Сезам, закройся! Хмельницкая Ольга

Комиссаров кивнул. Морда его была удрученной.

– Значит, потратим обмылок на борьбу с мозгоедами? – предложила Лариса.

– Да, – тут же согласился Коршунов. – А мы с Соней переедем жить к морю или речке.

Пчелкина засмеялась и стряхнула с плеча одно из насекомых.

– А как же Ева, – спросил Виктор, – так и останется с шерстью на теле?

Девушки замялись.

– Надо бы и ей выдать, – сказала Лариса, – может быть, конечно, полковник будет любить ее и с растительностью на теле… Кто знает?

– Подождите, я сейчас, – сказал Виктор и побежал в одну из комнат, давя ногами мозго-едов, которых становилось все больше и больше. Вода тоже постепенно прибывала. Через минуту Коршунов вернулся с обычным граненым стаканом в руках.

– Давайте делать раствор, – сказал он.

Дрожащими руками Лариса покрошила половину обмылка в стакан и зачерпнула воду из шахты лифта. В свете фонарика было видно, как красные кусочки окутывает красное сияние и они тают в воде, окрашивая жидкость в цвет крови.

– Пей, – сказала Лариса Комиссарову, когда раствор был готов.

Степан хлебнул, чуть не подавившись от волнения, и отстранился.

– Теперь ты, – сказала Ильина Коршунову.

– Спасибо, – кивнул он и сделал глоток.

– Ты будешь? – спросила Ильина Соню. Она до последнего не верила, что Пчелкина рискнет расстаться со своей искусственной красотой.

– Да, – храбро сказала Сонечка и отпила глоток кровавой жидкости.

– Вот и все, – сказала Лариса, переворачивая стакан донышком вверх. Драгоценная жидкость полилась на пол и смешалась с водой, в которой бегали насекомые.

– А ты? – воскликнула Соня. – А как же ты? Так и останешься трехметрового роста?

– Да, – кивнула Ильина, – должна же я как-то загладить свою вину.

– Это не ты виновата, а Утюгов! – рассердился Виктор. – Давай делай еще раствор и пей!

Но Лариса снова покачала головой.

– Из второй половины надо сделать слабый раствор, налить его в пульверизатор и распылить с вертолета над лесом, – сказала она. – Возможно, это поможет остановить распространение мозгоедов.

– А потом я сделаю еще пару обмылков, и Ларисе точно достанется порция. Хоть это будет и не скоро, – прозвучал хриплый голос.

Все повернулись, охнув от удивления. Вместо пса на площадке стоял обнаженный невысокий коренастый мужчина с веселыми глазами.

– Степан Федорович! – воскликнули все хором.

– Доброе утро, – улыбнулся бывший директор, а потом повернулся и посмотрел на шахту лифта. – Я думаю, пора выбираться отсюда. Нас ждут великие дела.

Тем временем раствор обмылка быстро перемешивался с водой, льющейся из подвала, и его действие ширилось, охватывая все новые и новые толпы насекомых.

Ева с трудом открыла глаза. Прямо перед ее лицом молоденький фельдшер с серьгой в ухе держал в руках медицинские щипцы с полудохлым мозгоедом. Насекомое вяло шевелило четырьмя оставшимися лапками. Превозмогая боль в голове, Ершова осмотрелась. Она лежала на бетонных плитах двора института. Светило яркое утреннее солнце, дул приятный ветерок. Вокруг сновали какие-то люди, некоторые были в военной форме, некоторые – в белых халатах.

– Все живы? – спросила Ева у Рязанцева, чье лицо было опухшим, усталым, но счастливым. Его мокрая одежда уже подсыхала, на ней проступили светлые пятна.

– Все уже закончилось. Отдыхай, – успокоил ее полковник, – только выпей перед этим пару ложек эликсира.

Незнакомая девушка – невысокая, полноватая, с большим носом и ушами, слегка косящими глазами и торчащими вперед передними зубами, сунула Еве в рот большую ложку с какой-то красной жидкостью. Рядом с девушкой маячил Коршунов.

– Это раствор кровавого обмылка. Пей, – сказала Соня.

Ева послушно проглотила эликсир, который оказался вполне терпимым на вкус, и снова положила голову на бетонные плиты. Ее взгляд упал на красный автомобиль «Сеат Марбелья», сиротливо стоявший у стены здания.

– А девушка? Из-за которой все это случилось? Жива и здорова? – спросила Ева, вспоминая, как они с Ларисой пытались предупредить новенькую о грозившей ей опасности.

– Жива и в больнице. Но, к сожалению, из-за полученных травм она потеряла память, – сказал полковник.

Ева недоверчиво прищурилась.

