Колесница времени Степанова Татьяна
— Я и не сказала этого, но…
— Я ведь таким не был. Я был совсем другим. А вот как-то весь разрушился в последнее время. — Он положил руку на спинку кресла Кати.
Свет погас. Оркестр заиграл увертюру.
Занавес открыт.
Покои дворца и прекрасная Мехмене-Бану…
И еще более прекрасная Ширин и храбрый…
— Фархад, — шепнула Катя.
— Что?
— Фархад, то же имя, как и у вашего убитого шофера. Кто его убил, по-твоему?
Данила не ответил. Катя все ждала.
Но — нет…
Балет…
Большой…
Артисты танцевали на сцене.
Танцевали любовь.
И Катя постепенно увлеклась зрелищем.
Оркестр, золото ярусов и лож, аромат духов, балет…
Но внезапно… Катя снова ощутила это — как укол, как и там, в лесу, на берегу реки в Прибрежном — чей-то взгляд. Всей кожей, каждым нервом, каждой клеткой тела она почувствовала это — кто-то смотрит, кто-то следит за ней. За ними?
Она покосилась на Данилу — он так и сидит, положив руку на спинку ее кресла. Вроде и объятие, и нет — такой жест.
Затем она оглядела театр. Сотни зрителей — у многих в руках бинокли. Полутьма. Никогда не узнаешь, кто же это так пристально и недобро следит за тобой. Или это просто померещилось?
Но нет, вот снова — как укол. И это ощущение не проходит, только усиливается.
Балет…
Музыка…
Что же это такое за морок — мурашки по всей спине?
В антракте они вышли в фойе. И Катя ловила себя на том, что все пытается вычислить, понять…
Нет, невозможно. Если кто-то и следил за ними, то это — невидимка. А где Герман Дорф?
— Выпьешь что-нибудь? — спросил Данила.
— Нет.
Но он повел ее в буфет и взял два бокала шампанского. Он выпил шампанское, как воду, — залпом. Катя так и стояла со своим бокалом. Она обратила внимание на то, как женщины смотрят на Данилу. Красавец, пользуется успехом у слабого пола.
Они вернулись в ложу уже после третьего звонка. Когда заиграл оркестр, Данила снова положил свою руку на спинку ее кресла.
На сцене танцевали Фархад и Ширин. Катя подумала о Жене. Она так мало говорила о своем шофере. И клуб «Шарада» она не посещала. Туда ходил ее муж — с этими двоими. Интересно, а Женя про эти походы в ночной клуб в курсе?
И тут Катя почувствовала, как Данила положил ей сзади руку на шею. Потом его пальцы нащупали «молнию» на Катином платье и…
Очень медленно он потянул молнию вниз, расстегивая платье.
— Прекрати.
Но «молния» ехала вниз, вниз… между лопаток и ниже, ниже…
— Прекрати сейчас же.
— Закричишь на весь Большой?
«Молния» — длинная, платье вечернее. «Молния» — вниз, вниз, до самой поясницы.
— Так я и думал. Нет бра под платьем. — Данила наклонился.
Его губы коснулись кожи Кати между лопаток. Да, она не надела бра, но фасон вечернего платья такой, что…
— Ты под дозой! Данила, прекрати. — Катя шипела как змея.
Но он продолжал свое дело — поцелуи вниз, вниз.
Катя оттолкнула его и вскочила с кресла. Уронила программку с парапета — кому-то на лысину.
Она ринулась к двери. Расстегнутое до поясницы вечернее платье она придерживала спереди обеими руками. Но Данила оказался проворнее. Он тоже встал и преградил ей выход из ложи.
Мускулистый накачанный торс, как скала, хоть бейся об него. И по наглой морде не съездишь, потому что платье надо держать.
Данила обнял ее и…
Этот поцелуй в глубине темной ложи Большого — скрытый, тайный, а может, и не такой уж тайный, может, и на виду у всего театра, у тех, кто смотрел сюда, а не на освещенную сцену.
Его губы…
Катя почувствовала, как он приподнимает ее и…
Левченко он трахал в туалете клуба. А меня решил употребить тут, в Большом, нанюхавшись кокаина…
— Я закричу. Пусти. Я тебя не хочу.
А на сцене танцевали великую любовь, побеждающую все, все, все…
Катя вырвалась из объятий. Нет, неверно — это он сам отпустил ее, у такого не вырвешься.
Она вылетела в фойе. Испугалась — билетерша увидит ее, полураздетую. Но нет билетерши — только зеркало отражает позолоту и все эти смешные усилия, потуги, когда пытаешься застегнуть до предела расстегнутую сзади «молнию» на платье.
Вот черт, черт…
А он ведь сейчас выйдет сюда, в фойе.
Катя кое-как привела себя в порядок и ринулась вниз. И только тут поняла — ее номерок от пальто у Данилы.
Плевать на пальто.
Она остановилась перед другим зеркалом, поправила выбившиеся из укладки пряди (все утро в салоне красоты, столько усилий. И все для того, чтобы вас попытались раздеть прямо в ложе, как шлюху).
Она даже не стала заходить в гардероб, а направилась прямо к выходу — туда, где охрана и рамки металлоискателей.
И тут она увидела Данилу. Он стоял посреди вестибюля. На банкетке — Катино пальто.
Он шагнул к ней и прямо на глазах у гардеробщиц, билетерш и охранников Большого пал на колени.
— Не уходи, не бросай меня, проссссссти!
Катя застыла столбом. И вот не поймешь в его тоне — то ли это кокаиновая истеричная мольба, то ли стеб, издевка высшей пробы.
Гардеробщицы пялились, билетерши высыпали в фойе. Охрана ухмылялась.
— Я люблю тебя!
Голос Данилы дрожал. Он протянул к Кате руки, как на сцене. Он ломал комедию. Но делал это столь виртуозно, что…
— Девушка, да что ж вы парня-то довели.
— Такой милый молодой человек…
— Что уж вы так строго, простите его, чем он так перед вами провинился-то.
Голоса пожилых билетерш.
Катя подошла к банкетке и взяла свое пальто. Данила тут же резво поднялся и подскочил помогать ей одеваться. Она отпихивала от себя его руки. Молча, чуть не била его на глазах у всех.
— Девушка, ну что же вы так злитесь, муж-то какой хороший, видный у вас.
Это сказал охранник, давясь смехом. Вот картина в вестибюле — какой уж там балет.
Данила снова взял ее крепко за руку и потащил к выходу. Она ухитрилась съездить ему по спине. На улице, среди колонн, он поймал ее, как птицу, сжал руки.
— Ну все, все, все, все.
— Наркоман! Пошел к черту! Пошел к черту от меня!
Он потащил ее к стоянке. А там внедорожник. Сопротивляясь, Катя подумала — Лилька не спросила у него про машину на допросе, а я видела его лишь на мотоцикле.
— Ну все. Я идиота свалял. Ну прости.
Они застыли у машины, тяжело дыша оба, смотря друг на друга.
— Может, я голову потерял от твоей красоты.
— Врешь, ты голову не теряешь.
— Ладно, вру. — Данила открыл дверь внедорожника.
— Ты ведешь себя как хам, — сказала Катя, — а в школе, — я же помню, ты нас с Женькой защищал. Старший брат. Я завидовала твоей сестре, потому что она имела брата.
Защищал, не защищал, кто сейчас это помнит…
— Я прошу у тебя прощения.
Катя отвернулась и пошла прочь. Но Данила снова преградил ей путь.
— Я прошу у тебя прощения, — повторил он уже совсем иным тоном.
А тут и балет в Большом закончился. Из театра валом повалила публика, многие шли к стоянке. Тут же останавливались желтые такси. Сразу стало очень людно и оживленно, несмотря на поздний час.
В конце концов, это оперативное задание. Мы же убийства раскрываем… Я не могу обрывать с ним контакт. Вот черт! Я не могу, я так все испорчу.
Катя вернулась к машине. Села впереди. Данила сел за руль.
— Куда тебя отвезти? — спросил он.
И тут Кате нежданно-негаданно пришла на ум одна идея.
Глава 28
«Шарада»
— Ты испортил мне вечер в Большом, — объявила Катя.
— Готов исправиться. — Данила включил зажигание.
— Хочу туда, где весело. Где танцуют всю ночь.
Катя сказала это, имея в виду клуб «Шарада». И про себя решила — если он повезет ее сейчас не на Ленинградский проспект, а куда-то еще, она тут же начнет капризничать — это полный отстой. Если еще куда-то — то же самое: тоска зеленая, скукотища. До тех пор, пока они не доберутся до этой «Шарады».
Надо обязательно побывать с ним в клубе, куда ходили две жертвы убийств. Бородатая Кора и карлица Маришка сегодня вечером там, на работе, так что могли узнать что-то интересное.
Данила не повез ее «куда-то еще», а доставил в ночной клуб «Шарада» — через двадцать минут они уже парковались на той самой автостоянке на Ленинградском, где застрелили Василия Саянова. Катя узнала это место сразу. А вон и арка во двор, освещенный фонарем.
— И что здесь такое?
— Клуб, мы сюда порой ходим с друзьями, — ответил Данила.
И опять взял Катю за руку — как ни в чем не бывало, словно и не случилось ничего в ложе Большого.
— Ты всех своих девиц сюда водишь?
— Тридцать юнцов у меня и ровно столько же девок. Член же один, что же делать-то мне?
Катя тут же вырвала руку.
— Марциалл на все вопросы дает ответ, — Данила ухмылялся. Они уже зашли во двор.
Клуб «Шарада» не имел ни яркой сияющей рекламы, ни окон — кирпичное здание фабричного типа, напоминавшее склад или пакгауз. Мощная железная дверь. Данила позвонил в звонок и переговорил с охранником.
Момент — и дверь распахнулась.
А внутри все напоминало пещеру или катакомбы — так сначала показалось Кате: сиренево-розовая подсветка и кирпичные стены длинного коридора, испещренные граффити на античные темы. Очень много нагих мужских торсов, крылья грифонов, львиные когти химер, обнаженные всадники, юные флейтисты, прекрасные кравчие, разливающие из кувшинов вино в чаши, голые танцовщицы в браслетах и жемчугах, фантасмагорическое переплетение тел в эротических сценах. И все это яркое, свежее, словно только вчера нарисованное на старых заводских кирпичах акриловыми красками.
И музыка — толстые фабричные стены уже не могли ее заглушить.
Мгновение и — музыка громче, громче…
Охранник распахнул перед ними дверь, и они сразу попали на танцпол.
В эту ночь «Шарада» была набита битком. Катя и Данила оказались в самой гуще плящущей толпы. Публика самая разная: молодежь, студенты и постарше; парни, девицы — кто в чем, кто в вечерних нарядах, кто в кожаных корсетах и высоких сапогах. А кто-то в гриме зомби-Эбола, кто-то в венецианской парчовой маске и смокинге.
— Тут тесно, — шепнул Данила и, снова крепко ухватив Катю за руку, повел ее куда-то — сначала к самой сцене, затем к лестнице.
Они поднялись в VIP-зону, Данила опять коротко переговорил с охраной, и вот они уже на балконе над танцполом и сценой. Мягкие диваны, столики. Тут народу мало.
Дверь в приват-комнату, и туда как раз заваливается компания парней, официант несет коктейли, виски и пиво. А внизу на сцене диджей объявляет конкурс «Золотой караоке».
— Выиграть наш приз может каждый! Кора, детка, покажи им, как надо петь!
Буря на танцполе — свистят, хлопают, смеются, кричат: «Кора, давай!»
Катя увидела бородатую Кору такой, какой еще не видела никогда — в золотом обтягивающем платье поп-дивы, в туфлях на высоченных каблуках, с микрофоном.
Ну конечно же, не ее голос и даже не караоке, а фонограмма из фильма «Кастрат Фарринелли». Кора пела его голосом «Либерта».
Шум, свистки на танцполе неожиданно стихли.
Бородатая женщина пела чужим, составленным на компьютере голосом неземной красоты и мощи.
— Местная звезда, — шепнул Данила, — она не трансвестит.
— Я знаю, — ответила Катя и… — То есть я так предположила, — тут же поправилась она быстро.
И увидела карлицу Маришку — та с подносом шла обслуживать их столик. На ней костюм Красной Шапочки, в глазах изумление — она узнала Катю, узнала и Данилу. Но вида не подала — умница.
— Так за что мы выпьем? — спросил Данила. Ноздри его раздувались.
— За дружбу. — Катя взяла бокал с коктейлем.
Ты и правда тут завсегдатай, ты и заказ на выпивку не делал — тебе Маришка сразу принесла как постоянному клиенту — коктейль и виски…
— За дружбу, — Данила выпил, — а еще за что? Кстати, я хотел спросить тебя.
— Да?
— Как муж-то на все отреагирует?
— Никак.
— А, вот даже как? Все так запущено?
— И не говори.
— Так вы в разводе, что ли? Я у Женьки добиться не мог.
— А ты опять наводил обо мне справки у сестры?
— А у кого же еще? — Данила улыбнулся. — Ты меня вон избила всего в театре.
Тут к их столику подошел какой-то парень. Данила кивнул ему и поднялся.
— Я на минуту отлучусь.
Катя поняла — хочет еще одну дозу кокаина, а это — местный «разносчик счастья».
Как только Данила скрылся, она тоже встала и покинула балкон, спустилась вниз, на танцпол. Караоке-конкурс после Коры как-то не пошел, включили «медляк», и на танцполе топтались парочки — разнополые и однополые. Влюбленные обнимались и целовались в танце. Парни-геи, девчонки и парочки-натуралы.
Кто-то тронул Катю за плечо — Кора!
— Маришка передала, вы тут с одним из этих, ну, с фото, — шепнула она.
— Кора, потанцуем? — Катя протянула к ней руки.
Это самое естественное в данной ситуации. Если Данила спросит, чего ушла с балкона, она ответит — соблазн велик потанцевать с бородатой певичкой.
Кора обняла ее за талию. Они медленно закружились под музыку. У Коры пряные духи.
— Кое-что узнала, но не много пока, — Кора шептала прямо на ухо, — про Васеньку нашего, земля ему пухом. О покойниках плохо нельзя, но вы ж его убийцу поймать хотите, так, наверное, это важно для вас.
— Что важно? — шепнула Катя.
Посмотреть со стороны — они просто нежно любезничают, кружась в танце.
— Он собой торговал. Ну, отдавался за деньги. Тут у нас с этим строго, клуб следит, чтобы никто со стороны не лез, — ну, ты понимаешь. Так он тайком. А в клубе наши знали, но не капали на него, потому что он деньгами делился. Я ж сказала — он со всеми дружил вась-вась. А на жизнь вот так зарабатывал.
— Мужская проституция? А он не воровал у клиентов?
— Нет, что вы, Васенька не вор, — Кора затрясла головой, — а в остальном мы ему не судьи. У него клиенты постоянные были, сюда приезжали, мужики. Пока больше со вчерашнего дня ничего не узнала, постараюсь еще, фотки нашим покажу.
— Только осторожно, чтобы не вызвать подозрений, — предупредила ее Катя.
И тут…
— А, птички, спелись уже.
Катя оглянулась — Данила.
— Стоило мне отвернуться…
— Все, все, исчезаю, — бородатая Кора очаровательно улыбнулась.
Она выпустила Катю из объятий и скрылась в направлении бара.
— И как это понимать? — хмыкнул Данила.
— У нее потрясающая борода.
— А тебе что, только такие нравятся?
— Возможно.
— А такие, как я? — он привлек Катю к себе.
— Не очень.
— Плевать. — Данила улыбался.
Потом диджей «сменил тему», и танцпол взорвался новыми ритмами, но Данила Катю не отпускал, танцуя свой собственный медленный танец.
— Здесь очень шумно, — шепнул он, — пошли опять наверх, а?
Катя покачала головой — нет, нет, нет, тут хорошо. Они танцевали долго, у Кати начала голова кружиться. Данила медленно в толпе прокладывал путь к бару.
После двух часов ночи публики на танцполе стало меньше, некоторые уехали, кто-то перебрался наверх — в VIP-зону. Они с Данилой достигли бара. А по пути Катя увидела еще одну достопримечательность «Шарады». В толпе мелькнула фигура в розовом платье, густо усеянном блестками. Очень тяжелый откляченный зад и широкие бедра, бюст, обтянутый блестками, — словно два тяжелых арбуза. Наштукатуренное косметикой лицо с нелепыми черными бровями и алым ртом. Существо в розовом — блондинка, парик цвета белой платины.
Сидя за стойкой бара и повернувшись к танцполу, Катя снова увидела эту толстую блондинку. Она вытирала со лба бумажной салфеткой обильно струящийся пот.
К Даниле подошли какие-то знакомые парни — видно, тоже завсегдатаи «Шарады», заказали виски.
А Катя отправилась в туалет. Проходя под балконом, подняла голову — блондинка в розовом уже наверху, смотрит вниз. Катя встретилась с ней взглядом.
Возвращаясь в бар, Катя столкнулась с карлицей Маришкой — та летела с очередным подносом наверх.
— Кто это в розовом и в парике? — спросила Катя.
— Это Марта Монро, — ответила быстро Маришка, — опять она тут, и вчера крутилась. Мы ж говорили — она охране платит.
— Чудная какая-то, на переодетого мужчину похожа.
— С геями не замечена — это однозначно. А там уж и не знаю как. У нас особо не допытываются, каждый прикалывается как хочет, — карлица Маришка частила. — Вы-то как здесь?
— По делу об убийстве. Инкогнито.
— Ясно, — Маришка закивала. — Я — могила. Кора с вами потолковать хотела.
— Уже.
Маришка снова закивала, скорчила самую серьезную мину, на которую только была способна, — мол, все ништяк. И чуть не выронила поднос.
— Будем на связи. — Катя вовремя поднос подхватила. И Маришка, кивнув, побежала по лестнице наверх.
В три утра в клубе «Шарада» еще продолжалось веселье.
Глава 29
Мечта о ребенке
Катю разбудил звонок по мобильному. Она никак не могла разлепить сонные веки, открыть глаза — только минуту назад, казалось, закрыла их, коснувшись головой подушки.
Но мобильник мелодично тренькал, призывая. Катя глянула на дисплей — одиннадцать утра, а до постели она добралась в половине пятого.
Ночь в «Шараде» закончилась совершенно неожиданным образом. У Данилы внезапно обильно хлынула носом кровь. Он зажимал нос обеими руками, потом ринулся в туалет, Катя — следом. Там он, давясь, склонился над раковиной, а кровь все хлестала. И Катя то и дело рвала бумажные полотенца в полотенцедержателе, мочила их в холодной воде и прикладывала ему к переносице, стараясь остановить алый поток.
Все указывало на то, что, несмотря на великий гонор и самомнение, Данила — кокаинист никудышный, судя по всему — новичок. С кровотечением кое-как справились и изгвазданные поехали домой. Данила настаивал с ослиным упрямством, что отвезет Катю сам.
Рулил с бумажной примочкой на переносице. Катя лишь головой качала — допрыгался со своим кокаином.
Они расстались у Катиного подъезда на Фрунзенской набережной.
— Не суди меня строго, — сказал Данила на прощание.
— Я не сужу.
— Вообще никак не суди. Ты так можешь? Ты способна не осудить?
— Данила, езжай домой очень осторожно. — Катя не приглашала его к себе.
— Но ты можешь не судить?
Он допытывался с какой-то болезненной настойчивостью.
