33 счастья Хмельницкая Ольга

Девушка стояла на мокрой траве и чувствовала себя совершенно беззащитной.

– Василий Борисович! – закричала она. – Василий Борисович, вы здесь?

Голос ее прозвучал тихо и как-то сдавленно.

Превозмогая страх, Сушко пошла вперед. Влажная трава скользила под ее ногами, в ушах свистел ветер, сердце билось так сильно, что, казалось, готово было выпрыгнуть из груди.

– Василий Борисович, где вы? – заплакала Виктория.

Девушка поскользнулась и упала, выпустив из рук ножку стула. Прямо в глаза ей ударил свет: рухнув, Сушко оказалась рядом с упавшим чуть ранее на землю фонарем завхоза. Она схватила пластиковый футляр в руки и быстро обернулась, освещая пространство вокруг себя. Тела завхоза видно не было. Виктории показалось, что в кустах раздался какой-то звук, отличный от привычного воя ветра. Что-то там зашевелилось. Девушка отшатнулась, выставив вперед руку с фонариком.

– Василий Борисович, это вы? – крикнула Сушко дрожащим голосом.

Слезы смешивались на ее лице с потоками дождя. Гремел гром. Виктория простояла на одном месте довольно долго, не чувствуя холода и не решаясь подойти и посмотреть на источник шума. Потом она медленно двинулась вперед, обходя кусты справа. Обрыв, ведущий в пропасть, был уже совсем рядом. Внезапно девушка заметила в свете фонаря какой-то предмет, лежавший на самом краю обрыва. Она присмотрелась и прижала руку ко рту, чтобы не закричать.

Это была куртка завхоза, вся исполосованная на лоскутки чем-то острым. Виктория бросила фонарь в траву и что было духу побежала к дому.

Бадмаев нервничал. Он сидел на корточках возле костра и держал руки над огнем. От яркого пламени распространялось восхитительное тепло. Время от времени Юрий вставал и выходил из пещеры, делая тщетные попытки вызвать Шварца по рации. Орнитолог не отвечал.

– Ну что, что могло случиться? – спрашивал ботаник самого себя.

Бадмаев не мог найти себе места, расхаживая по пещере. Полковник внимательно смотрел на него.

– Я бы на вашем месте сходил туда и проверил, какова обстановка, – сказал Рязанцев Юрию. – Пять километров – это не так уж и далеко. Правда, ночью дорога займет больше времени, чем днем.

– А как же вы тут останетесь одни? – спросил Бадмаев.

Он давно хотел так поступить и сходить на биостанцию, но боялся оставить своих новых друзей, один из которых был серьезно травмирован, в одиночестве.

– Мы – сотрудники Службы безопасности, а не туристы, – ответил полковник, – так что ты вполне можешь оставить нас одних. Не беспокойся. Ты и так сделал для нас очень много. К тому же президент поставил перед нами задачу любой ценой сохранить яйцо. Лучше, если ты, бывший спецназовец, будешь там, возле него, чем рядом с нами. В данном случае ценность яйца несопоставимо выше, чем наши жизни. Тот факт, что на биостанции не отвечают, может означать все, что угодно. В том числе и то, что там уже никого не осталось в живых. Так что иди. У тебя есть пистолет?

– Нет, – ответил Юрий. – Откуда? Я уже много лет – мирный ботаник.

– Держи, – сказал Владимир Евгеньевич, протягивая ему свое оружие. – Потом вернешь.

– Я не буду брать с собой вещи, – сказал Бадмаев, – налегке я доберусь до биостанции быстрее. Бегом это займет около часа, с учетом того, что дорога размокла и кое-где от нее остались одни воспоминания.

Юрий встал. Он был легким и подтянутым. Даже под курткой было видно, какие у него широкие плечи и сильные руки.

– Удачи вам, – сказала Ева, пожимая крепкую ладонь ботаника.