– С этой девушкой не все так просто, – сказала она, – мы с Ларисой решили, что она – тоже из спецслужб.

– С чего ты взяла? – спросил полковник.

Ему совершенно не хотелось думать. Он устал, он давным-давно ничего не ел, не спал, и единственное, что ему сейчас хотелось сделать, – это прилечь на плиты двора рядом с невестой и закрыть глаза.

– Она была предупреждена об обстановке в институте, – пояснила Ершова.

– А-а-а, – зевнул Владимир Евгеньевич, – это ее приятель предупредил, он здесь раньше работал.

– Что ж он ее не отговорил? – спросила Ершова, начиная сердиться. – Именно появление этой юной особы в НИИ спровоцировало цепочку жутких событий.

Она вспомнила о своем сидении в карцере и вся передернулась.

– Ну и что? – не согласился полковник. – Зато нарыв прорвало. Это неизбежно должно было случиться – рано или поздно.

– И то правда, – кивнула девушка, закрывая глаза.

Секунду спустя Ева удивленно захлопала глазами, запустила руку в декольте и вытащила оттуда пучок черных волос.

– Линяешь? – улыбнулась Соня, показав большие передние зубы с широкой щелью между ними. – Ну и чудненько.

Рязанцев наконец-то лег на спину и зажмурился. Ему было хорошо.

Лариса стояла, сжав руки перед грудью, и смотрела на Богдана, которого несли на носилках в вертолет. Овчинников лежал на животе. Его глаза были мутными.

– Богдан, – позвала Ильина, – ты меня слышишь, Богдан?

По ее щекам потекли слезы. Длинный нос засопел. Овчинников сфокусировал взгляд, и его глаза прояснились. Он посмотрел сначала на ноги Ларисы, потом на ее бедра, тело, плечи, шею и голову.

– Тэ-экс, – сказал он, с трудом переводя дух, но улыбаясь, – метров трех ростом будешь, ага?

– Увы, – ответила Ильина, наклоняясь над своим бывшим женихом.

– Почему «увы», – спросил Богдан, – у тебя все такое же длинное?

– О чем ты? – не поняла Ильина.

– Лариса, – ответил Овчинников, – Лариса, у меня после экспериментов Утюгова вырос метровый член. Поэтому скажи мне, дорогая, у тебя внутри все такое же длинное, как и снаружи?

– Что за интимные вопросы? – возмутилась девушка.

Вместо ответа Богдан протянул руку и вцепился в ее длинные тонкие пальцы.

– Полетели со мной, – быстро сказал он, – я больше не хочу с тобой расставаться.

– Лети, – улыбнулась Ильина, смахивая со щек слезы счастья, – я приеду к тебе в больницу.

– Скажешь там, что ты моя жена, и тебя пропустят! – закричал Овчинников.

Через секунду носилки скрылись в чреве вертолета, а Лариса подняла голову и посмотрела в яркое голубое небо.

В кабинете Рязанцева было тесновато, поэтому стулья расставили рядами, один за другим, как в кинотеатре. За столом, под флагом России, сидел сам полковник, одетый в форму. Его лицо все еще носило следы переутомления, но две чашки крепкого кофе с сахаром сделали свое дело. На расставленных стульях сидели Ева Ершова, Лариса Ильина, Зинаида Валериевна Дрыгайло, Виктор Коршунов, Софья Пчелкина, Степан Комиссаров и Валентин Эмильевич Утюгов (в наручниках). У стены расположились капитан Сергеев и старший лейтенант Олег Скляров. Они о чем-то тихо переговаривались.

Рязанцев оглядел собравшихся и громко постучал авторучкой о стол.

– Здравствуйте, спасибо, что пришли, – сказал он.

Собравшиеся закивали. Профессор негромко прорычал проклятие.

– К сожалению, – продолжил полковник, – тут находятся не все, с кем бы я хотел поговорить. Богдан Овчинников в больнице. Как вы знаете, он был серьезно ранен Маргаритой Утюговой, и его только вчера повторно прооперировали. Впрочем, его жизни ничто не угрожает.

При этих словах Владимир Евгеньевич посмотрел на Ларису. Та ответила полковнику взглядом, одновременно смущенным и счастливым.

– Еще один непосредственный участник событий, Елизавета Минина, также находится в больнице. У нее раздроблена лопатка, прострелена рука, воспаление, лихорадка и стойкая амнезия. По поводу последней врачи считают, что это последствие контузии, полученной при падении со второго этажа. О том, что девушка вывалилась из окна, спасаясь от преследователей, медикам сообщил лично Валентин Эмильевич.

Из угла, где сидел профессор, снова послышались приглушенные ругательства.

– Также несколько минут назад мне сообщили, что в аэропорту была задержана Маргарита Утюгова. Девушка пыталась улететь в Доминиканскую Республику, то есть как можно дальше от нас с вами. Смешно, но деньги на билет Маргарита Валентиновна нашла в кошельке, который она забрала у Богдана. Также она забрала его кредитную карточку. Там было вполне достаточно денег, особенно учитывая, что в Швейцарии у Утюговых имеется солидный счет.

Директор промычал что-то невразумительное.

– Все остальные на месте, – подытожил полковник, – поэтому позвольте мне перейти к делу.

В кабинете наступила полная тишина. Собравшиеся внимательно слушали Рязанцева.

– Сначала – о событиях шестилетней давности. Все, как известно, началось с того, что Степан Комиссаров создал некоторое вещество, способное до неограниченных сроков продлевать жизнь мухам-дрозофилам, выключая механизм укорачивания теломер в клетках. Научная теория, ставшая основой открытия Комиссарова, была в свое время разработана российским ученым Алексеем Оловниковым. Вскоре после создания препарат был похищен.

– Да, – кивнул бывший директор, – я обнаружил свой кабинет разгромленным, а вещество исчезло. Утюгов в это время находился во Владивостоке, то есть он взять препарат не мог. Остается Маргарита…

– Ну что вы, – пожал плечами Владимир Евгеньевич, – Рита, конечно, девушка глубоко беспринципная, но в то время ей было только слегка за двадцать, а в рассматриваемых событиях прослеживается четкий план и крепкая рука.

– Алексей Гришин, да? – спросила Соня, не выдержав. – Ведь именно у него в конце концов был обнаружен обмылок.

– Кстати, – спросил полковник, поворачиваясь к Степану, – а когда пропал обмылок?

– Это произошло уже после того, как мне кто-то подсыпал вещество, сделавшее меня зверем, – объяснил Комиссаров. – Расчет был ясен. Если я выгляжу чудовищем, меня можно спокойно убить. Человека убить нельзя, его защищает закон. Дикого зверя – можно. В ту ночь, изменившись до неузнаваемости, я хотел взять обмылок и нивелировать все изменения, но вовремя понял, что именно этого от меня и ждут. Я был на сто процентов уверен, что убийцы ждали меня возле сейфа, где я хранил обмылок. Поэтому я сбежал в лес и несколько лет жил там, пока не встретил на дороге девушку, которая накормила меня сосисками.

Рязанцев кивнул.

– Таким образом, – подытожил он, – Валентин Эмильевич получил бессмертие для себя и своей сверхпрактичной дочери и стал директором НИИ. Гришину достался обмылок, и он спрятал две его половинки в носках огромных ботинок, тем самым убивая двух зайцев – так он делал вид, что такой же, как все, и держал постоянно при себе ценный препарат. Вскоре Маргарите Утюговой наскучила игра в вечную жизнь и она снова захотела стать молодой и красивой, но не тут-то было. Гришин обмылка не отдавал, а догадаться, где он его держит, у Утюговых не хватило ума. Один-единственный раз Алексей прокололся: на новогоднем празднике, когда он был пьян и хвастался своим сокровищем перед такой же нетрезвой Соней. Правда, Пчелкина впоследствии вспомнила об этом. Получив обмылок, профессор тут же застрелил Алексея и попытался убить Зинаиду Валериевну, но промахнулся. И вот тут-то у меня возник закономерный вопрос. А почему, собственно, он стрелял в Дрыгайло?

Все молчали.

– Потому что я была нежелательным свидетелем? – спросила Зинаида Валериевна.

Полковник не ответил на ее вопрос.

– Кроме того, меня смутил еще один факт. В свое время мы обнаружили в Швейцарии три солидных счета, принадлежащие сотрудникам НИИ. Я, извините, не буду раскрывать корпоративные тайны и технологии. Просто сообщу, что эти счета были найдены. На них переводились деньги от некоторых фармацевтических и косметических компаний. Но мы не знали, кому именно принадлежат найденные счета. Именно поэтому в институт и отправилась Ева – чтобы вычислить вероятных хозяев денег. Честно говоря, еще сегодня утром я думал, что трое владельцев – это Утюгов, Утюгова и Гришин. Правда, потом мне сообщили, что третьей владелицей может быть погибшая переводчица, бывшая в курсе переписки с покупателями технологий, но я, честно говоря, не принял эту информацию всерьез. И правильно сделал. Потому что буквально два часа назад выяснилось, что у Утюговых – один счет на двоих. Второй принадлежал Алексею. А вот третий…

В этот момент Дрыгайло покрылась красными пятнами.

– На воре и шапка горит, – с удовлетворением сказал полковник. – Право дело, выяснить, что Гришин является вашим племянником, не составляло большого труда. Именно вы – владелица третьего счета! Именно вам, Зинаида Валериевна, принадлежала идея украсть средство для продления жизни и предложить его профессору с дочкой, создав тем самым почву для дальнейшего шантажа, а потом технично убрать с дороги Комиссарова, поставив шантажируемую марионетку, не отличающуюся высокими человеческими качествами, во главе НИИ. Вы были мозгом аферы, а Алексей – вашими руками и глазами. Он сообщал все, что происходит в институте, а вы плели сети, сидя у себя в бухгалтерии! Поэтому Утюгов и попытался пристрелить вас с племянником, как только Маргарита получила раствор обмылка. Я думаю, что вы хотели его убить и скормить крысам, но не сделали этого из жадности. Кто же тогда обеспечивал бы поступление новых научных результатов и соответственно денег? Алексей-то был весьма посредственным ученым, если не сказать больше. Кто же знал, что у профессора припрятан пистолет за пазухой?

Зинаида Валериевна судорожно хватала ртом воздух. Сказать ей было нечего.

– Я не виновата! – наконец выкрикнула она. – Это все Алексей! Он обещал мне новые зубы!

– Да ладно вам, – устало сказал полковник, – у вас отличные зубы, а вовсе не вставная челюсть. Я прав? Это легко может подтвердить любой стоматолог.

Дрыгайло окончательно сникла. В кабинет вошли два дюжих охранника и увели бухгалтершу, а за ней – и профессора.

– Ну, кто будет кофе? – спросил Владимир Евгеньевич, когда за Зинаидой Валериевной закрылась дверь.

Кофе захотели абсолютно все, оставшиеся в кабинете.

– Лариса, ну быстрее! Сколько можно вертеться перед зеркалом, – нервничал Богдан.

Ильина поправляла длинную фату. Сам Овчинников был одет в строгий смокинг. Девушка рассмотрела свой макияж, а потом попыталась выпятить грудь колесом. Головой она почти доставала до потолка, и поэтому ей надо было наклоняться, чтобы заглянуть в зеркало.

– Надо мной все будут смеяться, – вздохнула она, – и дразнить дядей Степой. А потом соберется толпа зевак, мечтающих увидеть, смогу ли я залезть в лимузин. Будут фотографировать, показывать пальцем и предлагать заспиртовать меня и сдать в кунсткамеру.

– Ну что ты? – удивился Богдан. – Сейчас высокие девушки в моде. Ты прямо-таки как манекенщица.

– С таким носом? – испугалась Лариса.

– Отличный нос, – честно ответил Овчинников. – А если Комиссаров сделает еще один обмылок, то он будет еще красивее.

– Ты не знаешь, – спросила Ильина, сразу посерьезнев, – раствор распылили?

– До самой последней капли. С вертолета. Я вчера звонил Рязанцеву, приглашал их с Евой на нашу свадьбу, и он мне об этом рассказал.

– А они придут? Рязанцев и Ева? – спросила Лариса.

– Обязательно, – кивнул Овчинников, – они хотят нам чайник со свистком подарить.

– Класс, – кивнула Ильина, – у всех сейчас дома только электрические чайники, а у нас будет еще и настоящий.

Богдан подошел и поцеловал Ларису в вырез платья, открывающий спину.

– Мы же еще не спешим, нет? – промурлыкал он, глядя на часы. – Минут пятнадцать еще есть?

– Платье помнешь! – воскликнула Ильина, но Овчинников провел языком по ее позвоночнику, Ларису словно ударило током, и степень измятости платья перестала иметь для нее какое-либо значение.

– Я надеюсь, что наш ребенок будет похож на меня, – сказала Соня. – Во всяком случае, характером.

– А внешностью можно и на меня, – тактично сказал Коршунов, подвигая тарелку с творогом поближе к супруге. Он был убежден, что творог при беременности есть просто необходимо.

– Ладно, какая разница, лишь бы был здоровеньким, – сказала Коршунова и мечтательно закатила глаза.

– И умненьким, – добавил Виктор и подвинул тарелку с творогом еще ближе.

Соня взяла ложку, зачерпнула белую плотную массу и отправила ее в рот.

– Как ты думаешь, – спросила она, – а все эти генетические потрясения, которые мы пережили с тобой, не приведут к каким-либо неприятным последствиям?

– Ну, мы же были на УЗИ, – ответил ее муж, – и нам сказали, что все отлично.

– Да, – кивнула Соня, – все и правда отлично!

И съела еще одну ложку творога.