Удивительное путешествие Полисены Пороселло Питцорно Бьянка
Наше судно подплыло к берегу и бросило якорь поздней ночью в бухте, вдали от ветров и любопытных глаз. Мы молча пробирались по густым зарослям и дошли до гостиницы как раз к полудню. Из трубы дома поднимался дымок.
– Ты можешь точно сказать, где находится эта гостиница? Как она называется? – перебила его Лукреция.
– Подожди… Там была какая-то надпись и нарисованная птица… Вспомнил! «Зеленая сова», вот как называлась гостиница. «Зеленая сова» стояла примерно на расстоянии мили от берега, напротив Островка Дикобразов, как раз у дороги, что ведет из Маломира в Лугаль.
Из слов капитана мне удалось понять, что ее постояльцы – самые богатые путешественники. И что там подавали самую лучшую дичь. Что в комнатах было по ночному горшку для каждого гостя, а на кроватях – вышитые льняные простыни. Одним словом, роскошное место, в котором можно было неплохо поживиться!
Подлогнус разработал очень простой план. Застать врасплох постояльцев, связать их, вынести чемоданы всех гостей, а у хозяев забрать кассу. Потом разграбить все ценности, лошадей и кур. В общем, разгром по полной программе. А если среди постояльцев или прислуги найдутся хорошенькие девушки, то их, по приказу капитана, должны были взять в плен для гарема султана Аргу, который отлично платил за подобный товар.
Но ворвавшись в гостиницу согласно плану, мы обнаружили ее пустой, если не считать, как я уже сказал, маленькой девочки и собаки. Даже в конюшне никого не было. Все уехали верхом неизвестно куда.
Капитан, выругавшись, приказал осмотреть первый этаж, а потом подниматься наверх, где постояльцы, видимо, оставили багаж и деньги. Кассу же хозяева спрятали так ловко, что нам не удалось ее отыскать.
Не успели мы подняться на второй этаж, как, запыхавшись, прибежал помощник капитана, который устроил наблюдательный пункт на высоком дубе: с него были видны все дороги, ведущие в гостиницу. Задыхаясь, он сообщил, что видел войско солдат из столицы, которые как раз приближались. Это не было похоже на военный поход, наверняка они вышли на обычные сборы. Но все равно – их оказалось слишком много, и мы не смогли бы отбиться от солдат.
От злости у пирата пошла пена изо рта, и он подал знак к отступлению. Мы не успели утащить ни простынки. Только боцману удалось захватить и сунуть в мешок шесть или семь куриц из курятника – вот и все наши трофеи. Не считая малышки, разумеется.
– Меня взяли, потому что я была дочерью принца? Чтобы потребовать выкупа? – спросила Полисена.
– Нет. В общей суматохе, на пути к выходу, капитан споткнулся о колыбель, и девочка, то есть ты, начала громко кричать. Пес с лаем бросился на него. «Тысяча чертей, заткните ему глотку!» – заорал Подлогнус, целясь в него пистолетом. Я поспешил поднять тебя и успел как раз вовремя. Пес упал на землю, как подкошенный, в лужу крови. Ты же, испугавшись выстрела, закричала еще громче. Я прикрыл тебе рот рукой. Но монстр уставился на тебя – он явно что-то задумал. «Мы можем продать ее на рынке рабов, – сказал он. – Лучше, чем ничего… Возьмем ее с собой». Вот так ты и попала на борт «Кровопийцы», у меня на руках, потому что никто больше не желал до тебя дотрагиваться, и уж тем более сам капитан.
– Как же я была одета? – спросила Полисена.
– Обыкновенно. Ни кружев, ни лохмотьев. В теплую и чистую одежку. Необычной была только булавка, которой были заколоты пеленки – золотая и с маленьким изумрудом. Да ты ее видела. Это не такая уж ценная вещь, но слишком ценная, чтобы использовать ее для пеленок новорожденного. Я нашел ее, когда менял тебе пеленки в первый раз. Ничего не сказав капитану, я припрятал ее в надежде, что она когда-нибудь тебе пригодится.
Пакувий завершил рассказ, и Полисена, уже в третий раз за этот день, бросилась к нему на шею:
– Хоть ты и не мой отец, ты рисковал ради меня жизнью, – с благодарностью сказала она.
– Кто мог предположить, что ты вырастешь такая большая и такая красивая? – в свою очередь заметил он. – Я не сомневаюсь, что под этими балахоном и штанами прячется девочка, красивая, как роза. Зачем ты отрезала себе волосы?
– Ничего, отрастут, – улыбнулась Полисена, запустив пальцы в спутанные пряди.
Глава девятая
Они решили никому не рассказывать о пиратских приключениях Пакувия и о настоящем имени «Людвига».
– У моей матери начнется бессонница от страха, не пережитого в те годы, – смеялся фермер. – А моя невеста, наверное, не захочет больше общаться с типом, который обогатился, украв мешочек с камнями у бедного дрейфующего пирата.
Полисена рассмеялась. К ней снова вернулось хорошее настроение. Хотя теперь уже из всех предметов, что были в шкатулке, одна только булавка могла как-то помочь раскрыть тайну ее происхождения. Булавка и адрес гостиницы.
Ей нетерпелось отправиться в путь, но Лукреция решила не трогаться с места до завершения свадебных торжеств.
Поэтому они оставались на ферме целую неделю – по уговору, они играли на инструментах во время танцев.
Как только праздник закончился и гости разъехались, Пакувий разложил на столе карту и показал Лукреции, как добраться до Зеленой совы.
