Удивительное путешествие Полисены Пороселло Питцорно Бьянка

Глава первая

– Вот мы и на месте! – прогремел стражник, по-видимому начальник, и вставил ключ в замок тяжелой, обитой железом двери, которая открылась, скрипя всеми петлями.

Лукреция ободряюще пожала руку подруге, но Полисена дрожала от страха и отвращения.

Малюсенькая камера была выбита в скале, на которой высился королевский дворец. Покрытые плесенью стены источали влагу. Вся обстановка состояла из мокрой соломы – она должна была служить им постелью – и ведра. Высоко-высоко из крошечного зарешеченного окна на утрамбованный грязный грунт, по которому преспокойно шастали пауки, мыши и тараканы, пробивался бледный лучик света.

Лукреции уже не раз приходилось сидеть в тюрьме – полицейские иногда арестовывали ее вместе с Жиральди за бродяжничество и попрошайничество – они ничего не смыслили в искусстве и таланте зверей-циркачей. Так что она могла бы совершенно спокойно отнестись к ситуации, если бы не тревога за состояние подружкиной души. Полисена, с тех пор как покинула Камнелун, еще ни разу не оказывалась в таком непростом положении. Самым тяжелым из всего пережитого была жизнь в доме у рыбака. Но нищета, грязь и даже жестокость мачехи были цветочками по сравнению с этой тюрьмой – ко всему прочему, в ней было ужасно холодно и стояла удушливая вонь.

– Ну, не стесняйтесь, заходите! – грубо пошутил стражник. – Как видите, я устроил вас в самой удобной камере. А все из почтения к принцессе. Хотя бы это, раз уж нельзя освободить вас по ее приказу…

– Самая удобная? – не сдержалась Полисена, вконец выведенная из себя. – Как же тогда в остальных?

Лукреция ущипнула ее, чтобы замолчала, и подтолкнула внутрь.

– Большое спасибо, – спокойно сказала она стражнику. – Надеюсь, что когда-нибудь мы сможем вас достойно отблагодарить!

– Очень надеюсь, – процедила сквозь зубы Полисена.

Когда тюремщики ушли восвояси, заперев за собой дверь, Полисена, по-прежнему сжимая в руках поросенка, обессиленно упала на солому и подобрала ноги – она покрывалась холодным потом от одной мысли, что ее коснется мышь.

– Ты что, с ума сошла? – обратилась она к Лукреции. – Нас запирают в вонючей яме, а ты еще благодаришь!

– В этой вонючей яме, между прочим, есть окно.

– Ну и что?

– А то, что ты совершенно ничего не понимаешь в тюрьмах. Пока мы спускались, я сосчитала ступеньки. До поверхности всего лишь несколько метров. А другие камеры намного глубже нашей, по меньшей мере на два этажа, в самых недрах земли. Там нет ни воздуха, ни света. А это все равно что быть погребенными заживо.

Полисену передернуло. Но мысль о том, что кому-то может быть еще хуже, не утешала.

– Мне холодно! – пожаловалась она. – И я хочу в туалет. Куда мне идти?

Лукреция осмотрелась вокруг. Тюремщик вышел.

– Боюсь, тебе придется присесть в уголочек, – ответила она.

– А если мыши укусят в зад? Нет, ни за что!

В конце концов, она принцесса! По идее, ей полагался ночной горшок из цельного куска золота.

– Ну, как хочешь, – равнодушно отрезала Лукреция. Она подобрала с земли ржавый гвоздь и принялась выцарапывать крестики на дверном косяке. – Столько дней осталось до возвращения королевы, – объяснила она. – Если ты считаешь, что в состоянии не ходить в туалет так долго…

Полисена раздраженно отвернулась, плотно скрестила ноги и заплакала. Белоцветик сочувственно уткнулся ей в нос розовым пятачком.

Но продолжительное ожидание волновало Лукрецию по гораздо более важной причине. Да, Изабелла обещала позаботиться о зверях. Но ей ничего не было известно об их тайне, а значит, она не догадается вытащить из телеги, стоявшей в конюшне, корзину и спрятать ее. Зачем ей это делать?

Поэтому Лукрецию приводила в ужас мысль о том, что правитель, который им больше не доверял, мог бы обыскать их имущество. Что будет, если он обнаружит вытканные золотом пеленки и две булавки? Интересно, он их узнает или нет? И что подумает? Что сделает, чтобы его тайна не стала явной?

Пожалуй, не стоит ждать возвращения королевы. Надо как можно быстрее выбраться из тюрьмы и забрать, пока не поздно, компрометирующие предметы.

Лукреция подумала об окошке. Оно слишком высоко, без лестницы или каната не добраться. Да и прутья решетки из толстого железа, по-видимому, крепко вбиты в стену. Она уныло повалилась на солому рядом с Полисеной.

– Да уж, сколько почестей мне, настоящей принцессе! – ныла та. – Наследницу престола заперли в тюрьме, как преступницу!

