Темное прошлое прекрасного принца Хмельницкая Ольга
– И Ксению к тому же зовет, – сказала женщина с тортом.
Дюк стояла и смотрела на искаженное мукой лицо любимого, нос которого расплющился о стекло. Она молчала. Воспоминание о том, как Игорь сбежал от нее в туалет и закрылся там, еще было слишком свежим.
– Ксения! Я люблю тебя! – снова закричал Пуканцев и принялся молотить кулаками по троллейбусу.
Дюк по-прежнему молчала. Игорь принялся расталкивать половинки двери. Наконец, запыхавшись, он просунул внутрь голову.
– Дорогая моя, – прохрипел он, страдальчески глядя на Дюк.
Голова Пуканцева находилась в салоне, туловище торчало на улице.
– Ты подлый предатель! – закричала девушка, начиная плакать.
– А вот и нет, – не согласился Игорь, – у меня просто были проблемы.
– Но ты меня оставил! В беде!
– Да, это ужасный поступок, – согласилась голова Пуканцева, – но я тебе все объясню. Честно! До последних мельчайших физиологических подробностей. Раньше у меня не хватало мужества тебе все рассказать, а теперь оно нашлось. Мужество, я имею в виду.
В этот момент троллейбус двинулся вперед. Пуканцев мелко засеменил, а потом побежал.
– Ксения! Пожалуйста! Ну давай помиримся! – выла голова Игоря. Ноги при этом делали упражнение «приставной шаг».
– Девушка, лучше простите его, – сказала женщина с тортом, – а то ему голову сейчас оторвет.
– Да, – кивнул мужчина, – лучше бы его простить. А то как же матч со словаками?! Надо хотя бы из патриотизма его простить, что бы он там ни сделал.
– Идеал недостижим, – поддакнула старушка, – у всех свои милые особенности имеются.
– Прости и попроси торт в знак примирения, – подсказала женщина, – он тебе не откажет. Он ведь тебя любит!
Ксения, заливаясь слезами, рванулась вперед, отчаянным усилием раздвинула тугие створки двери, вытолкнула Пуканцева и вывалилась из троллейбуса сама. Один штиблет при этом остался в салоне. Вырвавшись из цепких объятий общественного транспорта, они упали прямо на проезжую часть и слились там в длинном сладком поцелуе. Водитель «Мерседеса-гелендвагена» притормозил перед распростертыми телами, поставил машину на ручной тормоз и закурил. Московские пробки давно сделали из него философа.
– Василиса, дорогая моя, собирай вещи. Мы уезжаем, – скомандовал Рем.
Сусанина беспомощно посмотрела направо, налево, а потом опять направо. Ее муж уставился на Фильчикова, и его глаза быстро наливались бычьей краснотой, не сулившей ничего хорошего. Лиза Гондураскина обозревала разворачивающуюся драму с жадным любопытством.
– Я что-то не понял, о чем ты толкуешь, – прорычал Петр Петрович.
– Василиса Николаевна теперь будет жить у меня, – сказал Фильчиков.
– Какая прелесть! – всплеснула руками Гондураскина. – У нашей Василисы, оказывается, тоже есть любовник! Вы, – повернулась она к Рему, – наверное, хотите жениться на Ваське?
– Да, – твердо кивнул продюсер после некоторой паузы.
– Ах ты, гад! – заорал Сусанин, кидаясь на Фильчикова. – То-то моя жена твою фотографию в портмоне носила!
И он, сильно размахнувшись, попытался заехать Рему по уху. Фильчиков перехватил его руку, но Сусанин был и сильнее, и опытнее в этом вопросе, поэтому через мгновение Рем рухнул как подкошенный.
– Петр, не смей его бить. Это не метод, интеллигентные люди так не поступают! – воскликнула Василиса Николаевна, бросаясь к Фильчикову и прикрывая начальника своим хрупким телом.
