Бизнес в стиле romantic. Отдавай все, не считаясь ни с чем, чтобы создать нечто более великое, чем ты сам Леберехт Тим

Другими глазами

Профессионализм зачастую обрекает нас на слепоту при принятии самых интересных и необычных решений. Дилетанты же делают что-то, потому что они это любят, а не из-за того, что хорошо умеют. Они не получают за вложенные усилия денежные чеки или восторженные рецензии. Тем не менее любители бизнес-романтики могут стать для бизнеса источником вдохновения.

Легендарная компания по производству детского конструктора LEGO смогла вернуться к жизни, оказавшись на грани банкротства, благодаря вовлечению в развитие бренда именно «любителей». Она перенаправила энергию на общества фанатов LEGO по всему миру (как взрослых, так и детей) и прославилась творческой работой своих самых преданных поклонников. Одни фанаты «лего» запустили цикл стоп-кадровых мультфильмов с персонажами, сделанными из кубиков «лего»{106}; «продвинутый юзер» создал цикл фотографий под названием «Легограф» (каждый день он снимал мир глазами крохотного человечка, созданного из конструктора{107}); третий создал специальный набор «лего», чтобы сделать предложение своей подруге – фанатке конструктора{108}.

Самая успешная маркетинговая кампания в фирме Frog Design, где я работал, была проведена на основе работы любительницы, которая даже не знала, чем она занимается. В своей области Эшли Менгер из офиса в Остине была не любителем, а одним из лучших встреченных мной специалистов по дизайну. Но она вышла за рамки профессии и придумала эксперимент исключительно под влиянием желания глубже изучить саму себя. Однажды она написала в своем блоге:

«Кто я? Я люблю стаканчики “Джелло” с желе. Я разработала пять способов упаковки, и они запущены в производство. Я бросаю мусор в корзину вторсырья, если вижу ее по дороге. У владельца моего дома есть компостная яма, которой я почти не пользуюсь. Ощущаю легкие укоры совести, но на самом деле это не моя проблема. Но я не тот человек, которым хотела бы быть. Я мечтаю придумать что-то новое. Я всегда ощущала, что наше мощное производство мусора бессмысленно, и не боялась говорить об этом. И все-таки я лицемерю, когда заявляю о проблемах экологии, но сама не живу по принципам “зеленого мира”. Я изучила, сколько произвожу отходов, и мне предстоит многое изменить»{109}.

И вот в один прекрасный день Эшли стала собирать весь производимый мусор в желтый пластиковый пакет и носить его с собой. К пятому дню он достиг внушительных размеров, и на улицах Остина она стала заметной фигурой. Эшли совершила поступок, вызванный осознанием нашего потребительского поведения, и ее радикальные методы воздействия были наглядны и понятны. Это был эксперимент над собой, который показал, как вести себя в ситуации публичной демонстрации повседневной жизни. Люди реагировали с восхищением, критикой а иногда и с презрением, но она все выдержала.

В своем блоге Эшли вела дневник, который назвала «Мусорный разговор». Там она отмечала весь свой ежедневный мусор и делилась повседневными потребительскими привычками.

Ее инициатива быстро обрела популярность, и уже вскоре к ней присоединились многие коллеги по Frog. Через несколько дней свой мусор коллекционировали наши сотрудники в Шанхае, Сиэтле, Милане. Через неделю после того, как мы стали продвигать «Мусорный разговор» на сайте и приложили некоторые усилия по продвижению проекта в социальных сетях, подобные экспериментальные «мусорные разговоры» стали вести люди, не имевшие отношения к компании. На проект обратили внимание СМИ, и появилось даже мини-движение «Мусорный разговор»{110}.

Что привело к этому? «Мусорный разговор» сочетает стремление к хорошему делу с личной активностью. Это не просто еще одна маркетинговая кампания «по поводу» или одобряемая обществом филантропическая акция крупной фирмы. Проект был запущен человеком, который хотел вести себя ответственно. Эшли не следовала никаким особенным правилам или профессиональным нормам. Ей просто стало любопытно. Любитель, в первую очередь, – это тот, кто любит учиться. Делать что-то с любительским подходом означает сохранять свежесть взгляда, что позволяет нам увидеть и оценить неизвестное в хорошо знакомом.

Напряжение между чужим и знакомым стало девизом одной из самых примечательных маркетинговых кампаний последних лет – «Настоящие красивые фотороботы» от компании Dove. Этот косметический бренд нанял художника-криминалиста, прошедшего подготовку в ФБР. Он был мастером «фотороботов» преступников, которые мы видим под заголовком «разыскивается» и в телевизионных репортажах. Этот человек нарисовал по два портрета десяти отобранных им лично женщин. В первом варианте он использовал только те черты, которыми они описывали сами себя, отвечая на специально заданный вопрос: «Как вы выглядите?» При этом он их ни разу не видел. Второй вариант основывался на описании третьего человека. Каждому из группы дали возможность поговорить с одной из женщин. После этого их сажали в комнате с криминалистом и просили описать, как выглядит женщина.

Dove выпустила документальный фильм, кульминацией которого стала галерея портретов этих женщин, сгруппированных попарно. Дамы по одной заходили в зал и смотрели на портрет, написанный по их собственному описанию, а потом на тот, что был создан по словам третьих лиц. В каждой паре первый портрет выглядел более строгим, закрытым и менее «красивым», чем второй. То есть женщины преуменьшают свою привлекательность, по сравнению с тем, как их видит окружающий мир. «Мне надо поработать над собой», – огорченно заметила одна из участниц, сравнив два портрета.

Dove использовала глаза других людей, чтобы раскрыть красоту, заложенную внутри каждой участницы. Иногда только свежий взгляд может заставить нас оценить то, что стало слишком знакомым и привычным.

Этот фильм напомнил историю, рассказанную моей женой об одном из своих первых мест работы. После окончания колледжа она трудилась в рекламном агентстве в Нью-Йорке и подчинялась вице-президенту компании. Периодически по пятницам они менялись ролями и называли такие дни «клоунские пятницы». Они обменивались столами, отвечали на звонки и даже принимали решения за другого. Вскоре жену повысили до менеджера проекта, и она стала мастером на все руки. Ее начальница была опытным менеджером, и моя жена многому у нее училась. Перемена ролей была лишь одним из способов, при помощи которых руководство фирмы помогало сотруднику «расправить крылья». Но «клоунские пятницы» были не только веселым развлечением в конце недели. Они заставляли вице-президента выйти из зоны комфорта и взглянуть на свою деятельность глазами другого человека. Пятницы становились необычным днем, и непредсказуемость делала их увлекательными для обеих сторон.

Представим, что начальница моей жены просто сидела бы за своим столом и выделяла время в календаре для знакомства со взглядами других людей. Люди часто допускают такую ошибку, трактуя эмпатию как абстрактную идею, которую можно изучать в отрыве от прожитого личного опыта. Германский биолог Якоб фон Юкскюль однажды заметил:

«Лучший способ понять, что не бывает двух одинаковых восприятий мира, – отправиться гулять по незнакомой территории с человеком, который ее хорошо знает. Ваш гид безошибочно пройдет такими тропинками, которые вы сами даже не заметите»{111}.

Художник Джанет Кардифф, известная своими аудио– и видеоинсталляциями пеших прогулок, приглашает зрителей к совершенно новому восприятию мира, когда они гуляют под ее рассказы, звучащие в наушниках{112}.

Многие компании стали моделировать свои тренинги по работам таких художников, как Кардифф. Они превращают тематические, наполненные сюжетом прогулки по городу в источник вдохновения для топ-менеджмента. Участники вынуждены сойти с хоженых тропинок и получают возможность взглянуть на мир под другим углом зрения. В Сан-Франциско группа любителей корпоративных новаций, художников и ученых регулярно отправляется на «мыслительные прогулки» на мыс Марин. Каждый выход посвящен какой-то отдельной теме, и можно составить расписание прогулок для тех пар коллег, которые по своим обязанностям являются в компании антагонистами или вынуждены часто вступать в конфликты.

Между директором по маркетингу и финансовым директором всегда существует естественное напряжение в современных компаниях, потому что у них принципиально разные задачи: директор по маркетингу любит тратить деньги на развитие бренда и привлечение клиентов, тогда как финансовый директор отвечает за уплату налогов, контролирует расходы и постоянно напоминает о «возврате на инвестиции». Последствия такого расхождения могут простираться от неприятной атмосферы до пассивно-агрессивных козней или открытой войны. Недостаток взаимопонимания происходит из противоположности задач, но он не обязательно должен приводить к личному противостоянию.

Во время работы директором по маркетингу в компании Aricent, занимавшейся инжиниринговыми услугами, у меня было множество разногласий с финансовым директором по вопросам бюджета и стратегии развития компании. Однако, уйдя из фирмы, мой «антагонист» прислал дружелюбное письмо, в котором выразил большое уважение к моей работе. Он признавался, что оппозиция была вызвана только занимаемой им должностью.

Но если вы надеваете маску, то можно ее и снять. Представьте, что финансовый и маркетинговый директора вместо того, чтобы обмениваться письмами, раз в неделю отправляются на часовую «мыслительную прогулку», обсуждая разные темы. Сначала это будет казаться странным, но может помочь в понимании себя и принятии другого человека. Насколько богаче станет ваша деловая жизнь, если она превратится в череду прогулок, а не совещаний.

Бродить без карты

Любой бизнес-план представляет собой своеобразную карту, определяющую положение компании относительно других участников рынка. Нам тоже требуются такие карты, но, будучи бизнес-романтиками, мы должны переосмыслить их. Художественно-политическое движение «Международный ситуационизм», существовавшее в 1960–1970х годах, проповедовало идею «психогеографии»{113}. В ходе эксперимента основатели группы отправились в путешествие по одной из германских земель, вооружившись только картой Лондона.

Подобный эксперимент кому-то может показаться экстремальным, но на самом деле мы постоянно оказываемся в ситуации наличия конфликтующих культурных карт. Соберите своих коллег и попросите их начертить план офиса. Каждый участник нарисует свой план, базирующийся на его восприятии пространства. Дайте вашему программисту план, нарисованный секретаршей. Что произойдет, когда один человк пойдет по плану, созданному другим? Попросите потребителей нарисовать карту стратегии развития компании. Будет ли она соответствовать хоть в чем-то такой же, но созданной генеральным директором? Как она будет выглядеть в сравнении со стратегическими планами ваших конкурентов?