– А, раз так, то не забывай, что я теперь маркиза. И Белоцветик тоже, – ответила Лукреция.

Полисена смерила их взглядом с ног до головы.

– Не думаю, что ваш титул действителен, – скептически заметила она.

– Почему же?

– Потому что вы получили его от Изабеллы, а она незаконно занимает трон. Фальшивая принцесса может раздавать только фальшивые звания.

Лукреция пожала плечами. Ее совершенно не интересовали никому не нужные титулы!

У одного только поросенка не испортилось настроение. После неудавшейся попытки утешить хозяйку он спустился на землю и стал обследовать пятачком каждый сантиметр земляного пола. Его, конечно, не пугали пауки и мыши, а тараканов он щелкал, как орешки, не обращая внимания на Полисенины возгласы отвращения.

Время шло очень медленно. Свет, проникающий из высокого окошка, постепенно бледнел. Вернулся тюремщик, неся с собой большой каравай хлеба и кувшин с водой.

– Постарайтесь все это растянуть, потому что я вернусь только через три дня, – предупредил он. Его взгляд упал на Белоцветика. – Вижу, что у вас тут веселая компания, – он рассмеялся, – скучать не будете. Можно обучить вашего дружка какой-нибудь новой штуке. Я знавал узника, которому от нечего делать взбрело в голову приручить паука.

Лукреция вздрогнула, но постаралась держать себя в руках, пока мужчина не вышел, а в коридоре послышались постепенно удаляющиеся шаги.

Она вскочила на кучу соломы и стала трясти подругу за руку:

– Как мы раньше-то не додумались? Людвиг-Паук! Ты лазила и по более гладким стенам. Давай, попробуй добраться до окошка!

Полисена возбужденно спрыгнула на землю, забыв о мышах. Разулась, сняла чулки, поплевала на руки… Но как раз в этот момент послышался какой-то странный приглушенный шум; казалось, он доносился из-под земли: как будто кто-то царапался, скребся, этот звук чередовался с легкими постукиваниями, похожими на удары металлического предмета о камень.

– Стой! – шепнула Лукреция, удерживая Полисену за пояс.

– Тихо ты! – раздраженно ответила Полисена.

Но вдруг поросенок бросился к углу, из которого слышался шум, и стал исступленно рыть землю пятачком и передними лапами.

С той стороны шум слышался все отчетливее, удары были все сильнее и ближе.

Подруги зачарованно уставились на дыру, которая расширялась под лапами Белоцветика, из-под них вылетали кусочки земли. И вот наконец последний слой пола поддался, обвалился, рассыпаясь осколками, полетела пыль, и открылась довольно большая ниша – через нее мог пролезть человек.

И точно, кто-то оттуда лез: показалась седая голова с длинными, перепачканными землей и паутиной волосами, костлявая рука, пытающая зацепиться за обсыпавшийся край, орлиный нос, густая спутанная борода, еще более седая, чем волосы… Обезумевший от любопытства Белоцветик беспокойно забегал вокруг новоприбывшего, обнюхивая его и махая хвостиком. Поросенок щекотал его розовым пятачком, и незнакомец чихнул.

– Будьте здоровы! – вежливо пожелала ему Полисена.

Тот сделал последнее усилие и вылез из дыры. Осмотрелся кругом, часто моргая отвыкшими от света глазами, и вдруг горько расплакался.

Глава вторая

Дряхлый старик оказался настолько тощим, что внушал ужас, он был без обуви и едва прикрыт изорванной туникой неопределенного цвета, которую на поясе перехватывала распускавшаяся на нитки веревка. Седые до белизны волосы спускались по спине до самого пояса, а борода свисала до пупка. Он был бледен, но темные глаза под колючими бровями горели жаром. К поясу был привязан сверток из каких-то тряпок, а в правой руке он сжимал оловянную ложку.

Свернувшись клубочком на полу и прижимая тощими руками к груди костлявые колени, он все лил и лил горькие слезы.

Лукреция подошла к нему и ободряюще положила руку на плечо.

– Синьор, почему вы плачете? – спросила она.

– Я лекарь, – пробормотал незнакомец и зарыдал еще пуще.

– Синьор лекарь, почему вы плачете? – повторила свой вопрос Лукреция.

– Потому что мой план побега потерпел крах, – ответил он, шмыгнув носом. – По моим подсчетам, я должен был выйти наружу не во дворце, а в лавровой рощице позади дворца. Но, как вижу, я попал в полуподвальную камеру. Столько мучений ради такого результата! – он залился очередным потоком слез.

– Ну-ну, не падайте духом, – вмешалась Полкисена, которая терпеть не могла, когда плачут взрослые. – Мы тоже собираемся бежать. Значит, побежим вместе.

Незнакомец прекратил всхлипывать и вытер глаза кончиком бороды.

– Это правда? – с надеждой спросил он. – И как же это произойдет?

Лукреция указала на окошко.

