Мальчик, который плавал с пираньями Алмонд Дэвид

Глава двадцать первая

Стен строго следует указаниям. Они ведут его через самое сердце ярмарки. Вход в павильон, где сражаются борцы, похож на старинную арку с колоннами, а по бокам – картины: античные атлеты в масках и плащах с капюшонами. Одни стоят, скрестив могучие руки на груди, другие поднимают их, демонстрируют свои бицепсы. На некоторых картинах изображена сама схватка или её итог – один борец уложил другого на обе лопатки. Из павильона доносится рёв невидимой толпы, возгласы ужаса и изумления. Внезапно наступает тишина, и в этой тишине Стен кричит:

– Круши его, Гром!

И тут же – шквал приветственных криков и аплодисменты. Кто-то, по всей видимости, победил. Стен шагает дальше и оказывается около таверны «Дикий кабан».

Усатый толстяк владелец, сам похожий на кабана, протягивает ему через прилавок кусок жареного мяса на картонной тарелке.

– Съешь-ка отбивную, сынок.

Стен принимает тарелку из волосатой руки. И жуёт восхитительно вкусное сочное мясо, и облизывает восхитительно жирные губы.

– Ну как? – рычит человек-кабан. – Съедобно?

– Ага, – отвечает Стен.

– А дальше ты куда? – спрашивает человек-кабан.

– В шатёр.

– Ты хоть слыхал историю про человека, который съел дикого кабана?

Стен качает головой.

– Так он сам в него превратился, в кабана! В жирного борова! Ну, а про борова, который съел человека, ты тоже небось не слыхал?

– Он превратился в человека?

– Может, и превратился бы… Логично, да? Но он не успел. Его охотники застрелили.

– Жалко. – Стен вздыхает. Он думает, каково пришлось семье убитого.

– Ишь ты, какой жалостливый! – восклицает человек-кабан. – А мясо-то вкусное? – Он кивает на остатки угощения в тарелке Стена. – Сам сказал «вкусное». А вот тебе другая история. Ты слыхал про шатёр, который похож на мир?

Стен качает головой.

– Он превратился в обычную ярмарочную палатку. Так и знай.

Стен как раз проглотил последний кусочек мяса. Облизал пальцы.

– И что это означает? – спросил он.

– Это означает, что тебе пора свистеть.

Стен высвистывает «С днём рожденья тебя», и из-за деревьев тут же появляется человек. Он призывно машет рукой. Стен подходит ближе.

– Вы правда поставщик золотых рыбок? – спрашивает он.

– А что? Похож?

– Не знаю.

– А на кого ж я тогда похож?

– Не знаю. На человека.

– На человека? Вот и славно. Слушай, что это ты рассвистелся? Пойдём-ка.

Мужчина протягивает руку к дереву, тянет его на себя, и Стен понимает, что деревья-то ненастоящие – они нарисованы на холсте, на стенах палатки. Там есть всё: и деревья, и земля, и небо…

– Ой, а я думал, что это лес! – Стен ошеломлён.

За спиной у него смеётся-хрюкает человек-кабан.

– Так все думают, – откликается хозяин палатки. – Думают, тут деревья, земля и небо. Одним словом, мир. Но это шатёр. Всего лишь шатёр. Ну, давай быстрее, входи. Меня, кстати, зовут мистер Смит, будем знакомы.

– А я – Стен.

– Проходи, Стен, не топчись на пороге, – говорит мистер Смит.

Глава двадцать вторая

Внутри шатра сумрачно, как в пещере. И тут есть настоящие деревья – Стен проверяет, трогает стволы. Да, эти деревья живые, они растут из земли. Свет тусклый, словно предрассветный. Мистер Смит шагает быстро, поторапливает Стена. Они проходят мимо огромных пустых проржавевших клеток.

– Слоны, – говорит мистер Смит, заметив, куда смотрит Стен.

– Где слоны? – спрашивает Стен.

– В этих вольерах раньше держали слонов. А там – львов. И тигров, и зебр, и медведей. Но это было в стародавние времена, когда мы поставляли всё. Теперь нужны только золотые рыбки. Ну и ещё кой-какая живность. Под заказ. Пошли скорей. И, пожалуйста, смотри под ноги. А то у нас пара скорпионов убежала.

Стен в ужасе смотрит на землю.

– Убежали? А зачем вы вообще держите скорпионов?

