иначе зачем бы тебе понадобилось разводиться?
– Вспоминаю одну китайскую пословицу: “Если в скором времени не свернешь, скорее всего, окажешься там, куда шел”.
– Где ты ее прочитал?
– В печенье с предсказаниями.
Линдси рассмеялась. Я слушал ее смех.
– Так куда же ты шел?
– Не знаю. К чему-то весьма заурядному.
– Значит, правильно свернул.
– Да. Но, мне кажется, после развода нормально испытывать злобу, ненависть или хотя бы презрение к бывшей жене. Отсутствие каких бы то ни было определенных чувств сбивает с толку окончательно.
– А после нашего разрыва ты испытывал какие-нибудь определенные чувства?
– Я ненавидел тебя год или два.
– Правда? – сказала Линдси после паузы, она явно этого не ожидала.
– Это уже в прошлом, – поспешил добавить я. – И даже не столько ненавидел, сколько винил тебя за свое одиночество.
– Знакомо, Бен, поверь, – в ее голосе звучало сочувствие. – Я знаю, что такое одиночество.
– Эй, что ты имеешь против одиночества? Оно заставляет меня шевелиться.
– Смешно.
– Хватит обо мне, – сказал я. – Как ты живешь в последнее время? Я ведь совсем не знаю, что происходит в твоей жизни.
– Да и знать нечего.
– По-прежнему в поиске?
– А то! Я, можно сказать, возвела поиск в ранг искусства. “В поиске” – отличная дефиниция для меня. Не люблю застревать на одном месте…
– Не хочешь снова преподавать? У тебя ведь есть лицензия?
– Конечно. Подумывала вернуться в школу.
– А почему ты уволилась тогда? Тебе ведь нравилось преподавать.
Линдси вздохнула.
– Нравилось. Не знаю даже. Да не в работе, наверное, дело. Не давала покоя мысль, что вот уже и определилась моя карьера. Словно я окончательно сформировалась и работа надо мной завершена. А мне казалось, я еще слишком молода, чтобы стать завершенным произведением. Что тогда делать всю оставшуюся жизнь?
Вроде бы она говорила не о нашем разрыве, а с другой стороны, может, и о нем тоже.
– А пока находишься в поиске, ты незавершенное произведение?
– Как-то так.
– Тогда ты права. Это отличная дефиниция тебя.
– Спасибо. Я тоже так думаю.
– Всегда пожалуйста.
Она беспечно рассмеялась.
– Скоро увидимся.
– Конечно.
– Ну пока.
– Пока.
Оглядываясь назад с высоты прожитых лет, обычно видишь все очень ясно, но, когда я мысленно возвращался к отношениям с Линдси, пытался понять, почему мы расстались, выходило ровно наоборот. Я рассматривал наш роман с самых разных точек зрения и в каждый конкретный день мог объяснить себе ее уход по-новому. Мы обсуждали это до тошноты, прежде чем разойтись, однако, силясь восстановить в памяти наши беседы, я обнаруживал, что ничегошеньки не помню. Судя по всему, не очень внимательно слушал.
Самый простой ответ: Линдси всегда в поиске. Она чувствовала, что еще слишком молода, рано остепеняться, ей нужно было уехать, посмотреть мир. Эта тема звучала рефреном нашего расставания, и я выбрал ее генеральной версией. Удобное, вполне переносимое объяснение, не предполагавшее серьезных изъянов или недостатков у кого-либо из нас двоих. Но, анализируя с маниакальной настойчивостью причины разрыва, я неизбежно склонялся к признанию вины за собой, и в самые кромешные дни уже без Линдси меня неотступно преследовала мысль: нет, “в поиске” – это все отговорки, что-то ее не устраивало именно во мне.
Не то чтобы она меня не любила – любила, я это знал, от чего вообще-то становилось только хуже. Если тебя бросают не любя – ну, не повезло, но говорят же: жизнь – дерьмо, прикройся шлемом. Но, если тебя любят и бросают все равно, ты входишь в неведомую доселе область неуверенности в себе и самообличений. Психологи называют это синдромом “и-что-же-это-со-мной-не-так”. Поразмыслите подольше и придете к бесконечному списку ответов. Эмоциональная инфантильность, сексуальная несостоятельность, занудство, неприятные запахи… Вы ограничены только своим воображением. Однажды я целых два дня всерьез полагал, что причиной всему мои маленькие, немужские соски.