– У вас что, есть лестница? – поинтересовался старик.

– Нет. Зато мой кузен – мастер по карабканию с голыми руками. Он залезет наверх и сбросит нам веревку с узлами.

– Лукреция! – перебила ее Полисена испуганным голосом. – У нас нет никакой веревки!

– Зато у меня есть! – радостно воскликнул старик, развязывая пояс. – А как же решетки? – добавил он. – Мы их распилим? Есть у вас напильник?

Конечно же, у них не было никакого напильника. Они испуганно переглянулись. Лукреция сунула руку за ворот и вытащила ожерелье с подвесками.

– У меня есть специальные ножнички, чтобы стричь ногти обезьянам, – неуверенно произнесла она.

– Они ни на что не годны, – подтвердил ее опасения старик. Потом, внимательно оглядев стены камеры и все, что было в ней, оживился: – А в каравай вы не заглядывали?

Они струдом разломили его, такой он был твердый. И правда, из него выпал небольшой тряпочный узелок, узкий и длинный.

– Это платок Изабеллы! – воскликнула Полисена, заметив вышитую в уголке королевскую корону. В платочек был аккуратно завернут большой напильник. А на батисте золотыми чернилами выведено:

«Удачи вам! Двери конюшни НЕ заперты на ключ».

– При чем здесь конюшня? Вы что, собираетесь бежать верхом на лошади? – спросил старик.

– Нам нужно забрать зверей-циркачей, – объяснила Лукреция. – Принцесса думает, что мы убежим далеко. Она не знает, что мы собираемся прятаться и ждать возвращения королевы.

– А зачем она вам?

Подруги переглянулись, как бы спрашивая друг у друга совета. Можно ли доверять узнику?

– Нам надо подать ей одно прошение, – осторожно ответила Лукреция.

– И мне хотелось бы с ней увидеться, – вздохнул старый узник. – Как много ей нужно рассказать! Но я не могу рисковать, попавшись на глаза правителю.

Он содрогнулся от одного только воспоминания о нем.

– Убьет меня, – едва слышно добавил бедняга, будто стены камеры могли услышать и выдать его. – Какое счастье, что принцесса послала вам напильник. Вперед, нельзя терять ни минуты!

Несмотря на свой дряхлый вид, старик обладал ловкостью и силой, которой могли позавидовать юноши.

Протянув Людвигу-Пауку веревку, он ему подставил скрещенные руки, а затем плечо – это были первые ступеньки наверх. Полисена в мгновение ока вскарабкалась к окошку и уселась на подоконнике.

– Что ты там видишь?

– Шагающие ноги… Пару подбитых соломой башмаков… Снег на улице. Пару военных сапог. Туфли на застежках, а вот конские подковы…

– Десять лет я не видел ни одного коня! – горевал старик. Он приказал «Людвигу» крепко привязать веревку к одному из прутьев решетки. – Вот так, молодец. А теперь можешь спускаться. Я сам подпилю решетку.

Он подтянулся на руках и в течение нескольких минут недвижно всматривался в уличное движение.

– Десять лет… – растроганно продолжал он. – Десять лет, как я не вижу солнечного света…

Затем он осторожно начал подпиливать решетку, стараясь поглубже проникнуть в железо, издавая при этом поменьше шума. Он оказался необычайно ловок: за двадцать минут была готова лазейка.

– Хорошо, что я такой худой, – тихо сказал он, – а вы дети. Проход очень узкий, но мы пролезем.

– Ну что, поднимаемся? – спросила Лукреция, захватывая конец веревки. Полисена взяла на руки поросенка.

– Нет. Снаружи еще слишком светло, хотя солнце уже зашло. Кто-нибудь может заметить, как мы вылезаем, и поднять тревогу. Давайте подождем ночи.

Старик спустился на землю.

– А теперь нам лучше отдохнуть и набраться сил для побега, – произнес он, растягиваясь на соломе. Полисена зачарованно смотрела на него. Ей никогда еще не приходилось видеть человека с такой белой кожей.

– Вы вправду провели в подземелье десять лет? – спросила она. – Наверное, вы очень опасный преступник!

Старик печально усмехнулся и утер слезу в уголке левого глаза.

– Вы убийца? – поинтересовалась Лукреция. Этот факт ее не пугал, потому что она знала – за десять лет даже самый жестокий из убийц становится другим человеком, да и старик казался ей совершенно безвредным.

– Я лекарь! – с гордостью представился тот. – Моей задачей было бороться против смерти, а не за нее. Я в жизни никого не убивал.

– Но как же вы тогда попали в тюрьму? Вы вор? Или совершили оскорбление Величества?

– Единственное преступление, которое я когда-либо совершил, – если это можно назвать преступлением, – до сегодняшнего дня никто не раскрыл. Эта тайна лежит камнем на моей совести, но никто, кроме меня, о ней не знает. А в тюрьму меня бросили по другой причине. Чтобы я навеки замолчал. Чтобы не выдал настоящего преступника, которого все считают невиновным.