– Для представления. Не видел ещё? «Схватка скорпионов»! Да, и если вдруг услышишь, что крылья хлопают, сразу пригнись. Это наш орёл. Обожает приземлиться кому-нибудь на голову. А когти-то у него длинные и очень-очень острые.

Стен смотрит на землю. Потом на небо. Прикрывает голову руками. И слышит, как громко бухает его сердце.

– Господи боже! – восклицает мистер Смит. – Да ты, я вижу, новичок в нашем деле. Как тебя сюда занесло? Кто ты?

Стен онемел от ужаса. Он просто таращится на хозяина шатра. Может, это хозяин всего мира? О чём он спросил? Да-да, он спросил, кто такой Стен и что он тут делает… Как же хочется крикнуть:

И он кричит. Только молча. Но так громко, что мистер Смит наверняка слышит.

– Так зачем ты пришёл? – говорит мистер Смит.

Стен вздыхает.

– Меня прислал Уилфред Достоевски, – отвечает он, еле шевеля губами.

Смит кивает.

– Понятно, – говорит он. – Пошли. – И тут же кричит: – А-а-а! Берегись! Пригнись!

Стен распластывается на земле и обхватывает голову руками. Ничего не происходит. Мистер Смит хихикает.

– Шутка, – говорит он. – Срабатывает безотказно. Да вставай же, чего лежишь? Тебя ждёт поставщик золотых рыбок.

И он уходит.

Глава двадцать третья

Поставщик золотых рыбок сидит за столом, перед ним – множество бочек, через плечо перекинут сачок для ловли рыбы. Усмехнувшись, он подзывает Стена поближе.

– Ты таки нашёл меня! Находчивый, значит. Это залог успеха. Я – Морской Волк. А тебя как величать? И чем травиться будешь?

– Травиться? – тупо повторяет Стен.

– А, прости, ты же новенький, да? У Морского Волка порядок заведён: сначала поболтать-выпить, а уж потом за работу. Тебе могу налить воду, шипучку или черногаз.

Стен внезапно понимает, что очень хочет пить.

– А что такое черногаз? – спрашивает он.

Морской Волк почёсывает кончик носа. Подмигивает Стену.

– Напиток такой чёрный. По секретному рецепту. Вкус отменный. – Он выдвигает ящик стола, вынимает крепкую стеклянную бутыль, наполненную какой-то чёрной жидкостью, и вручает Стену.

– Некоторые говорят, что у них, как выпьют, голова проясняется, в уме считают, как на счётах, – говорит Морской Волк. – А некоторые бегают вдвое быстрее. – Он морщит нос. – Ну, а некоторые вообще странное мелют: мол, с черногазом у них лучше получается пить черногаз. Уж не знаю, что они имеют в виду. Как, говоришь, тебя зовут?

– Стен. – Мальчик отпивает глоточек чёрного напитка. Вкус и правда превосходный.

– Теперь давай поболтаем, – говорит Морской Волк. – Денёк сегодня прекрасный выдался, верно, Стен?

– Да, – отвечает Стен.

– Хотя в прошлую среду было прохладненько, – добавляет Морской Волк.

– Разве?

– Точно, холодрыга была. Но недолго. Не то что мороз в марте месяце. А дети нынешние как тебе, а? А телевидение как испортилось! Хоть не включай. Да мир вообще с катушек слетел! Одна экономика чего стоит! Мыльный пузырь, а не экономика! Послушай, куда мы катимся, а?

Стен потягивает черногаз. Вкус странный, вроде бы ежевичный сок, но туда будто подмешали сардин.

– Я тебя спрашиваю! Куда? – повторяет Морской Волк.

– Не знаю, – признаётся Стен.

– Вот и я не знаю. Я как раз вчера вечером говорю Макинтошу, ну, помнишь, тому, что женился на той девушке из Пембрука, той, что прихрамывала после того, как в три года упала с велосипеда… Так я ему и говорю: «Что с нами будет? Куда мы катимся?» Он, конечно, тоже понятия не имеет. Неудивительно, кстати, если учесть, сколько он пережил со своей несчастной собакой. Но ведь никто же не знает, а? Включишь телевизор, а они там из пустого в порожнее, из пустого в порожнее. И щёки раздувают, будто знают, как жить. А на поверку – пшик. Никто ничего не знает. Но им лишь бы языком молоть. Понимаешь, о чём я, а, Стен? Слушай, а мусору-то, мусору кругом! Не то что в наше время, а? Я, кстати, считаю, что во всём виноваты учителя. Полный упадок. А «С днём рожденья тебя» не помогает! Хоть пой, хоть свисти – если ты родился в сентябре, то в феврале тебе отмечать нечего, но почему-то люди этого понять не в состоянии. Зато они всегда чего-то ждут. Хотя бы и света в конце туннеля… Слушай, приятно было поболтать, Стен, но дел-то по горло. Боюсь, я не смогу с тобой целый день лясы точить. Да и какое отношение всё это имеет к цене на рыбу?