В качестве альтернативы попробуйте как-нибудь пойти на работу другим маршрутом. Если прогулка с другим – это акт эмпатии, вынуждающий нас следовать ритму другого человека, то ходьба в одиночестве – это упражнение на сосредоточенность. Фланер, знаменитый архетип городского бродяги, выходит по утрам из дома, не имея в голове никакого плана. Он берет шляпу и трость и идет на улицу, открытый разным тайнам и неожиданностям.

В Нью-Йорке есть кварталы, приспособленные для таких путешественников, а есть районы с шахматной сеткой улиц, словно предназначенные для делового человека, которому необходимо заключить сделку. Он идет по этой сетке кратчайшим путем из одной точки в другую и прекрасно видит свой маршрут (Центральный Манхэттен является примером такого квартала). Недавно мне удалось организовать четыре или пять встреч за день в радиусе десяти кварталов. А вот Вест-Вилледж – территория для фланеров. Это квартал хитрых поворотов, загадочных тупиков, переулков и проспектов. Он просто создан для того, чтобы бродить. Здесь сложно куда-то быстро попасть, но очень легко узнать что-нибудь новое. В Вест-Вилледже трудно вести дела, но это может быть удачным местом для приятного вечера. Насколько ваше рабочее пространство расчерчено подобно центру Манхэттена? А что, если устроить в офисе Вест-Вилледж? Бизнес-романтик каждый день понемногу заставляет людей поднимать глаза от стола и общаться между собой. Он может собирать вместе разные отделы с одной-единственной целью: чтобы люди открывали для себя других. Приглашайте ваших клиентов и сотрудников поработать на компанию в качестве фланера. Если их ведут предсказуемым маршрутом, расставьте на этом пути углы для поворотов, придумайте места и темы для новых открытий.

Подобные экскурсии требуют достаточного уровня неформальности в организации офиса. В фирме Frog Design, которую сотрудники прозвали «сорокаоднолетний стартап», часто повторяли, что для процветания лучше быть водой, а не камнем, подразумевая, что надо не только найти, но и создать свой собственный путь в компании. Это требует большой гибкости, изворотливости и любопытства. Но в качестве принципа организации такие «прогулки» помогут, когда у вас есть достаточно свободного пространства и незастроенной территории.

Постепенно понимаешь, что это – один из ключевых принципов разработки инноваций. Bell Labs, одна из главных фабрик идей в XX веке, родина многих изобретений от транзистора до лазера, была спроектирована именно по такому принципу. Президент Bell Labs Мервин Келли верил в продуктивность работы бок о бок ученых из различных сфер. Он придумал длинные коридоры, в которых поместил физиков рядом с химиками и инженерами. Они были просто вынуждены сталкиваться друг с другом и беседовать{114}.

Недавние исследования показали, что пересечение офисных траекторий повышает уровень сотрудничества между работниками{115}. Сегодня крупнейшие инновационные компании, такие как Google, Samsung, Salesforce.com и Tencent, сделали «случайные встречи» неотъемлемым принципом разработки дизайна рабочих помещений. Архитекторы придумали сложные компьютерные модели, которые на самом деле не отдают ничего на волю случая. Онлайн-ретейлер Zappos для своей штаб-квартиры в Лас-Вегасе даже придумал новый параметр – «столкновения людей» (как сотрудников внутри компании, так и со случайными гостями) для повышения креативности{116}.

Однако все эти примеры тщательно продуманной «случайности» не могут заменить собой подлинную непредсказуемость. Эллисон Арьефф, который пишет для New York Times колонки об архитектуре и дизайне, замечает:

«Единственные, с кем вы сталкиваетесь, – это ваши коллеги, и в какой-то момент происходит бессмысленное погружение в себя, потому что вы постоянно разговариваете с людьми, которые с вами во всем согласны»{117}.

Это наблюдение справедливо и для других сфер жизни. Наш «социальный граф» (принцип, взятый на вооружение Facebook для описания онлайн– и офлайн-связей между людьми) начинает сам диктовать, как нам позиционировать себя в отношении других. Цифровые технологии стали изощренными как никогда в деле персонализации и кастомизации социального опыта (в Сети и вне ее). Каждый пользователь все глубже погружается в собственную культурную и ценностную резервацию, которую Эли Паризер назвал «фильтрующим пузырем». Программные алгоритмы постоянно возвращают людям отражение их собственного имиджа. Чем больше мы кормим программу своими «лайками», «кликами» и «предпочтениями», тем более точную копию нас самих вернет нам алгоритм. Вскоре, если мы не отследим этот момент, то поселимся в зеркальном доме. Весь поступающий к нам контент будет формироваться так, чтобы быть похожим на нас. А где те, кто не похож на тебя? Мы не имеем представления.

Даже романтические свидания рискуют быть сведенными к алгоритмам, поскольку подбор пары осуществляется сайтами знакомств. Общество все меньше руководствуется гражданскими целями и все больше – «предпочтениями». Случайность путешествия минимизируется эксклюзивными предложениями, личная безопасность – привилегиями часто летающим пассажирам и приложениями для путешественников, которые могут выбрать соседей в салоне самолета{118}. Стало больше возможностей, но меньше шансов на случайные встречи.

Технологии могут как усугублять ситуацию, так и послужить лекарством. «20 дней с другим» – это приложение для айфона, разработанное совместно Media Lab Массачусетского института и Центром далай-ламы по изучению этики и переходных ценностей, которое позволяет двум незнакомым людям анонимно делиться своими знаниями о мире на протяжении 20 дней, проникаясь в процессе эмпатией и толерантностью друг к другу{119}.

Развитие экономики «деления» (бизнес-моделей, основанных на распределении ресурсов между потребителями) также способствует знакомству с новыми людьми и ситуациями. Рассмотрим пример Airbnb – онлайн-сервиса для съема квартир или дешевых отелей во время отпуска. Вне всяких сомнений, он подрывает устои{120}. Всего несколько лет назад идея сдать свою квартиру совершенно чужому человеку была бы совершенно неприемлема, но airbnb превратил легитимный бизнес в распространенную социальную практику. Экономический успех Airbnb понятен, но с точки зрения романтика основная ценность этой компании заключается в том, что она вернула путешествиям привлекательность столкновения с неизведанным и неизвестным. Пользователи сервиса выделяют небольшой кусочек своей жизни на знакомство друг с другом. Разумеется, это осознанный выбор, и они заключают соглашение на основе разнообразных знаний о другой стороне, но, в конце концов, для обоих участников это в определенной мере риск, и непредсказуемость контакта составляет существенную часть игры. Вы никогда до конца не знаете, с кем именно познакомитесь, и некоторое волнение превращает ожидание в романтические переживания.

Или, например, компании по вызову такси, такие как Carpooling, Uber или Lyft. Они работают на базе платформы, которая облегчает моментальную связь между водителем и пассажиром. Пользователи оценивают водителя, который, в свою очередь, ставит оценки клиентам, а получающийся рейтинг доверия минимизирует страх перед посадкой в машину к незнакомому человеку. Но и здесь сохраняется элемент случайности, и неизвестность служит ключевым ингредиентом в переживаемом опыте. Возможность познакомиться с новым человеком оказывается важной составляющей формулы успеха, наряду с экономией бензина. К примеру, фирма Carpooling на своем сайте утверждает, что способствовала «16 свадьбам и тысячам дружеских связей»{121}. Интересно отметить, что вначале при организованном подвозе попутных пассажиров были установлены четкие правила, что может, а что не должно произойти в машине.

Uber – «сетевая транспортная компания» – служит отличным примером романтического потенциала экономики участия. Благодаря плотности сети Uber и принципам работы сервиса «по требованию» вы быстрее связываетесь с водителем ее ближайшей машины, чем заказываете обычное такси. Когда вы запрашиваете машину через мобильное приложение Uber, интерфейс программы выдает имя водителя, фотографию, рейтинг обслуживания, текущее местоположение и марку машины. Далее есть несколько минут, чтобы вообразить себе, какого незнакомца подкидывает вам на пути судьба. И когда он приезжает, вы можете поздороваться с ним по имени, немедленно создав минимальную связь между вами. Деловой аспект отношений практически выведен за рамки общения, потому что расплачиваетесь вы кредитной картой на сайте Uber. И водитель, и пассажир могут свободно отдаваться возникшей беседе. Бизнес-модель Uber оказывается более удобной, чем обычное такси, но бизнес-романтики ценят ее по другим причинам – Uber предоставляет в ваше распоряжение услужливого незнакомца, который просто любезно предлагает прокатиться.

Первопроходцы «экономики участия» делают потребление более коллективным и приятным. На следующем, более романтическом шаге, нас могут сделать счастливее, показав, сколько незнакомцев находятся в одном слове от того, чтобы повлиять на нашу жизнь. Психологи-бихевиористы Николас Эпли и Джулиана Шредер провели исследование, которое показало потенциал случайных микровзаимодействий{122}. Они попросили жителей пригородов, ежедневно ездящих на работу в крупные города, заговаривать в поездах с незнакомцами, расспрашивая их о жизненном опыте. Потом сравнили этих людей с такими же, работающими в городе, но живущими в пригороде, кто при поездке избегал всякого общения. Вовлекавшиеся в случайные социальные взаимодействия проявляли гораздо больше положительных эмоций. Даже организаторы исследования были удивлены таким результатом, поскольку предсказывали обратное, и сами, скорее, воздерживались от любых контактов в дороге. Разрыв между ожиданиями и результатами указывает на то, что мы систематически недооцениваем значение легких моментов привязанности, а также возможное влияние незнакомцев на наше ощущение удовлетворенности от жизни. Слабые связи играют как минимум не менее важную роль, чем прочные и давние.

Исследователи Майкл Нортон и Элизабет Данн, авторы книги «Счастливые деньги» («Happy Money: The Science of Smarter Spending»), недавно провели схожий эксперимент, попросив клиентов Starbucks затеять «небольшой, но искренний диалог с кассиром», а не ограничиваться минимальными действиями, необходимыми для покупки кофе{123}. И снова те, кто предпочел человеческий контакт простой эффективности, после эксперимента оказались в более позитивном настроении.