– И кто же он? – спросила Полисена, испугавшись тона, которым говорил старый лекарь.

Тот опасливо огляделся и вздохнул.

– Правитель, – прошептал наконец. – Это он запер меня в самой глубокой камере и приказал замуровать дверь, а также велел тюремщикам, приносящим хлеб и воду, не обращаться ко мне ни единым словом. Представьте себе, за десять лет я ни разу не слышал человеческого голоса, кроме своего, и если бы не читал все время наизусть стихов, считалок и скороговорок, я бы, наверное, сошел с ума.

– Но почему правитель приговорил вас к такому строгому заключению? – полюбопытствовала Лукреция.

– Потому что никто кроме меня не знал о его ужасной тайне. Вы еще слишком молоды и даже представить себе не можете, что произошло во дворце десять лет назад. Принцесса, нынешняя наследница трона, ваша подруга Изабелла…

– …не настоящая дочь покойного короля, а его племянница, дочка правителя! – не удержавшись, воскликнула Полисена.

Старый лекарь ошеломленно посмотрел на нее.

– Откуда ты знаешь, мальчик?

– Потому что настоящая принцесса… – начала Полисена и собиралась закончить: «…это я!», но Лукреция метким пинком в ногу заставила ее молчать. Слова старика испугали ее. Откуда незнакомцу было известно то, что, как они полагали, должно было оставаться тайной между правителем и синьорой Кислей?

– Синьор лекарь, – извиняющимся тоном перебила Лукреция, – как вы понимаете, мы тоже в курсе той давней интриги, хотя и очень приблизительно. Так что мы тоже должны опасаться, что правитель решит заткнуть нас раз и навсегда. А теперь будьте добры, расскажите свою историю, пока мы ждем полуночи, – думаю, что она длинная и запутанная, – а потом мы расскажем нашу историю, которая, в отличие от вашей, короткая, ее можно будет изложить в нескольких словах.

– Хорошо, – согласился старик, устроился поудобнее на соломе и отхлебнул большой глоток воды из кувшина. – Какая разница, как убивать время до полуночи. Я чувствую, что вы оправдаете мое доверие.

Подруги уселись у его ног и приготовились слушать. Их распирало от любопытства.

Глава третья

– Прежде всего, – начал свое повествование старик, – расскажу вам о себе. Вы еще слишком молоды, чтобы мое имя о чем-то вам говорило, но поспрашивайте у людей, и вам расскажут, что одиннадцать лет назад Самуил Микстури считался самым опытным и искусным врачом королевства. Поэтому покойный король Медард позвал меня во дворец заботиться о здоровье маленького наследника трона, появление которого на свет ожидалось со дня на день.

Надо добавить, что при дворе жил также младший брат короля, не так давно овдовевший граф Уджеро Бельви. Его супруга умерла при родах, оставив девочку, графиню Глинду, которую отец безумно любил.

Когда я прибыл во дворец, граф Уджеро сразу же попросил зайти в его покои и осмотреть его дочь. Это была крепкая девочка весом семь килограммов, с темными волосами и спокойным характером, здоровая как бык, большую часть времени она проводила за грудью кормилицы, и из-за этого у нее был немного приплюснутый носик. Тщательно осмотрев ее, я заявил, что нет никакой необходимости в моем наблюдении и что кормилица прекрасно знает свое дело, а я могу навещать ее раз в две недели для профилактического осмотра.

Спустя несколько дней супруга короля произвела на свет маленькую принцессу, которая весила два килограмма триста граммов и была окрещена именем Изабелла. В отличие от кузины, новорожденная была худенькой и нервной, с бледной кожей и почти без волос. Ей ни секунды не сиделось на месте, она пыталась поднять головку и выглянуть из колыбели, дрыгала ножками, выскальзывала из рук кормилицы и бросалась к разноцветным предметам, приковывавшим ее взгляд. В общем, с первых же месяцев было ясно, что они с маленькой графиней были вылеплены из совершенно разной глины.

Как ее личный педиатр, я тщательно следил за питанием и развитием, взвешивал ее, исследовал все ее физические и умственные прогрессы. Одним словом, могу с уверенностью сказать, что в те месяцы я был единственным, если не считать кормилицы, кто ближе всех знал принцессу Изабеллу.

– Неужели лучше, чем ее мать с отцом? – удивилась Полисена.

– В отличие от своего брата Уджеро, король не удостаивал дочурку даже взгляда. Позже и он стал любящим отцом, но младенец, завернутый в пеленки, не представлял для него особого интереса. Пока не представлял. Что касается королевы, то она после родов начала мучаться непрерывным кашлем, и именно я посоветовал ей не приближаться к девочке, чтобы не заразить ее. Кормилица показывала ее издалека, всегда скрытую в пеленках и кружавчиках, и бедная мать посылала ей воздушные поцелуи. Потом кашель стал еще хуже, и королеве пришлось уехать в Люльский замок, что находился высоко в горах. Вернулась она спустя шесть месяцев, совершенно здоровая. Но было уже поздно…

– Теперь-то я понимаю, почему моя мама не заметила, что в колыбели другая девочка, – тихонько шепнула Полисена Лукреции. От этого открытия у нее словно гора с плеч свалилась. Значит, она не была равнодушной или, чего еще хуже, сообщницей правителя, как опасалась Полисена. Ее мама просто находилась далеко и тяжело болела. Как она могла догадаться о подмене, если ни разу не видела свою дочь вблизи, ни разу ее не поцеловала, не искупала и не приложила к груди?

– Тс-с-с! – предостерегла ее Лукреция, затем обратилась к старому лекарю: – А что произошло, пока отсутствовала королева?

Она и сама приблизительно знала об этом из признания синьоры Кисли, но все же любопытно было услышать обо всем от прямого свидетеля и во всех подробностях.

– Во дворце разразилась страшная эпидемия, – продолжал старик, – тропическая язва, занесенная попугаями, которых привез в подарок султан Пунджаба. Первыми заболели старики и дети. Мы, врачи, делали все, что могли, но у нас не было достаточной подготовки, чтобы победить экзотическую болезнь, не поддающуюся обычным лекарствам. И потом, нас было слишком мало, а больные с каждым днем все больше нуждались в лечении.

Король Медард послал за мной и сказал суровым тоном: «Королева очень слаба и, возможно, не сможет родить мне других наследников. Поэтому все мои надежды – на маленькую Изабеллу. Ее жизнь драгоценна. Имейте в виду, доктор, если моя дочь умрет, вы в тот же день будете осуждены на смерть и последуете за ней в могилу».

Можете теперь себе представить, в какой ужас меня привели первые признаки болезни на лице маленькой принцессы… И с каким трепетом я ухаживал за ней и днем, и ночью, пытаясь спасти ее любой ценой. Но здоровье Изабеллы с каждым днем ухудшалось. Ее кормилица тоже заболела и умерла, и вот я должен был в одиночку выхаживать наследницу.

Такие же неутешительные новости дошли до меня и из покоев графа Бельви. Эпидемия поразила маленькую Глинду, ее кормилицу и всех горничных. Меня тогда удивило, что граф не звал меня к больной дочери, но я подумал, что ему запретил король, – чтобы я не отвлекался от Изабеллы. И вот в один прекрасный день у меня началось сильное головокружение. Я успел только подумать: «Вот и я подцепил заразу», – и лишился чувств прямо возле колыбели.

Очнулся я спустя десять дней. Я весь горел и был еще так слаб, что лечивший меня коллега не позволил мне вставать с постели в течение месяца. Он успокоил меня, рассказав, что принцесса Изабелла полностью выздоровела – это должно было меня насторожить, но тогда я посчитал это нормальным – ведь новорожденные часто непредсказуемы, – и ею занимается новая кормилица, только что прибывшая из-за города. Между тем, дочка графа Бельви умерла и была похоронена в Кафедральном соборе в гробнице с матерью. Кормилица ее тоже умерла, как и вся прислуга графа, а сам он в отчаянии ходил взад-вперед по комнатам и кричал, что жизнь кончена, мол, дайте ему меч или яд, и он последует в могилу за своей несчастной Глиндой.

Я никогда не видел человека, так искусно игравшего роль. Вы ведь поняли, что у него не было никакой причины убиваться. Напротив, этот мошенник в сердце своем ликовал – пользуясь суматохой и беспорядком тех скорбных дней, он привел в исполнение самую ловкую аферу, которая когда-либо могла прийти в его тщеславную голову.

Он ловко сумел распространить весть о болезни маленькой Глинды – в то время как малышка была здоровее некуда, – лишь для того, чтобы впоследствии оправдать ее исчезновение. Украдкой пробравшись в никем не охраняемую комнату принцессы, он положил на ее место Глинду, пользуясь тем, что обе кормилицы мертвы и никто другой не в состоянии заметить разницы между двумя девочками.

После чего сообщил всем, что его дочь умерла, и инсценировал трагедию безутешного папаши.

Что сталось со второй девочкой, я не знаю. Надеюсь, что ее не похоронили вместо его дочери, я-то знаю, что она не умерла, наоборот, была более чем здоровой…

В этот момент Полисена хотела уже открыть рот и сказать: «Она спаслась. То есть, я спаслась. Я и есть Изабелла!» – но Лукреция так на нее глянула, что у той слова застряли в горле.

– У нас есть сведения, что правитель отнес принцессу хозяйке «Зеленой Совы», чтобы там умертвить, – сказала она.

– Маленькая, невинная бедняжка! – вздохнул старик. – А все из-за проклятой спеси графа Уджеро! Его раздражало, что он второй сын, он всю жизнь мечтал, что старший брат умрет, оставив ему трон. Но когда родилась Изабелла, понял – это больше невозможно. И тогда понадеялся, что хотя бы его дочь обманом станет королевой, – вот и задумал всех облапошить.