Бадмаев тенью выскользнул из пещеры.

Самолет летел над Европой. Часть пассажиров спала. Слюнько храпел. Он долгое время бодрствовал и нервничал, пребывая в сильном возбуждении. Если бы можно было выскочить наружу и подталкивать самолет, чтобы он мчался быстрее, профессор бы так и сделал. Но потом Игорь Георгиевич утомился, удобно устроился в кресле и задремал. Теперь его богатырский храп сотрясал салон. Марьяна не спала. Она вытащила купленное в аэропорту расписание полетов и сейчас прикидывала, где в настоящее время находятся Защокин и его коллеги. Выходило, что в этот момент они летят над Сибирью, тоже удаляясь от Краснодара.

– А нам все равно, а нам все равно-о-о-о, – вдруг пьяно пропел кто-то.

Филимонова повернулась. Бубнов сидел в своем кресле и громко распевал песню.

– Не боимся мы волка и лису! Дело есть у нас! В самый тру-у-у-удный час!

Аспирант отчаянно фальшивил.

– Прекратите шуметь, – возмущенно закричали пассажиры, – вы всех разбудили! Ну что за компания! Один храпит, другой поет, а еще, говорят, ученые, гордость страны!

В ответ на это Слюнько захрапел еще громче. Ему снилось, что он высиживает яйцо, поэтому он был счастлив и не хотел, чтобы этот сладкий сон когда-нибудь заканчивался.

– Мы волшебную косим трын-траву-у-у-у! – вывел Бубнов, не реагируя ни на увещевания Марьяны, ни на замечания стюардессы.

В этот момент мирно храпевший профессор вдруг вскочил, дико вращая глазами.

– Яйцо! Яйцо-о-о-о! – закричал он, судорожно сжимая кулаки.

Пассажиры дружно подскочили. Проснулись даже те, кто крепко спал, несмотря на пьяные песни аспиранта.

– Ну вот, – сказал кто-то устало, – теперь у них возникли проблемы с яйцами.

– Не с яйцами, а с яйцом, – со знанием дела поправил кто-то, – я ясно слышал, как он кричал «яйцо, яйцо», а не «яйца, яйца».

Вскочивший профессор тем временем судорожно переводил дух.

– Мне приснился кошмар, – жалобно сказал он, – что яйцо украли люди бен Ладена!

– Ну что вы, Игорь Георгиевич, – успокаивающе обратилась к нему Марьяна, – ну подумайте сами, зачем бен Ладену яйцо динозавра?

– Не скажите, не скажите, дражайшая Марьяна Алексеевна, – не согласился профессор, – он бы посадил его в личный зоопарк и утер бы тем самым нос разведкам всего мира.

Услышав про «разведки всего мира», Филимонова слегка покраснела.

«Никто ничего знать не может», – подумала она, успокаивая себя.

В этот момент аспирант, временно затихший, вновь заворочался.

– Вихри враждебные веют над нами! – запел он «Варшавянку».

Пассажиры дружно схватились за головы.

– Да утихомирьте его наконец! – послышались возмущенные возгласы. – Люди спят, отдыхают, а тут такое безобразие.

– В бой роковой мы вступили с врагами! – продолжал наяривать Бубнов, время от времени отпивая водку из маленькой бутылочки, которую он держал в руках.

Возмущение насильственно разбуженных пассажиров постепенно нарастало.

– Если бы он что-то другое пел, более лиричное и мелодичное, да не фальшивил, еще было бы ничего, – сказала старушка, сидевшая в кресле справа от Марьяны, – все равно у меня бессонница.

– Но мы поднимем гордо и смело знамя борьбы за рабочее дело! – грянул Дмитрий, встал столбом в проходе, покачиваясь, и принялся сам себе дирижировать.

Марьяна тоже встала и попыталась отобрать у Бубнова бутылку, дабы избежать дальнейшего усугубления и без того позорной ситуации. Аспирант емкость не отдавал. На помощь Филимоновой поспешил Слюнько.

