Атолл «Морская звезда» Насибов Александр
— Ах вот как, не виновата?.. — Лавров рванул ящик стола, выхватил оттуда конверт, перебросил его Брызгаловой. В конверте были исписанный листок и фотография.
— Мое письмо! И карточка! — воскликнула Брызгалова. — Впрочем, чему я удивляюсь — с нее и нарисован портрет… Алеша, почему ты не вернулся домой?
Лавров стиснул кулаки. Стоял в двух шагах от Брызгаловой, и его трясло от гнева.
— Кто был тот человек? — с трудом выговорил он. — Отвечай! Хоть сейчас расскажи, как все произошло. Ну, кто это был?
— Обыкновенный человек, — вяло сказала Анна. — Письмо от тебя пришло весной сорок второго года. А к зиме появился он.
Лавров кусал губы, чтобы не закричать. Сейчас он так ясно видел строчки письма Анны: “Супруг — директор большого магазина. Мы живем хорошо…”
— “Обыкновенный человек”? А может, торгаш, толстая мошна?..
— Вот ты о чем. — Анна подняла голову, посмотрела в глаза Лаврову: — Ты знал его, Алеша, он был у нас на факультете, только курсом старше. Кажется, ты и дал ему кличку — Черный Хосе. Потому что это был баск, смуглый, как араб. Вспомни, он эмигрировал к нам, когда франкисты перерезали всю его родню.
— Хосе сделался директором магазина?
— Он ушел на фронт добровольцем, как и ты, и почти в одно время с тобой. Под Харьковом горел в самоходке. Потерял ногу и глаз. И вот появился в Москве. Из госпиталя вернулся в университет… А про магазин я придумала.
— Почему?
— Чтобы в твоих глазах выглядеть дрянью. — Анна сделала паузу и повторила: — Да, самой последней дрянью… Не понимаешь почему? Но ведь продажную бабу проще забыть, правда?
Лавров стоял, боясь пошевелиться. Он оцепенел.
— Хосе остался один на всем белом свете, — продолжала Анна. — И я подумала, что спасу его…
— Но ты оставила его! — крикнул Лавров. — Бросила, чтобы выскочить за другого, более молодого!
— В сорок седьмом у Хосе началась гангрена второй ноги. Ногу пришлось отнять. Вскоре он умер.
— А… ребенок?
— Не было ребенка. Его я тоже придумала. — Анна покачала головой: — Как же ты не вернулся домой?
Ответа не последовало.
— Джоан? — сказала Анна.
Лавров покачал головой.
— Я думала, Джоан… Что же тогда?.. Хорошо, пусть я виновата. Но при чем же Родина?
Лавров молчал.
Она тяжело вздохнула:
— Можешь не верить, но я всегда думала о тебе.
— Даже когда пустила к себе этого твоего Петра?
Анна не ответила. Оба долго молчали. Лавров сел за стол, принялся листать какую-то книгу.
— Чем ты занимаешься, Алеша? Вчера Джоан обронила несколько фраз. Я поняла так: работаешь над проблемой клеточного белка?
— Да.
— Но ты же невропатолог!
— Последние десять лет отданы белку. Он стоит того…
— А это? — Анна показала на чучело гориллы. — Экспериментируешь на обезьянах?
— Одиннадцать лет назад его доставили сюда дряхлым стариком: полный упадок сил, слезящиеся глаза… Я вернул ему молодость!
— Как же он погиб?
— Случайность! Он бы жил еще десять лет, двадцать лет! У меня мыши здравствуют вчетверо больше, чем определено природой. На очереди проблема долголетия человека. Человек должен жить много дольше, чем теперь. И это будет!..
— Ты близок к решению проблемы?
— Очень близок…
— И свою работу отдашь чужим?
— Чужие? Не понимаю этого слова. Моя работа для всех.
— Она не будет для всех, если попадет в плохие руки… Почему ты не хочешь вернуться? Уж не ослеп ли ты на этой своей “земле обетованной”?.. Я все больше думаю вот о чем. Почему это добрые тюремщики позволили мне перебраться в твой палаццо? Не для того ли, чтобы ты и меня уговорил изменить Родине? Как изменил Брызгалов…
— И как изменил я сам?
— Я так не сказала. Но не все поймут разницу между тобой и Брызгаловым…
— Разница есть. Он предал тебя сознательно. Я же ни о чем не подозревал. Более того, полагал, что спасаю… Ведь дома тебя ждут неприятности? Состоишь в партии?
— Состою.
— Могут исключить.
— Да. Лично я бы выгнала такую дуру. Ответь честно, пойдешь ли ты в посольство, Алексей?
— Доверься мне.
— По правде говоря, это трудно… Ты всерьез думаешь, что я могу остаться здесь?
— А что?! — вдруг выкрикнул Лавров. Вскочив на ноги, вскинул сжатые кулаки. Казалось, им овладел приступ веселья. — Будешь зарабатывать втрое больше. Своя лаборатория, выгодные контракты с фирмами… Покажется мало — открыта дорога за океан. А там уж вдесятеро больше денег. Своя вилла где-нибудь в Калифорнии, участок в полсотни акров, виварий на пятьдесят обезьян! Комфорт умопомрачительный: “Лиловый негр вам подает манто!..”
— Что с тобой происходит?!
Лавров опустился в кресло, ослабил узел галстука:
— А ничего не происходит. — Достав платок, промокнул пот со лба, вяло улыбнулся: — Видишь же, весел, счастлив, бодр. — Обеими руками взял ладонь Анны, осторожно погладил. — Ты где обитаешь, в самой Москве?
— На новом проспекте Калинина.
— Возле Арбата? Я слышал, он очень современный.
— Очень!.. Алеша, но ты-то так-таки и не вернешься домой?
Лавров не ответил. Казалось, он внимательно рассматривает свои руки, которые все еще держали ладонь взволнованной Брызгаловой.
— Надеюсь, ты не совершил что-нибудь неподобающее? — последовал новый вопрос.
Он покачал головой.
— Что же тогда?
— Поздно, — Лавров помедлил. — Поздно и… стыдно.
Хотел сказать что-то еще, но прервал себя на полуслове, прислушался. Раздались шаги, и вошла Джоан.
Она сняла шляпку, положила на стол несколько бумажек:
— Я принесла анализы.
Лавров бегло просмотрел их. Отложив, коснулся руки Брызгаловой:
— Анна, я помогу тебе подняться в спальню.
— Я вовсе не устала…
— Идем, у меня серьезный разговор с Джоан. Я должен кое в чем разобраться…
Он повел Анну к лестнице. Гибсон стояла возле стола и глядела в спину Лаврову. Потом села, прикрыла глаза. Перебрала в сознании события последнего времени, пытаясь вспомнить, не была ли где-нибудь допущена ошибка. Прошла еще минута, и Лавров вернулся.
— В чем ты собираешься разобраться, Алекс?
— Пока в бумагах. — Он сел за стол, вновь взял анализы и начал их изучать.
— “Пока”. Что это значит?
— Мешаешь работать! — Он снял очки, поглядел на женщину: — Разве трудно повременить?
— Ты никогда не разговаривал со мной в таком тоне. В мое отсутствие что-то произошло?
— У нас каждый день новости.
— Какие же сегодня?.. Почему ты молчишь? — Гибсон решительно направилась к лестнице, ведущей в спальню. — Хорошо, раз ты молчишь, я спрошу у нее.
— Не забудь, что ты экономка! — крикнул он яростно.
Гибсон резко остановилась.
— Что же все-таки случилось? — сказала она, возвращаясь к столу. — Очень плохие анализы?
— Все очень плохо.
— Она отказывается ехать с нами? — Гибсон с трудом сдерживалась, чтобы не закричать, — так велико было у нее предчувствие надвигающейся беды. — Говори же!
— Она должна вернуться на родину.
— Значит, отказалась!.. — Джоан заговорила торопливо, сбивчиво, будто боялась, что ее перебьют, остановят: — Ты сделал что мог, Алекс. Надо подумать и о себе. В Америку поедем вдвоем, ты и я. Да, теперь и я убедилась, что ее не сломить… Ну что же, пусть выкручивается как может. Видит бог, мы желали ей добра. — Схватила трубку телефона: — Я заказываю билеты!
Лавров усмехнулся:
— Ты забыла, что телефон не работает?
— Позвоню от консьержки… Минуту! В холле, я заметила, оголился провод, — Гибсон сделала движение в сторону холла.
— Погоди, Джоан! К тебе приходил мужчина. Кто он?
— Мужчина?.. Это что, сцена ревности? Ах да, вчера или позавчера кто-то спрашивал тебя. Какой-то пациент.
— Совсем плохо, Джоан. Ведь я знаю: нужна была ему ты, а не я… Вот видишь: этот тип был из полиции. Эти секретные протоколы допросов, которые ты легко раздобыла… Телефон, который все последние дни был неисправен, а теперь вдруг… Я думал, мы дорожим друг другом. Выходит, ошибался. Надеюсь, понимаешь, что это конец?
— Алекс! — Гибсон рухнула на колени. — Да, я дурная женщина!.. Сейчас ты узнаешь все. Муж-миллионер, мое положение в обществе, богатство — все это ложь, трижды ложь! Я продажная тварь! Меня нацелили на тебя — понравиться, уговорить переехать в Америку… А ты принял меня, поверил! Мне нет оправдания. Я собака, укусившая руку, которая ее приласкала. Но видит бог, я думала, тебе будет хорошо за океаном! Ведь я всерьез полюбила тебя, Алекс!
— Пора подняться с колен, — сказал Лавров.
Он стоял, сжав кулаки и наклонив лобастую голову, в двух шагах от Гибсон, и казалось, еще секунда — и он ринется на нее.
Она сникла, послушно встала. Что-то изменилось в глазах Лаврова, взгляд стал мягче. Отвернувшись, он взял со стола сигареты.
— Алекс, устрой мне последнее испытание, — тихо сказала Гибсон. — Напиши записку в советское посольство. Я приведу оттуда людей.
— Проще позвонить.
Гибсон бросилась в холл.
— Готово! — крикнула она оттуда.
Лавров поднес трубку к уху. Телефон молчал. Вернулась Гибсон, взяла трубку, послушала, растерянно опустила ее на рычаг.
— Но я соединила провод…
— Видно, шефы не очень тебе доверяют, решили перестраховаться. Теперь я не могу оставить Анну одну. Как же быть? А, вот выход. Мы отвезем ее в посольство…
— На улице ее схватят.
— Да, это возможно, — пробормотал Лавров.
Из холла донеслись частые прерывистые звонки.
— Видимо, сосед, — сказал Лавров. — Меня нету дома.
Гибсон ушла в холл, притворив за собой дверь. Вскоре до Лаврова донеслись неясные голоса. Он рассеянно слушал. Вдруг вздрогнул от возникшей мысли.
— Вот же выход! — пробормотал он и распахнул дверь в холл.
— Ученый! — заорал Мартин и устремился к приятелю. — Это ты, ученый, или твоя бледная тень?! Я к тебе по важному делу, а меня хотят прогнать! На-ка, держи!
Лавров развернул газету с интервью Сергея Чугунова.
— Вот! — дыша в затылок Лаврову, Мартин ткнул пальцем в интервью. — Ты русский и она русская!
— Для меня здесь нет ничего нового, — сказал Лавров, откладывая газету. — Анна Брызгалова в моем доме.
Мартин расхохотался и заявил, что знает об этом. Сегодня, как обычно, он провел часок у стойки бара. Там у него много приятелей. Один из них утром случайно подслушал беседу двух полицейских ищеек, обсуждавших эту статью. Из их разговора следовало, что особа, о которой идет речь в интервью, находится в доме профессора Лаврова, а они следят, чтобы женщина не сбежала. Сегодня или завтра ее заберет полиция. Вот он, Мартин, и поспешил сюда: ученый должен знать об этих шпиках.
Болтовня приятеля Лаврова встревожила:
— А где твой приятель? Он… ничего тебе не советовал?
— О чем ты? — сосед развел руками. — И вообще, я ничего ему не рассказывал.
Мартин говорил правду. Собеседником его был не Джозеф Болл, как мог бы предположить читатель, а Медик. Болл навел партнера на Мартина, сам же в бар не пошел — сидел в сквере напротив и ждал, чем кончится дело. Смысл задуманной комбинации заключался в том, чтобы встревожить профессора и побудить к решающим действиям.
Джоан отвела Лаврова в сторону:
— Нельзя терять времени, Алекс! Умоляю, доверься мне!
— Нет! — Лавров упрямо качнул головой, обернулся к Мартину: — Можешь оказать мне услугу? Надо отнести записку.
— Давай!
Лавров подсел к столу, взял лист бумаги и стал торопливо писать. Закончив, поискал в ящике конверт. Не найдя, сложил записку, протянул ее Мартину:
— Доставь в советское посольство. Знаешь адрес?
— Нет.
— Я знаю! — Гибсон вырвала из блокнота лист, написала несколько слов: — Вот. Это не очень далеко отсюда.
— Возьмешь такси, Мартин.
— Не надо такси, Алекс! — Джоан выразительно показала за окно: — Во всяком случае, не здесь, не возле дома!
ДВЕНАДЦАТАЯ ГЛАВА
Мартин вышел из дому и, как только завернул за угол, увидел человека, который выручил его в трудную минуту, купив костюм.
Джозеф Болл весьма правдоподобно изобразил радость от встречи с Мартином и осведомился, куда спешит приятель. Впрочем, куда в такую пору может торопиться нормальный человек, если не в бар!
— Увы! — Мартин вздохнул. — На этот раз бар должен подождать. Прежде следует выполнить спешное поручение.
При этих словах Болл навострил уши. Незаметно он оглянулся. Все было в порядке — Медик и Лотар Лашке следовали за ними, соблюдая необходимую дистанцию.
— Дела, все дела, — ворчливо сказал Болл. — А у меня глотка пересохла, как колодец в знойной пустыне.
Мартин ответил, что утром уже принял порцию, так что может и потерпеть. А пока должен спешить. Время близится к трем часам пополудни. Еще немного, и учреждения закроются.
— Если речь идет о банках, то они работают до семи часов, — сказал Болл. — Вам нужен банк?
В ответ Мартин замотал головой.
— Вот ведь какой вы молчун. Что ж, вольному воля! — Болл сделал вид, будто хочет перейти улицу, на противоположной стороне которой находился бар с пригл распахнутой дверью.
— До свидания! — Мартин ощупал карман, в котором была записка. — Я побежал!
— Эй, погодите! Забыл сказать: видимо, сделка наша расстраивается…
При мысли, что ему вернут костюм, Мартин похолодел. Почти все деньги уже были истрачены. Где он возьмет такую большую сумму?
— Что случилось? — пробормотал он. — Ведь вы утверждали: костюм будто специально сшит на вас.
— Не в том дело. Экономка осмотрела его и нашла места, побитые молью…
Мартин энергично замотал головой. Этого не могло быть: костюм висел в шкафу, в карманах и у воротника были пакетики с нафталином.
— Ладно, — примирительно сказал Болл. — Пошли пропустим по стаканчику. Мне говорили, только что привезли ром с Ямайки. Идемте, приятель, сам я не видел дефектов, о которых упоминает экономка. А она могла и ошибиться. Идемте же потолкуем в баре, не сердите своего дружка!
Мартин вздохнул и поплелся за Боллом. Мысленно дал себе слово, что выпьет порцию и на том дело кончится. Поручение будет выполнено с задержкой на каких-нибудь четверть часа. Это несущественно. В конце концов, не каждый день в бар привозят настоящий ямайский ром!
Ром оказался крепким и ароматным. Выпив по стаканчику, заказали еще. Мартин пил и с опаской поглядывал на приятеля: вдруг вновь заведет речь о костюме! Но тот словно забыл об этом — тянул из стакана и болтал о всякой всячине. У отставного пилота отлегло от сердца. Теперь следовало улучить минуту и сбежать. Вскоре такая возможность появилась: собеседник отправился к стойке бара, где был телефон, снял трубку и набрал номер.
Пора! Схватив шляпу, Мартин стал выбираться из-за стола. Но его окликнули. Человек, который утром передал газету с интервью, сидел за соседним столиком, потягивая пиво, и дружески улыбался Мартину.
“Черт бы тебя побрал!” — подумал бывший пилот, но тоже улыбнулся знакомцу. Очевидно, тот принял это за приглашение, потому что подхватил свою кружку и пересел к Мартину.
А тут вернулся и собутыльник, звонивший по телефону. Таким образом Мартин оказался в обществе Джозефа Болла и Медика.
События развивались. Медик достал потертый замшевый кошелек и вытряхнул его содержимое на стол. Простодушно смеясь, рассказал, что полчаса назад нашел этот кошелек на панели близ кабака. Сколько же здесь денег?.. Ого, их вполне хватит, чтобы весело провести время! Он сгреб в кучу монеты и подозвал пробегавшего мимо кельнера. Рому на троих! Самого лучшего!
Мартин сделал протестующее движение: он в цейтноте, должен выполнить важное поручение. Собутыльники захохотали и стали его удерживать. Мартин предпринял несколько попыток встать из-за стола.
— Сиди, парень! — Болл схватил его за плечо, заставил опуститься на стул.
— Может, и впрямь у человека спешное дело? — вступает в разговор Медик. Он ведет роль этакого сердобольного человека, врага насилия. — Пусть скажет, куда торопится, мы и решим, отпустить его или нет!
Медик обнимает Мартина, шепчет ему на ухо:
— Передал газету профессору? Как он отреагировал? И его русская гостья?
Глаза Мартина с тоской обращены к часам над стойкой бармена. Уже потеряно верных пятьдесят минут.
— Друзья! — Он вновь делает попытку обрести свободу. — Друзья, поймите же, я просто обязан…
— Сиди! — рука Болла придавливает его к стулу. — Говори, куда торопишься?
Мартин глядит на часы. Минутная стрелка дрогнула и перескочила на очередное деление. Скоро четыре часа. А в пять, он знает, закрываются учреждения и конторы. Значит, закончится работа и в советском посольстве, люди разойдутся по квартирам… Как же он посмотрит в глаза Лаврову?
Часы на стене начинают бить. Четыре гулких удара, и каждый — будто удар молотком по голове Мартина. Он сидит сцепив зубы, багровый от напряжения.
— Ну что с тобой, приятель? — участливо спрашивает Медик.
Мартин смотрит в его добрые, участливые глаза и… начинает рассказывать.
Болл быстро глядит на партнера. Тот отвечает не менее выразительным взглядом. Оба думают об одном и том же: дружок профессора Лаврова должен окончательно раскрыться!
Они начинают хохотать. Болл достает платок и вытирает глаза — у него даже слезы проступили, так насмешил его Мартин. Ну какой нормальный человек поверит подобной брехне?
Бывший пилот затравленно озирается. Как ему убедить этих весельчаков? Он видит только одну возможность — показать записку Лаврова. Рука сама тянется к внутреннему карману пиджака.
Болл берет записку, вглядывается в торопливые строчки. Но ни он, ни Медик не могут разобрать ни слова!
— Это же по-русски! — кричит Мартин.
Вытянув шею, Медик взглядом отыскивает третьего партнера — Лотара Лашке. А тот уже спешит навстречу — оставил свой столик, когда услышал возглас Мартина. Медик трогает за рукав Джозефа Болла:
— Отвлеки парня!
В ту же секунду Болл набрасывается на Мартина, крича, чтобы тот перестал темнить и загадывать ребусы. Став за его спиной, Лотар Лашке быстро прочитывает записку. Несколько секунд раздумья — на большее нет времени — и решение принято. Записка снова у Медика.
— Езжайте в русское посольство, — шепчет ему Лашке.
— Все трое?
— Да!
— А вы?
— Я буду там. Я — “русский дипломат”, поняли?
Медик озадаченно глядит вслед Лашке — тот уже пробирается к выходу.
В те минуты, когда профессор Лавров знакомился с интервью Сергея Чугунова, аналогичная газета легла на стол руководителя специальной службы, в ведении которой находилось подразделение инспектора Данлопа. Его вызвали и спросили, как документирована катастрофа с “ягуаром” Брызгалова.
— Заключение дорожной полиции гласит: всему виной искра статического электричества, взорвавшая бензин в баке автомобиля. Машина вздыбилась, потому что в момент взрыва потеряла управление и налетела на массивное каменное ограждение проезжей части улицы. Все оформлено надлежащим образом и подписано авторитетными специалистами.
— Теперь об интервью. Меня интересует то место, где идет речь о женщине. Ее реплики автор интервью считает странными. Я цитирую: “Будто Брызгалова не очень хорошо понимала, о чем говорит”. Что он имел в виду?
— Не могу взять в толк, шеф. Все было сделано чисто… Мне тут же позвонил Шервуд и выразил удовлетворение хорошей работой… Уж не темнит ли Чугунов?
— Я знаю этого человека. Что-то он держит за пазухой, Данлоп, какой-то камень… Ну-ка, пусть прокрутят магнитную запись этой беседы. Слушать будем не мы одни — только что из России прибыл наш человек: в разное время провел в этой стране почти два десятка лет, хорошо знает язык…
Прослушав магнитную запись телефонного разговора Чугунова с Брызгаловой, шеф сказал, что все вроде бы в порядке. При этом он посмотрел на сотрудника, вернувшегося из России.
— И у меня нет замечаний, — сказал тот. — Разве только вот это — житель Советского Союза вряд ли назовет свое посольство русским…
— Имеете в виду то место, где Анна Брызгалова говорит, что не приедет в “русское посольство”?
— Привычнее прозвучало бы “советское посольство”.
— Замечание не кажется мне существенным. Можно привести сотни примеров, когда русские в слово “Россия” вкладывают понятие обо всем Советском Союзе… Вспомните хотя бы широко известную реплику одного из политических комиссаров Красной Армии в критический момент обороны Москвы: “Велика Россия, а отступать некуда — позади Москва”. И все же интервью тревожит меня… Женщина все еще в доме Лаврова? Увезите ее оттуда. Увезите немедленно.
Данлоп покинул кабинет шефа в начале пятого часа вечера. Около тридцати минут затратил на подбор нового помещения для Анны Брызгаловой.
Выбор пал на одну из загородных резиденций секретной службы — здание было достаточно изолированно и комфортабельно, чтобы можно было поселить в нем пленницу. Сложнеее оказалось с организацией питания и круглосуточного медицинского обслуживания пациентки. Кроме всего прочего в доме постоянно должна была находиться охрана. Но Данлоп справился и с этими задачами.
Без четверти пять он сел в служебный автомобиль и назвал шоферу адрес.
Автомобиль притормозил возле дома Лаврова, когда время перевалило за пять вечера. Дверь отворила Гибсон. Данлоп осведомился, дома ли профессор, и показал свой полицейский жетон.
Гибсон позвала Лаврова. Не поздоровавшись, Данлоп спросил о состоянии больной.
— Не знаю, что ответить, — Лавров посмотрел на Гибсон, как бы ища у нее поддержки. — Ведь курс лечения только начат…
— Вот глядите! — Гибсон взяла со стола пачку бумажек. — Это анализы. Первые анализы пациентки профессора. Они получены только сегодня.
— Давайте! — Данлоп сунул анализы себе в карман. — Их будет смотреть другой врач. Я забираю больную.
— Но это невозможно! Она серьезно больна. Будет новое потрясение. Понимаете, чем это может кончиться?
— Все понимаю. Однако таково решение.
— Чье решение, позвольте узнать?
— Помогите больной одеться, — Данлоп взглянул на Гибсон. — Действуйте осторожно, не напугайте пациентку. Скажите, что ее везут на консультацию…
Гибсон сделала шаг к лестнице, ведущей в спальню.
— Погодите, Джоан! — крикнул Лавров. Он всем корпусом повернулся к Данлопу: — Только что была проведена сложная процедура. После нее больную нельзя тревожить. Придется вам подождать.
— Сколько?
Лавров беспомощно оглянулся на Гибсон.
— Часа два! — ответила она.