Тайные смыслы Второй мировой Кофанов Алексей
Я должен также заявить, что ни в одном пункте наши войска и наша авиация не допустили нарушения границы, и поэтому заявление румынского радио, якобы советская авиация обстреляла румынские аэродромы, является ложью. Такой же ложью является вся сегодняшняя декларация Гитлера, пытающегося задним числом состряпать обвинительный материал насчет несоблюдения Советским Союзом советско-германского пакта.
Не первый раз нашему народу приходится иметь дело с нападающим зазнавшимся врагом. В свое время на поход Наполеона наш народ ответил Отечественной войной, и Наполеон пришел к своему краху.[154] То же будет и с зазнавшимся Гитлером. Красная Армия и весь наш народ вновь поведут победоносную Отечественную войну за Родину, за честь, за свободу.
Правительство призывает вас, граждане и гражданки Советского Союза, еще теснее сплотить ряды вокруг нашей славной большевистской партии, вокруг нашего советского правительства, вокруг нашего великого вождя товарища Сталина.
Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами» [323].
Люди по всей стране подавленно стояли у громкоговорителей. Что тут скажешь?..
А британцы, ненастойчиво отбомбясь по Севастополю, выкинули такой номер: вечером 22 июня премьер Черчилль тоже выступил по радио.
Речь У. ЧерчилляНацистскому режиму присущи худшие черты коммунизма. Он агрессивнее всех форм человеческой испорченности. За последние 25 лет не было более последовательного противника коммунизма, чем я. Но всё это бледнеет перед развертывающимся сейчас зрелищем.
Я вижу русских солдат, стоящих на пороге родной земли, охраняющих поля, которые их отцы обрабатывали с незапамятных времен. Я вижу их охраняющими свои дома, где их матери и жены молятся — ибо бывают времена, когда молятся все, — о безопасности своих близких, о возвращении своего кормильца, своего защитника и опоры. Я вижу десятки тысяч русских деревень, где средства к существованию с таким трудом вырываются у земли, но где существуют исконные человеческие радости, где смеются девушки и играют дети.
Я вижу, как на все это надвигается гнусная военная машина с ее щеголеватыми, бряцающими шпорами прусскими офицерами, только что связавшими по рукам и ногам десяток стран. Я вижу вымуштрованную массу свирепой гуннской солдатни, надвигающейся подобно тучам саранчи. Я вижу в небе германские бомбардировщики и истребители с еще незажившими рубцами от ран, нанесенных им англичанами, радующиеся тому, что они нашли, как им кажется, более легкую добычу.
Можете ли вы сомневаться в том, какова будет политика правительства Его Величества? У нас одна цель. Мы полны решимости уничтожить Гитлера и все следы нацистского режима. Мы никогда не вступим в переговоры с Гитлером или с кем-то из его шайки.[155] Мы будем сражаться с ним на суше, на море, в воздухе, пока, с Божьей помощью, не избавим землю от самой тени его. Отсюда следует, что мы окажем России всю помощь, какую сможем.[156]
Сейчас не время морализировать о безумии стран, которые позволили разбить себя поодиночке.[157] Но за преступлением Гитлера скрывается более глубокий мотив. Он хочет уничтожить русскую державу потому, что в случае успеха надеется отозвать с востока главные силы своей армии и авиации и бросить их на наш остров.[158] Его вторжение в Россию — лишь прелюдия к попытке вторжения на Британские острова. Поэтому опасность, угрожающая России, — это опасность, грозящая нам и Соединенным Штатам; дело каждого русского, сражающегося за свой очаг и дом, — это дело свободных людей во всех уголках земного шара. Усвоим же уроки, преподанные нам столь горьким опытом. Удвоим усилия и будем бороться сообща, сколько хватит сил и жизни. [324]
Что любопытно в этом тексте, кроме лживой «решимости уничтожить Гитлера»? Читайте чутко: ни разу не упомянуты СССР, советская власть, Сталин — лишь Россия и русский народ.[159] Текущая политическая реальность для Черчилля будто не существует.