– Отдай бутылку! – мрачно сказал он, вцепившись в емкость со спиртным.

– Ни за что, – ответил Дмитрий, поднес горлышко ко рту и тремя большими глотками допил все содержимое до дна. – Вот теперь держите, – сказал аспирант, протягивая бутылку.

Пошатываясь, Бубнов повернулся и пошел в туалет. Самолет тряхнуло. Не удержавшись на ногах, аспирант рухнул на колени какой-то завизжавшей пассажирке. Филимонова и Слюнько бросились к ней, рассыпаясь в извинениях.

– Нам и правда надо было оставить его в Москве, – сказал Игорь Георгиевич, – зачем мы его взяли с собой на биостанцию? Зачем я вообще взял его в аспирантуру? На фига он такой нам нужен? Одни же неприятности от него.

Вдвоем им удалось поднять Бубнова с колен недовольной пассажирки и довести его до туалета.

– Я должен был догадаться, чем все это закончится, еще когда он театрально подавился булкой, – покачал головой профессор.

– Ну не можем же мы теперь его бросить, – резонно возразила Марьяна, – бортпроводница уже объяснила, что на пассажирских лайнерах парашюты не предусмотрены.

– Ладно, – кивнул профессор, – тогда выгрузим его в Вене и там оставим.

– Как, – поразилась Филимонова, – просто бросим, и все? Что вы говорите! Это невозможно! Да, молодой человек напился, но это потому, что он остро переживает разлуку с любимой девушкой.

– Ну и пусть переживает разлуку в Вене, – легко согласился Слюнько, – это более романтично, чем терроризировать весь самолет кошмарными песнями. Хорошо еще, что он не пляшет! А если мы оставим его в столице Австрии, то он сможет стать клошаром. Ведь совершено очевидно, что ученым становиться Бубнов не хочет, несмотря на все наши старания. Да все ученые планеты удавились бы от счастья, если бы их отвезли к яйцу барионикса!

– Клошары, по-моему, во Франции, – неуверенно сказала Марьяна.

– Не важно, – отрезал Игорь Георгиевич.

В это время в самолете оглушительно взвыла пожарная сигнализация.

– Пожар! Пожар! – закричал кто-то. – Сейчас будет аварийная посадка!

В самолете началась паника.

– Спорим, это не пожар, – сказал профессор, набычиваясь, – это Бубнов курит в туалете. Сейчас я ему покажу, где динозавры зимуют!

И профессор засучил рукава и сжал кулаки.

Виктория вбежала в дом, захлопнула дверь и, навалившись на створку, заперла ее на засов. После чего протянула руку и щелкнула выключателем. Холл озарил желтый свет электрической лампочки.

– Я боюсь, я боюсь, – приговаривала Сушко.

В здании, где, кроме нее, осталась только Колбасова, царила мертвая тишина. Девушка замерла, прислушиваясь как к звукам, так и к самой себе.

«В доме небезопасно, – поняла Виктория, нерешительно остановившись посреди холла неподалеку от тела несчастного орнитолога. – Маньяк как-то попадает в здание. Иначе как он открыл дверь изнутри, забрав яйцо, если двери были заперты на засов снаружи!»

Девушка подняла голову. Из кабинета Анастасии Геннадиевны не доносилось ни звука. Виктория колебалась, не зная, что ей предпринять.

«Бежать, бежать отсюда!» – беззвучно вопил ее испуганный разум.

Сушко ужасно хотелось схватить с вешалки дождевик, завернуться в него и уйти прочь.

«Всего десять километров, и кошмару конец, – подумала Виктория. – Несмотря на бурю, я надеюсь дойти до шоссе. Если же я останусь здесь, то вариантов всего два. Либо я стану следующей жертвой, перед Колбасовой, либо убьют сначала Анастасию Геннадиевну, а потом меня. В любом случае, мне конец».