– Это неблизкий путь, сама видишь. Вам нужно сначала дойти до Лугаля, а потом шагать еще две мили по направлению к Маломиру.
В своей бродячей жизни со стариком Лукреция ни разу еще не бывала так далеко, поэтому немного волновалась. Ее беспокоило, безопасно ли на тех дорогах и как воспримут ее представления незнакомые люди. По ее расчетам, до Лугаля идти два месяца, а ведь по дороге надо чем-то зарабатывать на жизнь.
– Я хочу вам помочь, – добродушно улыбнулся Пакувий. – Вот вам сумка с золотыми монетами. Их должно хватить на пищу и ночлег в гостиницах или хотя бы где-нибудь под крышей. Скоро зима, обезьяны могут простудиться. Они ведь из жарких стран, заболеют.
– Я знаю, – сказала Лукреция, – и позабочусь о них.
Они попрощались, то и дело заключая друг друга в объятия. Полисена пообещала бывшему юнге, что назначит его главным садовником во дворце, когда будет жить с родителями, и вернет ему все деньги, а его первенцу дарует титул маркиза, даже если это будет девочка. Теперь, когда они опять тронулись в путь, ее воображение снова принялось скакать галопом. Раз гостиница была такой роскошной, а ее пеленки скрепили булавкой с драгоценным камнем… она не могла не быть принцессой. Без сомнений.
Пакувий рассмеялся в ответ:
– Хорошо, но помни: если то, что ты узнаешь, не слишком тебе понравится, то можешь возвратиться на мою ферму когда угодно. Считай, что здесь твой дом. И ты, Лукреция, тоже. А теперь идите, и пусть Господь вас благословит!
Часть пятая
Зеленая сова
Глава первая
Они шли уже десять дней, когда однажды вечером, изучая по карте предстоящую назавтра дорогу, Лукреция заметила:
– Мы как раз будем проходить мимо Болотиса. Я бы хотела посмотреть на отчий дом и могилу моих родителей.
У Полисены не было никакого желания удлинять путь, даже если пришлось бы чуть-чуть свернуть, но она понимала, что поступит слишком эгоистично, если откажет подруге. Ведь Лукреция, с тех пор как они встретились, только и делала что помогала Полисене в поисках и из-за этого изменила многим своим привычкам.
– Пойдем, конечно, я тоже хотела бы посмотреть на твою родину, – покривила душой она.
На следующий день они свернули с главной дороги и пошли вдоль унылых равнин, единственной растительностью которых были пучки низкорослых камышей.
Примерно через час девочки прибыли в Болотис. Село казалось заброшенным. На улицах никого не было; все дома почти развалились, без окон и дверей, с пустыми пыльными комнатами, в которых беспрепятственно плели свои паутины пауки.
Полисена невольно содрогнулась и тут же сравнила все это с оживленными улицами Камнелуна, цветочными садами, виднеющимися из-за стен, плеском подпевающего ласточкам фонтана на площади и двором дома Доброттини, по которому то и дело ездили повозки и сновали слуги, сгружающие мешки с товаром; она вспомнила шумные игры и ссоры сестер с подружками.
Как ни старалась, Лукреция не смогла найти дом своих родителей. Когда Жиральди ее увез, ей было всего два года и она ничего об этом не помнила. Все, что ей было известно о ее семье, рассказал сам старик. Единственным материнским объятием, которое она помнила, было пушистое объятие Бьянки, большушей собаки, матери Рамиро, – она прижималась к ней вместе со щенком зимними ночами.
В этом поселении призраков единственным сохранившимся зданием была церковь.
– Старик всегда говорил, что узнал мое имя из приходских книг, – рассудила Лукреция. – Может быть, они еще там? Войдем внутрь!
Деревянная дверь была закрыта, но когда Полисена толкнула ее, она отворилась, скрипнув петлями.
– Рамиро, Ланселот! Подождите на улице и посмотрите за другими животными. Мы вернемся через несколько минут, – сказала Лукреция.
Они вошли в церковь, перекрестились, торопливо преклонили колени и направились к единственной двери, что виднелась сбоку, – она вела в ризницу. В комнате царил порядок, если не считать толстого слоя пыли, покрывавшей все вокруг: застекленные шкафы, стол, медные подсвечники, черную накидку священника, до сих пор висевшую на вешалке… Но где же книги?
Полисена, которая часто бывала в ризнице камнелунской церкви вместе с ма… вместе с женой купца – они приносили на июньский алтарь лилии из своего сада или воск для свечей, – уверенным шагом направилась к шкафу с церковной утварью. Внутри него, возле аккуратной пыльной стопки стихарей, девочки обнаружили огромную книгу с пожелтевшими пергаментными страницами.
Лукреция осторожно подняла тяжелую книгу, а Полисена протерла уголок стола рукавом курточки.
Они стали аккуратно листать ветхие страницы. Записи священника прерывались в сентябре месяце года Великой Чумы. Полисена была потрясена последними строками, написанными неровным почерком:
«Все умерли. Пришлось позвать могильщиков из Ленагро, чтобы похоронить последних семерых. К счастью, вчера здесь проходил Жиральди и забрал с собой девочку Рамузио. Я все равно не смог бы ей помочь. Вот уже десять дней как я не встаю с постели. Уже все тело покрылось бубонами. У меня жар. Может быть, я и до завтра не доживу. Игумен монастыря Милосердия из Ленагро пообещал похоронить меня через несколько дней. Господи, помилуй мою душу!»