Моя нынешняя и самая обнадеживающая теория была такова: мы встречались, но я все же не смог поверить окончательно, что Линдси действительно принадлежит мне. Я долго наблюдал любовные истории Линдси со стороны, чувствуя, как с каждым новым ее парнем усугубляется мой комплекс неполноценности, и вдруг почему-то преуспел там, где потерпели поражение многие другие. Трудно поверить. В университете Линдси вела себя достаточно вольно, парни ее менялись в диапазоне от спортсменов до смутьянов, от иностранцев до художников, объединяло их только одно: они не были мной. И, когда наконец на их месте оказался я, призраки всех этих мужчин, смешавшись в моей голове с призраками мужчин, которые еще придут, преследовали меня и порождали постоянную тревогу, хоть я влюбился и пребывал на вершине блаженства. Линдси просто была счастлива со мной, я же чувствовал: мне возмутительно повезло, что я ее заполучил. И чувства мои, видимо, подсознательно сообщались Линдси, которая вполне могла решить, что за неуверенностью скрывается ущербность. Как в воду глядела.
Все это здорово и замечательно, но поди разберись, в конце-то дня. С таким же успехом всему виной могли быть маленькие соски.
Глава 11
Позже тем вечером я заснул так глубоко, что, когда позвонил Джек, первые шесть или семь телефонных сигналов даже вплелись в мое сновидение. Только на восьмом я понял: телефон звонит на самом деле. Несколько секунд шарил по полу и наконец наткнулся на него.
– Не разбудил тебя, часом? – спросил Джек.
– Да ладно, не разбудил бы – я бы тебе не ответил.
– Дьявол, ну извини. Здесь еще только одиннадцать.
Короткое неловкое молчание.
– Так что у тебя случилось? – осведомился я.
– А нельзя просто позвонить поздороваться?
– Можно, конечно. Ты всегда так делал.
– Вообще-то ты тоже знаешь мой номер, – сказал Джек запальчиво.
Джек не желал, чтобы его причисляли к пресловутым знаменитостям, которые позабыли друзей, знаемых во время оно, и при малейшем намеке, что дело обстоит именно так, начинал обороняться.
– Ты прав, Джек. Просто в последнее время мы оба были немного заняты.
– Тогда у Элисон я видел тебя впервые чуть ли не за год.
– Если не считать дня рождения Линдси, – напомнил я.
– Ах да, – сказал он с неопределенной интонацией, и я подумал, не забыл ли он начисто о том вечере.
– Так ты хотел просто поздороваться? – уточнил я.
– В основном. И убедиться, что не держишь на меня обиды за тот вечер.
– Не держу, – подтвердил я.
– Наговорил тебя всяких гадостей, извини. Я ведь вовсе так не думаю.
– Видимо, кокаин говорил, не ты, – сказал я жестко скрепя сердце.
Но Джек даже рассмеялся.
– Да, возможно, он самый. Ребята, вы мои лучшие друзья и просто пытались помочь, я же понимаю.
Впервые за последний год я будто услышал прежнего Джека. Старину Джека, нашего беспечного балагура. Самый непринужденный и дружелюбный из нас, всегда в ладу с окружающими, он был из тех, кому ничего не стоит найти общий язык со всеми – от швейцаров и продавцов до сокурсников по Нью-Йоркскому университету.
Мы подружились, собственно, потому что в общежитии соседствовали. Однажды на первом курсе, недели через две после начала занятий, Джек проходил мимо открытой двери в мою комнату и увидел, как я пытаюсь передвинуть комод. Тихонько постучал в дверной косяк и спросил: “Эй, дружище, помощь нужна?” Я встречал его и раньше, всегда в компании – воплощение непринужденной уверенности в себе, – и никак не предполагал, что наши орбиты когда-нибудь пересекутся.
Комод оказался прикрученным к стене, мы возились с ним не меньше получаса. После чего Джек уселся на мою постель, откинулся и сказал: “Уф, теперь можно и по «Миллеру»”. Мы спустились в кафе “Вайолет” выпить, засиделись. Так и подружились – легко и просто. Джек вообще ни к чему не прилагал усилий, все получалось само. Приходя на вечеринки, он вовсе не думал с кем-то знакомиться, не прочесывал глазами комнату, пытаясь перехватить взгляд какой-нибудь девушки. Схватит бокал, усядется поудобнее, и женщины сами втягиваются в его гравитационное поле. Ничего сознательного, просто способ взаимодействия Джека с миром.
Однажды вечером вскоре после знакомства сидели в “Красной комнате” – пиано-баре, тихом местечке, куда приходили отдохнуть, и тут зашла Линдси с друзьями, остановилась у нашего столика поздороваться со мной. Я ощутил прилив ребяческой гордости – шикарная девчонка в кои-то веки подошла поприветствовать меня, а не Джека – и смутный страх при мысли, что Джек и Линдси познакомятся. Я не сомневался: эти двое сразу распознают друг в друге родственные души, и тогда о моем существовании вряд ли кто вспомнит.