От страха девушка, с одежды которой стекали потоки воды, покрылась неприятным липким потом. Она снова прислушалась. Сверху, из кабинета директора, по-прежнему не было слышно ни звука.

Несмотря на то что Сушко очень хотелось сбежать, уйти, бросить пожилую женщину на произвол судьбы она не могла.

«Если бы я была еще и смелой, то исследовала бы здание на предмет поиска входа, о котором никто не знает, – подумала Виктория, – но я, к сожалению, страшная трусиха».

Она продолжала стоять посреди холла, не зная, что ей предпринять. Самым простым и одновременно нравственно приемлемым вариантом представлялось возвращение в кабинет Анастасии Геннадиевны. Запереться бы и, поддерживая по мере сил престарелую директрису, подождать прибытия милиции или Бадмаева в сопровождении офицеров ФСБ.

– Во всяком случае, в кабинете можно забаррикадироваться шкафом, – решила Сушко.

Она несмело сделала несколько шагов. Перед Викторией лежала темная лестница. Справа и слева на стенах висели портреты биологов, которые, казалось, смотрели прямо на нее. Стараясь не шуметь, Сушко пошла вверх. В руках у нее ничего не было. Если бы на девушку сейчас напал маньяк, она бы не смогла оказать ему никакого сопротивления. Очки Виктории вспотели от напряжения и страха. Сжав волю в кулак и заставляя себя не бежать, а идти неспешно, Сушко подошла к кабинету Колбасовой и постучала.

Никакого ответа.

– Анастасия Геннадиевна, это я! – негромко сказала Виктория.

Тишина.

Сушко толкнула дверь. Та распахнулась легко, без всякого сопротивления. Сушко почувствовала, что не может дышать. Ноги подкашивались, словно были сделаны из ваты.

– Анастасия Геннадиевна! – попыталась позвать Виктория, но из горла вырывался только слабый хрип.

Девушка осмотрела кабинет, в страхе ожидая увидеть растерзанное, окровавленное тело Колбасовой. Но тела не было. В комнате было пусто.

– Она, наверное, пошла за мной, – решила Сушко, бросаясь назад, в коридор.

Холодный укол разума остановил ее.

«Если бы она пошла мне навстречу, я бы ее встретила», – подумала Виктория.

Она вошла в кабинет, внимательно осмотрелась и вскрикнула. На полу лежала черная лаковая туфелька на невысоком каблуке. Она завалилась набок, выставив свою слегка потертую подошву.

– Она ушла не по своей воле, – громко сказала Виктория, не боясь, что ее кто-то может услышать. – Ее увели. И убили!

Вместо страха ею начала овладевать острая, неконтролируемая ярость.

Сушко осталась последним живым человеком на биостанции. Все ее друзья, все те люди, с которыми она провела бок о бок несколько лет жизни, были убиты, в том числе и человек, в которого она была так отчаянно влюблена.

«Хорошо, что Юрий ушел, – подумала Виктория, – это спасло ему жизнь».

Не таясь, не боясь и больше не пытаясь идти бесшумно, Сушко спустилась на первый этаж, вошла в кухню и взяла самый большой и острый тесак из тех, которые лежали на осиротевшем столе Иванова.

– Я тебя найду, – спокойно сказала Виктория, – и отомщу за всех тех, кого ты подло убил.

Девушка засунула тесак за пояс и вышла в коридор.

– Ты меня ищешь? – громко крикнула она, пытаясь обуздать клокочущий внутри нее гнев. – Я иду!

Сушко больше никого и ничего не боялась.

Бадмаев вышел, махнув на прощание рукой Еве и Рязанцеву. Несколько секунд Ершова и полковник молчали, глядя на горящие ветви и слушая, как трещат поленья. Им было тепло. Клонило в сон.