Пролистав семь страниц назад, Лукреция нашла запись, которую искала:
«Сегодня, двенадцатого августа 17…, в этой церкви я окрестил именем Лукреция Мария Элеонора Адалинда первую дочь моих прихожан Эгберта и Терезы Рамузио».
Влажное пятно размыло последние две цифры даты. Но их нетрудно было восстановить, потому что Жиральди, прочитавший эти строки много лет назад, всегда рассказывал Лукреции, что она потеряла родителей в два года.
– Эгберт и Тереза! – пробормотала Полисена. – Ты хотя бы знаешь, как звали твоих родителей. Интересно, какими они были? Неужели ты совсем ничего не помнишь, даже лица своей мамы?
Лукреция поискала что-то под воротом туники и достала кожаный шнурок с уже известными нам подвесками, среди которых особо выделялась своим ярким цветом коралловая рыбка. Она отделила от остальных предметов овальный медальон, который открывался нажимом пальца, и протянула его подруге.
– Вот, смотри!
Полисена взглянула. Медальон оказался простеньким, из позолоченной латуни, весь в царапинах и разводах. Но два портрета внутри были тончайшей работы: миниатюры, искусно выполненные на отполированной слоновой кости. Полисена научилась у па… у купца ценить такие миниатюрные рисунки, а этим вообще не было равных. На них была изображена молодая женщина с серьезным лицом, а рядом – мужчина средних лет с бородой и ироническим взглядом.
– Это мои родители! – с гордостью объяснила Лукреция. – Этот медальон был у меня на шее, когда я уехала со стариком.
«Бедные! – пришло в голову Полисене. – Обычно у крестьян нет денег на такие вещи. Наверное, они истратили все сбережения на портреты. Как будто чувствовали, что у дочери от них ничего больше не останется. И ведь им повезло – они встретили настоящего живописца, который их приукрасил и придал благородства и гордости, – у них-то точно этого не было».
Не оставалось никаких сомнений, что медальон действительно принадлежит Лукреции. Ее сходство с изображенными казалось поразительным. У маленькой бродяжки был взгляд отца и его нос, а также небольшие, немного заостренные уши. От матери же ей достались светлые волосы, брови, рот и подбородок. И еще надменная манера держать голову высоко поднятой – наверное, это от привычки носить на голове кувшин с водой, корзину или вязанку хвороста.
«Интересно, а я на кого похожа?» – с грустью подумала Полисена. Доведется ли ей встретить такое похожее лицо, что не будет никаких сомнений? Будет ли она точно так же отражаться в портрете другого человека?
Девочки положили книгу на место, вышли из церкви и тщательно закрыли за собой двери.
Вместе с животными они пошли к кладбищу, которое находилось поблизости. От площади его отделял деревянный частокол. За десять лет, что село было заброшено, сорняки покрыли дорожки и некоторые могилы. Лукреции, к счастью, попалась на глаза надгробная плита, разъеденная мхом и дождем:
ЗДЕСЬ ЛЕЖАТЭГБЕРТ И ТЕРЕЗА РАМУЗИО,ЛЮБЯЩИЕ СУПРУГИ,СОЕДИНЕННЫЕ СМЕРТЬЮ,КАК БЫЛИ СОЕДИНЕНЫ В ЖИЗНИ
Полисена тем временем освобождала от сорняков соседнюю могилу.
– Смотри-ка, и здесь написано «Рамузио». На вид она старше могилы твоих родителей. Смотри! Еще одна Лукреция… Лукреция Мария Элеонора Адалинда. Тебя окрестили в точности всеми именами твоей бабушки.
– Я даже не знала, что у меня была бабушка, – заметила приятно удивленная Лукреция.
– Какие глупости! У всех есть бабушка! – возмутилась Полисена. – Мало того, целых две. Две бабушки и два дедушки.
И тут же ее посетила неприятная мысль. У всех? Да, у всех, кроме найденышей. Кто не знает имени родителей, как может знать своих бабушек и дедушек?
Глава вторая
Оставив позади Болотис, девочки вернулись на главную дорогу и с животными отправились дальше. Через шесть дней они дошли до последней фермы, на которой Лукреция бывала со стариком, а назавтра их уже ждали совершенно незнакомые места.
Теперь маленькой бродяжке нужно было чаще обращаться к карте и день за днем высчитывать мили, которые еще предстояло пройти. Ведь до наступления ночи нужно было непременно быть вблизи населенного пункта, чтобы не провести ночь под открытым небом в полях. Опасными оказались не только холода, которые уже наступили, но и неприятные встречи на дорогах. Нет, Лукреция не боялась нападения разбойников – не будут же они тратить силы на то, чтобы выкрасть плетеную корзину или тележку. Труппа Рамузио выглядела так убого, что ни у кого не возникло бы желания ее ограбить. Никому же не могло прийти в голову, что в небольшой фляжке на шее у Рамиро не вино, а целое состояние золотых монет, подаренных Пакувием.
Благодаря этим деньгам подругам удалось бы путешествовать без единого представления. Но Лукреция не хотела вызывать подозрений, к тому же зверям нельзя было терять сноровки. Поэтому каждый раз, заходя в какое-нибудь людное место, она вешала на площади нарисованную Полисеной афишу и проходила по улицам вместе с Ланселотом, который играл на барабане и объявлял глубокоуважаемой публике о месте, где будет выступать труппа.
Глубокоуважаемая публика не всегда была такой щедрой и приветливой, как в Урагале. Иногда заработок оказывался ничтожным, однако и он позволял сэкономить хотя бы малую часть денег, подаренных Пакувием. Но дети были в восторге от зверей-циркачей, и слава о труппе Рамузио часто опережала ее. Все карапузы придорожных деревень ожидали приезда Лукреции, Людвига и их чудесных друзей-акробатов.
Да, теперь и «Людвиг» получал свою долю зрительских аплодисментов. Дело в том, что во время путешествия Лукреция постепенно уговорила подругу побороть свою застенчивость, которая ей мешала и из-за которой до сих пор она была только помощницей по костюмам и играла на музыкальных инструментах. Как мы уже видели, умение, в котором Полисене не было равных, – лазание. Поэтому Лукреция придумала для «Людвига» несколько номеров, демонстрирующих этот ее талант.
Одетая в желтое и черное, как паук, Полисена в мгновение ока карабкалась на верхушку мачты с призами, возвышавшуюся на площади после недавнего сельского празднества. У зрителей перехватывало дыхание, а она взбиралась по трехэтажному фасаду городской ратуши, на котором не было почти ни одного выступа, и изящно усаживалась верхом на карниз. Вскоре за ней закрепилась кличка «Людвиг-Паук». Полисена залезала на колокольни и башни, на тросы, свисавшие с крыш, на ветви самых высоких деревьев. Иногда задумывалось, что Ланселот пытается ей подражать, и яркая неуклюжесть обезьяны смотрелась забавно на фоне изящества и легкости «паренька».
Теперь Полисена чувствовала себя полноправным членом труппы Рамузио. Но иногда ей было все-таки неловко. Что сказала бы Серафима, увидев, как она дрыгает ногами на верхушке столба, на глазах у многочисленной публики? И что подумала бы Агнесса – она ведь потратила столько сил, чтобы обучить ее хорошим манерам и скромности, подобающей девочке из хорошей семьи? А что сказала бы ма… жена купца? При этой мысли у Полисены начиналось легкое головокружение, и несколько раз она даже чуть не упала. Но зрители хлопали в ладоши и кричали: «Людвиг! Людвиг!»
Надо было взять себя в руки, чтобы оправдать такую честь.
Закапал дождь, и дорога превратилась в болото. Обезьянам было так трудно идти, что Лукреция разрешила Ланселоту сесть в телегу. Рамиро мучился из-за грязи, покрывавшей его шкуру. Только гусыня и поросенок блаженно валялись в дорожной жиже, и каждый вечер подружкам приходилось часами отмывать их перед ночлегом под крышей.
Компания двигалась медленно, и Полисена начала беспокоиться, что они не успеют дойти до «Зеленой Совы» к Рождеству. Тогда Лукреция приняла решение потратить монеты, подаренные Пакувием, на то, чтобы проделать оставшийся путь в дилижансе.
Не так-то просто было найти кучера, готового взять в экипаж зверей. Большинство думали, что эти необычные пассажиры наполнят дилижанс вшами. (И они ошибались – Лукреция содержала всех в строжайшей чистоте.) Или же боялись, что остальные попутчики не согласятся разделить с ними путь.
Тогда она решила прибегнуть к хитрости. Спрятала гусыню в корзинку и поместила ее вместе со всеми вещами и телегой в багажное отделение. А остальных животных Лукреция нарядила в костюмы салонной сценки.
Попутчики с изумлением посматривали на странную компанию. Им никогда в жизни не доводилось видеть двух таких мохнатых дам и таких необычных младенцев. Но в конце концов все привыкли. Путешественники знают, что в дороге приходится мириться с самыми необычайными встречами, к тому же кучер сказал, что это очень богатое семейство. Богатые, как объяснил он (будто бы это нужно объяснять!) могут позволить себе любую экстравагантность, и никто не имеет права их критиковать.
Вскоре Казильда стала любимицей остальных пассажиров и в особенности пассажирок, которые были просто очарованы ее изящными манерами и платьицем из розовой парчи, в которое она нарядила диковинную новорожденную: оно было необычайно искусно сшито из дорогой ткани и подтверждало в их глазах из ряда вон выходящее богатство своеобразной компании. Платье, конечно, измялось и обтрепалось, на него посадили несколько пятен, но лиф сохранил следы драгоценной вышивки из золотой нити и маленьких жемчужин, которые раньше, должно быть, были и на юбке.
Заинтересовавшись реакцией пассажирок, Полисена тоже рассмотрела его повнимательнее, и будучи дочерью купца (бывшей дочерью!), оценила его и признала, что дамы не преувеличивали. Это платьице должно было стоить целое состояние. И у кого может быть столько денег, чтобы тратить их на новорожденного, – ведь он так быстро растет и за месяц вырастает из одежки?!
– Откуда оно у тебя? – шепотом спросила она у Лукреции.
– Понятия не имею. Оно всегда лежало в сундуке с костюмами. Не удивлюсь, если старик его где-нибудь стянул.
Лукреция была счастлива. Путешествуя в дилижансе, труппа ежедневно преодолевала путь, на который пришлось бы потратить неделю. Все были защищены от холода и ненастья и не волновались, что обезьяны простудятся.
Убаюканная движением кареты, Полисена задремала, и ее воображение поскакало во всю прыть. Несмотря на прежние разочарования, она совершенно не сомневалась, что в «Зеленой Сове» найдет ответ на все свои вопросы.