С тревогой смотрел я, как Джек провожает Линдси взглядом до столика. Не сводя с нее глаз, он спросил:
– Та самая, которую тошнило?
– Ага.
Джек одобрительно покивал:
– Похоже, между вами что-то есть, а, Бен?
– Нет… не знаю, возможно.
В ответ на проницательный вопрошающий взгляд я сказал:
– Мы друзья.
– Друзья, значит?
Он пристально посмотрел на меня, а потом, словно наконец увидев что хотел, тепло улыбнулся и поднял свой бокал с пивом:
– Да, такой друг никому из нас не помешает.
Выпил залпом и добродушно хватил кружкой об стол.
– Послушай, Джек, между нами ничего нет. Хочешь пригласить ее куда-нибудь – пожалуйста, – сказал я, совершенно этого не желая.
– Эй, – ответил он, – давай-ка не будем сваливать все в одну кучу. Она твоя подруга, ты мой друг. Вот и прекрасно. Девчонок вокруг пруд пруди.
Этой нехитрой декларацией Джек дал зарок, который не только успокоил меня насчет него и Линдси, но и каким-то образом определил подлинность нашей дружбы. Многое изменилось в последующие годы, но Джек ни разу не отступил от обязательства, данного мне тем вечером. Мы даже никогда больше не обсуждали это.
– Как дела в суде? – спросил я Джека, засунув трубку между щекой и подушкой и выковыривая из глаза комок слизи размером с шарик для гольфа.
– Отделался штрафом и условным сроком. Может, придется еще сняться в социальной рекламе для “Эм-Ти-Ви”: детки, держитесь подальше от наркотиков.
– Короче, обычная политика в отношении впервые провинившейся звезды.
– Да, это, видимо, уже стандартный сценарий. Я решил пойти ва-банк:
– Джек, а не прокатиться ли нам куда-нибудь? Помнишь, как мы ездили каждый год после экзаменов? Скажем, в Уайлдвуд или в Атлантик-Сити рвануть – отдохнем, повеселимся.
– Лето кончилось, в Уайлдвуде сейчас холодно, – ответил Джек.
– Махнем еще куда-нибудь, хоть в Вегас. Устроим себе отпуск, развеемся.
– Бен, не нужно устраивать благотворительную миссию.
– При чем тут благотворительность, старик? Мне тоже нужен отпуск. Я только что развелся, если ты не в курсе.
– Да брось ты! Когда?
– Два дня назад.
– Вот тебе на! А я ни сном ни духом.
– Мы решили не сообщать в прессу.
– Да иди ты! Элисон могла бы мне сказать.
– Думаю, у нее голова не тем занята.
Меня, однако, кольнула обида, что Элисон даже не упомянула об этом. Мы все тут носимся с Джеком, а кто-нибудь на минуточку поинтересовался моими плачевными делами? Даже в номинации “Личностный кризис” Джек оставался победителем.
– Послушай, я только развелся, у тебя проблемы с наркотиками, об этом гудят все американские СМИ. Когда и ехать, как не сейчас?
Он глубоко вздохнул в трубку.
– Очень заманчиво, Бен, но у меня подготовка к съемкам на носу…
– Да черт с ней, Джек. Тебе нужен перерыв. У тебя проблемы.
– У меня нет проблем, – Джек занял оборону. – Да, ситуация немного вышла из-под контроля, признаю. Но после аварии в голове все прояснилось – я завязал.
– Вот так просто? – спросил я недоверчиво.
– Именно, – ответил он. – И не было у меня никакой зависимости, просто много пришлось работать в последнее время.
– Надеюсь, так оно и есть.
– Так и есть, и передай остальным: хватит разыгрывать драму. – Теперь в его голос прокрались гневные нотки. – У меня тут все путем.
– Ну, если ты уверен…
– Уверен.
– Хорошо, проблем нет. Но, думаю, нам все равно стоит поехать.
– Сейчас время неподходящее, – теперь его голос затвердел как бетон. Джек еще не повесил трубку, но связь уже прервалась. Он снова стал Джеком Шоу, кинозвездой и чужаком. – Возможно, в декабре.
“Если к декабрю будешь еще жив”, – подумал я, но вслух сказал:
– Да, покатаемся на лыжах.
– Передавай привет Чаку и Линдси.
– А ты Сильвестру и Арнольду.
Джек фыркнул:
– Непременно.