Продажи

Менеджеры по продажам – это участники бизнеса, которым приходится больше всего общаться с другими людьми. Но при этом есть только один, достаточно грубый показатель успеха: сколько денег вы принесли компании. Но менеджеры по продажам – это не только самые общающиеся люди в мире бизнеса, но еще и самые отчужденные. Они зачастую ощущают себя посторонними по отношению к сфере деятельности компаний, на которые работают, – продавцы, оторванные от исполнителей.

У менеджеров по продажам совершенно различные стили работы. Есть «фермеры» (ухаживают за существующим аккаунтом), «охотники» (идут за новыми клиентами) и «финишеры» (приносят готовую сделку в компанию). Но при этом данная работа привлекает определенный тип личности с универсальным набором характеристик: гибкие, агрессивные, голодные и бесконечно оптимистичные. Менеджеры по продажам, с которыми я работал, сначала были теплыми, дружелюбными, командными, а потом внезапно исчезали. Когда я спросил в отделе персонала, что случилось с одним из моих бывших коллег, то мне ответили: «не попал в цель». Именно поэтому менеджеров по продажам иногда называют «бизнес-наемниками»; они склонны перемещаться от ангажемента к ангажементу, легко меняя лояльность, часто не идентифицируя себя ни с одной из компаний, на которые работают.

В своей работе я регулярно получаю звонки от таких менеджеров из зарубежных отделов продаж. Они предлагают мне спонсорство конференции или CRM-решения. Однажды некий парень оставил шестиминутное предложение о продаже в трех отдельных посланиях голосовой почты. «Чем больше ты получишь “нет”, тем больше ты получишь “да”, – гласит 101я заповедь «продажника». Но все-таки мне интересно, в каком мире могли бы быть эффективными такие «холодные звонки»?{124}

Когда-то я и сам занимался таким образом, подрабатывая телемаркетологом во время учебы в бакалавриате. Я работал три дневные или вечерние смены в неделю, состоял в штате кол-центра и обрабатывал звонки, поступавшие от зрителей телевизионных роликов, рекламировавших все – от медалей до подписок платного телевидения. Я принимал звонки и проводил их по сложной технологической платформе, созданной так, чтобы каждый доходил до нужного агента. От меня ждали, что я постараюсь продать более дорогой товар на входящих звонках, но настоящая работа «продажника» – на исходящих звонках, где существовала пошаговая инструкция и бесконечное руководство по ответам на часто задаваемые вопросы, предвосхищавшие любой из возможных сценариев беседы. От меня требовалось дозвониться до неизвестных людей, любого возраста и уровня образования, иногда в самые неудачные часы, и попытаться впарить им всякую всячину. Однажды вечером я позвонил полусотне женщин старше пятидесяти лет в попытках продать антицеллюлитные колготки.

Эта работа вызывала у меня смешанные чувства. С одной стороны, потрясала наглость рекламщиков (моя собственная в том числе), с которой они тревожили людей с непрошеными предложениями в их собственном доме. С другой – я тайно наслаждался получаемыми из первых рук знаниями о психологии продаж. Более того, опыт присутствия в кол-центре, куда более похожем на фабрику с сотней маленьких терминалов и агентов, стал упражнением по борьбе с когнитивным диссонансом – волнующим и напряженным, но странным и отвращающим. Несколько раз я чувствовал себя бараном в стаде, лишенным всякого человеческого достоинства, но были и моменты, когда я ощущал себя самым живым среди людей на земле, наслаждаясь возникновением связи с «другим» прямым и непосредственным образом.

Мы все в какой-то степени менеджеры по продажам: одни убеждают кого-то что-то купить; другие убеждают купиться на какую-то идею. Если рынки – это благожелательные сообщества для социального обмена, то продажи – поиск расположения «другого».

Самое удивительное в моей короткой работе в телерекламе заключалось в том, какой задушевный разговор возникал с некоторыми клиентами. Людям бывает так одиноко, что они благодарны вам за возможность поговорить с другим живым существом. Пожилые люди часто разражались монологами про внуков, и я просто не мог взять и бросить трубку. Бизнес часто начинается там, где заканчивается романтическая связь, но он может оказаться и последним прибежищем для поддержания связи с миром. Деловая активность иногда порождает истинно близкий человеческий контакт в море одиночества и отчужденности.

Процесс продажи позволяет нам обратиться к другому, не беря на себя обязательств по полной эмоциональной вовлеченности в отношения. Любой человек, продающий что-либо, предлагает частичку себя, и, возможно, ахиллесова пята менеджеров по продажам состоит именно в этом постоянном предложении: ежедневные отказы перестают его пугать. По сути своей, быть продавцом – глубоко романтичное занятие. Оно требует состояния незавершенности, менеджер по продажам все время стремится зацепить как можно больше целей, достигуть новых высот. Это бесконечное путешествие.

Социолог Георг Зиммель описал «чужого» как человека, который «приходит сегодня и остается завтра»{125}. Он находится внутри группы, но к ней не принадлежит. Он скорее далеко, чем рядом. Этот «чужой» является стандартным персонажем в литературе, театре и кино, но он также играет существенную роль в деловом мире. Если мы искренне намереваемся «заняться бизнесом вместе» (то, что психолог Стивен Пинкер определяет как финальный жест мира{126}), то должны узнать друг друг иначе. Исследование продолжается.

Действовать как любитель. Сопротивляться ортодоксальности и оставлять место в доме для «белых ворон». Смотреть на мир глазами «другого» и путешествовать без карты. Ловить удачу. Отправляться в дорогу. Делать тысячу «холодных звонков» ради одного момента человеческого тепла. Не все может оказаться знакомым. Разве это не повод для праздника?

Глава 5

Давать больше, чем берешь

Я знаю, что дал тебе. Но не знаю, что ты получил.

Антонио Поркиа

Вот уже более 20 лет каждый декабрь Том Тэйлор и Джером Голдстейн из Сан-Франциско превращают пряничный викторианский домик в квартале Ной-Вэлли в фантасмагорическую картинку, даря праздничное веселье местным жителям, которые называют его «Домом Тома и Джерри». Он стоит наверху самой крутой улицы в городе. Его украшает гигантская 20метровая рождественская елка (норфолкская сосна, приобретенная в 1973 году как комнатное растение) с кучей разноцветных украшений и мишек. Над дверью гаража, оформленного «под камин», висят два восьмифутовых носка, заполненные надувными зверями. Гигантский игрушечный поезд с белым медведем бегает вокруг колеса обозрения, построенного из конструктора. Каждый вечер появляется Санта-Клаус, зачастую в сопровождении хозяев, Тома и Джерри, раздающих буклеты и сувениры. За эти годы дом превратился в популярную достопримечательность для детей и взрослых, место, где происходят чудеса. История дома даже вдохновила создателей документального фильма «Устроить Рождество: взгляд с рождественской елки у Тома и Джерри»{127}. Том и Джерри не принимают пожертвований, поскольку дерево и дом служат «воплощением духа праздников, общего для богатых и бедных, молодых и пожилых, детей всех возрастов, а также это – сосредоточие красоты и разнообразия, которые дарит нам Сан-Франциско»{128}. Дом Тома и Джерри – это дар.

В своей богатой идеями книге «Дар» («The Gift: Creativity and the Artist in the Modern World») об искусстве и экономике поэт и художественный критик Льюис Хайд постулирует, что дар, в отличие от предметов потребления, создает отношения{129}. Вручая кому-то подарок, мы признаем его или ее, и это является самой высшей формой дара. Дарение включает в себя элемент неожиданности: действительно, кто бы когда-нибудь мог попросить о создании дома Тома и Джерри? Хороший дар раскрывает наши потайные желания. А подарочные карты являются «антидаром»: они возвращают право выбора получателю. Деньги в подарок сводят обмен дарами к сделке.

Волшебство дара вызывает в памяти историю, которую я слышал о съемках фильма «Охотник на оленей». Когда на площадке снимали знаменитую сцену свадьбы, режиссер Майкл Чимино постоянно напоминал статистам, что относиться к происходящему надо как к настоящей свадьбе. Чимино попросил статистов принести из дома пустые коробки, завернув их в упаковочную бумагу так, будто это настоящие свадебные подарки. На следующий день эти фальшивые подарки использовали во время съемок как реквизит. Взяв пару коробочек и обнаружив, что они тяжелые, режиссер сорвал подарочную упаковку и увидал, что статисты принесли на площадку настоящие подарки.

Когда сегодня смотришь этот фильм, трудно не заметить удовольствие и радость в глазах актеров, принимающих участие в сцене. Они получают наслаждение, держа в руках настоящие подарки, выбранные реальными людьми. Разве вы не испытываете легкое разочарование на Рождество каждый раз, когда крупные магазины кладут коробки с фальшивыми подарками под деревья?

Бизнес начинает включать идею подарков и пожертвований в шаблоны деловых сделок. Технологический консультант и интернет-издатель Тим О’Рэйлли, занимающийся продуктами и услугами, создающими безопасные экосистемы, рекомендует{130}:

«Создавайте больше ценностей, чем получаете».

Профессор Уортонской школы бизнеса Адам Грант в своей книге «Брать или отдавать» («Give and take») излагает выгоды от щедрости на работе{131}. Грант постулирует, что альтруизм на рабочем месте – это недооцененный источник мотивации. Компании должны быть заинтересованы в поощрении такого поведения, потому что оно улучшает ключевые показатели деятельности, включая эффективное сотрудничество, инновации, качество сервиса и страховки. Одно из исследований Гранта, к примеру, доказывает, что прерывание рутинной работы сотрудника решением какой-либо альтруистичной задачи повышает у него ощущение общей продуктивности, а желание помогать другим лежит в основе успешной карьеры. Он цитирует совет Адама Рифкина, предпринимателя, обладателя самого большого количества контактов в социальной сети LinkedIn:

«Полезно желание уделить пять минут своей жизни кому-то другому».