– Вот оно что?! – взревел Петр Петрович. – Ты его защищаешь?
И он хорошенько наподдал Василисе ногой.
– Ой! – воскликнула женщина. – Ты меня бьешь?! Ты что? С ума сошел?!
– Давай, Петруша, отдубась их по первое число! – подзуживала Гондураскина, приплясывая от восторга.
– Ты чего такая кровожадная? – насупился Петр Петрович, оборачиваясь к любовнице.
– Ну как же! – воскликнула Лиза, широко улыбаясь. – На востоке за такие дела, как супружеская измена, вообще камнями бьют.
– Ужас, – прошептала лежащая Василиса. – Ужас, какие невозможно ужасные сутки. Это самые худшие двадцать четыре часа в моей жизни. Бедная Полина… Может, – повернулась она к Лизе, – ты ее и убила?
Масляные глазки Гондураскиной нервно зашныряли по углам.
– Да, дамочка, – спросил Рем, поднимаясь на локте, – где вы были сегодня утром?
– Это полная ерунда, – принялась отпираться Гондураскина.
– А откуда ты узнала о смерти Полины? – спросила ее Василиса, все еще лежащая на полу рядом с тяжело дышащим Ремом. – Что-то слишком быстро ты примчалась за деньгами!
– Я ей сказал, – отозвался Петр Петрович. – Позвонил и сообщил. К тому же она никак не могла похитить сережку у Алены Ватрушкиной, поэтому Елизавета вне подозрений.
– Логично, – кивнула Василиса и встала. – Ну, мы пойдем, – сказала она совершенно будничным тоном и потянула продюсера за руку.
– Куда? – не понял Петр Петрович. – Ты все-таки уходишь к нему? Убью!!!
– Не надо никого убивать, – сказала Василиса Николаевна. – Ну как я могу жить с тобой после того, как узнала, что ты много лет изменяешь мне с моей бывшей подругой, да еще и имеешь от нее взрослого ребенка. Я вообще не понимаю, как ты в глаза мне смотришь, врун.
– Никто не идеален, у всех свои недостатки, – примирительно пробурчал Сусанин.
– Но не такие! Такие недостатки – мало у кого, – не согласилась с мужем Василиса Николаевна. – До свидания.
– Не горюй, Петруша, я тебя сейчас утешу, – сказала Гондураскина и принялась снимать пальто, под которым был надет невероятно сексуальный кружевной топ.
Петр Петрович метнул на нее дикий взгляд.
– Спасибо, я сейчас не хочу секса, – честно признался он, – когда я нервничаю, мне не до амуров. Васька, вернись!!! – страдальчески скривился он.
Василиса Николаевна, обутая в домашние тапочки, и Рем в черном плаще, похожий на Бетмена, обнявшись, спускались по лестнице.
– Вася, стой! – закричал Сусанин еще раз.
– Да ну их, – сказала у него над ухом Гондураскина, – пусть идут. Послезавтра Василиса с ним поссорится и вернется домой. По-моему, она относится к тому сорту людей, которые, как кошки, не могут без своего дома и в чужих апартаментах плохо спят и вообще хиреют и загибаются, пусть там десять раз дворец.
– Ты думаешь? – приободрился Петр Петрович.
– Уверена, – подтвердила Лиза.
Но она, конечно, ошибалась.
…Майя тихонько проскользнула в темную квартиру, надеясь, что Романа нет дома: девушка вся пропиталась запахом чужих сигарет, пота и мужской туалетной воды. И, самое главное, от Майи отчетливо пахло недавним сексом.
Это был очень специфический и очень четкий запах, который ни с чем не спутаешь, и девушка хотела как можно скорее смыть его с себя. Ей казалось, что все его чувствуют, все видят, что она только что выползла из мужских объятий, и боялась застать Романа дома. Что, если и он почувствует? Майя торопливо скинула туфли и повесила на крючок куртку.