– Что там могло случиться, на биостанции, как ты думаешь? – спросила девушка, потерев ладонями слипающиеся глаза.

– Все, что угодно, – сказал Владимир Евгеньевич, – когда на кону стоят такие деньги, может произойти абсолютно все. Живое яйцо барионикса – это нечто невероятное.

– Ты думаешь, его уже похитили? – спросила Ершова.

– Очень может быть, – серьезно ответил ей полковник, – иначе я не могу объяснить, почему Бадмаеву не отвечали по рации. Видимо, там суматоха. Главное, чтобы при этом никого не убили.

– Вот мне непонятно, – сказала Ева, лежащая на нагретом теплом от костра каменном полу в позе восточной одалиски, – как похититель, если предположить, что яйцо таки украли, унесет его из биостанции? Он же непременно его застудит.

– Даже мертвое яйцо динозавра стоит около пяти миллионов долларов. Возможно, ему хватит, – пожал плечами Рязанцев.

– Вряд ли, – не согласилась Ева. – Ведь живое-то гораздо дороже. Я думаю, похититель будет его беречь. Правда, – улыбнулась она, – наши размышления пока чисто теоретические, ведь яйцо на месте.

Владимир Евгеньевич сделал небольшую паузу.

– Ты знаешь, – задумчиво сказал он, – когда я в последний раз разговаривал со Скляровым, он предупредил меня, что у многих на биостанции есть второе дно. Что-то заставило их всех бросить семьи, друзей, городскую жизнь и переехать сюда, в глушь, существовать в отрыве от цивилизации. Но мы сейчас не имеем связи с землей и, таким образом, не можем получить информацию из их досье.

– Думаешь, каждый из них от чего-то прячется? – спросила Ева.

– Не каждый, конечно, – покачал головой полковник. – И не обязательно прятаться от кого-то, можно ведь пытаться сбежать и от самого себя. Как известно, смена травмирующей обстановки сама по себе способна помочь человеку преодолеть последствия каких-либо негативных событий, произошедших в его жизни.

– Пока мы знаем правду только о Бадмаеве, – сказала Ершова, – он бывший спецназовец и…

– Все, все надо проверять. Мало ли что он заявил, – ответил невесте полковник. – Мог придумать на ходу.

– Не скажи, – покачала головой Ева, – он спас нам жизнь, а мог бы просто притвориться, что не нашел нас. Мы бы погибли, и никто и никогда его бы не обвинил. К тому же у Юрия честное лицо.

– Мне, если честно, он тоже показался хорошим человеком, – сказал Владимир Евгеньевич, – но мы ведь можем и ошибаться.

– В любом случае, – снова вернулась Ева к прежней теме разговора, – если кто-то похитит яйцо, то не сможет унести его, не застудив.

– Если кто-то решил украсть барионикса, то он хорошо подготовился, – парировал полковник, – мы сейчас находимся в пещере. И совершенно очевидно, что в окрестностях биостанции есть еще объекты подобного типа. Так что…

– А чем он, похититель, будет его греть? Ведь для высиживания барионикса нужна постоянная температура, как на птицефермах в инкубаторах.

– Телом, – улыбнулся Владимир Евгеньевич, – он будет с ним спать в обнимку. Но, если честно, я не знаю ответа на этот вопрос. Так как никто на самом деле не знает, при какой температуре положено выводить динозавров и нужно ли яйцо греть вообще. Не исключено, что ему это не только не полезно, но и попросту вредно.

За пределами пещеры продолжал лить дождь и завывать ветер.

– Откройте! Откройте! – закричала стюардесса, стуча кулачками в дверь туалета. – На борту нельзя курить.

Сзади, из салона, были слышны крики, испуганные вопли и стоны заранее умирающих «лебедей».

– Ну все, инфаркта три нам обеспечено, – сказала бортпроводница, – а еще с полдесятка запачканных штанов и несколько исков о возмещении морального вреда. Правда, бывает и хуже. Помню, как-то летели у нас моряки, сменный экипаж рыболовецкого траулера, так те вообще…

За плечами хрупкой бортпроводницы нарисовалась мощная фигура стюарда.