– Не знаю, мистер Морской Волк.

– Вот именно! Итак. Тебе из A, Б, В или Г?

Видя, что Стен совсем не понимает, о чём речь, поставщик рыбок уточняет:

– Ну, что тебе нужно? Золотые исполинки? Золотой стандарт? Золотые ни-рыба-ни-мясо? Или маломерки?

Стен недоумённо молчит.

– Ладно, – говорит Морской Волк. – Пойди-ка сюда, взгляни на них, а я поясню.

Он подводит Стена к бочкам с рыбками. И объясняет, что Золотые исполинки в бочке A – самые лучшие и дорогие, а Золотые маломерки в бочке Г – самые тощие и дешёвые. Стен смотрит на рыбок. И все они для него – красавицы: и шикарные исполинки, и снующие туда-сюда маломерки, и остальные – любых размеров.

– Они прекрасны! – восклицает Стен. – Все до единой!

И обитатели бочек словно бы слышат его – несколько рыбок поднимаются к поверхности и поворачивают глаза и ротики к Стену.

– Ого! Здорово! – говорит Морской Волк. – У тебя хватка. Могу набрать смесь, если захочешь. Тебе сколько надо-то?

– Полстаи.

– И для кого?

– Для Уилфреда Достоевски.

– Знаю-знаю такого! – оживляется Морской Волк. – Давний мой клиент.

Он возвращается к столу и открывает папку.

– Так я и думал, – говорит он. – Уилфред Достоевски обычно берёт маломерок.

Стен кивает. Он тоже это предполагал. Тринадцать рыбок, которых он спас в свой день рождения, были явно из бочки Г.

– Но, говорят, этого твоего Достоевски в последнее время подменили.

– Как подменили? Кто?

– На ярмарке, Стен, любая новость распространяется в мгновение ока. Все говорят, что Достоевски повстречал какого-то мальчишку, который возымел на него большое влияние. – Морской Волк закрывает папку и вглядывается в Стена. – И как, по-твоему, Стен? Подменили?

– Не знаю. Я же раньше его не знал.

– Раньше, чем он с тобой познакомился?

– Не знаю, – повторяет Стен.

Морской Волк улыбается. Подмигивает.

– Для меня удовольствие и честь принимать тебя здесь, Стен, – говорит он. – И знаешь, я тебе всё-таки смешаю полстаи из разных бочек. Хорошо?

– Хорошо, – отвечает Стен.

Морской Волк снимает с плеча свой сачок и поочерёдно окунает его во все четыре бочки. Зачерпнув рыбок, он плавно перемещает их в переносной пластмассовый садок, наполненный чистой водой. Рыбы сбиваются вместе, потеснее – привыкают к новому обиталищу, а потом вдруг разом расплываются по углам: исполинки туда, стандарт сюда, ни-рыба-ни-мясо к задней стенке, маломерки к передней.

– Забавно, – усмехается Морской Волк. – Они ведь так всегда делают. Ну, только посмотри на исполинок! Как они роскошны, а! Ну, что молчишь, Стен?

– Да, роскошны, – откликается Стен.

– А тебе-то, Стен, тебе самому какие нравятся?

Стен вглядывается.

– Недомерки, – говорит он, помолчав.

Морской Волк снова усмехается.

– Так я и подозревал. Может, потому что ты сам ещё недомерок? – Он хохотнул. – Ростом не вышел, а, Стен?

Морской Волк улыбается.

Стен роется в кармане, достает пригоршню монет.

– Сколько они стоят? – спрашивает он.

Морской Волк забирает несколько монет с протянутой ему ладони.

– Этого хватит, – говорит он. – Теперь встань ко мне спиной, надену на тебя садок.