Она уже мечтала о том, как уговорит родителей удочерить Лукрецию, бедную сироту, у которой всегда будет крыша над головой, теплая постель и обильная еда, а также учителя, которые обучат ее хорошим манерам. Найдя дочь, они от радости не смогут отказать ей, особенно после ее рассказа о том, что без помощи маленькой бродяжки она никогда бы их не отыскала.
Разумеется, Лукреция, которая была младше, должна будет ее слушаться и брать с нее пример. У нее снова появится младшая сестренка. Мысли же о Петронилле и Ипполите причиняли ей такую боль, что она гнала их от себя при первом же появлении.
Полисена проводила рукой по волосам, которые отрастали неровными прядями. Они были уже достаточно длинными, чтобы зачесывать их назад. На первой же остановке она попросила Лукрецию подровнять их ножницами, которыми та стригла зверей.
Компания прибыла в Лугаль через пять дней. Перед тем как выйти из экипажа, Лукреция разузнала дорогу к «Зеленой Сове» – она была на расстоянии полудня пути.
Итак, отдохнув и набравшись сил, все вместе весело двинулись по дороге, не обращая внимания на снег. Обезьяны, тепло укутанные, сидели в телеге под большим зеленым зонтом старика Жиральди. Дмитрий и Рамиро наслаждались белыми хлопьями, которые не попадали под густую шерсть.
Девочки закутались в теплые плащи. Лукреция несла на руках гусыню, а Полисена – поросенка. Чтобы не замерзнуть, они шли быстро, и от их дыхания в воздухе появлялись белые облачка.
Миновав возделанные поля, пастбища, фруктовые сады, они углубились в лес. Но и через него шла широкая мощеная дорога. Каменные вехи указывали, что она ведет к столице.
Незадолго до сумерек подруги увидели гостиницу, которая возвышалась на склоне холма, покрытого редкими голыми деревьями. Из многочисленных труб (наверное, камины были в каждой комнате) в холодный прозрачный воздух поднималась ниточка серого дымка, а за стеклами окон уже сверкали огни, хотя и не было темно.
Глава третья
Лукреция и Полисена подошли к воротам и пересекли длинную аллею, высаженную деревьями. Продолжал сыпать снег. За всю свою бродячую жизнь Лукреции еще не доводилось видеть такой гостиницы. «Зеленая Сова» больше походила на загородный особняк, чем на ферму или почтовую станцию. На фасаде красовалась красивая витая лестница и изящные балконы. Вокруг рос огромный сад, прикрытый легким снежным покрывалом. С одной стороны выстроился лабиринт из подрезанных самшитов. Под большими деревьями, в кустах, просматривались древние колонны и статуи. Над дверями была красочная вывеска:
ЗЕЛЕНАЯ СОВАПОСТОЯЛЫЙ ДВОР ДЛЯВЫСШИХ СОСЛОВИЙ
Из здания доносились хохот, музыка, веселые голоса, гневные окрики ссорящихся, женские визги, собачий лай.
Подруги робко остановились у подножия лестницы.
– Давай-ка сперва заглянем в окно, а потом уже постучим, – предложила Полисена.
Наступила темнота, но комнаты первого этажа были освещены сотнями свечей, поэтому нетрудно было заглянуть внутрь, оставаясь незамеченными.
Первый этаж не был, как в других гостиницах, большой дымящейся комнатой, служившей одновременно кухней и столовой для посетителей, – он состоял из нескольких элегантных салонов, каждый со своим собственным мраморным камином, шелковыми креслами и диванами, персидскими коврами, столами, на которых стоял хрусталь и фарфор, и огромным количеством серебряных канделябров.
Кое-кто из постояльцев, толпящихся в салонах, вкушал пищу серебряными приборами, другие играли в карты или кости, третьи беседовали перед камином. Все были разодеты в пышные наряды, а у дам, несмотря на ноябрьские холода, были открыты плечи и руки. В одном из салонов играли на клавесине и виолончели. Несколько пар кружились в танце. Другие слушали, полуразвалившись на диванах. А прислуга…
Впервые в жизни Лукреция видела таких модных и грациозных и таких старательных горничных! Все были очень молодыми, красивыми лицом и фигурой. Одетые в кокетливые наряды, подчеркивающие тонкую талию, узкие бедра и стройные ноги, они безостановочно сновали среди гостей, ловко удерживая в руках большие подносы, нагруженные стаканами или блюдами с едой, чистыми тарелками, цветочными букетами, платками и веерами для дам, мисками с водой для охотничих собак, сигарами для господ, колодами новых карт, ликерами и засахаренными фруктами.
Как заводные, они то и дело нагибались, чтобы поднять с пола кожуру и пепел из камина, карабкались к канделябрам, вставляя новые свечи, расставляли по местам стулья, разгребали угли, давали нюхать лечебную соль дамам, лишившимся чувств, доставали из-под дивана закатившуюся туда собачью кость.
Они всегда улыбались, даже когда руки были заняты тяжелым грузом, даже когда какой-нибудь лукавый гость подставлял им подножку, и они падали вместе с подносом, полным тарелок. Даже когда один из игроков, в ярости от проигрыша, запускал в них сперва карты, а потом и столик. Даже когда пес от скуки вонзал зубы им в ногу. Даже когда одна остроумная дама опрокинула одной из них за шиворот стакан ледяной воды.
Они улыбались всегда, но старались держаться подальше от хозяйки постоялого двора, которая ястребиным взглядом следила за всем, что происходило в салонах.
Лукреция сразу узнала хозяйку в пожилой женщине, одетой в черный шелк, со связкой серебряных ключей на поясе. А Полисена тут же вздохнула с облегчением: «Слишком стара для того, чтобы быть моей матерью».