– Озорует? В туалете курит? – спросил мужчина.

Он достал ключ, отодвинул в сторону дверь и выволок Бубнова за шкирку. В руке аспирант сжимал дымящуюся сигарету. В салоне стоял истошный визг сигнализации.

– Вам, молодой человек, грозит огромный штраф, – пригрозил стюард.

Пошатывающийся Бубнов принял горделивую позу и рванул на груди рубаху. Во все стороны полетели пуговицы.

– Можете выбросить меня за борт прямо сейчас, – сказал он решительным, но нетвердым голосом.

– Как вам не стыдно, – сказала Марьяна, щеки ее пылали, – вы позорите нашу Академию наук.

– И за борт ее бросает в набежавшую волну-у-у, – запел аспирант.

Его вихры залихватски торчали в разные стороны.

– Какой ужас, – сказал профессор, скривившись от отвращения, – и этого человека я видел доцентом своей кафедры!

– Кстати, о бариониксе, – вдруг сказал Дмитрий, – вы слыхали, что на острове Мадагаскар были найдены кости этого страшного зубастого существа, но на правой передней лапе было медное кольцо с надписью на неизвестном науке языке?

Слюнько вытаращил глаза. Филимонова быстро опустила взгляд.

– Так вот, – торжественно сказал, покачиваясь, Бубнов, – это странное существо, барионикс, вовсе не динозавр, а домашняя собачка инопланетян! Поэтому-то в мире поднялся такой шум! Тогда ясно, почему яйцо не замерзло во льду. Все дело в том, что оно ино… инопла…

– Как вам не стыдно, – вздохнул Игорь Георгиевич, – что за антинаучные инсинуации? Мало того, что вы напились до белой горячки, еще и зеленых марсианских человечков сюда приплели. Позорище!

– Было, было кольцо, – понизив голос, прошептал Бубнов, глядя на профессора воспаленными глазами, – барионикс был окольцован, когда на Земле еще не появилось человечество. Об этом многие знают.

– А вы-то откуда знаете про кольцо? – не сдержалась Марьяна. – Прочитали в желтой прессе?

– Нет. В Интернете. Перед самым отъездом, – легко открыл Дмитрий источник информации и снова зашатался. – Интернет все знает. Очень легко проверить, инопланетное ли оно. Нужно просто измерить уровень радиоактивности яйца.

Аспирант снова вытащил сигарету и попытался закурить. Слюнько, стюард, бортпроводница и Филимонова набросились на молодого человека, скрутили и забрали зажигалку из его скрюченных пальцев.

– Мы сейчас посадим самолет и отправим вас в кутузку, – пригрозил Бубнову стюард, помахивая перед его лицом внушительным кулаком, – или просто свяжем, а после приземления развяжем. Понятно?

Аспирант глядел на бортпроводника красными немигающими очами.

– Понял, – сказал он наконец.

После чего прошел к своему креслу, рухнул и крепко заснул.

Виктория шла по опустевшему зданию, за стенами которого продолжала бушевать буря. Рукоять тесака приятно холодила ее ладонь. Все чувства девушки обострились. Теперь она была не человеком, а зверем, и встреча с ней не сулила маньяку ничего хорошего.

– Он не предполагает, что я буду его искать, – бормотала Сушко.

Виктория остановилась и задумалась. Раз преступник как-то попадал в дом и выходил из него, то должен быть еще один вход. Проход, о котором никто из ученых, работающих на станции, не знал.

– Что это может быть? Еще одна дверь? Пожарная лестница? – вслух размышляла девушка.

Она поднялась на второй этаж, прошла по коридору, темному, пустынному и наполненному сквозняками и неясными шорохами, и проверила дверь, ведущую на лестницу.

