Тайные смыслы Второй мировой Кофанов Алексей

Оцените степень секретности! Вождь посвятил в свои планы лишь двух человек во всей стране!

Читаем Василевского дальше: «переписка и телефонные разговоры, связанные с предстоящим контрнаступлением, были категорически запрещены; распоряжения отдавались в устной форме и только непосредственным исполнителям; сосредоточение войск из резерва Ставки Верховного главнокомандования и перегруппировка войск внутри фронтов производилась только ночью» [499].

Но даже Жуков не знал всей правды!

Одновременно с окружением Сталинграда мы начали наступать на севере, в районе Ржева (операция «Марс»). О ней мало говорят, ведь она вроде бы не дала результатов: выбить врага из Ржева не удалось.

Однако интересно: руководил «Марсом» Жуков! А немцы уже твердо усвоили, что его посылают на главное направление. Больше того: мы намеренно допустили «утечку информации» о том, что у Ржева готовим главный удар (об этом писал П. Судоплатов).

А вот Жукова Сталин использовал втемную. Маршал знал, что операция вспомогательная, но не догадывался, насколько… Это было нужно, чтобы он наступал в полную силу, и немцы блефа не разгадали.

— С чего ты взял, что «втемную»? — усомнится скептик.

А вы читайте самого Жукова! Вот он жалуется: «Противник разгадал наш замысел и сумел подтянуть к району действий значительные силы с других участков… Немецкое командование вопреки нашим расчетам значительно усилило здесь свои войска, перебросив их с других фронтов» [500] (курсив мой. — А. К.).

Не «разгадал» и не «вопреки» — а в точности по плану Сталина! Немцы, как и Жуков, поверили в РЕАЛЬНОЕ наступление у Ржева и не посмели перебросить оттуда войска на юг. Хуже того: к Ржеву стянули силы с других фронтов! Потому сталинградский триумф стал возможным.

Но пока чуть вернемся назад.

Подвиг Сталинграда

В сентябре немцы пробились к городу, завязались жестокие уличные бои.

Вот тут мы фюрера и поймали на «любви к мелким эффектам». Ведь военного смысла брать Сталинград уже не было: бомбежки и обстрелы и так превратили город в груду руин. Промышленность почти встала, транспортный узел не функционировал, к Волге немцы тоже вышли и простреливали ее насквозь… Удерживай блокаду малыми силами, а основные пусти на то, что действительно важно: на захват кавказской нефти или Москвы.

Но фюреру ПОЗАРЕЗ нужно было взять Сталинград! Не в военных целях, а, простите за выражение, в духовно-нравственных… На том мы его и подловили.

Сталин же дешевым тщеславием не страдал, и оборона самого по себе «города имени себя» его не волновала. Он мыслил шире. Уличные бои понадобились не для защиты города, а для того, чтобы сковать крупные силы врага — настолько долго, чтоб успеть подготовить их охват. (Повторяю: план окружения Сталин сообщил двум своим помощникам ровно при начале уличных боев.)

И наша операция разбилась на две части:

— кто-то в бетонной пыли дерется с немцами за каждый дом, месяцами, в лютых мучениях;

— а кто-то другой затем проводит эффектное окружение и получает всю славу…

Первая, неблагодарная, задача выпала 62-й армии генерала Василия Чуйкова. Ей противостояла 6-я армия вермахта (командующий — Фридрих Паулюс). Вроде бы армия на армию, силы равны… Но нет. Дело в том, что в 62-й было 80 000 человек, а в 6-й — 330 000.[237]

И вот что Чуйков вспоминает об условиях собственной работы:

«Если Паулюс со своим штабом находился в 120 километрах от поля сражения в станице Нижне-Чирской, то штаб 62-й армии к концу боев был в 300 метрах от переднего края. Никто, кроме меня, члена военного совета Гурова и Крылова[238], не знал, что мы опасались проснуться под дулами немецких автоматов, не успев взять в руки оружие. Поэтому мы поочередно дежурили по ночам» [501].

14 октября «танкам противника удалось пробиться к командному пункту армии. Они оказались от нас в 300 метрах. Рота охраны штаба армии вступила с ними в бой. Сумей противник подойти еще ближе, и нам пришлось бы драться с немецкими танками самим. Иного выхода не было. Мы не могли куда-либо отойти, так как лишились бы последних средств связи и управления» [502].

Командующий АРМИЕЙ! Не ротой, не полком, даже не дивизией!

Каково же приходилось простым бойцам?!

Туго приходилось. Немцы имели перевес в танках и авиации, накрывали нас бомбами и артиллерией.

И тогда Чуйков приказал сближаться с противником вплотную — в соседний дом, на расстояние броска гранаты. Враг перестал бомбить: боялся зацепить своих.

Вдобавок генерал начал применять спецназ — штурмовые группы по 6–8 человек с легким вооружением: автомат, гранаты, нож, лопата. Штурмовая группа «просачивалась, как вода, через подвалы и проломы в стенах и среди развалин зданий. Она наносила внезапные удары с фронта, с флангов, с тыла, не давала немцам отдыхать, изматывала морально и физически, не дав опомниться, навязывала невыгодный врагу стремительный бой. Улицы и площади Сталинграда нередко пустовали, а ожесточенные бои велись внутри зданий» [503].

Захватив дом, штурмовая группа давала знак, и ей на помощь шла группа закрепления с серьезным оружием: станковые и ручные пулеметы, ПТР, ломы, кирки, даже минометы и легкие пушки.

Чуйков писал об этом так: «Штурм должен быть тщательно подготовлен. Командиру необходимо узнать: тип здания, толщину стен и перекрытий, наличие подвала, где находятся входы и выходы, характер укреплений, места скрытых амбразур, есть ли у гарнизона опорного пункта возможность скрытно (траншеями) общаться со своими подразделениями. Представление об объекте атаки будет неполным, если при разведке не учесть быт гарнизона противника и огневое воздействие из соседних зданий» [504].

Да, он отлично в этом разбирался: не зря носил прозвище «генерал-штурм»! Опыт уличного боя он применил затем при взятии Берлина.

Именно по этой схеме был захвачен знаменитый Дом Павлова. Слово генералу А. Родимцеву, командиру 13-й гвардейской стрелковой дивизии в составе 62-й армии: [239]

«Как-то в конце сентября ночью я обратил внимание на одинокий дом, силуэт которого выделялся посредине площади 9 Января. „Дом на нейтральной полосе?“ — подумал я.

Я спросил об этом доме. Через несколько минут мне передали ответ командира роты Наумова, что если разрешат, то он пошлет людей обследовать этот дом. Я, конечно, не возражал.

Наумов вызвал сержанта Я. Ф. Павлова: он сметлив, инициативен, умеет действовать самостоятельно. Павлов был невысок, худощав, в пропыленной и выгоревшей гимнастерке.

С собой Павлов взял лишь троих: чем меньше людей, тем они подвижнее. Первым был ефрейтор В. С. Глущенко. Уже немолодой, грузноват, но на удивление ловок. За его плечами были две войны — Первая мировая и Гражданская. У двух других — Н. Я. Черноголова и А. Александрова — может, и невелика была жизненная и боевая биография, но находчивости и солдатской смекалки хватало.

Солдатские сборы недолги: бойцы проверили, все ли диски набиты патронами, рассовали по карманам запасные гранаты-„феньки“, пощупали, на месте ли кисеты с табаком.

Путь до одинокого дома на площади переползли благополучно. Правда, иногда к землице-матушке приходилось прижиматься вплотную, „всеми суставами“: над головой то и дело посвистывали пули.

Вот и первый подъезд. Что ждет их там? Не брызнет ли в лицо из какого-нибудь темного угла струя огня и свинца?

Павлов оставил Глущенко и Александрова в подъезде, а сам с Черноголовым обследовал одну квартиру, потом другую, третью… Никого. Комнаты с разбросанной утварью пусты. Под сапогами хрустят осколки битого стекла и посуды. Слышны подозрительные шорохи. То ли в бесстекольные рамы проскакивает с Волги сквознячок и шуршит в оборванных обоях, то ли притаился враг?

Нет ли кого в подвале?

Ступеньки ведут вниз. Вдруг показалась светящаяся щель от неплотно прикрытой двери. Распахнуть ногой и бросить гранату? Но что это? Слышится детский плач. Павлов заглянул в щель: на столе еле мерцающая лампадка, а вокруг нее женщины и дети.

Павлов вошел. Черноголов сзади замер с автоматом на изготовку: мало ли что может случиться.

— Здравствуйте, граждане!

Женщины встрепенулись:

— Слава богу, свои!

Из дальнего угла послышался обрадованный бас:

— Сержант Павлов? Как ты сюда попал?

На свет шагнул санинструктор Калинин из их роты.

— Я в разведке, а вот как ты очутился здесь? — спросил Павлов.

— Со мной двое раненых.

— А где фрицы?

— Похоже, в соседней секции. За стеной постреливают.

— Оставайся пока тут, — вполголоса сказал Павлов и вышел из подвала.

На улице вовсю светила луна, и бойцы по одному перебежали ко второму подъезду. Павлов опять оставил Глущенко и Александрова охранять вход в подъезд, а сам с Черноголовым направился к правой квартире.

Войдя в переднюю, они уловили чужую отрывистую речь и беспечный хохот.

„Вот и пришла минута, ради которой, может быть, ты и жил на свете, — подумал сержант. — Можно вернуться и доложить, что в доме гитлеровцы и ты не рискнул с тремя бойцами атаковать их, — никто тебя не осудит. Но можно поступить и по-другому…“

— Готов? — прошептал он Черноголову. Распахнул дверь и швырнул в комнату две гранаты. Вспышки огня, взрывы, стоны. Ворвавшись, он длинной очередью прострелял комнату от угла до угла. Короткими очередями начал бить Черноголов…

Когда все стихло, они увидели через окно залитую лунным светом площадь. На столе тускло поблескивал пулемет, по сторонам свисали патронные ленты. Пол был завален бумагами, книгами, осколками битой посуды, гильзами. Посреди комнаты распластался здоровенный детина. Два других фашиста лежали у стола.

Павлов и Черноголов вышли на лестничную клетку.

— Что ж нас на подмогу не позвали? — с завистью проговорил Глущенко.

— Сами управились, — ответил Павлов. — А ты, дядя Вася, не горюй, может, еще с кем в доме встретимся.

Проверив квартиру за квартирой, они больше ничего не обнаружили. Только в подвале третьего подъезда укрылись жильцы, человек тридцать: старики, женщины, подростки, дети. Ну как уйдешь отсюда? Долго ли пьяному или одичалому от крови фашистскому головорезу ради забавы швырнуть сюда гранату?

Позже Павлов рассказывал, что именно тогда по-настоящему понял, что он не просто боец Красной Армии, а воин-освободитель, и что он вместе с бойцами не только изгнал гитлеровцев из дома, но и избавил от рабства десятки советских людей.

— Будем здесь держать оборону.

Павлов расставил бойцов по окнам, наметил каждому сектор наблюдения и вызвал Калинина. При лунном свете нацарапал на клочке бумаги: „Дом занят. Жду дальнейших указаний“.

— Отнеси в батальон… О раненых попроси женщин позаботиться.

Едва за Калининым захлопнулась дверь, как раздался возглас Александрова:

— Идут!

По площади к дому пробирались фашисты, десятка полтора.

— Огонь! — скомандовал Павлов.

Раздались автоматные очереди. Словно наткнувшись на невидимую преграду, упал сначала один гитлеровец, потом другой, третий… Послышался короткий выкрик на чужом языке, и цепь залегла — настолько близко к дому, что при лунном свете был отчетливо виден каждый солдат.

— Одиночными, беречь патроны! — приказал Павлов. Сержант знал, как иногда в горячке боя нерасчетливо расходуют боеприпасы.

После первых же одиночных выстрелов гитлеровцы поняли, что лежать — значит быть расстрелянными. И они еще раз бросились в атаку, но тут же отхлынули назад.

— Не пройдете, гады! — крикнул им вслед Павлов, посылая очередь за очередью. — Здесь стоят гвардейцы!

Рано утром отбили еще одну атаку.

— Давайте-ка оборудуемся, — предложил Павлов. — Война есть война, этак и убить могут.

Наблюдая поочередно за площадью, бойцы превратили несколько подвальных окон в амбразуры, заложив их наполовину кирпичом, книгами, отопительными батареями и всяким металлоломом. Надежда только на себя, на свой „гарнизон“. Отбиваться, сколько бы фашистов ни полезло. До последнего патрона, до последней гранаты.

…Между тем командир полка Елин спрашивал у командира батальона Жукова:

— Сколько человек ты послал туда?

— Четверых.

— А живы они?

— Наумов докладывает, что огонь ведут все четверо.

В эту минуту в подвал штаба батальона вошел боец. Без пилотки, в грязи. Его надорванная пола шинели волочилась по земле. Доложил:

— Я из Дома Павлова… Санинструктор Калинин.

Никто не обратил внимания, что четырехэтажное здание, называемое до этого Домом специалистов, в устах Калинина обрело новое имя» [505].

Затем в дом пробралась группа закрепления: 22 бойца во главе с лейтенантом И. Афанасьевым. Несмотря на постоянные штурмы и обстрелы, дом держался два месяца, погибли в нем только трое. Вот так выросло мастерство наших солдат к осени 1942-го!

А еще Чуйков посадил в развалины множество снайперов. Они выбили 27 тысяч оккупантов. [506]

Немцы жаловались:

«Красная Армия контратакует, опираясь на поддержку всего населения Сталинграда, проявляющего исключительное мужество. Население взялось за оружие. На поле битвы лежат рабочие в своей спецодежде, сжимая в окоченевших руках винтовку или пистолет. Мертвецы в рабочей одежде застыли, склонившись над рычагами разбитого танка. Ничего подобного мы никогда не видели» [507].

«Нам надо дойти до Волги. До нее меньше километра. Нас постоянно поддерживает авиация и артиллерия. Мы сражаемся как одержимые, а к реке пробиться не можем. Вся война за Францию продолжалась меньше, чем за один приволжский завод… И когда этому аду наступит конец?» [508]

Не лезьте к нам. Не лезьте!

Окружение

Благодаря Чуйкову немцы увязли, все внимание приковали к городу. И проворонили наш удар по окружению, операцию «Уран»[240]. Как я уже писал, готовили ее в строжайшем секрете.

19 ноября ударил Юго-Западный фронт (и частично Донской), 20-го навстречу им — Сталинградский, из района озер Цаца и Барманцак. Вряд ли место подсказано чувством юмора — думаю, все-таки оперативной обстановкой…

Места ударов выбрали грамотно: по румынам, которые почти тотчас стали драпать. Впрочем, одна их окруженная группировка сопротивлялась, а у нашей противостоящей ей дивизии не хватало сил для разгрома. Что делать?

Придумали фокус: имитировать подготовку танкового удара. Подогнали все автомобили, трактора и танки, «с наступлением темноты к переднему краю противника потянулись десятки парных светящихся точек, сопровождаемых гулом моторов. К линии фронта машины шли с зажженными фарами, а обратно с потушенными. А поскольку машин было все-таки маловато, то к каждой мы прицепляли по нескольку саней с фонарями. Движение вкруговую продолжалось до рассвета» [509].

И румыны сдались без боя… Их было 27 тысяч! А наших — 9.

Кто хочет сдаться, тот всегда найдет для этого повод.

Дальше зеркально повторилась ситуация лета 1941-го: мы захватили инициативу, а немцы растерялись. Начальник управления кадров 6-й армии В. Адам писал:

«Носились различные слухи. Никто не знал, что в них верно. Действительно ли противник отрезал путь по шоссе по правому берегу Дона к станции Чир? Какие меры приняло Главное командование сухопутных сил? Где находится XXXXVIII[241] танковый корпус? Части тыловых соединений при приближении танков с красной звездой бежали в дикой панике» [510].

Всего за три дня, к 23 ноября, 6-я армия (около 300 тысяч человек)[242] была полностью окружена в Сталинграде и его окрестностях. Мы начали расширять кольцо, отбрасывая внешние войска немцев на запад, а Паулюса вдавливая в город. Тут вышло досадно: немцы воспользовались нашей же системой укреплений, на которой мы защищали от них Сталинград совсем недавно!

На следующей карте сплошной линией показан фронт к 19 ноября, редким пунктиром — к 30 ноября, пунктиром частым — к 31 декабря.

Белые стрелы — наши удары по окружению. А стрела черная — это…

12 декабря немцы попытались прорваться к окруженным из района Котельниково[243]. Руководил прорывом сам Эрих фон Манштейн, ведущий стратег рейха! Он рассчитывал деблокировать Паулюса ровнехонько к Рождеству, к 25 декабря. Но праздник пришлось перенести на Новый год. И отмечали его не они, а мы, потому что группу прорыва к 31 числу разгромили.

А ведь до города им оставалось всего 30 километров… И пройти их Манштейн мог — если бы получил подкрепление с севера. Но там как раз Жуков вел очередное «ненужное» наступление на Ржев, сам не понимая смысла своих действий.

Теоретически 6-я армия могла прорваться из осады, и Паулюс много раз просил на это разрешения фюрера — но получал отказ. Удерживать город любой ценой!

— Но почему?! — изумитесь вы. — Ведь выход из окружения — долг любых войск! Враг стремится вас отрезать, вы обязаны ему этого не позволять — вот основа военной науки! Почему Гитлер против здравого смысла попер?!

Я напомню:

— Подвела любовь к мелким эффектам. Не мог он отдать Сталинград.

Тут вы спохватитесь:

— Постой, ты ж всегда говорил, что от фюрера ничего не зависело!

— Ну кое-что он все-таки решал — не знаю, в каких пределах… — отвечу я. — Но главное: я же подчеркивал, что словом «Гитлер» пользуюсь для простоты, чтоб не выписывать каждый раз «руководство рейха». Кто там конкретно страдал тягой к этим самым эффектам, еще надо выяснять.

Как бы то ни было, Берлин запретил Паулюсу не только сдаваться, но и идти на прорыв.

И вышло вот что. Вспоминает полковник вермахта Л. Штейдле:

«Борьба за высоту 129, вокруг которой окопался мой полк, требует больших жертв.

Дорога разбита тысячами солдат, шагавших неуверенно, ощупью. Каждый проходит мимо трупов, которые раньше лежали в ста шагах южнее дороги. С каждым днем они оказываются ближе. Мертвые придвигаются к живым. Снег, который сегодня, как саван, прикрывает трупы, на следующий день сметается леденящим ураганом, и трупы тянутся к небесам в позах, в которых их оставила жизнь.

Поле, усеянное мертвыми телами, неописуемо страшно. С ужасом смотришь на обнаженные конечности, разорванные грудные клетки, сведенные судорогой руки. И каждый раз я не могу оторвать глаз от этого страшного зрелища — от мертвых лиц, совсем недавно беспечно юных, или солдат старших возрастов, вчера еще полных энергии. Теперь лица их застыли в скорбной гримасе и под густыми бровями остекленевшие выплаканные глаза. Во имя чего они приняли смерть, во имя чего бесцельно погибли?[244]

Но не только ветер меняет облик этого поля. Сами солдаты посягают на мертвых. Если идешь по полю смерти после наступления темноты, то видишь зловещую картину ограбления павших.

Вот мелькнули тени, пинающие мертвые тела или тянущие их за руки или ноги. Вот двое или трое солдат пытаются стащить с мертвого сапоги. Это удается не сразу. Сапог ведь нужен целый, и они действуют ножом или топором, и нога вместе с сапогом отделяется от тела. Они не отвечают на окрики и под покровом темноты бесшумно исчезают, ступая по трупам…

Солдатский рацион — это два куска хлеба в день, порция жидкого супа, две-три кружки кофе или чаю. Кто сможет выдержать это долго?[245]

А вот еще одно ужасное зрелище: три или четыре солдата, скорчившись, сидят вокруг дохлой лошади, отрывают куски мяса и едят его сырым» [511].

Снабжалась эта разложившаяся орава лишь самолетами, кое-как. Они же вывозили раненых. Происходило это так (слово Г. Мюнху, вылетевшему 22 января 1943-го):

«Равнина покрылась сотнями людей. Они словно из-под земли выросли и бросились к самолету — кто бегом, кто ползком. Больные, здоровые, раненые. Сбивали друг друга с ног, бежали по телам. Словом, зрелище не для слабонервных. Они всё втискивались и втискивались. Самолет был забит до предела, а они продолжали лезть. И в этот момент русские начали обстрел аэродрома. Самолет никак не мог взлететь из-за того, что его со всех сторон облепили солдаты. Они цеплялись за всё, за что только можно ухватиться. Те, кто был наверху, ногами спихивали нижних» [512].

Впору посочувствовать — да как-то не заслуживают они этого…

* * *

Тогда же случилось нечто, вроде бы не имеющее к войне никакого отношения. Читайте документ:

О применении буквы «ё» в русском правописании

24 декабря 1942 г.

Приказываю:

Народным комиссарам просвещения АССР, заведующим краевыми, областными, районными и городскими отделами народного образования дать распоряжение по всем подведомственным им школам об обязательном применении буквы «ё» в русском правописании во всех классах начальных, неполных средних и средних школ.

Управлению начальных и средних школ в 2-недельный срок разработать методические указания школам о применении буквы «ё» в правописании.

Издательствам Наркомпроса — Учпедгизу, Цетгизу и Библиотечно-библиографическому издательству во всех вновь выходящих учебниках, учебных пособиях и книгах для детского чтения применять букву «ё».

Управлению начальных и средних школ и Учебно-методическому совету во всех переиздаваемых и вновь издаваемых школьных грамматиках русского языка более обстоятельно изложить правила употребления буквы «ё».

Народный комиссар просвещения РСФСР

В. Потемкин [513]

И школами дело не ограничилось. Уже 7 декабря «Правда» начала печатать все статьи с обязательным «ё»!

В разгар решающей битвы, когда враг окружен, но еще не уничтожен, Сталин позаботился о забытой букве… Вы скажете:

— Вот блин, заняться ему было нечем!

Однако давно пора усвоить, что Сталин ничего не делал просто так. Восполнение ущерба в языке было более чем кстати, ведь язык отражает наше мышление. Нельзя хорошо воевать, неполноценно мысля.

Это звучит странно, но буква «ё» тоже принесла нам победу. И очень бы хорошо возродить её сейчас!

В начале января Рокоссовский, Воронов и другие вдруг натолкнулись на мысль: предложить врагу сдаться! Окружить крупные силы удалось впервые, так что такого опыта не было. «Стали вспоминать события далекой истории — осады замков, крепостей и городов» [514], — пишет Рокоссовский.

Сталин идею одобрил. И вот что получилось:

Ультиматум генерал-полковнику Паулюсу

8 января 1943 г.

6-я германская армия, соединения 4-й танковой армии и приданные им части усиления находятся в полном окружении с 23-го ноября 1942 года. Надежды на спасение путем наступления германских войск с юга и юго-запада не оправдались. Германская транспортная авиация, перевозящая вам голодную норму продовольствия, боеприпасов и горючего, несет огромные потери.

Положение ваших войск тяжелое. Они испытывают голод, болезни и холод. Суровая русская зима только начинается, морозы, холодные ветры и метели еще впереди, а ваши солдаты не обеспечены зимним обмундированием и находятся в антисанитарных условиях. Вы отлично понимаете, что у вас нет возможностей прорвать кольцо окружения. Во избежание напрасного кровопролития предлагаем:

1) Всем окруженным войскам во главе с вами прекратить сопротивление.

2) Вам организованно передать в наше распоряжение весь личный состав, вооружение, всю боевую технику и военное имущество в исправном состоянии. Мы гарантируем всем прекратившим сопротивление офицерам, унтер-офицерам и солдатам жизнь и безопасность, а после окончания войны возвращение в Германию или любую страну, куда изъявят желание военнопленные.

Всему личному составу сдавшихся войск сохраняем военную форму, знаки различия и ордена, личные вещи, ценности, а высшему офицерскому составу и холодное оружие. Всем сдавшимся немедленно будет установлено нормальное питание. Раненым, больным и обмороженным будет оказана медицинская помощь.

При отклонении нашего предложения за уничтожение окруженных войск вы будете нести ответственность.

Представитель Ставки Верховного Главнокомандования Красной Армии генерал-полковник артиллерии Воронов. Командующий войсками Донского фронта генерал-лейтенант Рокоссовский [515]

Чтоб соответствовать Гаагской конвенции 1907 года, нашли парламентера, переводчика и горниста. По радио предупредили Паулюса, что в такое-то место и время явятся переговорщики.

Утром 8 января трое с белым флагом под звуки горна направились к немецким позициям, но их обстреляли. Палить в парламентеров, музеи грабить, измываться над местным населением — нормальная практика «цивилизованных европейцев»…

Тогда самолеты стали разбрасывать над окруженными листовки с призывом сдаваться, радио поясняло условия капитуляции. И назавтра те же трое вызвались повторить попытку.

Оцените смелость: снова выходить на открытое место, под прицел тысяч стволов — зная, что немцам плевать на правила, и на сей раз они могут не промазать! Ребята всерьез рисковали — исключительно чтоб спасти жизни обреченных немцев. Запомним их имена: майор Александр Смыслов, капитан Николай Дятленко. А вот имя горниста мне найти не удалось…

Теперь их приняли, завязали глаза и доставили на КП. Там наши заявили, что хотят вручить пакет лично Паулюсу. Но тот передал, что отклоняет ультиматум, содержание которого слышал по радио. Затем наши благополучно вернулись.

И 10 января мы начали наступление, к 26-му разрезав Сталинград надвое. Паулюс оказался в южной части. И тут фюрер отколол номер: 30-го присвоил ему звание фельдмаршала. Вы скажете:

— Ну блин, вовремя…

Да, вовремя! В гитлеровской радиограмме между прочим говорилось: «ни один немецкий фельдмаршал не попадал в плен». То был прозрачный намек: пистолет — висок — бессмертие…

Но так быстро расставаться с приятным повышением Паулюс не захотел и назавтра же сдался.

А ведь раньше он был первым замом начальника генштаба (1-м обер-квартирмейстером) и руководил — ни больше ни меньше — разработкой «Барбароссы»! Символично получилось: прошлой зимой под Москвой провалился сам план, а теперь — его автор…

2 февраля сдалась и северная группа.

В плен попали 107 800 немцев. Многие вскоре умерли… Кто-то скажет:

— Это их кровавый Сталин уморил!!!

Однако слушаем Паулюса (тут он абсолютно прав): «Большое количество личного состава вследствие перенапряжений и истощения от боев, холода и голодания находилось на грани смерти. Многие из-за недостаточной сопротивляемости организма подверглись заболеваниям,[246] хотя врачи и командование Красной Армии делали все, что было в человеческих возможностях, чтобы сохранить жизнь пленных» [516].

Не Сталин их убил, а Гитлер — запретив прорываться из котла. Но некоторые вдолбили себе в голову, что «Гитлер свой народ не убивал», и никакие факты их не переубедят.

Паулюс похож на… Власова. Оба командовали армиями, попали в окружение, сдались — а затем начали служить тем, кто был сильнее.

— Но Власов переметнулся сразу, а Паулюс — нет! Он в плену больше года раздумывал! — возразите вы.

Да. Сам он объяснял так: «Я не считал себя вправе, находясь в плену, вмешиваться в судьбу моего отечества, что создало бы видимость сотрудничества с противником Германии. Поэтому я вначале не вошел в „Союз немецких офицеров“, основанный осенью 1943 года.

Развитие событий позволило мне осознать, что Гитлер не сделал выводов из ставшего бесперспективным положения и что поэтому он ввергнет немецкий народ в невообразимую катастрофу. К тому же я составил более полное представление о систематических зверствах и мероприятиях по истреблению населения оккупированных областей. Мне стало ясно: Гитлер не только не мог выиграть войну, но и не должен ее выиграть.

Эти выводы побудили меня опубликовать призыв к немецкому народу от 8.8.1944 и вступить в „Союз немецких офицеров“ движения „Свободная Германия“» [517].

Я не могу гарантировать, что Паулюс врет. Однако факт: предал Гитлера он в середине 1944-го, когда наша победа стала неизбежной (перечитайте то, что я выделил курсивом). До того сохранялся некий баланс, неясность — вот фельдмаршал и ждал. Или вы верите, что на фронте он не знал о «систематических зверствах»?!

И дальше он действовал как Власов: вещал по радио для немцев, подписывал призывы к сдаче. Только «Немецкую освободительную армию» не додумались из пленных собрать… В общем, хоть Паулюс и «наш», но все равно предатель. Лично я не вижу причин уважать его.

Теперь думаем.

Власов кричал о «России без Сталина», Паулюс — о «Германии без Гитлера». Что это значит?

Без Сталина Россию бы расчленили и оккупировали. Ну так ведь именно это и сделали с Германией без Гитлера! Расчленили и оккупировали: в ГДР стояли советские войска, в ФРГ — американские. А после объединения страны в ней всюду стоят войска США, Германия оккупирована по сей день и ни малейшим суверенитетом не обладает.

Нацисты — бесспорно уроды. Однако при них Германия хотя бы казалась независимой: [247] не кормила армию другой страны и не держала свое золото в ее банках.[248]

Такая вот диалектика…

Итоги Сталинградской битвы:

1) Немцы и их союзники потеряли 1 500 000 человек — или 16 % своих вооруженных сил, а также до 3500 танков и штурмовых орудий, 12 000 орудий и минометов, 3000 самолетов. [518] Наши потери были в полтора раза меньше.

2) Операцию «Уран» (окружение) мы начали, имея примерно равные силы с немцами — хоть наступающие, как я многократно писал, должны втрое превышать обороняющихся. Вот соотношение сил перед «Ураном»: [519]

* По другим источникам, наши силы были несколько больше — но не принципиально.

Так что победа была большим оперативным успехом, мы воевали не числом, а уменьем.

3) После Сталинградской катастрофы немцам пришлось удирать с Кавказа, чтоб и там в котел не попасть.

4) Турция передумала нападать на нас — хоть уже вывела на нашу границу 17 дивизий.

5) Из войны фактически вышли Румыния, Италия и Венгрия. Все антифашисты мира поверили в успех и активизировались.

Но до Победы было еще очень далеко…

Часть 5

На Берлин

Стратегическая ситуация

Летом 1943-го линия фронта вернулась к состоянию годичной давности. Южный прорыв немцев мы ликвидировали, вышли почти на ту же линию, только вместо Барвенковского выступа образовался выступ Курский. На нем предстояли важные события…

Севернее мы сгладили очертания «трехлепесткового цветка» меж Старой Руссой и Смоленском; причем из Ржева немцы ушли сами в марте 1943-го. Да, сами! 14 месяцев мы не могли их оттуда выбить, но Сталинград понудил задуматься: не окружим ли мы и ржевскую группировку? Враг предпочел убраться от греха подальше.

То же случилось с демянской группировкой, засевшей в основании «лепестка». Мы попытались ее окружить, и немцы сами отошли.

Но вот Крым теперь был полностью оккупирован…

На следующей карте сплошной линией показан фронт начала лета 1942 года, а пунктиром — начала лета 1943-го (см. с. 451).

В освобождении Ржевско-Вяземского выступа участвовал мой дед, Степан Пушкарев, — тогда он впервые попал на передовую. Ржев-то враги оставили, но за выступ пришлось повоевать. Слово деду:

«Первое соприкосновение с противником произошло на старой смоленской дороге. Мы сменили стрелковые части, плохо приспособленные к обороне (они имели лишь автоматы, винтовки и ручные пулеметы). Наша задача — ни шагу назад. Нам достались траншеи полного профиля (в трехстах метрах от вражеских окопов), землянки для жилья, ограждение из колючей проволоки.

Моя рота имела 16 пулеметов, 7 противотанковых ружей, 4 миномета, 2 противотанковые пушки, 110 человек личного состава. В батальоне кроме четырех таких рот были еще 4 батареи по 4 пушки 76 мм. Для наступательных боев батальон непригоден, т. к. не имел активных штыков.

Засветло мы со взводными успели изучить траншеи и определить, где кому занять оборону, в темноте расставили оружие. Это не так просто: чтоб поднять разобранный пулемет, нужны трое, четвертый несет 2 ленты. В стрелковую ячейку „максим“ не поставишь, пришлось оборудовать позиции: каждый пулемет должен иметь минимум три окопа плюс запасные. Противник стрелял по нам, мы почти не отвечали.

На следующий день увидели вражескую оборону, стали изучать, организовывать огневую связь между своими пулеметами. Понемногу начали стрелять сами. Бойцы молодые, тренировались в стрельбе мало — и вот дорвались… Противник начал пристрелку наших огневых точек, мои артиллеристы и минометчики пристреливали позиции немцев — обычная фронтовая работа. Учились поражать цели ночью. Личный состав быстро освоился, уныния и трусости не наблюдалось.

В марте 43-го Западный фронт перешел в наступление. Наши неприспособленные для атаки части сделали самое трудное: захватили окопы противника, то есть прорвали его оборону; в проходы вошли полевые войска и начали преследование врага. Отходя, те уничтожали всё: мосты, железную дорогу, сжигали деревни. Станция Вязьма, например, была взорвана до последнего рельса… И мы потащились на запад по весенней распутице, без фуража и продовольствия: нам просто не могли его подвезти. Бывало, с самолетов сбрасывали мешки сухарей.

Еле дошли до верховьев Днепра на старой смоленской дороге».

То есть на моей карте — до пунктира, разделяющего Вязьму и Смоленск…

Выселение народов

Страницы: «« ... 1415161718192021 »»

Читать бесплатно другие книги:

В книге расписаны по месяцам основные работы по уходу за цветами и декоративными растениями в саду. ...
E-mail маркетинг успешно помогает интернет-магазинам извлекать прибыль из наработанной клиентской ба...
Данная книга собрала в себе самые разнообразные практические решения, которые используются автором в...
Автор этой книги отбросил скучные детали и статистику и предлагает читателю занимательные уроки псих...
В монографии представлена оценка уровня развития сферы образования в российских регионах за период 2...
Если ничего не меняется, значит, вы уже мертвы. Именно так считает гуру менеджмента Ицхак Адизес. Пе...