Что это значит? Ответ один: премьер знал о планах переворота в СССР! Потому молчал о Сталине и прочих реалиях; через несколько дней блицкриг и пятая колонна должны были эти реалии смести. Но не буду забегать вперед…
Как думаете, когда бритты стали нашими союзниками? Тотчас после этой речи?
Ага…
Спустя месяц, в конце июля, мы подписали с англичанами… союз? Ничего подобного — всего лишь Декларацию о незаключении сепаратного мира с Германией. Союзный договор появился через год, в мае 1942-го! А с Америкой союз заключен еще позже, в июне 42-го.
Целый год мы отбивали агрессию всей Европы в одиночку, даже без символических союзников.
— А ленд-лиз?! — возмущенно спросит читатель.
— О нем позже.
А вот еще одна международная новость.
24 июня газета «Нью-Йорк таймс» опубликовала слова американского сенатора Гарри Трумэна: «Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше».
Трумэн — да, это тот самый, который стал следующим после Рузвельта президентом и провел первую в истории (надеюсь, последнюю) атомную бомбардировку мирных городов. Искренний был хищник, не прикидывался «миротворцем». Вот и ляпнул вслух то, о чем другие англосаксы лишь думали.
«Пусть они убивают как можно больше».
Запомните эти слова. Они многое объясняют в действиях банкирской элиты.
— Но и Сталин говорил то же самое! — воскликнет читатель. — Вот, ты сам цитировал: «В интересах СССР, чтобы война разразилась между рейхом и англо-французским блоком»!
Верно. А теперь смотрим различия.
1) Сталин сказал это на закрытом заседании, а Трумэн — для печати. Сравните уровни цинизма.
2) Главное: англосаксы войну и развязали. Мы же хотели лишь избежать вражеского вторжения — и потому надеялись, что агрессоры передерутся между собой.
Чуете разницу?
Итак, пока всё шло в точности по «Барбароссе». Но тут снова всплывает вопрос: что это за нелепый план?! Почему победу в нем означал выход на линию Архангельск — Астрахань?? С чего немцы взяли, что, сохранив половину европейской территории и громадную Сибирь (включая уральские заводы), Сталин сдастся??
Эту загадку мы обсудим позже.
А пока — вопрос не менее острый: почему немцы смогли так легко громить нас в первые месяцы? (Скоро мы увидим, что два эти вопроса тесно смыкаются.)
Драпали и сдавались?
Поставьте себя на место тогдашнего бойца.
Вы двадцатилетний пацан, которого призвали в армию. На уме — девочки, профессия будущая, сослуживцу отомстить за щелбан в столовке… И вдруг бац — на тебя танки прут! Надо погибать за Родину. Вот прямо сейчас.
Вы готовы?!
Ой, вряд ли… Нужна полная перестройка мироощущения.
И в первые дни нередко случалось описанное К. Рокоссовским, чей корпус 22 июня двигался к границе:
«Дорога пролегала через массив буйно разросшихся хлебов, достигавших роста человека. То в одном, то в другом месте, в гуще хлебов, стали появляться в одиночку, а иногда и группами странно одетые люди, которые при виде нас быстро скрывались. Одни были в белье, другие — в нательных рубашках и брюках военного образца или в сильно поношенной крестьянской одежде и рваных соломенных шляпах. Я приказал выловить скрывавшихся.
Это были так называемые „выходцы из окружения“, принадлежавшие к различным воинским частям. Их маскарад объяснялся просто. Те, кто сумел обменять у местного населения обмундирование на штатскую одежду, облачились в нее; кому это не удалось, остались в одном нательном белье. Страх одолел здравый смысл, так как примитивная хитрость не спасала от плена, ведь белье имело на себе воинские метки. Впоследствии мы видели трупы расстрелянных именно в таком виде — в белье.
Воспевая подвиги войск, частей и отдельных лиц в боях с врагом, носившие массовый характер, нельзя обойти молчанием и имевшиеся случаи паники, дезертирства с поля боя и в пути следования к фронту, членовредительства и даже самоубийств. Весьма характерен случай самоубийства офицера одного из полков 20-й танковой дивизии. Вот слова его посмертной записки: „Чувство страха, что я могу не устоять в бою, вынудило меня к самоубийству“.
Нанесенный врагом неожиданный удар ошеломил наши войска. Даже целые части, попавшие под удар небольшой группы вражеских танков и авиации, подвергались панике… Чтобы вывести их из этого состояния, потребовалось длительное время» [325].
Цифры печальны.
С 22 июня по 10 октября было задержано 657 364 дезертиров. [326] За первые полгода войны попало в плен, осталось за линией фронта и пропало без вести 2 335 000 человек. [327] Погибло тогда же 556 000 бойцов [328] — т. е. на одного погибшего четверо сдались или «исчезли». Для сравнения, в 1943-м соотношение погибших и плененных стало 5: 1.
Стойкие армии всегда теряют убитыми больше, чем пленными. Надо объяснять, почему?
А теперь сравним с цивилизованной Европой.
В 1941 году Красная Армия теряла пленными, по разным оценкам, 390–650 тысяч человек в месяц. Много? Да.
Однако польских солдат за 20 дней боев в сентябре 1939-го сдалось 875 тысяч. А французов в 1940 году за месяц было пленено более полутора миллионов! [329] Драпали и сдавались они несравненно охотнее, чем наши!
И вернемся к соотношению убитые/пленные. У поляков оно было 1: 6. У французов — 1: 13. У нас в 1941-м — 1: 4. Так что даже в первые катастрофические месяцы мы воевали несравненно лучше европейцев.
Вот примеры.
Кроме крепости, в Бресте внезапно для немцев оборонялся железнодорожный вокзал. Утром 22-го оттуда собрались уезжать несколько десятков солдат-отпускников. Начальник милиции вокзала вскрыл оружейную комнату и роздал стволы бойцам. Они держали оборону более восьми дней. [330]
Послушаем врагов. Вспоминает немецкий генерал Г. Блюментрит: «Поведение русских войск резко отличалось от поведения поляков и западных союзников. Даже в окружении русские продолжали упорные бои» [331].
Дневник начальника генштаба сухопутных войск Ф. Гальдера:
«29 июня 1941: Русские всюду сражаются до последнего человека. При захвате артиллерийских батарей и т. п. в плен сдаются лишь немногие. Часть русских сражается, пока их не убьют, другие бегут, сбрасывают обмундирование и пытаются выйти из окружения под видом крестьян».
«1 июля: Противник отходит с исключительно упорными боями, цепляясь за каждый рубеж».
«7 июля: В районе Днепра перед Оршей значительные силы противника сдерживают наступление 2-й танковой группы. 22-я пехотная дивизия понесла тяжелые потери в результате танковых контратак противника».
«12 июля: Танковая группа Гота отражает в районе Витебска контратаки противника с севера и востока. На правом фланге противник продолжает оказывать упорное сопротивление».
13 июля командующий 3-й танковой группой Г. Гот написал: «Русский солдат борется не из страха, а из убеждения. Он против возвращения царского режима. Борется против фашизма, уничтожающего достижения русской революции» [332].
Идеологические причины (они же духовно-нравственные) поначалу нам не только помогали, но и мешали. Красноармеец 34-й танковой бригады Орехов заявил в 1939-м, перед польским походом: «Я не могу воевать. Как я буду колоть хотя бы немца, когда он такой же рабочий, как и я?» [333]
Летом 1941-го советские люди тоже не могли понять, как можно стрелять в немца: ведь все люди — братья! Русский характер таков: нам легче погибнуть, чем другого загубить.
А вот когда у тебя убили друга, когда ты увидел сожженную деревню и город разбомбленный — тут всё изменилось. Мы поняли: это НЕ ЛЮДИ. Отдельно взятого немца можно и пощадить, но в массе они — саранча. Если не отобьемся, они пожрут всё, что нам дорого.
Теперь об «отдельно взятых немцах».
За всю войну мы пленили их 2 389 560 (376 генералов, 69 469 офицеров, 2 319 715 унтер-офицеров и солдат). 356 678 из них умерли в плену, 2 032 873 вернулись домой, участь 9 человек неизвестна. То есть смертность немецких пленных в СССР — 14,9 %. Много, не спорю.
Но давайте сравним.