На свете остался только один человек, способный его разоблачить, – я. Ведь я много раз скрупулезно осматривал обеих девочек и мог их различить, хотя они и были очень маленькими. Я мог с закрытыми глазами опознать приплюснутый носик и ямочки Глинды, а также форму ее ушей и ног. Точно так же я мог узнать черты другой девочки, то, как она плакала и сосала пальчики…

Граф, не обнаружив меня возле королевской колыбели, подумал, что я тоже мертв. Но когда он узнал, что смерть обошла меня стороной, понял мою необычайную опасность для них с дочерью. Если бы я донес на него, король приговорил бы его к смерти как узурпатора. А Глинду бы отправили вон из дворца и заперли в каком-нибудь монастыре. И мечты его улетучились бы самым жалким образом.

Он даже не подозревал, что у меня не было ни малейшего интереса его разоблачать, так как и я, в свою очередь, кое-что совершил, а признание в содеянном стоило бы мне жизни.

Так вот, граф приказал меня арестовать и бросить в самую мрачную и темную камеру подземелья. Там я и жил еще три месяца назад, то есть когда решил бежать и копал ложкой, день за днем, подземный ход, благодаря которому, вместо того чтобы выйти на свободу, выполз вот в эту камеру. И лишь за несколько дней до побега я узнал от нового тюремщика, для которого соблюдение тишины было слишком нудным занятием, что коварный план графа Уджеро удался на славу.

За все эти годы никто не заметил подмены. Король с королевой воспитали Глинду в полной уверенности, что это их дочь, да и настоящий отец не был лишен ее привязанности – как дядя, он вполне мог с ней общаться и проявлял к ней такую любовь, что после смерти короля Медарда Совет вельмож не сомневался в том, чтобы назначить его правителем.

Так что теперь граф Уджеро Бельви – наивысший авторитет в королевстве, а в будущем его дочь по благословению королевы-матери станет королевой.

– Если, конечно, никто не донесет на правителя и не разоблачит подмены, – добавила Полисена.

– А зачем? – грустно произнес доктор. – Эта новоиспеченная Изабелла, или Глинда – как вам больше нравится, – вовсе не злая и, кажется, не так жаждет власти, как ее отец. Говорят, что она добра и милосердна. Вот и вам прислала напильник, и за зверями вашими ухаживает. Зачем обвинять ее в том, чего она не совершала, унижать ее, низвергать с трона?..

– Как это зачем? – не сдержалась Полисена, которая была вне себя от возмущения. – Да чтобы восстановить справедливость! Вернуть на престол настоящую Изабеллу!

– Это, к сожалению, невозможно, – сказал старик. – Настоящая Изабелла умерла.

– А если она вернется? Если принесет с собой доказательства, что это она?

– Это невозможно, – повторил доктор, качая головой. – Маленькая Изабелла, настоящая принцесса, умерла в своей колыбели. Я своими глазами видел ее предсмертные муки. Я сам положил ее в маленький гроб и отдал могильщику, который похоронил ее на одном из загородных кладбищ.

– Что такое вы говорите, доктор? Вы с ума сошли? – запротестовала Лукреция. – После всех этих лет, проведенных в тюрьме, вы перестали отличать действительность от воображения. Ну и придумали вы про загородное кладбище! Для умершей принцессы существует гробница Пичиллони в Кафедральном соборе! В конце концов, мы точно знаем, что она жива!

– У нас есть доказательства, что Изабелла жива, – продолжала атаку Полисена. – Вытканные золотом пеленки и булавки с изумрудом…

– И еще признание синьоры Кисли, свидетельства повара и посудомоек, которые видели ее, и еще…

– Благодарение Господу! – воскликнул старый доктор, устремляя глаза к небу. – Как я рад, что бедняжка выжила! Теперь этот груз свалился с моей совести. Бедное создание – она была обречена на смерть из-за конкуренции братьев Пичиллони! Но даже если она вернется, у нее не будет никаких прав оспаривать место на троне…

– Ничего не понимаю… Почему не будет никаких прав?.. Что вы имеете в виду? – спросила в замешательстве Лукреция.

– Это значит, что девочка, которую граф Уджеро Бельви вытащил из принцессиной колыбели, чтобы положить туда свою Глинду, и которую пытался ликвидировать, прибегнув к помощи хозяйки «Зеленой Совы», не была королевской дочерью. Это была не принцесса Изабелла!

Глава четвертая

Как это не Принцесса Изабелла? Полисена захлопала ресницами, покачала головой и вопросительно взглянула на Лукрецию. Может, она ослышалась? Старый лекарь хотел ее обмануть или у нее помутился рассудок?

– Кто же это был, если не Изабелла? – вызывающим тоном спросила она.

– Не знаю, – ответил врач. – Думаю, обычный найденыш. Ведь я нашел ее в лесу, кто-то положил ее у корней дерева. В этом лесу полно диких зверей: от волчьей стаи бедняжку спасло только чудо.

– Простите, доктор, я вас плохо понимаю, – вмешалась Лукреция. – Ваша история слишком запутанна. Итак, были две девочки, Глинда и Изабелла, которых поменяли местами. Изабелла была наследницей престола, но ее решили убрать, и ее место заняла кузина. Не так ли?

– Именно так и думает правитель, – вздохнул старик. – Но в этой истории была еще и третья девочка, о существовании которой никто даже не подозревал. Это мой интимнейший секрет, и за все эти годы я не открыл его ни одной живой душе. Вы, мальчики, первые, кто знает…

– Что мы знаем? Мы еще ничего не поняли. Пожалуйста, объяснитесь получше, – чуть не плача попросила Полисена.

– Расскажите историю о таинственном найденыше с самого начала, – настаивала Лукреция, которая уже начинала догадываться кое о чем, что вряд ли обрадовало бы подругу.

– Ну хорошо, – согласился старик. – Итак, вернемся назад, к началу эпидемии, когда король Медард пригрозил мне казнью, если я не сохраню жизнь маленькой принцессе. Прошло несколько дней, и я, как вы уже знаете, заметил, что, к несчастью, маленькая Изабелла тоже заразилась.

С этого момента и начинается секретная часть моей истории. Потому что никто не знает, что я, не желая смиряться с болезнью маленькой пациентки, однажды ночью сел верхом на коня и выехал из города, чтобы попросить совета у моего наставника, престарелого лекаря, который жил в одиночестве в одной из горных деревень.

Но ему не удалось меня обнадежить. По описанным мною симптомам он определил, что болезнь принцессы зашла слишком далеко и ей не поможет никакое лечение. Изабелла должна была умереть со дня на день. Возможно, по возвращении во дворец я бы нашел ее в предсмертных муках.

Попробуйте себе представить, в какой панике я ехал назад в столицу. Я подумал было не возвращаться во дворец, бежать туда, где король Медард меня никогда не найдет. Думал уплыть в Америку под чужим именем из какого-нибудь порта… С другой стороны, совесть и профессиональный долг, а также привязанность к малютке Изабелле подтолкнули меня к решению оставаться на месте и ухаживать за принцессой до самого конца.

Я был так погружен в свои мысли, что свернул с пути к городу и поехал по лесу Таррос, густому и дикому, который кишел вечно голодными лисами и волками. Когда я ехал из города, то старался держаться от него подальше, но теперь был так удручен, что совершенно позабыл об осторожности.

Стало быть, я поехал по таящей опасности тропе, как вдруг мои мрачные мысли были прерваны странными звуками – из-под большого дуба слышались громкие крики. Как раз светало, и мне удалось различить у подножия дерева что-то светлое, какой-то шевелящийся сверток – ребенка! В голове завертелись тысячи мыслей. Тот, кто оставил его на этом месте, наверняка желал ему смерти. Странно, что волки до сих пор его не растерзали! Я остановил коня и хотел спуститься на землю и помочь невинному ребенку, как вдруг услышал громкий топот и какое-то быстрое движение в кустах. «Все, конец!» – подумал я. У меня не было никакого оружия, да и вряд ли мне хватило бы сил бороться с обезумевшим от голода волком. Вне себя от ужаса, я приготовился к зрелищу растерзанного детского тельца. Но из зарослей вышла большая дикая свинья. Скажем, это меня сильно не утешило: я знал много случаев, когда свиньи пожирали новорожденных, оставленных без присмотра в крестьянских домах. Но борьба со свиньей не казалась такой уж неравной. Я соскочил на землю и, подобрав заостренный камень, собрался запустить его в зверя.

Но свинья осторожно улеглась возле ребенка и прижалась к нему животом, потихоньку подталкивая к его лицу двойной ряд сосков, и вот один из них попал в кричащий ротик, который тут же неумело схватил его и затих. Ребенок сосал яростно, личико покраснело, а ручки сжались в маленькие кулачки.

Свинья терпеливо подождала, пока он насытится, поднялась и рысцой побежала в заросли. Тогда я решился подойти и поднять малыша, который как раз заснул. Взял его и внимательно осмотрел. На нем никак не отразилось то, что его бросили, он был крепок и здоров, а по возрасту подходил принцессе Изабелле. Развернув пеленки, я обнаружил, что это девочка. «Это небесное знамение!» – подумал я. Именно тогда мне и пришло в голову подменить ребенка.

Да, я не должен был даже в мыслях обманывать короля и бедную королеву. Но судьба их девочки была, увы, решена, а мне грозила казнь. И в голове моей родился план, которым я никак не рисковал.

Никто из придворных не приближался к Изабелле с самого начала ее болезни, кроме кормилицы, которая как раз заболела и в любом случае могла бы стать моей сообщницей – ведь ей король угрожал той же участью, что и мне.

Единственное различие между девочкой-найденышем и принцессой – у последней почти не было волос, а те немногие, что выросли, оказались очень светлыми, как у ее матери, и глаза голубые. А найденыш обладал густой темной шевелюрой и темными, как угли, глазами. Но всем известно, что у многих детей спустя несколько месяцев после рождения выпадают волосы, а те, что вырастают на их месте, могут быть темнее. Точно так же в первый год жизни может измениться цвет глаз. Кроме того, король Медард был кареглазым брюнетом. Его не удивят темные волосы дочки, когда он наконец соблаговолит усадить ее к себе на колени.

Словом, я спрятал ребенка под полой и, вздохнув с облегчением, вернулся во дворец. Я еще надеялся, что мое решение не будет окончательным. Что Изабелла каким-нибудь чудом исцелится. В любом случае, я счел своим долгом унести из леса это беззащитное существо, этого нежного поросеночка, как мне хотелось его называть.

Когда я вернулся во дворец, кормилица металась в жару и бредила, а крошка Изабелла с трудом дышала в своей серебряной колыбели в форме аиста. Я попробовал облегчить страдания обеих при помощи лекарств. Но ночью кормилица скончалась. Принцесса же прожила еще несколько дней, медленно угасая.

Я послал за козой, которая ее кормила, и молока хватало для маленькой гостьи – я ее тщательно скрывал, а также ежедневно намыливал ей головку и брил наголо своей бритвой, оставляя гладкий, как ладонь, череп. Кроме того, я внимательно обследовал ее тело, чтобы убедиться в отсутствии каких-нибудь особых примет, родинок, родимых пятен и швов – они могли ее выдать, ведь у принцессы таковых не было.

И вот, когда Изабелла, несмотря на все мои попытки до последней минуты спасти ее, закрыла глаза, я одел ее в самое красивое платье – из розовой парчи с крошечными жемчужинами, – и уложил в крошечный гроб, выбрав самый простой и неприметный.

В те дни во дворце каждый день хоронили по четыре-пять человек, и могильщики были своими в доме. Я отдал гробик одному из них и сказал, что маленький покойник – чтобы не вызвать подозрений, я выдумал, что это мальчик, – сын одной из недавно умерших бельевщиц, у которого не было больше никого на свете.

Я заплатил ему, чтобы он похоронил его в деревне, родом из которой, по моим словам, была его мать, – я выбрал ее только потому, что она была далеко от дворца. Я боялся, что кто-нибудь обнаружит тело принцессы.

А в колыбель в форме аиста я положил девочку-найденыша, переодетую в принцессины вещи: шелковую рубашку с кружевами, вытканные золотом пеленки, золотые булавки с изумрудами… Никто не догадался о подмене. А самое главное – не догадался и граф Бельви, у которого в голове уже роились преступные планы, потому что он уже ходил повсюду и оплакивал дочь, которая была при смерти.

Спустя некоторое время, как вы уже знаете, я тоже заболел, и целый день принцессина колыбель оставалась без присмотра. Этого момента как раз и ожидал граф! Ничего не ведая о первой замене, он вошел в покои Изабеллы, забрал ту, которую считал своей племянницей, и положил в колыбель маленькую Глинду – она тоже была выбрита наголо, чтобы походить на кузину.

Ну, об остальном вы уже знаете. То есть, предполагаю, вы знаете больше меня о судьбе найденной бедняжки. Так значит, она выжила? И где она сейчас?

– Здесь, – грустно ответила Полисена. – Это я ваш найденыш.

– Но это невозможно! Ведь ты мальчик! – в недоумении воскликнул старик. – Разве твое имя не Людвиг-Паук? Та была девочкой, я-то это точно знаю.

– Она тоже девочка, – объяснила в свою очередь Лукреция. – Мы подумали, что будет безопасней путешествовать, переодевшись мальчиком.

И рассказала ту часть истории, которой не знал старый доктор, в том числе о признании синьоры Кисли и об их пребывании во дворце.

Глава пятая

Когда повествование закончилось, старый лекарь еще несколько минут сидел в молчании, перебирая бороду измазанными в грязи пальцами.

– Так значит… ты и есть девочка из леса… – пробормотал он наконец. – Смотри-ка, я всегда вижу тебя в компании со свиньями. И если бы мне удался подкоп и я не попал именно в эту камеру, ты бы так и считала себя истинной принцессой… И возможно, у тебя бы даже получилось убедить в этом королеву…

Полисена беззвучно плакала.

– Жаль, что я разрушил твои надежды, – продолжал доктор. Потом почесал макушку и задумчиво добавил: – Но мы можем сделать вид, что не знаем друг друга. Готовясь к побегу, я вовсе не собирался восстанавливать справедливость или мстить. Мое единственное желание – это жить в деревне и разводить пчел. Мне абсолютно без разницы, кто теперь взойдет на трон Пичиллони.