Высокая, худая, с выпяченной грудью и орлиным носом, седыми волосами, свисавшими двумя буклями над ушами, хозяйка уверенно прохаживалась среди гостей. Одному улыбалась, выслушивала с заинтересованным видом секреты другого, смеясь над остротами и сочувствуя чьей-то головной боли, усердно осведомляясь о пожеланиях гостей и бросая быстрые взгляды в поисках ближайшей горничной, чтобы каждая прихоть гостей была немедленно приведена в исполнение.
Полисене казалось странным, что такое количество дам и джентльменов путешествовали как раз в холодное время года. И конюшни в глубине сада были полны лошадей. Это стало понятно по доносящимся оттуда звукам и облачкам горячего дыхания, от которого запотевали стекла, а также по пустым каретам, стоявшим под навесом.
Насытившись зрелищем салонов, подруги обошли гостиницу вокруг и, заглянув в заднее окошко, обнаружили кухню, где семь человек – повара, их помощники и посудомойки – обливались птом у кухонной плиты. Посудомойки были одеты в лохмотья, выглядевшие более чем странно на фоне горничных, которые время от времени заходили поставить на место пустой поднос и забрать полный.
В окнах двух верхних этажей было темно. Но вдруг в одной из комнат блеснул свет, будто кто-то вошел туда с зажженной свечой.
Полисена положила поросенка в тележку, торопливо вскарабкалась, цепляясь за статуи, украшавшие фасад, и за неплотно задернутыми шторами увидела горничную. Взбив перину на кровати и поворошив угли в камине, она бросилась открывать дверь двум крепким слугам, волочащим господина, судя по всему лишившегося чувств. Интересно, он потерял сознание? Или просто пьян? Полисена не поняла, так как слов слуг невозможно было расслышать, и девочка из-за стекла могла видеть лишь движение их губ, как у рыб в аквариуме.
Глава четвертая
Лукреция, чихнув, вернула подругу к действительности. Она спустилась на землю. Все еще шел снег, а теперь в добавку дул пронизывающий северный ветер.
– Давай постучим! Надо укрыть зверей, пока не окоченели.
Им открыла горничная. При виде девочек глаза ее расширились от страха, и она чуть было не захлопнула дверь у них перед носом.
– Здесь не дают милостыни, – тихо сказала она. Было видно, что она боится привлечь внимание хозяйки.
Но Лукреция спокойно проскользнула внутрь.
– Мы не попрошайки. У нас есть деньги, – сказала она. – Нам нужна комната для ночлега, а для зверей – место в конюшне.
Горничная покачала головой.
– Здесь принимают только постояльцев высших сословий, – прошептала она. – Уходите-ка, пока не пришла синьора Кисля.
– Высших сословий? Я – принцесса, путешествую инкогнито, а вон там мой кузен, переодетый маркиз, – заявила Лукреция. – Что касается зверей, то все это заколдованные короли и королевы.
Горничная тихонько рассмеялась, ее смех был не громче дыхания. Но его было достаточно, чтобы привлечь внимание хозяйки, которая как по мановению волшебной палочки возникла в прихожей.
– Что тут происходит? Почему ты впустила эту оборванку? – прошипела синьора Кисля. Маленькая горничная инстинктивно подняла руку, будто защищаясь, и пробормотала:
– Я думала…
Но хозяйка не дала ей договорить.
– Потом я тебе наподдам. А сейчас марш на кухню за жареным фазаном для графа! – приказала она, потом обратилась к Лукреции: – А ты чего ждешь, соплячка? Уходи, или ты не поняла? Вон!
Лукреция не сдвинулась с места.
– Прошу вас, добрая женщина, не смотрите, что мы так жалко выглядим, – весьма любезно возразила она. – Мы артисты. И, без ложной скромности, знаменитые. У нас нет недостатка в деньгах, чтобы оплатить сполна ваше гостеприимство.
В глазах у женщины блеснул жадный огонек. Лукреция была уверена, что, окажись они наедине в безлюдном месте, та не задумавшись напала бы на нее и ограбила. Но в щелочку просматривался темный силуэт медведя, слышалось его ворчание вместе с приглушенным рычанием собаки. Кроме того, какой-нибудь господин или дама могли проходить через прихожую, направляясь к себе в комнаты.
– Ты что, не читала вывески? – злобно накинулась на нее владелица постоялого двора. – Неважно, есть деньги или нет, мы тут циркачей не принимаем! Вон!
– Ну пожалуйста, позвольте нам хотя бы переночевать на чердаке, вместе с прислугой. Только одну ночь. Обещаю, что с рассветом мы уйдем.
– Нет, вы уйдете сейчас же. Или хочешь, чтобы слуги вытолкали вас пинками?
– Умоляю вас! На улице ночь, идет снег. А ближайший город в трех часах ходьбы. Мы не дойдем, замерзнем.
– Мне до этого нет никакого дела. А теперь довольно, ты меня утомила, маленькая зануда. Пошла вон!
Она схватила Лукрецию за плечи, встряхнула ее и подтолкнула к дверям. Но гусыня Аполлония, все это время тихонько просидевшая под полой плаща своей хозяюшки, вытянула наружу шею и хищно засвистела, и не успела синьора Кисля оправиться от изумления, как та клюнула ее в руку. Если вы не знаете, гуси клюют ужасно больно.
Хозяйка издала душераздирающий вопль:
– На помощь! Люди, сюда! Убива-ают!