По немецким данным, из 5,75 миллионов советских военнопленных умерли от голода, болезней и издевательств 3,3 миллиона. [334] Смертность — 57,3 %.
Кто гуманнее относился к пленным: «культурные европейцы» или «русские варвары»? А?!
Кроме того, по нашим данным, в плен попало меньше — 4,059 миллиона. [335] Значит, процент смертности ещё выше!
— Да советские пленные гибли только потому, что Сталин не подписал Женевскую конвенцию! — повторит мне кто-то заезженный миф.
А на самом деле?
25 августа 1931-го СССР присоединился к Женевской конвенции об улучшении участи раненых и больных. [336] Под этот документ попадали бойцы, плененные уже ранеными (скажем, при захвате госпиталя).
Судьбу здоровых пленных определяла вторая Женевская конвенция — о военнопленных вообще. Вот к ней наша страна и правда не присоединилась. Почему?
А вот почему. 19 марта 1931 года мы приняли собственное «Положение о военнопленных». От Женевской конвенции оно кое-чем отличалось. В нашем:
— не было льгот для офицеров,
— пленные не эксплуатирующих классов имели политические права,
— пленные одной национальности могли помещаться вместе,
— запрещалось носить знаки различия,[160]
— запрещалось денщичество,
— жалованье полагалось не только офицерам, но и всем военнопленным,
— пленные могли привлекаться к работам лишь с их согласия и в соответствии с общими законами об охране и условиях труда. Зарплата им должна была выдаваться не ниже существующей в данной местности для соответствующей категории трудящихся. [337]
Иными словами, Женевская конвенция не устроила нас потому, что была слишком жесткой и недемократичной!
Однако война началась, и мы узнали, как скотски истязают агрессоры наших пленных. Уже 17 июля 1941 года Наркомат иностранных дел СССР попросил Швецию[161] сообщить Германии, что СССР признает Гаагскую конвенцию о военнопленных[162] и готов выполнять ее на основах взаимности. Ответа не последовало.
А теперь главное.
Вот статья 82 Женевской конвенции: «Положения настоящей конвенции должны соблюдаться высокими договаривающимися сторонами при всех обстоятельствах. Если одна из воюющих сторон окажется не участвующей в конвенции, тем не менее положения таковой остаются обязательными для всех воюющих, конвенцию подписавших» [338].
Понятно? Германия обязана была соблюдать конвенцию в отношении наших пленных В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ — подписал ее Сталин или нет!
Причины разгрома
Итак, мы установили, что драпали далеко не все — многие дрались героически. Но почему же тогда наших били?! Ведь вот соотношение сил у западной границы к 22 июня 1941-го: [339]
В живой силе мы уступали. Но далеко не троекратно. Как немцам удалось сломить оборону?!
Люди — ладно, но массой оружия мы должны были их просто задавить! Во всем ведь превосходили, а танками — аж четырехкратно!
Однако современной техники у немцев было больше. Новейшие образцы мы разработали, но не успели внедрить в войска.
Почему?
Дело в том, что тогда постоянно создавались новые конструкции, а прежние старели. Скажем, разработанный в 1933-м истребитель И-16 к 1940-му уже не выдерживал конкуренции.[163]
Вообще, это очень странно. Обычно оружие стареет медленнее; нынешние армии спокойно пользуются техникой 10 — 20-летней давности, — но в 1930-е произошел бешеный рывок. Сравните танки и самолеты Первой — и Второй мировых! Разница как между луком и ружьем.
И-16
Вышла такая беда: полки оснащались новым оружием, даже не успевали его толком освоить — и появлялись улучшенные образцы. Старые выбрасывать дорого и жалко, но вероятный противник обгоняет… Однако, пока снабдишь части новым образцом, подоспеет следующий! Такая вот вечная беготня.
То есть: Запад навязал нам гонку вооружений. У банкиров-то денег заведомо больше, чем у честной трудовой страны! А мы уже знаем, что вся мощь англосаксонской науки и промышленности работала на Гитлера. Потому он опережал.
Впрочем, и с новейшей нашей техникой не все было лучезарно. Осенью 1940-го испытали танк Т-34, вот выводы:
«Танк не удовлетворяет современным требованиям по следующим причинам:
а) огневая мощь не может использоваться полностью вследствие непригодности приборов наблюдения, дефектов вооружения и оптики, тесноты боевого отделения и неудобства пользования боеукладкой;
б) динамическая характеристика подобрана неудачно, что снижает скоростные показатели и проходимость;
в) тактическое использование танка в отрыве от ремонтных баз невозможно вследствие ненадежности основных узлов — главного фрикциона и ходовой части» [340].
Спустя год подвели итоги первых двух месяцев войны. Выявились такие недостатки:
По танку КВ
а) при попадании снаряда и крупнокалиберных пуль[164] происходит заклинивание башни;
б) дизель имеет малый запас мощности, вследствие чего мотор перегружается;
в) главный и бортовой фрикционы выходят из строя.
По танку Т-34
а) броня с дистанции 300–400 м пробивается 37-мм бронебойным снарядом. Отвесные листы бортов пробиваются 20-мм бронебойным снарядом. При преодолении рвов вследствие низкой установки машины зарываются носом, сцепление с грунтом недостаточное из-за относительной гладкости траков;
б) при прямом попадании снаряда проваливается передний люк водителя;[165]
в) гусеница слабая — берет любой снаряд;
г) главный и бортовой фрикционы выходят из строя. [341] Т-34 стал одним из лучших в мире танков лишь после долгих доработок…[166]
Т-34
А вот что пилоты говорили о новых истребителях МиГ-1 и МиГ-3: «Самолет на пилотаже требует большого внимания, т. к. при малейших нескоординированных действиях срывается в штопор. На посадке не терпит даже малейших ошибок. Среднему летчику овладеть техникой пилотирования на МиГ-1 — МиГ-3 трудно и не без риска для жизни». «При пристрелке большинство пулеметов по различным заводским дефектам совершенно не стреляли». «Пулеметы не стреляют или дают сплошные задержки» [342].
— Немецкая техника тоже не была идеальной, — возразит знаток.
Верно.
Немцы напали на нас с устаревшими танками Pz. II и Pz. III; более совершенных Pz. IV не хватало, а «тигры» появились лишь в 1942-м. Пикирующий бомбардировщик Ю-87 («штука»[167]) вообще шасси не убирал, что гробило аэродинамику.
Но англосаксы обеспечили немцам в 1939–1941 годах масштабные учения в условиях, максимально близких к боевым (Европа ведь сопротивлялась символически). И вермахт научился четко координировать действия родов войск — благодаря радиосвязи и продуманной логистике. Скажем, в трудные для наземных частей моменты вовремя прилетали эти самые «штуки» и накрывали противника бомбами. Мы это освоили далеко не сразу.
— Отговорки! — скажете вы. — Все равно техники у немцев было меньше, чем у нас! С чего они побеждали-то?
Многое тут сплелось…
Историк А. Исаев считает, что «главная причина поражений 1941 года — разорванность РККА на три эшелона без оперативной связи друг с другом. Над каждым из эшелонов (войска у границы, выдвигающиеся к границе „глубинные“ дивизии округов и второй стратегический эшелон) немцы имели численное превосходство. И каждый из эшелонов имел плотность построения, не пригодную ни для обороны, ни для наступления.
Вермахт поочередно перемалывал эти три „забора“ на своем пути. То есть сначала войска у границы, потом, пройдя 200–300 км, „глубинные“ дивизии округов, потом второй стратегический эшелон на рубеже Западной Двины и Днепра. Каждый из эшелонов в силу расстояния в несколько сотен километров от других эшелонов ничем помочь им не мог, как и не могли помочь дивизии ВСЭ „глубинным“ дивизиям особых округов, а „глубинные“ дивизии, в свою очередь, ничем не могли помочь избиваемым у границы войскам „армий прикрытия“. Научно это называется „упреждение в развертывании“, по такому же механизму происходил разгром Польши в 1939 г.». [343]
Почти то же пишет историк М. Гареев: «Приграничные военные округа должны иметь тщательно разработанные планы оборонительных операций. Если бы такие планы были, то по-другому располагались бы группировки сил и средств, по-иному строилось бы управление и осуществлялось эшелонирование материальных запасов и других мобилизационных ресурсов.
Готовность к отражению агрессии требовала также, чтобы операции были подготовлены в материально-техническом и инженерном отношениях, были освоены командирами и штабами. Очевидно, что в случае внезапного нападения не остается времени на подготовку таких операций. Но этого не было сделано в приграничных военных округах» [344].
Изложу своими словами.
Войск-то у нас на западе хватало, но их поставили в три линии, разделенные сотнями километров. Да и линии были не сплошными, дивизии кучковались врозь. И оборонительную стратегию не разработали.[168]
Что вышло в итоге? Удар четырех с половиной миллионов немцев 22 июня приняли не три миллиона наших, а втрое меньше. Вот вам уже более чем трехкратный перевес! Вдобавок боеприпасы и ГСМ[169] зачастую хранили вдали от войск, так что наши многочисленные танки превратились в железки бесполезные.
Но вот КТО и ПОЧЕМУ допустил такие чудовищные ошибки?
Отвечу позже…
Кроме ошибок, есть и объективные причины. Вдоль границы наши войска растянулись более-менее равномерной ниткой. А немцы-то прорывались не сплошь, а ударными группами! И на острие прорыва их перевес становился многократным.
Это, кстати, вообще беда обороны при длинном фронте: никогда не знаешь, где ударят, — и приходится защищать всю линию, распыляя силы. Разведка, конечно, выясняет планы противника, но редко удачно…
— Хорошо, — скажете вы. — Немцы прорвались в нескольких местах — но ведь меж клиньями остались наши! Они могли ударить врагу по флангам и отрезать их прорвавшиеся части!
Могли. И кое-где это делали.
Но в том и суть блицкрига, чтоб обороняющихся не выбивать физически, а дробить и окружать. Часть прорвавшихся сил вермахт пускал на окружение наших войск; так ослаблялся главный удар, но оно того стоило. Ведь окруженные резко слабеют: и снабжение теряют, и оптимизм. Потому либо отсиживаются тихонько, либо сдаются, в лучшем случае прорываются к своим. Но бить врага по флангам они практически неспособны.
Некоторые видят причину поражений также в этом:
— Не хватало автоматов и противотанковых ружей!
Это не так.
Тогдашние автоматы стреляли слабым пистолетным патроном, фактически — лишь на сотню метров и с плохой прицельностью. Немцы этот недостаток тоже прекрасно видели, и МП-40 (так называемый «шмайссер»)[170] имели, в основном, тыловики. Реальные бойцы вермахта вооружались винтовками, как и у нас.
Трехлинейка Мосина, понятно, уже устарела, и к началу войны главным оружием нашей пехоты стала самозарядная винтовка СВТ-40. Но затем ее вытеснил автомат ППШ, имевший единственное, но важное в тотальной войне преимущество: дешевизну. Ну и простоту изготовления. [345]
Так что не хватало не автоматов, а винтовок СВТ — потому что основную их массу потеряли в первые месяцы.
А противотанковое ружье — штука слишком громоздкая, слабая и узкоспециализированная. 45-мм пушки («сорокапятки») и с танками справлялись успешнее, и пехоту могли косить осколочными снарядами. Этих пушек, в целом, хватало.
Так что принципиальных ошибок в вооружении РККА к 1941 году не было. Имелись лишь недостатки конструкции и количества новых образцов.
Еще некоторые заявляют:
— Громили нас потому, что тупой Буденный сохранил кавалерию и тормозил развитие механизированных войск!
Нет.
Во-первых, ничего он не тормозил. Танков мы имели множество; а почему они устарели, я уже писал.
Во-вторых, слушаем реального конника. Вспоминает лейтенант И. Якушин, командир противотанкового (!) взвода 24-го гвардейского кавалерийского полка:
«Как действовала кавалерия в Отечественную войну? Лошадей использовали как средство передвижения. Были и бои в конном строю — сабельные атаки, но это редко. Если противник сильный, и на коне с ним не справиться, то дается команда спешиться, коноводы забирают коней и уходят. А конники работают как пехота. Каждый коновод забирал лошадей пять и отводил в безопасное место.
Тачанки тоже использовались как средство передвижения. Как завязался бой, так пулемет с тачанки снимают, тачанка уходит, а пулемет остается» [346].
Так гласили и уставы. Лошади в бою участвовали крайне редко, на них бойцы быстро перемещались к нужному участку — а затем воевали как пехотинцы.
Кстати, так же действовала и моторизованная пехота. Грузовики лишь привозили ее на фронт, а дальше как всегда: окопы, винтовка, пулемет… Так что кавалерия, по сути, лишь восполняла недостаток автотранспорта. Кроме того, лошади не нуждаются в подвозе горючего и не вязнут в грязи — что не раз помогало осуществлять глубокие прорывы.
Не забываем, что много конников служило и в вермахте. Имелись даже кавалерийские дивизии СС! [347]
Невзлетевшие летчики
В современной войне крайне важно достичь господства в воздухе. И немцам это удалось почти всюду, причем множество наших самолетов они сожгли на аэродромах, не дали взлететь. Как это вышло?
Говорят, наши тупо проспали. Случалось и такое, не спорю. Однако немцы долбали аэродромы весь день, налетая второй, третий, пятый раз… Тут уж никто не спал! Почему врагу это удавалось?
А потому, что большинство летных частей попросту не имело запасных аэродромов, а основные враг давно разведал. [348] И бомбил их снова и снова.
Почему не было запасных? Спросите у «невинно пострадавшего» Рычагова.
Кроме того, читайте:
Приказ наркома обороны № 036721 декабря 1940 г.
Приказом НКО 1939 г. № 0145 требовалась обязательная маскировка аэродромов. Главное управление ВВС Красной Армии должно было провести эти мероприятия на всей аэродромной сети. Однако ни один из округов этот приказ не выполнил.
Без тщательной маскировки, создания ложных аэродромов и маскировки всей материальной части немыслима боевая работа авиации.
Приказываю:
Все аэродромы засеять применительно к местности путём подбора соответствующих трав. Имитировать поля, луга, огороды, ямы, рвы, канавы, дороги, с тем чтобы полностью слить фон аэродрома с фоном окружающей местности.
К 1 июля 1941 г. закончить маскировку всех аэродромов, расположенных в 500-км полосе от границы.
С. Тимошенко [349]
Итак, с 1939 года (!) нарком требовал маскировать — но не вняли. Кто саботировал приказ? Кто подставил самолеты под истребление?
Командующий ВВС П. Рычагов. И другой «невинно репрессированный»: генерал-инспектор ВВС Я. Смушкевич.
Мало того! Как раз весной 1941-го в Белоруссии затеяли массовое строительство бетонных взлетно-посадочных полос. Нет, дело нужное: грунтовые от дождей раскисают. Но почему одновременно — и точно на момент вторжения?!
«Несмотря на предупреждения о том, чтобы ВПП строить не сразу на всех аэродромах, все же 60 ВПП начали строиться сразу. При этом сроки не выдерживались, много стройматериалов было нагромождено на летных полях, вследствие чего аэродромы были выведены из строя. В результате в первые дни войны маневрирование авиации было очень сужено, и части оказывались под ударом противника» [350].
Запомним: в ЗапОВО какое-то военное начальство особенно активно подрывало оборону.
Впрочем, далеко не всю нашу авиацию удалось разгромить (как порой утверждают). Вечером 22 июня немцы жаловались: «На путях движения 1-й и 6-й танковых дивизий южнее Луги сохраняется господство противника в воздухе. Вражеские штурмовики охотятся за отдельными машинами и солдатами. Ранен командир 1-й танковой дивизии» [351].
А вот что произошло 28 июня в районе украинского городка Острог.
«Начавшийся среди ночи дождь давал надежду, что сегодня уменьшится воздушная деятельность русских. Не тут-то было. На рассвете дождь кончился, и сразу появились советские самолеты, которые непрерывно атаковали части 11-й танковой дивизии. Чтоб избежать длительного обстрела с воздуха, танковые экипажи рыли канавы, по которым потом проезжали их хорошо закамуфлированные танки. Советский противник, по меньшей мере здесь, имел абсолютное господство в воздухе» [352].
В те же первые дни, 26 июня, знаменитый «огненный таран» механизированной колонны совершил экипаж подбитого бомбардировщика ДБ-3ф в составе: Н. Гастелло, А. Бурденюк, Г. Скоробогатый и А. Калинин. Могли выпрыгнуть с парашютом или сесть — но предпочли нанести урон врагу ценой своих жизней!
А вот факт почти забытый: в августе группа полковника Е. Преображенского на бомбардировщиках того же типа несколько раз бомбила… Берлин! Взлетали они с острова Эзель в Балтийском море, так что немцы поспешили этот остров отбить.
Наши бомбили Берлин в августе 1941-го!
У наземных частей тоже не было «беспорядочного драпа», как нам порой внушают. Во многих местах мы грамотно защищались, контратаковали, кое-где достигали тактических успехов.
В начале июля пришлось отступить до старой границы, к «линии Сталина». Штурмуя один из ее участков, Полоцкий УР, немцы признали: «Командование противника демонстрировало совершенно иные качества, нежели ранее. Оно было энергичным, деятельным и целеустремленным, в высшей степени умелым как в обороне, так и в непрерывных контратаках» [353].
— Но ведь была же катастрофа 41-го! Немцы всюду побеждали! — скажете вы.
Да, так казалось.
Но на самом деле к сентябрю рейх проиграл войну. Потому что блицкриг сорвался, мы оказались несравненно крепче, чем ожидал враг. А к затяжной войне Германия была не готова, даже при поддержке всей Европы.
Потому что не на тех напала…
— И все-таки: почему нас били? — въедливо надавит читатель. — Ты всё никак не можешь ответить!
Да тема очень многослойная, ребята… Много причин переплелось. Разберем одну из них.
Внезапность?
Было ли вторжение неожиданным?
Привычный ответ: конечно! Версию внезапности Кремль предложил уже в начале войны, чтоб как-то объяснить народу успехи вермахта… Но ситуация сложнее.
Сейчас бытуют три варианта:
1. Глупый Сталин доверился Гитлеру и вообще не ждал войны.
2. Он ждал вторжения летом 1941-го, но без точной даты.
3. Сталин знал и дату, то есть внезапности не было вовсе.
Первый вариант даже нелепо рассматривать: это чушь. И дальше это станет очевидным.
Второе гораздо вероятнее.
Прежде всего: Сталин уже в конце 1940-го знал о неизбежности вторжения. 18 ноября он сказал на Политбюро: «Гитлер ведет двойную игру. Готовя агрессию против СССР, он старается выиграть время. Гитлер постоянно твердит о своем миролюбии, но главным принципом его политики является вероломство. Он был связан договорами с Австрией, Польшей, Чехословакией, Бельгией и Голландией. И ни одному из них не придал значения. Такую же участь готовит Гитлер и договору с нами» [354].
Может, наивный Сталин поверил фюреру позже? Ничуть.
Вот его слова от 24 мая 1941-го: «Обстановка обостряется с каждым днем, и очень похоже, что мы можем подвергнуться внезапному нападению со стороны Германии. От таких авантюристов, как гитлеровская клика, всего можно ожидать, тем более что нападение готовится при прямой поддержке монополистов США и Англии».
Да! Роль англосаксов он тоже отлично понимал!
Дальше он добавил: «Англо-американская агентура делает все, чтобы как можно скорее бросить Германию на Советский Союз. Суть этой политики понять несложно. Стравить в военном конфликте Германию и Советский Союз, чтобы самим стоять в стороне и, как это свойственно англичанам, загребать жар чужими руками. Они надеются безраздельно господствовать в мире после взаимного истребления Германией и Советским Союзом друг друга» [355].
Итак, Сталин многократно говорил о неизбежности немецкого вторжения. Но, может, всё ограничилось словами, без реальной подготовки?
Слушаем компетентного врага. Вот дневник Ф. Гальдера от 24 июня 1941-го: «Наличие многочисленных запасов в пограничной полосе указывает на то, что русские планировали ведение упорной обороны и для этого создали здесь базы снабжения».
Вывод однозначен: Сталин нападения немцев ждал и к нему готовился. Но вот знал ли он точные сроки?
И да и нет.