Он поднимает пластмассовый садок, с которого свисают ремни-бретельки. Морской Волк продевает руки Стена в ремни, закрепляет на плечах. Садок с водой очень тяжёлый, но на плечах он как влитой. Стен чувствует, что там, у него на спине, плещется вода. И движения рыбок он тоже ощущает. Как приятно-то!

– Удобно приладили? – спрашивает Морской Волк. Стен кивает. – Ну, раз такое дело, тебе пора. – Он касается плеча Стена. – А знаешь? Маломерки твои любимые на поверку всегда оказываются лучше всех.

Стен прощается. И уходит. Мимо пустых ржавых клеток, позабыв о скорпионах и орле. У него на спине играют-танцуют рыбки. Садок с водой сияет.

Глава двадцать четвертая

Внезапно Стен снова очутился на ярмарочной площади. Как он вышел из шатра? Он не знает, не помнит. Что ж, можно и в обратный путь – мимо «Дикого кабана», к Ниташе и Достоевски, там теперь его дом. За ним тут же пристраиваются дети: тычут пальцами в прозрачный садок, разглядывают рыбок и наперебой клянчат, молят, выпрашивают. А Стен смеётся и отвечает, что рыбок дают только тем, что придёт охотиться на уток в прицепе у Достоевски.

– У нас всем призы достаются! А приз – золотая рыбка! – говорит Стен и очень гордится, что так успешно рекламирует свой аттракцион.

Дети обещают, что придут, непременно придут, и Стен счастлив их дружбой и радостью, счастлив быть частицей ярмарки… Он и вправду дома! Но у него опять возникает странное чувство: за ним кто-то следит. У шатра с борцами он останавливается, озирается. Чуть в стороне, в тени, стоит незнакомец.

Дети ахают. Они старожилы ярмарки, и они этого человека узнали!

– Это Панчо!

– Нет, не может быть!

– Он, точно он. Я видел его в прошлом году в Марракеше.

– Это Панчо!

– Панчо Пирелли!

И вдруг Панчо выходит из тени и направляется в их сторону. Дети стихают. Стену передаётся их волнение, он тоже дрожит. Панчо смугл и темноглаз. Одет во что-то синее. А идёт он прямиком к Стену!

– Ты – Стен, – говорит он. Голос мягкий, иностранный и точно водой разбавленный… – Я ждал тебя, Стен. Все эти годы я знал, что появится мальчик. Такой, как ты. И вот ты здесь.

Он протягивает руку. Стен тоже, и ему отчего-то кажется, что он знает Панчо уже давно, очень-очень давно.

– Я наблюдал за тобой, – продолжает Панчо. – Ты работаешь с золотыми рыбками. А на моё представление придёшь?

– Да, но…

– Меня легко найти, Стен. Любого спроси, подскажут. Приходи завтра на шоу, а после ещё поговорим.

Он поворачивается, уходит. Дети выдыхают и снова начинают галдеть.

– Панчо Пирелли! – шепчет один малыш. – Я видел настоящего Панчо Пирелли!

– А почему он наблюдал за тобой, Стен?

– Не знаю, – отвечает Стен. – Понятия не имею.

– Он самый великий артист!

– А мы думали, он давно умер.

– Мой папа рассказывал, что его съели.

– Съели? – Стен опешил. – Кто?

– Рыбы его, кто ж ещё? Ну, значит, не съели. Пожевали и выплюнули.

– Говорят, он стареет. И его скоро съедят, если не поостережётся.

Стен в недоумении, но отвечать на его вопросы уже некому – дети разбежались, чтобы похвастаться родным и друзьям, что они целую минуту стояли рядом с великим Панчо Пирелли.

Глава двадцать пятая

Достоевски любуется рыбками. Молодец, парень! Выбрал так выбрал! Красотки! Он долго нахваливал Стена, но вдруг осёкся.

– Ты слышал, что я несу? – с удивлением спросил он. – Восторгаюсь золотыми рыбками! Ещё три дня назад мне бы такое во сне не приснилось! А тебе?

Стен пожимает плечами.

– Нет, пожалуй, – соглашается он.

– Ты странный, – говорит Достоевски, всматриваясь в лицо Стена.

– Я?

– Ты, кто ж ещё. Ты, малой, на меня как-то… влияешь, что ли… – Он лихо вскрывает бутылку пива и пьёт большими глотками.