Дверь явно никто не открывал. Она была заперта на ключ, и потеки красной краски, которой ее красили в прошлом году, создавали единый массив с дверной коробкой.

– Нет, тут никто не проходил, – поняла Сушко.

Она быстро спустилась на первый этаж и обошла его. Там была только одна дверь – главная, входная, ведущая на крыльцо.

– Окно? – спросила саму себя Виктория. – Может, он через окно проникал?

Девушка подергала все окна. Незапертых среди них не оказалось.

– Конечно, окно можно и закрыть за собой, – прошептала Сушко, – но снаружи это сделать затруднительно.

В груди у нее кипели ненависть и жажда деятельности, полностью вытеснившие страх. Виктория зашла в комнату, села на тот самый стул, на каком незадолго до этого сидела Анастасия Геннадиевна, от которой нынче осталась только одна туфля, и задумалась. Кроваво-красные лампы все еще светили и грели, но объекта, который они поддерживали в живом и развивающемся состоянии, больше не было.

– Подвал, – пришла в голову Виктории идея спустя несколько секунд. – Подвал!

Девушка на мгновение заколебалась.

Подземелье под биостанцией имелось, и все об этом знали, но там мало кто бывал. Выбитое в скале, оно частично представляло собой помещения древней крепости, стоявшей здесь, на горе, задолго до появления ученых из Российской академии наук. В подвале лежали части оборудования, кое-какие продукты питания, стремянки, краска, запасы бытовой химии и другие объекты, необходимые в хозяйстве.

Тем не менее, среди ученых бытовало негласное мнение, что без особой нужды в подвал ходить не нужно. Неизвестно, на чем основывалось это воззрение. То ли на понимании того факта, что много веков назад неизвестное племя, выстроившее крепость, боролось тут с врагами и проливало свою горячую кровь, то ли еще на каких-то суевериях и предрассудках. Виктория была в подвале дважды, и ее туда отнюдь не тянуло. Длинный, узкий коридор вел куда-то вглубь. Справа и слева от него в стену уходили ниши, в которых лежал разнообразный скарб, принадлежавший биостанции. Сушко быстро стало там неуютно, и больше девушка в подземелье не ходила. Но теперь обстоятельства изменились.

– Я иду, – сказала она и засунула тесак за пояс. – В подвал.

Виктории нужен был фонарик.

– Какой он вообще, этот барионикс, ты знаешь? – спросила Ева полковника.

Они сидели в одиночестве уже в течение долгого времени. Иногда девушке даже казалось, что шум воды за пределами пещеры стихает, но почти сразу же шторм налетал с новой силой.

– Представляю, но смутно, – признался Рязанцев, – в программу школы ФСБ это не входило.

Он рассмеялся, но почти сразу же сморщился, схватившись за ногу.

– Болит? – спросила Ершова.

– Ни капельки, – соврал Владимир Евгеньевич.

– Так я тебе и поверила, – сказала девушка.

Дрова в костре трещали. По стенам пещеры плясали тени.

– Я видел передачу про динозавров, – продолжил Владимир Евгеньевич. – Бариониксы – хищники, их средняя длина составляла около десяти метров, а на челюстях были острые зубы. Но самое страшное оружие барионикса – это его когти. Они были ужасно острыми и в длину достигали метра. Больше, чем человеческая рука. В общем, неприятное существо. Ах, да! На голове у него был большой твердый вырост, непонятно, правда, для чего он ему требовался. Строение челюстей напоминало крокодильи. Вот, все. Больше ничего не помню.

Ева притихла.

– Володя, – сказала она наконец, – а ты уверен, что мы должны это существо охранять? Думаешь, будет много желающих на него напасть?

– Пока он маленький, да, – кивнул Рязанцев, – а потом, когда подрастет, не знаю.

– Может, хорошо, что они вымерли? – предположила Ершова еще тише. – А то вдруг он начнет размножаться? Ты, кстати, не помнишь из этой передачи, есть ли у барионикса панцирь? Потому что если есть, то у его нянек могут возникнуть большие проблемы.

– Не помню, – честно ответил Рязанцев, – про панцирь, по-моему, ничего не говорили. Могу только добавить, что впервые барионикса нашли в Британии в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году и что он весил около двух тонн. А еще был найден скелет на Мадагаскаре, кажется. Точно не помню.

Они обнялись и некоторое время сидели, прижавшись друг к другу.

– Дорогой, – сменила тему Ева, – довольно о динозаврах. Давай лучше обсудим нашу свадь…

– Ни слова больше! – застонал полковник. – Дорогая, не надо!

Вдалеке послышался нарастающий гул. Девушка вскочила на ноги. Полковник напряженно прислушивался.

– Это вода! – прокричал Рязанцев, перекрывая гул. – Откуда-то сверху прорвалась вода! Ева, закрой чем-нибудь вход! Сейчас нас зальет!

Шум нарастал. Он становился угрожающе громким.

Ершова кинулась поднимать с пола пещеры камни и заваливать ими вход. Особенно большие валуны она не поднимала, а просто катила. Но работа продвигалась слишком медленно. Звук стал оглушительным. Земля затряслась.

«Как там Бадмаев? Спасется ли? Успел ли он подняться на высокое место?» – мелькнуло в голове у Ершовой.

Стена воды ударила в гору, внутри которой находилась пещера. С потолка посыпались камни. Темная ледяная жидкость со зловещим шипением прорвалась через неплотно заделанный Евой вход. Костер потух. Вода мгновенно поднялась примерно на полметра. Ливень продолжал хлестать, заливая пещеру. Ева бросилась ко входу и прижалась к нему спиной, пытаясь удержать воду. Спину обожгло холодом. Девушка изо всех сил уперлась руками в твердые камни. Струйки воды пробивались справа и слева от нее.

– Володя! Володя! – закричала Ева, страшно боясь, что лишенный возможности перемещаться полковник утонет.

– Я здесь, – хрипло откликнулся Рязанцев. – Я ползу к тебе на помощь!

– Не надо, – прокричала Ершова в ответ, – ты, главное, сам не утони!

Давление на спину становилось все сильнее. Девушка задыхалась от усилий, пытаясь не впустить бурные потоки воды внутрь. Они сразу бы погибли, утонув и задохнувшись в этом каменном мешке. Гора дрожала. Ева ощутила спиной, как движутся тяжелые камни. Не в силах сдерживать напор, она отпрыгнула в сторону, нащупала Рязанцева и огромным усилием приподняла его, стараясь спасти от потока ледяной воды.

– Бросай меня, я не утону! – попросил полковник. – Я держу голову над водой.

Темная волнующаяся жидкость все прибывала. В пещере стало совершенно темно. Опять раздался грохот, на этот раз слабее первого. Вода поднялась до пояса, потом до груди. Девушка подхватила голову полковника, который уже погрузился до подбородка. Она еле-еле держалась на ногах.

– Спасайся сама! – хрипел Рязанцев. – Брось меня!

– Ни за что! Как же тогда наша свадьба? – ответила Ершова.

Грохот усилился. Гора содрогнулась во второй раз. Своды пещеры заскрежетали. Почти сразу же уровень воды перестал повышаться. Стало тихо. Потоки воды теперь бушевали где-то снаружи.

– Поздравляю, нас завалило, – сказал полковник. – Мы замурованы.

Ева, стоявшая по пояс в воде и прижимавшая к себе жениха, глубоко вздохнула, проверяя, много ли осталось воздуха. К ее удивлению, откуда-то сверху ощутимо дуло.

– Мы замурованы, но мы не задохнемся, – сказала девушка, глядя вверх, – где-то наверху есть отверстие.

Вода постепенно уходила.