Бескорыстный вклад может в бизнесе со временем стать самым щедрым даром. Более десяти лет компания Frog Design проводит открытие конференции «Юг через Юго-Запад», авторитетного ежегодного собрания IT-сообщества в Остине{132}. Каждый год Frog заявляет новую тему (от «Игра со временем света» до «Другой сингулярности»), прорабатывает дизайн и строит разного рода интерактивные стенды, инсталляции. То, что начиналось как небольшой праздник для друзей и локального сообщества, с годами превратилось в обязательное для конференции мероприятие, одно из крупнейших во всей IT-индустрии. В 2013 году на нем присутствовало три тысячи человек.

Работая во Frog, мне довелось наблюдать за тем, с каким увлечением год за годом готовился этот праздник. Возглавлял команду неутомимый Джаред Фиклин, гений дизайна и мастер проведения церемоний. Там были реальные версии компьютерных игр (от электротенниса до живого тетриса), гибридные устройства (например, мой любимый аттракцион «тамблер») – сервис микроблогов, включающий в себя множество картинок, оснащенный датчиком движения «ручной горшок» с видеоэкраном, который показывает, занят ли туалет. Любую дикую идею Джаред и его команда могли воплотить в жизнь.

Самым замечательным на этой вечеринке была ее внерабочая обстановка. Команда Frog работала в основном вечерами и в выходные, но тем не менее альтернативная стоимость оказалась высокой. Но эти инвестиции принесли значимый возврат средств. На вечеринку собрались СМИ со всей страны, что дало возможность произвести сильное впечатление на клиентов и пообщаться с ними, а иногда затеять новый проект. Но, говоря откровенно, это не шло в сравнение с теми часами, которые команда Frog потратила. Если бы средства были направлены напрямую на развитие бизнеса, эффективность оказалась бы значительно выше. Подготовка к вечеринке на три месяца заняла почти всех сотрудников. И каждый год мы задавали себе один и тот же вопрос: «Оно того стоит?» И ответ был: «Разумеется! Это не предмет для дискуссий».

Бизнес-романтики умеют видеть красоту в такой работе. То, что мы никак не могли подсчитать ROI (возврат-на-инвестиции) по затратам на производство и творчество, превращало вечеринку из продукта в ценный дар для организаторов и участников конференции. Она стала итогом исключительной вовлеченности и тяги к неизвестному.

Бизнес предлагает и другие, еще болеенеожиданные варианты дарения. 1 апреля 2013 года Google объявил о запуске бета-версии Google-запаха, признавая тем самым, что в течение десяти лет компания пренебрегала обонянием как важным инструментом поиска{133}. Быстро выяснилось, что это первоапрельская шутка, но сама идея моментально распространилась по интернету. Известно, что 1 апреля предоставляет уникальные возможности для брендов, с которыми связаны устойчивые ожидания, и можно ломать шаблоны{134}. Но с первоапрельскими шутками различных брендов есть еще один интересный момент: они являются причудливым примером бизнес-щедрости – в форме шутки дают больше, чем берут. Разумеется, умные маркетологи используют это для продвижения имиджа бренда и развития лояльности к нему. Но еще важнее то, что они разрешают нам «дурачиться».

Дарение открывает возможности использования валюты нового типа в повседневной жизни. Однажды утром в ближайшей к моему дому кофейне один мужчина угощал каждого пришедшего гостя (а их собралось около десятка) неограниченным количеством кофе. Бариста (специалист по приготовлению кофе) казался немного смущенным, когда человек объявил о своем подарке, но все в зале радостно согласились и принялись благодарить щедрого спонсора. Когда каждый получил свой кофе, человек начал небольшую речь, признавшись, что оплатил всем кофе, чтобы привлечь пару минут внимания. Таким образом он обратил свой подарок в некоммерческую выгоду, «купив» наше время.

Несколько недель спустя я обедал с одним приятелем в деловом центре Сан-Франциско. Мы были увлечены разговором, и я не заметил, что у меня украли бумажник. Обнаружил пропажу только тогда, когда собрался расплатиться с официантом кредитной карточкой. Мы сидели на открытой террасе, и вокруг было совсем немного посетителей. Украденный бумажник подобен выпавшей клавише в клавиатуре или внезапно появившейся дырке в зубе – это моментально нарушает ваше привычное равновесие.

Я немедленно позвонил в банк и заблокировал кредитные карты, а затем отправился в кровать, так как при мысли о том, сколько документов придется восстанавливать, у меня разболелась голова. На следующий день раздался звонок в дверь, и незнакомый голос произнес: «Тим?» В ожидании худшего и злясь на весь мир, я прорычал: «Да, что вам угодно?» – подразумевая, что там стоит какой-нибудь коммивояжер. А человек произнес: «У меня ваш бумажник». Я спустился на первый этаж и открыл дверь. Там стоял незнакомый человек с подростком. Он сказал, что нашел бумажник и узнал меня по водительскому удостоверению. Все кредитки и документы остались нетронутыми, только наличность забрали. Я испытал громадное облегчение и все-таки оставался в замешательстве. Как мне реагировать? Каков был мотив человека? Я искренне поблагодарил его и спросил: «Можно я дам вам денег?» – хотя и не был уверен в правильности такого вопроса. Его ответом стало решительное «Да». Он указал, что потратил бензин на то, чтобы доехать до моего дома. Я протянул ему 20долларовую банкноту и поблагодарил еще раз, ошеломленный этой встречей-сделкой.

Обе ситуации – «кофе-подкуп» и «налог на бумажник» – сначала вывели меня из равновесия. За каждым актом доброты скрывалась потенциальная сделка. Сначала я чувствовал себя обманутым, одураченным, полагая, что, когда благодеяние становится валютой, оно перестает считаться добротой. Однако, поразмыслив, я изменил свое мнение. Человек в кофейне покупал мое внимание. А незнакомец, вернувший бумажник, сделал это, ожидая вознаграждения. Но благодаря им в моей жизни произошли значимые эпизоды благородства. Для романтика мотивация является побочным фактором. Дарение важнее вознаграждения.

Использование доброты в качестве валюты хорошо проявляется в таком движении, как «Подвешенный кофе»{135}. Идея очень проста. Человек заранее платит за кофе, который достанется кому-то другому. Например, вы заказываете четыре кофе и предупреждаете баристу, что три из них являются «подвешенными». Клиент выпивает одну чашку, а бариста раздает остальные. Этот обмен подразумевает тайный подарок внутри обычной сделки. Идея «подвешенного кофе» родилась в итальянском Неаполе, а потом распространилась вирусными роликами через фейсбук. С той поры она обрела популярность во всем мире, перекинувшись с кофе на сэндвичи и даже горячие блюда{136}.

Портал социальных новостей и развлечений Reddit придумал свою собственную гибридную форму подарка-сделки. «Случайные акции пиццы» позволяют пользователям Reddit покупать ее для друзей в Сети, в зависимости от того, насколько интересными окажутся запросы о пицце{137}. Разумеется, прежде чем отправить запрос, человек должен стать пользователем Reddit. Предполагается, что, получив пиццу, он «передаст ее дальше» для кого-то другого. Пользователи объединяются благодаря шуткам и игре слов. Система процветает потому, что сам процесс оказался очень веселым.

Шоколадный бренд Anthon Berg открыл магазин в Копенгагене, работающий по схожему принципу – «щедрая лавка» просит посетителей заплатить за шоколад не деньгами, а обещанием сделать что-то хорошее для своего любимого человека{138}. Как и «подвешенный кофе», и «дарение пиццы», это превращает сделку в акт дарения и конвертирует щедрость в «твердую» валюту.

Компания L. L. Bean, производящая верхнюю одежду, знаменита своей абсурдно щедрой политикой возврата вещей. Она часто становится жертвой готовности дарить. Ходит миллион историй о том, как в ящиках возврата оказывались 20летние рюкзаки или грязные ботинки. Каждый раз фирма отвечает: «Нам было приятно иметь с вами дело».

Сегодня самой широкой ареной для щедрости стали социальные сети. Находясь в фейсбуке, твиттере, инстаграме, мы постоянно больше отдаем, чем берем, отправляем какой-то пост, на который нет ответа и немедленной реакции. Мы чрезмерно делимся. По данным исследования 2013 года, проведенного Pew Research Center, почти каждый пятый взрослый пользователь интернета выкладывал в Сеть личные видео. Многие думали, что их «творения станут вирусными»{139}. Моментальное распространение контента и информации о событиях может запустить волны, растущие по экспоненте.

Либа Рубенштейн, директор по стратегии и развитию сервиса микроблогов Tumbler, видит, как из культуры распространения информации в социальных медиа вырастает новый тип активности. К примеру, когда во время президентских дебатов 2012 года Митт Ромни произнес свою печально известную реплику про «папки, набитые женщинами», тамблер стал одной из площадок, которые мгновенно размножили эту фразу, сделав ее интернет-мемом. «В ней кристаллизовалось то, что волновало очень многих женщин на этих выборах. А затем люди перенесли эту идею и в офлайн, добавляя к этой фразе свои интерпретации. Я лично видела женщин, одетых как “папка, набитая женщинами”, на вечеринках в честь Хеллоуина», – рассказала мне Либа.

Для Рубенштейн этот случай стал знаковым примером перетекания явления из офлайна в онлайн и обратно.

«Это часто начинается как шутка, но задевает больной нерв. Люди предпринимают какие-то действия уже в реальном мире, что становится поводом для расширения диалога в онлайн-среде».

Политические и социальные движения, спровоцированные вирусными роликами, обычно первое время не имеют конкретного лидера. Подобно воспламеняющей жидкости, вирусные истории ярко горят и быстро утихают. На одном конце спектра – остаточный след поп-культуры, например реклама с Маленьким Дартом Вейдером{140}, смешные видео с котиками{141} или пародии на фильм «Бункер»{142}; на другом – важные события, привлекающие особое внимание социальных медиа.

С точки зрения прожженного циника эти коллективные «шеры»[11] можно рассматривать как рыночный взаимообмен эго, отчаявшихся добиться признания, но в худшем случае они могут привести к вспышкам онлайн-ярости, скандалов и бунтов. На каждую успешную кампанию по сбору средств на Kickstarter приходится «волна помоев» где-нибудь в другой точке Сети. Вспомните, к примеру, о кампании, связанной с хэштегом #HasJustineLanded, когда противоречивый твит пиар-менеджера Джастин Сакко на тему ВИЧ/СПИД в Африке привел к настоящей охоте на ведьм в твиттере{143}.