За день небо раскалилось, как огненная печь, но вот оно начинает темнеть, густеть… Достоевски говорит, что «Утиную охоту» и прочие мелкие аттракционы с наступлением сумерек проще закрыть – всё равно никакого дохода. По вечерам народ ищет острых ощущений и ярких огней. Люди хотят визжать на «Музыкальном экспрессе», орать и выть на «Американских горках», шарахаться от призраков в «Доме с привидениями», обмирать от ужаса у «Стены смерти». Они хотят кружиться и кружиться – до умопомрачения, хотят падать камнем и взмывать в небо. Душа их просит разгула, жирных бургеров и пряных соусов.

Достоевски сидит на ступеньке автоприцепа. Рядышком сидит Стен. На небо как раз выкатывается луна: она освещает ярмарку, и огни становятся ярче, а музыка громче – разливается во всю ширину ночи.

Стен рассказывает о встрече с Панчо Пирелли.

– Значит, верно, – бормочет Достоевски. – Он вернулся.

– А что у него за шоу? – спрашивает Стен, но Достоевски качает головой.

– Лучше сам, своими глазами увидишь. Прямо завтра и сходи.

– Он говорил со мной, мистер Достоевски.

– Это большая честь, Стен.

– Сказал, что ждал меня.

– Он? – Достоевски ерошит волосы Стена. – Я тоже.

– Что тоже?

– Мне тоже показалось, что я ждал именно тебя, Стен. Вот увидел, как ты уток этих несчастных чистишь, как рыбок в речной воде спасаешь, и понял: тебя мне Бог послал. Сразу понял. – Достоевски усмехается. – А, может, я свихнулся? Но и ты хорош… Странный ты парень, говорю тебе – странный.

Некоторое время они сидят молча, просто глядят на луну.

– Вот это и есть радости кочевой жизни, – говорит Достоевски.

– Что – это? – спрашивает Стен.

– Да самые простые вещи, Стен. Вот так сидеть ночью под луной, на ступеньках прицепа. Только, говорят, долго смотреть на луну вредно. Спятить можно в два счёта. Так что под луной лучше долго не сидеть.

– Я слыхал, – говорит Стен.

– Веришь? – спрашивает Достоевски.

Стен пожимает плечами. Он и в самом деле не знает, чему верить, чему нет.

– А другие наоборот говорят, – продолжает Достоевски, – мол, лунный свет – самое милое дело. И капелька безумия никому не повредит. Как тебе такая мысль, Стен? В это веришь?

Стен задумывается. О мире, о себе, обо всех странностях последних дней, обо всём, что видел. Он смотрит в небо, в космос. Представляет, как этот космос длится и длится – к звёздам, за звёзды, далеко-далеко. И понимает, что этим мыслям тоже никогда не будет конца.

– Ну? – шепчет Достоевски. – Как насчёт капельки безумия?

Лает собака. А ещё где-то поёт женщина – она выводит прекрасную щемящую сердце мелодию, которая удивительным образом перекрывает ярмарочный гул и ор. Она сильнее, ею полнится воздух.

– По-моему, эта капелька и без того у каждого имеется, – говорит Стен. – Хочет человек, не хочет, никто его не спрашивает.

Достоевски кивает. Он смотрит на Стена с нежностью и уважением.

– Ты прям мудрец, – говорит он.

А потом они просто сидят рядом, улыбаются и подставляют лица луне – пусть себе льёт на них безумие. Не повредит.

Глава двадцать шестая

Уже глубоко за полночь, и Стен лёг спать, но заснуть он никак не может. За окошком ещё искрится и вспыхивает ярмарка, и луна по-прежнему светит с высоты. Садок, который Стен принёс от поставщика золотых рыбок, стоит у самой его кровати. И в нём, шевеля плавниками и хвостиками, искрятся и вспыхивают рыбки. Стен чувствует, как волнуется, как радуется новым друзьям тринадцатая рыбка. Добро пожаловать, слышит он. Добро пожаловать, мои сотоварищи! И вдруг он слышит что-то ещё, что-то более печальное. Всхлипы? Да, всхлипы, причём совсем рядом, не снаружи, а внутри прицепа.

– Ниташа! – шепчет он. – Ниташа?

Ответа нет. Всхлипы не утихают. Стен слезает со своей узкой койки и крадётся в самый конец автоприцепа. Тихонько стучит.

– Ниташа! Ты чего?

– Уйди.

Снова сопение. Всхлипы.