– Послушай, Джек.
– Что?
– Я здесь, приятель, на случай, если понадоблюсь тебе.
– Спасибо, старичок. Пока не понадобишься. Я еще позвоню.
– Договорились.
Джек устало вздохнул.
– И не беспокойся ты так, – попросил он.
– Не могу. Я и тебя должен заставить беспокоиться, иначе мы никогда с этим не покончим.
– Ладно, Бен, пока.
– Пока.
Я повернулся на спину, вспоминая, как славно мы впятером – Джек, Чак, Линдси, Элисон и я – когда-то проводили время. Нам было так уютно вместе, что, куда бы мы ни шли, казалось, это то самое место, куда и следует идти. Сейчас же приходилось прикладывать уилия, чтобы вписать остальных в собственную жизнь, чтобы по-прежнему быть друг другу необходимыми. В университете все вертелось вокруг нашей дружбы, а теперь центробежные силы времени вынесли ее на периферию и грозили вовсе вытолкнуть за край жизненного круга. Тридцатник… блин.
Радиочасы у моей постели с ядовито-зелеными, как криптонит, цифрами на дисплее показывали два часа ночи. Чепуха. Я уже выспался. Побрел в гостиную, включил телевизор. За неимением “Спасателей Малибу” удовольствовался программой “Нэшнл джиографик” о жирафах. В студенческие времена мы с Джеком часто засиживались допоздна, смотрели “Нэшнл джиографик” и “Дикое царство”. Даже подумывали отправиться как-нибудь в Африку на сафари. Пока жирафы ковыляли по намибийской саванне, вездесущий британский диктор объяснял, что сердце жирафа в среднем весит примерно одиннадцать килограммов.
Я понимал, каково ему.
Глава 12
Может, Джерри Гарсия и умер, музыкантов из кафе “У Руби” это не остановило. Они убили его вторично прямо на сцене, доконали забойными какофоническими кавер-версиями хитов Grateful Dead, от которых даже мне, отнюдь не считающему себя фанатом этой группы, стало тошно. Мы вчетвером сидели в глубине зала, потягивали коктейли, загребали горстями бесплатный попкорн и обсуждали последнее публичное выступление Джека, вдохновленное кокаином.
Накануне вечером Джек в истерике позвонил в службу 911 и сообщил, что у него в доме пожар. Прибыв на место происшествия, лос-анджелесские пожарные увидели Джека – тот в одних трусах боролся с пламенем, вооружившись садовым шлангом. Единственное затруднение заключалось в следующем: несмотря на многолетний опыт работы, никакого пламени пожарные не обнаружили. Они внимательно осмотрели брентвудский особняк Джека от подвала до чердака и, если не считать луж в гостиной – спасибо Джеку и садовому шлангу, – ничего неладного не нашли.
При других обстоятельствах пожарные, скорее всего, осерчали бы, но не каждый день случается встретить кинозвезду такого масштаба, как Джек Шоу. Начальник бригады, который, надо полагать, не в первый раз с подобным сталкивался, утихомирил Джека и увел в дом. После чего вся команда снялась с Джеком на память и привезла забавный анекдотец своим женам и детям. Случилось так, что одна из этих самых жен работала в лос-анджелесском бюро “Ассошиэйтед пресс”, и на следующее же утро история с пожаром прогремела. К полудню запись телефонного разговора с диспетчером 911 крутили все радиостанции США.
– Плохо дело, – сказала Линдси. – Он совсем себя не контролирует.
Музыканты отыграли с трудом узнаваемую “Sugar Magnolia” и принялись за еще худший кавер “Truckin”.
– Он уже давно себя не контролирует, – ответил Чак, перекрикивая грохочущие колонки. – Сейчас вопрос в том, можем ли мы еще ему помочь.
– Он мне звонил, – признался я, и все на меня уставились. – За сутки до того, как позвонил в 911.
– И что сказал? – поинтересовался Чак.
– Да ничего особенного. Судя по голосу, был в порядке, не под кайфом. Злился, что мы считаем, будто у него проблемы.
– Ну а ты?
– Предложил ему съездить куда-нибудь.
– Съездить? Он на грани катастрофы, личной и профессиональной, а ты предложил поездку?
– Мне показалось, это неплохая идея, – проговорил я, запинаясь.
– По-моему, и правда неплохая, – Линдси слегка улыбнулась. – Кинематографическое лекарство для киногероя.
– Должно быть, он выглядел весьма кинематографично, бегая в трусах от Кельвина Кляйна с садовым шлангом, – заметил Чак.
Читать бесплатно другие книги:
