Колесница времени Степанова Татьяна
Он повернул кресло и поехал к дверям. И Раиса Павловна послушно последовала за ним. Еще минуту назад она орала на домашних, но как только муж велел, сразу ему подчинилась.
Лиля отметила это про себя как любопытную деталь, не более того. Все ее внимание сейчас поглощала Женя.
— Ну и что же происходит между вами и вашим мужем? — спросила она, едва лишь они с Женей остались одни в гостиной.
— Мы — семья. Мы хотим ребенка, нашего ребенка.
— И?
— И мой муж — гей. У него нет физического влечения к женщинам и ко мне.
— И при этом вы живете вместе?
— Да, и мы любим друг друга. — Женя подняла голову. — Я его люблю. Мы с Геной очень близки интеллектуально, духовно. Мы — семья. Гена признался мне, что он гей, после свадьбы, и я это приняла. Мы очень хотим с ним ребенка. Нашего ребенка.
— Вы знали Василия Саянова?
— Васю? Я не знала его фамилии… Только имя — Васенька… Он был партнер мужа, не постоянный, и он пытался нам помочь.
— Как же он пытался вам помочь? — спросила Лиля.
— Это не оргия, то, что на фотографиях, — сказала Женя. — Мы с Геной пытались зачать ребенка естественным способом. Потому что до этого мы очень старались сделать искусственное оплодотворение. Но у меня все отторгается. Врач сказал — это очень долгий процесс, а у меня время ограничено. Надо стараться естественным путем, надо жить с мужем как можно чаще. Ехать за границу лечиться — у нас денег не хватит. Мы вон квартиру купили. И то это тетя денег дала нам, мне… На «суррогат» она денег не даст. Мы с мужем пытались сделать ребенка. Гена увереннее себя чувствует со мной, когда в постели с нами третий — его партнер-гей.
— И вы это терпели?
— Да, я терпела. Я на все пойду ради того, чтобы забеременеть и родить нашего с Геной ребенка.
— А ваш шофер Фархад Велиханов?
— Он играл ту же роль, что и Вася. Он не гомосексуалист. Но он согласился за деньги. Ему нужны были деньги. Гене он нравился, он сам выбрал его по Интернету. И спросил меня — приятен ли он. Я сказала — ничего, сойдет.
— Вы знали о том, что Василия Саянова убили?
— Да, Гена сказал, что его застрелили в машине у клуба, где они познакомились. Клуб «Шарада».
— И что, после смерти Саянова в вашей постели появился ваш шофер, так, что ли?
— Так. Я хочу забеременеть.
— Шофер Велиханов вступал с вами в половую связь?
— Да нет же, не со мной. Гена возбуждается таким образом. — Женя говорила все это совершенно бесстрастно.
— И Саянов, и ваш шофер были убиты. Что можете сказать по существу этих фактов?
— Я не знаю. Мы с Геной их не убивали.
— Вы с Геной?
— Я их не убивала. Мой муж тоже не убивал.
— Вы обсуждали это с мужем?
— Мы говорили. Гена очень переживал из-за Васеньки. У них были теплые отношения.
— В вечер убийства вашего шофера где вы находились? — спросила Лиля. — Я вам задавала этот вопрос на первом нашем допросе и задаю снова. Так где?
— Тут, дома.
— Значит, в первый раз вы солгали?
— Получается, что солгала. Я не хотела… я думала, лучше сказать, что я отсутствовала.
— Вы платили шоферу за его секс-услуги?
— Гена платил ему. Но в тот раз Фархад просто привез машину и документы из автосервиса… ну, в ту ночь он был свободен, мы не стали оставлять его.
— А Василию Саянову ваш муж платил?
— Я не знаю. Думаю, что нет, у них же был роман.
— И тем не менее Саянов фотографировал вас и вашего мужа в постели. Он вас не шантажировал этими снимками?
— Нет. Он нас не шантажировал. Я же говорю — у него был роман с моим мужем. И, может, он эти снимки просто на память делал, для себя.
— Для себя он бы сделал снимки, когда он с вашим мужем вдвоем, а он делал снимки, когда вы в постели втроем, — отрезала Лиля. — Это повод для шантажа. Ваш муж — государственный чиновник, сотрудник департамента мэрии.
— Вася нас не шантажировал, — с упорством повторила Женя.
— Может, муж вам об этом не говорил?
— Вы что, хотите сказать, что это Гена его убил?
— Очень вероятная версия. И мотив налицо.
— Гена никого не убивал. И я никого не убивала. Мы хотели зачать своего ребенка!
— Два человека, находившихся с вами в близком контакте, убиты.
— Мне очень жаль.
— Вы кого-нибудь подозреваете? — спросила Лиля.
— Но вы же сами рассматриваете версию о том, что на Фархада у станции могли напасть хулиганы, — ответила Женя. — А Васю убили у ночного клуба, там весь клуб в курсе — так мне муж сказал. Это же такая среда — драки, музыка, молодежь.
Глава 38
Ночные гости
О событиях в Прибрежном Катя узнала позднее. Весь день она просидела дома и успела отдохнуть. А ночью нагрянули незваные гости. Причем такие, каких она никак не ожидала.
Звонок по мобильному.
Катя открыла глаза — темнота. Она в своей постели, и мобильный пищит.
Она нашарила его на тумбочке рядом с кроватью, на дисплее время — 3.40 и «номер не определен».
Кто звонит в такое время? И после того, как прошлой ночью вас попытались убить?
— Алло, кто это? — спросила Катя спросонья.
— Катя, это Герман.
— Кто?
— Герман Дорф.
Катя села в подушках.
— Герман?
— Я номер ваш отыскал в телефоне Данилы. Он тут со мной. Мы у вашего дома. Он дом визуально помнит, но не знает, какой подъезд и код домофона.
— А что случилось? — Катя сползла с кровати.
— Он… в общем, ему плохо.
— А что случилось?
— Его избили на ринге сильно. Подпольный матч. Я хотел его домой везти, но он уперся — нет, к вам домой. А сейчас ему плохо, ему очень плохо. Впустите нас.
Катя похолодела. Что это? Зачем приехал этот Герман Дорф? Правду ли он говорит?
Она подошла к окну — выглянула. Нет, ничего не разглядеть. Если они у самого дома, во дворе она их не увидит.
— Какой код и этаж? Впустите нас, — повторил Герман Дорф настойчиво. — Он хотел, чтобы я его именно к вам отвез, не домой.
И Катя… Она на ватных ногах приблизилась к входной двери. Одна в квартире. А только вчерашней ночью в нее стреляли. И вот… не этот ли Герман Дорф? Не он ли приехал закончить начатое?
Так поступают убийцы? Или они так не поступают?
Первый порыв — отключить связь и тут же позвонить Лиле, но… Порой мы сами с собой впадаем в странное противоречие — одна половина нас кричит и требует: соблюдай осторожность! Это опасность! Это ловушка! Но другая… другая наша половина сгорает от любопытства, трепещет от страха, но тем не менее на осторожность и инстинкт самосохранения плюет.
Катя назвала Герману код домофона, этаж и номер квартиры.
Она прильнула к дверному глазку. Вот стукнул лифт, вот лифт поднялся. Вот они вышли — двое мужчин, один волок другого на себе.
Звонок в дверь.
— Катя, откройте нам!
Как поступить после того, как ты сама впустила их в подъезд? Катя… она все еще колебалась.
Вчера ночью в тебя стреляли. Они могли вернуться, чтобы убить тебя…
Не смей им открывать… ты же не знаешь… ты что, совсем с ума сошла?
Катя звякнула цепочкой и открыла замок.
— Привет, — Герман Дорф тяжело дышал. На его плече повис Данила. Лицо — в пластырях и в крови.
— Ой, что с ним?
— Я же говорю — досталось ему на ринге. Такой бугай против него вышел, отделал, как котлету мясник. А Данила после в раздевалке вместо обезболивающего еще кокса нюхнул. Вот и отключился. Но до этого велел мне везти его к вам, а не домой к тетке. — Герман оглядывался. — Куда его положить?
— Вот сюда, на диван. Надо в «Скорую» звонить!
— Не надо в «Скорую». Я ж говорю — избили его, а он сразу в раздевалке за кокс. Врачи мигом учуют, что он в наркоте. Вы что, неприятностей ему хотите?
— Нет, не хочу, но я боюсь, может, ему сломали что-то — ребра?
— Нет, ребра целы. — Герман Дорф сгрузил Данилу на диван.
Как есть, в грязных берцах, в расстегнутой кожаной куртке, Данила лежал, запрокинув голову, и слабо постанывал. Глаза его закрыты. На Катю он никак не реагировал.
— Кокаин, — сказал Герман Дорф. — Я измучился с ним сегодня. Катя, у вас не найдется крепкого кофе?
Катя указала ему на кухню. Сама прошла в ванную, намочила полотенце и попыталась протереть Даниле лицо.
— In nubibus…
Он шептал это разбитыми губами.
— Вот именно — «в облаках», он сейчас там, далеко, — усмехнулся Герман. — Пусть лежит бревнышком. Знаете, Катя, он ведь книжный мальчик, а вот стал забиякой. Не бокс даже, а банальный мордобой. На этот раз в авторемонтной мастерской в Люблино. Народу съехалось смотреть — тьма… Ставки взлетели.
— И вы тоже посещаете такие мероприятия? — спросила Катя.
— Угу, не только Большой театр.
Четыре часа утра… Кофеварка пыхтит, мелет для крепчайшего эспрессо.
— Он настоял, чтобы я отвез его именно к вам, — повторил Герман.
Катя запахнула поплотнее махровый халат, что накинула на себя в спальне. Она чувствовала на себе его пристальный взгляд. Вот ведь как… Они практически не общались и не разговаривали до этого, так — пара фраз за столом и в ложе Большого театра.
Герман подошел к окну и встал рядом с ней.
— Как ни взглянешь в окно, все время темно, — сказал он. — Как в аду. Маленький такой местечковый ад…
— Кофе с сахаром? — спросила Катя.
— Горький. А где ваш муж?
— Он живет за границей. Мы никак не договоримся насчет развода.
— Значит, долго ждать?
— Чего?
— Когда вы станете свободной женщиной. — Герман усмехнулся. — Я не Данилу имею в виду. Нашему забияке никто не нужен. Учтите.
Катя ощущала смятение, она не понимала этого человека, которого она не воспринимала как мужчину, а лишь как возможного фигуранта, подозреваемого по делу об убийствах. Он и сейчас подозреваемый. Как и Данила. Но тот снова под дозой, а этот…
Если пришел убить меня, то что же ты медлишь?
Или когда приходят убивать, не просят сначала чашку черного кофе?
— Я закурю, позволите? — Герман сунул в рот сигарету. — Тогда, в ложе, забияка скверно вел себя?
Катя молчала.
— Когда балет кончился, я увидел, что ваша ложа пуста. Умыкнул вас с середины действа?
— Я сама решила уйти раньше.
— Вы такая самостоятельная?
— Да, я самостоятельная.
— Это хорошо. Им там нужна опора, сильное дружеское плечо.
— Кому — им?
— И забияке, и его сестренке. Кстати, знаете, что я слышал, пока вез его сюда к вам? Включил в машине ночные новости, там все захлебываются — случай суицида на Красной площади — чиновник столичного департамента вышел на площадь, вскрыл себе вены и публично признался в том, что он гей. Имя называется чиновника — Женин муж.
Катя похолодела.
— Он жив?
— Жив, не волнуйтесь. Сказали, что увезли в больницу. У нас все талдычили, что, мол, никто из чиновников никогда не посмеет признаться в своей госомосексуальности открыто. А Генка вон вышел на площадь сегодня. Я все думал — когда прорвется в нем этот нарыв?
Катя не задавала вопросов, но все мысли ее уже вертелись вокруг того, что же произошло в Прибрежном.
— Как только государство начинает заботиться о моральном облике граждан и этот облик «оздоравливать», в постель лезть, так сразу резко подскакивает число самоубийств. Это как прокрустово ложе — отсекут либо голову, либо ноги. А в результате множится отряд самоубийц и духовных калек. И где же тут тезис о «сбережении народа»? Ну, мой кофе готов. — Герман по-хозяйски налил себе кофе. — А вы пьете только сладкий, Катя?
— Иногда тоже горький.
— Значит, хоть в этом наши вкусы совпадают. Можно вам задать один вопрос?
— Да, конечно, — Катя смотрела, как он дымил сигаретой в окно.
В непроглядную тьму раннего утра.