Но в лучших своих проявлениях волна распространения роликов в социальных медиа может привести к историям, выражающим самую суть нашей доброты и отзывчивости. Фонд Make-A-Wish произвел настоящую сенсацию своей кампанией «День Бэткида», когда исполнялись желания пятилетнего мальчика, страдающего лейкемией: он хотел на один день стать супергероем. Эту акцию поддержали тысячи добровольцев из Сан-Франциско и аудитория по всему миру{144}.

Ролик с «первым поцелуем» стал еще одним примером такой вирусной любви. Десять пар незнакомых друг с другом людей попросили поцеловаться. В начале 2014 года это стало настоящей сенсацией в интернете, и ролик собрал более 50 миллионов просмотров всего за неделю после размещения. В ролике показан неловкий разговор, когда незнакомые люди пытаются сломать лед и заставить себя совершить это интимное действие. Одни как-то неуклюже ходят вокруг своей пары, другие открыто флиртуют, и им зримо не терпится поскорее приступить к делу. Затем под мелодию песни «Завтра, может быть, мы умрем» пары целуются в первый раз так, словно это последний поцелуй в их жизни{145}. Большинство знакомств оказываются очень напряженными, и целующиеся поражены силой этого опыта. Удивительно наблюдать, как короткий момент сближения с незнакомцем перевешивает легковесность постановочной сцены.

После того как «первый поцелуй» стал набирать популярность в Сети, немедленно посыпались и негативные отклики. Комментаторы обвиняли авторов ролика в подделке, указывая на то, что кампания была заказана производителем одежды, а в ролике снимались профессиональные модели{146}. «Первый поцелуй» действительно оказался рекламой модного лейбла Wren, расположенного в Лос-Анджелесе, логотип которого появляется в начальных и финальных титрах. Весь бюджет ролика составил 1300 долларов (в основном потраченных на аренду студии), а участники работали бесплатно. Но каковы бы ни были мотивы авторов, «Первый поцелуй» доставил миллионам зрителей в Сети несколько мгновений подлинных эмоций. Подобно «кофе-подкупу» или «украденному бумажнику», этот ролик содержал прекрасное взаимодействие внутри сделки.

Рассмотрим историю ведущего радио NPR Скотта Саймона, который вел прямую трансляцию в твиттере от постели умирающей матери для более чем миллиона своих подписчиков. Это был цикл нежных, любящих твитов, в которых Саймон рассказывал, как они проводят последние часы ее жизни в отделении интенсивной терапии. Эти твиты вызвали волну соболезнования и поддержки. Многие совершенно незнакомые люди признавались, что Саймон заставил их разрыдаться и подумать о «хорошей смерти и хорошей жизни»{147}.

В такие мгновения вирусное распространение сплачивает людей в коллективном трауре. Когда из жизни уходят публичные фигуры, такие как Стив Джобс, Нельсон Мандела, актер Филип Сеймур Хоффман или писательница Майя Энджелоу, в обществе распространяется «распределенная печаль», как называют это писатели Пол Форд и Мэтт Бьюкенен:

«Отслеживание в режиме реального времени событий из жизни модных личностей и ленты новостей означают, что интернет со всей смесью черт индивидуального выражения и автоматической сортировки пишет первый набросок эпитафии»{148}.

5 октября 2011 года, в день смерти Стива Джобса, миллионы людей по всему миру оплакивали эту потерю, и всепоглощающая вселенская скорбь заслонила тот факт, что основатель и генеральный директор Apple был одним из последних настоящих бизнес-магнатов. И своей работой, и своей смертью Джобс затрагивал наши глубокие чувства, что сделало его предметом квазирелигиозного поклонения. Почти каждый считал, что без Джобса, без его взгляда на будущее, лидерских качеств и ауры Apple станет просто еще одной прекрасной IT-компанией. Романтика ушла.

В день смерти Стива Джобса я работал во Frog Design. Джобс плодотворно сотрудничал с нами еще в период работы над первыми компьютерами Apple в 1980х годах, и это принесло студии громкую славу. В течение последующих десятилетий каждый выпуск нового продукта от компании Apple убеждал нас в том, что блоги, посвященные технологиям и новым гаджетам, помнят дни нашего славного сотрудничества. Нам никогда не надоедало вытаскивать из пыльных архивов какие-то древние образцы или прототипы, одерживая легкие пиар-победы. Наше сотрудничество с Джобсом оказалось даром, продолжающим отдавать.

Услышав о его смерти, мы моментально решили посвятить всю нашу стартовую страницу прощальному посланию с простым текстом: «Спасибо за все, Стив». Мы отрезали всю навигацию по сайту, и в течение 72 часов никто не мог пробраться дальше стартовой страницы. В течение трех дней наш сайт буквально вышел из деловой среды, чтобы отдать последние почести Джобсу. Изначально у нас были опасения, можно ли отрубать верхнее меню. В конце концов, даже сайт Apple, на котором стоял фотопортрет Джобса и ссылка на похороны, сохранил ссылки на другие якорные страницы – шоу должно продолжаться. Но один из младших членов нашей команды с безошибочным чутьем на настроение момента настоял на более радикальном варианте, и мы реализовали именно его.

Наше решение задевало нервы. Коллеги, партнеры, клиенты и даже конкуренты позднее говорили, что были потрясены нашим посвящением. Возможно, мы потеряли несколько бизнес-контактов, но взамен породили много волн доброй воли. А это – гораздо важнее. Мы смотрели на страницу, раз за разом. Это был наш момент дарения.

Бизнес-романтики предлагают щедрость в качестве базовой стратегии. Помощь другим людям питает наши эмоциональные контакты с миром и позволяет устанавливать связь с чем-то более значимым, чем мы сами. Самый простой путь разрушить систему рыночного обмена – давать больше, чем берешь. От дома Тома и Джерри и первоапрельских шуток до праздника Frog на конференции «Юг через Юго-Запад», от «щедрого магазина» до вирусных поцелуйных роликов и траура в режиме онлайн – все это говорит о том, что наши действия становятся романтическими, когда мы не ожидаем ничего взамен.

Проверяйте, что вы вкладываетесь в дело, к которому испытываете сильные чувства. Будьте чрезмерны в ваших намерениях, внимании, исполнении.

Сверхобещания, сверхобязательства, сверхисполнение.

Когда мы стремимся к красоте, удовольствие часто оказывается побочным эффектом. В конце концов, люди более склонны совершать случайные добрые поступки после того, как съедят плитку вкусного шоколада.

Глава 6

Страдать (немного)

Не хочу я удобств. Я хочу Бога, поэзии, настоящей опасности, свободы, добра и греха.

Олдос Хаксли. О дивный новый мир!

Кондитерская Tartine в сан-францисском округе Мишн – известное место среди любителей кофе и пирожных. Считается, что в этой пекарне делают лучшие круассаны за пределами Франции. Я проезжаю мимо Tartine каждый день по дороге на работу, и меня постоянно восхищает эта терпеливо ожидающая очередь состоятельных людей. Я вырос в Германии и хорошо помню ГДР, где очереди у магазинов были обычным делом – все стояли за самым необходимым (вряд ли в этот перечень вошли бы пирожные из Tartine). Мне по-прежнему трудно совместить в голове эти две картинки. Разве выбор и комфорт не являются отличительными признаками рыночной экономики? Зачем ждать в такой длинной очреди, если на соседних улицах полно кофеен и кондитерских безо всяких очередей?

Я предполагаю, что людям нравится ждать по трем причинам. Первая, самая очевидная, состоит в том, что пирожные в Tartine настолько хороши, что стоят длительного ожидания. Вторая причина – очередь порождает публичное пространство для встреч друзей и соседей. Но есть и третья, самая значительная для романтиков причина – ожидание в очереди дарит небольшой опыт страдания. Силы и время обмениваются на нечто уникальное. Ожидание составляет неотъемлемую часть самого похода в Tartine, это ключевой элемент опыта, ингредиент всего бренда. Tartine и стал таким популярным местом, потому что туда трудно попасть. Ты должен это заслужить.

Здравый смысл подсказывает, что клиентскую лояльность создает приятный опыт. Романтики знают, что эта концепция неверна. Возможно, постоянные посетители кондитерской будут удовлетворены, если исчезнут очереди, но им станет чего-то недоставать. Мы опознаем признаки этого явления во всех аспектах покупательского поведения. Прожить в палатке несколько дней перед фирменным магазином Apple в ожидании выхода нового айфона; провести несколько часов в очереди в Диснейленде ради трех минут с Микки-Маусом; усердно взбираться на горное плато в Альпах ради того, чтобы несколько секунд наблюдать за лидирующими гонщиками на «Тур де Франс» – во всех этих случаях само усилие придает моменту драматизм, повышает ценность события и уникальность твоего опыта.

Возьмем такую программу поощрения лояльности клиентов, как мили для часто летающих пассажиров авиакомпаний. Один из ее принципов состоит в откладывании награждения, что заставляет клиентов проявить терпение в ожидании будущего удовлетворения потребностей. Поражает, что в подобных случаях мы склонны заглядывать далеко вперед (качество, редко являющееся сильным местом человека, как скажет вам любой психолог), а не думать о сиюминутной выгоде. Все это происходит потому, что программы лояльности клиентов дают необычные ощущения с первого момента нашего участия в них. Награда становится тем более значимой, что мы должны вложиться в ее получение – не просто заплатить, а заслужить своей лояльностью.