– Роман, ты дома? – громко спросила она.
Тишина.
– Ку-ку! – еще раз позвала она.
Никто не отозвался.
Решив, что дома никого нет, Майя Ватрушкина включила в коридоре свет, вдела ноги в тапки и вприпрыжку побежала в ванную комнату. Щелкнул выключатель. Девушка распахнула дверь. Она по инерции продолжала двигаться, стремясь войти в узкое помещение, но уже почувствовала: что-то не так. Что-то очень и очень сильно было не так, как полагается. К круглому плафону была привязана бельевая веревка, а на веревке висел Роман Тряпкин.
– Вы скажете мне, что произошло? – спросила Алена.
Сидящий напротив Чабрецов вытащил из пачки подушечку грейпфрутового «Орбита».
– Хотите? – спросил он девушку, не отвечая на ее вопрос.
– Предпочитаю настоящие грейпфруты.
– И правильно.
– Так что произошло? – снова спросила Алена.
В кабинете Чабрецова пахло кофе, и девушка жалела, что майор предлагает ей всего лишь жвачку, а кофе – не предлагает, хотя ей очень хотелось согреть руки и хлебнуть горячего сладкого напитка, от которого кровь стучит по жилам, а сознание проясняется. Ей очень, очень не нравилось, что Денис снова решил с ней, Аленой, поговорить, хотя она уже рассказала все, что знала.
– Еще одно убийство, – вздохнул Чабрецов, – или, на худой конец, самоубийство.
– Кто? – подалась вперед Ватрушкина. Ее губы посинели, а руки, которые до этого спокойно лежали на коленях, начала бить крупная дрожь. – Только не родители Полины! Неужели кто-то из них не пережил смерти дочери?!
– Нет, к счастью, – покачал головой Чабрецов, – родители Полины живы. А вот бывший муж – нет.
Алена откинулась на стуле. Ее руки перестали дрожать. Круглое лицо порозовело.
– Мне только что звонили из милиции, – сказала Василиса Рему, который заботливо укутывал ее одеялом, – Роман Тряпкин повесился.
– Это твой бывший зять?
– Да.
– Сочувствую, – пробормотал Фильчиков, – его, наверное, совесть замучила?
– Вряд ли, – отрезала Василиса Николаевна, – нечему там было мучиться. И вообще, я сильно сомневаюсь, чтобы он сам повесился. Скорее всего, его повесили.
– Кто?
– Петр. Больше некому. Роман ведь виноват в смерти Полины. В любом случае виноват. Даже если он и не является убийцей, именно он своим предательством и уходом из семьи с бывшей лучшей подругой жены запустил тот маховик, который привел к смерти моей дочери, а потом и к его собственной кончине.
Василиса спрятала голову с мелкими кудряшками под подушку и заплакала.
– Не плачь, – попросил ее Рем, – все это ужасно, но уже ничего не изменишь. Остается только принять случившееся как данность. Время лечит.
Василиса зарыдала сильнее. Рем пристроился рядом с подругой на кровать и обнял ее за худую дрожащую спину.
– Роман умер? – переспросила Алена.
– Да, – кивнул Чабрецов, – скорее всего, самоубийство. Труп нашла Майя.
– Как она себя чувствует? Моя сестра и так слишком много пережила в последнее время.
– Держится, – ответил Чабрецов. – Но я бы все-таки хотел вернуться к самоубийству Романа. Кое-что меня смущает.
– Что же? По-моему, то, что он покончил с собой, вполне объяснимо – поэты, они натуры чувствительные и впечатлительные. Смерть Полины могла произвести на него неизгладимое впечатление.
Денис Леонидович пристально смотрел на девушку.
– Меня смущает, что перед смертью Роман пил антидепрессанты.
– Ну, может, он хотел успокоиться? Представим такую ситуацию – Тряпкин чувствует, что его нервы на взводе и он на грани срыва. Роман один в квартире. Друзей у него нет, в основном он общался с Майей, но ее тоже нет – Майя на работе. Кстати, во сколько она пришла?
– Около шести. Причем она взяла на работе отгул. Так что нам еще предстоит выяснить, где она была все это время.
– Зачем это выяснять? Разве вы ее в чем-то подозреваете? Как Майя могла повесить Романа? Она же хрупкая девушка. Кстати, на трупе Романа есть следы насилия?
Чабрецов поерзал на стуле, устраиваясь поудобнее.
– Нет, – ответил он наконец. – Никаких следов насилия.
– Тогда вы правы, и это – самоубийство. Можно еще проконсультироваться с психиатрами на тему того, как антидепрессанты влияют на суицидальные наклонности. Я где-то читала, что некоторые пациенты, принимающие препараты такого рода, испытывали интенсивные, яркие мысли о самоубийстве, а также были склонны к импульсивным поступкам. Скорее всего, у Романа, натуры артистической и творческой, сдали нервы, и он решил успокоить себя антидепрессантами… Но не рассчитал дозу.
– Кстати, где он их взял?
– Антидепрессанты? Ну, в аптеке, наверное… Где же еще? Может, они у Майи с Романом дома были. Надо спросить мою сестру.
– Майя Ватрушкина находится в ужасном шоке, она пока не может отвечать на вопросы.
Алена опустила голову и закрыла лицо руками.
– Мне очень жаль ее, – сказала девушка.
– Вы близки с сестрой? – спросил Чабрецов.
– Очень, – кивнула Алена, – я же старшая сестра, родители все время внушали мне, что я несу за нее ответственность. Но это часто бывает со старшими братьями и сестрами, тут нет ничего удивительного.
Ватрушкина встала.
– Я очень хочу повидать Майю, – сказала она. – Скажите мне, пожалуйста, где она.
– Дома, насколько я знаю, – ответил Денис Леонидович. – Спасибо за беседу.
– До свидания, – попрощалась Алена и опрометью выскочила из кабинета.
Ей очень нужно было срочно увидеть сестру.
Майя сидела за столом на кухне и смотрела в стену. Алена стояла напротив сестры и большими глотками хлебала воду из чашки. Напившись, она села напротив сестры.
– Майя, ты меня слышишь? – спросила она.
– Да, – отозвалась девушка. У нее были синие мешки под глазами и красные опухшие веки.
– Как ты себя чувствуешь?
Майя встала и расправила плечи.
– Честно сказать? – спросила она. – Я чувствую себя, как воздушный шар, с которого скинули балласт. Понимаешь? Ты только никому не говори, пусть все видят во мне безутешную вдову.
– Я все-таки не понимаю, – покачала головой Алена, – ты же говорила, что любишь его. Ты разбила семью – какую-никакую, а ячейку общества. Ты работала, кормила его, одевалась кое-как, еле-еле сводила концы с концами, я подбрасывала тебе денег… Ладно бы, ты из-за любви это делала, хотя это очень условное оправдание – принято считать, что любовь подвигает человека на хорошие поступки, а не наоборот. А теперь оказывается, что ты Романа не любила? Зачем тогда было огород городить и ломать чужие жизни?
– Не знаю, – развела руками Майя, – я сама не понимаю, как это все вышло, но сейчас я не чувствую ничего, кроме облегчения.
– Это твой новый поклонник подарил? – спросила Алена, глядя на новенький браслет на руке сестры.
– Да.
– Не спеши. Присмотрись. Людей без недостатков нет. И только когда ты постигнешь минусы конкретного человека, ты сможешь утверждать, что знаешь его. Витрина часто бывает блестящей, но это не гарантирует от гнилого содержания. И наоборот.
– Это понятно, что людей без недостатков не бывает, – кивнула Майя. – Но у него, моего нового товарища, есть один большой плюс – он мужчина.
– А Роман кто был?
– Не знаю. Но мужественности в нем явно не хватало. А тут – через край!
– Мачо?
– Стопроцентный.
– Бицепсы, бумер и короткая стрижка?
– Точно. Весь набор.
– А ты ему на что? Такие мужчины предпочитают длинноногих блондинок модельной внешности.
– Да, – согласилась Майя, – особенно когда они юные и глупые. Но чем старше становятся такие ребята, тем больше им нужна рядом спокойная, интеллигентная женщина, опытная, умная, хозяйственная, и вообще – тыл.
– Это расчет, а не любовь.
– А вот и нет! – с жаром воскликнула Майя. – А вот и нет! Это огромное и правильное искусство – любить того, кого нужно. Понимаешь? То есть соединить сердце и голову. Только так и надо. Это и было моей главной ошибкой – я считала, что надо любить вопреки всему, что настоящая любовь обязательно сопровождается трагедией, слезами и иногда трупами несогласных. Ничего подобного! Все эти смерти, сопли и слезы говорят о том, что все не так, как нужно. Настоящая, правильная любовь – она не такая! Она – правильная!
– Что-то ты в истории с Романом голову особенно не включала и слов таких правильных не говорила, – вздохнула Алена.
– Глупая была, – сказала сестра, – не понимала, что надо выбирать правильного мужчину. И тогда его можно любить сколько угодно. И проблем меньше, и общество одобряет, и вообще – на душе легче.
– Совесть замучила перед Полиной? – сочувственно спросила Алена.
– Да, – призналась Майя, – и перед ней, и перед ее родителями… Я же к ним в гости с первого класса ходила, и они меня поили чаем и бутербродами с колбасой кормили. А я им – нож в спину.
– Ужас, – покачала головой Алена, – как же так?
– Вот-вот, – согласилась Майя, – я тоже не понимаю, как. Все как бы само сложилось – и неправильно.
– Когда само, оно всегда неправильно, чтобы было правильно, нужно думать и прилагать усилия. Кстати, – спохватилась Алена, – у вас дома есть антидепрессанты? Роман их пил перед тем, как повеситься, и много…
Майя подняла на сестру удивленный взгляд красных опухших глаз и ничего не ответила.
Лиза Гондураскина сидела напротив взрослого сына и смотрела на него фальшиво-умильным взором.
– Деточка моя, – сказала она, – папочка хочет тебя видеть. Он хочет поговорить с тобой по-мужски.
Олег расхохотался. Лиза насупилась. Она стояла на пороге его квартиры, держала в руках зонтик и с любопытством заглядывала в коридор. У сына она не была очень давно и теперь хотела выяснить, есть ли в квартире следы женского присутствия или он, как всегда, полностью концентрируется на работе.
– Хочет поговорить по-мужски? Интересно, о чем?
– Ну ты же не видел его уже несколько лет! – с укором сказала Лиза Гондураскина и промокнула глаза совершенно сухим платочком, извлеченным из кармана.
– Не видел – и очень рад этому обстоятельству, – пожал плечами врач «Шпалоукладчика».
– Как тебе не стыдно! – заверещала Гондураскина. – Петр Петрович – твой биологический отец, а ты и знать его не желаешь! И со мной почти не общаешься!
И она снова с любопытством заглянула в квартиру.
– Кстати, мама, – сменил тему Олег, – ты еще не поменяла свое решение по поводу отказа встретиться с хорошим психологом? Уверяю тебя, это бы не помешало.
– Что ты своей матери указываешь! – взвилась Лиза. – Сопляк!
– Мать, – веско сказал Олег, – она прежде всего – человек, который находится на твоей стороне, что бы ни случилось, во всех обстоятельствах.
– Ты умничать вздумал? – подбоченилась Гондураскина.
– Извини, – устало закатил глаза Олег, – ты пришла попросить меня встретиться с Сусаниным?
– Да.
– Я не буду с ним встречаться ни за какие коврижки. И не проси.
– Речь идет о деньгах… Сущий пустячок.
– Мама, говори, пожалуйста, яснее, – попросил молодой человек.
Лиза наклонилась к его уху.
– Ты можешь получить неплохое наследство! – прошептала она.
– Неужели у Сусанина скончался богатый дедушка в Аргентине? – засмеялся врач.
– Нет! Убили Полину Сусанину, в замужестве Тряпкину! – выпалила Лиза. – И ты, как брат, можешь получить часть ее имущества.
Лицо Олега позеленело. Глаза стали стеклянными и вылезли из орбит.
– Я знаю, что ее убили, – сказал он жестко. – Меня уже вызывали на допрос.
– Тебя? – не поверила своим ушам Лиза. – Разве кто-то знает о вашем родстве с Полиной?
– Уже да, знает майор Чабрецов, ведущий это дело, – кивнул Олег. – Так получилось, что той ночью происходили некоторые события, которые могут иметь отношение к ее убийству. Извини, подробности я тебе сообщить не могу.
– Да ведь это ее муж, Роман Тряпкин, прикончил! А потом он сам повесился! Мне только что Петр сказал, – поведала Гондураскина. – Так часть ее денег, а также квартира, дача и машины должны были отойти ее родителям, то есть Сусанину и Сусаниной, и еще Роману. А когда Роман в ящик-то сыграл, то нам еще больше перепадет, родные братья и сестры – тоже наследники!
– Роман повесился? – переспросил Олег. – Ну, это вообще ни в какие рамки не лезет.
– Так ты поможешь мне? – сказала Гондураскина. – Мы можем оттяпать часть денег Полины. Ты же ее родной брат!
– Мама, о чем ты говоришь? – тихо спросил Олег, прижимая руки к вискам. – У людей страшное горе. Какие деньги? Ты что? Ты же любишь Петра Сусанина! Как ты можешь хотеть получить с него денег? Или я вообще ничего не понимаю?
– Деньги не пахнут, – пожала плечами Лиза Гондураскина. – Так ты согласен заявить, что являешься наследником? Если не хочешь брать деньги, ты свою долю можешь не брать, отдай мне, своей престарелой матери.
– Пока, мама, – прошептал врач и с силой захлопнул дверь перед носом Лизы Гондураскиной.
Майор Чабрецов что-то писал, склонившись над листом бумаги. Напротив него, на неудобных стульях, сидели Петр Петрович Сусанин, Василиса Николаевна, Рем, Майя и Алена Ватрушкины, Олег и его мать Лиза Гондураскина. Майя нервно чесала ногу, Василиса прижималась к широкому плечу Рема, а Петр Петрович Сусанин глядел на своего бывшего начальника откровенно недоброжелательно. Алена же внимательно смотрела на мать Олега.
– Добрый день, – вежливо поздоровался с собравшимися Денис Леонидович. – Спасибо, что нашли время прийти.
Ответом ему было гробовое молчание.
– Я хотел бы официально сообщить вам, что виновным по факту убийства Полины Петровны Тряпкиной, в девичестве Сусаниной, признан ее муж Роман Тряпкин, покончивший жизнь самоубийством. Накануне вечером известных событий Роман и Майя были в гостях у Алены Ватрушкиной, и убийца забрал из кармана сестры своей новой подруги сережку. Рано утром он поехал в квартиру жены, но Полину там не застал, она была у родителей. Тогда Роман стал ждать бывшую супругу и, когда она приехала, убил ее в ванной комнате – ножом. Кстати, орудие убийства так и не нашли, но это не является важным фактом в данном случае. Мотив преступления налицо – Роман и Полина еще не были окончательно разведены, и фактически безработный супруг получил бы ровно половину имущества жены. Убив Полину, Роман, видимо, впал в депрессию и, чтобы успокоиться, выпил антидепрессанты, которые повышают риск суицида, особенно в начале приема. Более того, Роман наверняка не соблюдал дозировку, надеясь, что антидепрессанты просто улучшат его настроение и самочувствие. Но, как известно, это происходит только через несколько недель после начала приема подобного рода лекарств. Роман всего этого не знал и, находясь в подавленном настроении и будучи дома один, повесился в ванной комнате. То есть мы все так думаем, что Роман повесился… Но…
Все подались вперед, чтобы лучше слышать, но Чабрецов не спешил продолжить объяснение.
– Понятно, что всех устраивает такой вариант, не так ли? – спросил Чабрецов, вместо того чтобы пояснить, что он имел в виду своим «но».
– Меня не устраивает, – громко сказал Петр Сусанин. – Меня не устраивает, что эта вот поганка, которая увела мужа из-под носа нашей дочери, вышла сухой из воды. Она заварила всю эту кашу, понятно? Из-за нее погибли два человека. А она сидит, улыбается! У нее все хорошо. Завтра она найдет себе другого мужчину, если уже не нашла, и плевать она хотела на нашу трагедию.
Майя закрыла глаза.
– Формально она ни при чем, – твердо сказал Чабрецов. – В действиях Майи Ватрушкиной нет состава преступления.
– А совесть? – вдруг спросила Василиса. – Совесть у нее есть? Вот у Романа была совесть, он не смог выдержать мысли о том, что убил жену.
– Если именно он ее и убил, – тихонько сказал Рем.
– Что вы сказали? – переспросил Чабрецов.
– Ничего-ничего, – махнул рукой продюсер. – Так, мысли вслух, чистая интуиция.
– Кстати, – продолжил Денис Леонидович, – должен сказать, что Роман – не единственный человек, попадающий под подозрение. Среди вас есть брат погибшей Полины, который также мог взять сережку и теоретически вполне мог убить сестру.
Олег поднял голову. Алена крепко сжала его руку.
– Господин Сусанин-младший пришел ко мне неделю назад и рассказал, что является сыном Петра Петровича и его любовницы Елизаветы Гондураскиной, что прямо написано в его свидетельстве о рождении. Но Олег постоянно с кем-то находился в ту ночь, сначала с Аленой Ватрушкиной, потом с Игорем Пуканцевым, а потом – опять с Аленой. И хотя он мог взять сережку, в вопросе убийства у него полное алиби. Таким образом, я с полной уверенностью вычеркнул Олега из списка подозреваемых.
Алена продолжала внимательно рассматривать густо покрасневшую Елизавету.
– Я вспомнила! – вдруг звонко воскликнула девушка. – Вы приходили за валерьянкой в тот день! Я по прическе вас узнала!
Все посмотрели на Ватрушкину.
– Да! Эта женщина приходила ко мне, сказала, что она моя соседка, и попросила лекарство для своей якобы захворавшей сестры. Я побежала на кухню, где у меня аптечка, а она несколько минут была одна в прихожей. Я только сейчас об этом вспомнила, когда увидела ее короткую стрижку!
Все молчали. Лиза с ненавистью глядела на Алену.
– Ну, тогда все сходится, – сказал Денис Леонидович, – вы же, госпожа Гондураскина, зарились на деньги Полины, правильно? И так как Петр Петрович Сусанин исправно снабжал вас информацией об обстановке в семье Полины, то, услышав о разрыве, вы тут же решили действовать. И действовали вы так грамотно и хитро, что доказать вашу причастность к убийствам, не собрав тут, в моем кабинете, всех участников драмы, было бы невозможно. Ваш сын с вами почти не общается, и не факт, что он когда-нибудь представил бы вам свою девушку. А ведь она единственная, кто знал, что вы в тот день приходили к ней домой и на некоторое время остались в одиночестве в прихожей!
Лиза заскрежетала зубами. Олег закрыл лицо руками.
– Честно говоря, – продолжал Чабрецов, – после того как Петр Петрович Сусанин сказал мне, что у него есть внебрачные дети, я начал подозревать нечто подобное. Мы всем отделом проверяли Олега на причастность к убийству, но у него, во-первых, было алиби, во-вторых, он мужчина финансово устойчивый, известный специалист, и в деньгах не нуждается, во всяком случае, то, что осталось в наследство от Полины Тряпкиной, не представляет для него особой ценности. Особенно тщательно мы проверяли наличие долгов или скрытых пагубных пристрастий, но не обнаружили ни того, ни другого.
И Денис Леонидович отвесил Олегу вежливый поклон.
– Некоторое время я подозревал Алену Ватрушкину, но, если честно, факт случайной потери сережки казался таким маловероятным, а мотив, проистекающий из конфликта ее младшей сестры и бывшей жены Романа Полины Тряпкиной, был таким незначительным, что Алену я вычеркнул из списка подозреваемых. Я также исключил из списка подозреваемых Майю Ватрушкину, хотя технически она могла совершить оба убийства. Но она не убийца по своему характеру, девушка слишком инфантильна и привыкла плыть по течению. Она, на мой взгляд, не способна на решительные поступки. Кроме того, я не могу поверить в то, что Майя могла сознательно бросить на месте преступления серьгу сестры, хотя тот факт, что она призналась, что найденная мною на месте преступления вещь принадлежит Алене, вызвал у меня определенные подозрения. Впрочем, потом мне стало ясно, что Майя просто не решилась лгать в этом вопросе, справедливо сочтя, что ее ложь может быть истолкована против нее и против сестры в случае, если сережку опознает кто-то другой. В результате Майя Ватрушкина, так же как и Алена, была вычеркнута мною из списка возможных убийц.
Денис Леонидович перевел дух. Все молчали.
– На какой-то момент я поверил в то, что Роман Тряпкин действительно покончил жизнь самоубийством, но меня смутили два момента, первый из которых заключается в том, что утром, после отъезда его подруги Майи на работу, Роман Тряпкин ездил в издательство, заказавшее ему роман в стихах на историческую тему, и получил там аванс. Сотрудники издательства в один голос утверждают, что ни малейшего признака депрессии у посетителя не заметили, – напротив, он был бодр и обещал сдать первую главу через неделю. Трудно представить, чтобы он сразу же побежал после этого вешаться. А вот потерять бдительность и пустить в состоянии эйфории в квартиру чужого человека, да еще и предложить ему чаю – вполне мог. Правильно я говорю, Елизавета Валентиновна?
Гондураскина смотрела на него яростным взглядом.
– Таким образом, вы сделали половину работы – убили Полину, оставившую наследство, и Романа Тряпкина, ее супруга, который получил бы половину из имущества и денег жены. Вторая половина плана, как я догадываюсь, заключалась в убийстве Василисы Николаевны и Петра Петровича Сусанина. Тем более что вам, скорее всего, удалось бы представить смерть Василисы как убийство из-за ревности, а смерть Петра Петровича, скорее всего, последовала бы от передозировки какого-нибудь снотворного средства. К слову, ключ от квартиры Полины вы получили именно от него, – видимо, забрали на некоторое время, сделали дубликат и вернули. Он, конечно, ничего не заподозрил.
– Я не понимаю, – тихонько спросила Майя, – почему она все-таки вытащила сережку?
– Сейчас объясню, – кивнул Чабрецов. – Елизавета не была уверена, что вам так вот сразу удастся убить Романа, а по делу об убийстве Полины у него вполне могло быть алиби, поэтому понадобилась перестраховка. Сережка же была дополнительной уликой против него – и я почти поверил в то, что он виновен, но у меня есть хорошая привычка не доверять тому, что кажется слишком простым.
Чабрецов сделал паузу.
– Кстати, – спросил он Гондураскину, – откуда вы знали, что Роман и Майя придут к Алене в тот вечер?