— Вопрос на засыпку. Если бы вы не были замужем и я предложил бы вам руку и сердце, вы пошли бы за меня?
Катя смотрела на него, широко раскрыв глаза.
Он тоже под кокаином?
— Вы бредите, Герман?
— Почему? Знаете притчу о последней соломинке?
— Знаю, но я не понимаю…
— Я вот все ищу ее, ищу… В разных местах. Вот бизнес веду — пиар сейчас хороший бизнес. Бабло приносит. Пусть все ложь, зато духоподъемно, как сейчас говорят. И на бокс езжу смотреть, как из забияки нашего, вольтерьянца, выбивают дерьмо. Вот завтра к попам поеду слушать проповеди про «русский мир». А сейчас спрашиваю вас, Катя, вы согласились бы стать моей женой?
— Нет.
— Я так и знал. — Герман улыбнулся ей невыразимо прекрасной, светлой улыбкой и отхлебнул кофе.
Данила в комнате слабо застонал, и Катя пошла к нему. Он лежал, раскинувшись на диване, — глаза закрыты, губы что-то шепчут беззвучно.
Герман с чашкой кофе тоже прошел в комнату, прислонился к дверному косяку.
— Я сейчас уеду, не беспокойтесь, — сказал он. — Вы уж тут сами с забиякой разбирайтесь.
Глава 39
Все еще больше запутывается
Герман Дорф уехал. Катя вымыла кофейные чашки. Пошла в комнату — Данила крепко спал, раскинувшись на диване. Катя подумала — сон лучшее лекарство и от боли, и от кокаина.
Она не стала его тревожить, тихонько оделась, закрыла квартиру. Вышла из подъезда в темноту ноябрьского утра. В кафе на углу готовили завтраки с шести часов. Катя решила — если что, она скажет потом Даниле, мол, ходила за горячей выпечкой и йогуртами к завтраку.
Если он, конечно, спросит, очнувшись.
На самом деле она хотела позвонить Лиле из кафе, а не из дома. Мало ли… отключка отключкой, но кто знает. Лучше служебные разговоры вести так, чтобы фигурант не слышал.
Лилю она разбудила. У той — голос осиплый спросонья. Катя подумала: и у меня не лучше после ночных бдений.
Она быстро рассказала о ночном визите. И спросила, что произошло в Прибрежном.
— Значит, парень у тебя? — уточнила Лиля, поведав свою часть. — Ты мне в прошлый раз про кокаин не говорила.
— Его избили во время матча. Герман сказал, что… В общем, ночью они явились ко мне по желанию Данилы. И я вот все думаю теперь…
— О том, кто из них в тебя стрелял?
— Нет, наоборот. Можно ли их исключить из списка?
— Не обольщайся. Если убийца кто-то из них — я говорю о всей этой компании из Прибрежного, — то… он ведь промахнулся в тот раз у гаража. И будет наблюдать твою реакцию. Какова нормальная реакция любого человека, на чью жизнь покушались? Он начнет всем знакомым рассказывать: а что со мной произошло, ужас, кошмар! А ты в разговоре с этим Дорфом ни словом не заикнулась о случившемся. И с Данилой говорить не станешь об этом, так? И с твоей подругой Женей… Если убийца кто-то из них, то как он воспримет твое умолчание? Меня беспокоит, что Данила у тебя в квартире. Слушай, давай я вышлю сотрудников с машиной.
— И что они сделают? Станут дежурить на моей кухне, меня охранять от него? Нет, Лиля, это не выход.
— После показаний горничной, этого скандала в их доме и признаний твоей подруги первые кандидаты в подозреваемые — Женя и Геннадий Савины, но… я в новостях слышала, что Савин учудил.
— Мне Герман сказал, он тоже слышал.
— Вот и имей теперь дело с людьми с суицидальными наклонностями. — Лиля вздохнула. — Я понимаю, у каждого из них может быть своя правда и своя боль. Но мы дело об убийствах расследуем, три человека убиты. И тебя пытались убить. Я в их доме наблюдала за Савиными. У твоей подруги и ее мужа есть веский мотив убийства Василия Саянова и шофера. Савина отрицает факт шантажа с их стороны, но это ничего не значит. Возможно, шантаж был. Но, с другой стороны, есть один нюанс. Горничная показывает, что она «не слепая и не глухая» — то есть слышала, видела и догадывалась, чем занимаются втроем Савины и их шофер. А тогда как насчет отца Жени и Раисы Лопыревой? Они что — слепые и глухие? Они не подозревали, что происходит под крышей их дома? Раиса Павловна демонстративно устроила скандал и выволочку, но…
— Думаешь, она тоже могла бояться огласки и шантажа со стороны шофера? И отец Жени?