ИКЕА, продающая практичную мебель, которую необходимо собирать самому, преобразила клиентов. ИКЕА делит трудный опыт на две части: сначала пробежка по магазину по стандартному маршруту в одном направлении, в ходе которой клиенты почти бесконечно петляют между дешевыми и шикарными комнатами в скандинавском стиле, а затем попадание в нескончаемые ряды плоских упаковок, лежащих на трехметровых полках. («О нет, простите, этого сейчас нет на складе».) Если магазин уже сам по себе кажется седьмым кругом ада, то дома в процессе самостоятельной сборки несчастья продолжаются. Винты часто не подходят, соединительные детали отсутствуют, и нередко только что собранный предмет интерьера разваливается после нескольких часов функционирования. Неудивительно, что уникальный опыт страдания, предлагаемый ИКЕА, уже стал культурным мемом со своим собственным фольклором, включая блог, озаглавленный «10 заповедей мебели ИКЕА»{149} (например: «проводи время с удовольствием») или интернет-викторина «ИКЕА или смерть», где проверяется ваше знание названий продуктов ИКЕА в сравнении с названиями музыкальных групп стиля дэт-метал{150}.

Недавнее исследование, опубликованное в Journal Consumer Psychology, легализовало термин «ИКЕА-эффект» для описания такого явления, когда потребители наделяют большей ценностью те товары, которые они собирали своими руками{151}. Исследователи признают, что это требует успешного завершения сборки, иначе сильное раздражение затмевает весь смысл обладания. Критическим является уровень усилий: если они слишком малы, то потребители не вкладываются эмоционально; а если слишком велики, то людей выбивают из колеи трудности на пути к цели. В любом случае усилие составляет неотъемлемую часть опыта.

Все эти примеры потребительского поведения свидетельствуют, что мы преувеличиваем ценность комфорта и недооцениваем значимость жертвы. Вознаграждается наша приверженность чему-либо, которая укрепляется с каждой полученной наградой. Чем больше усилий мы прикладываем, тем сильнее привязываемся к результату. Важной частью уравнения является фрустрация.

«Труд ведет к любви», – гласит исследование, посвященное ИКЕА. А любви без страдания не бывает.

Именно поэтому мы так ценим конференции и мероприятия, проводимые в неудобных местах. Не так-то легко попасть на заседания Всемирного экономического форума, проходящего в горном швейцарском городе Давос. Оказавшись там, вы зачастую сталкиваетесь с пронизывающим ветром и обледеневшими дорожками. Однако я еще ни разу не слышал предложения перенести форум в отель около аэропорта Женевы. Почему по «дороге Святого Яго» в Испании не пустили поезд-экспресс? Не мог бы фестиваль «Горящий человек» проходить в милой винодельческой долине Напа, а не в пустыне Невада?

Эволюционный психолог Ульрик Лингс изучает отношения между жизненными вызовами и счастьем. Когда я познакомился с ним в Лондоне, он описал мне расхождение между нашим биологическим аппаратом и развитой внешней средой обитания как дилемму «мозги каменного века в космическую эру». В статье «Эволюция счастья» коллега Лингса, профессор Дэвид Басс, ссылается на значительные расхождения между средой, окружающей нас и наших предков, как главную преграду на пути к обретению счастья в современной жизни{152}. Мы живем в значительно более безопасной и стабильной среде, чем та, что окружала предков, и нам не хватает «критических событий», которые помогли бы отделить истинных друзей от ложных, оценить свою физическую форму, дать ощущение достижения чего-то значительного. Недостаток критической оценки событий, по мнению Басса, может привести «к одиночеству и чувству отчуждения, которые сегодня испытывают многие, недостатку ощущения глубоких социальных связей, несмотря на наличие многих теплых и дружеских взаимодействий». У бизнес-романтиков есть более четкая формулировка для этого явления – недостаток драмы.

Упразднение драматизма отчасти произошло по вине развития технологий, которые сделали нашу жизнь безопаснее и надежнее. В эру цифровой торговли моментальное вознаграждение и общий комфорт стали главными составляющими сделки. Сегодня мы уже практически любой товар можем заказать в Сети, и нам его доставят прямо к порогу. Мы отдали на аутсорсинг даже наши отношения таким сервисам, как Delightful – «персональный ассистент по свиданиям»; HowAboutWe – устраивает романтические события для женатых пар; или сервисам мобильных посланий BroApp и Romantimatic, которые автоматически отправляют интимные сообщения{153}, а BreakUpText устанавливает шаблоны для автоматических сообщений о разрыве отношений. Создатели приложения считали его поначалу шуточным, но далеко не все сочли это смешным: «Это нехорошее приложение, мои сообщения о разрыве отношений всегда гораздо лучше», – жаловался один из пользователей{154}. И вершиной стал Wevorce – онлайн-сервис, который помогает парам разойтись и отдает на аутсорсинг весь процесс развода{155}.

В эру глобального соревнования брендов и людей комфорт, удобство в использовании и моментальное потребление служат базовыми требованиями к товарам и услугам. Но автоматизируя и передоверяя другим все на свете, где же мы сможем найти те самые «критические события», которые размечают нашу жизнь? Одни приходят к скайдайвингу, альпинизму или сверхмарафонам, другие пытаются собрать мебель ИКЕА и часами стоят в очереди в хваленую кондитерскую.

На своем рабочем месте в повседневном режиме многие из нас используют в качестве источника страданий дедлайны – наш эквивалент подъему на Эверест. Помните презентацию в PowerPoint для вашего начальника? Как вы к ней еще не приступали в день сдачи; как «конец рабочего дня» казался бесконечно далеким, когда внезапно на улице стемнело и ваши коллеги дружно покинули офис? Вы купили латте в кофейне за углом, вернулись к рабочему креслу и сидели в нем до утра, делая слайды один за другим, до рези в глазах. Наконец вы вышли из системы, выключили свет, поймали такси и дома завалились в постель – усталым, но довольным.

Переработка для подготовки предложения или презентации – это эмоциональный опыт, который повышает остроту нашего ума и бросает вызов физическим возможностям. Мы одновременно страшимся его и смакуем. Работа, которую, казалось, легко с себя сбросить, принимает угрожающие размеры у нас на глазах{156}. Возбуждение от сложной задачи можно ощутить физически – усиливается сердцебиение, обостряется чувство времени. Сталкиваясь с таким профессиональным опытом клинической смерти, мы оживаем.

Архитекторы и дизайнеры страдают от синдрома «успеть в последнюю минуту» вплоть до самого конца своей карьеры. Корни лежат в их профессиональном образовании. Студентами их помещают в ситуацию крайне нервной гонки со временем, и с самого начала закладывают такой шаблон поведения. То же самое происходит и у писателей, разработчиков стратегии брендов, рекламщиков, кинематографистов, исследователей, аналитиков, журналистов и представителей других профессий, работающих со знанием: однажды пережив адреналиновую гонку, им сложно удержаться от стремления поучаствовать в ней еще, несмотря на все попытки избежать панического состояния. Мы втайне стремимся к драме и саспенсу[12] и развили удивительную способность вплетать их в свою работу.

Следует отметить, что постановка дедлайнов – это привилегия людей, у которых есть определенная степень автономии в процессе работы; тех, кто не связан монотонными сменами или стандартизованной последовательностью действий. Самостоятельное определение того, когда или как мы работаем, повышает шансы на создание драматических условий дедлайна. Мы как работники интеллектуальной сферы можем интенсифицировать свой опыт, потому что сами определяем момент начала и окончания работы, пик нагрузки и паузы. Без этой «свободы прокрастинации» достичь романтического страдания было бы гораздо сложнее.

Этот вариант жертвы постоянно встречается на рабочем месте, но лучше всего он проявляется среди спортивных фанатов. Совершенно не случайно, что слово «страсть» происходит от глагола «страдать». Фанат привязан к своей команде и каждый раз страдает от поражения. Степень страдания прямо пропорциональна привязанности. Эмоции, переживаемые фанатами во время спортивного состязания, сродни опыту личного кризиса: от возбуждения и эйфории – до шока, травмы и даже депрессии. А глубже всего в памяти остаются моменты не радости, а предельной боли, сердечные приступы после поражений.

Для меня самым романтичным видом спорта представляется футбол, потому что эта «прекрасная игра», как ее часто называют, предлагает не только драму, но и высокую степень двойственности.

«Великим заблуждением будет считать, что футбол – это в принципе победа», – сказал однажды легендарный капитан английской команды «Тоттенхэм» Роберт Деннис Бленчфлауэр{157}.

Ведь футбольный матч может закончиться вничью, причем даже с нулевым счетом. Арсен Венгер, тренер лондонского «Арсенала», пошел еще дальше, заметив: «Отпечаток, который вы оставите в душе человека, гораздо важнее результата»{158}. В лучшем случае фанаты впечатляются прекрасной комбинацией в одно касание и движением игроков без мяча по идеальным геометрическим траекториям. Команды самого высокого уровня, в частности «Барселона» или мюнхенская «Бавария», поднимают эти полуавтоматические-полумеханические действия до высшего удовольствия, исполняя нечто, похожее на танец{159}.

Несмотря на тенденцию последнего времени обожествлять статистику и стремление ввести видеоповторы для отмены решений судьи, футбол сохраняет свою субъективность и непредсказуемость. Произойти может все что угодно в результате человеческих ошибок. Когда выступление не вознаграждается достойным результатом, а «футбольный бог» оказывается несправедлив, сердце фаната истекает кровью, и его фрустрация достигает пика. Но фанат все равно привязан к своей команде и разделяет ее историю. Матч за матчем, сезон за сезоном эти воспоминания складываются в слои, один поверх другого, и жизнь фаната проходит в тандеме с жизнью команды. Даже сталкиваясь с длительной и болезненной чередой поражений, фанат никогда не изменяет своей привязанности и не переключается на поддержку более успешной команды. Быть фанатом значит быть приверженцем веры, зародившейся очень давно. Как и во всех наших самых значимых отношениях, эмоциональные инвестиции никогда не окупаются. Они поглощают и изматывают нас, и выхода быть не может, но романтический капитал растет с каждым просмотренным матчем.

В бизнесе случаются моменты, которые дают человеку ощущение значимости, потому что мы вкладываем такие ценные ресурсы, как время, заботу или внимание. Чем дискомфортнее, сложнее опыт, тем более значимым он ощущается. Чем больше мы жертвуем, тем больше обретаем. Чем ближе дедлайн, тем больше мы оживаем. Для романтика нет ничего более устрашающего, чем легкая, комфортная жизнь: всегда, в любое время, в любом месте. Именно это вы и предлагаете вашим клиентам и сотрудникам? Но почему?