Гусыня озлобилась еще больше и продолжала свистеть и шумно хлопать крыльями, пытаясь высвободиться и спуститься на землю. На шум сбежался народ из салонов и из кухни. Повар замахнулся на Лукрецию вертелом.
Но один господин, одетый в белый бархат, остановил его жестом руки.
– Кака-а-а-ая краси-и-и-ивая де-е-е-евочка! – воскликнул он, растягивая слова и касаясь пальцем светлого локона, выпавшего из-под шляпки Лукреции. – Како-о-о-ое не-е-е-ежное созда-а-ание! Тако-о-о-ое све-е-еже-е, тако-о-о-ое неви-и-и-и-инное! Ну про-о-осто ма-а-а-айская ро-о-о-озочка! – Потом со скучающим видом обратился к хозяйке: – Можно узнать, почему такая сумато-о-о-о-оха, синьора? Вы что, забы-ы-ы-ыли, что у меня от шу-у-у-ума начинается мигре-е-е-ень?
Синьора Кисля побледнела.
– Она хотела на меня напасть, – стала оправдываться она.
– Какие глу-у-у-упости! Напа-а-а-асть! Такая преле-е-е-стная де-е-е-евочка! Скажи, малы-ы-ы-ышка, как тебя зову-у-у-у-ут?
Лукреции все это жеманство было совсем не по душе. Новый покровитель внушал ей не больше доверия, чем хозяйка.
С другой стороны, она не могла позволить, чтобы Полисена и животные мерзли на улице.
Поэтому поднатужилась изо всех своих актерских сил и начала представление.
– Меня зовут Лукреция Рамузио, – с испуганным видом промямлила она, – а там, на улице, мой кузен Людвиг. Он умирает от холода вместе с нашими зверями-циркачами. Будьте милосердны, впустите нас!
Белый господин строго взглянул на хозяйку:
– Вот цирковая труппа, которая развеет нашу скуку, и вы хотите ее прогнать? Синьора Кисля, неужели вас так мало волнует удовольствие гостей?
– Маркиз… но я… – масляным голосом запела она.
– Эдак вы всех клиентов растеряете, со своими скучными вечерами! Вы прекрасно знаете, что нас привело сюда из Маломира, – резко оборвал ее маркиз. – А сейчас эта прелестная девочка очень устала. Пусть отдохнет вместе со своей труппой. Хочу, чтобы через два часа все они, актеры и звери, были готовы к лучшему представлению, которое дадут в желтом салоне, ясно?
– Как прикажете, синьор маркиз! – заискивающе ответила синьора Кисля. – Что вы там делаете? Давайте-ка входите побыстрее, нечего холод разносить!
Глава пятая
Девочек и зверей проводили в холодную пустую комнату без окон. Синьора Кисля торжественно нарекла ее «салончиком для прислуги».
Никакой мебели в ней не было, если не считать двух длинных лавок вдоль стен, а все освещение состояло из дымящейся керосиновой лампадки с едва трепещущим пламенем.
Маленькая горничная принесла им треснувший поднос с сухарями и кувшином ледяной воды.
– Приятного аппетита! – церемонно пожелала она. – Кушайте и отдыхайте. Через час я вас позову. Наверное, вам понадобится какое-то время, чтобы переодеться в костюмы и подготовиться к выступлению.
Когда она вышла и закрыла за собой дверь, Полисена, которая до сих пор не произнесла ни слова, дала волю чувствам:
– Вот уж надеюсь, что эта Кисля мне не родственница!
– Я тоже надеюсь, – поддержала Лукреция. – Не знала я, что бывают на свете такие мерзке особы, жестокие со слабыми и трусливые с теми, у кого власть.
– Хорошо, что ты не успела показать ей булавку и рассказать, зачем мы пришли. Сначала надо все хорошенько разведать.
– Правильно! Вижу, что предыдущий опыт кое-чему тебя научил, – одобрила Лукреция. – Например тому, что не обязательно бросаться первому встречному на шею с криком: «Папочка!».
Лукреция раздала сухари животным.
– Все отдала бы за чашку горячего молока! – вздохнула она.
– Видела жареных фазанов? А воздушные пирожные? Кто знает, может быть, после представления постояльцы пригласят нас поужинать.
– Сомневаюсь…
– Почему? Не исключено, что среди них мои родители. Представляешь, как они удивятся, когда узнают, кто я? Как будут счастливы!
Все так устали, что несмотря на холод и голод задремали на лавках.
Когда горничная позвала их на представление, была уже поздняя ночь. В желтом салоне гости продолжали есть и пить, играть в карты, слушать музыку, танцевать и беседовать. Но на их скучающих лицах не было ни тени веселья или оживления. «И чего они не идут спать?» – подумалось Полисене, которая сама засыпала на ходу.
Появление «Лукреции, Людвига и зверей-циркачей» было воспринято с умеренным любопытством. Маркиз, одетый в белое, который перед этим был так заинтересован труппой, занимался обмакиванием печенья в стакан белого вина одной дамы и едва повернул голову, чтобы взглянуть на своих протеже. Дамы зевали, прикрываясь веерами.
Лукреция сразу смекнула, что на такую публику обычные номера и акробатические упражнения не произведут никакого эффекта.
– Здесь нужно что-нибудь покрепче, – шепнула она на ухо Полисене.