— Ну вот, огласка произошла — и что? Ничего — все вылилось лишь в безобразную семейную сцену и попытку суицида. Нет, тут только все сильнее запутывается, Катя. А потом эта девушка, Анна Левченко, — она-то тут при чем, если все дело в боязни шантажа?
— Она же блогер, могла написать.
— А что она могла написать? То, что муж племянницы Раисы Лопыревой — гей? Нет, опять не сходится что-то.
— А как дела с баллистической экспертизой? — спросила Катя.
— Гильза от пистолета «ТТ», как и пули в предыдущих случаях.
— А что дала проверка по банку данных?
— Ничего.
— Ничего? Значит, этот пистолет «ТТ» нигде до этого раньше не светился?
— Ни по одному зарегистрированному в банке данных преступлению.
Катя замолчала. И тут — провал…
— Ладно, я буду на связи, мне надо домой возвращаться, — сказала она.
— Слушай, я тревожусь за тебя.
— Я буду осторожной, — пообещала Катя.
Она купила в кафе горячие вафли, круассаны и булочки с корицей. Взяла кофе в картонном стаканчике. Пока шла до подъезда, жадно пила его на ходу.
Тихонько открыла дверь квартиры ключом. Прислушалась, потом заглянула в комнату.
Данила по-прежнему спал. Катя решила ждать, когда он проснется.
Она села в кресло у окна, обдумывая события минувшего дня и ночи. Лиля права — вроде бы в сложившейся ситуации именно Женя и ее муж — главные подозреваемые в убийствах Саянова и шофера — Фархада. Исповедь Жени лишь подтверждает эту версию, несмотря на то, что она отрицает их с мужем причастность к убийствам.
Тогда, выходит, именно Женька стреляла в меня ночью? Или она сообщила мужу, что я говорила с их горничной, и это он меня подкараулил?
Катя ощущала внутри себя холод, когда думала о том, что случилось у гаража. Можно ли верить школьной подруге? То, что Женя поведала об их супружеской жизни…
Катя вспомнила, как невольно подслушала ночью в их доме, в Прибрежном… Сладкий, бесстыдный стон наслаждения… Она ведь тогда решила, что это муж так ублажает Женьку. А что же теперь, после его публичного признания?
Катя бросила взгляд в сторону Данилы.
Или это кто-то шалил в ту ночь не с Женькой, а с горничной-филиппинкой?
Или все же инцест — брат, утешающий сестру, муж которой гей…
Или Герман?
Катя закрыла глаза — Герман… Вот он уехал, а его образ остался. Катя видела его перед собой — сильный мужчина, она не обратила внимания на него как на мужчину, думала о нем лишь как о подозреваемом. А он… он вдруг спросил, вышла бы она за него замуж?
К чему такие вопросы в четыре утра?
Герман… И при чем тут притча о последней соломинке?
— Sub umbra…
Это тихо произнес Данила.
Катя встала с кресла и подошла к нему. Глаза его по-прежнему закрыты, лицо — бледное, как у вампира.
Sub umbra… Во мраке…
Она протянула руку, чтобы убрать волосы с его лба.
И — он поймал ее руку за запястье. Крепко, крепко сжал.
Его взгляд…
— Ты мне снишься?
— Не валяй дурака, — сказала Катя.
Не отпуская ее руки, он приподнялся, сел.
— Я же сказал, что мы еще встретимся.
— Где у тебя болит?
— Везде, — Данила улыбался разбитыми губами. — Сыграй роль доброй самаритянки, а?
Катя высвободила свою руку из его ладони.
— До ванной сам дойдешь или тебя довести? Тебе надо умыться.
— А мы все же провели с тобой ночь. — Данила усмехнулся и встал. — Ночь, проведенная вместе, сближает.
Читать бесплатно другие книги:
