Финляндия. Пора менять место жительства Шилов Андрей

Свои и чужие

Кому нужна Финляндия? Из россиян совсем немногим. Хотя это как считать.

Общая картина такая: по статистике Росстата, в 2013 году из России выехали 186 382 человека. Но эта цифра мало что объясняет и не дает представления о том, сколько людей на самом деле решили переселиться из России в другие страны.

С одной стороны, далеко не все наши соотечественники сообщают российским властям, что они базируются в другой стране. По правилам 2014 года, граждане РФ, получившие где-то вид на жительство, должны оповестить об этом российские власти, только когда снова окажутся в России. Я вот живу практически на две страны, поэтому немедленно это сделал, а если сидишь себе на новом месте — то и сиди. С другой стороны, и отъезжающие бывают разные. Самая большая группа из 186 тысяч человек, отъехавших в позапрошлом году, знаете куда направилась из России? В Узбекистан. Это иностранные мигранты, которые тоже попадают в эту статистику.

Для точной картины лучше смотреть не на отъезд из России, а на легальный приезд в выбранные страны — там цифры надежнее. По данным Евростата, в том же самом 2013 году в Европе нашей любимой страной была Великобритания, свой первый вид на жительство там получили свыше 10 тысяч граждан России — то есть это те самые люди, которые в 2013 году стали проводить там времени больше, чем в России. Почти 10 тысяч в том же году осели в Германии, 7 тысяч — в Чехии, и так далее.

Финляндия в этом списке где-то посередине: 4137 граждан России получили в 2013 году местный вид на жительство — наклейку в свой паспорт, которая позволяет въезжать в страну без визы и оставаться там без подсчета дней. Я такую получил в 2010 году, на год, потом в конце 2011 вклеили новую, на 4 года. Внешне, по размеру и дизайну, она похожа на визу, кто не знает финского — может и не отличить. Вместо крупных букв VISA мелким шрифтом написано «oleskelulupa uppehallstillstand» («вид на жительство» по-фински и по-шведски).

Конечно, 4 финские тысячи против общих 186 тысяч выглядят мелочью. Но если смотреть с другой стороны границы, россияне — самая большая группа обосновавшихся в Финляндии иностранцев. Страна пускает к себе новеньких неохотно, по сравнению с соседями по Северной Европе Финляндия выдает меньше всего видов на жительство.

То ли дело туристы! Не зря же у нас с финнами такая протяженная граница — 1340 км, к тому же рядом крупный мегаполис Санкт-Петербург. За тот же 2013 год «смотались в Финку» 5,2 млн человек (и это не рекорд, ездило и 6 млн) — то есть русских гостей столько же, сколько финских хозяев. Но эта разница — русский иммигрант или русский турист — для финнов всегда имеет значение. Как говорится, не стоит путать туризм с эмиграцией — вот они и не путают.

Туристическая отрасль в Финляндии развита слабее, чем у соседей: шведы зарабатывают на туризме больше 10 млрд долларов США в год, датчане — 6,5, норвежцы почти 5,5, а финны меньше четырех. Достаточно зайти на booking.com и посмотреть число отелей в континентальных странах Северной Европы — у финнов их меньше всех.

Приезжающие в гости — конечно, чужие, но им рады как своим. И в тучные нулевые, и в кризисные десятые россияне ездили и продолжают ездить в Финляндию и остаются для финнов самой многочисленной группой туристов. Особенно на Юго-Востоке Финляндии сервис сильно ориентирован на русских, когда-то наши неплохо покупали здесь недвижимость (оставаясь приезжими дачниками), прямо у границы понастроены торговые центры (в Лаппеенранте молл чуть ли не самый большой в стране). В крупных магазинах стали принимать рубли (правда, по грабительскому курсу).

Россияне только в 2013 году потратили здесь 1 млрд 209 млн евро. Как их не любить, этих русских? Финляндия лидирует по числу выданных нам шенгенских виз (в год больше миллиона), число отказов крохотное, открыто уже 22 визовых центра по всей России. Визы к тому же небесплатные, и в 2013 году Финляндия заработала на них в России 49 млн евро.

Но это туристы. А те россияне, которые умудряются легально остаться в стране, — они ж теперь свои. Хотя все равно чужие. Назвать финнов ксенофобами нельзя (кстати, я ни разу не сталкивался ни с каким негативным отношением лично к себе), просто Финляндия — это же Европа, неэмигрантский континент, и здесь, как и повсюду, слышны вздохи «понаехали тут». Уж нам ли в России не знать, что иногда испытывает коренной житель к приезжим горячим парням? Так вот русские для финнов — это примерно то же самое. «Хамоватый энергичный народ», как выразился тут один мой знакомый (кстати, не финн).

Русские и финны столько веков живут совсем рядом, а взаимное проникновение минимально. Во времена Российской империи, когда в Великое княжество русские ездили без виз, миграции почти не было — в конце XIX века в Финляндии жили всего 6 тысяч русских; в семидесятые годы XX века русских было вообще 2 тысячи. А теперь посмотрите на сегодняшнюю цифру — 66 тысяч! В абсолютных цифрах это почти ничего (особенно для нас, привыкших считать миллионами), но по финским меркам это взрывной рост.

Справедливости ради скажу, что настороженное отношение присутствует здесь не только к русским. Население этнически очень однородно: финнов в стране больше 93 %, шведоязычных финнов 5 %, но они тут уже много столетий, давно стали своими. Финляндия — страна-остров, чужие здесь не ходят (точнее, сюда не доезжают). А когда живешь в медвежьем углу, на всех чужаков смотришь исподлобья.

Легкодоступной территорией для финнов долго была только Северная Европа — до нее недалеко, северные европейцы похожи и понятны. Пересечение границ и выбор страны проживания в Северной Европе свободны с пятидесятых годов.

Финка по материнской линии, журналист Эйлина Гусатинская рассказывает: «У меня семья тети бедно жила, но они копили деньги и на машине уезжали в Лапландию, из Лапландии в Швецию и даже Норвегию. И всегда смотрели, чтобы на обратном пути денег хватило на бензин. Когда оставалось только на бензин — возвращались». Поездка в Швецию на корабле была уже шиком — фотографии на палубе с развевающимися волосами встречались далеко не в каждом семейном альбоме.

«Пожалуйста, не думайте, что мы ненавидим иностранцев, — полушутя пишет один финн на интернет-форуме. — Себя мы тоже ненавидим». Но сложившийся финский образ жизни с конца XX века проходит серьезные испытания. С одной стороны, в финских городах нет ощущения космополитичных центров, на улицах нет разноликой толпы, столь привычной для Лондона, Парижа, Мадрида, Москвы. Число мигрантов на тысячу жителей в Финляндии — 0,62, даже в Белоруссии чуть больше, Не говоря уже про соседей: в Норвегии на тысячу населения мигрантов приходится 7,96, в Швеции — 5,46, в Дании — 2,25, в России официальная цифра — 1,69.

С другой стороны, Финляндия же в объединенной Европе. Когда я в начале нулевых приезжал в Хельсинки московским поездом, бросалась в глаза разница: у Ленинградского вокзала в Москве рассиживает немало попрошаек, на вокзале в Хельсинки — чистота и порядок. Сейчас ситуация обратная: на Ленинградском бомжи не так заметны (особенно после ремонта), а у вокзала в Хельсинки прохлаждается публика сомнительного вида без определенного рода занятий.

Проходя мимо просящего милостыню, финн знает: это не местный. Бездомные в Финляндии есть (хотя совсем немного), им помогают с ночлегом и реабилитацией, у человека как минимум есть социальное пособие. Но с открытием внутриевропейских границ в страну потихоньку начали приезжать из тех мест Евросоюза, где с доходами совсем плохо (прежде всего из Румынии и Болгарии), и такие мигранты в местную систему соцобеспечения не вписываются. Для финнов настоящая проблема — они, а не русские, которые по сравнению с прочими этническими группами имеют неплохое образование и квалификацию.

В 2004 году, как только в Евросоюз приняли страны бывшего советского блока, я снимал историю про словацких цыган, которые приехали в Финляндию в надежде на политическое убежище. В Словакии им урезали пособия, уличные волнения разогнала полиция — с видеокассетами, свидетельствующими об этом, в Хельсинки прилетела большая компания, несколько десятков человек. Семья из трех человек получала в Словакии примерно 100 евро в месяц, в финском лагере для беженцев поначалу им давали по 100 евро в неделю — перспективы казались неплохими. Главный инспектор иммиграционной полиции Яакко Хейниля объяснял мне на камеру:

— Им кто-то сказал, что можно поехать в Скандинавию — в Финляндию, например. И работать, в общем, не обязательно, а пособия будут платить. Для финнов они какие-то халявщики, из-за них могут начаться споры, какое-то будет недовольство.[6]

Гостей на бюджетные деньги посадили в самолеты и отправили обратно в Словакию. Но мигранты-попрошайки все равно появляются, пусть и без просьб об убежище.

В 2010 году разгорелась общественная дискуссия: как с ними быть? Просить деньги на улице — это преступление или нет? Сошлись на том, что неагрессивно просить можно. То есть если вам захочется — просите, только за рукав прохожих не хватайте. Хотя я в Финляндии русских попрошаек не встречал; однажды на ломаном русском финн попросил у меня на выпивку. Кого можно встретить на улице, так это российских музыкантов, играющих за «подайте» в туристических местах. Неплохо играющих, между прочим.

Понятно, что Финляндия не собирается отгораживаться от мира, просто мигрантов хотят включать в существующую работающую систему, а не пускать дело на самотек.

О положении русских иммигрантов мне рассказывает Эйлина Гусатинская, которая 17 лет редактирует газету «Спектр» на русском языке. Гусатинскую считают одним из самых влиятельных представителей русскоязычного меньшинства в Финляндии. «Первый закон об интеграции иммигрантов был принят здесь в 1999 году, — говорит она, — и уже тогда было понятно, что он будет работать не очень хорошо, потому что он не учитывает изменения ситуации. В принципе все исследования, на которые опираются при обновлении закона, теряют актуальность в тот момент, когда разрабатывают закон, не говоря уже о том, когда его принимают».

Никто не спорит, что образованные, предприимчивые, энергичные иммигранты были бы очень кстати, но среди мигрантов, приезжающих из Восточной Европы, Африки и Азии, большинство здесь остается — а большинство жителей Западной и Северной Европы, приехавших учиться или работать, все-таки уезжают после окончания контракта или учебы.

Финляндия совершенно точно подойдет не каждому — даже если бы всех пускали. В 2012 году финны начали специальную рекрутинговую кампанию: решили набрать работников по уходу за престарелыми и поехали в Испанию, где вроде бы больше двух тысяч медсестер готовы были переехать на работу в Финляндию. Четыре месяца их готовили, учили азам финского языка и «знакомили с особенностями финской трудовой жизни», как писала местная пресса. Из двух тысяч отобрали 60 человек, в Финляндию с двухлетним контрактом привезли 14 — но после первой же зимы пятеро медсестер уволились. Объяснили просто: слишком сложный язык, слишком дорого и слишком холодно. Взамен нашли варианты в Лондоне.

Как шутил когда-то один знакомый американец, иностранцы приезжают в Финляндию или по любви, или по Нокии. Так оно и есть. Для получения моего вида на жительство мы с женой распечатали с сайта полиции (www.poliisi.fi) и заполнили специальные анкеты, она как гражданка страны на финском, я на английском (финский у меня почти никакой). На том же сайте я записался на прием и пришел в назначенное время сдаваться. Подождал с полчаса в компании индусов, китайцев, иракцев и сомалийцев — граждане этих стран вместе с нами чаще всего получают вид на жительство в Финляндии. Наконец нас с женой пригласили к столику, мы отдали обе заполненные анкеты и мой паспорт (в который мне за время нашего разговора вклеили ту самую наклейку).

Задача там — доказать, что вы действительно живете вместе и хорошо знаете друг друга, поэтому мы заполняли анкеты вместе. Договорились о легенде, так сказать. С нами собеседование было коротким и совершенно без подковыристых вопросов — все-таки на тот момент мы были женаты уже восемь с половиной лет, и двое детей было, и опыт совместной жизни в России и Германии. Но у других россиян, получающих таким образом вид на жительство, бывает и посложнее. Возможны подробные и долгие беседы чиновников с мужем и женой по отдельности — с вопросами, например, о том, кто каким мылом моется, чтобы потом сверить ответы.

Стоит ли финнам волноваться, что потенциальные иммигранты обманывают? Фиктивные браки всегда возможны. Мне даже рассказывали про 10 тысяч евро, которые русская женщина платила финну за то, чтобы расписаться, получить вид на жительство и таким образом остаться в стране. Для гражданина Финляндии, кроме денег, выгода может быть в том, что молодая семья вправе попросить у государства муниципальное жилье. Правда, рассказывавший оговаривался, что это была не его знакомая, а знакомая знакомых — хитрая криминальная схема могла быть только мечтами или слухами.

В таком оформлении документов было одно слабое место: вид на жительство давали близкому родственнику того, кто и сам живет с видом на жительство (не являясь гражданином). В 2011 году живущие в Финляндии сомалийцы подали на воссоединение семьи 1471 заявление, а в следующем году, когда так воссоединяться запретили, подобных заявлений от сомалийцев было всего 347.

Если вид на жительство оформляет компания, приглашающая работника, — это самый надежный вариант, без нервотрепки. Контракт в этом случае должен быть минимум на два года.

Я снимал одного айтишника из Санкт-Петербурга, которого приняла на работу крупная финская компания по производству систем компьютерной защиты. В его случае волнения при приеме на работу было больше, чем от государственной бюрократии — потому что с иммиграционной службой он практически не имел дела!

— Я не помню, как это было. Я думаю, что компания это делала. Это как-то все просто прошло.[7]

Человек ни слова не говорит по-фински, но хорошо умеет делать свое дело — и в результате он получает приличную работу, привозит в Финляндию жену, их ребенок идет в местный детский сад… Все устраивается словно само собой.

Так же легко финны оформляют вид на жительство студентам — это временное разрешение, студент-иностранец быстро и уверенно получает особый статус, которого так же быстро лишится после учебы.

Несомненный плюс маленькой и разумно устроенной страны — информация легко собирается в одном месте и найти ее несложно. Массу вопросов по поводу иммиграции в Финляндию можно прояснить в Интернете на официальном сайте иммиграционной службы www.migri.fi. Языки обслуживания в службе — финский, шведский и английский, но на этом сайте есть отдельные страницы на русском.

Итак, тушкой или чучелом, человек зарегистрировался в Финляндии. Далее — независимо от того, по какой статье вас провели — история одна и та же: приехавших регистрируют и выдают идентификационную карточку размером с банковскую, с фотографией, подписью и номером. Вас посчитали. Собственно, это все. Как изумлялся в моем репортаже один из приехавших россиян:

— Когда пишешь друзьям, как здесь все просто, как легко общаться с чиновниками и получать бумаги, и платить за что-то — многие просто не верят или не понимают, почему у нас так все сложно в России.

— То есть легко быть финским патриотом?

— Легко просто жить в Финляндии. И вот интересная особенность: если ты тут живешь, то неважно, гражданин ты или нет. В любом случае жизнь будет примерно одинакова.[8]

Но чтобы стать гражданином Финляндии, надо, во-первых, этого захотеть, а во-вторых, еще и прожить здесь минимум 6 лет… Для меня неактуально. Получив вид на жительство, я зарегистрировал свою компанию и продолжил работать примерно так же, как делал и раньше, — командировки, съемки, тексты.

Если же человек хочет устроиться здесь на работу — он регистрируется на бирже труда (www.te-services.fi), подтверждает свой диплом в Национальном Совете по образованию (www.oph.fi) и отправляется на бесплатные курсы финского языка (при том же Совете). Желающих там хватает, людям приходится ждать своей очереди по нескольку месяцев.

Начавшись, уроки идут каждый день, как в школе, с переменами и домашним заданием — но бесплатно это длится только год. За такой срок взрослый человек язык не выучит, пройдет лишь базовый уровень, приобретет навыки, с которыми будет проще в быту. А потом на эти же курсы можно ходить платно, а можно попытаться что-то выучить самому через Интернет — например, на сайте www.kotisuomessa.fi.

Ах да, есть еще один вариант попасть в страну! Самый непростой, но в жизни всякое бывает. Убежище. Скажем, была такая новость в мае 2014 года: «Финские пограничники задержали четверых мужчин с подозрением на незаконное пересечение российско-финской границы. „Им так нужно убежище, что мы пока ничего не можем о них рассказать“, — откомментировал расследующий это дело капитан. При задержании мужчины сопротивление не оказывали и были помещены в центр для беженцев».

Центры для беженцев — те самые, в которых жили и словацкие цыгане в 2004 году, но на этом сходства заканчиваются. К заявителям из-за пределов Евросоюза финны относятся серьезно, имена и подробности каждого случая чиновникам разглашать запрещено, есть только общие цифры. В 2013 году 246 человек из России попросили здесь убежища, получили его 88 россиян (то есть двум третям обратившихся отказали).

Итак, важно понять: заявка на убежище — вещь сложная и в большинстве случаев проигрышная. Если встретите предложения устроить за деньги «беженство без проблем» — отказывайтесь сразу. Получение статуса беженца — это долгая, рискованная, требующая значительных сил процедура.

Настоящей помощью политическим беженцам в Интернете занимаются немногие, а по-русски единицы — например, сайт www.infinland.net, который называет себя «информационным агентством совместно с группой журналистов при юридической поддержке».

Как рассказала мне руководитель проекта Наталья Киреева, сайт задумывался как площадка с полезными темами для туристов, для приезжающих на работу, для студентов, но реальность оказалась иной.

Еще в 2013 году авторы сайта заметили, что возросло число вопросов о политическом убежище, а весной 2014 года (кто ж не помнит ту рус скую весну) начался настоящий ажиотаж, «вопросов 1015 в день». Причем люди хотят бежать не «куда», а «откуда»: вопросы задают обо всех странах — поэтому и ответы получаются про весь континент, а не только про Финляндию.

В начале 2015 года о стремлении помогать гражданам бывшего СССР найти убежище в Европе заявила молодая некоммерческая организация Human Corpus, зарегистрированная в Финляндии. Создали ее несколько россиян, получивших убежище, в том числе Дженни Курпен — одна из тех 88 человек из России, которых Финляндия приютила в 2013 году. По словам Курпен, еще до того, как Human Corpus объявила о начале публичной деятельности, с ними связались 25 человек, и организация помогает им «сформировать кейс, чтобы это было результативно». Если Human Corpus начнет в этом году работу в Интернете, возможно, она состоится и как просветительский медиа-проект на русском языке.

Из негосударственных организаций, работающих в Финляндии не на русском языке, самая заметная — Консультационный центр для беженцев (www.pakolaisneuvonta.fi), он существует уже четверть века. У организации три офиса в Финляндии — в Хельсинки, Оулу и в Лаппеенранте (последний ближе всего к России). Главный плюс там — именно юридические консультации, а главный минус — то, что информация не на русском, а на финском, шведском и английском.

Что с человеком должно случиться или что ему должно угрожать, чтобы Финляндия его приютила? Детали конкретных случаев, как я уже сказал, не раскрывают, а общее правило таково: нужно доказать, что существует явная угроза жизни или преследование, причем такие, которые не пресекает государство или же сами представители государства и угрожают.

Юристы подчеркивают, что важна угроза именно тому человеку, который обращается за убежищем, а не тяжелая ситуация в стране вообще. Невозможность найти работу, бедность, лишения, даже война — всего этого недостаточно. Проблем в конкретном городе или регионе тоже маловато — важно доказать преследование на уровне страны (то есть то, что человека не спасет переезд внутри своей страны).

Когда удается доказать это противостояние — государство против одного человека или индивидуальное преследование человека при попустительстве, бездействии государства, — вот тогда предоставляют убежище. Как говорят здешние специалисты, одна из особенностей Финляндии — то самое допущение, что причиной предоставления убежища могут быть проблемы с отдельными организациями или группами людей, а не со всем государством.

По опыту руководителя проекта www.infinland.net Натальи Киреевой, из 100 человек, задающих на сайте вопрос о политическом убежище, только 10 понимают, что это такое. Поэтому начать нужно с простого — учиться, учиться и учиться, прочитать все что можно на эту тему. Киреева выделяет «Женевскую Конвенцию и выдержки из Дублинского Соглашения». «Узнайте о „подводных камнях“, которые встречаются в процессе обращения за статусом, — подчеркивает она. — Что такое ответственная страна, третья страна, безопасная страна и так далее».

Потом чтение пойдет легче. Углубитесь в форумы на темы беженства, почитайте вопросы и ответы. Задайте вопрос сами (по моему опыту, онлайн-консультанты на www.infinland.net отзываются не точно в заявленное время, но все-таки не молчат). Люди часто ленятся читать, хотят поговорить, задать вопрос именно по своей ситуации, с этим авторы сайта смирились: «Ничего страшного, отвечаем в сто первый раз одно и то же каждому лично».

Никогда бы не подумал, что профессионалы считают главной проблемой при подаче заявления правильный перевод. «Очень часто, — сокрушается Наталья Киреева, — переводчик, которого полиция предоставляет для интервью, не русский, а лишь „знающий русский язык“, потому и переводы получаются скромные. Бывает и наоборот: русскоговорящий переводчик затрудняется перевести те или иные особенности русского менталитета на финский». То есть если ваша правая рука — хороший юрист, то левая точно — переводчик.

Итак, 88 россиян получили финское убежище в 2013 году, а практика существует давно. Портрет политических беженцев из России — словно краткий курс новейшей истории страны. По тому, что попадало в прессу и что я лично знаю через своих знакомых, беженцы представляют те самые группы, на которые, как считает Евросоюз и Финляндия, обрушивалась мощь российского государства. Это чеченцы, геи и журналисты.

«Со мной общались по-английски, потому что мне это легко, но у соискателя убежища есть право на все собеседования на родном языке», — рассказывает мне журналист Оксана Челышева. Она получила убежище в Финляндии в апреле 2014-го.

— Главный аргумент — что это угрожает жизни? — спрашиваю я ее.

— У каждого разные обстоятельства. Но в моей ситуации было более чем достаточно оснований опасаться негативного отношения со стороны властей в России.

Как и многие другие беженцы, Оксана не раскрывает все подробности своего дела, только замечает: «У меня украли паспорт, а потом отказались выдать в российском посольстве новый. Потребовали, чтобы я вернулась в Россию. Что было сделано в форме шантажа. Я писала об этом, поэтому и говорить могу свободно».

Разумеется, из-за простой потери паспорта никто убежище не предоставляет — это был финал долгой истории, связанной и с журналистской, и с правозащитной деятельностью Оксаны Челышевой. Я бы сказал, что никакой отдельный случай не может быть гарантией того, что у другого человека в похожей ситуации результат будет тем же.

Оксана подчеркивает принцип: «Не только преследование на уровне страны нужно доказать. Главное — предъявить свидетельства того, что общая ситуация в стране чревата проблемами лично для вас».

Прошение об убежище власти Финляндии рассматривают полгода-год, в течение этого времени человек может жить в съемной квартире, а может — в бесплатном центре для беженцев. Это не отель, а скорее общежитие — тем, что я видел, дал бы две звезды (Оксана Челышева дает три). Если человек приехал с детьми, они ходят здесь в школу, сам он получает пособие, пользуется государственной медициной и имеет государственного адвоката.

«Раньше финны никогда не видели человека другой национальности, понимаете? — рассуждает Челышева. — Первые беженцы сюда приехали в 1973 году из Чили, и с тех пор Финляндия стала одной из стран, где на уровне простого человека пытаются преодолеть комплексы по отношению к человеку другой культуры. Один из моих здешних друзей сказал: „Я настолько уверен в том, что ничего не грозит моему языку, моей культуре, что мне не нужно доказывать никому, что я финн“. Вот это мне очень у финнов импонирует. Это не национализм, это уверенность в себе: кто бы рядом с ними ни жил, они все равно останутся финнами».

А приехавшие, вероятно, останутся чужими. Это я не к тому, что не нужно интегрироваться, а для трезвости взгляда. Журналист Константин Ранке поделился своим опытом, как эту разницу использовать в личных целях. «Я поначалу не мог понять, — говорит он, — почему, когда я спрашиваю на улице, как пройти или что-то еще, мне зачастую отвечают, мол, я не знаю, или вообще ничего не говорят. А потом мне объяснили друзья, что нужно говорить, почему ты спрашиваешь. Тогда я начал спрашивать так: „Здравствуйте! Я иностранец, помогите мне!“ Именно иностранец, так как отношение к иностранцу и к эмигранту разное. Иностранец — это доход страны, это человек, который не пытается сесть на их социал. Ты позиционируешь себя иностранцем, это объясняет и твой плохой язык, и то, почему ты пристал с вопросом. „Помогите мне“ — хорошая фраза. И человек с удовольствием дает совет глупому иностранцу».

Разумеется, уличный способ не поможет в работе и в карьере, везде, где тебя знают или хотя бы видят твои документы, читают твою фамилию. Скажем, девушка родилась в Финляндии, и ее мама с папой родились в Финляндии, а предки когда-то приехали сюда из России, о чем говорит по-прежнему русская фамилия. Девушка и по-русски не говорит, растет совершенно местным человеком, оканчивает школу, становится студенткой, в поисках подработки рассылает повсюду свое резюме и замечает, что нет ни одного ответа. Тогда она начинает прозванивать места, куда отправляла резюме, и ее переспрашивают: «А, ты говоришь по-фински?» Это реальная история, я не выдумываю, вопрос был улажен, подработка нашлась — но так ведь можно сделать вывод, что человека из-за фамилии не хотели брать на работу.

Интеграция «чужих» болезненна в каждой стране, Финляндия далеко не худший вариант, пусть Евросоюз и критиковал страну в 2004 году за «расизм и нетерпимость» по отношению к своим русским. За десять лет и русских стало больше, и внимания к ним чуть возросло — появились специальные «пункты обслуживания населения», где можно по-русски разузнать кое-что про языковые курсы, работу, учебу, садики и школы (www.virka.fi, www.espoo.fi/inespoo).

«Свои и чужие» — вечная тема, в каждой стране об этом много историй. В ответ на случай с девушкой с русской фамилией финны наверняка вспомнят своих министров Тарью Филатов и Марию Гузенину-Ричардсон — вот же сделали люди карьеру, и фамилия не мешала. Читая одно исследование местного бизнеса, наткнулся на цифру 25 % — настолько меньше доходы у мигрантов по сравнению с доходами финнов. В другом исследовании читаю, что русскоязычным предпринимателям мешает русский акцент. Охотно верю.

Может, в следующем поколении русские в Финляндии организуются политически? В здешнем парламенте есть Шведская Народная Партия — почему бы не быть Русской Народной? У россиян за пределами России нет опыта грамотной защиты своих интересов (как будто в пределах России есть). В Германии русская диаспора куда заметнее, больше миллиона человек, — а среди депутатов русских тоже не видно.

Наши люди в Европе предпочитают политике бизнес, причем часто это бизнес, связанный с русскими или с Россией. В Финляндии по итогам 2013 года четыре русскоязычных бизнесмена попали в топ-тысячу налогоплательщиков. Просим в студию, как говорится.

Номер 789 — Олег Закатаев, член совета директоров компании RAO Nordic Oy, «дочки» российского энергетического холдинга «Интер РАО», через которую проходит экспорт-импорт российского электричества. Общий доход Закатаева за год — 700 тысяч евро.

Далее под номером 463 — Алексей Катруха, его компания HyTest занимается биотехнологиями, производит и продает реагенты для диагностического оборудования. Катруха заработал за год 983 тысячи евро.

Следующий русский в списке идет под номером 413 — это Сергей Ананьев, владелец торговых центров у границы с Россией. Проезжающие границу на машине, скорее всего, знают магазин Rajamarket — под этим брендом работает компания Vaalimaan Kauppakartano, которой владеет Ананьев. Его годовой доход чуть больше миллиона — 1,04 млн евро.

Наконец, самый успешный русскоязычный бизнесмен 2013 года в Финляндии. Под номером 30 в рейтинге финских зарплат — Татьяна Тьяги (бизнес — управление медицинскими клиниками в России). Ее зарплата и доход от капитала в 2013 году составили 5,1 млн евро.

И пока только эти четверо — настоящие примеры для подражания.

Родить(ся) в Финляндии

Можно предположить, что мужчине нечего рассказать о родах. Но нет: у меня двое детей, и оба раза я, так сказать, участвовал в процессе от начала до конца. И на все консультации мы с женой ходили вместе, и в роддоме я оба раза лежал и рожал. Окей, рожала жена, но я был рядом 24 часа.

Когда мы ждали первенца — базировались в Москве, но жена не хотела отказываться от преимуществ финского гражданства, и мы ежемесячно мотались в Хельсинки на профилактические осмотры, УЗИ и так далее. «Мне несложно поверить, — вспоминает она, — что финская система в этой области одна из лучших систем в мире, или даже самая лучшая. Ну может быть, где-то в частных клиниках лучше».

Финны очень довольны тем, как у них это устроено.

В Финляндии есть государственная сеть специальных бесплатных поликлиник. От нашей женской консультации они отличаются тем, что женщины обращаются туда именно во время беременности, а потом водят туда ребенка до достижения им шестилетнего возраста для регулярных проверок и прививок.

Финское название «neuvola» правильнее всего перевести как «Медицинская консультация „Мать и дитя“». Это муниципальные учреждения, их много, выбирают ближайшее к дому, очередей там нет. На четвертом месяце записываются на первый прием и потом ходят на проверки, анализы и консультации. В течение беременности финка встречается с врачом или акушеркой до 15 раз.

Я не требовал там к себе отдельного внимания, хотя мог бы (они готовы давать консультацию психолога специально для будущих пап). Финны на любой случай в жизни пишут инструкции — хотя нет, это слово сухое, а там язык человеческий. Пишут рекомендации — и в них стараются разложить ситуацию по полочкам.

Так вот, в медицинской консультации можно взять брошюрку (на финском, шведском, английском или русском) под названием «У нас будет ребенок». Полезное чтение! 79 страниц про беременность по месяцам, диету, роды, уход за ребенком. Книжечка у меня сохранилась, на иллюстрациях будущая мама с растущим животом, потом ребенок, но и папы много: он прислонился ухом к животу жены, вот обнимает ее после родов, развешивает постиранное белье, играет с малышом на диване. Есть советы, касающиеся мужчин. Читаю названия: «Отец тоже ожидает ребенка», «И отец нуждается в поддержке», «Научитесь разговаривать», «Половые сношения». У финнов мужчины на всех этапах ожидания ребенка интегрированы в процесс. Пожалуй, и название медицинских консультаций «neuvola» лучше переводить по-другому: «Мать, отец и дитя».

На одной из встреч с акушеркой в медконсультации будущую маму спрашивают, хочет ли она получить материнский пакет, или лучше выдать его эквивалент деньгами (140 евро). Практически все выбирают пакет, и сейчас объясню почему.

Это действительно национальный проект. Начали его финны в 1938 году, когда народ жил совсем небогато и важно было поддержать рождаемость. Каждой малообеспеченной семье (в конце тридцатых это было две трети населения) государство дарило материнский пакет — буквально картонную коробку с вещами для новорожденного. В 1949 году решили распространить правило на все семьи, которые ждут ребенка. Чтобы получить эту коробку, нужно обратиться к врачу — так организовали дородовое обследование всех беременных. И важна сама идея равенства и единения страны под символом этой коробочки.

Описание свежайшего набора есть в Интернете (www.kela.fi/web/en/maternitypackage), это надо видеть.

Итак, коллекция зима-лето 2014.

Зимний комбинезон плюс варежки и пинетки; комбинезон стеганый; комбинезон шерстяной; теплый спальный мешок для ребенка; шапочка шерстяная, чепчик х/б и шапка-шлем; колготки и 4 пары носков; 5 полукомбинезонов разных размеров на вырост; 7 бодиков, тоже разных; комбинезоны-слипы — 2 штуки; 2 пары ползунков и 2 пары леггинсов; матрасик, клеенка на него и простынка; одеяло с пододеяльником; банный набор — термометр для воды, полотенце-уголок, расческа, крем, детские ножницы с закругленными концами, зубная щетка; слюнявчики — побольше и поменьше; несколько многоразовых подгузников; книжка; прорезыватель-погремушка и несколько вещей для родителей — гигиенические прокладки, многоразовые прокладки для груди и презервативы.

Все местного изготовления, производителей на госзаказ выбирают на тендерах. В магазине подобные вещи обойдутся намного дороже — поэтому никто и не берет вместо пакета деньги. Цвета одежды выглядят не казенно и явной мальчиковости или девочковости тоже нет. У нас, я помню, часть одежды была мягкого желтого оттенка, в нынешнем материнском пакете есть оттенки светло-коричневого, есть зеленоватые цвета, желтый, серый, лазоревый — дизайн нежный и аккуратный.

Да, вот еще важная дизайнерская идея — картонную коробку, в которой это все присылают по почте, можно использовать как кроватку. В тридцатые, сороковые, пятидесятые годы те, кто победнее, действительно так делали, а потом стали использовать как запасную кроватку или как комодик для детских вещей — рядом с местом пеленания ребенка.

Каждый год состав пакета обновляют в духе времени. Поначалу клали туда не одежду, а просто ткани — когда финские мамы еще были готовы сами шить детям. В 1969 году вместо традиционных подгузников в пакете появились памперсы, но недавно вместо них опять положили подгузники, которые можно стирать (государство поддерживает охрану природы, да и врачи не против).

В 2002 году в пакете для нашего первого ребенка была бутылочка с соской, в 2007-м, когда мы рожали второго, этого уже не было. Убрали, чтобы не пропагандировать искусственное вскармливание, мол, кормите грудью — и чем дольше, тем лучше. Приложенных инструкций было две: о правилах кормления грудью и о сексуальной жизни родителей после рождения ребенка.

Хельсинки — самый большой город страны, здесь три роддома, выбрать можно было любой, и особой разницы между ними не было. Жена выбрала тот, где когда-то родилась сама. Сутки до родов она была там без меня, в палате на несколько человек, а когда стало понятно, что вот-вот, я примчался и мы уже не расставались, пока не выписались.

Внутри для посетителей нет никаких халатов и специальной обуви, но чисто. В родовой зал пускают того, кого хочет видеть сама роженица — мужа, партнера, другого родственника или близкого человека. От меня там ничего особо не требовалось, важно просто быть рядом, держать за руку, подбадривать и волноваться. Ах, нет, было у меня занятие: я лично перерезал пуповину! Причем я об этом не просил — это символическое действие предлагают всем.

Средний возраст рожающих первый раз — 29 лет. «Старородящими» никого не обзывают, рожать первого ребенка до 40 считается нормально, беспроблемно, беременные постарше — уже особая категория. Знакомая моей жены родила первого ребенка в 43 года, второго в 45 — волнений было больше обычного, плоду уделялось больше врачебного внимания, проводили специальные тесты во время беременности, но все прошло хорошо.

Младенческая смертность в Финляндии — 3,36 на тысячу. Это не самый лучший показатель в мире, но очень хороший, во второй десятке, а стран в мире ведь более двух сотен (к слову, младенческая смертность в США — 6,17 на тысячу, в России — 7,08).

Еще немного статистики: по данным 2012 года, уровень рождаемости в Финляндии — 1,8 ребенка на одну женщину. Это получше, чем в среднем по Евросоюзу (1,58) и в России (1,61), но похуже, чем в США (1,88). Распространено мнение, что больше детей рождается у людей менее обеспеченных, но в Финляндии наоборот: чем образованнее и богаче родители, тем больше у них детей.

Вернусь к нам — не то чтобы самым образованным и богатым, но тоже ничего. После родов нас всех троих оставили приходить в себя, только привезли тележку с фруктами и какой-то безалкогольной шипучкой — это был уже полный триумф. Через пару часов прибежали родственники, их всех пустили к нам, и мы устроили фотосессию, а потом переехали в «семейную палату», которую заказывали заранее.

Отдельно от родителей ребенок ни в какой момент не оказывается. В обычной палате жена находилась бы с ним вдвоем, а так мы устроились втроем.

Роды не бесплатные, но, как и со всей государственной финской медициной, сумма символическая. Основные траты пришлись именно на семейную палату — то есть за мои жилье и еду. В 2002 году за роды и послеродовое обслуживание и проживание (5 дней в роддоме) мы заплатили 281,38 евро (я не по памяти, у меня просто записи остались). По тогдашнему курсу это чуть больше 8800 рублей. Да, были времена.

Государство выплачивает детское пособие до того момента, пока ребенку не исполнилось 17 лет. На первого ребенка ежемесячная сумма составляет чуть меньше 100 евро, на второго — немного больше, и так далее. В декрет женщина обязана уходить не позднее чем за месяц до предполагаемого срока, но можно и раньше, решает сама.

Примерно четыре месяца отпуска по уходу за ребенком — 105 календарных будних дней — ей платят материнское пособие. Еще месяцев семь — 158 календарных будних дней — родительское пособие маме или папе, в зависимости от того, кто сидит с ребенком. Есть и отдельное отцовское пособие, там свои правила. Максимальный срок, в течение которого можно без потери работы оставаться дома с ребенком, — 3 года (платить будут не больше 320 евро в месяц).

В той самой медицинской консультации, куда женщина ежемесячно ходила до родов, ребенка до года осматривают тоже каждый месяц, а потом до б лет раз в год. Там же делают прививки. Сомневаться в них — общемировая мода, и в Финляндии я встречал людей, которые отказывались от каких-то прививок для своих детей.

Кстати история: знакомая финка, отказавшаяся от части прививок ребенку, поехала на отдых в Грецию. Там по какому-то поводу им пришлось пойти в медицинский центр, и уже по ходу дела внутри они узнали, что в этом же центре лечат от туберкулеза (прививку против него ребенку в свое время не делали: «Какой туберкулез в Финляндии? Зачем?»). Они в ужасе бежали из медцентра и дрожали весь оставшийся отдых — а вернувшись в Финляндию, срочно сделали все нужные прививки.

Когда у тебя рождается ребенок, сразу начинаешь замечать и других людей с маленькими детьми, и обращать внимание на то, как для тебя приспособлена инфраструктура. Через год после рождения сына я как раз снимал сюжет об этом в Финляндии для «Намедни». Мы нашли первого депутата, которая принесла своего грудничка в финский парламент. Это была Янина Андерссон, и она рассказывала:

— Он так страшно плакал, когда хотел есть! И надо было что-то делать. А я тогда носила огромные пуловеры. И вот я засуну его под пуловер и кормлю грудью, чтобы никто не видел.[9]

Все мы знаем имена каких-то российских женщин-депутатов и узнаем их на экране телевизора. Вспомнили кого-нибудь? Теперь представьте такую депутатшу в думе с младенцем на руках! В Финляндии это была революция середины девяностых, а в начале нулевых уже нормой вы глядела другая депутат, ребенку которой в тот момент было месяца четыре. Она приходила на работу в парламент с коляской и при нас спокойно кормила ребенка, прикрыв грудь. Это обычное дело у финок (у шведок, кстати, тоже) — покормить ребенка грудью в кафе, где-нибудь на лавочке летом или на пляже. Не выставляя себя на всеобщее обозрение, но особо и не прячась.

Родители маленьких детей живут в Финляндии в режиме наибольшего благоприятствования, все удобства и не вспомнишь. Комнаты для ухода за младенцем есть и на вокзалах, и в торговых центрах (и в парламенте тоже сделали). Какая «Комната матери и ребенка»? Тут пап с ребенком не меньше, и никто на них косо не смотрит.

Да и с восхищением не смотрит, все привыкли.

В бассейнах пеленальный столик есть и в женской, и в мужской раздевалках.

Если родители гуляют с малышом, коляску всегда катит папа. Проезд в городском автобусе с коляской бесплатный и для ребенка, и для взрослого.

Обычные пассажиры заходят в общественный транспорт в переднюю дверь (сразу расплачиваясь с водителем или прислоняя к спецтабло проездной), а для коляски водитель открывает дверь в середине салона и слегка наклоняет автобус на один бок — ступенек на входе нет и можно въехать вовнутрь, лишь чуть приподняв передние колеса коляски. Временами встречаешь в колясках таких больших детей, что кажется, их только и сажают туда ради бесплатного проезда в общественном транспорте.

Я не встречал ни одного кафе или ресторана, где не было бы стульчиков для малышей. Официанты нормально реагируют на просьбу разогреть баночку с детской едой, мы так постоянно делали. В Германии, в Италии сталкиваешься с тем, что младенец в публичном месте становится суперзвездой: или официант, или кто-нибудь из посетителей выскажет комплимент, похвалит здоровячка или посочувствует, если тот чем-то недоволен. У финнов приличия другие, на ребенка скорее не обратят внимания. Или так можно выразиться: окружающие дают родителям понять, что те могут чувствовать себя как дома (побеспокоить другого, даже комплиментом — это редкость).

Все чаще встречаю парковки для колясок — в бассейне на входе, например. Самое большое скопление — 36 штук — видел однажды у входа в зал кинотеатра. Оказалось, кинотеатр организует раз в месяц сеанс для кормящих мам. Они приходят туда с детьми, смотрят что-то из актуального репертуара, кормят грудью во время сеанса, кто-то из малышей хнычет — но никто не жалуется, у каждой свой на руках. Временами зрительницы встают, одна разогревает еду в микроволновке в проходе, другая меняет памперс — жизнь бьет ключом.

Дома финны легко оставляют ребенка играть на полу, только расстилают одеяло. Считают это полезным для развития моторики — ну а пространства больше, чем в кроватке или манеже. Дома обычно построены хорошо и по полу нет сквозняков. Купают младенцев нечасто — где-то раз в неделю, по здешним врачебным рекомендациям более частые ванны сушат кожу. Мне кажется, у них и в комнатах достаточно сухо — все-таки большую часть времени работают батареи, да и летом не пропотеешь, жары нет.

На некоторые городские детские площадки в обеденное время приходят «полевые кухни». Площадки — часть городской инфраструктуры, к ним могут быть прикреплены социальные работники, вот они и предлагают родителям, которые пришли с ребенком поиграть, заодно и покормить его обедом (но нужна своя посуда). К этому особенно трудно привыкнуть: что за люди пришли? Где все это готовили? Но Финляндия — страна высокого взаимного доверия (и безжалостного государственного контроля).

Бебиситтеры тут не приняты. То есть можно попытаться организовать это через какие-то службы, но регулярные услуги выходят достаточно дорого, а нерегулярно у нас просто не получилось. В Берлине мы достаточно легко по рекомендации нашли очень милую женщину, которая приходила к нам несколько раз в неделю, могла остаться с детьми, пока мы с женой куда-то уходили, кормила их, прогуливалась с ними.

В Финляндии на такие услуги, похоже, нет спроса — и даже иммигранты, с которыми я пытался связываться, хотели работать обязательно весь день каждый день — то есть рассчитывали на полноценную работу. Через всяких знакомых мы пытались организовать хоть изредка вариант «посидите с детьми часа четыре, мы в кинотеатр сходим». Иногда это удавалось, но редко: дело не в цене (евро 50 за вечер), а в том, что всем правит план. Договариваться приходилось за неделю, а то и раньше, поскольку все страшно занятые и просто взять и приехать через пару дней никто не хочет или не может. Это, конечно, неудобно.

Попросить посидеть с детьми бабушку с дедушкой оказывается единственным вариантом, но пенсионеры в Финляндии тоже живут по расписанию, и в графике не обязательно походы к врачу, там же и хобби, спортивные секции, встречи с друзьями, путешествия (подробнее о них — в главе «Пожилые»). В общем, выкроить себе несколько часов свободного времени родителям непросто.

Система заточена на единственный вариант: садик, и о нем задумываются за несколько месяцев. Такого, что не получишь место, не бывает, но могут предложить садик не в двух шагах от дома, а чуть дальше — например, нужно идти пешком минут 15 или ехать на машине. Это считается «не повезло». Рядом с нашим домом сейчас три садика, до всех идти минуту. Если на машине — то за ту же минуту можно доехать (в разные стороны) еще до трех. Наверняка их больше, я просто не ко всем зданиям вдоль улиц присматриваюсь.

Но надо объяснить, что такое финский садик. Это не многоэтажное здание с разными группами, а обычно всего несколько комнат в отдельном здании, в жилом доме, а то и в офисном центре — и одна разновозрастная группа. Отдавать в садик ребенка можно достаточно маленьким, некоторые и ходить еще толком не умеют. В официальной инструкции для родителей малышей читаю: «В Финляндии ребенок в возрасте от 0 до 5 лет имеет возможность посещать детский сад».

По нашему опыту, на группу из 8–12 детей было три воспитателя, на группу чуть больше, из 17 детей, воспитателей было трое-четверо, в зависимости от времени дня. Открывались наши садики в 7.30 (можно прийти и позже), а до 17 ребенка нужно обязательно забрать. Имена тех, кто может прийти за ребенком, воспитателям сообщают в начале года, заполняют специальную бумагу. Другим не дадут.

Ежемесячно это удовольствие стоило 264 евро. Наш садик был частным, но существовал при поддержке города — то есть цена в нем была такая же, как и в государственных детских садах. Бывают еще семейные садики: мама, сидящая дома со своими детьми, оформляет себя как воспитателя и берет на обслуживание несколько детей со стороны. Еще есть просто частные садики с несколькими профессиональными педагогами — они подороже, но с ними мы дела не имели.

Садик не устраивает родительских собраний, но раз в год бывают встречи воспитателя с родителями. Это не очень продолжительный разговор о том, как развивается ребенок: воспитатель на что-то предлагает обратить внимание, родители что-то спрашивают, если не удавалось обсудить это раньше.

Общие правила поведения в садике понятны без слов, мне запомнились две особенности, с которыми в других странах не сталкивался. Ребенку надо помнить, что в садике первым делом моют руки (пришел с родителями утром, снял верхнюю одежду, переобулся в сменку — и сразу в ванную). А родители должны знать, что в любую погоду дети пойдут гулять на площадку, и одежда должна быть подходящей. Это в немецком садике нам могли сказать: «Сегодня был дождь, гулять не ходили», а в финском с такими правилами можно неделями сидеть в четырех стенах. С недружественным климатом финские дети справляются благодаря неплохой одежде на все сезоны. Это тот редкий случай, когда я действительно покупал что-то местное: для прогулки в непрекращающийся дождь или снежной зимой есть небольшой, но надежный выбор всяких варежек со спецзастежками, комбинезонов, шапок-шлемов на любой возраст и курток на все случаи бесконечного ненастья.

К Рождеству и к наступлению лета садики готовят утренники для взрослых, все волнуются, папы-мамы-бабушки-дедушки приходят, смотрят, хлопают и снимают смешные танцы и песни на фото и видео — это понятная история. Я расскажу о других событиях, которые тоже запоминаются ребенку.

По разным поводам в садик приглашают в гости взрослых. Например, перед национальным Днем отца в ноябре проводится завтрак для пап. Мы приходим с дочкой в садик, оставляем одежду на входе, она показывает мне, как у них все устроено — где игрушки, где кроватки, какая из них ее и прочие достопримечательности, а потом садимся за стол и завтракаем вместе. Каждый пришел со своим папой, папы заодно общаются друг с другом, все довольны. У одной девочки в нашем садике родители как раз развелись, она осталась с мамой — но папа все равно приходил. Если по каким-то причинам папы в жизни ребенка совсем нет — может прийти дедушка.

Обратимся к статистике. Обычная финская семья с детьми — это «жена, муж и их дети». Среди семей с детьми таких 60 %. Разумеется, есть много других вариантов — люди воспитывают детей в гражданском браке, или один из родителей неродной. Семей формата «мама и дети» — 18 %, «папа и дети» — почти 3 %, «однополые родители и дети» — несколько сотых одного процента (всего 467). Я таких пока не встречал, если уж приходил в садик папа — то один. И мама одна — на завтрак для мам, перед официальным Днем матери в мае. Еще могут объявить завтрак для родителей, тогда приходят вместе мама с папой. Или завтрак для бабушек и дедушек — значит, в садик спешат бабушки с дедушками, кто сможет.

Летом устраивают праздник на детской площадке: там тоже поют-танцуют, а еще прощаются с выпускниками, которые пойдут в подготовительную школу. Там же тогда же могут организовать небольшой фуршет и какую-нибудь лотерею с игрушками.

А еще бывает День наоборот. В такой день все стараются делать что-то по-другому: одежду надеть задом наперед, гулять с рюкзаком на груди, а не на спине или пятиться, вместо того чтобы идти нормально. Наконец-то не нужно следовать правилам! Воспитатели тоже участвуют в этом маскараде — например, надевают как-нибудь неправильно фартук или кепочку. Так — шиворот-навыворот — проходит весь день, и радости у ребенка полные штаны.

Ювенальная юстиция

Среди московских знакомых у меня давно сложилась репутация бесплатной справочной по Финляндии. В начале и в середине нулевых, в тучные годы, всех интересовало одно и то же: коттеджи, отдых на Новый год, что посмотреть в Хельсинки. В конце нулевых появился другой вопрос. Не раз и не два журналисты и телезрители, знакомые и не очень спрашивали про главную финскую страшилку: «Что там творится с детьми-то? В самом деле отбирают?»

Термин «ювенальная юстиция» в Финляндии не принят, систему государственной помощи проблемным детям и семьям здесь называют службой защиты детей — и уже с этого начинается наше непонимание того, как у финнов все устроено. Они говорят, что защищают детей, а нам кажется, что наказывают родителей. Тут важно понять, что в проблеме не два действующих лица, а три — ребенок, родитель и государство. Другое дело, что общаешься не с государством вообще, а с его представителями, конкретными тетеньками, работниками социальных служб, а они «тоже люди», могут и ошибаться.

У социальных служб есть правила и руководство к действию, прежде всего «Закон о защите детей». После очередного шума в российской прессе по поводу ребенка русскоязычной мамы финны специально перевели этот закон на русский и разослали его всем аккредитованным журналистам.

В этом 49-страничном документе в первую очередь говорится не о правах, а об обязанностях родителей: «…обязаны обеспечить ребенку возможности для сбалансированного развития и гарантировать ему благополучие». Обязаны. То есть финское государство доверяет людям ценный актив, и главная задача «управляющих» — сохранить и приумножить его. В случае плохого управления вмешаются и помогут. В случае очень плохого — введут «внешнее управление».

«„Как хочу — так и ворочу“ — это не только русское представление, так вся Южная Европа думает, — объясняет мне финскую политику журналист Константин Ранке. — Это мой ребенок, это мой ребенок… Ребята, это не твой ребенок! Человек не может быть чьим-то. Дети — индивидуальности. Государство стоит на их защите. Если родители плохо выполняют свои обязанности, детей и забирают».

Примерно 1 % финских детей изъяты из семей государственными органами защиты ребенка и воспитываются на стороне — в приемных семьях или в интернатах. Как понять — много это или мало? В соседней Норвегии тоже 1 %. В России подобную информацию сайт детского омбудсмена не раскрывает, специалисты говорили мне, что цифра побольше, чем у финнов и норвежцев. В любом случае у российских родителей тоже отбирают детей, практика эта существует. Тяжело об этом говорить, но ведь и в самом деле бывают такие родители, на которых посмотришь и охнешь.

Однако забрать из семьи — это крайняя мера, чаще бывает по-другому. Хотя 5–6 % финских детей и остаются с родителями, но их семьи состоят на учете, это политкорректно называется «стать клиентами» службы защиты ребенка. Соцработники периодически встречаются со своими «клиентами», выслушивают, предлагают решения, как-то помогают.

И тем не менее случаи именно с одним процентом беспокоят больше. Как же так — взять и отобрать ребенка? Посмотреть на эту систему изнутри трудно: одни толкуют все на свой лад (проблемные родители), а другим закон запрещает комментировать конкретные случаи (социальные работники). Сам я как родитель со службой защиты ребенка не сталкивался. Дети в школе, родня, знакомые — ни у кого не было таких проблем. Один процент — это же один ребенок из ста, у меня и нет в Финляндии стольких знакомых с детьми.

Однажды я проводил в Хельсинки опрос, прямо на улице, с камерой — и большинство прохожих, идущих с маленькими детьми, упоминали эту службу как что-то важное, но не имеющее к ним отношения. «Ну да, есть такая». «Слышали. Работает. Защищает права детей». «Некоторые родители очень плохо себя ведут, возникает опасность для жизни и здоровья детей — и детей тогда нужно защитить».

Название этой службы не вызывает у финнов ни воодушевления, ни озабоченности — мало ли какие есть государственные службы. Спорить об этом никто не будет. Клише «в Финляндии у родителей отбирают детей» в самой Финляндии совершенно отсутствует. Как говорится, а мужики-то не знали.

Когда я общался на эту тему с финскими чиновниками, они осторожно замечали, что значительное число семей, из которых государство забрало ребенка, получают социальные пособия. То есть это малообеспеченные, безработные или одинокие родители. Кстати, по финским законам ни низкие доходы, ни маленькая жилплощадь не могут быть основанием для того, чтобы забрать ребенка из семьи.

Финская газета «Илталехти» как-то предложила читателям написать о своем опыте общения со службой защиты ребенка. Большинство писем пришло без подписи (вот вам и знаменитая скандинавская открытость), и в большинстве из них эту службу ругали. Читаю одно из писем: «Уже полтора года мой ребенок живет в приемной семье. За это время бог знает сколько раз в социальной службе поменялись работники. Общаются со мной просто унизительно, от вопросов уходят: „Не могу ответить, не знаю“, „я таких вопросов раньше не решала“, „это неважно“. И так они занимаются судьбой ребенка! Мне ничего не говорят, и я даже не знаю, как его вернуть, (мать-одиночка)».

В 2011 году я договорился об интервью в одном из отделений этой страшной службы в Хельсинки. И вот, словно нерадивый родитель, ищу их в восточном районе города, подхожу к типичной финской малоэтажке у метро, в которой гнездится все подряд: магазин бытовой техники, парикмахерская, ночной клуб, медицинская консультация (та самая — для мам-пап-и-детей). И тут же — вход в службу защиты ребенка.

Меня ведут по коридору, рассказывают: в каждом таком отделении работает человек по 20. Одному специалисту рекомендуют вести от 20 до 50 дел, на самом деле норму иногда превышают вдвое — это публично признавала и профильный министр. Это был первый раз, когда от финского государственного учреждения повеяло чем-то знакомым — недофинансированием, некоторой усталостью, но убежденностью в том, что дело нужное.

Общался я с «руководящим специалистом по социальной работе» Линдой Бломстедт. Она точно знала, как называется ее должность по-русски, потому что в офисе у нее был финско-русский словарик, который соцработники подготовили, сотрудничая с питерскими коллегами. Я первым делом попросил статистику — насколько много у них русских клиентов? Оказалось, совсем немного: в 2009 году у большинства проблемных семей родной язык был финский (2375 семей). Русские семьи на втором месте, но с большим отрывом — их было всего 114. И далее сомалийских — 105, арабских 48, и еще пара десятков национальностей (это иммигрантский район).

«Прежде всего о проблемах нам сообщает полиция, — рассказывала Бломстедт. — На втором месте школа, а на третьем родители, они сами обращаются за помощью». «Клиенты» службы могут оставаться «на учете» максимум до совершеннолетия ребенка (то есть до достижения ими 18 лет).

И какие же обстоятельства финны считают основанием для «открытия дела»? В чем видят угрозу ребенку, причину, по которой государство должно вмешаться? Русский язык? Нет, конечно. Пьянство, Об этом мне рассказывала финский омбудсмен по правам ребенка Мария Кайса Аула:

— Самая типичная причина — употребление родителями алкоголя в той степени, в какой это может навредить ребенку. Часто это связано и с насилием в семье, конфликтами при разводе, недостатком родительских навыков, усталостью.

— Но кто ж не устает? Что такое усталость?

— Это когда родители уже ничего не могут поделать.

По-русски сказали бы: руки опускаются, вот тогда.

Любое насилие по отношению к человеку любого возраста в Финляндии противозаконно. Телесные наказания детей здесь признали преступлением еще в 1983 году. Ни ремнем, ни шлепком, ни подзатыльником — на ребенка не разрешено воздействовать никакой физической силой, и отдельно подчеркивается, Что не принимают родительские отговорки типа «по-другому не понимает» или «ему это пойдет на пользу». Просто нельзя и все. Это не финны придумали, а шведы, но политика «нулевой терпимости» в Финляндии прижилась и постепенно распространяется по Европе.

Уже трудно представить публичного политика, который бы оправдывал телесные наказания детей. Только в виде закона это оформлено не везде: в 11 странах Евросоюза и в России правило «не ударь» до сих пор не прописано так жестко, как в Северной Европе, страны которой были в этой области пионерами.

Я однажды видел в Хельсинки, как проходящая мимо мама-финка рассерженно выговаривала что-то своему ребенку лет пяти и со злостью отпустила ему щелбан по уху. Я даже не успел ей ничего сказать — все-таки встречаешь это редко. Такого, чтобы родители прилюдно орали на детей или шлепали их, я в Финляндии не видел и представить это трудно.

Дело не в том, что все родители суперспокойные (вывести из себя ведь можно любого). Если на людях проявить явную агрессию к ребенку, финны могут вызвать полицию, и полицейские не сочтут это смехотворным поводом. Однажды при мне в центре Хельсинки, на Сенатской площади, поругались несколько смуглых иностранцев или иммигрантов, один из мужчин держал на руках ребенка, а другой пытался его забрать. Уже через пару минут (центр города!) к ним подъехала полицейская машина, из которой уверенно вышли двое полисменов. Спорщики сразу приутихли, и конфликт показался исчерпанным. Не факт, что они его не продолжили потом в другом месте — но и туда ведь могут вызвать полицию.

У иммигрантов, как и у местных, есть претензии к этой службе. Я читал научное исследование, подтверждавшее, что к иммигрантским семьям внимание служб защиты ребенка более пристальное (кто-то даже скажет — предвзятое). Объяснений этому несколько. Иммигранты вообще чаще, чем финны, живут хуже — денег меньше, понимание реалий не то. В семьях победнее проблемы с детьми случаются чаще — не всегда, но это так.

Еще есть такая вещь как стиль общения, и более эмоциональные родители могут выглядеть, на финский взгляд, более агрессивными. Я не говорю про настоящих южан, но даже русские на фоне местных кажутся очень энергичными. Как-то я в присутствии финнов общался со своим оператором, мы о чем-то спорили. Ну как спорили — обсуждали, как снять, махали руками, переубеждали друг друга. Так вот мы и не заметили никакого повышенного градуса в нашем разговоре, а финка, которую мы снимали, потом у меня осторожно поинтересовалась: все ли в порядке? Мы долго смеялись. Объяснили: да, вот мы какие, горячие русские парни. А если бы я так спорил со своим ребенком-подростком, кто знает, что бы подумали окружающие.

Но если серьезно, то, естественно, дело не в мигрантах. Несмотря на 30 лет запрета телесных наказаний каждый четвертый взрослый финн (местный житель!) считает такое наказание ребенка возможным — в исключительных случаях. А это, скорее всего, означает, что многие так и делают.

Анонимный опрос финских девятиклассников примерно это и показал: из рассказов школьников получается, что родители хотя бы раз таскали за волосы 35 % детей, 10 % детей шлепали, а 3 % били. Единственное, что в этих цифрах радует, — это то, что двадцать лет назад такие же опросы давали картину в два раза хуже.

Предположим, становится известно о том, что кто-то из родителей применил силу — что тогда? Такие дела редко, но доходят до суда, и нарушителя штрафуют. Из-за одного случая рукоприкладства ребенка у родителей надолго не отберут, но семью наверняка поставят на учет в службу защиты детей.

Родительских прав финны не лишают в принципе (если только ребенок не был усыновлен). Родители, которые лишились на какое-то время ребенка, объединяются в реабилитационные группы. Как минимум, там помогают прийти в себя после шока, а как максимум — родители берут себя в руки и добиваются воссоединения с ребенком.

Однажды я снимал сюжет о россиянке, у которой соцлужба забрала детей 4 и 6 лет и передала их «временным родителям». То есть вот ситуация: разведенная иммигрантка последние шесть лет не работает (один декрет три года, другой столько же), живет на пособия и на алименты с двумя маленькими детьми в трехкомнатной квартире, которую ей предоставило государство. Дети ходят в садик. Со службой защиты детей уже знакома — сама к ним обращалась за помощью, и соцработники гуляли с коляской, пока она делала дома уборку. Дважды в месяц дети проводят выходные с отцом. Отец и его новая жена позвонили в соцслужбу и сказали, что дети им пожаловались: мама их бьет (мама мне на камеру это отрицает).

Когда речь идет о насилии, финские социальные службы становятся службами быстрого реагирования, они уполномочены действовать немедленно, достаточно решения двух работников, — объясняли мне в Службе защиты ребенка. Ровно так и было, подтвердила мама, которую я снимал: приехали домой, сообщили, что детей сейчас заберут на месяц, а с ней тем временем будут разбираться.

— И дети расплакались, и я расплакалась. Пояснила им, что сейчас вас увозят в другую семью на такси, и я поеду с вами, чтобы познакомиться, посмотреть, где вы будете жить, как выглядит эта квартира. А маму пока проверят, хорошая она или нехорошая.[10]

Страницы: «« « 123456 » »»