Повесив на шею барабан, ударила в него два раза, призывая к вниманию, и объявила:
– Многоуважаемая публика, любезнейшие дамы, благородные господа, уже поздний час, и я не хочу тратить время на предисловия. Представление начинается смертельной схваткой Дмитрия, сына снегов, только-только прибывшего из морозной Сибири, и Ланселота, сына палящего солнца, который вот-вот приехал к нам со знойного экватора.
Она указала на двух зверей, которые в два прыжка оказались в противоположных углах салона и взгромоздились на пышно сервированные столы. Лукреция принялась барабанить:
– Вы готовы, герои? Начинается битва! На старт, внимание, марш!
Ланселот схватил со стола блюдо из зайца в винном соусе и швырнул его через весь зал в Дмитрия. Блюдо летело, как комета, а за ним хвост из соуса, капая и брызгая во все стороны. Но в этот момент медведь запустил макаронную запеканку, которая попала как раз в самую морду шимпанзе.
Зрители лениво захлопали в ладоши. Ланселот бросил торт со сливками. Дмитрий – шоколадный пудинг. Но в этот раз они, видно, неудачно прицелились, потому что один из аппетитных снарядов шлепнулся на кружевной бант молодого барона, как раз собирающего в кучку свой выигрыш в кости, а другой – на диадему какой-то дамы, которая с томным видом слушала музыку, опершись на клавесин. Обе жертвы не успели даже вздохнуть, так быстро все произошло, в то время как все остальные разразились злорадным смехом, громко хлопая в ладоши.
Но у большинства из них смех застыл на губах, потому что и в них попали съедобные снаряды. По залу летали торты и запеканки, жареные цыплята и угри в кисло-сладком соусе, омлеты из спаржи и эскалопы в лимонном соке, яйца вкрутую и фаршированная капуста, шоколадки и миндальные пирожные, закуски и фрукты в сахаре.
Лукреция и Полисена поспешно устроились в двух других углах салона. Казильда взгромоздилась на люстру. Гусыня, хлопая крыльями, уселась на каминную полку.
С этих позиций, делая вид, что они сражаются друг с другом, все они метили в гостей перекрестной пальбой сухими и залитыми соусом, жесткими и рассыпчатыми, сладкими и пряными блюдами – всем тем, что удавалось стащить со столов.
Рамиро тем временем с лаем носился между ног у постояльцев, и те спотыкались; хватал зубами края скатертей и тянул их за собой под звон битого хрусталя и фарфора.
Замешательство гостей длилось совсем недолго; некоторые наконец решили, что это представление, точнее, игра становится очень даже забавным. Остальным для этого понадобилось всего несколько минут, даже тем, кто вначале чувствовал себя оскорбленным и требовал наказания. И вот дамы и господа, вместо того чтобы отбиваться от выстрелов, скакали во всю прыть, чтобы попасть на их траекторию. В платьях и шляпах, с которых стекал майонез, сползали взбитые сливки, татарский соус, сливочный крем, бешамель с грибами и варенье, все перебегали от стола к столу в поисках чего-нибудь, чем покидаться. Помидоры и мушмула размазывались по шелковой обивке. Сливы, оладьи и тортеллини кашей стекали по бархатным шторам. Орехи звонко отскакивали от окон.
Когда на пороге появилась синьора Кисля, испуганная грохотом, то по залу уже летали стаканы с вилками. Гости сражались друг с другом, укрываясь за диванами и креслами. Все орали, как индейцы-дикари, смеялись до хрипа и хлопали в ладоши на каждый бросок, попавший в цель. Вилка, воткнувшаяся гребешком в прическу синьоры Кисли, была встречена восторженным ревом.
– Господа… – в ужасе залепетала хозяйка гостиницы. – Господа, прошу вас… Моя обивка…
Ей надо было кого-нибудь разорвать на части, и она поискала глазами горничную. Почему эти дурочки не сообщили ей сразу о том, что происходит?
Но в салоне и не пахло горничными, впрочем, не было там и артистов труппы Рамузио.
Если бы синьора Кисля додумалась заглянуть под столы, на которых еще лежали скатерти, то она бы всех их увидела: и артистов, и горничных – они по-братски сидели на полу и уплетали за обе щеки остатки «снарядов», которые удалось спасти. Но синьора слишком боялась стеклянных осколков и ножей, поэтому не сделала ни одного шага в их сторону.
Трясясь от гнева, она прикинула в уме, в какую сумму ей обойдется вся эта разруха. «Проклятые циркачи ответят за это. Это они затеяли суматоху. Позову полицию, пусть их арестуют и повесят».
Она вздрогнула, задев грудью новый звонкий снаряд. Это был полный кошель золотых монет, которую в нее швырнул маркиз в белом.
– Это вам за убытки, дорогая синьора. Почаще бы устраивали такие оживленные и оригинальные праздники, как сегодня. Никогда в жизни так не веселился!
– Конечно, как вам будет угодно, глубокоуважаемый маркиз, – поклонилась синьора Кисля, с жадностью ощупывая крючковатыми пальцами кожаный кошель.
– И не вздумайте наказывать артистов, благодаря которым мы так развлекаемся, – добавил господин, видимо, читая ее мысли. – Имейте в виду: они под моим покровительством!
Глава шестая
В эту ночь подружек разделили. Синьора Кисля не могла позорить гостиницу, положив вместе мальчика и девочку, пусть даже одиннадцатилетних. Тем более не из высших сословий.
Поэтому Лукрецию поместили на чердаке, в спальне для посудомоек и горничных, а «Людвиг» устроился с поварами и подмастерьями, которые жили на первом этаже в комнате, примыкающей к кухне.
Читать бесплатно другие книги:
