Шпион в костюме Евы Хмельницкая Ольга

Звонок от Ивана Ивановича прозвучал совершенно внезапно. Селедкин стоял на краю ямы с лопатой в руках и недоумевал. На дне никого не было. Валялась какая-то трава, жалкие кучки соломы, комья земли, но мадам Гнучкиной не наблюдалось. В этот момент и зазвонил телефон. Совершенно ошарашенный режиссер взял трубку.

– Сынок! – сказал профессор.

– Да, – прошептал Леня замогильным голосом, не отрывая взгляда от дна ямы.

– Ты правда женишься?

– Не знаю, – прохрипел режиссер.

На него медленно накатывал ужас. Его будущая теща сбежала! О, нет! Нет!

– То есть ты еще не решил? – уточнил профессор.

– Я решил, но у меня проблемы с тещей, – выдавил из себя Селедкин, покачиваясь на краю силосной ямы.

– Большие? – заволновался Иван Иванович.

– Да! Она пропала! – выпалил режиссер, озираясь.

– Ах, эти женщины, – промурлыкал отец, – она, наверное, пошла в ближайший магазин, увлеклась примеркой вуальки, и вуаля!

– Она не просто пропала! Она сбежала! Вылезла из ямы! Тут нет ни одного магазина в радиусе пяти километров! – В голосе режиссера прорезались истерические нотки.

– Ты уверен, что она сбежала? Может, ее съели бешеные кроты? Или заклевали индюки-мутанты? – засмеялся Иван Иванович.

Леня прикусил губу. Он отключил связь, лег на живот и принялся осматривать края ямы. Спустя мгновение он обнаружил ступеньки, вырытые острой лучиной, а еще через минуту уже крался по следам Гнучкиной с острой лопатой в руках, принюхиваясь, как гончая. В живых будущую тещу режиссер Селедкин оставлять не собирался.

Чен неторопливо шел к базарчику. Ему была нужна машина, а где легче всего угнать автомобиль? У большой торговой точки, где припаркованы тысячи машин, а их владельцы бродят где-то по рядам, выбирая себе морковку, капусту и свеклу посвежее и подешевле.

Ли Минь быстрым шагом подошел к парковке и огляделся. Прямо у забора стояли грязные «Жигули» первой модели, номера были заляпаны до состояния полной нечитабельности. Чен улыбнулся, потом осмотрел машину.

Никаких намеков на сигнализацию.

Вытащив из кармана отвертку, Ли Минь надел перчатки, легко вскрыл замок, распахнул дверцу и нырнул внутрь. Резким движением руля сломал вставку в замке зажигания. Открыл капот. Вышел из машины и оборвал провод с плюсовой клеммы катушки зажигания. Вместо него он положил свой провод, снял фишку с управляющего провода стартера и установил контакт на плюс аккумулятора. Двигатель заработал. Улыбнувшись кривой, злобной полуулыбкой, Ли Минь сел на старенькое протертое сиденье и нажал на газ.

Он ехал за Евой. Ее нельзя было оставлять в живых.

Дрожа от холода и страха, женщины забились под ветви большой ели. Нижние лапы огромного раскидистого дерева доставали почти до земли, создав таким образом нечто вроде шатра с толстым шершавым стволом посредине. Внутри было сумрачно, холодно, но ветра не было.

– Посидим здесь! – предложила Ева, опускаясь на твердую землю.

– Нет, нельзя! Он нас здесь быстро найдет. Надо бежать дальше, – теребила ее Гнучкина.

Ершова с трудом поднялась на ноги. Ее голова уперлась в ветви ели. Актриса тем временем сняла сапожки и стянула с ног симпатичные махровые носочки фиолетового цвета с надписью Adidas.

– На! Надевай, – сказала Гнучкина, – они теплые.

Она быстро натянула на замерзшие и порезанные ноги Ершовой носки.

– Бедная девочка! Кто это тебя так? – впервые за время знакомства спросила она.

– Это все мировой терроризм виноват, – прохрипела Ева.

Гнучкина принялась снимать пальто на бархатной подкладке. Под верхней одеждой у нее был трикотажный джемпер.

– И это тоже надень, – сказала Гнучкина, протягивая девушке джемпер.

В носках и джемпере Еве стало теплее. Сразу же захотелось лечь, свернуться калачиком и заснуть тут, под ветками.

– Кстати, как вас зовут? – спросила Ершова, но Гнучкина вдруг сделала огромные глаза, зашипела, приложив палец к губам, и в ужасе дернула головой, показывая в сторону фермы. Что-то зашуршало, потом раздалось знакомое звяканье лопаты.

Режиссер Селедкин был уже совсем близко.

Маргарита Гнучкина сидела за столиком в импровизированном кафе, расположенном в шатре, наскоро собранном под открытым небом, и отчаянно мерзла. Ей хотелось выпить и закурить, но девушка не собиралась рисковать – а вдруг Коровкин, ее жених номер два, не поощряет распитие спиртных напитков? А вдруг его оттолкнет запах табака? Маргарита решила потерпеть и теперь с сожалением смотрела на молодого человека, лихо опрокинувшего стаканчик водки и удовлетворенно крякнувшего.

«Ничего, вечером дома выпью пивка и покурю», – подумала Риточка, заказывая третью чашку кофе.

Вокруг расположилась бойкая журналистская братия. Акулы пера веселились, болтали по телефонам и ждали финиша гонок. Девушка потягивала темную жидкость, в которой было мало кофе и мало сахара, но очень много воды, и думала, за кого бы ей выйти замуж.

«Коровкин богаче. Но зато Селедкин намного известнее!» – думала она.

Несмотря на очевидное благосостояние, кое-что в поведении хозяина «Хладожарпромторга» Риту искренне беспокоило. И этим что-то было желание Юрия Борисовича сделать из нее домохозяйку и многодетную мать большого дружного семейства, о чем он как-то обмолвился.

– Ах, Рита, – сказал Коровкин, не сводя с девушки зачарованного взгляда, – представляешь, как я буду счастлив, приходя домой, где ты будешь ждать меня с горячим ужином и в окружении симпатичных детишек.

– Да! Да, дорогой! – с энтузиазмом ответила тогда ему Маргарита, внутренне содрогаясь.

На самом деле она мечтала ходить по ночным клубам, показам, дефиле, салонам красоты и магазинам. Перспектива сидеть дома, готовить и рожать детей ее нимало не привлекала.

«Может, лучше Селедкин? – продолжала раздумывать Риточка. – С фотографиями, которые есть у Жоры, я буду держать его в ежовых рукавицах».

Тем не менее ее беспокоило неустойчивое финансовое положение Леонида Ивановича.

Совсем замучавшись из-за отсутствия сигареты, бутылки пива и необходимости принимать решение, Маргарита Гнучкина допила кофе и перевернула чашку, намереваясь погадать на кофейной гуще.

– Ха! Кольцо? Кто бы сомневался, – улыбнулась Рита, признав в неровном коричневом круге обручальное колечко. – Если бы мне небеса подсказали, от кого его лучше принять!

Рита хотела было позвонить маме, но потом вспомнила, что родительница бесследно исчезла, поэтому девушка никуда звонить не стала, а заказала четвертую чашку кофе и принялась ждать Коровкина, параллельно обдумывая его возмутительно патриархальные взгляды на брак.

– А может, выйти и сразу с ним развестись? – решила она. – Коровкин наверняка мне неплохо заплатит при разводе. А потом можно будет и за Селедкина замуж выйти!

«Это раньше для девушки было главное – хорошо выйти замуж, – вспомнила Риточка наставления своей подруги Ядвиги, уже год как томящейся в польской тюрьме, – сейчас же главное – хорошо развестись».

Гнучкина довольно засмеялась, прикрывая рот, накрашенный ярко-красной помадой, и смахнула с рукава невидимую пылинку. Идея о разводе ей очень нравилась.

Чабрецов толкал машину. Рязанцев газовал. Синяя «десятка» медленно и с трудом продвигалась вперед. За последние пятнадцать минут автомобиль преодолел лишь пару метров. Наконец полковник заглушил двигатель и выпрыгнул в снег.

– Денис Леонидович, – крикнул он красному, покрытому потом Чабрецову, – предлагаю бросить машину здесь. Пешком мы дойдем быстрее!

– Согласен, – кивнул Денис, потирая руки, на одной из которых было четыре пальца, – пойдемте, Владимир Евгеньевич.

Полковник взял из машины телефон, натянул капюшон и захлопнул дверцу «десятки». Коротко пикнула сигнализация. Мужчины быстро пошли в сторону фермы, едва видневшейся сквозь плотную пелену падающего снега.

Внезапно полковник остановился. Чабрецов тоже стал как вкопанный, но все было тихо.

– Что-то случилось? – спросил Денис Рязанцева.

Евгений Владимирович медлил с ответом. Ветер стих. Вокруг царила полная, глухая тишина, от которой звенело в ушах.

– Глупости, наверное, – медленно ответил он, – но я ее чувствую.

– Кого? – не понял Чабрецов.

– Еву.

Полковник поднял ладонь, очень широкую и очень мужскую, и положил ее под диафрагму, в район солнечного сплетения.

– Здесь. Она где-то здесь, – сказал он.

Чабрецов едва скрыл скепсис, хотя в душе у него что-то екнуло.

– Быстрее, – коротко сказал Рязанцев, срываясь с места, – у нее проблемы.

– С вами раньше такое бывало? – спросил полковника Чабрецов, с трудом переводя дух. Его ноги застревали в высоком снегу, бежать было тяжело. – В смысле, э-э-э, экстрасенсорные озарения?

– Нет, – ответил Владимир Евгеньевич, – раньше никогда не было, потому что раньше я никого не любил. Во всяком случае, не любил так, как ее.

Ферма приближалась, но медленно. Очень медленно.

«УАЗ» полз вверх по склону, как улитка, и тащил за собой «Сузуки».

– Эх, надо было раскошелиться-таки на новые покрышки, – сетовал Рома, пилот маленького грязного внедорожника, глядя на задние фонари «УАЗа», один из которых был разбит. Трос, которым были связаны обе машины, натянулся, как струна, и чуть не лопался.

Штурман посмотрел на него темными умными глазами, но ничего не ответил. С его точки зрения, говорить о покрышках в такой момент было уже поздно.

– Ничего, – сказал Рома, – «УАЗ» очень хорошая машина, по проходимости ей равных нет. Они нас вытащат.

В это время в кабине «УАЗа» Диана выкручивала мокрые носки.

– У нас совсем нет шансов на победу? – спросила Грицак.

– Никаких, – подтвердила Чайникова. – Но у «Сузуки» – есть.

– А за третье место приз дадут? Осталось же четыре машины всего, и мы сейчас идем третьими.

Люда засмеялась. От непрерывной борьбы с непослушным рулем у нее очень устали руки.

– Регламент надо читать внимательнее, штурман, – сказала она. От утомления ее веснушки, казалось, стали ярче, а рыжие волосы, напротив, потускнели. – Все получает победитель.

– Все пятьдесят тысяч долларов?

– Да, – кивнула Люда. – Впрочем, нам наверняка вручат грамоту.

Машины ползли вверх, как две большие грязные черепахи.

Чен ехал в сторону фермы на угнанных у базара «Жигулях». По-прежнему шел снег, и это Ли Миню было очень на руку – меньше становился шанс нарваться на пост ГИБДД.

– Завтра утром, – сказал Чен вслух на своем родном языке, – у меня будет то, что нужно моему шефу.

«Приходите в понедельник в половине десятого, за полчаса до начала заседания. Иван Иванович попросил кое-что вам передать. Я вам это принесу», – вспомнил он слова доцента Кондрашкиной.

Чен приоткрыл окно и закурил, потом попал в колею, но вырулил. Бензина было мало, требовалась заправка. На заднем сиденье угнанной машины лежал большой розовый заяц. Ли Минь посмотрел на часы.

– Скоро потемнеет, – пробормотал он, – и тогда никто не помешает мне добраться до фермы и убить Еву. А завтра утром я получу обещанное, переправлю все нашему человеку, ждущему меня в Хабаровске, и исчезну, растворюсь, пропаду с тем, чтобы через пару месяцев материализоваться на границе с новым паспортом.

В Хабаровске Чена ожидал человек, связанный с их террористической группировкой. У него был новый паспорт для Ли Миня.

Справа показалась заправка «ЛУКойла», и Чен, поморгав поворотником, свернул. Он любил, когда бак был залит бензином доверху, это была одна из его маленьких слабостей.

Мадам Гнучкина прорвалась через плотные еловые ветки, таща за собой Еву. Она пыхтела, как паровоз. Ужас придавал женщине сил. Ершова упала в снег, но актриса тут же подняла ее. Идти, а тем более бежать с наручниками ужасно неудобно, но деваться было некуда: за спиной женщин раздавалось шуршание – это за ними гнался режиссер Селедкин, вооруженный острой лопатой.

– Быстрее! Быстрее! – шептала Гнучкина.

Ева старалась, как могла. Два раза она падала в снег, но актриса поднимала ее, и они бежали дальше. Сверху падали снежинки, сугробы все углублялись, осложняя беглянкам продвижение, но также затрудняя перемещение режиссеру, жаждущему еще раз примерить амплуа убийцы.

Они не бежали, а брели по колено в снегу, иногда проваливались по пояс. Сзади за ними прорывался сквозь ветви Селедкин.

– Стой! – зарычал он, но женщины только прибавили ходу.

Темнело.

– Это наш шанс, – задыхаясь, сказала Ева, – если стемнеет, он нас не поймает.

– Фигушки, – парировала актриса, потрясая обширными телесами, – на снегу нас все равно хорошо будет видно. Снег-то белый.

– Эй, почему вас двое? – вдруг раздался сзади растерянный голос режиссера, вынырнувшего из веток густой ели. – Кто там?

Женщины улепетывали во весь опор.

– У меня что, в глазах двоится? – пробормотал Леонид Иванович, опуская лопату.

Он присмотрелся. Правая фигура, петлявшая среди кустов, точно принадлежала его будущей теще, в этом он был уверен. А вот вторая, длинноволосая, стройная, но как странно держащая руки…

– Определенно девушка, и молодая, – сделал вывод Селедкин. – Что ж мне, убивать обеих?

Так как другие варианты все равно не просматривались, режиссер снова схватил лопату и, оскалившись, продолжил преследование.

Люда давила на газ. Диана так устала и замерзла, что вообще почти ничего не соображала. Ее хватало лишь на то, чтобы изредка подавать на контрольных точках бумаги, которые молча штамповал представитель ассоциации автоспорта. Грязный «Сузуки» ехал впереди, девушки держались позади. В какой-то момент Диану от беспрерывной тряски и швыряния из стороны в сторону стало тошнить.

– Держись, подруга, – сказала ей Люда, хвостик ее рассыпался по плечам. Рыжие волосы казались медными. – Лучше подумай, что ты купишь, если мы победим. Имей в виду, что мы можем рассчитывать только на половину суммы.

– Вечернее платье, – не раздумывая, ответила Диана. – Такое, чтобы скрывало мою полноту.

– Не глупи, – рассмеялась Чайникова, – ты пухлая, как булочка. Чего тебе скрывать-то? На самом деле, шансов за то, что мы победим, очень мало, – честно сказала она Грицак, – у второй команды две машины, при поломке одной из них вторая продолжит борьбу. А у нас только «Сузуки». Мы-то на целый круг отстаем.

– Мы вообще можем их обойти? – спросила Диана. – Хотя бы теоретически?

Зад красного «Паджеро» и бежевая «Нива» маячили метрах в ста перед «Сузуки», впритирку за которым ехал, громыхая, ржавый «УАЗ» девушек.

– Да, – кивнула Люда. – Теоретически обойти можем. На озере. Там много места. Наверняка Рома попытается сделать это. А мы будем отвлекать конкурентов.

– Ой, – вдруг пробормотала Диана, – меня тошнит уже невыносимо. У меня морская болезнь!

Со стороны сиденья штурмана раздались характерные звуки.

– Если бы только это, – ровным голосом отозвалась Чайникова, не выпускающая руль из побелевших от напряжения пальцев, – у нас странно гудит правый подшипник. Как бы он не полетел!

«Сузуки» тем временем подъехал к бежевой «Ниве» уже вплотную. Лес закончился. Впереди тускло засияла серебром поверхность озера, скованного льдом. Лед был покрыт слоем снега и представлял собой совершенно гладкую белоснежную поверхность.

– Там же где-то полыньи, – проговорила Диана, – ты точно помнишь, где?

– Да, – ответила Люда.

На самом деле она вовсе не была в этом уверена.

Четыре машины вылетели на лед. Теперь они ехали, практически упираясь друг другу в бамперы.

Заправщик скользнул по Чену равнодушным взглядом и заправил ему полный бак 92-го бензина.

– Ну и погода, – сказал он, принимая деньги, – видимости вообще никакой.

– Да, – кивнул Ли Минь, – типично российская зима.

– Ничего, – пожал плечами заправщик, почесав небритую щеку, – скоро начнется глобальное потепление, у нас все растает, а в Сибири зацветут яблони.

– Но зато затопит весь Лаос, – насупился Чен Ли Минь.

– Ну и фиг с ним, – легко согласился заправщик, закручивая пробку бензобака. – Кому он нужен, этот Лаос?

На асфальте, слегка припорошенном снегом, виднелась небольшая лужа бензина, вытекшего из заправочного шланга.

«Мне нужен. Это моя родина!» – хотел было сказать Чен, но сдержался.

Вместо этого он вытащил из кармана зажигалку.

«Щелкнуть, подождать, пока загорится огонек, бросить в лужу, – злобно думал Чен, – узнает тогда, что такое Лаос и кому он нужен».

Он сцепил пальцы и сдержался.

– Ничего, – бормотал Ли Минь, отъезжая с заправки, – вот сделаем мы бомбу, и тогда все запляшут под нашу дудку.

До фермы оставалось совсем немного. Дорога сворачивала в лес. И там было по колено снега. Чен остановился, вышел из машины и посмотрел на покрышки угнанной «копейки».

– «Морозко», – прочитал он по слогам. – И шины, судя по рисунку протектора, зимние. Вполне и по снегу могут проехать.

Он удовлетворенно кивнул, нащупал под задником ботинка тонкий длинный стилет, а потом сел в машину и поехал дальше.

– Можно не спешить, – сказал он по-лаосски, – я не могу себе представить ситуацию, чтобы русская разведчица выбралась из той западни, где я ее оставил. Стальные наручники, столб и почти полное отсутствие одежды. Да, она все еще там. И я ее убью!

Автомобиль повернул, и Ли Минь увидел стоящую на холме ферму. До нее было всего несколько сотен метров.

Полковник шел вверх по склону. Летящий прямо в лицо снег набивался в нос, рот и залеплял глаза. За его спиной пыхтел Чабрецов.

– Владимир Евгеньевич, вы знаете, почему генералы не бегают? – спросил Денис полковника.

– Нет, – отозвался Рязанцев, – если бы я был генералом, то, возможно, и знал бы.

– Потому что в мирное время это вызывает смех, а в военное – панику.

Несмотря на нервное напряжение, Владимир Евгеньевич улыбнулся, а потом повернул голову и посмотрел назад. Снег сразу же засыпал все следы. Ферма была уже совсем близко. Черные провалы окон зловеще зияли. Темнело.

– Этот анекдот мне рассказал тамада на нашей с Алевтиной свадьбе, – сказал Чабрецов.

– Вы женаты? – спросил Рязанцев.

– Да, на профессоре, – улыбнулся Чабрецов. – Мы познакомились в поезде.

– На профессоре? – переспросил Евгений Владимирович.

– Почему-то при слове «профессор» у людей в сознании сразу же возникает образ седого старичка, – сказал Денис Леонидович, – а не молодой и красивой женщины. Но в моем случае это именно так.

Ферма еще немного приблизилась. Мужчины тяжело дышали на ходу.

– Вон там! – вдруг приглушенно воскликнул Денис, показав рукой куда-то в сторону от здания.

Они побежали. Спустя мгновение полковник вскрикнул и провалился в снег по пояс.

Чабрецов остановился.

– Беги один! Проверь, что там! – воскликнул полковник. – Похоже, я застрял. Тут что-то типа заброшенного люка. Я сейчас попытаюсь выбраться.

Чабрецов секунду колебался, а потом вытащил пистолет и побежал в ту сторону, где ему послышался женский крик.

Доцент Кондрашкина ходила туда-сюда по квартире. Даже у себя дома она была одета вычурно и кричаще – на ней был шелковый оранжевый пеньюар, подпоясанный кушаком, и розовые атласные туфли с помпонами. Волосы, выкрашенные в цвет воронова крыла, лежали на плечах упругими завитками. Запах духов был такой силы, что перехватывало дыхание. Впрочем, саму Веронику Гавриловну запахи не особенно волновали. Сегодня она нервничала по гораздо более серьезному поводу.

– Я же точно слышала разговор, – говорила Кондрашкина сама себе, – и у меня нет никаких сомнений, что я правильно поняла ситуацию. Конечно, Чен не тот, за кого себя выдает. Ха! Женская интуиция у меня колоссальная.

Она прошла в кухню и налила себе зеленого чая с жасмином.

– Конечно, я принесу Ли Миню то, что ему нужно, – пробормотала Вероника Гавриловна, делая маленькие глоточки из фарфоровой чашки с изображением дракона. – Правда, он ничего не говорил о цене. Но надеюсь, что сумма меня не разочарует.

Тем не менее доцент Кондрашкина очень, очень беспокоилась.

Ева едва передвигала ноги, налившиеся свинцовой тяжестью.

– Все! Не могу! – прошептала она, останавливаясь перед густыми зарослями каких-то колючих кустов.

Гнучкина подтолкнула ее под спину. Из рта актрисы вырывались клубы пара, а глаза горели фанатичным огнем. Не удержавшись, Ершова едва не упала, но Гнучкина подхватила ее под мышки и потащила через кусты, колючки которых больно впивались Еве в руки и в ноги, а также царапали ее спину.

Режиссер, лопата которого тускло поблескивала, был уже совсем близко. При виде него у Евы проснулись новые силы. Она вскочила на ноги и принялась продираться через кусты вместе с Гнучкиной. Скорость их передвижения при этом несколько повысилась. Сзади опять звякнуло – Селедкин зацепил лопатой за ствол дерева.

Ева повернула голову. Бешеный режиссер был уже совсем близко. До Евы доносилось его хриплое дыхание.

– Нам от него не уйти! – прохрипела Ершова.

– Бежим! – закричала в ответ Гнучкина. – Я вижу дорогу, а по ней едет какая-то машина!

С радостными криками женщины ринулись вперед. У них проснулись новые силы, открылось второе дыхание. Не чувствуя ни холода, ни боли, они мчались в сторону, как они верили, спасения.

По дороге ехала старая грязная «копейка».

– Нам надо вырываться вперед, – прошептала Люда, отирая одной рукой пот, выступивший как от физического напряжения, так и от ужаса, – мы сейчас свернем направо. Есть шанс, что наш маневр отвлечет пилотов «Паджеро» и «Нивы», и тогда «Сузуки» сможет обойти их слева.

Грицак послушно закивала.

– Диана, – сказала Люда подруге, – готовься. Сейчас мы будем жертвовать собой.

Штурман «УАЗа» посмотрела на нее с ужасом.

– А может, не надо? – спросила она.

– Не надо. Но что делать? – философски отозвалась Чайникова.

Прищурившись, Люда оценила расстояние. Маневр, который она задумала, был очень рискованным, но она понимала, что других шансов может и не представиться. Вся поверхность озера была покрыта слоем снега, колеи видно не было, и совершенно непонятно, где именно проходила трасса. На это она и рассчитывала. Перекрестившись и глубоко вздохнув, Люда повернула руль в сторону полыньи.

Проводив глазами убегающего Чабрецова, застрявший в люке Рязанцев отчаянно пытался освободиться. Его нога была словно зажата в тиски. Полковник попытался расслабиться, но нога сидела крепко. Тогда Владимир Евгеньевич, не привыкший сдаваться на волю обстоятельств, принялся раскапывать снег вокруг себя. Он работал и работал, пока не показалось металлическое кольцо, в которое он провалился примерно по колено. Кольцо было старым, ржавым и перекошенным.

– Коммунальщики совсем не следят за порядком, – выругался Рязанцев, пытаясь пошевелить ногой.

Нога явно была цела. Полковник продолжил копать. Через несколько минут выяснилось, что ботинок Евгения Владимировича попал в узкую щель между двумя кирпичами. Присмотревшись, Рязанцев удивился: кирпичи были клейменными.

– Лет сто этому люку, не меньше, – удивился он.

Оставив попытки вырвать ногу из плена, полковник согнулся в три погибели и вытащил ногу из ботинка. Оказавшись на свободе, Рязанцев изо всех сил побежал в ту сторону, куда скрылся Чабрецов, глубоко проваливаясь в снег ногой в белом носке.

Чен проехал мимо полузасыпанной снегом синей «десятки» со служебными номерами, и сердце у него заколотилось.

– Кто это? – прошипел Ли Минь, пристально глядя на машину. – Неужели ФСБ?

Он еще мог повернуть назад. Оставался шанс, что Ева умерла от холода и уже ничего не расскажет. В то же время могло быть и так, что появление машины в окрестностях заброшенной фермы не имеет к пропавшей девушке никакого отношения.

На секунду Чен задумался, а потом осторожно двинул машину вперед. За всю свою карьеру он никогда не избегал опасности, стремясь встретиться с ней лицом к лицу. Некоторые коллеги восхищались им, некоторые считали, что он часто идет на неоправданный риск – свойство глупцов, а не героев.

– Ты должен беречь себя, – укорял его духовный наставник, читавший им проповеди о благе, которое несет терроризм планете, – конечно, ты попадешь в рай, в отличие от тупой толпы, которую мы развеем по ветру, но стоит ли спешить? Земля перенаселена, мы убьем лишних, а на их место поселим наших братьев и сестер и их потомков! Поэтому ты не должен рисковать понапрасну – у тебя еще слишком много задач впереди. Ты опытный воин, Чен, тебе доверяет наше руководство, поэтому береги себя, не дай овцам, обреченным на уничтожение, затоптать тебя.

Но Чен был слишком нетерпелив, слишком горяч. Ему нравилась идея сделать ядерную бомбу, взорвать ее в каком-либо большом городе – прежде всего на ум Ли Миню приходил Лондон – и потом наслаждаться людским ужасом и паникой, а также тем фактом, что планета очищается от – как он верил – «лишних» людей.

– Меня никто не остановит, – прорычал Чен по-английски, – если надо будет, я убью их всех, включая тех, кто приехал на ферму за Евой!

До здания было всего около ста метров, когда Ли Минь увидел, как по лесу бегут две женщины, в одной из которых он без труда узнал Ершову в наручниках. За ними бежал какой-то мужчина с острой лопатой наперевес.

– Офигеть, – в изумлении воскликнул Чен и выскочил из машины, прихватив тяжелую стальную монтировку, лежавшую в угнанном автомобиле. – Хай! – крикнул он Еве, бегущей к нему с радостным выражением на измученном лице.

Радость на лице девушки сменилась изумлением, потом – ужасом.

– Не-е-ет! – закричала Ершова, хватая женщину постарше за рукав, – это тоже убийца! На этот раз мой!

– Вот гады! – откликнулась женщина постарше и в сердцах выругалась.

Ли Минь засмеялся, потом взмахнул монтировкой и двинулся навстречу женщинам, объятым смертельным страхом.

«УАЗ» набирал скорость, подпрыгивая на неровностях льда, скрытых под слоем снега. Диана вжалась в кресло и зажмурилась. Краем глаза Люда видела, что красный «Паджеро» притормозил, сбитый с толку, но потом снова двинулся вперед. А вот бежевая «Нива» резко свернула направо, пустившись в погоню за девушками.

– Ага! Попался! – торжествующе воскликнула Люда. – Диана, держись!

Грицак зажмурила глаза и сморщилась от ужаса, изо всех сил упираясь ногами в пол. Впереди показалась небольшая впадина, снег над которой был чуть темнее, чем у окружающего льда, – полынья, в которую провалился серый «Монтеро», уже затянулась тонким свежим льдом, ее присыпало снегом. Диана открыла один глаз, увидела приближающуюся впадину на поверхности озера, ойкнула и снова зажмурилась. «УАЗ» храбро ехал прямо к полынье, скованной тонким молодым льдом. За ним мчалась бежевая «Нива».

– Люся, я не исландец! – простонала Диана, возведя глаза к небу.

Чайникова, чье лицо от нервного и физического напряжения обильно покрылось испариной, из-за чего рыжие волосы прилипли ко лбу, взглянула на подругу с изумлением.

– Известно, – пояснила Грицак, чьи полные щеки подпрыгивали в такт колдобинам, – что у четверти исландцев подкожный жир плотный и толстый, как у тюленей. Из-за этого они спокойно могут плавать в холодной воде. Генетическая мутация! А-а-а-а!

В этот момент передние колеса «УАЗа» с красными звездами выехали на тонкий лед. Снег разлетелся. Прозрачная корка, под которой плескалась темная вода и смутно угадывались контуры утонувшего ранее «Монтеро», прогнулась, хрустнула, но внедорожник на большой скорости преодолел опасное место и выехал на твердый безопасный лед.

– Ура! Ура!! – закричали девушки.

«Нива», ехавшая сзади, слегка притормозила – ее пилот увидел растекавшееся по снегу мокрое темное пятно. Это было ошибкой. Передние колеса машины успели выехать на место с толстым льдом, а вот задние – нет. «Нива» накренилась назад. Из приоткрытого окна раздался забористый мат. В этот момент лед проломился, и бежевый покоритель полей и ланов встал «на попа». Радиатор уставился в серое зимнее небо. Что-то булькнуло, и двигатель заглох. В тишине, нарушаемой только треском льда, плеском воды и непрерывными матюгами экипажа, автомобиль погружался в воду, как «Титаник», – сначала медленно, потом все быстрее и быстрее.

– Они же утонут! – закричала Диана. – Мы будем убийцами!

– Спокойно, – оборвала ее Чайникова, глядя на погружающуюся «Ниву». – Не нервничай.

В этот момент погружение автомобиля замедлилось, а потом и вовсе прекратилось.

– Они уткнулись в утонувший ранее «Монтеро», – пояснила Люда, излучая олимпийское спокойствие. – Дальше тонуть некуда.

У стоящего носом вверх бежевого внедорожника открылось окно. Оттуда показалась рука с сигаретой.