Бизнес-романтики до смерти жаждут страдания (небольшого). Мы знаем, что где-то в зазорах между комфортом, удовлетворенностью и счастьем нас ждет романтика. Попросите ваших клиентов и коллег совершить усилие. Сделайте так, чтобы достижение вознаграждения для них шло через преодоление. Пусть они подождут. Обманите их ожидания, чтобы они оценили то, чего не могут достичь. И посулите высшую награду – перманентную неудовлетворенность.

Глава 7

Притворяйтесь!

Все ложно, все возможно, все полно сомнения.

Ги де Мопассан

Картина австралийского режиссера База Лурмана «Великий Гэтсби», вышедшая в 2013 году, стала лидером по кассовым сборам. Однако в то же время ее сочли великим мошенничеством{160}. Кинокритики ополчились на Лурмана за навязывание своего авторского видения. Вместо того чтобы воссоздать настоящий мир «реалистичной» повести Фицджеральда, Лурман придумал вымышленный мир, карнавальную пляску с мишурой и гротеском{161}. Мне, в отличие от многих рецензентов, фильм понравился, было ощущение, что я смотрю на мир Гэтсби через светящийся дискотечный шар, в котором все блестит и сверкает. Этот мир реальнее, чем сама реальность, – настоящий праздник подделки.

Лурман и раньше не был чужд этой эстетики. Мы наблюдали ту же кинематографическую магию и в Париже XIX века в его «Мулен Руж», и в шекспировской Вероне в «Ромео + Джульетта». Любому, кто ищет достоверного воспроизведения мира Фицджеральда, лучше остаться дома и прочитать книгу. Но почему нам интересен другой способ ее изображения? Любое произведение искусства стремится воспроизвести (подделать) переживание художником реальности. Как это сформулировал Пикассо: «Я часто рисую подделки».

Говоря о Бэнкси, знаменитом своими граффити, провокационная Guardian назвала его «мастером банальности»{162}. Используя трафареты и шаблоны для разрисовывания фасадов зданий и других объектов, Бэнкси предлагает нам свой взгляд на мир со здоровой долей гражданского протеста. Еще более он знаменит созданием ложных изображений и надписей в попытках раскрыть истину. Однажды он оставил в Диснейленде надувную куклу в форме узника Гуантанамо; в другой раз он нанял реального чистильщика обуви для натирания ботинок статуе шагающего Рональда Макдональда в Нью-Йорке.

Схожий вариант провокационной имитации был использован в ходе просветительской кампании, проведенной в Финляндии детским фондом ЮНИСЕФ. В ходе акции «Побудь минутку мамой» они поставили синие коляски в 14 городах и положили в них магнитофон с записью голоса плачущего младенца. Когда люди заглядывали в коляску, то видели там записку: «Спасибо, что обратили внимание, надеемся, что большинство людей похожи на вас. ЮНИСЕФ: Побудь минутку мамой». Реакция публики была оглушительной. Акцию осветили все крупные телеканалы, радиостанции и сетевые ресурсы, за два дня о ней узнали 80 % жителей Финляндии{163}.

Работы Бэнкси и кампании ЮНИСЕФ попали в резонанс с нами, романтиками, потому что мы также предпочитаем интригу информации, а эмоцию – доказательствам. В получившей Пулитцеровскую премию повести «Щегол» Донны Тартт блестяще подчеркнута мистическая связь между истиной и иллюзией: “Между «реальностью”, с одной стороны, и той точкой, где с реальностью сталкивается разум, существует промежуточная зона…»{164}

Наша чувствительность к подобной магии позволяет бизнес-романтикам радостно встречать подделку и разоблачать всеобще признанные истины. Мы расцветаем в этом постоянно смещающемся пространстве, используя его как игровое поле для провокаций и подрывных комментариев.

Нигде это не заметно в такой степени, как в социальных сетях, где грань между реальностью и вымыслом исчезает очень быстро, оставляя ничейную полосу на откуп обманщикам и провокаторам.

Главным примером служит твиттер. Как может подтвердить Карен Уикр, одна из наших бизнес-романтиков, публичная природа твиттера позволяет нам играть, устраивать представления, принимать различные позы и демонстрировать собственные взгляды на мир. Эта среда полна поддельными знаменитостями и пранкерами[13]: такие аккаунты, как @WillMcAvoyACN и @PaulRyanGosling, пародируют мейнстримную культуру, показывая моментальную петлю обратной связи на бессодержательность общества. Такие твиттер-рассылки, как @MayorEmanuel, идут еще дальше, создавая целые аккаунты, освещающие муки и неудачи мэра Чикаго Рама Эмануэля. Эти и многие другие персонажи в твиттере остаются анонимными в течение нескольких лет, привлекая при этом орды читателей.

Возьмем пример Эрика Ярозински: в реальном мире он известен как специалист по германской литературе и философии, но его фанаты по всему миру знают его под маской твиттер-аккаунта @NeinQuarterly. Несколько раз в день верные читатели Ярозински могут насладиться романтической стороной его натуры, выражающейся в афоризмах, игре слов и реальных посланиях из повседневной городской жизни («Капитал заходит в бар. Уходит с двумя»). Сочетая мрачный сарказм с обезоруживающей прямотой, Ярозински использует философию и литературу для подчеркивания извращений и причуд нашей жизни.

«Меня никогда не тянуло к чему-то искусственному, – признавался он в разговоре, – но это выглядит каким-то естественным способом связи. Сегодня твиттер является тем местом, где я могу найти свободу для всех интересных мне идей: непочтительность, игра, провокация»{165}.

Фейковые кампании, проводимые группами активистов, приглашают нас погрузиться в двойственность мира брендов. Серия сетевых рекламных роликов «@Shell: Арктика готова» жестко высмеивает стремление нефтяного гиганта начать бурение у побережья на севере США. На одной из реклам показан тонущий «Титаник» и рекламный слоган: «Больше никогда: Поехали!»{166} Взломанный твиттер-аккаунт Burger King объявил о том, что компания продана McDonald’s, а все ее сотрудники являются наркоманами{167}.

Слияние подделки и реальности прекрасно иллюстрируется рекламной кампанией сети закусочных Chipotle, которая называлась «Пугало». Это был короткий анимационный ролик под веселый кавер[14] Фионы Эппл на песню Pure Imagination{168}. В соответствии с девизом бренда «Выращивать лучший мир» в рекламе обличается промышленное производство с помощью мрачной картинки бедных цыплят, содержащихся в многоярусных клетках. Потребовалось совсем немного времени, чтобы комедийные актеры выпустили пародию под названием «Честное пугало», где высмеивается оригинальный ролик{169}. Примечательно, что оба ролика (подлинный и пародийный) весьма эффективны и оказывают сильное воздействие. Искусство, красота и очарование оригинала несомненны, хотя в сатирической версии он назван циничной подделкой.

Подобные опыты подлинности среди подделок мы часто наблюдаем в нашей повседневной жизни. Как бизнес-романтики мы наслаждаемся ношением различных масок. Сказки братьев Гримм, Венецианский карнавал и Марди Гра, Хеллоуин, Бэтмен, хакерская сеть Anonymous – во всех этих ситуациях мы получаем возможность ускользнуть не только от других, но и от себя самих. Они волшебным образом превращают нас из людей в изображения. Мировые религии уже давно поняли это и использовали маски для изображения архетипичных ролей человека. Таким образом, маски остаются на линии разлома, между буквальным и символическим, утилитарным и трансцендентным. Их надевают для физической защиты – фехтование, кислородные маски или медицинские, которые мы уже привыкли видеть в Азии как средство борьбы с загрязнением воздуха. Они остаются также инструментом маскировки и театрального действа.

В качестве потребителей мы надеваем маски и пробуем различные роли, когда входим в помещения магазинов, покупаем продукты, услуги, культурные мероприятия и воздаем почести брендам. Ральф Лаурен, парень из Бронкса, к примеру, знаменит тем, что приглашал клиентов примерить маску истинного модника среди богачей.

На рабочих местах мы все носим маски. Наше выступление состоит в решении задач и достижении целей, чаще всего поставленных не нами. Но мы разыгрываем свое собственное повествование. Подобные представления стали существенными для оценки наших рабочих навыков. Экономика знания автоматизировала многие из конкретных задач и оставила нам только размытое пространство субъективного: формирование восприятия; выстраивание и развитие отношений; управление собственной репутацией; накопление и деление молчаливым знанием; зарабатывание уважения, популярности, авторитета и влияния. Как пишет Мэтью Кроуфорд в своей книге «Магазинный класс как духовная сила» («Crawford Shop Class as Soulcraft»), мы стали «работниками символического знания»{170}:

«Менеджер должен принимать решения и отвечать за них. Но они могут быть в любой момент отменены тем, кто занимает положение выше в цепочке. Для карьеры важно, чтобы такие отмены не выглядели вашим поражением. Вы должны тратить много времени на управление тем, что окружающие думают о вас».

Если немного преувеличить, то можно сказать, что теперь мы – это не то, что мы делаем или творим, а то, что о нас думают другие. Мы теперь такие, какими нас любят или боятся. Мы такие, о каких нас не говорят. И это имеет далеко идущие последствия. В результате мы скатываемся все дальше от того чувства удовлетворения, которое испытываем, выполняя свою собственную работу. Поскольку мы постоянно работаем с календарем, причинно-следственным списком дел «на исполнение», то единственный способ что-то сделать – это жить в соответствии с собственным брендом, показывать и рассказывать миру о своих достижениях. Это очень переменчивая и зыбкая территория, и многим из нас потребуется помощь другого человека, чтобы пройти по ней.

В результате мы носим маски на работе и выполняем соответствующие ритуалы, придающие защиту нашей хрупкой идентичности: думаем обо всех еженедельных, ежемесячных, ежеквартальных отчетах; регулярно отмечаемся в книге прихода-ухода; участвуем в ежедневных общих стоячих совещаниях команд по развитию продукта; ищем убежища где-то вдали от работы.

Подумайте обо всех специальных комиссиях, рабочих группах и советах, созданных не для более широкого распределения власти, а для формулирования нескольких этапов нашей деятельности. А еще вспомните о графиках роста, которые придумали умные подразделения по работе с персоналом для того, чтобы создать пространство для актуализации наших различных идентичностей, зачастую колеблющихся между «статусом» (например, «старший партнер» или «главный») и «ролью» (лидер в сфере ретейла, региональный менеджер по маркетингу). Некоторые работники интеллектуальной сферы видят в таких ритуалах болото корпоративной бюрократии, но бизнес-романтики стараются извлечь из каждого возможность развития различных сторон своей личности. Иерархия зачастую сглаживает различия, но сегодня существует больше чем когда-либо возможностей для интеллектуального труда, другими словами – для маскировки наших действий.

Желание выбиться из общих рядов нашло свое отражение в инструментах, придуманных социальными сетями.

Один венчурный стартап, остроумно названный Somewhere («где-то»), стремится заменить сеть LinkedIn и более привычные резюме. Это немного напоминает Pinterest для профессионалов. Somewhere – это визуальная поисковая платформа для предприятий. Отдельные личности или команды постят картинки и фрагменты, рассказывая историю своей работы, и таким образом они делятся информацией о том, что им нравится, а что не нравится делать. Somewhere позволяет пользователям представлять себя как неоднозначных, сложных людей со страстями, эмоциями и эстетическими предпочтениями. Эти нарративы связывают их с другими профессионалами, настроенными подобным образом. Если походить по сайту Somewhere, то немедленно становится очевидно, что презентация «работающего себя» – это эстетическое произведение. Все притворяются! Карьеры представляются как что-то двойственное и развивающееся, а профессиональная идентичность воспроизводится через меняющуюся личность. Сооснователь Somewhere Джастин Макмюррей говорил мне:

«Люди на работе ведут удивительную жизнь. Мы надеемся, что поможем им приоткрыть рабочий мир, заглянуть за кулисы, найти вдохновение и партнеров, с которыми им бы хотелось работать».

Разумеется, не все работы в мире эстетически привлекательны и вызывают немедленное восхищение. В 2005 году Джордж Нактриб, кино– и телепродюсер, а также современный художник, представлял материал для биогенетической фирмы Amgen и получил очень интересный эстетический опыт.

«Мы сидели в обычном кабинете без окон с рядами дверей, – рассказывал он. – Во время совещаний там считалось совершенно нормальным, что человек стоит перед своей презентацией и просто зачитывает слайды слово в слово. И никто даже не сказал, что это ужасный способ донесения информации».

Этот опыт вкупе с долгой историей художественного творчества привел Нактриба к созданию своего альтер эго, Стива Мюссельмана, и на 100 % фейковой корпорации YD Industries (YDI), выпускающей все что угодно: от контрацептивной губки динозавра и детских масляных снеков до говядины из питающихся тофу быков. Мюссельман регулярно проводит семинары на театральных площадках Лос-Анджелеса и Сан-Франциско, заявляя, например, такие темы: «Как провалиться» и «Успех YDI». Они дают всю необходимую подготовку, проводя сессии мозговых штурмов.

Все это могло бы звучать чистой сатирой, нацеленной на творческие круги, если бы опыт Нактриба не обрел популярность и среди деловых людей. Живя в Сан-Франциско, центре культуры стартапов, Нактриб понял, что тонкий канат, по которому семинары идут между реальностью и вымыслом, создает плодотворное игровое пространство для исследования инновационного процесса. Недавно он создал команду вместе с бывшим продюсером из дизайнерской фирмы IDEO для проведения семинаров по стартапам.

«Мы провели сессию для группы инженеров, и они пришли в полное замешательство, – с усмешкой вспоминал Нактриб. – По ходу презентации почти все они постепенно включились в работу, увидели ее перспективы. Инженеры привыкли работать в рамках возможного, они стремятся все делать по жесткому алгоритму».

Презентация Нактриба учит театральным импровизационным приемам, таким как «да, но…» – правило, согласно которому каждое предложение по улучшению должно быть встречено позитивом и одобрением всеми остальными участниками. Нестандартное игровое пространство YDI, его абсурдность, ощущение чистой игры удерживали инженеров от критики воображаемых возможностей. После одного из публичных выступлений одна женщина подошла к Нактрибу и сказала: «Я до сих пор так и не уверена, это было все на самом деле или нет». Ничто не могло доставить Нактрибу большего счастья.

Миру бизнеса следовало бы черпать вдохновение у таких первопроходцев, как YDI или Somewhere, и воспринимать «я» как достойное вместилище неисчислимых истин и выдумок, представлений и репетиций, офисов и домов, движений по и против часовой стрелки. Стоу Бойд, экономический обозреватель цифрового мира, отмечает:

«При новом подходе работа – это не место, куда ты идешь, а то, чем ты занимаешься. Это ты сам»{171}.

Пока сотрудников поощряют на познание различных истин, мы не даем нашим лидерам разрешения быть несостоятельными. Мы упорно отвергаем лидеров, которые носят маски, представляясь различными личностями и переключаясь между разными гранями своего характера. На самом деле, снятие масок стало одним из новейших «криков души» современного бизнеса. В своем блоге на сайте Harvard Business Review Питер Фульда требует: «Лидеры, снимите маски», – призывая их просто быть собой{172}.

Пристальное внимание интернет-аудитории еще больше сузило рамки подходящих личин для бизнес-лидеров. Теперь они сидят в стеклянном доме, где любое проявление эмоций потенциально приводит к скандалу. Как они могут повиноваться импульсам, иррационально действовать или выражать непредвиденные эмоции, если тысячи или даже миллионы глаз постоянно держат их под присмотром? От них ожидают цельного, предсказуемого, стабильного поведения. Малейшее отклонение от этого, и их тут же обвинят во «флюгерстве» или заклеймят жуликами. Наше реальное поведение должно всегда совпадать с ожиданиями. Вот основа цельности.

Но одной жизни недостаточно. Как потребители, работники или лидеры мы хотим периодически сбежать от единообразия и цельности и для этого заимствуем черты поведения от таких мастеров иллюзии, как самозванцы или жулики. Мошенники и предприниматели имеют много похожих черт: первый продает видимость, зная, что она никогда не материализуется, в то время как второй хочет верить, что это не так{173}. Оба знают, что обманываться – неотъемлемая черта человеческой натуры.

«Главный секрет искусства состоит в том, что никто не хочет, чтобы оно оказалось правдой», – утверждает психотерапевт Адам Филипс{174}.

«Синдром самозванца» на работе распространен достаточно широко и хорошо исследован{175}, но лучший способ справиться с ним – это наслаждаться им. Гарвардский психолог Эми Кадди, изучающая невербальное поведение, призывает: «Притворяйтесь, пока не станете маской»{176}. Она иллюстрирует свою точку зрения собственным примером. Будучи молодым профессором Гарварда, она ощущала себя самозванкой, сомневаясь в своих академических способностях. Затем она поняла, что это может само по себе оказаться лекарством: она стала притворяться уверенной в себе. Вначале, как это бывает у актера на первых репетициях, такое позирование само казалось ей странным. Но с годами эта роль плавно вплелась в ее характер{177}. Притвориться кем-то другим – это первый шаг к тому, чтобы им стать. Когда мы ведем себя как самозванцы, мы на самом деле расправляем крылья, создавая пространство для более широкой и разнообразной версии нас самих.

Не поймите меня неправильно. Я не призываю бизнес-романтиков становиться мошенниками или мастерами обмана. Но я рекомендую признать, что разум зачастую имеет мало общего с тем отношением, которое формируется у нас к компании или бренду. Было бы глупо игнорировать тот факт, что мы хотим иногда поверить в то, чего до конца не понимаем. Надежда и вера – вот двигатели большинства человеческих начинаний.

Никто не знает это лучше американцев. Нация иммигрантов, к которым отношусь и я сам, по-особому относится к тем, кто достигает чего-то, притворяясь, по крайней мере, вначале. Америку не зря называли «землей обетованной»; мощное воображение и расширенное представление о реальности послужили ключевыми элементами формирования американского духа. Мы всегда больше интересовались будущим, чем прошлым, и стремимся быть иррационально избыточными в своих проектах: возможно, все сможет реализоваться, если мы в это поверим. У нас есть Уолл-стрит, Кремниевая долина и Голливуд, не говоря уже о ежедневных театральных представлениях «внутри Стального пояса». Мы питаемся мифами о героях и городским фольклором. Мы питаем слабость к людям, умеющим убеждать. С самого раннего детства мы учимся рассказывать истории, как превращать в нарратив нашу жизнь, сценарий, личный бренд. Мы помешаны на звездах и любим истории об историях, иконографию, метанарратив[15] и крутые повороты судьбы. Разумеется, между видением будущего и спесью, чудом и миражом, решительным шагом и притворством проходит тонкая грань, но даже циники должны признать, что американская мечта остается самой мощной романтической идеей для любого, кто хочет добиться чего-то в бизнесе.

Бизнес-романтики не боятся притворства. Для преодоления единообразия и непротиворечивости мы можем создать истину из вымысла; сотворить красоту из иллюзии и радикально изменить собственную личность. Романтики больше заинтересованы в субъективном опыте, чем в объективной реальности; в восприятии подлинности, чем в существующей истине. Какая реклама сети Chipotle оказалась более действенной: реальная или пародийная? Ответ бизнес-романтика – обе. Мы ищем эту двойственность во всех аспектах жизни: дубли, предмет и его тень, маска и ее носитель. Это дает нам свободу искажать реальность, фабриковать события, притворяться кем-то другим. Мы постоянно производим новые иллюзии, чтобы защититься от полного разочарования.

Как бренд-маркетологи мы можем создавать фальшивые бренды и проводить кампании, которые выводят на чистую воду подлинные эмоции. Как лидеры мы умеем носить маски, чтобы лучше раскрыть весь масштаб личности и показать, какие мы есть на самом деле. Как работники символического знания мы можем соотнести свой нарратив с заботами об эстетике. Как предприниматели мы умеем имитировать черты мошенников и рисовать в своем воображении мир, пока не совпадающий с реальностью. Все эти усилия рождаются из романтического желания позаигрывать с искусной ложью, с возможностью иной жизни, с идеей, что не все является тем, чем кажется на первый взгляд.

Глава 8

Хранить загадочность

Улыбка – это полуоткрытая-полузакрытая дверь.

Дженнифер Иган